Текст книги "Люди, дружившие со смертью"

В подземельях тоже была зима. Здесь не было снега, но от этого легче не становилось, и, порой среди вековых сталактитов и сталагмитов вплетались вполне обыкновенные сосульки. Дул ветер, заколачивая слова обратно в глотку. Кожа на лице задубела, холод пробирался глубже. Говорить стало трудно и ленно. Когда все же приходилось обмолвиться словом, говорили кратко, не шевеля губами, сохраняя тепло и дыхание. Пару раз мы пытались идти вслед за ветром, в надежде, что он выведет нас на поверхность, но всякий раз он то спрыгивал с обрыва и летел дальше, то взмывал вверх перед неприступной скалой. В каменном мешке, где почти не было сквозняков, мы остановились на привал. Еды становилось все меньше, и от куска припасенной колбасы мы отрезали колесики все тоньше и тоньше. Сухарь треснул, крошки зазвенели по зубам, будто стеклянные шарики по металлу. На мгновение я испугался за судьбу зубов, провел по ним языком – нет, нормально, все на месте – можно продолжать обедать. Да и если бы иной зуб все же треснул – что толку, все равно до ближайшего зубодера было миль двести. Если я не ошибался с подсчетом дней, то в моем мире календари и часы начинали отмеривать новый год. Как-то за приключениями я забыл об этом, и вдруг вспомнилось. Впрочем, год был таким молодым, что нельзя и сказать – хороший он или плохой. Хотя с иной стороны, говорилось, что как год начинается, так он и пройдет. Я начинал год в нескольких милях под землей. Ну и что с того – что мне теперь, не выходить на поверхность до следующего года? Я вздохнул достаточно громко, чтоб меня услышал Ади.

– О чем грустишь? Мне пришлось ответить…

– А… Да брось, глупо так думать – за год уйма всего произойдет. К тому же… Когда у вас отмечают новый год?

– На зимнее солнцестояние.

– А у нас на осеннее равноденствие. Так что я свой новый год отметил на ваших землях.

– У нас? Ваш?…

– А что тут такого. Там мой дом, моя жена ждет моего ребенка. Нашего ребенка.

– Хороший ответ, – согласился я, – не скажу, что самый правильный, но мне он нравится… Долго ели молча – я пережевывал еду и сказанное. Сухари давались с трудом – слюна почти не выделялась, приходилось постоянно прихлебывать воду из фляги. Насчет воды мы не ошиблись – ее в пещерах было предостаточно, но в темноте подземные реки казалась черней угля. И странное дело – казалось чернота сохранялась и во фляжке. Поэтому когда я пил, я цедил воду сквозь зубы – мало ли что я зачерпнул с этой водой.

– Ади?…

– Что?…

– Вот ты сказал, что жена твоя беременна?…

– Ну да…

– А раньше ты говорил, что вышел в путь в последний месяц весны.

– Все правильно. В конце зимы она должна родить… Девять месяцев. Что тут такого?

– Но ведь когда ты выходил в путь, ты не знал, что станешь отцом?…

– Не знал, конечно…

– Значит, ваша связь покрывает… Я задумался как выразиться – какая сторона была Той и Этой… Додумать я не успел – Ади понял без уточнений

– Ну да, это так…

– И зимой вы переговариваетесь?

– И зимой. Где-то в горах, на одной из вершин есть башня. Там два человека – три четверти года они заперты морозом и снегом и случись беда – помощи ждать им не от кого. Их меняют каждый год, но от этого не легче: надо восстановить, то, что разворотили бури, запастись дровами и едой. И они вот и связывают разные склоны – твой, и тот, что стал моим.

– Тогда объясни, какого лешего мы лезем под горами, если можно за пару мгновений перебросить нас телепортом?…

– Я, знаешь ли, был там с конвоем, что вез им дрова. Там площадка где-то десять на десять вершков. У пика снесли верхушку, чтоб сделать форт. Вероятно, там есть телепорт. Но ошибись мы на пару метров при фокусировке телепорта, нас выбросит, скажем, на высоте в пару верст. Достаточный полет, чтобы вспомнить всю жизнь.

– Рискованно… – согласился я. – Но не намного опасней нашего шатания.

– Хочешь вернуться и попробовать с телепортом?… Я покачал головой – начнем с того, что я даже не знал как возвращаться.

! Кобольды

В те звуки, что можно было услышать в пещерах, добавился еще один. Сперва он был тихим, далеким, и я почти не обратил на него внимания. Он то становился то громче, то вовсе пропадал. Я слышал его пару суток, но никак не мог понять, что это. Но затем я услышал его совеем рядом. В пещерах акустика была довольно хорошей, поэтому нельзя, насколько это близко – за соседней стенкой или же за милю от нас. Одно было несомненно – эти звуки издают живые существа. Это была не песня, больше это походило на стон. От него шел мороз по коже, становилось грустно.

– А-у-у-у-е-ееее… А-у-у-у-ыыыы…. – неслось по коридорам. Ади оскалился:

– Душевно поют… Надо бы слова запомнить…

– А интересно, о чем они воют?…

– Ну это просто: «Там, высоко, над горой восходит звезда, ее свет дарит тепло. Звезда так прекрасна, но мы ее никогда не увидим, потому что ее свет убьет нас…» Я все никак не мог привыкнуть к шуткам Ади:

– Серьезно? – переспросил я.

– Слушай, ну откуда мне знать? Меня что, в школе языку кобольдов учили?… А вообще… Вряд ли они сами знают, о чем поют. Просто услыхали где-то звук, ноту… Так воет зимний ветер… Слушали мы их недолго – все же это пение было не тем, кое можно слушать часами.

– Будем обходить, – распорядился Ади. – Вполне может быть, что они так воют с голодухи.

Мы действительно попытались их обойти, сделали пару миль темными коридорами. Но то ли шли не в ту сторону, то ли заплутали, то ли нас просто выследили, но встречи избежать не удалось. Нас ввело в заблуждение то, что мы перестали слышать их пение, недопустимо расслабились. И в большой пещере мы попали в засаду. Их подвело нетерпение, они закричали чуть раньше чем следовало, и вместо того, чтоб испугать нас – предупредили. Если бы они обрушились на нас молча, то, вероятно бы передушили нас как котят, но разве нас можно было испугать криком? Разве на нас мало кричали в жизни. Один прыгнул на меня, замахнувшись дубиной, я ушел в сторону, еще один прыгнул со скалы. Мне не оставалось ничего, как ударить его факелом – кобольд заорал, завоняло паленой шерстью. Но своим телом кобольд сбил огонь, и все что нам оставалось – это рассыпанные искры. По памяти ударил подсечным, сбил кому-то удар, затем закрутил мельницу.

– Говори, чтобы я слышал, где ты Что сказать? Что я ничего не вижу. Что даже не знаю, куда бить? Вместо этого я запел: «… О том как мы погибли Прочтете вы в балладах Пусть в смерть вам и не верится Она гуляет рядом. …» Ну да, как же. Смерть рядом – на расстоянии удара. Ближе бывает только когда ты мертв. Только вот умри я – никто баллады про нас не напишет. Хорошо, если кости когда-то найдут. Впереди и справа Ади затянул в ответ: «… Тяжка и незавидна Всегда судьба кадета Муштра с утра до вечера И песня не допета …» Я ударил косым – сабля встретила что-то жесткое, но проломила и увязла в чем-то мягком – более мягком, нежели человеческое тело. На полу дотлевали искры того, что было нашим факелом. Лишь на мгновение что-то закрыло от меня осколки света. Я ударил туда и остался доволен. Сабля пошла так, что после подобных ударов живут недолго. Если вовсе живут… «… Погибшему за родину всегда мала награда Могила на дивизию И может быть баллада …» Кого-то снял Ади – кобольд рухнул на земь, и под своим телом погреб последние искры. Тьма была абсолютной – я не видел даже своей руки, даже проведя перед носом. Я закрыл глаза, затем открыл – разницы не было никакой. Чтоб не отвлекаться на попытки разглядеть хоть что-то, я опустил веки. Я обратился в слух. «… Путь генерала выстлан Солдатскими погонами Тех кто попали в вечность Походными колоннами …» Что-то просвистело у уха, я успел отступить и схлопотал скользящи удар по предплечью. Я слышал как треснула кожа курки. Вырывало бляху, она звякнула о камень. Затем что-то ударило меня под колени. Я упал на землю и уронил меч. Выхватил кинжал, но тут же чья-то нога выбила его из моей руки. Где-то далеко Ади продолжал петь: «… Кто для войны родился Тот не умрет в постели А мертвому без разницы Возвышенные цели. …» Зубами я сдернул перчатку, выплюнул ее на пол и взмахнул рукой, творя заклинание. Первое, что пришло на ум – искажающее заклинание. Мне было плевать что оно сработает не так как надо, или сработает не в полную силу – мне надо было чтоб случилось хоть что-то. Чтоб бьющий не попал по мне, чтобы меня не оказалось на линии удара. Заклинание сработало… …И я ослеп. Свет был ярок – я видел его даже сквозь закрытые веки. Я ожидал удара, который поставит точку в моем пути, но его все не было. осторожно открыл глаза, увидел свою саблю – она была совсем рядом. Опираясь на клинок, поднялся. Кроме меня и Ади в пещере никого не было. по крайней мере на ногах. Кобольды бежали. Мы отдыхали прислонившись к огромной скале. Дыхание восстанавливалось медленно – сказывался далекий путь, холод, накопившаяся за время пути усталость.

– Мы живы?

– Похоже на то, – согласился Ади. Я осмотрелся по сторонам – на земле лежало пять тел кобольдов. Были они на пару пядей ниже нас, заросшие шерстью с головы до пят. Еще один скреб лапами землю, пытаясь будто отползти от нас подальше. Я прицелился в него саблей:

– Добить?… Ади посмотрел и покачал головой:

– Да ну его, может и выкарабкается. Я зла на них, в общем-то, не держу. – Он достал из рукава нож и подошел к кобольду мертвому: Ну что, освежуем одного?… Я вытащил кинжал, присел, замахнулся… И убрал его в ножны.

– Какого демона?…

– Ты знаешь, Ади, не могу я их резать. Они слишком похожи на людей. Ты, если хочешь – режь, а я не могу…

– Чистоплюй. – Ответил он, но нож тоже убрал. – Пошли отсюда… Ибо нечего!

Все было просто – по крайней мере относительно света:

– Веришь ты в сказки или нет, но она существует. Может, она нас и спасла. Там где мы приняли бой, одна стена пещеры была из голубой руды, которая начинала светиться от любого заклинания. Странно, но ни в одной легенде об эльфийском оружии, я не встречал подобного. Может, так получилось потому что я слышал легенды человеческие, но никогда не эльфьи. Да и кто знает – возможно при переплавке это свойство терялось. А, возможно… Впрочем, какая разница – легенды легендами, но я в жизни не видел голубого эльфьего оружия. Несомненно одно – кристалл руды, найденный на земле, весь оставшийся путь заменял нам свет всех факелов. Нам и дальше попадалась эта руда – пласты, тонкие жилы, и, даже пещеры. Но, может, пока, довольно о ней? В мире и без того много чудесных вещей.

– Ади?…

– А?

– Откуда ты знаешь эту песню.

– Был у меня знакомый. Вместе пару дел обстряпывали. Он эту песню любил… Ну а я от него стало быть набрался.

– А как его звали?

– Уже не помню. Да и не важно это уже. Он погиб года два назад… Я кивнул. Действительно – имя было совершенно ненужным, особенно, после того как он погиб. Важна была песня. Это было вроде гимна нашего барака. И, может быть, тот кто когда-то рухнул вниз, там где устоял Ади, возможно тот покойный был из моего кадетского корпуса, может он жил когда-то в моем бараке, а, может, быть он учился в одном взводе со мной. Может, он даже сидел за одной со мной партой. Хотя нет, мой приятель по корпусу, Эрно Икс, погиб через год после выпуска на каком-то второстепенном плацдарме… Но так ли важен Эрно? Особенно после того, как он погиб? Нет, песня была важней. Ее пели каждую субботу – глубоко ночью, почти в воскресенье, когда все уже были пьяны в дым, а бутылки – выжаты досуха. Это был гимн – но совсем не помпезный, не бравурный, какими обыкновенно бывают гимны. Он был негромким, печальным, тягучим как судьба солдата и часто из других бараков, те, кому мы мешали спать, кричали: «Кого поминаем?» Мы поминали себя, поминали день прошедший, еще одну неделю – кто знает, сколько их еще осталось. Нам было печально – но не потому, что все уже выпито, и еще час-другой и в нашу голову вползет похмелье. А еще пройдет немного времени, оно уйдет, пройдут и дни отдыха, и опять начнется муштра, учеба… Потом служба, и, конечно, война. Ведь не для мира, не для парадов нас готовили? И действительно – началась война, и лейтенанты сгорали как свечи. Кто-то погиб в первый день войны, уверенный, что попал в простой пограничный конфликт. Кого-то сшибли с седла во время генеральной ордалии. Лейтенанты умирали бесславно от дизентерии, топили себя и свои бандеры в болотах. Пропадали без вести без видимых причин. Насколько я знал, из моего выпуска в живых осталось шестеро, включая меня. Один из них потерял руку при форсировании реки с труднозапоминающимся именем, и был демобилизирован. Пятеро продолжало носить погоны разных государств и оружие. Кто из нас станет генералом?

На нашем пути стала появляться еда. Кобольды оставляли нам мох, корни, в грубых мисках ползали какие-то слизняки, улитки без панциря. Выползти из мисок они не могли, потому что края посуды были смазаны какой-то дрянью и слизняки соскальзывали обратно на дно.

– Как ты думаешь, это можно есть?

– А как ты думаешь, у нас есть выбор?… Корни напоминали по вкусу редьку, и были тверды как молодые ветви деревьев, мох же был с привкусом плесени.

– Интересно… – Сказал я, – Интересно, а отчего они стали нас подкармливать.

– У меня есть одна идея, но она тебе не понравится.

– Валяй, говори уже…

– Они испугались твоего пения. Ты уж прости, Дже, но голос у тебя отвратительный… Мы оба засмеялись – смех больше походил на кашель. Конечно, шутка была не абы какого пошиба – Ади пел совсем не лучше меня. И тут он тронул меня за рукав.

– Человек… – прошептал он… – гляди, человек! Я тихо освободил саблю. Могло статься, что это новая угроза. Конечно, спутать человека с напавшими на нас кобольдами, было бы сложно. Но, кто его знает – может, побитые позвали кузена побольше. Но нет…

– Смотри… Это женщина… Мы подошли поближе. Да что там женщина – это была девушка. Очень красивая, и белая будто молоко: белые одежды, светлые волосы. Бледное лицо. Ади подошел и преклонил колено:

– Приглашаю Вас на танец, милая мадмуазель… – Затем поднялся на ноги и добавил. – Красивая, демон его побери… Расскажи – никто не поверит. И ведь не заберешь с собой. Я думал о том же – пред нами стояла статуя. Вода оседала на ней, и казалось – она плачет. Рукой я утер слезы: они были просто ледяные – даже через перчатку я почувствовал холод:

– Стекло… Вероятно горное стекло – хрусталь… У подножья статуи лежали плошки вроде тех, которые попадались на нашем пути. В некоторые были насыпаны камни. Некоторые – просто красивые осколки породы, но было несколько полудрагоценных, ну и, конечно, руда. Стена за ней была испещрена надписями.

– Умеешь читать руны?

– Только некоторые идиомы. А ты?…

– Не этот диалект… Есть знакомые символы… Но не более… Ади прошел воль стены, заглянул в соседний туннель, позвал меня:

– А ну-ка посвети… Бог мой… Да их тут… И действительно – в соседнем зале действительно было множество разных статуй. Там были все – старики, с мудрыми лицами, воины, женщины, что прожили жизнь полную. Самое жуткое, что попадались и детские статуи… Это было кладбище. Конечно же, я видел и больше могил, но одно дело – кладбище человечье, другое дело – эльфье.

– Не хочешь осмотреть местные достопримечательности. Я покачал головой. Было любопытно, но с иной стороны… Мы вернулись назад. Ади стал рядом со статей девушки:

– Ну как, похож?

– Просто не отличишь. – съязвил я, – Похож как троюродный дедушка на двоюродную бабушку.

– Дурак ты, Дже… Я не о том. Это ведь не человеческая статуя… Я это уже заметил и сам – у девушки уши были чуть заостренны. Да и никогда я не думал, что человек сможет сотворить такую красоту в хрустале. Только во плоти.

– Эльф… Вот уж не думал, что эльфью статую можно найти в пещерах.

– Вот и я о чем… Вероятно, кобольды спутали нас с эльфами – что не говори, мы чем-то похожи. А эльфы для них, наверное, вроде богов…

– Отчего же они тогда богов в поезде убили? Или вот на нас набросились? В ответ Ади пожал плечами. Наш кристалл стал угасать, свет убегал от поверхности в его глубь. Я привычно бросил заклинание – он вспыхнул с новой силой. И почти не удивился, когда внутренним светом озарилась статуя. Вместе со светом зазвучала высокая печальная нота – вся пещера пела…

– Вот тебе и ответ. Мы доказали, что имеем божественную сущность – пробудили свет в камне.

– И все же это неправильно…

– Что именно?…

– Некрополь. Никогда бы не подумал, что эльфьи кладбища надо искать в горах. В легендах такие светлые существа – и вдруг подземелья…

– А где им еще хоронить своих?… Вероятно, по твоему совету пытались хоронить на небесах, но не добрасывали покойных до облаков… А стали хоронить в пещерах как раз потому, что никто их не станет искать. Тем паче, если живешь тысячу лет, пару раз можно и в пещеры сходить. Делать было нечего и мы собрались продолжать путь. Перед тем как пойти, Ади спросил:

– Может, отрубить ей голову? А?… Она ведь стоит бешенные деньги? Но к мечу он не притронулся, и, вероятно, ждал от меня объяснений, отчего этого не следует делать.

– Не стоит… Она вся может рассыпаться в осколки. Тем паче для кобольдов это святыня. Кто его знает, может, из веры появится разум. И мы пошли прочь. Я шел и думал – кто последний перед нами видел эту красоту. Когда это было? Сто лет назад? Пятьсот? Тысячу? Или же вчера?! Имение Реннера

Под горами было несладко. Но я всегда недоверчиво относился к слухам о своей смерти, завещаний не писал. Лишь однажды, прежде чем сорваться в атаку, сказал приятелю, мол, если меня убьют – возьмешь мою лошадь. Моя сивка вынесла меня в том бою. Приятелю повезло меньше. Не верил я в свою смерть и в пещерах. Все будет хорошо, – думал я, сжимая рукоять сабли, – только не расслабляться, кавалерия, не расслабляться. Но одной вещи я все же опасался. Я боялся увидеть дневной свет. Во время пребывания в темноте мы довольствовались лишь крупицами света, и я боялся – а выдержат ли мои глаза яркий свет солнца. Я заранее прищуривался, закрывал один глаз. Но выход на поверхность оказался удивительно легким. Поворот, поворот, стало чуть светлей, спуск, опять поворот. Свет, не то чтоб очень яркий…

– Вышли. И все-таки мы вышли. Над нами возвышалась скала, пред нами лежал лес. А над миром повисла ночь, луны не было. Звезды залили облака, и не проведи мы во тьме многие дни, вероятно, мы бы их и не увидели. Кусок руды в моих руках казался темным камнем. Мы отошли от пещеры на десяток саженей и рухнули на землю.

К утру конечности затекли, после сна болела голова, будто с похмелья. Просыпаться не хотелось, но продолжать спать уже не было никакой возможности. Мне думалось, что, пройдя под горами, мы продолжим свой путь как и раньше. Вдвоем, неузнанные, наживая и преодолевая трудности. Но нет – мы спустились по склонам, вышли на какую-то дорожку, по ней дошли до грунтовой дороги, дальше вышли на тракт мощеный. К вечеру дошли до какого-то форта.

– Странно. Против кого эти укрепления – наша сторона, вроде бы к походу не готовится.

– Когда приготовится – форты строить будет поздно, – показал зубы Ади. – А если серьезно, то Эта Сторона сильна смутами. Я тебе говорил про гражданские войны?

– Что-то говорил… – признался я.

– Ну вот. Вспоминай и делай выводы. Мост был уже поднят, и я думал, что мы просто обойдем его. Но Ади принялся орать, и махать руками дежурной страже. Я на всякий случай стоял чуть в стороне, делая вид, что я как бы не с ним. Но вместо стрелы или кипящего масла на голову, ворота стали опускаться. Нас явно ждали…

Мне здесь все было новым, все странным. Тут солдаты почти не носили сабли. Они были только у офицеров. Вместо кольчуг и брони на них была одежда из грубой ткани. Лишь на груди висели большие бляхи, но насколько я смог разобраться, это была не броня а какой-то отличительный знак. Я ожидал увидеть удивительные защитные машины, но вместо них в амбразуры были всунуты какие-то толстостенные трубы. Подобные трубки, гораздо меньше таскали солдаты. Я так и не понял, как они работают, и сейчас думаю, что это либо какая-то разновидность магического посоха, либо, что скорей – обманка. С нашим появлением фасах форта сразу же усилили караулы. По беспечному виду солдат было видно, что нападения они не опасались, а то, что их выгнали из казарм – так надо, такая служба. В поле, недалеко от крепости поставили большую армейскую палатку. Туда удалился старикашка, с виду полковой маг. И действительно – скоро на моей груди ровно и сильно задрожал амулет. В палатке вспыхнуло так, что свет пробился через ткань, вырвался из-под клапанов. Затем, из палатки стали появляться фургоны, какие-то люди. Рядом с этой палаткой они поставили другую. И амулет вовсе взбесился – мне пришлось снять и положить в ящик. Он тарахтел там как горох в погремушке. Затем, Ади ушел в ту палатку. Я не сомневался – причиной всего движения был он. Очевидно, Ади перевозил груз, который На Этой Стороне считался правительственным. И опять была ночь, опять безоблачное небо наполнилось молниями и громами. А потом все кончилось. Амулет затих, так резко, что я подумал, будто он сломался. Но магией я сбил кружку со стола, и амулет дрогнул. Утром конвой убыл, посты на фасах крепости опять стали обыкновенными. И мы из важных гостей превратились в гостей попроще, коим как, известно, дома лучше.

– Ну что, поехали?… – спросил меня Ади, будто у все зависело только от меня.

– Ты освободился?

– Никогда в жизни не был более свободным. Часом позже мы отбыли в имение Реннера.

Отчего-то я ожидал увидеть домом Ади какую-то крепость. Может быть форт, обветшалый, брошенный, а после выкупленный Реннером за сущую безделицу. Но нет. Разве что я бы, пожалуй, прозевал поворот к хутору Реннеров: дорога шла оврагом, и вдруг меж его стенами нашелся проем, куда и свернул Ади. Дорога шла полем – то и дело попадались съезды, меж деревьев мелькали крыши домов. На каком-то перекрестке нам попался маленький кабак. До сиз пор помню его название: «Степная Жемчужина». На жемчужину он, конечно не тянул, но вторая часть названия была правдой – вокруг была степь, через них пролегали шляхи – не тракты. И движение по ним было не то чтобы оживленное. Стало быть и выручка в этом кабачке была небольшой. Но кто знает – может, хозяин содержал его не из-за прибыли, а по зову души. Может, сюда съежились по вечерам местные помещики, чтоб отметить прошедший день на нейтральной территории. А может и вовсе, строили не для людей, и пролетающая на шабаш нечисть останавливалась здесь, чтоб промочить горло стаканчиком-другим. Дом Реннера был окружен не рвом и крепостной стеной, а невысоким забором, потерявшимся в зарослях кустов. Через сад дорога вела к дому на холме. Реннера ждали. Не то чтоб, сидели на крыльце, или постоянно выглядывали в окошко. Нет, они были просто извещены, что мы в движении, что прибудем скоро. И стоило нам въехать во двор, домочадцы высыпали на улицу. На подносе старый слуга вынес две рюмки самогона с закуской. По холоду рюмки я понял – бутыль с самогоном до последнего держали в леднике. Я выпил и закусил. Ади, как много месяцев назад выпил лишь половину, остальное выплеснул, зато тут же съел почти всю закуску.

– Простите, милые, – сказал он, – гостинца я вам не привез. Ну ничего – зато теперь у нас уйма денег и мы можем купить каждому что-то разэтакое… Я предлагаю начать с соседского леса… Домочадцы улыбнулись, кто-то тихонько засмеялся. Вероятно, соседский лес был дежурной шуткой, каким-то камнем преткновения, вроде того моста Эршаля. Нас встречал и приемный сын Ади Реннера. Я знал, что в нем нет ни капли крови моего спутника, но странное дело – они были похожи. Одинаковая прическа, вытянутое лицо, холодный блеск и решимость во взгляде. Не было только пятна на лице и вместо эстока на бедре висела шпага. Я подумал, что он, в общем-то, ребенок, коий до конца не понимает, что приемный отец прошел дальнюю дорогу. Он понимал, что сегодня будет праздник. Но что за праздник без подарков? Я порылся в сумках и отдал ему кристалл синей руды:

– Держи…

– Ух ты! А что это такое? Вместо этого я нарисовал в воздухе Знак. Кристалл загорелся ярким синим цветом. Затем Ади представил меня, и назвал имена всех встречающих. Жена Реннера действительно была красива. Ее можно было бы и не называть – по понятным причинам она сильно отличалась. Когда я увидел ее, мне захотелось откинуть прядку волос, чтобы увидеть, не заостренна ли вершина ушка, я хотел, чтобы она сказала слово, чтобы увидеть, не скрывает ли ее улыбка полное отсутствие клыков. Такими должны были быть эльфы, хотя, кажется, у эльфов не бывает черных волос. Говорили, что у эльфов нет клыков, и что они живут очень долго. У меня не было времени жить рядом с ней, проверить, состариться ли она. Бывало, за обедом, я пытался ее рассмешить, но она лишь пунктирно улыбалась краешками губ. Ела аккуратно, поглощая пищу маленькими кусочками, и я так и не смог рассмотреть ее зубы. Да что там, кажется, в моем присутствии она не произнесла ни одного слова. А может, я ее просто не слышал – Ади Реннер и его сын всегда производили достаточно шума. Помню одну ночь, незадолго до моего отъезда. В долине уже было тепло, и со дня на день мы должны были получить весть, о том, что открылся какой-либо перевал. Ночь была чарующая, и перед сном мы вышли на свежий воздух. В вышине висела полная луна. Еще вчера она была туманом на конце, но сегодня она вышла в полной красе. Ади обнял жену, сведя пальцы в замок как раз под плодом:

– Полная луна, тринадцатый день, пятница. Самое время тебе лететь на шабаш. Она руками провела по своему телу – от шеи, по груди, через живот к рукам мужа. И покачала головой. Я понял, что она хотела сказать – тяжесть еще нерожденного ребенка приковывала ее к земле. Но это произошло гораздо позже.

В один день, у ворот имения остановился всадник. На огромном черном коне, восседал мальчишка, лет двенадцати. Одет он был просто, без всякого оружия, выглядел как сын иного вельможи. Держался с достоинством, и слуги легко пустили его во двор, приняли коня, хотели помочь сойти на землю, но тот спрыгнул сам и в иную сторону. Я стоял на крыльце, и видел, как приемный сын Реннера встретил прибывшего:

– Вы к кому?… – мальчишка пытался выглядеть достойно, но это выглядело лишь как подражание прибывшему. – К отцу?…

– Да, я к господину Ади Реннеру, – пришел ему на помощь визитер.

– Как вас представить? Он вас знает?…

– Да, одно время, мы с ним были близко знакомы. Очень близко.

– Как Вас представить?

– Ума не приложу. Я еще не выбрал себе имени. Просто, скажите – хороший друг. Мы были рядом в тяжелые времена.

– Я доложу. Реннер-младший удалился.

– Не боитесь ездить один и без оружия? – спросил я.

– Мое оружие – всегда при мне. Для того, кто попытается остановить меня – это будет неприятной неожиданностью. Он сложил руки в знак, прицелился в дерево через дорогу. Вероятно, хотел продемонстрировать свою силу и заклинание, ударить сильно и жутко каким-то трехступенчатым заклинанием. Но раздумал и просто махнул рукой – по кроне дерева пробежался шквал. Затем он подошел близко – гораздо ближе, чем допускали приличия

– Вам не знакомо мое лицо? – спросил он меня.

– Признаться, нет…

– А меж тем, мы часто смотрели друг другу в глаза. И я понял кто это.

– Но это были не ваши глаза. – ответил я ему.

Пили в оранжерее. Розовые кусты, вероятно, чувствовали зиму и через стекло, поэтому не цвели. Но даже их листья распространяли аромат. А может быть, все дело было в вине, уж не знаю, из чего его гнали, на чем настаивали. Было довольно странно видеть, как мальчишка пьет наравне с нами. С его весом, думал я, его свалит довольно быстро. Но нет. Тот пил и почти не пьянел.

– Так может быть, вернемся назад вместе?… – Предложил я юноше, – Я, конечно, не набиваюсь в кампанию, но вдвоем ехать было бы спокойней.

– Нет, скоро я возвращаться не собираюсь. Неотложных дел у меня нет. Так что, возможно, мы с вами и не встретимся, молодой человек. По крайней мере, в этой жизни. Он не знал, что частично ошибается. Оглядываясь назад я могу сказать – мы встретились позже. Гораздо позже. Но тогда этого не знал и я.

– И наш мир проживет без вашего присутствия? – попытался съязвить я. Ответ меня удивил:

– Я, знаете ли, всегда был сторонником сбалансированности мира по Ту и Эту сторону. Так что я не буду спешить вторгнуться в ваш мир. Отчего-то его ответ разозлил меня. Они уже вторглись в наш мир. И эта крепость Хастен, что выпадала из нашего мироздания, это депо брошенных зверь-машин – пусть и оставленных до поры до времени, пусть и на землях экстерриториальной Хоти. Все это было вторжением. От алкоголя язык развязался на недопустимую длину:

– Вы знаете, а я, еще вероятно, сюда вернусь. Для начала в предгорьях организую сплав строевого леса. Ну не может быть, чтоб со склонов не текло ни одной завалящей речушки. А затем, организую добычу голубой руды. Кобольдов припру так, что они полезут с Вашей стороны с криком «Спасите!!!» А еще найму магов, чтоб они разобрались в Ваших железках. И лет через десять я постучусь в двери ваших домов. Уж не знаю, чем я буду стучаться – мечом или кошельком. Ади от моих слов скривился. Он, было, потянулся к плечу, туда где обычно находилась рукоять меча. Но меч уже напился крови до сыта и отдыхал где-то в оружейной. Вместо этого Ади сказал:

– Дже, ты не должен так говорить. Тебе лучше так не думать. Гость же оказался более категоричным:

– Не хочу портить Вам настроение, господин Кано, но довольно серьезно обсуждалась необходимость Вас умертвить. Я поперхнулся. Ади постучал меня по спине. Боясь показать свою слабость, я остановил его:

– Оставь, пройдет… И за какой, извиняюсь, хрен меня хотели убить?

– За самый банальный. Вы слишком много знаете.

– Ну вот еще. Что за дикость – убивать за знание?… Ну я так понимаю, разум восторжествовал?

– В некотором роде, – ответил мальчишка с глазами уставшего старца. – У Вас оказался могущественный покровитель.

– Это Ади?… – предположил я.

– Нет, это я… Я ведь не забыл вашего добра. Вашей помощи… Без вас я бы не воскрес. Мне стало противно – в горле резко пересохло. Вино не утоляло жажду, а опьянение исчезло. Ади отставил стакана и отошел к кустам.

– Ой, а кто это у нас? – он наклонился к самой земле, – роза? Точна роза… Я склонился рядом с ним. Росток был маленьким – никак не больше двух дюймов. Ади провел пальцем по еще мягким иглам.

– Хочешь тебя саженцем угощу?… Ах да… Ну когда хватит ума обзавестись местом, где его можно посадить, тогда приходи, возвращайся. И если не обзаведешься – тоже заходи. И не слушай ты его, – он кивнул на юношу…

– А вообще, если серьезно… Я просчитал вашу судьбу и судьбу вашего мира. Просто чудесно, что Вы прошли горы. Но дальше Вам надо вернуться назад, ибо судьба мира тесно сплетена с вашей. Но совсем иначе, нежели наговорили вы сейчас.