Текст книги "Вестники времен: Вестники времен. Дороги старушки Европы. Рождение апокрифа"

– Вон у тех, – кивнул сэр Мишель в сторону кучки разодетых и прекрасно вооруженных громил, гуртовавшихся у самых ворот замка. – Просто скажем, что нужен принц. Якобы у нас поручение от… Ну, например, графа Монфора, наместника Гиеньского. По делам снабжения войска короля провиантом.

– Глупо будем выглядеть, – покачал головой германец. – Сам посуди – станет твой герцог посылать людей через всю Францию, чтобы попросить о чем-то принца в Лондоне?

– Ладно, разберемся, – отмахнулся рыцарь, всегда больше полагавшийся в подобных делах на экспромт. В нужный момент нужные слова сами приходят на язык.

По ближайшему рассмотрению Гунтер отметил, что Тауэр не был чересчур громадным. Таких замков великое множество по всей Нормандии и Англии – типичная норманнская архитектура. Отчасти Тауэр напоминал замок Фармер, но был самую малость повыше, сложен из серого камня, а углы украшали четыре тонкие и высокие башни. Въезд во внутренний двор имелся всего один, площадь перед воротами, в других городах обычно заполненная торговцами, пустовала, а берег Темзы, к которому стена подходила почти вплотную, укреплял частокол из толстых заостренных бревен.

Наконец двое всадников, медленно приближающихся к воротам королевского замка, привлекли внимание охраны, которой здесь было удивительно много. Сразу видно – королевская гвардия. Красные плащи, наручи и оплечья надраены до зеркального блеска, на мелкокольчатых плетеных бронях пятна ржавчины искать бесполезно. Совсем рядом с воротами стояли несколько типов необычного вида, похоже, шотландцев. Вот эти уж точно смотрелись так, будто сошли со страниц повестей Вальтера Скотта – длинные нечесаные патлы, заплетенные в косички, многоцветные клетчатые пледы с серебряными фибулами, и громадные мечи за спинами. Гунтер долго бился, вспоминая название шотландского меча, но все-таки вспомнил – это жуткое оружие именовалось «клеймор».

– Шотландцы, – недовольно ворчал сэр Мишель. – Дикари! Неужто принц набрал шотландскую охрану? Я бы им даже возле коновязи прислуживать не доверил…

Последние слова рыцаря прозвучали слишком громко. Англичане в багряных плащах особого внимания не обратили, разве что десятник, в поле зрения которого наконец-то попали приезжие, зашагал к лошади сэра Мишеля. А вот дикие кельты, расслышав неодобрительное высказывание о себе, сразу состроили зверские рожи и взялись за оружие. – Эй, чего ты сказал, а? – рявкнул один шотландец – здоровенный громила, чей послужной список был отмечен внушительными белыми шрамами на лице. – Повтори!

Гунтер едва подавил стон, шедший из самой глубины души. Еще не хватало – подраться со стражей Тауэра из-за необдуманных слов Мишеля! Однако рыцарь сам понял, что совершил тактическую ошибку, и примирительно поднял руки:

– Тебе послышалось, дружок. Кто здесь главный? У нас важное дело к его высочеству принцу Джону.

– Я!! – в один голос рявкнули английский десятник и шотландец. Англосакс, одарив детинушку в килте убийственным взглядом, замолчал, видимо, решив не связываться. Надо думать, эти двое командовали разными отрядами стражи.

– Я Дугал Мак-Лауд из Глен-Финнана. – Шотландец грозно осмотрел сэра Мишеля и Гунтера. За его спиной материализовались еще с десяток громил. – Если у тебя, приятель, дело к принцу, езжай в Винчестер. Здесь резиденция его светлости канцлера Англии Уильяма де Лоншана.

– К-кого? – Сэр Мишель от неожиданности даже забыл, что наглый кельт назвал его «приятелем». – Канцлера? А принц в Винчестере?

– Глухой, – издевательски бросил через плечо своим Мак-Лауд. Шотландцы дружно заржали. – Тебе человеческим языком говорят – нет в Тауэре принца. А если дело серьезное – могу отвести к секретарю, он назначит день, когда канцлер сможет дать тебе аудиенцию. Понял?

– Винчестер, – тихо вздохнул сэр Мишель. Слава Богу, этот королевский дворец находился совсем неподалеку, на этом берегу Темзы. – Поехали, Джонни.

– А ну, посторониться! – вдруг заорал десятник из англичан. Еще раньше было слышно, как во внутреннем дворе Тауэра бьют о каменные плиты копыта лошадей, а сейчас ворота начали медленно расходиться и показался плотный строй всадников. Господин канцлер изволил выехать на прогулку.

Сэр Мишель и германец поспешили отъехать в сторону, иначе их просто смели бы с дороги. Мимо прогрохотали пять четверок тяжелых рыцарей при полном вооружении, за ними двигались пара десятков пеших с копьями, а следом выступала разряженная с пошлейшей роскошью белая арабская кобыла, в седле которой и находился недруг нового архиепископа и самый удивительный мерзавец за всю историю Англии.

– Иисус и святые апостолы! – вполголоса простонал рыцарь. – И вот этого… этого урода боится все королевство? Куда ж мы катимся?

Уильям де Лоншан весьма напоминал свою сестрицу Риченду, разве что она была дородна, а канцлер выглядел тощим и желчным. Пускай на его лошадь и надели высокое седло, в котором непризнанный владыка королевства смотрелся несколько более солидно, но все одно – и Мишель, и Гунтер разглядели, что Лоншан исключительно мал ростом, большеголов и кривоног. Самый настоящий карлик.

Видимо, Лоншан пытался компенсировать неисправимые недостатки внешности вызывающей роскошью. Сэр Мишель, считавший красивые и дорогие одежды самым необходимым атрибутом всякого уважающего себя придворного, и то скривился, пристально рассмотрев Лоншановы облачения. Самоцветных камней на камзол и канцлерскую цепь карлика было налеплено столько, что следовало дивиться, как Лоншан еще может ходить, волоча на себе такую тяжесть. На облегающую большую голову канцлера красную шапочку мастера тоже не пожалели жемчуга и золотой вышивки, а плащ больше напоминал ювелирный прилавок. Смотрелось чудовищно. Гунтер даже почувствовал, что после этого ослепительного зрелища у него начал болеть зуб. И вообще Лоншан походил на разряженную в пух и прах шлюху-фаворитку бестолкового короля, а не на государственного деятеля, ко всему прочему исполнявшего архиепископские обязанности.

– Такого действительно хочется повесить, – задумчиво проговорил рыцарь, когда процессия миновала площадь и направилась к Тауэр-бриджу. Истошные вопли глашатая: «Дорогу канцлеру!» при попутном ветре могли быть слышны в самом Париже.

Провожаемые подозрительными взглядами шотландцев и англичан, сэр Мишель с оруженосцем поехали по набережной вверх по течению Темзы к дворцу Винчестер. Оставалось надеяться, что принц Джон сидит дома, а волосатый грубиян Мак-Лауд не пошутил, указывая направление.

* * *

– Да-да, сударь, нам необходима немедленная встреча с его высочеством. Как можно скорее.

Просто поразительно, что ни возле Винчестера, ни у ворот, ни во дворе сколь-нибудь серьезной охраны не обнаружилось. И только у самых дверей, ведущих на первый этаж непритязательного двухэтажного дворца-замка обнаружился совсем молодой рыцарь, представившийся именем, от которого Гунтер едва не сполз по стенке на пол и не забился в истерике. Попросту говоря, невысокого и крепкого светловолосого дворянина звали сэром Гаем Гисборном. Оставалось только выяснить, это тот самый Гай из Ноттингама, с которым постоянно воевал Робин Гуд, родственник или просто однофамилец.

– Как доложить? – Гай с серьезностью в глазах оглядывал неизвестного рыцаря и его оруженосца. Последний почему-то едва сдерживал смех. – Его высочество принц сможет принять вас лишь в случае, если дело действительно не терпит отлагательства и касается судьбы королевства.

– Мишель де Фармер, рыцарь из Нормандии, Гунтьер де Райхерт, оруженосец, – отрекомендовался норманн. – Передайте, пожалуйста, принцу это кольцо и скажите, что у нас известие от графа Клиффорда.

Гай взял из рук сэра Мишеля епископский перстень Годфри, внимательно осмотрел и, сжав его в кулаке, кивнул:

– Подождите, пожалуйста, здесь, господа. У принца сейчас гость, но я попытаюсь передать ему и кольцо, и ваши слова.

Тут Гунтер не выдержал. Едва Гай развернулся и зашагал в глубину пустого, освещенного факелами коридора, германец окликнул его и спросил:

– Простите, сударь, нельзя ли узнать – владеете ли вы землями в окрестностях города Ноттингама? Возле Шервудского леса?

– Да, а что? – удивился сэр Гай. – Манор Гисборн, неподалеку от деревни Локсли. Мы разве знакомы?

– Нет-нет, – сдавленно проурчал Гунтер, изо всех сил пытаясь не расхохотаться. – Просто наслышан…

Когда недоумевающий Гай ушел, сэр Мишель повернулся к Гунтеру и уставился на него в упор:

– Что за шутки? Как ты можешь быть с ним знаком? Даже я никогда не слышал о сэре Гае Гисборне из Локсли!

– Это не Гай из Локсли, а Робин! – Гунтер тыльной стороной ладони размазывал по лицу текущие от смеха слезы. – А Гисборн все-таки настоящий! Только какого черта он делает в Лондоне? Ведь Гай просто обязан служить помощником шерифа Ноттингамского!

– Окончательно запутал, – развел руками сэр Мишель. – Объясни толком, при чем тут шериф, какой такой Робин и откуда ты знаешь о владениях этого рыцаря в Ноттингаме?

Гунтер, подавив истерический хохот, начал было растолковывать про знаменитого разбойника Робина и его стычки с властями, как вдруг на пороге возник Гисборн, смотревший теперь на нежданных гостей ошеломленно и не без почтения.

– Господа, следуйте за мной, – сказал Гай. – Его высочество примет вас немедленно.

Во взгляде Гисборна читались несказанное изумление и любопытство – еще бы, явились два каких-то бедных дворянина, ничем совершенно не примечательных, и младший брат короля безотлагательно требует их к себе с таким нетерпением, словно странные гости привезли известие о том, что с сегодняшнего дня Джон становится королем Англии и Аквитании с Нормандией…

Череда мрачноватых, подкопченных коридоров с голыми каменными стенами сменилась анфиладой небольших зал, тоже украшенных не слишком богато. Как видно, Джон не слишком любил роскошь или просто не мог себе позволить излишние траты. Конечно, когда выскочка-канцлер, выезжая из нагло захваченного в пользование замка короля, таскает на себе стоимость всего Лондона с пригородами, особа монаршей фамилии вынуждена жить скромно.

«Ну вот, – думал Гунтер. – Можно сказать, что все поручения исполнены. Принца мы предупредим об исмаилитах, передадим просьбу Годфри, его наверняка вытащат из монастыря и помогут занять архиепископское кресло… Он повесит Лоншана и все будет хорошо. А нам-то что дальше делать? Как там Мишель говорил – паладины? Нет, действительно, придется топать в крестовый поход. Однако забывать о всех моих невероятных встречах и предупреждениях вовсе не следует. Наверняка рано или поздно придется столкнуться с человеком, о котором говорил отец Колумбан…»

– Остановимся ненадолго, господа, – вдруг прошипел Гисборн, довольно бесцеремонно хватая Мишеля за край надкольчужника и припирая к стенке. – Подождите, скоро можно будет идти дальше.

– А в чем дело? – нахмурился рыцарь. – Что такое случилось?

– Тс-с. – Гисборн приложил палец к губам и кивком указал в глубину полутемной залы со сводчатым потолком. Среди оранжевых теней, отбрасываемых редкими факелами, двигалось нечто непонятное – по залу беззвучно шел высокий мужчина в кожаном тигеляе, остроконечном шлеме с вертикальной стрелкой поносья и с огромной боевой секирой на плече. Гунтер и сэр Мишель замерли, перестав даже дышать. В бородатом воителе было много необычного. Неизвестный выглядел так, будто одевался по манере двухсотлетней давности, а силуэт фигуры с каждым движением расплывался по краям и колебался, словно между вставшими у стены наблюдателями и воином шел поток горячего воздуха. Странный мужчина пересек зал, подошел к противоположной стене, украшенной потемневшим гобеленом, изображавшим какую-то битву, и, нисколько не чинясь, погрузился в него. Затем силуэт бородача помелькал на самом ковре, словно на экране кинематографа – Гунтер обратил внимание, что фигура стала словно бы вытканной, только двигалась – и удалился за горизонт, миновав батальное поле.

Сэр Мишель коснулся двумя пальцами лба и повернулся к Гисборну, который стоял с таким видом, будто ничего не случилось.

– Что, призрак?

– Ага, – невозмутимо кивнул Гай. – Вот зараза! Даже днем теперь шастает!

– Чей призрак-то? – спросил сэр Мишель, косясь на гобелен.

– А, да ну его! – Гисборн махнул рукой и медленно пошел дальше. – Король саксов Гарольд, погибший в битве при Гастингсе. Фамильное проклятие Плантагенетов. Вы не бойтесь, господа, он совсем не опасный. Иногда даже на пиры приходит и сидит тихонько в уголке. Все привыкли. Сколько раз пытались извести – священников, колдунов, даже ведьм приглашали – без толку! Неймется ему…

– А при чем тут гобелен? – спросил Гунтер, все никак не справлявшийся с невольной дрожью в коленях. Ничего себе – в замке принца средь бела дня бродит настоящее привидение с огромным топором, а домочадцы и ухом не ведут! А ну зарубит кого-нибудь?

– Ковер? – Гисборн говорил на ходу, голосом спокойным, даже немного скучающим, точно экскурсовод в музее. – Там выткано изображение битвы при Гастингсе. Наш старик Гарольд в ковре и живет, все пытаясь что-нибудь изменить. Говорили, будто гобелен ткала его сестра, бывшая ведьмой. Однако силы наколдовать так, чтоб призрак мстил победителям брата, ей не хватило. Вот он и бродит… Старый Генрих, отец Ричарда и Джона, хотел было ковер выбросить, да Элеонора отстояла. Сказала, что замок без привидения – не замок. А королевская фамилия просто обязана иметь собственного призрака.

– Дела-а… – выдохнул Гунтер. – Может, у вас и домовые водятся?

– Целых три, – гордо сказал Гай. – Один, правда, пьяница – из подвалов вино таскает, а с кухни – закуску. Вот в Тауэре…

Сколько именно домовых обитает в главном замке страны и каковы их нравы, осталось пока неизвестно. В следующей комнате, отделанной дубовыми панелями, жарко пылал открытый камин, стоял запах дорогих благовоний и горело множество свечей. В креслах сидели двое людей (причем один спиной к двери) и, судя по всему, пили за беседой вино. У их ног на пушистом восточном ковре безмятежно дрых невероятно громадный рыжий ирландский волкодав. Если посмотреть внимательно, становилось ясно, что собачка, размерами больше напоминавшая пони, зажралась до предела..

– Милорд, я привел этих дворян, – сказал Гай, куртуазно поклонившись человеку, обернувшемуся на звук. Принц Джон Плантагенет встал и, едва заметно пошатываясь (видимо, под тяжестью государственных забот, а не после возлияния с собеседником), направился к новоприбывшим.

– Ваше высочество! – Сэр Мишель моментально опустился на одно колено, потянув за собой Гунтера, наверняка снова забывшего, что перед ним важная персона. Однако последний не остался в дураках – все-таки оруженосец знал, что принц в двенадцатом веке – это почти то же самое, что рейхсминистр в двадцатом. По въевшейся за годы училища и службы привычке Гунтер, щелкнув каблуками, вытянул руку в германском приветствии. Слава богу, принц был слегка навеселе, а потому не заметил этого странного жеста.

– Встаньте, господа, – мягким голосом сказал Джон и, взглянув на Гисборна, добавил: – А вы, Гай, можете идти. Только имейте в виду – скоро вы мне понадобитесь.

Что бы ни говорили про Джона историки и писатели позднейших времен, описывая его как полнейшее ничтожество, бездарность или сумасшедшего, на первый взгляд принц казался очень приличным человеком. Лицом он здорово походил на Годфри – давала себя знать кровь отца. Сейчас принцу исполнилось всего двадцать два года, однако выглядел он несколько постарше – старила темная короткая борода. А так – настоящий Плантагенет. Высокий рост, широкие плечи, взгляд, пускай и слегка затуманенный вином, твердый и по-королевски величественный. Одевался принц не особо роскошно: длинная черно-серебряная хламида, историческое наименование коей Гунтер позабыл, на шее широкая золотая цепь, куда более скромная, нежели у Лоншана, а в курчавых, цвета вороньего крыла, волосах тускло поблескивает желтым небольшая корона принца с тремя зубчиками в виде трилистников. Камни в короне, между прочим, не самые вычурные.

– Надеюсь, вы не откажетесь от гиеньского вина? – спросил, улыбаясь, принц. – У нас осталась пара кувшинов. Кстати, вас не очень перепугал призрак Гарольда? Кажется, сегодня он не в духе, если так можно сказать о привидении. Проходите, присаживайтесь в кресла… Эй! – Джон обернулся. – Понтий, проснись, здесь гости!

Визитер принца, скрытый высокой спинкой кресла, поднялся на ноги и уставился на сэра Мишеля, который сделал шаг назад и раскрыл рот. В кабинете Джона, английского принца крови, сидел не кто иной, как сэр Понтий Ломбардский.

– О, шевалье де Фармер, вы еще живы?! – осклабился старый знакомец, узнав норманна с первого взгляда. – Вот не ждал!

Больше всего сэру Мишелю не понравилось то, что ломбардец вертел в руках тонкий кинжал-мизерикорд. А дальше началось нечто неописуемое.

Первым делом принц Джон полетел куда-то в угол, так как взбеленившийся нормандец, искреннее желающий спасти брата короля от неминуемой погибели, толкнул его всем телом и, крикнув Гунтеру: «Защищать принца!!», прыгнул на опешившего Понтия, в полете выхватывая меч из ножен. Понтий, у которого после обильного возлияния реакция была замедлена, сумел лишь уклониться от лезвия, целившего ему в шею, но получил-таки яблоком рукояти меча по скуле, отчего рухнул прямо на дремлющего волкодава. Пес не подал признаков жизни и на этот раз. – Не трогайте собачку! – возмутился принц. – И вообще – шевалье, прекратите! Что за выходки?

Джон, кстати, валялся рядом с огромным дубовым шкафом, переплетясь конечностями с Гунтером, пытавшимся, как и приказал рыцарь, уберечь принца. А вот возле стола разворачивалась нешуточная драка.

Понтий, перекувырнувшись на полу, схватил меч, прислоненный к камину, и с низким воем бросился на сэра Мишеля. Несколько мастерских ударов норманн отбил, но не сумел увернуться от брошенной Понтием свободной рукой пустой бутылки, которая со звоном разбилась о крепкую рыцарскую голову. Мишель тяжело упал грудью на стол, своротив серебряные кубки и посуду, потом последним усилием сдвинулся в сторону. Тонкое лезвие Понтиева клинка миг спустя опустилось на столешницу, выбив из досок фонтан щепок.

– Господа, сколько можно? – Джон наконец вскочил на ноги, стряхнув оборонявшего его Гунтера. – Что вы не поделили? Понтий, прекрати топтаться по моему псу!

Волкодав лениво приподнял голову, посмотрел осоловелым взглядом на ломбарца, стоявшего на его хвосте, и, безразлично зевнув, продолжил спать. Сэр Мишель, держась левой ладонью за рассеченный лоб, выполз из-под стола и снова направил острие меча на Понтия. Следующие две минуты были наводнены звоном оружия, неразборчивыми гортанными воплями и треском ломаемой мебели. Вскоре в дверях появились обеспокоенные физиономии Гая Гисборна и невесть откуда взявшихся стражников, а Джон, решившись, взял самое нерыцарское оружие – бронзовый сосуд, подобрался к Понтию, благо последний стоял рядом, обороняясь от вскочившего на стол сэра Мишеля, и саданул ломбардцу кувшином по затылку.

Волкодав так и не проснулся.

Не ожидавший от принца такого коварства Понтий повалился на спину, будто подстреленный из арбалета, сбив с ног Джона. Оба погребли под собой инертное тело собаки, только сейчас обиженно гавкнувшей. Гунтер по-прежнему стоял у стены, глядя выпученными от ужаса глазами на разгром в кабинете королевского брата.

– Теперь мы точно войдем в летописи, – едва слышно прошептал Гунтер, воочию представляя красиво выведенные строчки на пергаменте: «Такого-то дня августа 1189 года на площади перед Тауэром по приговору королевского суда казнены двое подлых убийц, поднявших руку на августейшую особу Джона Плантагенета, принца крови…» Обиднее всего представлять добродушный хохот этого проклятого Мак-Лауда и его дружков из шотландской стражи, которые наверняка притащатся поглазеть…

Охранники принца по-прежнему толпились у дверей, не решаясь зайти в кабинет, сэр Мишель, спрыгнувший со стола на пол, помогал Джону освободиться из-под тяжести Понтиевой туши (бастард Ломбардский посейчас находился без сознания), а Гисборн занимался абсолютно бесцельным делом – собирал разбросанную по полу посуду.

– Немая сцена у фонтана, – как бы невзначай проворчал слегка очухавшийся Гунтер. – Эй, охрана, – германец, которого охватил непонятый азарт, повернулся к мявшимся у порога стражниками и ткнул пальцем в бездыханного Понтия. – Вот того черноволосого дворянина связать и удалить отсюда!

– Чего? – вытаращил глаза молодой розовощекий здоровяк, как и Гунтер, рыжий. – А ты кто такой?

– Господа, прекратите, – это уже воззвал принц Джон, поднимая глаза к потолку. – Какого, прости Господи, дьявола вы устроили этот невероятный кошмар? Сударь, немедленно объяснитесь! – Последние слова относились к сэру Мишелю, с невозмутимым и невиннейшим видом стоявшему рядом с Плантагенетом. Выглядел Фармер живописно – половина лица в крови, текущей из ссадины на лбу, одежда разодрана, обнаженный меч в руке – вылитый герой из песен о короле Артуре…

– Милорд! – Рыцарь глянул на Джона немного обиженно. – Мы вас только что спасли от смерти! Разве вы не получали писем Гвидо Лузиньяна, короля Иерусалимского? Про…

– А ну молчите! – вдруг рявкнул Джон и глянул на Мишеля с удивлением. – Шевалье, вы мне передали кольцо графа Клиффорда с гербом Йоркширской епархии, теперь говорите о письмах Гвидо… Кто вы вообще такой? И где сам граф Клиффорд?

– Я все объясню, – с жаром сказал сэр Мишель. – Прямо сейчас!

– Прямо сейчас не нужно, – отрезал принц и обратился к Гисборну, стоявшему с несколькими серебряными тарелками в руках: – Гай, уведите охрану, позовите лекаря для сэра Понтия, которого я так неаккуратно ударил, и отведите этих дворян в другую комнату – пусть передохнут да умоются. А я… – Джон зыркнул на Мишеля. – Я зайду попозже, когда следы вашего визита в мой кабинет будут убраны!

* * *

– Провинция – она и есть провинция, – говорил Гунтер, оттирая смоченной в теплой воде тряпочкой лицо сэра Мишеля от кровавых разводов. – Ты подумай: явились к члену королевской семьи, устроили драку, едва не убили самого принца, перепугали всех, кого только можно – и ничего!.. И как мы теперь оправдываться будем?

Мишель морщился и молчал. Конечно, после таких невообразимых безобразий всякий нормальный дворянин, а тем более сын короля, немедленно выставил бы нарушителей этикета из своего дома, и хорошо, если бы этим наказание ограничилось. Джон, однако, проявил неимоверную терпимость – норманна вместе с оруженосцем отвели в соседнюю комнату, Гай лично принес бронзовый тазик с кипятком и бутылку вина, а явившееся на шум привидение короля Гарольда-сакса, на которое постоянные обитатели дворца смотрели, будто на привычный предмет меблировки, беззвучно слонялось из угла в угол, мешая Гунтеру своим присутствием. Гай, помнится, сообщал, что привидение безвредное, но, глядя на ухмыляющуюся бледную рожу давно почившего короля, германец ощущал себя актером в футуристическом театре. Одно хорошо – Гарольд молчал, а не выл и не звенел цепями, как всякий порядочный призрак.

Следующие полчаса, прошедшие с великой битвы в кабинете принца Джона, в коридорах Винчестера постоянно кто-то бегал, слышались отдельные возгласы стражников, несколько раз раздавался голос самого принца, отдававшего невнятные команды, однако беспокойных гостей из Нормандии никто не трогал. Мишель уже начал волноваться, что принц забыл о посетителях. Неожиданно скрипнули петли дверей. – Убирайся отсюда! – Эти слова принца Джона относились к привидению Гарольда. Бывший король гордо прошествовал к стене и, не оглядываясь, вошел в нее. Сэр Мишель, повернувшись на голос, снова зашарил руками по поясу, однако Гисборн предусмотрительно забрал у него и Гунтера оружие во избежание дальнейших недоразумений…

Принц пришел не один. Рядом с Джоном стоял сонный волкодав, у которого глаза так и закрывались (надо полагать, собачка очень устала, защищая хозяина), а позади виднелись бледное лицо Понтия и розовощекая физиономия сэра Гая.

– Итак, господин де Фармер. – Джон взглянул на рыцаря и шагнул в комнату. – Может быть, сейчас вы расскажете все от начала и до конца?

Принц Джон сел на ажурную скамейку у стены, пес с хрипом и урчанием завалился спать у его ног, а двое других сопровождающих встали рядом. Понтий выглядел не ахти, однако метать на сэра Мишеля гневные взгляды не уставал.

Вначале запинаясь и путаясь, затем более складно, сэр Мишель, изредка перебиваемый Гунтером, вставлявшим некоторые дополнения и исправлявшим неточности, изложил его высочеству всю историю своего появления в Англии, начиная от поручения бейлифа Аржантана. В подтверждение рыцарь раскопал за пазухой изрядно помявтые бумаги Годфри и с поклоном передал их Джону. Вполне естественно, что в этой сжатой, но красочной повести место двух главных злодеев отводилось сэру Понтию Ломбардскому («Ибо как есть он злокозненный исмаилит и послан в Лондон тем самым христианским князем, про которого отписывал король Гвидо») и канцлеру Уильяму де Лоншану («Ибо таковой является отступником и изменником, а кроме того, подлежит скорейшему отлучению за неуважение к Святому Папе и Матери-Церкви»). Короче, досталось всем.

Понтий сверкал глазами, щерился, порывался немедленно вызвать наглеца-норманна на поединок, но Джон, остававшийся спокойным в течение всего разговора, останавливал порывы ломбардца, правда, не без усилий. Гай стоял, округлив глаза и теребя рукав камзола. Наверняка Гисборну было завидно, что такие интересные события происходили без его участия.

– …Вот и все, милорд, – закончил сэр Мишель. – Сразу из обители Святого Мартина мы приехали к вам. Годфри ждет вашей помощи.

Джон тяжело вздохнул, поднялся со скамьи и, заложив руки за спину, прогулялся по комнате.

– Давайте разбираться по порядку, – тихо заговорил принц. – Ну, во-первых, я спешу отвести от сэра Понтия из Ломбардии подозрения в сообщничестве с дьявольской сектой. Будет лучше, если я объясню все самостоятельно, не унижая моего давнего друга и верного слугу требованиями рассказать подлинную историю…

– Давнего друга? – слабым голосом переспросил сэр Мишель. – Я что, был не прав?

– Выходит, так, – кивнул принц Джон. – Мы знакомы много лет…

Сэр Мишель, обомлев, слушал. Выяснилось следующее: Понтий Ломбардский, еще прежде состоявший (благодаря хоть незаконному, но высокому происхождению) в свите короля Генриха II, обучал маленького Джона искусству мечного боя, а сейчас примчался в одиночку, без свиты, с одними лишь слугами из-под Акки с поручением короля Гвидо Лузиньянского. Гвидо, в составе войска которого находилось рыцарское копье Понтия, знал, что ломбардец близок к английскому двору и ходит в друзьях у принца Джона, а потому счел необходимым послать этого человека в Лондон с предупреждением о возможной опасности… Слуг-сарацинов (для каждого, побывавшего в Святой Земле рыцаря – дело самое заурядное) везли в подарок светлейшему принцу, и теперь они будут состоять в его страже, благо обучены особому сарацинскому искусству боя. Все удивительно просто…

– Ваше высочество… – проговорил сэр Мишель после длительной паузы, воцарившейся после объяснений Джона. – Вы наверняка знаете отличительный знак хасидов – татуировку на правом предплечье в виде коршуна, сидящего на перевернутом полумесяце. Вы осмотрели новых слуг? Я продолжаю сомневаться, сэр…

Принц Джон глянул на рыцаря так, будто перед ним стоял дурно воспитанный и невероятно упрямый ребенок. Настойчивость норманна начинала досаждать младшему Плантагенету.

– Конечно, сударь, – холодно ответил принц. – Сэр Понтий передал мне подробнейшее послание короля Гвидо, в котором имеются самые четкие предостережения. Скажу больше – моя стража получила исчерпывающие приказы относительно людей, желающих встретиться со мной…

– Да, его высочество прав, – подал голос молчавший доселе Гисборн. – Я пропустил во дворец господина де Фармера и его оруженосца только после ясного и недвусмысленного приказа – этим людям можно верить, и потому вход в Винчестер им открыт. Хотя, безусловно, следовало осмотреть ваши руки, господа…

Сэр Мишель оскорбленно насупился. Понтия, благодаря темным волосам и смуглому лицу, можно еще принять за сарацинского сектанта-убийцу, но его – светловолосого, с насквозь норманнской физиономией и рыцарскими манерами? Да и Джонни меньше всего походит на посланца таинственного Старца Горы, нанятого предателем-христианином…

Словно в подтверждение мыслям норманна, дремлющий волкодав перевернулся на другой бок и доверительно положил огромную морду на носки сапог сэра Мишеля.

Далее случилось нечто неожиданное. Понтий Ломбардский вдруг улыбнулся, показав длинные лошадиные зубы, шагнул вперед и протянул руку ошеломленному сэру Мишелю. Однако широкая улыбка ломбардца все одно выглядела хищной и недоброй.

– Шевалье, – начал Понтий хриплым и холодноватым голосом, – мы оба стали жертвами обстоятельств и необдуманных предположений. Да, люди часто называют меня излишне грубым и заносчивым, но недостатки моего характера не дают оснований предполагать, будто я изменил делу Святого Креста и прибыл в Англию со злыми намерениями. Давайте помиримся, я прощаю вас…

Гунтеру показалось, что сейчас ему придется повиснуть на плечах своего рыцаря, чтобы предотвратить очередную драку. Мишель после слов Понтия вначале побледнел, затем раскраснелся, сжав кулаки, но, однако же, воздержался от излишне вызывающих действий.

– Я готов простить вам многое, – глухо, с едва скрываемой яростью заговорил Фармер, – Однако то, что вы оправдываете дурным характером и отсутствием должного воспитания, ни в коей мере не может извинить нападения на святого отшельника, близкого к Господу куда больше, чем все мы! Помните первую нашу встречу? Из-за сбежавшего сарацина вы едва не лишили жизни отца Колумбана, и, не появись вовремя я и Джонни, вы…

– Постойте, – нахмурился Джон. – Шевалье де Фармер, извольте объясниться подробнее. Какой отшельник? Кто пытался его убить? Откуда взялся сарацин?

Сэр Мишель быстро рассказал про историю, случившуюся в лесу возле замка Фармер, про сарацина, бежавшего от Понтия и повешенного аржантанским бейлифом, и добавил сплетен о безобразных выходках рыцаря из Ломбардии, учиненных им по дороге в Руан. Кругом выходило, что Понтий – злодей, каких поискать!

Гунтеру мнилось, что воздух в комнате раскалился. Мишель и ломбардец начали ругаться в голос, Понтий в качестве аргумента продемонстрировал перевязанную рану, нанесенную неизвестным оружием, и сам, обиженный отвергнувшим перемирие норманном, шагнул вперед с видом бойцового петуха. Мишель, казалось, был готов начать драться прямо здесь, наплевав на присутствие принца.