Текст книги "Инок"

Глава 5

 
Далёкая звезда, прекрасна и печальна,
Обманом и мечтой, любовь не сохранить.
Её холодный свет и мёртвое молчанье –
Лишь память о былом, а жизнь не изменить.
 
 
Безумно и грешно, трагично и не ново.
Не стоит лишь судьбу в коварстве упрекать.
Невиданная боль, несказанное слово
И страшно, и смешно, а душу не узнать.
 
 
Не стоит землю грызть, и воздух сотрясая,
Одним лишь криком вновь, надежду не вернуть.
Не стоит умолять, себя превозмогая,
Что было, то прошло, и вновь лишь дальний путь.
 
 
В невидимый кулак, собрав остаток воли,
Невиданный порог стремись перешагнуть,
Надменная мечта, ты чья-то злая доля?
Издёвка ль ты судьбы? Иль богом данный путь?
 

Утром дождь кончился. Таня шла не торопясь, слегка подталкивая впереди себя коляску с маленьким Славиком. Женщина и предположить себе не могла, что именно сегодняшний ее визит в поликлинику приведёт к той необратимой цепи событий, которые впоследствии сильно изменят всю будущую жизнь. Поднявшись по бетонным лесенкам на высокое крыльцо, вошла внутрь, оставив коляску на улице, после чего разделась и сразу постучала в старую деревянную дверь. Именно здесь принимал их участковый терапевт. С другой стороны послышался приятный мужской голос:

– Да-да, войдите.

«Странно, врач какой-то новый».

За столом сидел молодой симпатичный мужчина. Растянув улыбку до самых ушей, он сразу же заговорил с ней:

– Проходите-проходите, мамаша, что беспокоит? Одним глазом Алексей мельком взглянул на фотографию, лежащую перед ним на столе.

«Точно, так и есть, она самая». Сердце бешено колотилось в груди. Деньги на кону стояли немалые.

– У нас, доктор, всё в порядке, по-моему. Мы каждый месяц на медосмотр приходим.

– Вот и отлично. Ай да богатырь. Покажись-ка дяде. Дядя врач хороший, он даст тебе конфетку.

Ребёнок, наверно, совсем не хотел конфет и поэтому начал отчаянно мотать головой, в знак своего полного несогласия.

– Ух ты, смотри-ка, герой какой, с характером. Ну ладно, ладно, сдаюсь. Алексей весело рассмеялся и продолжил:

– Что же, с ребёнком всё нормально, но я должен буду ещё раз осмотреть его через несколько дней.

– Хорошо, мы придём.

– Да ну, что Вы. В этом совершенно нет необходимости. В среду я пойду с обходом и зайду. Вы во сколько дома будете?

– В любое время приходите.

– Вот и хорошо, значит, договорились. Пока герой, до среды.

Таня вышла в коридор.

– Что-то этот новый врач как-то неестественно вежлив со мной. Симпатичный такой молодой человек. Приветлив и доброжелателен. Но почему он решил сам прийти на дом? И не лень ведь. Наверное, всегда так заботится о своих пациентах и детей любит. Вот уж воистину правда, что не все люди одинаковы в своей чёрствости и равнодушии.

И вот тут Татьяна точно не ошиблась. Люди, конечно же, не все одинаково злы и бездушны. Не учла она совсем другое. Под блестящей чешуёй змеи почти всегда скрывается смертельный яд, а уродливая раковина порою таит в себе прелестную жемчужину. Прекрасный камень в драгоценном ожерелье не сразу приобретает свой праздничный облик. Этому предшествует кропотливый труд заботливых человеческих рук. Но женщина, в эти минуты даже не пыталась задумываться над подобными мелочами.

«Не стоит быть занудой и ломать голову над тем, от чего она, впоследствии, может сильно разболеться. Возможно, что это счастье, так зачем же отбиваться от него руками и ногами?» Хотя особым женским чутьём, Таня всё-таки понимала, что делает что-то не так. Но что именно и как правильно следует поступить в той или иной ситуации, не знала, и это, наверно, была не её вина. Не каждый может разглядеть истинные ценности среди бескрайнего моря развлечений и удовольствий современного мира. А потому порою не избежать ошибок, за которые впоследствии приходится платить слишком высокую цену.

Но главное даже не это. Главное – совершив проступок, суметь вовремя сделать правильные выводы и извлечь очередной урок, а иначе в следующий раз придётся заплатить ещё больше. Такова, к сожалению, горькая и безжалостная правда жизни, и ничего здесь нельзя изменить.

Маленький человек что-то беззаботно бормотал, лёжа в своей коляске. Женщина шла не торопясь. Она с удовольствием наслаждалась последними тёплыми днями, которые дарила людям природа в этом году. Ребёнок тоже пытался выбраться наружу. Мать поставила его на ноги, и мальчик весело затопал вперёд по липовой аллее, по-прежнему что-то весело лопоча на своём понятном только ему языке.

«Любимый муж, а может быть, и вовсе не любимый, которого я тем не менее, жду и который всё никак не возвращался. Приятный молодой человек этот новый участковый врач, который так любезен и приветлив со мной. Но что делать сейчас? Откуда ждать следующего удара или, может, помощи? Как уберечь ребёнка от всей этой лжи, грязи, а может быть, и крови? Совета спросить не у кого. Что же, будь что будет. А там посмотрим».

С подобными мыслями подошла к своему подъезду. Мальчик домой заходить категорически не хотел. Пришлось долго его уговаривать, прежде чем крохотные ножки затопали вверх по бетонным ступеням.

Утром в среду разбудил неторопливый, но настойчивый стук в дверь. Накинув халат, вышла в прихожую.

«Кто бы это мог быть?» Посмотрев в глазок, улыбнулась. В дверях стоял Алексей.

– А, доктор, проходите, раздевайтесь. А мальчик спит.

– Пусть спит. Устал, наверно, мужик, отдыхает. Я подожду.

– Раздевайтесь, сейчас чаю попьём.

– С удовольствием выпью чашечку.

Женщине было приятно общаться с этим человеком. Он ей уже, пожалуй, больше чем просто нравился.

– А Вы что, здесь вот так одна и живёте, что ли? Хозяйка покраснела.

– Да что Вы, что Вы? Если не хотите, то не отвечайте.

– Секрета нет никакого. Муж ушёл в экспедицию год назад да так до сих пор и не вернулся.

– Вот подонок. Я бы от такой красавицы сроду никуда не ушел.

– Нет, нет. Я сама же во всём и виновата. Хотя, впрочем, это слишком долгая история, и Вам она вряд ли станет интересна.

– Помилуйте, напротив, мне всё больше хочется узнать, что же именно произошло. И если я смогу хоть чем-нибудь помочь, то сделаю всё, что в моих силах.

Татьяна и сама толком не могла понять, что с ней происходит. Неожиданный и ничем не объяснимый прилив откровенности способствовал тому, что хозяйка выложила этому почти не знакомому ей человеку добрую половину жизни, совершенно не отдавая себе отчёта в том, зачем это делает. Всё вышло как-то само собой. Наверно, решающую роль здесь сыграли природное обаяние и внешность Алексея. Ей показалось, что такой человек не может обмануть или унизить, не может вообще причинить зло.

Хотя где-то далеко в глубине души женщина прекрасно понимала, что внешность зачастую не отражает человеческой сущности. Она, видимо, попросту не хотела, не могла поверить в то, что сидящий перед ней был из тех людей, которым нельзя доверять, и именно поэтому так слепо и не задумываясь, поведала ему сейчас самое сокровенное. То, что так старательно и долго скрывала от посторонних глаз. Таню даже не насторожила та ехидная ухмылка в уголках красивых губ незнакомца, что сидел напротив и потягивал аккуратными глотками ароматный чай.

А Алексей, в свою очередь, уже окончательно вошёл в роль. То, как легко его слова были приняты на веру, приободрило и добавило уверенности в своих силах.

– Да, история невесёлая. Но безвыходных ситуаций, как известно, не бывает. Не казните себя так. Супруг Ваш, Бог даст, вернётся. А на этого Вадима, я думаю, совместными усилиями мы сможем найти управу. Вот ведь гад-то какой. И как только таких земля держит.

Про себя же он подумал: «Ишь ты, дурочка лопоухая, уши-то как развесила. Подожди ещё немного. Скоро я до тебя доберусь». И добавил вслух:

– Танечка, Вы извините, конечно, что я Вас так называю.

– Да ничего, ничего. Чего уж там, я же не ханжа какая-нибудь.

– Танечка, милая моя, я всё сделаю, чтобы Вам помочь, поверьте мне.

Новенький джип, переливаясь в солнечных лучах синевато-стальным отливом, ровно мчался по ухабистой просёлочной дороге, казалось, совсем не замечая многочисленные ямы и рытвины. За окном мелькали перелески, болота. Их сменяли сплошные и почти непроходимые заросли молодого осинника и острые гребни скал.

– Слышь, шеф. Чё-то мне кажется, далековато мы уже заехали. Километров сто пятьдесят по лесу отмахали, никак не меньше, и ни одной деревни. Странно даже, что здесь ещё есть какая-то дорога. А едем-то мы хоть правильно?

– Ты чего, Лысый?! Я сколько раз повторять буду?! А то, может, в рыло тебе заехать, понятнее станет? На вот карту и сам посмотри, если мне не веришь!

– Да ладно ты, Валерьич, не пыли. Дай газетку лучше почитать. Она у тебя с собой?

– На, смотри.

– Так. Вот она, заметочка. Уничтожена банда. Военные вступают в схватку с преступниками. Вот сволочи. И как они могли фотографировать такое? С землёй ведь перемешали ребят, суки поганые. Ну, мы вам ещё устроим.

– Ты помолчи-ка лучше, Лысый.

– Валерич, я чё, чё – то опять не так сказал, что ли?

– А ты веди себя по-тихому да за ствол не хватайся. Чай, не в детский дом едем.

– Шеф, а на хрена мы вообще туда едем?

– Дурак ты. Во-первых, узнать нужно, не остался ли кто-нибудь в живых. Во-вторых, документики бы не мешало изъять. Не дай Бог, догадаются, что это наши люди. Неприятностей тогда не оберёшься.

– Ладно, ладно шеф. Всё понял, молчу.

Минут через десять машина подкатила к невысоким, но широким воротам с двумя красными звёздами на створках. Вышедший навстречу солдат поздоровался, и вежливо спросил:

– Вы к кому?

– Мы к командиру. Нам нужно срочно поговорить с ним по поводу вчерашнего происшествия.

– Какого ещё происшествия?

– Да ты чё, служивый, в натуре, ничего не знаешь, что ли?

– Хорошо, подождите минутку, сейчас я доложу о вас.

Солдат скрылся за воротами КПП, но вскоре вышел и вновь обратился к людям, сидевшим в роскошном автомобиле.

– Извините, но командир не сможет вас сейчас принять.

– Да ты чего, пацан, так и не въехал, что ли? Нам срочно надо, понимаешь ты это или нет?!

– Я прекрасно вас понимаю, но ничем помочь не могу.

– Слышь, Валерич, чё с ним долго базарить. Всё равно без толку. Поехали давай к штабу. Там на месте и разберёмся. Взвизгнули колёса, и крузёр, распахнув настежь немного приоткрытые ворота, стремительно въехал на территорию части.

– Давай, гони, не останавливайся.

– Ну, всё, кажись, проскочили.

Но позади вдруг раздалась автоматная очередь. Стекла посыпались, а машина заглохла, врезавшись в бордюр. Завыла сирена, а через минуту на место прибыл поднятый по тревоге караул.

– Суки, волки позорные, не прикасайтесь ко мне, всех порежу, в натуре.

Вадим так орал, что от натуги его лицо сделалось багряно-красным и сморщившимся до неузнаваемости, а на лбу выступили мелкие капельки пота.

Через несколько минут их запихнули в тесную и сырую камеру гарнизонной гауптвахты. Массивная железная дверь захлопнулась, погрузив находящихся внутри людей в темноту и дав им время как следует поразмыслить над тем, что же все-таки только что произошло.

– Слышь, Валерич, а чё с нами будет теперь? Нас ведь здесь и искать-то никто не станет.

– Ты чего, придурок, бормочешь? Думай, что говоришь. Мы на стрелку, что ли, приехали? Здесь главное – закон, и самосуд никто устраивать не станет. Понял?

– А с какой стати тогда тот молокосос по нам из автомата шмалять начал?

– То дело другое. Вдруг у нас взрывчатка с собой, и мы что-нибудь взорвём? Сейчас они всё выяснят, промурыжат ещё немного, ну, в крайнем случае, придётся кого-то подмазать, и мы свободны. Всё понял?

– Да вроде, ясно.

– Вот и отлично. А сейчас заткнитесь и спите. Идиоты. Голова сейчас расколется. Вот сука. Хорошо приложил прикладом-то.

Сон не приходил. Где-то во дворе истошно лаяли сторожевые псы. Наверное, собаки почуяли медведя, а может быть, и другого зверя. За стеной слышались пьяные выкрики и ругательства. Напившийся солдат из соседнего «номера» высказывал своё крайнее неудовлетворение тем, что ближайшие четверо суток ему придётся провести в одиночной камере. Видимо, сервис там оставлял желать лучшего. Вадим так и просидел до самого утра, пока скрип ключа в замочной скважине не отвлёк его от совсем не весёлых мыслей и не оповестил о том, что кто-то пытается открыть дверь снаружи.

– Руки за спину. По одному выходим в коридор.

Хрипловатый голос сообщил о том, что пора выходить, а через несколько минут все трое уже стояли в кабинете у командира части.

Комбат, человек бывалый и повидавший немало на своём солдатском веку, нехотя осмотрел стоящих перед ним и тихо спросил:

– Ну, зачем приехали? Времени у меня мало, а точнее, в вашем распоряжении не больше пяти минут.

– Командир, понимаешь, тут дело такое.

Вадим вытащил из кармана скомканную стодолларовую бумажку и бросил её в ведро с мусором так, чтобы сидящий перед ним человек мог видеть, что он делает.

– В том отряде, который вы уничтожили, мог находиться и мой брат. Лишняя огласка в таком деле ни к чему. В общем, взглянуть бы на погибших, ну или документы посмотреть там какие-нибудь.

– Я вот что вам, ребята, скажу. Всё дело в том, что тех людей после не – безызвестных событий собрать в одно целое не представляется никакой возможности. Фасовать человеческое мясо по целлофановым мешкам мы, разумеется, не стали. Здесь же не мясокомбинат. А сейчас, я думаю, что там остались лишь обглоданные кости. Вот в этом куле остатки одежды. Забирайте. Дарю. Обгорелые бумажки и есть документы. Но вряд ли они вам чем-то помогут. Пробы ДНК взяли у всех. Результаты экспертизы будут готовы – когда точно, не знаю. Если там действительно находился Ваш брат, то сможете ознакомиться, предъявив документы, удостоверяющие личность, в местном отделении милиции. А сейчас шуруйте отсюда, пока в памяти. У меня слишком мало времени. Дневальный, давай сюда караул. Проводите их за территорию.

А минут через десять уже изрядно потрёпанная машина отматывала километры по той же самой дороге, но только в обратном направлении. Два ряда отверстий в правом боку, смятый бампер и разлетевшиеся вдребезги стёкла постоянно напоминали о том довольно странном приёме, который был оказан незваным гостям. У людей, сидевших внутри, физиономии тоже казались далеко не праздничными.

– Да-а, в натуре, попадалово. Ладно, хоть живы остались. Ребят жалко.

– Это что же, значит, их всех, что ли?

– Это значит, что всех до единого.

Вадим приоткрыл мешок, что стоял у него под ногами, и вытащил оттуда новенькую кожаную кепку.

– Вот, гляди-ка, например, от Михея что осталось. Новенькая ещё совсем.

Он нахлобучил фуражку на голову водителя и удовлетворённо проговорил:

– Во-о. Тебе идёт. Ну, Михей ты и есть, вылитый Михей. Совсем как живой перед глазами у меня сидишь.

Водитель, слегка рыжеватый детина огромного роста, стучал зубами от холода и напряжённо всматривался в бегущую впереди машины узкую полоску дороги, стараясь не прозевать хотя бы самые крупные ухабы и рытвины. Шутки шефа он не понял, а если сказать точнее, то в эти минуты ему вообще было не до шуток. То, что с продырявленной кепкой на голове он стал похож на покойника, Лысому сильно не понравилось, и, сорвав шапку, он вышвырнул её за окно, зло процедив сквозь зубы:

– Ты, слышь, кончай, Валерич. Не до шуток сейчас.

Но Вадим шутить вовсе не собирался. Наверное, он и сам не мог понять, к чему всё это сказал.

А всего через минуту сидящий вдруг погрузился в состояние меланхолии, безразличия, а может быть, и непонимания того, что происходило вокруг.

Хотя возможно, что на самом деле все было совсем не так. Быть может, он просто напряженно думал, откинувшись на спинку мягкого кожаного сиденья. Его жизни сейчас грозила серьёзная опасность.

– Жив ли Сергей? Чего ждать от него? Если он уже успел добраться до города, то моя жизнь может оборваться в любую минуту. Перед лицом смертельной угрозы человек вдруг стал задумываться над теми вещами, которым ещё неделю назад вообще не придал бы никакого внимания.

«Жизнь проходит. Что останется после меня? Что скажут люди, которые придут после?» От таких мыслей к простому животному страху присоединилась ещё и та необъяснимая боль, которая гораздо сильнее любых физических страданий. Наверное, он даже не смог бы вспомнить сейчас, что именно можно положить на ту чашу символических весов, где должны находиться его добрые дела? Но зато чаша со злыми поступками оказалась наполненной до самых краёв, и, несмотря на это, туда всё равно не вошла даже половина всех совершённых злодеяний.

Выглянув в окно, вдруг увидел то, что, наверно, и помогло на этот раз не сорваться в истерике и в последний момент всё-таки удержать себя в руках. На небольшом уступе скалы, что нависала прямо над дорогой, спокойно стояла огромная рысь.

Кошка смотрела человеку прямо в глаза, но при этом заглянула, наверное, в самую душу, которая от этого взгляда широко открытых звериных глаз, впитавших в себя злобу и нежность, равнодушие и душевную чуткость, а также ещё многое другое, что вообще даже примерно нельзя выразить на словах, почему-то вдруг сжалась, готовая в любой момент выскочить наружу. На лбу выступил неприятный холодный пот.

«Во что бы то ни стало успеть нанести удар первым. Или я, или он. Третьего не дано. Договориться мы не сможем. Это ясно как день. Стоит лишь поставить себя на его место».

Размышления прервал Лысый. Он почти кричал:

– Валерич, Валерич, гляди, кошара-то какая. Во, сука, смотрит как. Того и гляди глазами сожрёт.

Вадим молчал. Он так и просидел, не шелохнувшись, до самого города. А когда шум проносящихся мимо машин возвестил, наконец, о том, что они уже доехали, сидевший неподвижно человек лишь слегка приподнялся в своём кресле. В голове постоянно крутилась одна – единственная мысль:

– Зачем, зачем мне все это нужно? Сердце неприятно кололо. До боли стиснув челюсти, наконец, вылез из машины, сильно хлопнув дверью.

Алексей обнял женщину за плечи.

– Ну, иди, иди ко мне, не бойся. Ты чего дрожишь вся? Ничего, я тебя согрею.

Обхватив стройную талию, мужчина прижал её к себе, давая понять, что сопротивление бесполезно. Но Таня и не думала сопротивляться. Долгие месяцы одиночества сделали своё дело. Их губы слились в единое целое. А через несколько минут он взял свою новую подругу на руки уже совершенно раздетую и аккуратно перенёс на кровать. Татьяна даже зажмурилась от удовольствия. Но в эти минуты в замочной скважине послышался щелчок ключа, и дверь приоткрылась.

В кроватке мирно посапывал маленький Славик. И лишь первые звёзды, что уже успели зажечься на потемневшем небосклоне, стали свидетелями всего произошедшего. Но это были немые свидетели, и они вряд ли когда-нибудь и кому-нибудь смогут поведать свою тайну. Во дворе громко залаяла собака. Та самая собака, которая в детстве загоняла Игоря на крышу.

Люди порою бывают слишком жестокими и безжалостными не только по отношению друг к другу. Немалая часть зла остаётся на братьях наших меньших, которые не могут сами выбирать себе хозяев. Встретив в жизни человека лишь один раз, четвероногий друг будет верен ему всегда. Он не способен на ложь и измену, никогда не предаст и не станет лицемерить, покупая или, наоборот, продавая свою любовь. Человек же порою вовсе не отличается столь завидным постоянством и в течение своей зачастую никчёмной жизни не раз меняет себе друзей и спутников, всегда стараясь найти как можно более выгодную партию.

Так пусть каждый поступает так, как считает нужным. Ведь отвечать за свои поступки придётся тоже каждому. Это одна из тех истин, что живущие на Земле не в силах изменить. Мы можем лишь высказать о ней своё мнение, пытаясь тем самым себя успокоить. Но от этого ничего не изменится.

Мохнатый сторож, что сейчас отчего-то отчаянно лаял во дворе, тоже являл собой жертву человеческого непостоянства. Хозяйке просто надоело возиться с огромным животным, и она не нашла ничего лучшего, как вышвырнуть того на улицу. Он так и жил возле дома, надеясь, что женщина изменит своё решение. Но люди не меняют своих решений в подобных вопросах. Наверное, чувства порою бывают им чужды.

Соседские ребята сколотили мало-мальскую конуру и кормили собаку кто чем мог. А царская особа, проходя по двору, старалась даже не приближаться к своему бывшему любимчику, чтобы не травить тому душу. Как говорится, из благих соображений. Жить одной женщине было гораздо удобнее, и она не каялась в том, что, поддавшись на уговоры многочисленных родственников, которым псина, несомненно, мешала, вышвырнула бывшего друга на улицу.

А мешал в том доме он действительно многим. И это была абсолютная правда. Ведь едва взглянув в глаза человеку, зверь без труда мог разглядеть его душу. К тому же он не умел врать и поэтому никогда не вилял хвостом перед гостем, в душе которого таились подлость и лицемерие, скрывавшиеся порою под маской благодушия и милой улыбки.

А ещё, ещё пёс не умел вставать на колени. Не то чтобы не хотел этого делать. Просто бог вложил в сильное тело вместо рабской покорности тот самый железный стержень, сломить который не смогла бы, наверное, даже смерть. Смерти он не боялся. Сейчас отчего-то она уже вовсе не казалась такой страшной, как раньше.

В последнее время собака сильно изменилась. Днём, вообще не подавала признаков жизни, не обращая внимания на предлагаемую еду. Но ночью, если к дому приближался кто-то чужой, мохнатый сторож сразу поднимался, принимая угрожающую позу, и злобно рычал. Наверное, это оттого, что, несмотря ни на что, собачьи инстинкты и чувство долга брали верх даже над голодом, а ответственность перед не существующим хозяином не позволяла принять ту сухую корку, что бросал случайный прохожий.

Он никогда никому не жаловался. Выть и скулить значило проявить слабость и малодушие. Правда, дворовые ребята рассказывали, что по ночам, когда пёс мирно дремал, зажмурив глаза, по его морде скатывались на мокрую землю огромные, словно жемчужины, слёзы, такие же прозрачные и кристально чистые. А пёс в это время просто продолжал молча лежать, мокрый и грязный.

Быть может, он вспоминал в эти минуты о чём-то своём, а может быть, это просто ребячьи россказни, и жемчуг – это вовсе не жемчуг, а мутные капли дождя, что, не переставая, лил сверху, пытаясь вымыть прошлое из собачьей души. Но стоило лишь заглянуть в его широко открытые глаза, и сразу становилось ясно, что сделать этого уже никогда не удастся. Открытый и чистый взгляд без обиняков говорил о том, что вырвать прошлое можно только вместе с душой, а мокрая и грязная шкура – это всего лишь издержки окружающих животное людей, и она никак не может повлиять на душевную чистоту.

Возможно, что дворовые ребята и приукрасили немного свои рассказы. Но это, наверное, не так уж страшно. Гораздо страшнее будет, если их душа с годами очерствеет, став холодной и твёрдой, словно камень. И вот тогда они уже никогда – никогда не смогут разглядеть эти крупные и горячие капли, что, словно прекрасные драгоценные камни, по ночам скатывались на землю по покрытым жесткой щетиной собачьим щекам.