Текст книги "Люди, дружившие со смертью"

Дерево в степи

Хотская земля заканчивалась. На чем основывалось это чувство, объяснить было трудно. С этой стороны у хотов вовсе не было ни войск, ни границ – обороняться было не от кого. Впереди до предгорий была еще уйма земли, но отчего-то цивилизация до нее добираться побрезговала. Я уже слабо представлял, где мы движемся – карты этой местности всегда грешили неточностями, и когда они попадались мне в руки, я проглядывал их быстро, и не напрягая внимания. Ну на кой они мне тогда были нужны? Да и картографы, надо отметить, к этим местам относились наплевательски – норовили на это место влепить розу ветров, написать какие-то примечания. За отсутствием второго и из-за наличия первой в ином месте, еще могли дорисовать облака, сказочных зверей, которые не водились не только здесь, но и вообще – в целом мире. Дорога становилась все хуже, а встречных – все меньше. Были какие-то странные воровские хутора – когда мы подъезжали, закрывались ставни и двери, а собаки прятались в дровах. Ади это ничуть не расстраивало – мы не собирались навязываться им в гости, и такой прием его даже веселил. Обычно спокойный, сейчас он орал, на ходу крушил мечом горшки, что сушились на плетнях. Я не пытался его остановить: в окружающем безмолвии было что-то жуткое и может быть, своей бесшабашностью, он пытался прогнать тишину. Грунтовая сменилась двумя колеями, меж которых росла трава. Все выше становились стебли меж ними – на оживленных дорогах их срезали днища телег, но здесь их было мало или не было вовсе. Одну ночь мы провели в обветшалом форту – не знаю кто и от какого врага строили бастион, но гарнизон оставил его, наверное, еще до моего дня рождения. Потом начались леса, какие-то непонятные просеки, тропинки, тропы, по которым мы вели лошадей за уздцы. Они были узкими и низкими – их прокладывали звери, не люди. Но звери здесь были пуганными. Человек здесь все-таки бывал – или что-то похожее на человека. Сюда заходили бортники, тапера. Они жили среди зверей, изучали их привычки и даже становились сами немного зверями – самыми сильными и хитрыми в своих владениях. Они были единственными, не знающих потерь. Их дома были где-то в чаще, тщательно укрытые за кустами. Они всегда возвращались домой разными дорогами – чтоб не оставлять тропинок. Один раз мы даже встретили одного охотника. Не знаю, что заставило его выйти нам навстречу. Потом я часто я часто вспоминал этот случай, но так и не нашел ему объяснения. Он просто стоял у дерева, сжимая в руке заряженный самострел. Отойди он на пять саженей вглубь леса, мы бы не узнали о его присутствии. Его одежда была сшита из какого-то зеленого меха, больше похожего на мох. Может, ему захотелось просто посмотреть на людей? Вряд ли. Он смотрел на нас и в то же время сквозь нас – я видел такой взгляд только у слепых. Но у них глаза были мутными – этот же щурился от лучей садящегося солнца. Он не сказал нам ни слова. Мы тоже проехали молча, хотя до этого о чем-то разговаривали. Кажется о богах и многобожии. У ног охотника лежала собака. Она была гораздо больше виденных мною ранее. Я даже не мог предположить, что это за порода, кем и от кого она выведена – не иначе как от медведя. Собака была подстать хозяину – истинная одиночка, которую нельзя было представить в своре. Такая могла сама разметать стаю волков, затем, будто конь дотащить хозяина к жилью. Мы проехали не оглядываясь. И странное дело – я даже не чувствовал взгляда в спину, я не чувствовал за собой человека – хотя обычно меня это чувство не подводило. Но к моему удивлению, обжитой мир окончился не то чтоб резко, но ощутимо, заметно. В хуторок из трех домов мы въехали по плохонькому шляху, а выезжали по узкой тропинке. Она бежала через речку по широкому мостку – вероятно во время жатвы ее разбивали телегами до дороги. Затем ехали через рощицу, полями. Часто от нее отделялись тропинки поменьше – куда и зачем мы не уточняли – мало ли мест вокруг. Но наша тропинка закончилась мили через полторы. Закончилась резко – вот мы едем по дорожке, вот сделай еще шаг и дороги уже нет. Но прежде чем сделать этот шаг, мы остановились. Место все же было довольно примечательное – среди чистого поля стоял огромный орех. Как же его угораздило здесь вырасти? Давным-давно летела сорока над полем, несла в клюве орех, но за рекой грянул гром, сорока испугалась и выронила его. Орех упал на землю, скатился в нору суслика. Суслик бы обрадовался бы подарку с небес. Но за день до этого его убила сова. Пошел осенний дождь и следующей весной орех пророс. В первый год он был никак не больше травы, среди которой он поднялся. Но врос корнями в землю, и уже в чистой степи росло деревце. Его жгли морозы, но только жестче становилась его кора. Злой как волк, степной ветер гнул его к земле, но с каждым годом все неохотней слушалось его дерево, все выше карабкалось в небо. В один год бушевал степи пожар – он выжег траву, сгорел молодой орешник, что рос среди его корней. Самому ореху обожгло кору, выжгло нижние ветви. Орех долго болел – и в тот год еще до осени сбросил листья. Казалось, уже не зазеленеть ему новой весной. Но как только сошел снег, лопнули почки и опять пошло дерево в рост, но не высоту, а вширь. Под ним бродили дикие свиньи, ища орехи, в ветвях поселились веселые сойки. А было – за какие-то грехи повесили на нем человека, согнули ветку так, что она потом так и осталась. Пеньковая веревка впилась в кору и сгнила только к осени, уронив будто переспелый плод, висельника. Дерево укрыло его листвой, будто одеялом, а звери, вода и ветре выбелили его кости до цвета снега, что ложился вокруг. Покойника так и не закопали – пустые глазницы смотрели в небо, через ребра поднималась трава. Я не знал, кем он был, не знаю за что его повесили, или может он удавился сам – не с тоски ли? Не знаю, отчего его не похоронили – это тем более странно, что к дереву шла тропинка, возле покойного земля была утоптана – наверное кто-то приходил и сидел рядом со скелетом, думал о чем-то своем… Но суть в другом – та тропинка была последней человеческой дорогой, которой мы шли На Этой Стороне. В следующий раз мы ступили на дорогу уже за горами. Если не считать, конечно, той странной, железной тропы под горами. Впрочем, я все расскажу в свой черед.! В лесах

Из-за высоких деревьев, гор видно не было и мне казалось, что Ади держит путь не прямо к предгорьям а идет вдоль них Я смотрел по сторонам, пытаясь увидеть и запомнить какие-то метки или знаки, по которым шел Ади. Карт у него не было и он шел будто по наитию. Он ничего не говорил и не объяснял, но было понятно, что в обратный путь я двинусь в одиночестве. Мы пересекали какие-то речушки, лезли в самый бурелом. Но любое дерево было похоже на тысячи деревьев вокруг и на многие тысячи в других лесах. Из заметных меток за всю дорогу я запомнил только большой белый камень, но, думаю, что к нашему пути он не имел никакого отношения – очень скоро после него нам пришлось искать брод через лесную речку с очень холодной водой. Как он шел? Искал в воздухе знаки? Сверял свой путь по облакам, шел за павшей звездой? У следующей реки мы сделали привал. Ади не уставал и не давал пощады мне, но этот перерыв в движении был нужен ему, кажется для раздумий. Потом мы двинулись вверх по течению. И, однажды, когда река повернула, лес закончился большой поляной. В излучине возвышался дом, более похожий на крепость. Почти гладкая стена, местами увитая плющом с узкими бойницами вместо окон. Хватило бы одной стрелы с паклей, чтобы превратить все в пепелище. Но я понял, что эта крепость противостояла существам, которые сами боятся огня. На самой опушке Ади остановил лошадь и сделал знак остановиться мне. Дом было бы видно не то чтобы очень хорошо, но посредственному стрелку ничего бы не стоило всадить в нас пару стрел не высовываясь из окон. От этого мне было немного неуютно, иногда мне казалось, что в бойницах я заметил движение. Я думал, что за люди или существа обитают здесь – за сотни миль от ближайшего человека. В стене была видна какая-то дверь, трава возле нее была вытоптана, но ни одной тропинки не было, и я легко вообразил, что хозяин и хозяйка дома отправляется по своим делам через дымоход верхом на помеле. Но дверь открылась и на порог вышел мужчина. Одной рукой он закрывался от слепящего солнца, второй что-то сжимал в кармане жилета.

– Не делай резких движений, – пояснил мне Ади. Из-за того, что он улыбался, шепот получился сквозь зубы. – Смерть в этих краях стала компактна. Ее легко можно носить в кармане… Самым странным было то, что Ади улыбался совершенно искренне. Мало того – он старался подавить улыбку, будто какое проявление слабости, но она через гримасы она проглядывала, будто солнце через разрыв облаков. Он был явно рад. Вышедший навстречу напротив был сдержан, будто ему предстояло просто выполнить часть своей работы. Да наверняка так оно и было. Ясно, что гостей здесь не ждали, да и не любили, и Ади шел сюда не просто так. Его ожидали здесь, и, возможно в десятках подобных местах. Но не появись он тут – слез бы лить не стали бы, хотя, вероятно, не появись бы Ади вовсе, заоблачные хозяева выгнали бы всех отшельников на поиски. Хозяин не узнал Ади, стало быть в наши края Реннер шел иными путями. Ади медленно полез в карман и вы тащил монетку – ту самую, за которую мы как-то задрались в Хотии, и протянул ее хозяину. Тот принял ее, осмотрел и, кивнув, вернул обратно.

– Это большая честь для меня, принимать вас в моем доме, господин Реннер!

– Хозяин указал рукой на свою крепость, но сам пошел впереди. В самом деле, кто-то же должен был указать, куда нам идти.

Камня здесь не водилось – это я понял. По крайней мере, в таких количествах, чтоб можно было построить домишко в четыре стены, не говоря уже про крепость. Горы здесь закрывали уже четверть неба, но были все еще далеки. Зато дерева было в избытке, и обращаться с ним умели. Бревна чем-то пропитывали. От пропитки дерево чернело, отталкивало воду и становилось совершенно неаппетитным для грызунов и насекомых, и запах от того был не то чтоб неприятным, но необычным. Крепость в плане была построена коробочкой, прямоугольником. В углах, чуть выступая за стены, стояли башенки. Стены были узкими – как раз, чтоб разойтись двум людям. Нам дали на двоих одну комнату, узкую будто келья, с двумя кроватями вдоль противоположных стен. Кроме них в комнате было два табурета со спинками, стол и больше ничего, если не считать двух гвоздей вбитых по обе стороны от двери. Где-то в здании была его вторая комната, с его личной тайной. И если спали мы в одной комнате, то там был его кабинет. Что творил он – ума не приложу. Да и он ли?… Уверен, что магом он был никудышным. Конечно, может быть что он держал свое умение в рукаве, но даже в смертельных переделках он хватался за меч, а не крутил знак. Но тем не менее, там что-то колдовали. И мой алярм бился, иногда даже приподымая тяжелое пуховое одеяло. Иногда в мой сон врывались образы, обрывки разговоров, которые шли магическими каналами. То ли Ади, то ли тот, кто сидел в нем, что-то творил. Я делаю такой вывод по тому, что возмущения ауры прекращались незадолго до того, как он возвращался в комнату, и не начинались в то время, когда он был рядом. Ади обладал большей свободой перемещения по дому. Хотя, ему тоже дозволялось не все, он все же предупредил меня:

– В этом доме десятки, а может и сотня дверей, но не спеши раскрывать иную лишь потому что она стала на твоем пути. Подумай: а оно тебе надо? Дом разделен на две части – в одной чаще бывают женщины, в другой – мужчины. Если ты ступишь на женскую половину раз – тебя строго предупредят. Во второй раз могут без всяких предупреждений могут перерезать глотку. Но есть двери, тайна за которыми позволит убить тебя тут же, даже до того как ты переступишь порог. Не скажу, что меня особо расстраивало ограничение. Я был волен уходить из крепости когда угодно, впрочем, предупрежденный о том, что если я вернусь до заката, то сберегу уйму нервов себе и остальным. Кроме нас в крепость появлялись другие гости. Кто приходил сам, кого приносил конь. Раз я видел, как посреди двора открылся телепорт, и появилась женщина. Она осмотрелась по сторонам, отряхнула платье и ушла в женскую часть дома. На всякий случай мы кивали друг другу, но не заговаривали. Мне было бы интересно узнать кто они, откуда, но гости выглядели неразговорчивыми. А может они так долго пребывали в одиночестве, что разучились говорить. Возможно, они привыкли сдерживать звук, вдох, чтоб не спугнуть зверя, не выдать своего присутствия. Может статься, вначале, в минуту покоя они беседовали со своими собаками, лошадью, оружием наконец. А потом оставили и это – что с них взять все равно тварь бессловесная, ответить не могут. У них либо не было документов вовсе, либо напротив великое множество бумаг, редко настоящих, а все больше подложных, ворованных, подделанных, выписанных по всем правилам, но от провинций о которых я не слышал. Некоторые документы были качества отменного, такого, что кустарно достичь невозможно. Сейчас я думаю, что фабриковались они На Той Стороне в великом множестве и служили для людей, отправляющихся в наш мир. Я это знаю по тому, что как-то владелец деревянного замка, не стесняясь меня, подбирали документы какому-то таперу.

– Ну вот, – бормотал хозяин перекладывая бумаги, – вот чем-то на тебя похож. «Приметы таковы: Волосы русые, глаза карие. Рост – семьдесят дюймов»… Это сколько?… Спрашивал он у тапера, но тот молчал, и мне пришлось прийти на помощь:

– Что-то около сорока вершков. Ну или два аршина и еще две пяди…

– Мда… – задумчиво заметил хозяин. Его гость был выше указанного роста где-то на пядь, – Ну ты, кум, эта… Когда пачпорт будут спрашивать, пригнись… Далее – «Особые приметы – Не имеется» Имеются у тебе особые приметы или нет?… Тапер покачала головой – иметь особые приметы при их способе жизни было недопустимой роскошью. Хозяин стал читать дальше:

– «Урожден в год…» Ну это почти сходится… Гражданин провинции Эгл-Си… А где это Эгл-Си?… Я опять пришел на помощь:

– Это достаточно далеко. Остров на севере.

– О как… Остров… – опечалился хозяин. – Ты, кум, плавать умеешь? Тапер кивнул – я не мог предположить, где бы он мог научиться, но с такой жизнью…

– Ну вот видишь, – воспрянул хозяин. – Все сходится! Плати марку серебром и уматывай. Вернешься назад – заходи. За полмарки я у тебя его назад куплю. Когда за тапером закрылись все двери я спросил:

– А как его хоть звали?…

– Кто его знает… Их разве всех упомнишь…

– И много здесь таких кузенов ходит?

– Кого?… – Не понял хозяин.

– Ну кумовьев-то?…

– Достаточно, – ответил он. Но для чего именно достаточно – уточнять не стал.

Полет над лесами

От земли оторваться, пройти над полем, почти влететь в опушку леса. Но за мгновенье до столкновения чуть изменить наклон крыл. И тебя рвет вверх и будто назад. Ветер над лесом совсем иной, чем на поляне, острый, быстрый, что скатывался по склонам гор, и разгонялся в своем движении к океану. Я пошел на него, забираясь с каждым взмахом все выше. Местный ветер был холодным, он копил свои силы, отдыхая на ледниках, и теперь в него вплетались восходящие потоки от согретой солнцем земли. Воздух под крылом упруго дрожал, он расчесал мои перья, прижал их одно к другому. Подо мной проносилась земля, я смотрел вниз, пытаясь рассмотреть хоть какие-то тропы в лесу, хоть какие-то знаки, дома «кузенов», но нет – я ничего не замечал, не видел даже звериных троп. Хотя, может статься, именно здесь когда-то проходил мой отец со своим отрядом. Они останавливались на привалы, ломали бы на костры сухостой. Но нет

– ни малейшего следа не сохранилось ни от них ни от кого-то еще. Я лег в развороте, возвращаясь назад. Но я пролетал милю за милей – крепости не было. Снова развернулся – могло статься, что я неверно оценил расстояние: туда я летел против ветра, обратно – за ветром. Круг за кругом, минута за минутой шли, однако я не мог никак найти место, откуда начал свой полет. Казалось, я уже должен был бы выучить свою зону полета, но мне чудилось, будто я вижу эту местность впервые. Мне, было, показалось, что я нашел ту речушку, кою мы форсировали при подходе к деревянной крепости. Но нет: тогда мы вошли в березовый лес, а на берегах найденной реки рос густой орешник. Я заблудился! В любой момент я мог развернуться, уйти на запад – уже бы через неделю я бы в своей бригаде, и никто бы не спросил, где я пропадал. Но я не сдавался – прошел над лесом низко, почти касаясь крыльями верхушки деревьев. И удивительно – в просвете меж деревьев мелькнул огород. Я круто развернулся, пошел к земле, приземлился меж грядок с капустой. Сделал несколько шагов в продолжение движения, но капусту не сшиб. На соседней грядке разогнулся человек – это был хозяин крепости.

– Эк куда вас заносит. Как это ты меня нашел?

– Да я не искал вас, в общем… Я заблудился.

– А через ограду как перелез? Там, кстати, ловушки. Некоторые свалят быка побольше тебя.

– Я не перелезал… Я перелетел.

– Во как… – это его совершенно не удивило, – ну перелетел, так перелетел. А я тут кротов гоняю… Потому как от кабана можно сделать засеку, а против этой твари – ну никак… Под землей норовит проскользнуть. Бери лопату, помогать будешь! Я показал, что гол и не обут. Но в хижине хозяин нашел штаны и сабо.

– Рубахи уж нет, ты прости… Ну ты парень крепкий, перебешься. И действительно перебился – очень скоро в ведре копошилось три крота. Извлеченные из своей родной среды они слепо тыкались друг в друга. В своей беспомощности они напоминали младенцев человеческих.

– Жаль… – прошептал я. Хозяин услышал, мой шепот, но что именно я сказал, не уловил:

– Что?

– Говорю, жаль их убивать.

– А кто тебе сказал, что мы их убивать будем. Отнесем подальше, лучше за реку да выпустим… Тень накрыла меня, что-то пронеслось за моей спиной, меня обдало ветром. Предчувствуя удар я согнулся, убрал голову, сложил руки, готовый упасть, а затем опять подняться. И ударить самому. Но нет, удара не последовало. Я распрямился. Хозяин, глядя мне за спину, проговорил:

– А вот и сын… Обед принес. Обернувшись, я увидел крылатого мальчика. Он висел где-то в двух вершках над землей. Было ему лет шесть-восемь. Может даже девять – в лесу дети взрослели быстро, но отчего-то росли невысокими. Воздух неспешно било два крыла. Крылья были пернатыми. Мне не оставалось ничего, как ответить хозяину взаимностью и сделать вид, что я не удивлен.

– Это ваш единственный огород, – спросил я вместо этого.

– И этого добра тут достаточно… Скажем, вот в тот лесок вплетен яблоневый сад. А еад рекой я вишни посадил. Но найти их можно только весной – когда они цветут.

Возвращались в крепость мы уже вечером. По дороге нашли место, где я спрятал одежду – для этого мне пришлось назвать хозяину лишь пару пустяковых примет: дерево гнутое да площадка для разбега…

– А вы всегда тут жили?… – продолжил я расспросы. Я ожидал. Что мое любопытство ему надоест, но этого не произошло.

– Где? В лесу-то? Когда-то жили в провинции Маца-О. А потом съехал.

– Давно?… Из-за сына?… Я тут же прикусил язык. Вопрос, пожалуй, был нескромным. Но хозяин оказался человеком прямым и на вопросы и на ответы:

– Смотри-кось…. Он закатил рубашку – от локтя и дальше по предплечью шла чешуйчатая кожа, совсем как у змеи или ящерицы. Что у него творилось за рубашкой – я не мог приложить ума.

– У нас в семье многие были со странностями. Дядька мой, скажем, с жабрами уродился. А про прадеда вообще странные вещи говорит – он оборотень был. Только превращался не в зверя, а в растения! Бывало, человек-человеком, ну а иногда просто овощ! Я хохотнул. Это было невежливо, но сдержаться я не смог. Хозяин то ли не заметил, то ли сделал вид, что пропустил. Говорил он спокойно и задумчиво?

– Жабры, конечно шарфом обмотать можно, дядьку в подвале спрятать среди иных тыкв. Главное кашу из него не сварить. За рубашку к тебе тоже никто не полезет. Если язык у тебя раздвоен – тоже не беда. Надо только его за зубами держать. Тем паче, что зубы-то с ядом… А вот что поделать, если у твоего сына крылья?… Сперва, конечно, сказывали его горбатым… Но правда все же вылезла.

– И вы съехали сюда?

– Да нет. Сперва год в Хотии пожили. Там народец спокойный. После Зонды у них чудовищ и так предостаточно. Чешуя у тебя – шут с тобой, крылья – пожалуйста. Лишь бы подать платил. Двухголовым, правда, трудно…

– Отчего? Не любят их?…

– Да не то чтоб не любят – там налог на рот. Во как… Но обустраиваться на новом месте всегда сложно. Тяжко все с пустого места начинать, бывало, сидишь и думаешь – с чего бы подать заплатить. Смотришь, скажем на репу, а затем на небо и думаешь – вот бы пошел бы дождик, не так все было погано. И вот я подумал, мол, дождь идет разницы, какой правитель. А земли ничейной много. Да тут еще люди хорошие зашли, говорят, мол, можно у гор жить.

– Государство это ведь не только подати. Это защита, образование для детей, цивилизация, дороги, товары. Сам я в это верил слабо, налоги платить не любил. Но хозяин верил в это еще меньше:

– Сына, я положим, сам читать-писать выучу. Защита в провинциях такова ныне, что тебя и на проезжей дороге встретят, и в дом заберутся. А здесь воров и бандитов нет вовсе. Товары же и у нас бывают. Кум, что днесь заходил, он ведь в ваши края не с пустыми руками идет, он шкуры везет. Ну а назад тоже не с пустыми руками вернется.

– А дороги? Тут же нет дорог.

– Кто тебе такое сказал. Вон река к северу – чем тебе не дорога. Или вот перевалы… Страна На Той Стороне с этого места куда ближе, чем мир, в котором мы уродились.

Я думал над словами хозяина, пожалуй, весь день и к вечеру не выдержал – рассказал Ади. Мне было плевать на его зубы с ядом или крылья у сына, больше всего меня удивило его размышления о дорогах.

– Ну ладно там Эршаль рассказывал про дороги своей молодости. Так ведь те дороги навозом завалило еще до нашего рождения. А тут? Еще какие-то дороги?…

– Слушай, а тебя не смущало, что я спокойно прошел почти весь ваш мир? И нигде не пошел слушок, что Реннер жив?… А все просто – я шел их дорогами.

– Но обратно…

– Обратно мы шли по твоим дорогам. Они тебе привычней, да и я их не забыл.

– Все равно – не понимаю… Ади тяжело вздохнул. Я решил что разговор закончен, но Реннер прошелся по комнате, взял с моей кровати книгу, не спеша ее пролистнул, затем повернулся ко мне:

– Смотри… Он показал мне картинку на странице, затем захлопнул ее и подал книгу мне:

– А теперь найди ее. Я помнил, что страница была в последней трети книги, помнил положение иллюстрации на странице. Но я пролистывал книгу – сперва быстро, потом уже внимательней, но не мог ее обнаружить.

– А теперь переложи ее в левую руку и пролистни правой. Страница с картинкой открылась сразу, как будто была заложена. Я не понял, как это получилось, но подумать над этим стоило бы…

– Так и этот мир, – продолжил Ади. – Эти люди живут на тех же землях, что и вы, но у них свои законы, свои карты, свое государство. И у городов на их картах имена хоть и похожие, но другие. Ади печально посмотрел за окно:

– Интересно, как там сейчас на той стороне. Окна нашей комнаты выходили на север. Горы были на востоке. Но я все же спросил:

– А что там, на той стороне?…

– Там хорошо.

– Хорошо там, где нас нет… А может там хорошо именно потому, что нас там нету.

– Ты знаешь, не задумывался…! Нелетная погода

А потом погода испортилась – стала нелетной. Птицы жались под крыши, спасаясь от дождя. У меня был соблазн вылететь в непогоду, ведь где-то за тучами обязательно должно быть солнце, но мокнуть не захотелось. Я коротал время с малышом или за какой-то книгой. В библиотеке нашлось даже издание «Полной истории войн». Труда классического, но изданного так давно, что я по своей короткой памяти мог бы дописать глав десять. Эта книга была моим роком. Я начинал читать ее много раз, но так и не успевал дочитать. В этот раз я тоже пролистнул, и поставил на место. Оставалась где-то страниц двести – мне подумалось, если я дочитаю ее, не станет ли мне одним смыслом в жизни меньше? Однажды я читал, когда в комнату вошел Ади. Выглядел он расстроенным. И я догадывался, что именно его беспокоит.

– Как наши дела? – спросил я.

– Плохо… – сказал он, слегка поморщившись. За время пути я привык к манере разговора Реннера – с равным спокойствием он бы возвести, что в подкове не хватает гвоздя, и что мир окончательно слетел с петель. Мне пришлось переспросить:

– Насколько плохо? Ади присел на мою кровать и покачал головой. Покачал отрицательно. Потом молча показал на окно. С утра там моросил дождик, но после обеда в прямые росчерки капель вплелся хаотичный танец снежинок.

– Часть перевалов еще открыты, но вероятней всего, мы к ним не успеем. Пошли, пообедаем что ли… В обеденной зале было уже накрыто на троих. Там был хозяин, и когда мы вошли, он нам кивнул. В кувшинах стояло вино. Мы пили, но тосты не произносить никто не стал.

– Когда вам надо в дорогу? – Спросил хозяин.

– Вчера… Нас не будут встречать на перевале. И вообще не советуют туда и соваться. Зима в этом году ранняя… Увидев, что Ади ест без аппетита, он пододвинул к нему поближе блюдце с чесноком:

– Угощайся… Вы это… Чеснок прежде чем есть, пробуйте… Лето в этом году дождливое, чеснок выкопали поздно. А у меня еще на том участке тюльпаны, словно твой бурьян растут. Так что может то ли чеснок, то ли луковица тюльпанная. Ади кивнул, но к чесноку не притронулся. Я для приличия, взял одну головку. Чеснок был злой… Хозяин прищурился.

– Остаетесь зимовать?… Было видно, что ему это совсем не нравится – два лишних рта прибавляли хлопот. Но Ади отрицательно покачал головой.

– Мне надо в дорогу… За горы. Лицо хозяина скривилось пуще прежнего:

– Замечательно. Замерзнете как щенки, и лет через двадцать вас откопают совсем как живых… Уж лучше у меня оставайтесь – зачем мне грех на душу брать.

– Сдохну ли я под снегом – это еще вопрос. А что я до весны не дотяну – так это к бабке не ходи… Так что я поеду. – Он повернулся ко мне, – Ты можешь остаться… Мне подумалось, что это не самый лучший вариант – дойти в одиночку у Ади было гораздо меньше. Я часто убивал, но убивать безразличием мне еще не приходилось.

– Какой перевал закрывается последним? – спросил я.

– От погоды зависит…

– А какой самый ближний? Ты продашь мне двух мулов или тяжеловозов. Я распоряжусь, деньги спишут тебе на счет. Мы пойдем через снега. Не может быть чтоб не пробились через какую-то метель.

– Они тебе слабо помогут…

– Но все же… Хозяин задумался:

– Вообще-то если хочешь умереть так, чтобы нечего было хоронить, есть еще одна дорожка… Под горами… Я присвистнул – подобное я читал в какой-то книжке. Кажется в той самой, где было прописано про бочки.

– Под горами? – переспросил Ади.

– Лет семьдесят назад, говорят, она была еще цела. Сейчас ей никто не пользуется, но о том, что ее разрушило – тоже никто не говорил…

– А почему ей не пользуются сейчас.

– Говорили, что слишком многие вышли в путь, но не вернулись и не вышли.

– И как же они проковыряли под горами?

– В том-то все и дело… Там карстовые пещеры. Заблудиться там проще простого, так что держитесь реек, так по крайней мере вас только сожрут… Час от часу не легче, – подумалось мне, – и какие к чертям рейки? Последнюю фразу я произнес, кажется вслух, но на нее никто не обратил внимания. Ади думал недолго. Он посмотрел в глаза хозяину:

– Ты должен провести нас под горами.

– Ни кому я ничего не должен и ничего не буду.

– А на каком, позволь узнать, основании?

– На том самом, что смерть – это дело личное, а у меня своя голова на плечах. И немного остыв, продолжил:

– Да я-то и не ходил там ни разу. Вход в пещеры в милях сорока, до него и провожу… На том и порешили…

Ади не стал ждать, пока распогодится. Хозяин просил хотя бы подождать, чтоб перестал дождь, но тот был неумолим. Говорил, что небо затянуто, дождь может идти и неделю, а затем все так раскиснет, что еще столько же надобно ждать, чтоб грязь подсохла. Хозяин махнул рукой. Сторговались, что выступят утром – путь был недалеким, и даже выспавшись, мы могли успеть к месту до заката. Ади, приняв решение, успокоился. Вернувшись после обеда в нашу комнату, он занавесил окно тяжелыми шторами, и завалился спать. Пока он укладывался, я успел его спросить:

– Может, объяснишь, отчего ты так спешишь? Хочется выковырять из себя этого пассажира?… Так не терпится, что готов рисковать нашими шеями? Вы же с ним вполне ладите последнее время.

– Видишь ли, Дже… Да не видишь ты ничего. Здесь у тебя из-под задницы уведут коня, а ты узнаешь об этом только когда шлепнешься на землю… Все опять не так просто, как тебе кажется.

– Ну так поясни – в чем дело? Ади молчал достаточно долго. Так долго, что я подумал – ответа я не получу. Но Ади только размышлял, с чего начать.

– Как думаешь? – наконец решился он, – Отчего я отправился в этот путь? Теперь задумался я: патриотизм исключался. Вряд ли в нем сидел какой-то его родственник. Хотя…

– Из-за жены? – предположил я.

– В некотором роде… Но не в том, что ты подумал. Я вышел в дорогу из-за семьи. Иначе говоря из-за денег.

– Из-за денег?

– Ну да, знаешь, такие блестящие кругляшки, или красивые бумажки.

– И много платят?…

– Достаточно. Ты столько получаешь за трехмесячную капанию.

– Хорошая ставка. И по какому поводу платят так дорого?

– За риск, Дже, за риск… Я кивнул, думая, что понимаю:

– Что поделать, времена нынче неспокойные… Но я был неправ:

– Да как ты не понимаешь! Еще месяц и будет поздно, процесс станет необратим! Уже не будет Ади Реннера и мага… Как бишь его там… Затем Ади рассказал то, что знал. Знания его были неполными. Но Я понял – тем, кто изобрели этот процесс, тоже было не все до конца ясно. Курьеры сходили с ума сразу после пересадки, умирали без видимых на то причин, наконец, иногда несомый разум просто исчезал, будто его и не было никогда. Но даже когда несомый разум изымался, в мозгу носителя оставалось что-то от него – тень. Курьер мог перевезти до трех-четырех разумов, причем не было значения – скопом или по очереди. С пятым уже возникали проблемы, шестая-седьмая пересадка гарантированно сводила человека с ума. В меньшей степени это касалось и носимых. Если их перевозили скопом, порой они непостижимым образом переплетались, и многим это не нравилось. Посему, надежный гонец ценился дорого, а первая его ходка обходилась в огромные деньги…

Наконец, Ади повернулся к стене, давая мне понять, что разговор закончен. Я не стал настаивать на обратном. Оставалась половина дня. Спать мен не хотелось. Я мог бы лечь и даже заставить себя заснуть, но что потом делать ночью? Безделье привело меня назад, в обеденную залу. Но трапеза уже закончилась, приборы убрали, стол вытерли. Но зал не был пуст. Потолок был высоко, там было довольно просторно. И сейчас по комнате порхал сын хозяина. Превратись я в птицу, комната была бы мне мала, но ребенка это не ничуть не расстраивало. Его родители относились к странностям сына спокойно и лишь спрятали все вещи, которые он мог бы разбить, зацепив крылом. От его крыл в комнате подымался жуткий ветер. Я подошел к окну. С неба сыпался снег – мелкий, как крупа. Куры думали, что это манная крупа, клевали его, но, распробовав, ходили обиженными и удивленными.