Текст книги "Вестники времен: Вестники времен. Дороги старушки Европы. Рождение апокрифа"

Часть третья
Оборотень в скалах

9 октября 1189 года, день.

Замок Ренн-ле-Шато, предгорья Пиренеев

Утром серовато-золотистые стены замка Ренн оказались подернутыми сухой, искрящейся россыпью инея. Приход осени в гористые местности начинается с вершин, с тонкой корки льда, подернувшей лужи возле дверей хлева, со струй холодного воздуха, несущего близкое дыхание зимы. На далеком Острове в это время уже может выпасть первый неуверенный снег, к полудню превращающийся в десятки отсвечивающих на солнце лужиц, а здесь, на полудне Европы – всего лишь быстро тающие кристаллики измороси и прозрачно-стылый воздух скалистого утеса.

Впрочем, трое невольных гостей Ренн-ле-Шато ничего этого не видели, никем не потревоженные до позднего утра, когда раздался стук в дверь – вначале вежливый, затем настойчивый. С трудом проснувшийся Франческо, недовольно ворча, убедил себя в необходимости подняться и тут же сделал непоправимую ошибку, встав босыми ступнями на каменный пол, выстывший за ночь до состояния ледяной глыбы. Подвывая, Франческо заскакал по гостиной в поисках сапог, попутно опрокинул стоявший на столе и ни в чем не повинный кувшин и наконец сумел добраться до двери и вытащить засов. Тоже, кстати, напоминавший ледышку.

– Доброе утро, – осторожно проговорила мистрисс Изабель, заглядывая в комнату. – Я тут подумала, не проявить ли мне и дальше немного сострадания к ближним своим и не раздобыть ли вам завтрак… Феличите, позволь узнать – чем это ты занят? Пытаешься научиться летать?

В ответ послышался насквозь непереводимый поток слов на итальянском, из коего следовало, что нынешним утром мессир Бернардоне напрочь не расположен обмениваться игривыми шуточками и что любой, кроме монны Изабеллы, чрезмерно склонной все усложнять, мог бы догадаться – человек пытается согреться и одновременно разжечь безнадежно угаснувший камин. На протяжении долгой речи согласно кивавшая девушка успела впустить слуг с подносами, а затем закрыть за ними дверь, подобрать с пола осколки кувшина и отобрать у Франческо предназначенные для растопки щепки. На шум из соседней комнаты выглянул Гай, сонно обозрел открывшуюся картину и поспешно скрылся, здраво рассудив, что решительности мистрисс Уэстмор вполне хватит, чтобы привлечь к домашним делам и его.

К тому мгновению, когда Франческо выговорился и замолчал, в очаге уже вовсю трещало пламя, девушка задумчиво оглядывала готовый стол, и над тарелками поднимался слабый, но явственный ароматный парок.

– Все сказал? – деловито поинтересовалась мистрисс Изабель. Франческо смиренно кивнул. – Тогда садись. Господа-а! Извольте получить отличное хозяйское угощение и выслушать плохие новости!

– Лучше бы наоборот, – мрачно буркнул Мак-Лауд, появляясь в дверях и затягивая на поясе широкий ремень. – Не-ет, ты точно самая настоящая баохан ши – от тебя одни неприятности.

Изабель поджала губы и холодно процедила:

– Мессир Дугал, вас не затруднило бы впредь не именовать меня этим прозвищем?

– Я постараюсь придумать другое, – согласно кивнул шотландец. – Хотя «Баохан ши», на мой взгляд, подходит в точности. Что там еще стряслось?

– Старый граф требует голову мерзавца, отправившего вчера на тот свет его младшенького, – злорадно сказала девушка. – Большинство жителей замка из числа тех, кто присутствовал на трагично завершившемся quodlibet, убеждены, будто сие злодейство – дело ваших рук, только не могут понять причины, толкнувшей вас на столь черную неблагодарность. Откройте страшную тайну – зачем вам понадобилось убивать бедного мальчика? Я никому не скажу, честное слово!

– Монна Изабелла, как вы можете?.. – испуганно начал Франческо, слишком поздно сообразив, что его приятельница остается верной своему обыкновению встречать все обрушивающиеся на нее беды язвительными смешками.

– Он слишком много знал, – зловещим шепотом откликнулся Мак-Лауд. – Пришлось его… – Он сделал короткий и выразительный жест, точно срезав нечто невидимое.

– Я так и думала, – хладнокровно наклонила голову Изабель. – Однако вы меня разочаровали – я полагала, у вас хватит сообразительности не попадаться.

– Это все Гай, – немедленно переложил вину на компаньона Дугал. – Представляешь, зарезал бедного парня и хлопнулся в обморок. Не мог же я его оставить там валяться!

– Между прочим, я все слышал, – крикнул из спальни Гай. – Мак-Лауд, у тебя болезненное воображение, еще хуже, чем у мессира Франческо. Мистрисс Изабель, не верьте ни единому его слову!

– Я и не верю, – успокоила ноттингамца мистрисс Уэстмор. – Всем известно: нет в мире больших лгунов, нежели обитающие к полуночи от реки Клайд, и Господь в заботе о детях своих возвел кручи Грампиан лишь затем, дабы во всех остальных краях не внимали, как они там изощряются, хвастаясь друг перед другом, и не надорвали бы животы от смеха.

– Ну знаешь!.. – возмутился Мак-Лауд, явно собираясь добавить нечто нелестное по адресу соотечественников мистрисс Изабель. Ему помешал приход сэра Гисборна, решительно положившего конец давнему спору между обитателями Эрина и гор на севере Британии. Гая весьма интересовало, что происходит в замке, и мигом посерьезневшая Изабель уныло развела руками:

– Граф в ярости, мессир Рамон мне с утра еще не попадался. Думаю, он тоже пребывает не в лучшем настроении. Виновными, как я уже говорила, склонны полагать вас, однако нет ни одного убедительного доказательства или подтверждения вашей вины. Других подозреваемых нет – Хайме считался всеобщим любимцем и не имел врагов, ни здесь, в Ренне, ни среди окрестных лордов. Мой вам совет – ходя по замку, не забывайте поглядывать по сторонам и избегать любых разговоров. Втянут в ссору, вызовут на поединок и ничего хорошего не воспоследует… Дальше. Кто-то сдуру или с испуга помянул оборотня. Вы по дороге сюда слышали байки о местном волкодлаке?

– Да, – ответил за всех сэр Гисборн.

– Так вот, по большей части они правдивы, – грустно сказала девушка. – Последние два-три года в окрестностях Ренна творится нечто жуткое. Поначалу думали – волки, устроили несколько больших облав, перебили с десяток зверей… Ничего не изменилось. Люди боятся ночевать в горах, боятся путешествовать из одного поселка в другой. Доходит до того, что с одним пастухом отправляется десять человек охраны, а торговцы отказываются ехать сюда.

– Но разве волк сумел бы проникнуть в замок? – усомнился Франческо.

– Френсис, ты чем слушаешь? – попрекнул Мак-Лауд. – Речь идет не просто о волке, а о существе, способном принимать облик человека. Правда, я такого никогда не встречал.

– Думаю, те, кто его встречали, вряд ли смогут поделиться увиденным с друзьями и родными, – пожала плечами Изабель. – Вспомнили же волкодлака потому, что его жертвы иногда находили не разорванными на клочки, а вот такими – с горлом, перерезанным, насколько я поняла, очень тонким изогнутым кинжалом.

– Она полагают, будто подобное существо – если оно действительно живет на этом свете, – прикинувшись человеком, вошло в ворота Ренна, где-то спряталось, убило Хайме и убежало? – медленно проговорил Гай, с трудом веря в собственные слова. Они напоминали отрывок из страшной истории, которую хорошо послушать в дружеской компании вечерком у камина, и не имели ничего общего с обычной жизнью.

– Или не убежало, а все еще скрывается, – дополнила мистрисс Уэстмор и принялась с досадой накручивать на палец прядь темно-рыжих волос. – Поэтому мессир Бертран отдал приказ закрыть ворота. Любой, пытающийся покинуть Ренн без разрешения графа или его наследника, здорово пожалеет о своем решении.

– Это похоже на ловушку, только не для оборотня. Для нас, – уронил Дугал, но, посмотрев на девушку и поняв, что она еще не закончила рассказ, кивнул, прося продолжать.

– Но поскольку нельзя все время держать крепость запертой и нужно попытаться опознать чудовище, граф, как ему кажется, нашел замечательный выход, – обманчиво бодрым голоском затараторила Изабель. – На рассвете из Ренна уехал гонец. Полагаю, он направляется в городок Алье, где находится резиденция местного епископа и как раз пребывают несколько святых отцов, занимающихся тем, что в Италии называется Inquisitio. Говоря по-простому, охотников за еретиками, ведьмами, колдунами и оборотнями.

– Dolce Madonna, – вырвалось у Франческо. – Мадонна Сладчайшая!

– Как нельзя более согласен. – Мак-Лауд раздраженно оттолкнул тарелку с недоеденным завтраком, поднялся из-за стола и отошел к окну, повернувшись к компании спиной.

– Я не о том. – Франческо выглядел встревоженным, но старающимся сохранить выдержку. – Видите ли, монна Бьянка поведала мне кое-что об отношениях между светскими хозяевами Редэ и предстоятелями Святой нашей Матери-Церкви. Местный епископ боится единственной силы – не гнева Божьего и не недовольства своих патронов из Рима, а правителя Ренн-ле-Шато и его сыновей! Это они спалили ту часовню, и думаю, не только ее. Если мессир Бертран посылает гонца в аббатство Алье, приедут не только братья-inquisitios, но и епископ. Приехав же, они начнут искать волкодлака, и я догадываюсь, кто может им стать.

– Гонцу понадобится день, чтобы доскакать до Алье, – не оборачиваясь, глухо проговорил Дугал. – Еще день, самое большее два, уйдет на обратную дорогу. Через три дня здесь будет не протолкнуться от монахов. Умно придумано… Изабель, скажи, только честно – ты знаешь, что, кроме золота, тебе всучили на сохранение уйму важных бумаг? И объясни ты мне, ради всех святых, на кой ляд тебя в Тулузе понесло встречаться с этим пронырой Рамоном де Транкавелем?

– Я знала, что везу деньги, предназначенные для семейства Риккарди, – тщательно подбирая каждое слово, начала мистрисс Уэстмор. – Три сундука черного дерева с украшениями из бронзы, они у вас, да? Я не заглядывала внутрь, но подозревала, что, помимо монет, там могут находиться некие послания. В наших кругах так часто делают. В дом возле мечети, куда меня так любезно проводил мессир Гисборн, мне посоветовал заглянуть Ле Гарру. Он сказал – там тебя будет ждать человек, которому можно довериться. – Она угрюмо покосилась на внимательно слушавших ее Гая и Франческо. – Хотите сказать, что я сваляла дурака? Хорошо, признаю. Mea culpa[45]45
  Моя вина (лат.).


[Закрыть]. Могу выгрести из камина немного пепла и посыпать голову, если вам от этого станет легче. В моем положении не приходилось особенно выбирать, и я сделала, что могла – отдала вещи мессиру Бернардоне с наказом увезти подальше. Вместо этого он разболтал все вам, так?

– Что мне оставалось делать? – тоскливо спросил Франческо. – Ты оставила меня одного и ничего толком не объяснила! И как нам быть теперь? Может, отдать де Транкавелям эти сундуки и…

– Только через мой труп! – одновременно рявкнули Мак-Лауд и мистрисс Изабель.

– Хайме говорил, будто архив любой ценой не должен попасть к его отцу и брату, – напомнил сэр Гисборн. – За его сохранение уже заплатили человеческими жизнями, и мы не можем обмануть возложенное на нас доверие. Кроме того, меня терзает подозрение: отдай мы эти бумаги, нам все равно не откроют ворота. Мы слишком много знаем, хотя и не понимаем, что именно. Нам отпущено три дня. Будем искать выход из положения, в которое мы угодили благодаря вашим, мадам Изабелла, стараниям. Ладно, не хмурьтесь, мы к этому тоже приложили руку. Я по-прежнему уверен, что нам стоит посетить здешнюю библиотеку, если только запрет покидать замок не распространяется и на комнаты.

– Вроде нет, – деловито сказала девушка. – Я преспокойно вышла, никто не пытался повернуть меня обратно. А почему библиотека? – Объясним по дороге. – Гай выбрался из-за стола. – Кто-нибудь знает, куда идти, чтобы попасть туда?

– Я, – заикнулся Франческо, неуверенно прибавив: – Мне вчера монна Бьянка показала. Надо подняться на верхний двор…

– В таком случае проводишь нас, – решил сэр Гисборн и вполголоса пробормотал: – Полезно все-таки иметь в знакомых хозяйскую дочку.

Четыре человека гуськом спустились по узкой лестнице, выбрались на деревянную галерею, нависающую над нижним двором крепости, и остановились, молча смотря вниз и поеживаясь от налетавшего холодного ветра. Мистрисс Изабель поплотнее закуталась в толстый дорожный плащ, так что наружу торчали только кончик слегка вздернутого носа и пара настороженно блестящих глаз.

На дворе вроде бы кипела обычная жизнь: бегали туда-сюда слуги, возле конюшни прогуливали застоявшуюся лошадь, вокруг ее морды клубились облачка пара, какая-то женщина отдавала распоряжения собравшейся возле нее группке людей. Гай без труда признал мадам Идуанну, невольно поискал взглядом ее брата и не нашел – мессир Гиллем пребывал где-то в ином месте.

Однако не это заставило притихшую компанию испытывать непреходящую, изматывающую тревогу. Ворота и решетки барбикена, всегда стоявшие распахнутыми, словно вызывающий знак того, что хозяева Ренна не опасаются внезапного нападения, теперь захлопнулись. Стража, еще вчера относившаяся к своим обязанностям с вполне объяснимой прохладцей, подтянулась и – по крайней мере внешне – производила безрадостное впечатление неусыпно бдящей. Сэр Гисборн прикинул число стражников – около двух десятков, и это только находящихся снаружи. Кто знает, сколько людей скрывается в расположенных рядом караульных помещениях и в самом барбикене? С мыслью покинуть замок законным путем, кажется, придется расстаться.

* * *

Библиотека замка Ренн размещалась в угловой башне, выходившей окнами на восход и полдень, отчего во все погожие дни (которых в этих краях насчитывалось больше двух третей в году) просторное округлое помещение заливал яркий свет, врывавшийся через несколько рядов узких окон. Гаю еще ни разу в жизни не доводилось увидеть столько книг разом, и, как он заподозрил, этим богатства Ренн-ле-Шато не исчерпывались, о чем молчаливо свидетельствовала металлическая винтовая лестница, уводившая на второй этаж башни, тоже, судя по всему, отданный хрупким изделиям из пергамента.

«Сколько же лет они все это копили? – растерянно подумал Гай. – Даже королевское хранилище в лондонском Тауэре, наверное, будет поменьше. Библиотека Кентербери могла бы поспорить со здешним собранием, но наше Ноттингамское аббатство по сравнению со здешней роскошью – просто жалкое зрелище, несколько разрозненных томов».

Рядом послышался откровенно завистливый вздох, принадлежавший Франческо, горящими глазами осматривавшего уходившие к высокому полукруглому потолку шкафы, заполненные толстыми фолиантами, полки с аккуратно разложенными свитками, царство выделанной кожи, резного дерева и запечатленного слова, в котором, будь его воля, он с удовольствием остался бы навсегда.

– Эй, добрые люди! – скрипучий, но бодрый голосок приплыл откуда-то сверху, вместе с горящими в солнечных лучах пылинками и шелестом потревоженных книжных страниц. – Вы не будете так любезны притворить за собой дверь? Ежели вы ко мне, повремените малость, я уже иду!

Мак-Лауд, из всей компании наиболее спокойно и даже несколько равнодушно отнесшийся к представшему зрелищу, вернулся назад и, потянув за бронзовые кольца, закрыл тяжелые створки, в щель между которыми просачивались, шипя, тонкие воздушные струи. Остальные тем временем лихорадочно шарили глазами по верхам шкафов и по потолку, разыскивая владельца неведомо откуда прозвучавшего голоса. Первой его заметила Изабель, указав попутчикам:

– Вон он, на балконе.

По крохотному огражденному карнизу, прилепившемуся к каменной стене на высоте двух человеческих ростов, поспешно семенил невысокий человечек, прижимавший к себе толстенную стопку книг едва ли не с него самого величиной и опасно кренившуюся набок. Он благополучно достиг укрытой за шкафами лестницы и осторожно начал спускаться, нащупывая вытянутой ногой каждую последующую ступеньку, а Гай внезапно сообразил, отчего ему подозрительно знакомо черное мешковатое одеяние неизвестного. Монах, ну конечно же, бенедиктинский монах, кто еще может заведовать библиотекой, пусть даже в таком непонятном месте, как замок Ренн?

– Troppo![46]46
  Осторожно (итал.).


[Закрыть]– взвизгнул Франческо, срываясь с места и устремляясь вперед, в узкий проход, стиснутый между боковинами шкафов и наклонным столом библиотекаря, почти исчезнувшим под разложенными на нем книгами. Несколько листов пергамента, сорванные колебанием воздуха, устремились следом за ним. Изабель, простояв мгновение с ошеломленно вытаращенными глазами, сбросила мешавший ей плащ и побежала следом.

Мессир Бернардоне почти успел, каким-то чудом отыскав дорогу в запутанном лабиринте, и вовремя подхватил утерявшего равновесие и начавшего падать незнакомца, но книгам повезло гораздо меньше. Некоторые на лету поймала вынырнувшая рядом Изабель, однако большая часть с треском разлетелась по ступенькам и полу, где осталась лежать, напоминая причудливых птиц с раскинутыми крыльями. Наверху, под плавно изогнутыми вольтами перекрытий, заметалось эхо от тревожных выкриков и хлопанья страниц.

Замешкавшийся сэр Гисборн смог высказать свое участие в происшествии только тем, что по дороге подобрал несколько далеко отлетевших томов, мимолетно поразившись их толщине и тяжести. Мак-Лауд пошел за ним, оглядываясь с таким видом, будто прикидывал, сколько может стоит окружающее их великолепие.

– Дугал, – еле слышно окликнул компаньона Гай, пока они пробирались между залежей книг и прислушиваясь к раздававшимся впереди и чуть слева голосам. – Надеюсь, тебя не посетила светлая мысль прихватить отсюда что-нибудь более весомое, нежели сведения? Мне бы не хотелось, чтобы стряслось нечто подобное.

– Книги хлопотно продавать, – безмятежно сказал Мак-Лауд. – Вдобавок в дороге они быстро портятся, а кому нужна вещь, в которой ничего не разобрать, потому что ее напрочь залило дождем?

Гисборн только сокрушенно вздохнул, наклоняясь, чтобы подобрать очередную рукопись. Натура его попутчика стойко противостояла любым попыткам взывать к его совести и призывам вести себя, как подобает воспитанному человеку. Дугалу нравилось прикидываться «страшным дикарем из Каледонии»[47]47
  Древнее название Шотландии.


[Закрыть], и его ничуть не беспокоило, каково при этом приходится тем, кто вынужден находиться рядом с ним.

Они свернули, огибая массивный шкаф, чьи полки, казалось, прогибались под грузом сложенных на них фолиантов, и вышли к началу лестницы. Неизвестный в рясе бенедиктинца сидел на ступеньках, охая и многословно каясь в собственной неловкости, Франческо и Изабель бродили вокруг, собирая книги. Правильнее сказать, занималась этим только девушка, Франческо уже давно стоял, уткнувшись в подобранный том и не замечая ничего вокруг. Проходивший мимо Мак-Лауд постучал его по плечу и громким шепотом осведомился: «Есть кто дома?» – А? – встрепенулся итальянец, с заметным сожалением отрываясь от желтоватых страниц и ровных черных строчек. – Che?[48]48
  Что? (итал.)


[Закрыть] Ой…

– Надо полагать, вы и есть те самые гости из Британии, от которых так много шуму в последнее время? – вежливо, однако не без примеси ехидства осведомился библиотекарь – тощий, костлявый старик с не по возрасту молодо поблескивающими глазами, давно уже вылинявшими до блекло-сероватого цвета. Хранитель книг также поневоле расстался с большей частью шевелюры, оставившей на память о себе только несколько пепельного цвета клоков, торчащих за ушами, отчего Гай мысленно сравнил старика с взъерошенным филином, разбуженным посреди белого дня и крайне этим недовольного.

– Они самые, – любезно подтвердил Мак-Лауд. – Ничего, что мы без приглашения?

– Вас зовут отец Ансельмо, правда? – вдруг подал голос Франческо.

– Именно, сын мой, – кивнул библиотекарь. – А ты… дай-ка подумать, теперь я соображаю вполовину не так быстро, как раньше… Ты, должно быть, Франческо Бернардоне из Италии, сия прекрасная девица – Изабелла, одного из этих молодых господ зовут Ги, а другого… нет, выговаривать ваши заковыристые гибернийские прозвища мне не по силам.

– Здесь побывала Бьянка, – улыбаясь, догадался Франческо. – И насплетничала.

– Вообще-то он Гай, – невозмутимо поправил шотландец. – А меня называют Дугалом, и это еще не самое сложное имя.

– Охотно верю. – Старик мелко захихикал, тряся головой. – Попалась мне однажды лет десять рукопись с преданиями ваших краев, так до сих пор ломаю голову, как правильно звучит такое название… – Он извлек из складок своей рясы навощенную табличку с болтающимся на тонкой цепочке бронзовым стилом, на миг задумался, вспоминая, начертил несколько знаков и протянул Мак-Лауду: – Ну-ка скажи, коли читать умеешь. И растолкуй, кстати, что сие означает?

Изабель, немедленно заглянувшая через плечо шотландца, отчетливо выговорила:

– Аугишки, водяная лошадка.

– Эквиски, – в произношении Дугала непонятное слово прозвучало более гортанно и сухо. Внимательно слушавший библиотекарь обреченно пробормотал:

– Буквами такое все равно не записать…

– У вас замечательное собрание, – молчавший доселе Гай отважился перевести беседу в иное русло, нежели рассуждения о передаче звуков гаэльского языка с помощью латинских букв. – Можно узнать, сколько тут книг?

– Три тысячи восемьсот сорок девять фолиантов и свитков, – не задумываясь, ответил отец Ансельмо. – Не считая тех, что куплены недавно и еще не внесены в общий кадастр, а также тех, которые нуждаются в переписывании. Ежели придерживаться уложений о мирской и вещной собственности, библиотека принадлежит не мне, а графам Редэ. Я – всего лишь заноза, которую они вынуждены терпеть, ибо кто еще станет поддерживать надлежащий порядок в этом хаосе? – Он небрежно обмахнул высохшей рукой хранилище со всеми его многочисленными шкафами и нагромождениями томов, и с легкой иронией поинтересовался: – Вы пришли проведать захлебнувшегося в море чернил старика или вам надобно что-то из хранящегося здесь?

– И то и другое. – Думая о предстоящем разговоре, сэр Гисборн весьма рассчитывал на помощь Франческо, но, бросив мимолетный взгляд по сторонам, не удивился, застав попутчика снова углубившимся в пристальное изучение очередного сокровища. Изабель бродила между шкафами, рассматривая кожаные переплеты, украшенные позолотой и крохотными цветными камнями, иногда осторожно дотрагивалась до них, словно проверяя, настоящие ли книги перед ней. Мак-Лауд нашел маленькую лестницу-стремянку, с помощью которой дотягивались до содержимого верхних полок, уселся на нее и с рассеянным любопытством глазел по сторонам, прислушиваясь к беседе. Лестница угрожающе поскрипывала, намекая, что ее не предназначали для таких тяжестей. – Нам… – В мыслях Гай махнул на все рукой. В конце концов, они ничем не рискуют. Либо библиотекарь скажет, что подобной книги в собрании замка нет, либо она есть. В худшем случае их попросят удалиться и не мешать занятому человеку. – Мы хотели бы увидеть один труд… Он либо называется «Lapis exillis», либо имеет непосредственное отношение к предмету, обозначаемому этими словами. Заметив хмурую настороженность, появившуюся на морщинистой физиономии отца Ансельмо, Гай торопливо добавил: – Мессир Бертран дал нам разрешение.

– Мессир Бертран или его сын? – зачем-то уточнил старик.

– Рамон, – сообщил со своего насеста Мак-Лауд.

Повисло долгое молчание, нарушаемое шорохом перелистываемых Франческо страниц и почти неслышными шагами Изабель, причин которого Гай не понимал. Что особенного может заключаться в десятке исписанных листов, наверняка созданных давно умершим человеком? – Хорошо, – наконец отрывисто бросил библиотекарь, поднялся, ухватившись за перила, и зашаркал вверх по ступенькам, проворчав: – Вам придется немного посидеть тут и подождать.

Он доковылял до двери второго этажа и скрылся за ней. Компаньоны вопросительно переглянулись.

– Все-таки я оказался прав, – заметил Гай. – Это книга.

– Зато я догадался спросить у мессира Бертрана об этих словах, – восстановил справедливость Дугал. – Хотя по-прежнему не знаю, как про них могло стать известно Лоррейну и что все это означает. – Он дотянулся до ближайшей полки, аккуратно взял первую попавшуюся книгу, повертел в руках и, так и не открыв, поставил на место, озадаченно вопросив: – Зачем их так много? Про что они? Я еще понимаю, когда записывают о полезных или интересных вещах – про иные страны, про минувшие сражения или истории о великих людях, живших на этом свете до нас… Но когда богословы изводят целые телячьи стада на препирательства друг с другом по поводу того, из чего творился мир – из Божественного Ничто или Божественного Слова, или что было вначале – курица или яйцо, и…

– Множат сущности без необходимости, – дополнил Франческо, не отрываясь от книги. – За деревьями не видят леса, решают, что реальнее – субстанция или ощущение… Вот, послушайте, тут хорошо сказано… – Он помолчал, перекладывая прочитанное в уме с латыни на понятный его спутникам язык, затем нараспев процитировал: – «Одно дело, что некоторая вещь находится в уме, и нечто другое – усмотрение того, что она существует. Даже невежда, будет, следовательно, убежден, что существует нечто в мысли, больше чего нельзя помыслить, ибо, как только он услышит это суждение, он его поймет, а то, что мы понимаем, существует в уме. Но, больше чего нельзя помыслить, несомненно, не может существовать исключительно лишь в нашем уме, ибо, если мы примем, что оно является исключительно лишь мыслимым, то мы также можем принять, что оно существует. Следовательно, если бы то, больше чего нельзя помыслить, находилось только в уме, тогда то, больше чего нельзя помыслить, было бы чем-то таким, больше чего можно помыслить. Но ведь это явно невозможно. Существует, следовательно, без сомнения, как в уме, так и в предмете нечто такое, больше чего нельзя помыслить…» – Чего? – тоскливо переспросил Гай. Он понял все произнесенные слова, однако никак не мог составить из них некую цельную, завершенную картину, которая, похоже, была очевидна для Франческо. Мак-Лауд, посмотрев на вытянувшуюся физиономию ноттингамца, скривился, отчаянно пытаясь заглушить нарастающий смех, но все-таки не выдержал и приглушенно зафыркал.

– Это кто сказал? – донесся откуда-то из-за полок приглушенный голос Изабель. Франческо заглянул в начало книги, где стояло имя автора:

– Ансельм из Кентербери. По-моему, это ваш соотечественник.

– Твой, твой, – ухмыляясь, покачал головой Дугал. – Из Аусты в Пьемонте. Он только в конце жизни перебрался на Остров – когда умер великий Ланфранк и сынок Вильгельма Бастарда, тоже, кстати, Вильгельм, подыскивал, на кого бы нацепить титул следующего архиепископа Британии.

Франческо недоверчиво прищурился, а сэр Гисборн вовремя прикусил язык, не дав сорваться вопросу «Откуда ты знаешь?». Не то чтобы он внезапно перестал доверять шотландцу, просто за несколько последних дней он намного продвинулся в изучении сложной науки подозрительности. Любой имеет право на сохранение собственных тайн, но должен не забывать, что его секрет обязательно попытаются раскрыть.

* * *

Библиотекарь вернулся скорее, чем предполагала заранее подготовившаяся к долгому и скучному ожиданию компания. Впрочем, скучать предстояло только господам рыцарям, ибо их попутчики увлеченно рылись в книжных россыпях, точно белки, наткнувшиеся на залежи орехов, перебрасываясь незнакомыми именами и названиями, словно напрочь позабыв о нависающей над ними всеми угрозе.

Хранилище рукописей замка Ренн Гаю откровенно не понравилось. Ему мерещилось, что книги смотрят на них и перешептываются голосами людей, чьи кости давно истлели в земле, и он втайне обрадовался, когда по балкону зашлепали стертые сандалии отца Ансельмо. Монах принес с собой ничем не примечательную книгу, из тех, что называются «in quarto» – «в четверть листа», переплетенную в выцветшую, некогда синеватую кожу, и украшенную по краям шлифованными бляшками розово-черного оникса. Он молча прошел к своему столу, отодвинул лежавшие на нем рукописи и наполовину переписанную книгу, и водрузил принесенный фолиант посредине, кратко сказав: «Вот».

«И что с ней делать? – опешил сэр Гисборн. – Просто полистать с умным видом? Да, для мессира Бертрана и Рамона эта вещь имеет некое особенное значение, но только для них!»

Он осторожно поднял книгу и раскрыл на первой попавшейся странице, решив, что немного посмотрит в нее, а потом небрежно окликнет Франческо – пусть попытается выяснить, о чем здесь говорится. Рукопись не выглядела слишком старой, и даже скудных познаний Гая о книжном деле хватило, чтобы догадаться – это не подлинник, а позднейшая копия с некоего текста. Глаз выхватил несколько строчек, но намерение сэра Гисборна прочитать их с треском провалилось. Книгу написали на старинной латыни, многословной, вычурной и непонятной. Он натыкался на знакомые слова, однако не осознавал смысла громоздких предложений.

Отец Ансельмо, дабы не мешать своим гостям, отошел к книжному шкафу и сделал вид, будто целиком занят перестановкой книг. Гай отчаянным жестом подозвал Мак-Лауда и выразительно ткнул пальцем в развернутый фолиант, прошептав:

– Я тут ни слова не понимаю. Может, Франческо разберет нам хоть несколько фраз – про что здесь написано?

– Нет, – отрезал Дугал, заставив компаньона удивиться и насторожиться. Шотландец забрал книгу, открыл ее на последних страницах и вдруг кивнул, точно нашел искомое. – Не надо, чтобы они ее видели, особенно Изабель.

– Почему? – недоуменно спросил Гай. – Ты знаешь, что это за книга? Расскажешь?

– Как-нибудь потом, – отмахнулся Мак-Лауд.

– Я хотел бы услышать сейчас. – Сэр Гисборн решил проявить настойчивость. – Что ты скрываешь?

– Ничего. Верни книгу и пойдем отсюда.

– Дугал, – медленно проговорил Гай. – Мне не нравятся твои затеи с секретами. Они уже принесли смерть одному человеку. Почему бы тебе не…

– Это то, что вы искали? – Из-за шкафа высунулся Франческо и, прежде чем Мак-Лауд успел отдернуть руку, преспокойно взял ставшую причиной ссоры рукопись, открыл ее и начал листать. По мере того, как число листов слева возрастало, итальянец сначала растерянно приоткрыл рот, затем точно окаменел, сжав губы в узкую щель, несколько раз оглядывался, проверяя, далеко ли мистрисс Изабель, а на последних страницах его лицо приобрело никогда не виданное Гаем ранее выражение – смеси испуга, недоверия, восхищения и тревоги одновременно. Он с треском захлопнул книгу, протянул ее Дугалу и бесстрастным, скучающим тоном произнес:

– Весьма познавательный и любопытный труд. Я бы сказал – крайне любопытный.

– Я думаю то же самое, – согласился Мак-Лауд, но Гай понял – произнесенные слова ничего не значили, главное осталось невысказанным. Франческо, быстро уразумевший, что стал невольным соучастником в сохранении некоей тайны, сделал вид, будто ничего не произошло, а ведь он догадался о возможном содержании книги, прочтя всего несколько отрывков. Этих двоих сейчас объединил заговор молчания, вернее, не двоих, троих – отец Ансельмо наверняка отлично знает, чему посвящен томик в блекло-синей обложке. И только он, милорд Гай Гисборн, выполняет тут роль набитого соломой чучела, на котором все, кому не лень, упражняются в точности метания клинков!