Текст книги "Вестники времен: Вестники времен. Дороги старушки Европы. Рождение апокрифа"

– Можно еще заглянуть к холму, на котором еловые заросли… Вы знаете, где это, отец Колумбан. Одна беда – вокруг холма болотца, лошади не пройдут. А нам надо вернуться на дорогу до темноты.

– Верно, – кивнул отшельник. – Не хочется ночевать в лесу. Мы даже ничего покушать с собой не взяли. Придется завтра снова возвращаться. – Здесь можно год ходить и ничего не найти, – заметил рыцарь. – Давайте съездим к холму, осмотримся и отправимся домой.

– Постойте, – перебил сэра Мишеля Гунтер. – А если покричать?

– Что сделать? – округлил глаза норманн.

– Покричать. Или песни попеть.

– Головой повредился, – соболезнующе вздохнул рыцарь. – Представь: ты прячешься, не желаешь, чтобы твое убежище нашли другие люди, и вдруг слышишь неподалеку чьи-то истошные вопли. Что ты сделаешь? Правильно, затаишься.

– Или пойду посмотрю, кто орет, – возразил Гунтер и, на мгновение задумавшись, добавил: – Если человек прилетел сюда из моего времени, значит, должен знать песни, которые в Нормандии неизвестны. Услышит и поймет, что рядом свой.

– Именно, что неизвестны, – сказал отец Колумбан. – Мы их тоже не знаем, поэтому подтягивать тебе не сможем.

– Сам и надрывайся, – бесчувственно хмыкнул сэр Мишель. – А мы послушаем. Поехали шагом.

Лошади медленно двинулись в сторону от оврага в направлении, указанном рыцарем. А Гунтер, поразмыслив, громогласно исторг первые слова германского национального гимна. Затем последовало чудовищное попурри из самых разных песен. Два куплета из «Интернационала», несколько строк «Хорста Весселя»; на случай, если человек окажется англичанином, был полностью исполнен гимн «Правь, Британия». Затем Гунтер порадовал спутников образцами более легкого жанра. Вспомнились «Фиалки на Монмартре» Эдит Пиаф (германец мысленно извинился перед певицей за жуткое исполнение) и «Лили Марлен». Финал концерта ознаменовался известным маршем Люфтваффе – «Бомбы на Англию…»

В конце концов Гунтер охрип.

– Ужасно, – фыркнул сэр Мишель. – По-моему, две предпоследние песни были для женского голоса. Или нет?

– Где в королевстве Ричарда я найду женщину, исполняющую французский шансон? – прошипел Гунтер. – Ты был прав – дурацкая затея.

Если прятавшийся в лесу человек и слышал песнопения оруженосца, то никак на них не отреагировал. Единственными слушателями (не считая Мишеля и отца Колумбана) были птицы да мелкая живность, шнырявшая в зарослях.

Гунтер прикинул, что маленький отряд углубился в лес не меньше, чем на пять километров. То есть почти на лигу. Мишель утверждал, будто вот-вот начнется болото, за которым вырастает каменистый холм. Там юный норманн и деревенские ребята играли в детстве в «штурм Иерусалима», сложив крепость из булыжников.

– Постойте-ка… – Гунтер краем глаза заметил слева что-то неладное, натянул поводья и остановил лошадь. – Видите? Сломанное дерево.

– Ну и что? – удивился святой. – Ветром, наверное, сломало.

– Возле дерева… Внизу, – напряженно сказал германец. – Я схожу, посмотрю.

Силуэт, привлекший внимание Гунтера, был чужероден для нормандского леса. Чересчур угловат, темен и… неправилен, что ли? Оруженосец спрыгнул с лошади и медленно направился к треснувшему стволу молодого бука.

– Есть! – Сердце заколотилось с утроенной частотой. – Вы были правы, отец Колумбан!

– Иду, иду, – отозвался старец. – Что ты нашел?

Гунтер с глуповато-растерянным видом, приоткрыв рот, рассматривал довольно большой кусок металла. Не оставалось никаких сомнений в том, что обнаружилась часть обшивки некоего летательного аппарата. Вернее, даже не обшивки, а какого-то приспособления. Неплохо знакомый с военной авиацией своего времени германец присел над длинным – с руку – предметом, выкрашенным снаружи черной краской и больше всего напоминавшим колпак, прикрывающий пулемет. Но…

Ни на одном немецком, английском или любом другом европейском самолете таких деталей никогда не устанавливали. Вообще никогда. Просто потому, что металл был совершенно другим. Перевернув «колпак», Гунтер потрогал странный светлый материал и чертыхнулся. Он был удивительно легкий. Если бы деталь такого размера была сделана из брони, то она весила бы не меньше килограммов двадцати.

– Что это? – поинтересовался отец Колумбан, встав за спиной Гунтера.

– Понятия не имею, – ответил тот. – Но совершенно точно, что здесь такую вещицу сделать не могли. Высококачественное литье. Видите, тут выбит цифровой код? Цифры арабские, одна буква «А», одна «Т».

– У нас редко пользуются цифрами сарацинского начертания, – со знанием дела осведомил отшельник. – В основном ромейскими, алфавитными. Значит, твой друг где-то недалеко.

– Откуда вы знаете, что он мой друг? – огрызнулся Гунтер. – А дерево действительно сломало ветром, я посмотрел. Если бы его повредил падающий самолет, то срез ствола выглядел бы по-другому.

– Погодите, – вмешался подбежавший Мишель. – Ты эту штуку трогал? Как она лежала?

Гунтер молча перевернул найденный артефакт в прежнее положение. – Отойдите на три шага, – скомандовал рыцарь и, наклонившись, начал изучать землю у корней бука. – Эх, дожди прошли… – огорченно сказал он спустя некоторое время. – Но все равно кое-что видно. Если твоя железяка падала сверху и наискосок, значит… Точно! Джонни, посмотри! Сам все поймешь.

Черный «колпак», свалившись на прелую листву, оставил едва заметный след. Почти исчезнувшую борозду. С одной стороны она была чуточку глубже. Что из этого следует?

– Они летели в том направлении, – Гунтер указал влево. – Если мы поедем туда, может быть, увидим другие следы.

– Не поедем, а пойдем, – возразил норманн. – Отец Колумбан, оставайтесь-ка с лошадьми.

– И не подумаю! – возмутился старец и подобрал валявшуюся неподалеку длинную палку.

Быстро приспособив ее в качестве посоха, отец Колумбан пошел к щиплющим редкую лесную травку лошадям и мулу, прикрутил поводья к тонкой березе и вернулся.

– Место запомнили? – спросил он потирая руки. – Как бы лошадей не потерять. Идемте.

– До заката часа полтора, – напомнил Гунтер. – Можем не успеть.

– Что есть «часа полтора»? – озадачился святой. – Это долго или нет?

– Как посмотреть… – Германец решительно расстегнул кобуру с «Вальтером». – Давайте попробуем. Железяку оставим здесь. Незачем тащить с собой…

«Непонятно, – думал Гунтер, шагая впереди рыцаря и отца Колумбана. – На любой детали “Юнкерса”, “Мессершмитта” или другого самолета, выпущенного нашими фирмами, всегда ставилась эмблема производителя. На этой штуковине я ее не нашел. Один только цифровой код. Краска очень странная – будто на железо наложили темную пленку… Убей бог, я не помню похожих деталей обшивки у наших самолетов и даже у иностранных моделей!»

Пройдя шагов пятьсот через лиственный, пожелтевший осенний лес, вся троица остановилась. Вернее, поначалу замер как вкопанный Гунтер, и, подняв руку, заставил остановиться своих спутников. Утомленный быстрой ходьбой старец тяжело опирался на палку-посох, схватив ее обеими руками, а Мишель на всякий случай обнажил меч.

Они стояли на гребне протянувшегося не меньше чем на лигу, довольно высокого всхолмья. Под ногами поскрипывал песок и желтели прошлогодние сосновые иглы. Здесь, на возвышенности, буковый и березовый лес уступил место сосняку. Кое-где виднелись темные пятна пушистых елей. Впереди, широким амфитеатром, опускался долгий склон холмистой гряды и вдалеке шумели листвой чащобы, принадлежащие лену герцога Алансонского. – Господи… – только и пробормотал Гунтер. – Мишель, отец Колумбан, посмотрите! Чуть правее большой сосны с обломанными ветвями и рядом с нагромождением валунов… Видите? Черное?

– Дракон, – прошептал сэр Мишель. – Опять дракон. Только не такой, как у тебя. Где крылья?

Внизу, только лишь в трех сотнях шагов от вершины гряды, лежало нечто. Поначалу Гунтер присматривался, рассчитывая углядеть знакомые очертания, но вскоре ощутил подступающий к горлу страх: оно не было «Юнкерсом», «Харрикейном» или американским «Спитфайром». Остов разбившегося близ нормандской деревни Антрен «дракона» был воистину чужим. Длинный корпус, окрашенный в черный цвет, загнутый узкий киль и висящие сверху обломанные винты громадных размеров.

А на гладком темном фюзеляже явственно различались красная пятиконечная звезда и бело-сине-красный флажок с геральдическим двуглавым орлом, изображенным посередине. Рядом красовались еще несколько непонятных Гунтеру разноцветных значков. На носу черного летательного аппарата была вырисована жизнерадостно ухмыляющаяся красная акулья пасть с кривыми острыми зубами.

– Что это такое? – озадаченно вопросил сэр Мишель. – Точно не Люфтваффе. Не похож.

– Знаю, – шумно выдохнул Гунтер и утер пот со лба. – Я никогда не видел ничего подобного. У нас таких… таких штуковин не делали.

– Надо его осмотреть, – твердо сказал отец Колумбан. – Джонни, пожалуйста, приготовь свое оружие. Мишель пойдет в десяти шагах за нами.

И святой отшельник смело двинулся вперед. К неизвестному чудовищу, залегшему среди молодой сосновой поросли.

«Опознавательный знак… – Гунтер машинально отправился вслед за отцом Колумбаном. Под каблуками сапог ломались опавшие с деревьев подгнившие веточки и едва слышно щелкали лопавшиеся ягоды брусники. – Звезда красного цвета принята у русских. Флаг похож на французский, но здесь расположение полос горизонтальное и цвета стоят в другом порядке. Двуглавый орел остался только у австрийцев, но после аншлюса Австрии Рейхом два года назад этот герб не используется… Кто они? Впрочем, в России до большевистского переворота были аналогичный герб и флаг. Отец показывал мне их в энциклопедии Брокгауза… Что же это получается? Символ коммунистов вместе с гербом Российской монархии? Господи, бред какой…»

– А-а-а! – Гунтера из ступора вывел истошный вопль отца Колумбана. – Помоги-ите!!

Германец резко обернулся. Начались чудеса. Отшельник возносился к небесам. Почему-то вверх ногами. Лишь через пару секунд Гунтер сообразил, что святого отца прихватило за ногу хитроумно сделанной и укрытой листьями веревочной петлей. Сбив голенью рогатину, удерживавшую молодую сосенку в согнутом положении, монах попал в ловушку. Дерево выпрямилось, мгновенно натянув тонкий канат, и ступня отца Колумбана оказалась спутанной тугим веревочным капканом. Орущий благим матом старец взмыл метра на три в воздух и, покачиваясь да вертясь вокруг собственной оси, повис над землей.

Гунтер уже занес ногу для следующего шага, надеясь прийти на помощь святому отцу, но тут приключилась беда с остановившимся на полусогнутых ногах и держащим перед собой обнаженный меч сэром Мишелем. Рыцарь просто-напросто провалился сквозь землю. Волчья яма. Укрытая прутьями и старательно замаскированная листвой волчья яма. Судя по яростным ругательствам, донесшимся из недр, Мишель остался жив и невредим. Разве что ушибся сильно.

Значительно позже, этак через месяцок, Гунтер оценивал эту сцену как исключительно забавную. Один охотник болтается под ветвями дерева, прихваченный за одну ногу крепкой пеньковой веревкой, второй сидит в яме и вопит, будто еретик на инквизиционном суде, а третий…

Германец, мигом уяснив, что сейчас лучше вообще не шевелиться, а встать на месте как столб, превратился в аллегорическую фигуру Настороженности. Он понимал, что если сделает хотя бы одно лишнее движение, то попадет в следующую ловушку, устроенную гостем. Еще Гунтер заметил тонкую проволоку, натянутую над землей всего в полуметре от голенища его сапога. Это могло значить все, что угодно – от привязанных к ней колокольчиков до сюрприза в виде противотанковой мины. Счастье, что умудрился не попасть в другие мышеловки, установленные хитроумным незнакомцем!..

«Дела… – отрешенно подумал Гунтер. – Как мы его недооценили! Если бы я оказался в его положении, то никогда бы не додумался сделать круг ловушек возле своего “Юнкерса”. Теперь понятно, зачем он покупал веревки в деревне. Так… Черт возьми, где он может находиться сейчас? Я бы просто сидел в кустах, тихонько хихикая, и любовался бы на творение своих рук. Как угодно, но я должен вступить с ним в контакт. Пусть он даже не знает немецкого языка. В конце концов, отца Колумбана жалко – не может пожилой человек долго болтаться между небом и землей».

Поэтому Гунтер принял самое немудреное решение: сел на землю, демонстративно отстегнул с пояса кобуру, поднял ее над головой, показывая неизвестно кому и отбросил в сторону. Метра на три-четыре.

– Эй, – прокричал он на своем родном языке. – Выходи! Мы сдаемся!

Тишина. Но германец неким шестым чувством ощутил присутствие другого человека. Он был совсем рядом. Буквально в нескольких шагах.

– Ты говоришь по-немецки? – Гунтер внимательно огляделся, стараясь не обращать внимания на мученические стоны отца Колумбана, уцепившегося за ствол дерева да так и застывшего в позе жука, ползущего по травинке, и гневные ругательства молодого Фармера. – Я раньше жил в двадцатом веке! В Германии! Я офицер люфтваффе!

Очень тихие шаги за спиной. Гунтер решил не оборачиваться и положил руки на траву.

– Sidi smirno, suka! – послышался тихий голос, и шеи германца коснулось гладкое дуло пистолета. Второй рукой гость провел по его поясу, по бокам и животу – искал оружие. Гунтер чувствовал его дыхание – чуть тяжелое и прерывистое. – Ruki podnimi.

«Знакомый язык! – Господин оруженосец подпрыгнул бы на месте, не холоди шею оружейный металл. А выстрел мог последовать в любой момент – это Гунтер чувствовал подсознательно, инстинктом военного. – Польский? Нет, ошибаюсь. Там много шипящих. Греческий? Абсурд… Конечно же русский!»

И он, вспомнив поездку в Россию осенью 1939 года, произнес два единственных хорошо знакомых русских слова:

– Водка. Сталин.

– Сталин? – замер человек, стоявший за спиной. – Сталин…

Потом он снова что-то сказал, но Гунтер не понял, что именно. Ясно было одно – интонация вопросительная.

– Do you speak English? – Райхерт-младший, спасибо отцу, профессору-лингвисту, отлично говорил на английском и подумал, что гость может знать этот язык. А если нет? Господи, как же с ним объясниться?

– Yes, – в голосе незнакомца появилась неуверенность. – Who are you?

– Я немец, – пытаясь сохранять спокойствие, ответил Гунтер на языке Шекспира, – офицер военно-воздушных сил. Пожалуйста, уберите пистолет. Не дай бог выстрелит.

– Не выстрелит, – пробурчали сзади. – Вообще-то оружие на предохранителе. Ты действительно немец? Из ФРГ? Послушай, какая это страна?

Гунтер не нашел ничего умнее, как ответить:

– Нормандия, королевство Английское. Одна тысяча сто восемьдесят девятый год от рождества Христова.

Когда позади раздался шум падающего тела, германец ничуть не удивился.

* * *

– Я, конечно, понимал, что здесь все неправильно… Но чтобы настолько!

Очнувшийся гость сидел у разведенного Гунтером костерка и страдал. Большей частью на незнакомом языке. Иногда по-английски. Общий смысл его жалоб сводился, как понимал германец, вот к чему: «Не надо было ехать в эту проклятую Англию!»

Отец Колумбан, с большими трудностями снятый Гунтером с дерева, привалился спиной к толстому сосновому стволу и, беззвучно шевеля губами, рассуждал о бренности мирской жизни. Недовольный и злой сэр Мишель растирал отшельнику пораненную жесткой веревкой лодыжку спиртом из фляги. Старец морщился, но, как и положено святому, терпел.

Мишеля пришлось извлекать из волчьей ямы с помощью веревки. Незнакомец постарался на славу – ловушка была глубиной не меньше двух метров, с песчаными осыпающимися стенками. Невысокий рыцарь прыгал на дне ямы, пытаясь уцепиться за ее края или редкие древесные корни, но все попытки заканчивались плачевно. Когда наверху показалось лицо Гунтера, державшего в руках тонкий, но очень прочный канат, срезанный с ноги отца Колумбана, сэр Мишель взъярился окончательно:

– Мне здесь что, полную седмицу сидеть? – покраснев лицом и брызгая слюной, рявкнул норманн на верного оруженосца. – Ты его убил?

– Нет, – коротко ответил Гунтер. – Он, бедолага, в обмороке. Я его оттащил к… к дракону. Хватайся за веревку и вылезай.

– Откуда он? – прохрипел сэр Мишель, ерзая ногами по зыбким, песчаным краям ямы и переваливаясь на траву. – Как и ты, из Германии?

– Какое там… – вздохнул Гунтер. – Идем. Посидишь вместе с отцом Колумбаном. Успокой, кстати, нашего пустынника. Ему, наверное, с сердцем нехорошо после такого полета. Эй, Мишель, осторожнее! Видишь веревочку в траве? Не зацепись. Мало ли каких гадостей наш новый знакомый напридумывал…

– Я ему сейчас морду набью, – пригрозил рыцарь. – За непотребные шуточки над дворянином и священником!

…Пока гость отлеживался, а Мишель со всей доступной ему участливостью обихаживал тяжело дышащего и поминутно хватающегося за сердце отца Колумбана, Гунтер спрятал под куртку пистолет незнакомца (абсолютно неизвестная модель!!) и наконец обратил внимание на «дракона».

Таких машин в сороковых годах ХХ века не делали, это совершенно точно. Германец даже не смог подобрать надлежащего слова, чтобы определить тип конструкции. Длиной машина была не меньше шести метров, крылья отсутствовали как таковые, вооружение, судя по всему, установлено не было. Изумлял широкий двойной винт, установленный почему-то над фюзеляжем.

– Ого! – Гунтер легонько провел рукой по корпусу. Пулевые отметины. Фонарь кабины разбит выстрелами, возле двигателя (если это действительно двигатель!) следы копоти… – Попали они в переделку!

Машина разбита. Это было видно сразу. Стойки шасси деформированы, несколько больших вмятин и трещин на корпусе… Стекла фонаря кое-где уцелели, но в основном были выбиты. Винты перекручены и сломаны. В отличие от сохранившегося целехоньким «Юнкерса» этот аппарат уже никогда не сможет взлететь.

Германец перегнулся через дверь кабины и обомлел. Насквозь чужая система управления! Тьма-тьмущая небольших темных экранчиков, цветных клавиш, каких-то тумблеров и переключателей…

– Эй, мистер! – послышалась тихая англоязычная речь. Гунтер и Мишель мгновенно обернулись. Гость сидел на траве, держась одной рукой за висок, и слегка покачивался вперед-назад. Будто еврей на молитве. – Как тебя зовут?

– Мое имя Гунтер фон Райхерт, – ответил оруженосец, подходя к человеку и присаживаясь рядом на корточки. – А ты кто?

– Sergey Kazakov. – Человек прокашлялся и протянул Гунтеру руку. Тот машинально пожал ее. – Я компьютерный техник конструкторского бюро Камова.

Германец не понял, что означали слова «компьютерный техник», но решил выяснить это попозже. Сейчас его интересовали другие вопросы. – Ты русский? Я имею в виду, из России?

– Ну… Да, – подтвердил гость. – А что, собственно?

– В каком году ты жил? – Гунтер наконец решился задать самый важный вопрос. – Кто у вас фюрер? Иосиф Сталин?

Казаков на мгновение задумался и непонимающе воззрился на нового знакомого.

– Сталин давным-давно умер. Какой, к бесу, фюрер?.. У нас президент. Евгений Примаков. Он уже два года президент, сразу после Ельцина выбрали…

– Год какой? – едва сдерживаясь, с дрожью в голосе потребовал Гунтер. – Год? Год, в котором ты жил, понимаешь?

– Две тысячи второй. Ты чего так перепугался? Эй?..

Германец плюхнулся на траву рядом с человеком из 2002 года и едва не завыл. Вот вам и дырка в небе!

– Вы о чем разговариваете? – вмешался сэр Мишель, но Гунтер только отмахнулся и снова взглянул на герра Казакова.

– Послушай, – осторожно начал он, – ты должен помнить… В 1939 году началась европейская война. Тогда Россия вместе с Германией воевала против Польши. А мы, немцы, победили Францию. Ты знаешь, чем кончилась эта война?

– Как чем? – вытаращился на Гунтера Казаков. – Германию разбили в сорок пятом году. Мы и англичане с американцами. Берлин долго штурмовали. Про маршала Жукова слыхал? А Гитлер застрелился… Лучше расскажи быстренько, кто ты такой?

– Потом, – буркнул ошеломленный Гунтер. Затем встал и, чтобы хоть чем-то себя занять, пошел собирать хворост для костра. Уже почти стемнело, и возвращение домой пришлось отложить до завтрашнего утра. Заметив, чем занимается рыжий немец, Казаков тоже поднялся и присоединился к нему. Сэр Мишель остался сидеть возле дерева вместе с отшельником. Не рыцарское это дело – за дровами ходить.

«Когда что-то происходит однократно – это случайность, – размышлял Гунтер, таская охапки сухих веток к отлично устроенному русским гостем, обложенному камнями кострищу. – Но когда это “что-то” повторяется дважды, можно задуматься о появлении закономерности. Итак: два летательных аппарата из разных времен переместились из 0147Вселенной номер один” во “Вселенную номер два”. Возникает мысль, что где-то в Англии, Америке или, например, Китае, сейчас тоже находятся люди, чужие в XII веке. Или я все-таки не прав? Придется очень дотошно расспросить этого молодого человека обо всем, что с ним случилось… И почему он один? Такая громадная машина не может пилотироваться одним человеком. Кресел в кабине два, и внутри еще… Но, черт возьми, Германия проиграла войну! Выходит, шесть лет воевали – с 1939 по 1945 год! И фюрер покончил с собой…»

На Гунтера одномоментно свалилось такое множество новостей, что он никак не мог сосредоточиться на одной мысли. Помочь германцу мог только подробный и обстоятельный рассказ гостя.

…Когда иссушенные ветки сосны были сложены на кострище неопрятной бесформенной кучей, оруженосец поднес к лапке с желтыми иглами зажигалку и щелкнул кремнем. Огонь разгорался. Сэр Мишель угрюмо молчал, отшельник закончил с молитвами и перешел к проклятиям, а гость по имени Сергей Казаков сел в стороне, подальше от рыцаря и святого. Гунтер понял, что нужно захватить инициативу.

– Монсеньор де Фармер, – по-шутовски напыщенно начал оруженосец, пытаясь скрыть неуверенность в себе. – Разрешите представить вам, равно как и досточтимому монаху из ордена Святого Патрика нашего нового друга…

– Видали мы таких друзей, знаешь где?.. – Сэр Мишель посмотрел на Гунтера исключительно недовольно. – Сначала в яму уронили, а теперь дружбу предлагают?

– Оставь, сын мой, – поморщился отец Колумбан. – Прости его. Он не со зла.

– Мишель… – Гунтер укоризненно взглянул на рыцаря. – Помолчи. Так вот, на чем я остановился? – И оруженосец добавил по-английски: – Господин Касакофф, подойдите сюда.

– Бить будете? – поинтересовался русский. – Учтите, я могу и ответить.

– Никто тебя бить не будет! – внезапно разозлившись, рявкнул Гунтер. – Вставай и иди ко мне! Будем знакомиться.

Мишель подозрительно и не без неприязни оглядывал человека, навязываемого отцом Колумбаном и Гунтером в качестве второго оруженосца. Вид, прямо скажем, непрезентабельный. Роста не слишком высокого, чуть выше трех с половиной локтей. Физиономия глумливая, и это несмотря на откровенную щекотливость положения. Глаза самую чуточку узковаты, темные, смотрят не то с ехидством, не то с опаской. Под ворованной крестьянской рубахой из серого холста странная тужурка с узкими белыми и синими полосками. Вместо положенных любому приличному дворянину благородных длинных волос – непотребный темный ежик. Гораздо хуже, чем у Гунтера, несколько обросшего за последнее время. Насмешка одна, а не оруженосец. И мечом наверняка не владеет.

– Ну? – ядовито вопросил сэр Мишель. – Это что?

– Esse homo, – выпендрился Гунтер по-латински. – Человек то есть. Его зовут Сергей. Наверное, можно произносить как «Серж». Он из России. Мишель, помнишь, ты мне рассказывал? Во Франции была королева Анна, дочь Ярослава. Из этой страны.

– Там что, все такие? – агрессивно спросил рыцарь, но успокоился, когда на плечо легла рука отца Колумбана. – Что мы с ним делать будем? А его дракон? Куда денем?

– Дракон умер. И вообще, Мишель, прекрати злиться. Посмотрел бы я на тебя в двадцатом столетии! Думаю, твои волчьи ямы были бы с кольями на дне.

– А как же иначе? – изумился молодой Фармер.

– Хорошо, – чуть поклонился оруженосец и, положив руку на плечо нового знакомого, указал ему на сэра Мишеля. – Вот этого светловолосого парня зовут Мишель де Фармер. Он рыцарь и сын барона. – Гунтер подумал и добавил: – Феодал. Старика с бородой мы обычно называем отцом Колумбаном. Он святой. Чудеса творит иногда. Живет здесь неподалеку. Завтра утром пойдем в его дом.

– Так какой это год? – прищурился Казаков, сделав вид, что никак не воспринял полученные сведения.

– Тысяча сто восемьдесят девятый, – раздельно выговаривая каждый слог, сказал Гунтер. – Только снова в обморок не падай.

– Я так и знал, – вздохнул гость. – Поганое здесь местечко… Ну, здравствуйте, что ли… Я тут уже двадцать семь дней живу. Рыжий, как говоришь, тебя зовут?

– Günter von Reihert, – сказал оруженосец баронета де Фармер. – Мы очень хотим выслушать твою историю. Как ты здесь оказался?

Русский присел возле костра, порылся за пазухой и извлек початую пачку сигарет. У Гунтера загорелись глаза – он не курил уже две недели. Приметив голодный взгляд оруженосца, Казаков протянул незнакомую зеленую упаковку. Германец выудил сигарету, взял веточку из костра и, прикурив, затянулся. Незнакомый вкус, будто бы мятный.

– А чего рассказывать? – пожал плечами гость. – Ерунда какая-то случилась…

Казаков говорил, а Гунтер в поте лица работал переводчиком. Очень тяжело вначале перевести с английского на родной немецкий, а уже затем – на норманно-французский. Мишель, которому байки «разбойника» были малоинтересны, плюнул на свое рыцарское достоинство и принялся собирать в округе сухие дрова для костра. Но отец Колумбан слушал очень внимательно.

В общем, рассказ «герра Казакова» сводился к следующему. Вертолет, называемый гостем английским словом «helicopter» и носящий аббревиатуру КА-250, находился 13 августа 2002 года неподалеку от Лондона. На авиасалоне в местечке Фарнборо. То есть на выставке. Это был день показательных полетов. Пилот поднял машину в воздух, встал в общий строй и направился к Рочестеру. Там следовало развернуться, идти по сигналу радиомаяка и спустя сорок минут после взлета пролететь над трибунами. Над Рочестером случилось необычное – машина внезапно вошла в густой туман, налетевший ниоткуда, потеряла ориентацию в пространстве, а когда туман исчез…

– Невероятно, – пролепетал Гунтер. – Значит, вас сначала перекинуло в 1940 год… Битва за Британию!

– Мы поняли, что здесь стреляют, причем стреляют всерьез, – продолжал рассказывать Казаков. – Сразу же убили первого пилота. Второго ранили. Я сидел в кунге, поэтому пули не задели.

…Вертолет, покинув странную белесую облачность, неожиданно для экипажа оказался в гуще воздушного боя. Самого настоящего. Только самолеты, кружащие над окраинами Лондона, были старинными. «Юнкерсы» с черными тевтонскими крестами на бортах да английские истребители годов сороковых… Но, что характерно, и те и другие накинулись на «Черную акулу – II» и принялись лупить по ней из пулеметов. Приняли за врага, наверное.

Второй пилот, взяв на себя управление, поднялся выше почти на километр, уходя от атакующих. А затем снова появился туман. Вся территория Англии вдруг оказалась скрыта под облаками, поэтому было решено лететь в сторону континента. Естественно, что аэродромов не нашли и на французском побережье. Радио молчало. Только один раз поймали непонятную передачу на немецком языке.

– Это наверняка был я, – нервно рассмеялся Гунтер. – Вы нашли мою волну…

Дальнейшие приключения можно описать коротко. Топливные баки опустели и тяжело раненный пилот попытался приземлить машину на склоне холма, там, где не было высоких деревьев. Несколько раз вертолет зацепился за верхушки, затем просто упал. Из всего экипажа остался жив один только компьютерный техник.

– Ну что ж… – проговорил Гунтер, вставая на ноги. – Добро пожаловать к нам, в Нормандию. Электричества, машин и радио нет. Из всей авиации – только мой самолет. Зато сколько угодно чудесных приключений.

– Это я уже заметил, – невесело улыбнулся Казаков. – Прочувствовал. Ты говорил, будто родом из Германии нашего века?.. Может быть, теперь ты расскажешь, как сюда попал?

– Расскажу. Попозже, – уверил Гунтер. – Но сейчас речь не обо мне. Что нам с тобой делать? В лесу тебе нельзя оставаться. Рано или поздно найдут местные. А приезжих, особенно таких, как мы с тобой, здесь не любят. Я со своим рыцарем в ближайшие дни должен уехать. Тут авантюра одна подвернулась… Третий крестовый поход. Слышал, наверное?

– На ерунду вы не размениваетесь, – без какого-либо приличествующего случаю удивления в голосе протянул русский. – Третий? А у вас тут что, живой Ричард Львиное Сердце есть?

– Живее всех живых! – Гунтер едва не рассмеялся. – У тебя один выход – пойти с нами. Поживешь с отцом Колумбаном, обучишься языку… А мы с Мишелем к тому времени вернемся. Может быть.

– Нет, ребята, – недолго поразмыслив, ответил Казаков. – Так не пойдет! Считай, что ты да я теперь родственники. Все-таки из одного столетия. Не буду я сидеть в компании совсем чужого дедка! Если я хоть что-нибудь понимаю, то нам друг от друга нельзя теперь отставать…

Гунтер перевел:

– Он тоже хочет с нами. В Святую Землю.

– Господи, – преувеличенно скорбным голосом откликнулся сэр Мишель. – Чем я вас двоих буду кормить, когда кончатся деньги Лоншана? – Он еще кого-нибудь ограбит, – усмехнулся германец. – Ну что, подбираем блудного сына двадцатого века?

Сэр Мишель почесал в затылке, посмотрел вначале на Гунтера, затем на гостя и выдохнул:

– И почему я такой добрый? Ладно, пускай собирается. Завтра к вечеру мы должны быть возле Люфтваффе. Дракон сразу троих людей вытянет?

– Вытянет, – уверенно сказал оруженосец. – А через два рассвета мы уже разглядим Мессину из самого-самого поднебесья. – Гунтер повернулся к русскому и, дернув щекой, спросил: – Хочешь посмотреть на Ричарда Львиное Сердце? Это вполне можно устроить!