Текст книги "Время Анны Комниной"

«Архонтопулы» и «Отроки»

Анна Комнина в подробном рассказе о кампаниях своего отца против печенегов, в частности, в повествовании о кампании 1090 года, упоминает специальные конные подразделения византийской армии под именем «архонтопулов» [τῶν ἀρχοντοπούλων τάγμα] и «отроков» [τῶν ἀγούρων][284]284
  Annae Comnenae Alexias… B. I. S. 220–221.


[Закрыть]. По словам принцессы, весной 1090 года печенеги выступили из Таврокома и атаковали Хариополь. Фемы Паристритон и Македония были уже в глубоком тылу кочевников, их территории были разорены, население перебито, угнано в рабство или рассеяно по горам Фракии. Под Хариополем печенеги разгромили конный отряд «архонтопулов» – подразделение, сформированное наспех из молодых сыновей и младших братьев офицеров византийской армии, которые полегли в предшествующих боях. До трехсот «архонтопулов» было убито печенегами.

Однако Алексей и здесь не растерялся. Он направил против печенегов отряд Татикия, состоявший из «отроков» и всех «латинян», который сумел истребить несколько команд печенежских фуражиров. По-видимому, отряд Татикия представлял собой последний стратегический резерв Алексея, поскольку включал в себя отборные части конницы, в первую очередь тяжеловооруженных «латинян», т. е. тагмы немецких рыцарей Гилпракта, франкских и норманнских рыцарей Умбертопула, и, по всей вероятности, варяжскую гвардию Намбита.

Кем же были «отроки», упомянутые Анной в «Алексиаде»? Термин «οἱ ἀγοῦροι» «отроки» встречается в византийской рыцарской поэме «Дигенис Акрит» (Gr. I, 47; VIII, 140)[285]285
  Digenis Akritis: The Grottaferrata and Escorial Versions… P. 4, 224; Дигенис Акрит… С. 10, 119.


[Закрыть]. Датировка этой поэмы колеблется от эпохи императоров Романа II (959–963) и Никифора II Фоки (963–969) до Романа IV Диогена (1067–1071) и Никифора III Вотаниата (1078–1081). По мнению А. П. Каждана, популярность поэмы была столь велика при византийском дворе, что образ Дигениса Акрита стал своеобразным эталоном, в соответствии с которым выстраивалась репрезентация правящего императора от Алексея I Комнина до его внука Мануила I. Если мы принимаем более позднюю датировку и связываем происхождение поэмы «Дигенис Акрит» – по крайней мере, в ее окончательном виде – не с арабскими войнами X века, успешными для Византии, а с сельджукскими войнами второй половины XI века, имевшими катастрофические последствия для империи[286]286
  Бартикян Р. М. Заметки о византийском эпосе о Дигенисе Акрите // Византийский временник. 1964. Т. 25 (50). С. 148–166; Каждан А. П. Никита Хониат и его время… С. 118–121.


[Закрыть], в этом случае мы можем допустить, что «отроки» из «Дигениса Акрита» и «отроки», упомянутые Анной Комниной в «Алексиаде», представляли собой какое-то особое подразделение, вероятно, конную тагму акритов восточных фем, отступавшую от Евфрата под ударами сельджуков в течение 1070-х годов до самого Босфора, но, при этом, сумевшую сохранить кадровое ядро соединения. Как следует из текста Анны, эти «отроки» неслучайно не только получили права лейб-гвардии императора, но и играли роль императорской свиты.

А. Я. Сыркин перевел выражение из поэмы «Дигенис Акрит»: «τοὺς ἀγούρους του χιλίους γουλαμίους» следующим образом: «из тысячи гулабиев набрал себе он свиту»[287]287
  Digenis Akritis: The Grottaferrata and Escorial Versions… P. 4; Дигенис Акрит… С. 10.


[Закрыть]. Гулабии – гулямы, тюркские воины-рабы, преимущественно из Хорасана, служившие арабским халифами и эмирам. Термин «οἱ ἀγοῦροι» во множественном числе как «свита» удачен лишь в том случае, если понимать под этим словом вооруженный конный конвой. По-видимому, автор «Дигениса Акрита» смешивает в этом отрывке элементы арабской и византийской военной организации, существовавшей на арабо-византийской границе в Армении, Месопотамии и Сирии в эпоху Аббасидов и Фатимидов. «Гулям» – тюрко-арабский солдат халифата. «Отрок» – византийский солдат конвоя при императоре или стратиге, игравший роль, более-менее идентичную ранневизантийскому «буккеларию».

Сразу же после описания успешных действий Татикия Анна сообщает о прибытии в Константинополь отряда в 500 рыцарей, вероятно, норманнских, обещанных графом Робертом I Фландрским или же, иначе, Робертом Фризским [οἱ παρὰ τοῦ Φλάντρα ἀποσταλέντες ἱππεῖς][288]288
  Annae Comnenae Alexias… B. I. S. 221.


[Закрыть]. Из контекста изложения Анны Комниной следует, что этот рыцарский отряд усилил гвардейское подразделение «отроков». Вероятно, рыцари подошли летом 1090 года, снабдив Алексея 150 боевыми конями-декстрариями в качестве подарка и продав василевсу всех лишних коней, сверх контракта. Как уже отмечалось выше, в более поздних источниках – в частности, в романе Вольфрама фон Эшенбаха «Парцифаль» – лучшими боевыми конями считались «kastelân» кастильские декстрарии (Parzival 121, 24). Учитывая то обстоятельство, что Роберт Фландрский ранее (около 1076 года) воевал против мавров на территории Галисии, т. е. принимал участие в Реконкисте в Испании[289]289
  Martin H. Histoire de France, depuis les temps les plus reculés jusqu’en 1789. Paris, 1855. Vol. III. P. 131–132.


[Закрыть], можно предположить, что его рыцари снабжались кастильскими декстрариями благодаря его старым связям. В то же время в самой Византии, по свидетельству Анны Комниной, очень сильно ценились фессалийские и арабские боевые кони[290]290
  Annae Comnenae Alexias… B. I. S. 20; Анна Комнина. Алексиада… С. 447.


[Закрыть]. Подкрепления из Фландрии в сочетании с боевыми конями существенно восполнили боевые потери византийской армии, особенно в конском составе.

Византийские катафракты

Несмотря на то, что в первой половине XI века в византийской армии еще существовали пехотные подразделения, главной ударной силой войск василевса ромеев с середины XI века окончательно, как и везде в Европе, становится тяжелая конница, объединенная в конные тагмы.

Катафракт, по-гречески, – всадник, закованный в «катафракту», т. е. в доспех. Тяжелая конница катафрактов или клибанариев существовала в римской армии со времен императора Траяна, а на эллинистическом Востоке она появилась еще раньше, в частности, в селевкидской армии Антиоха Великого, под влиянием борьбы с парфянами и сарматами. Парфяне и сарматы, по свидетельству Юстина, Плутарха и Тацита, активно использовали тяжелое защитное вооружение, в частности доспех «лорика сквамата», металлическую или костяную чешую, подобно своим предшественникам – понтийским скифам[291]291
  Никоноров В. П. Вооружение и военное дело в Парфии. Дис. … канд. ист. наук. Л., 1987. C. 21–236; Хазанов А. М. Очерки военного дела сарматов. М., 1971. C. 64–90; Хазанов А. М. Избранные научные труды: Очерки военного дела сарматов (изд. 2-е, испр. и доп.). СПб., 2008. C. 20–185; Черненко Е. В. О времени и месте появления тяжелой конницы в степях Евразии // Проблемы скифской археологии. (МИА. № 177). М., 1971. С. 35–38; Черненко Е. В. Длинные копья скифов // Древности Евразии в скифо-сарматское время. М., 1984. С. 230–232.


[Закрыть]. Изображения сарматских (по В. П. Никонорову – парфянских) катафрактов в доспехе «лорика сквамата» хорошо известны благодаря рельефам на Колонне Траяна в Риме. Знаменитое настенное изображение парфянского катафракта из крепости Дура-Европос II века демонстрирует зрителю конного воина в конусном шлеме с кольчужной бармицей и в пластинчатом доспехе, напоминающем римскую «лорика сегментата». О существовании тяжелой конницы в римской армии на исходе Античности свидетельствуют сочинения Аммиана Марцеллина и Прокопия Кесарийского.

Воссоздание тяжелой латной конницы как особого рода войск в Византийской империи связывают с военными реформами императора Никифора II Фоки (963–969). Тяжелая конница византийского императора в XI веке, разумеется, состояла не только из западноевропейских рыцарей на византийской службе, но также из граждан империи, например, из армянских и македонских дружин. Армянская тяжелая конница известна еще со времен Митридата Эвпатора (120–63 гг. до Р. Х.) и Тиграна Великого (95–55 гг. до Р. Х.), и именно армянская знать активно формировала военную элиту Византийской империи в эпоху Македонской династии в X–XI веках. Кроме армян, в тяжелой коннице служили, вероятно, греческие акриты, например, в македонских тагмах, и какая-то часть тюркских и арабских «федератов» империи, хотя наемники печенеги и куманы чаще всего представляли собой вспомогательные соединения легкой конницы, вооруженной луками. Вероятно, традиции тяжелой конницы катафрактов в византийской армии восходили к тем временам, когда готская и гуннская конница на службе Юстиниана I принимала участие в завоевательных походах Велизария, в войнах против Сасанидского Ирана. По мере деградации фемного строя в XI веке, а особенно же после начала сельджукских завоеваний в Анатолии, стратиотское ополчение, т. е. массовая армия, окончательно ушло в прошлое, уступив место профессиональным дружинам знатных сеньоров, или, употребим старославянский термин, волостелей. С этой точки зрения процесс т. н. феодализации Византийской империи в эпоху первых Комнинов несомненно способствовал повышению боевых качеств византийской армии и напоминал аналогичные процессы, происходившие в империи в VI веке, когда ядром армии Юстиниана I были дружины т. н. букеллариев – сотрапезников того или иного племенного вождя, например, короля готов, герулов, гепидов, лангобардов или гуннов, находившихся на службе у византийского императора. Существование в Византийской империи специальной военно-теоретической литературы способствовало непрерывному сохранению военных традиций, развитию теории тактики и стратегии, передаче военного опыта от одного поколения к другому. «Стратегикон» Псевдо-Маврикия, корпус трактатов Сириана Магистра, «Тактика» Льва VI, трактаты Константина Багрянородного о стратегии, вошедшие в сборник «О церемониях византийского двора», «Стратегика» Никифора II Фоки, «Тактика» Никифора Урана, «Советы и рассказы» Катакалона Кекавмена представляют собой замечательные памятники византийской военной науки, отражающие основные этапы военной истории империи.

Комплекс оборонительного и наступательного вооружения византийской армии описан в этих источниках достаточно подробно, хотя сведения византийских трактатов по тактике и стратегии можно серьезно дополнить материалами изобразительных источников. Определенную сложность в исследовании вооружения византийской армии представляет собой существование в изобразительном искусстве особого иконографического «канона», сформировавшегося, очевидно, достаточно рано, еще в доиконоборческий период, и фиксирующего византийский доспех на ранней стадии развития. По сути, этот изобразительный «канон» воспроизводил в общих чертах т. н. «италийский» комплекс вооружения римского легионера, точнее даже римского офицера, на заключительной стадии его развития, т. е. в период поздней империи. В историографии ведется серьезная полемика относительно характера и масштаба изменений традиционного римского вооружения от ранней империи до поздней империи (с I по V века). Традиционная точка зрения заключалась в убеждении, что вооружение римского легионера претерпело в период от Траяна до Феодосия лишь незначительные изменения (Р. Гроссе). В качестве аргумента сторонники этой точки зрения ссылались на памятники изобразительного искусства IV–V веков. Противоположная точка зрения, популярная в наши дни, предполагает, что памятники изобразительного искусства IV–V веков отражали классический «канон» римской паноплии, в то время как реальное вооружение римской армии изменилось до неузнаваемости уже к IV веку (В. И. Холмогоров)[292]292
  Grosse R. Е. Römische Militärgeschichte von Gallienus bis zum Beginn der byzantinischen Themenverfassung. Berlin, 1920. S. 321; Банников А. В. В. И. Холмогоров и начало изучения позднеримской военной организации в отечественной историографии // Мнемон. 2008. Вып. 7. С. 529–540.


[Закрыть]. А. В. Банников занимает промежуточную позицию и связывает изменения в вооружении римских легионеров с экономической деградацией Италии и Галлии, западных провинций позднеримской империи, во второй половине IV века[293]293
  Банников А. В. К вопросу об изменениях в римской военной тактике и вооружении в эпоху поздней империи // Античный мир и археология. 2009. № 13. С. 271–289.


[Закрыть]. А. Е. Негин утверждает, что в письменных источниках зафиксировано использование старинного римского вооружения даже в IV–V веках, в частности, церемониального и турнирного вооружения, что пока не нашло подтверждения в археологии[294]294
  Негин А. Е. Римское церемониальное и турнирное вооружение. СПб., 2010. С. 207–209.


[Закрыть]. Яркими примерами традиционного изобразительного «канона» римской паноплии являются барельефы Арки Константина Великого в Риме. На Арке Константина мы можем найти изображения римских легионеров в «галльских» шлемах типа Weisenau, в т. н. «лорика сквамата», т. е. в чешуйчатом доспехе, распространившемся в эпоху династии Северов, а также в т. н. «лорика сегментата» – пластинчатом доспехе периода принципата. Эти доспехи были сняты с вооружения солдат западных легионов при Грациане, если верить Вегецию, и, вероятно, оставались в употреблении у солдат Восточной Римской империи гораздо дольше, возможно, даже в эпоху Юстиниана I.

Восточноримское вооружение эпохи Юстиниана I характеризовалось полным отсутствием единообразия. Возможно, части гвардии еще могли сохранять на вооружении старинные римские доспехи, но основная часть армии выглядела совершенно по-варварски. Короткорукавная кольчуга, шлем «шпангенхельм» с нащечниками или кольчужной бармицей, круглый щит с умбоном постепенно вытеснили разные типы римских лорик и позднеримские полусферические шлемы IV века. Конница, которая воевала с персами, могла использовать ламинарный доспех, существовавший на Ближнем и Среднем Востоке еще в эпоху Парфянского царства и ставший классическим признаком парфянских катафрактов (графити из Дура-Европос, II век) и эфталитов (Орлатская пластина, V век). Классический римский меч «гладиус» еще в III веке был заменен «спатой». Тем не менее классический «канон» римской паноплии по-прежнему определял при Юстиниане I вкусы военной элиты. Диптих Барберини из собрания Лувра, датируемый V–VI веками, представляет собой яркий пример этого «канона». В центральной части диптиха изображен император (Анастасий I или Юстиниан I), сидящий на коне, в «лорика мускулата» (мускульной кирасе) и в императорской диадеме, с копьем в правой руке. Похожий изобразительный «канон» мы видим на рисунке конной статуи византийского императора на утраченной Колонне Юстиниана из Константинополя. Рисунок был выполнен в 1430 году итальянским гуманистом и археологом Кириаком Пиццеколли (1391 – после 1449). Юстиниан также облачен в старинный римский доспех «лорика мускулата».

К XI веку этот архаический комплекс вооружения давно вышел из употребления и был заменен современным оружием, которое отвечало средневековым принципам ведения войны. Проблема заключалась в том, что старинное римское вооружение пехоты было неадекватно военному искусству Средневековья, где главной ударной силой на полях сражений стала тяжелая конница. В древней римской армии даже на позднем этапе ее развития главной силой была тяжелая пехота. Римская тяжелая кавалерия играла вспомогательную роль, что, по мнению ряда ученых, предопределило поражение римской армии в битве при Адрианополе в 378 году[295]295
  Shchukin M., Shuvalov P. The Alano-Gothic cavalry charge in the battle of Adrianopole // Geografia e viaggi nel mondo antico. Ancona, 2007. № 12. P. 233–253.


[Закрыть]. Уже в эпоху императора Юстиниана I (527–565) и его прееемников армия Восточной Римской империи состояла преимущественно из латной конницы, которая активно и умело сочетала использование штурмовых копий – контоса гото-аланского типа с тактикой степных кочевников – гуннов и аваров, развивала искусство стрельбы из лука в седле[296]296
  Шувалов П. В. Секрет армии Юстиниана… С. 139–272.


[Закрыть]. В эпоху Юстиниана в византийской коннице распространилось металлическое стремя[297]297
  Шувалов П. В. Два железных стремени // ΚΟΙΝΟΝ ΔΩΡΟΝ. СПб., 2014. С. 568–576.


[Закрыть], которое привело к дальнейшим изменениям тактики и стратегии, способствовало повышению ударного потенциала конницы во время атаки.

Военные реформы императора Никифора II Фоки (963–969) привели к новым серьезным изменениям в тактике и стратегии византийских вооруженных сил[298]298
  Кучма В. В. Военная организация Византийской империи. СПб., 2017. С. 340–408.


[Закрыть]. Императором Никифором были усовершенствованы методы рейдовой войны, разработанные во время бесконечных военных конфликтов с арабами. Были возрождены римские правила построения военного лагеря. Были созданы тагмы катафрактов или клибанафоров – тяжелая латная кавалерия, смысл существования которой заключался в прорыве фронта неприятеля посредством атаки в плотном строю с копьем наперевес, которое удерживалось теперь не двумя руками, как в Античности, а при помощи «рыцарского» плечевого захвата. Решающим фактором, повлиявшим на изменение захвата копья, стало, вероятно, металлическое стремя, которого античные армии не знали. Эта тактика, зафиксированная в «Стратегиконе» Никифора Фоки, нашла отражение в византийском рыцарском эпосе «Дигенис Акрит». Несомненно, что византийские катафракты оказали важное влияние на формирование тактики и вооружения западноевропейского рыцарства в этот период. Они предопределили развитие культуры военного сословия европейских государств, которые во второй половине X века ориентировались на Византию как культурно, так и политически. В это же время (особенно начиная с 979 года) важной частью византийской армии становится варяжская гвардия, или варяго-русская дружина, о значении которой речь шла выше.

Подобные реформы превратили византийскую армию Никифора II Фоки (963–969), Иоанна I Цимисхия (969–976) и Василия II (976–1025) в лучшую армию своего времени, обеспечили ей военное превосходство над арабами, болгарами, русами и даже над германскими императорами Оттоновской династии. Вполне закономерно, что реформы середины – второй половины X века способствовали развитию комплекса как оборонительного, так и наступательного вооружения в византийской армии.

Святой великомученик Георгий Победоносец. Византийская икона из Юрьева монастыря, Новгород, XII–XIII вв.

Как свидетельствуют изображения на иконах XI–XII веков, изображающих святых стратилатов – например, изображения на иконах Великомученика и Победоносца Георгия, Великомученика Димитрия Солунского, Мученика Феодора Стратилата, Святого Иоанна Воина, – основой византийского оборонительного вооружения в этот период был «клибанион», представлявший собой, по мнению Раффаеле д’Амато[299]299
  D’Amato R. A Prôtospatharios, Magistros, and Strategos Autokrator of 11^th century: the equipment of Georgios Maniakes and his army according to the Skylitzes Matritensis miniatures and other artistic sources of the middle Byzantine period // Porphyra. 2005. № 4. P. 2–75.


[Закрыть], либо «торакс» – панцирь из плотной тканевой основы, усиленный наклепанными металлическими пластинами, либо ламеллярный доспех. Мы встречаем такой «клибанион» на знаменитой миниатюре с изображением императора Василия II (976–1025) из Венецианской Псалтири (Псалтири Василия II) (BNM. Ms. gr. 17, Fol. 3r).

Возможно, подобный «клибанион» послужил образцом для более позднего русского клепанного пластинчатого доспеха с железными птеригами (XIII век)[300]300
  Мусин А. Е. Milites Christi Древней Руси. Воинская культура русского средневековья в контексте религиозного менталитета. СПб., 2005. C. 236–239.


[Закрыть], т. н. «доспеха Довмонта», реконструированного Климом Жуковым. Кроме «клибаниона», Василий II облачен в ламеллярные наручи, защищающие предплечье, а не локтевой сустав. Ламеллярный «клибанион» с кожаными птеригами, возможно, представлен на известной фреске X века, изображающей Иисуса Навина, из монастыря Хосиас Лукас. Лев Диакон, описывая боевые действия между императором Иоанном I Цимисхием и князем Святославом в 970-е годы, часто упоминает то ли кольчугу, то ли ламеллярный доспех русских и варяжских воинов-«тавроскифов», называя его «θώρακας ἁλυσιδωτούς»[301]301
  Leonis Diaconis Historia / Hrsg. von K. B. Haase. Bonnae, 1828. S. 144; Лев Диакон. История. М., 1988. С. 76.


[Закрыть] (доспехи из цепных звеньев). М. М. Копыленко предложил перевести «θώρακας ἁλυσιδωτούς» как «кольчуги», следуя за переводчиками Полибия и Диодора Сицилийского, которые описывали при помощи этого термина «лорику хамату» – древнеримский кольчужный доспех. М. Я. Сюзюмов и С. А. Иванов предложили неверный вариант перевода: «панцирь, сделанный из цепных звеньев», следуя словарю И. Х. Дворецкого. На самом деле «панцирь» – это русский кольчатый доспех второй половины XV века, поэтому предложенный авторами комментария перевод вносит путаницу в понимание текста Льва Диакона и не может быть признан удовлетворительным. С нашей точки зрения, Лев Диакон может описывать как кольчугу, так и ламеллярный доспех, распространенный в Восточной Европе в Средние века благодаря влиянию степных кочевников – хазар и печенегов. Как известно, пластины ламеллярного доспеха скреплялись между собой при помощи шнуровки, что Лев Диакон мог попытаться передать при помощи классического военного термина из другой эпохи.

Великомученик Феодор Стратилат. Византийская икона

Как свидетельствуют миниатюры «Мадридского Скилицы» – рукописи MS Graecus Vitr. 26–2 середины XII века, в сопоставлении с рядом других, более ранних изобразительных источников иранского происхождения, византийские солдаты использовали как заимствованные, так и собственно восточно-римские типы доспехов, в частности, ламеллярный доспех с металлическими наплечниками и набедренниками, ламинарные доспехи, чешуйчатые доспехи, которые в X–XI веках в большом количестве заимствовались также восточными соседями Византии, в частности арабами, хорасанцами, хорезмийцами, дейлемитами, а также кочевниками – хазарами, печенегам и сельджуками[302]302
  Никифор II Фока. Стратегика. СПб., 2005. С. 22, 28–29.


[Закрыть]. Византийский комплекс оборонительного вооружения включал ламеллярный нагрудник – «клибанион», металлические наплечники, а чаще кожаные или ламеллярные птериги, а также «подол» или «полы», называвшиеся по-гречески «кремасмата» или «кавадия» – широкие настеганные накидки, иногда с кольчужными элементами усиления, которые закрывали бедра всадника и часть корпуса лошади. Применялись также металлические створчатые наручи, идентичные сахновским, или же ламеллярные наручи. На ногах стратиоты носили чулки и сапоги, также заимствованные еще у гуннов, а также «халкопселла» или металлические поножи (буквально – медные трубы)[303]303
  Там же. С. 74–75.


[Закрыть]. Однако, как византийский «клибанион», так и восточные ламеллярные доспехи были далеко не единственными – хотя и наиболее дорогими – типами защитного вооружения в византийской армии этого периода. Как показывают изображения, упомянутые типы доспехов могла заменять обычная кольчуга или же «эпилорикий» – доспех из стеганой ткани, называвшийся в Европе «гамбезон», либо «неурон» – доспех из войлока. «Тактика» Льва VI (X век) предписывала клибанофорам – отборному отряду тяжелой конницы – надевать стеганный «эпилорикий» на кольчугу. Стеганный «эпилорикий» имел ряд преимуществ по сравнению с «клибанионом» или ламеллярными доспехами восточного происхождения. Этот доспех был дешев и быстр в изготовлении. Ношение стеганного доспеха облегчало действия византийского солдата в условиях жары и согревало его во время стужи. Возможно, болгарские воины на миниатюрах Минология Василия II (Ms. Vat. gr. 1613) облачены именно в стеганные доспехи. Такие доспехи активно использовались также для изготовления конской защиты. В ряде источников содержатся описание, позволяющие представить византийский конский доспех X–XI веков как сочетание стеганной защиты коня и металлического налобника.

Византийская армия на марше. Миниатюра из рукописи «Мадридского Скилицы», середина XII в.

В XI–XII веках в византийской армии господствовали различные варианты фригийского шлема, известного в регионе еще со времен эллинизма. Фригийский шлем нередко снабжали защитной маской, например, норманны в южной Италии. Такие шлемы встречаются на миниатюрах рукописи «Мадридского Скилицы», где головы византийских стратиотов прикрыты шлемами фригийского типа или, порой, башлыками, обтянутыми чешуей. Одним из сохранившихся вариантов средневекового фригийского шлема является упоминавшийся шлем из Браничево (Сербия) XII века. Наряду с фригийским шлемом в византийской армии использовали шлем «кассидион», снабженный султаном, кольчужной бармицей «дзаба»[304]304
  Там же. С. 75.


[Закрыть], а позднее маской-личиной. Подобные личины византийского происхождения известны по археологическим находкам на территории домонгольской Руси, в частности в Серенске и Изяславле; также аналогичные личины кочевнического происхождения известны благодаря находкам фрагментов из Ротмистровки, личины из Херсонеса – благодаря кочевническим шлемам с личиной из погребений у села Ковыли и у села Липовец[305]305
  Васин П., Лемешко А. Личины // Китаб Хона. URL: http://www.kitabhona.org.ua/libwar_armor/lichina.html (дата обращения: 08.03.2021).


[Закрыть]. Некоторые сообщения Анны Комниной, упомянутые выше, дают основание предполагать, что в византийской армии времен императора Алексея Комнина получили распространение кочевнические боевые наголовья с личиной или кольчужной бармицей, аналогичные кочевническим шлемам из погребений у села Липовец и у села Чингул[306]306
  Горелик М. В. Половецкая знать на золотоордынской военной службе…; Горелик М. В. Ранний монгольский доспех (IX – первая половина XIV в.)…; Горелик М. В. Сакский доспех // Центральная Азия. Новые памятники письменности и искусства: Сб. статей / Под ред. Г. М. Бонгард-Левина. М.: Наука, 1987. С. 110–133, 367–373.


[Закрыть].

Шлемы, напоминающие «кассидион», присутствуют на миниатюрах «Мадридского Скилицы». Не исключено, что византийские солдаты еще употребляли в XI веке старые шлемы «шпангельхельм», относящиеся к типу шлема из Torricella Peligna, распространенные в ранневизантийскую эпоху. Позднее, в XIII веке, в византийской армии появится новый специфический тип шлема, известный как «греческий колпак». Данный шлем представлял собой металлический колпак, снабженный круглыми полями. По-видимому, к шлему часто прикрепляли кольчужную бармицу, закрывавшую лицо и шею. Экземпляр такого шлема с Деисусным чином и легендами на греческом языке (без бармицы) хранится в собрании Оружейной Палаты в Москве. Благодаря «Мадридскому Скилице» мы узнаем о том, что византийские воины часто использовали круглые щиты с умбоном, характерные для вооружения вендельской эпохи и эпохи викингов.

Император Феофил со свитой. Миниатюра из рукописи «Мадридского Скилицы», середина XII в.

Наступательное оружие солдат Византийской империи в целом было идентично западноевропейскому. На основании материалов изображений «Мадридского Скилицы» и Псалтири Василия II можно сделать вывод о том, что главным оружием нападения в византийской армии, как и на Западе, было длиннодревковое копье для конного боя. У бедра воин носил меч, представлявший собой тот или иной вариант каролингского или романского меча, изготовленного франками или немцами. Большую популярность у византийских катафрактов имело оружие ударного дробящего действия, в частности, булавы с тремя, четырьмя или шестью гранями. Такая булава, в частности, хранилась Дигенисом Акритом в специальном чехле. Булавы представляют собой довольно частую находку при раскопках византийских городов на Балканах или городов Древней Руси. Кроме меча и булавы византийские катафракты нередко имели на вооружении «парамирион» – однолезвийный палаш, возможно, заимствованный еще в VI–VII веках у аваров и ставший прообразом сабли[307]307
  Никифор II Фока. Стратегика… С. 76–77.


[Закрыть]. Важным атрибутом византийского стратиота был композитарный лук гуннского типа со стрелами, описанный в начале «Истории войн» Прокопия Кесарийского. Как правило, каждый клибанофор и катафракт имел лук и колчан со стрелами. В этом проявлялась особенность старинной византийской тактики, сочетавшей гото-аланский способ атаки с копьем и мечем и гуннский способ атаки с обстрелом противника из лука.

Три столетия спустя после смерти Анны Комниной, на исходе Средневековья, когда западноевропейские рыцари давно забыли о Константинополе, а Византия отсчитывала последние годы своего существования, в Дижон ко двору Филиппа Доброго (1419–1467), герцога Бургундского, прибыл посол византийского императора Иоанна VIII Палеолога (1425–1448) по имени Феодор Каристос. Рыцарь Оливье де Ламарш (1425–1502), на протяжении многих лет служивший герцогу Карлу Смелому (1466–1477), описал византийского посла в своих «Мемуарах». По его словам, «греческий рыцарь» был чрезвычайно искусен во владении оружием. После вручения официальной ноты от императора, содержавшей просьбу о помощи против «великого турка», Феодор Каристос продемонстрировал бургундским рыцарям чудеса джигитовки. В частности, Оливье де Ламарш отмечает, что византиец поразил присутствующих на турнире мастерской стрельбой из лука с седла, которую он вел на полном скаку, сжимая в зубах собственную бороду[308]308
  Olivier de la Marche. Mémoires / Éd. par Henri Beaune et J. D’Arbaumont. Paris, 1883. T. I. P. 287–288.


[Закрыть]. Вероятно, в последние десятилетия существования Византии небольшая армия Константинопольского императора в сфере вооружения и тактики уже представляла собой копию османской армии, хотя и была разбавлена каким-то количеством итальянских и каталонских кондотьеров. Похожие тенденции, по мнению специалистов, имели место в это время и в Московском государстве, где примерно со второй половины XV века тяжеловооруженная латная княжеская дружина европейского типа уступает место более массовой дворянской коннице, оснащенной по татарскому образцу. На исходе Средневековья кочевнические традиции, описанные еще Прокопием Кесарийским, определяли характер византийского военного искусства, по всей видимости, в несравненно большей степени, чем в эпоху Анны Комниной, в описанный нами период вестернизации византийской военной знати под влиянием варягов, норманнов и англосаксов.

Автор хроники мессира Жака де Лалена (1421–1453), возможно, Жорж Шателен (1405/1415–1475) – еще один рыцарь герцога Карла Смелого, рассказал о новом посольстве некоего рыцаря из Константинополя, который был посланником последнего византийского императора Константина XI Палеолога (1448–1453). Посольство прибыло в Шалон ко двору герцога Филиппа Доброго. Византийский посланник и двенадцать его спутников были одеты «по греческой моде» (a la mode gregeoise)[309]309
  Georges Chastellain. Chronique de J. de Lalain / Éd. par J. A. Buchon. Paris, 1825. P. 40; Doudet E. Le Miroir de Jason: la Grèce ambiguë des écrivains bourguignons au XV^e siècle // La Grèce antique sous le regard du Moyen Age occidental. Paris, 2005. P. 175–193.


[Закрыть]. Возможно, под этим следует понимать не столько статскую или придворную одежду ромеев, сколько специфические византийские доспехи – «клибанион» с птеригами и «эпилорикий», шлем типа «греческий колпак» с бармицей, – удивившие бургундских рыцарей, облаченных в «миланские» и «готические» латные доспехи, шлемы арме и салады.

Кочевнический шлем из погребения у села Липовец, начало XIII в., Санкт-Петербург, Государственный Эрмитаж

Примечательно также обстоятельство, отмеченное еще Никитой Хониатом. Традиция турниров была принесена в Византийскую империю в конце жизни Анны Комниной, в царствование ее племянника императора Мануила I Комнина, который лично дрался на турнире, устроенном по случаю посещения василевсом Антиохии и бракосочетания Мануила и Марии Антиохийской (1145–1182)[310]310
  Nicetae Choniatae Historia… Vol. I. P. 108–109.


[Закрыть]. Благодаря этому обстоятельству в сознании западноевропейских рыцарей, в частности Кретьена де Труа и Вольфрама фон Эшенбаха, Византия превратилась в своеобразный источник рыцарства. По мнению Кретьена де Труа, высказанному в романе «Клижес», рыцарство изначально существовало в Греции, затем было заимствовано в Риме, а из Рима распространилось во Франции[311]311
  Chretiens de Troyes. Cligès / Ed. by C. Luttrell, S. Gregory. Cambridge, 1993. P. 28–33.


[Закрыть].

С нашей точки зрения, подобное мнение не является банальным результатом рецепции древнегреческой мифологии в рыцарскую литературу XII века, но отражает реальные процессы генезиса рыцарства, происходившие на протяжении раннего Средневековья и хорошо известные современникам.

Кочевнический шлем из ханского погребения у села Чингул, вторая четверть XIII в., Киевский областной археологический музей

Проблема эволюции тяжелой конницы в раннее Средневековье ставит любого исследователя перед сложной проблемой рецепции ирано-сарматских военных традиций в «варварской» Европе. В свое время А. М. Хазанов в устной консультации высказал нам мнение о том, что никаких отчетливых материальных следов культурной преемственности между ирано-сарматскими военными традициями всадничества и франко-норманнским рыцарством XI–XII веков не существует. В то же время крупный специалист в области сарматской археологии А. В. Симоненко признает, что есть веские основания полагать, что многие из воинских традиций и навыков европейского рыцарства восходят к обычаям и тактике сарматских всадников[312]312
  Симоненко А. В. Сарматские всадники северного Причерноморья… С. 334.


[Закрыть]. Почему бы не допустить в таком случае, что именно византийская военная аристократия на протяжении веков играла роль передаточного звена в развитии традиций всадничества, обогащавшихся опытом постоянных войн, которые вела Византийская империя против арабов и степных кочевников? Никифор Вриенний отмечал в своем сочинении подвиг аланских солдат, служивших в византийской кавалерии под командованием молодого стратига Алексея Комнина и отличившихся в бою с сельджуками в период мятежа Русселя де Байоля[313]313
  Nicéphore Bryennios. Histoire… P. 162–164.


[Закрыть]. Как уже было отмечено, присутствие в византийской армии аланских конных контингентов засвидетельствовано также более ранними источниками, что подтверждает наше предположение о том, что византийская армия была важным элементом в передаче традиций всадничества в Европе раннего Средневековья.