Текст книги "Берёзовая роща. Плащаница царя Герода"

Густава качнуло вперёд, и он опёрся на двуручный свой меч. Мантия намокла и стала тяжёлой, ремень больно резал шею; он отстегнул мантию – и она упала мокрой тряпкой. Он перевернул длинный меч и, взявшись за клинок, воткнул ручку в углубление в полу, направив остриё вверх.

«… Но это не так, – продолжал он говорить, – я – человек чести. Мне очень жаль, что с тобой так вышло; мне не нужна твоя жизнь. Но Он сказал, что дело касается всех, что пришло моё время…»

Он влез на кровать, покачиваясь, и встал во весь рост.

«Я не могу этому помешать. Да и не хочу. Я хотел быть великим. Как Атилла, как Македонский, как Саладин. Как я сам в своих детских мечтах. Вайс! Ты думаешь, откуда мой талант стратега? Меня отец с детства готовил к торговому ремеслу. А я встал во главе войска и одержал 64 победы практически не пролив ни единой капли крови соплеменника. Иноверцы же вообще захлебнулись реками своей. Сегодня я понёс первое поражение, мы понесли поражение. – сказал он и простёр руки к изображению на картине. – Больше не будет побед, не будет много крови, теперь я ему не… не нужен, не нужен себе. Единственное, что я могу достойно сделать – это уйти. Да простят меня глупые люди, да не отвергнет меня Святой Боже!»

С этими словами он бросился грудью на острие меча. Тело повисло на мече. Кольчуга на груди лопнула, разорванная клинком, который, легко пронзив человека, упёрся в кольчугу на спине, задрав её горбом. Через несколько мгновений всё было кончено.

Статья восьмая

– В центре Питера ограблена квартира. По отпечатку ладони криминалисты установили, что жить вор будет долго и счастливо, но большой любви так и не встретит. Гы-гы-гы.

– Спасибо, Лёха, развеселил, а то дождь на улице, а воду утром отключили, носки грязные надел.

– Товарищи, не надо так мрачно. Вот у меня, например, отличное настроение. И слабый привкус дорогого армянского коньяка во рту.

– Ну, тут ты врёшь. Во-первых, на дорогой у тебя оклада не хватит, во-вторых, армянский не даёт такого похмельного амбре, в-третьих, если от коньяка привкус, то для пользы организма надо попить активированного угля.

– И причаститься не мешало бы, греховодник. Смотри, Володь, сейчас будет нам втирать, как познакомился «с прелестной барышней, а сегодня, после бурной ночи восхитительной любовной страсти был вынужден расстаться навсегда, ибо долг…»

– Ты, правда, когда долг вернёшь, Коза новая?

– Но-но: Казанова! Попрошу не пачкать имя великого любовника своим грязным ментовским сленгом.

– Один хрен, ха-ха-ха!

– И кстати, Ка-за-но-ва никогда не опускался до бестактности к женщине. Он даже отвечал своим завистникам на их критику: «Я не меняю женщин как перчатки, я аккуратно складываю их в перчаточный ящик».

– Ох, удивил. Только ты отличаешься от своего кумира только одним: ты свой пистолет не всегда вкладываешь в кобуру. Смотри – опять ширинка не застёгнута. Купился. Гы-гы-гы.

– Послушайте, господа. У меня возникает впечатление, что я один в морге. Давайте, что ли, потише.

– А ты, Динь, боишься кого-нибудь разбудить? Не боись, проснутся – я сам спать уложу.

– А Михалыч тут, что ли, или на обед ушёл?

– Обижаешь. Михалыч – профессионал. Он даже обедает здесь. «Здесь, – говорит, – воздух чище и аппетит лучше».

– Простите меня, но патологов я никогда не пойму.

– Вот и Михалыч. И наш погибший. Послушай, Михалыч, у тебя же над входом табличка висит «Курение строго воспрещено». Мы вообще даже на бахилы расщедрились. А ты тут сам нарушаешь.

– Ребяты. Я тут главный – мне можно. А кому не ндравится – я не задерживаю. Вообще-то, недовольных ещё не было. Ибо хирургия, как говорил Чехов…

– Знакомы, читали. Ты что, накатил, что ли?

– Как поня́л? Подсказал дидюктивный метод?

– Запах сивушных масел подсказал, и глаз твой косой. Говорить можешь?

– Всё нормально, мужики. Сами видите, какая у меня клиентура. Имею право стресс снять.

– Не хочешь стрессов – иди экскурсоводом в музей. А нам сейчас должен всё по порядку о больном… тьфу, о покойнике рассказать. Мне сейчас к полковнику с докладом о ходе расследования идти.

– А вон он, голубчик, лежит. Хотите, сами посмотрите. Да не тот, слева.

– А так похожи.

– Да, только у того нет ни рук, ни ног, ни головы, ни причиндалов, а наш милок почти в полном комплекте, за исключением рук.

– Что имеешь доложить? Отставить лирику.

– Что имею – доложу.

– Давай-давай, Франкенштейн.

– Вот. Ага. Сидов. Отравления не обнаружено… Удушений, сдавливаний, гематом ударного характера тоже… за исключением ссадины на подбородке, предположительно, от удара тупым твёрдым предметом, возможно, кулаком. Тут главное – знать, как бить и куда. Можно и слегка ткнуть – и человек в глубоком нокауте.

– Слушай, Склифасовский, не надо бокса. Поближе, пожалуйста, к патологоанатомии.

– Ох, Лексей Николаич, и ядовитый мужик.

– Ох, Михалыч, и не битый ты мужик. Сейчас на 15 суток отправлю за оскорбление при исполнении.

– Ладно-ладно. Не буду тревожить зверя. А то ведь сегодня в восемь вечера по «Спорту» бои М1. А у вас в КПЗ даже завалящего телевизора нет.

– Михалыч!

– Михалыч!

– Да-да. Так, м-м-м… На груди есть отметины. Ну как привязывали его к кровати… да и кроватей у вас нормальных нет, не то чтобы с подушками, а с непонятно чем…

– Михалыч!

– Михалыч!

– Да я не отвлекаюсь. Значит… на груди и на ногах, значит, следы от верёвок, следы нашли там же. Теперь про руки. Видите – одна отрезана по локоть, другую пилили выше. Крепкий мужик, кстати. К примеру, вот на прошлой неделе привезли мужика, так у него…

– Михалыч!

– Ну ладно. Не интересно про мужика – и ладно. Чего кричать-то?

– О нашем мужике расскажи. Битый час ждём, когда ты выговоришься наконец. Сейчас дождёмся: начальник сам сверху спустится и разгонит тебя тут.

– Чего это я, правда? Следы сдавливаний обнаружены только на отрезанных фрагментах конечностей рук.

– Конечностей рук? У тебя что по русскому-то в школе было?

– Пять! Как и у всех.

– О Господи! О сдавливаниях на руках мы и сами догадываемся. Там же тиски у кровати стояли, все в крови. Трудно не заметить. Мы уже знаем, что убийца в тиски зажимал тот фрагмент руки, который собирался отрезать или отпилить. После ампутации то же происходило и с другой рукой, и так по порядку. Мы нашли 17 фрагментов отрезанных частей. Смерть от чего произошла? От кровопотери?

– Не совсем. Убийца испозле… исплёзо… ильпосо… ис-поль-зо-вал, вот!, жгут. Чтобы перетянуть рану. Смерть произошла из-за остановки сердца.

– Аллах!

– Подождите. Э-э-э… Крепкий, говорю, мужик. Столько от него отрезали, а он на всё смотрел и… терпел. Я бы так долго не смог.

– А за пол-литра коньяка?

– За литр – попробовал бы. Но, руки жалко. Это же руки профессионала.

– Ладно, оставляем нашего профессионала в царстве мёртвых.

– Но вот чего вы не знаете, знаю я.

– Это что же?

– А что-то я не слышу бульканья бутыли коньяка, провокаторы.

– Услышишь, если информация интересная, я тебя не забуду.

– Звучит как тост. Ну, ладно, поверю вашим обещаниям, хоть это и не в моих правилах. Значит так. Синицын прибегал, сказал, что отпечаток там нашли. Крупный.

– Что значит, крупный. Нога мамонта или динозавра.

– Не, в смысле, чёткий.

– Ну и что? Много там отпечатков.

– Не-е-ет. Отпечаток окровавленной ладони на спинке кровати. Саня сказал, что такие пальчики только в одном этом месте. Больше нигде подобных отпечатков нет.

– Ну ладно, заинтриговал. Если догадка про пальчики подтвердится, обещаю тебе бурный вечер с коричневой бутылью.

– И мрачное утро с железным тазиком. Адью!

– Да-а. Неприятная смерть. Братья менты, прошу вас, если, не дай Бог, такое случится со мной, похороните меня в максимальной комплектации.

– Собаке собачья смерть.

– Что-о? Не понял!

– Прости, Лёха, я не о тебе.

– А-а. Ты про нашего любителя икон? Владимир Иванович, будьте толерантны.

– Слов не знаешь, лучше молчи.

– Да-да.

– Мужики. Ну вы же ничего не знаете и не понимаете.

– Та-ак. Начало не очень культурное, но продолжай.

– Да ладно! Вот, наш любитель икон, он кто, конечно же с точки зрения уголовного права?

– Потерпевший?

– Потерпевший… Да только не утерпевший. Он же вор, мошенник. А по-моему, он предатель. Предатель родины, веры. Это же всё банальные фразы. Но этого спускать на тормоза нельзя. Да, нам ограничили возможности. «Особый отдел! Пять лет в разработке!» А где был особый отдел, когда он «чистил» обычные квартиры обычных людей. А знает особый отдел, что он уже готов был свалить из страны.

– Куда?

– А где больше предложат. И ещё защиту предоставят. Туда, ребят, туда.

– Но, говорят, федералы уже всё приготовили, чтобы принять его и других в момент передачи ценностей. Было известно точное место, время, даже объём груза.

– Ни хрена они не знали, я вам скажу. Время и место – фальшивая схема. Единственно верное – угадали с грузом – стопроцентное попадание. Знали бы, что именно из страны вывезено.

– А ты сам-то откуда это всё знаешь? Слишком уверенно говоришь про то, про что и генерал не сказал.

– У меня есть человек. Конкретный специалист. Более того, я знаю, что с бандой скоро будет покончено.

– Это тоже тебе сказал «конкретный специалист»?

– Тоже. И не только.

– Понятно. Что дальше?

– Я пойду потолкую с Синицыным насчёт отпечатка, а вам – готовить новую главу «Преступления и наказания».

– Опять писать. Со школы ненавижу. Я вообще-то в милицию пошёл бандитов ловить.

– Ну, поймал нашего?

– Нет пока.

– Тогда иди и напиши об этом.

Глава 8

Дождь. Как часто в литературе он используется для создания настроения, для выражения авторской позиции, для демонстрации состояния героя в конкретный момент его бытия. Где-то он (дождь) сопровождает скорбное повествование, где-то олицетворяет надежду (и после него меняется сюжет от трагедии к радостным событиям), где-то он просто выражает бесшабашное ликование.

Многие поэты любят дождь. В детстве я никак не мог понять, как можно восторгаться грозой. Это можно делать только дома глядя в окно. Или, если ты идиот, можно выбежать на улицу и радоваться, что в тебя не попадает молния. А если ты идиот, то она в тебя точно не попадёт.

А как здорово радоваться дождю в деревне! Пастуха с его Дружком и стадом несчастных «рогаток»1616
  Рогатка – в деревне так называют корову, да-да.


[Закрыть] заливает. Дорога раскисает на глазах. Обрываются провода и обесточивают целые сёла. Поверьте мне, я родился и вырос в селе. Долгое время работал в селе. И скажу вам по правде. Не любят там дождь.

В такую погоду хорошо сидеть дома и посмеиваться над бегущими в ливень. В такие минуты можно даже поностальгировать о безвозвратно прошедшей молодости. В такую погоду каждый найдёт себе занятие или безделие по душе.

А ещё (и про это не напишут поэты) в это время хорошо убивать. Меньше свидетелей. Меньше следов – дождь незаменимый подельник, особенно в компании с темнотой. Он размывает следы, своей монотонностью притупляет бдительность жертвы. В 98 случаях из ста преступник остаётся непойманным. Дождя боялись Шерлок и Мегрэ, Марпл и Пуаро. Его боятся реальные современные сыщики. Соперничать с ним накладно и криминалистам, и неприятно даже некоторым судмедэкспертам. Все они, учёные головы, бессильны перед очистительной мощью воды. Ведь номинально «все мы вышли из воды». И нам ли с ней соперничать?

Вчера вечером он пил только из вены. Мне польстило, когда он сказал, что с крови хороших людей ему дурно. «Тебе, – говорит, – завтра силы понадобятся. Всё сам сделаешь». Я знаю, что он приходит после и сосёт их кровь до белых жил, «очищает от крови», как Он говорит. Правда, не со всеми получалось. Например, в Доме престарелых. Я перестарался с химией – и тело разложилось практически моментально. Согласен, тут моя вина. К тому же, опера были на подходе.

Скромно жилище моего нового персонажа. Назову его Денис Григорьевич Рицаенко. Мудрить не буду, так написано в его российском паспорте. Там он предстаёт Дэнисом. Но так как американский этап его жизни так и не наступил, повествование будет разворачиваться на необъятных просторах Советского когда-то Союза.

Родился Денис в Воронеже. Рос и развивался как тысячи других детей могучего государства. Был маленьким – хотел стать космонавтом, в первом классе мечтал, как станет октябрёнком, в четвёртом представлял себя пионером, переводящим бабушек через дорогу. Жизнь шла по накатанной поколениями людей колее. Со временем вырос бы или выдающийся лётчик, или Герой Труда, или…

Особенно работало воображение мальчика, когда он стоял у забора секретного завода, где работал слесарем его отец и ждал, когда тот ему что-то перекинет. Тогда-то и развилось в нём особое чутьё, не пионерское. Ибо ни один пионер тогда не мог особым чутьём обнаружить слежку и уйти от преследователей только ему известным образом. Да. В своём навыке он был непризнанным вундеркиндом. Погони, посланные за ним, численностью до четырёх вохровцев, возвращались ни с чем. Иногда приходилось прятаться от охраны. Тогда Денис зарывался в кучу мусора и практически на глазах у преследователей, терпя летнюю дневную жару, вонь, ночные зимние морозы. Однажды он получил сильнейшую простуду, как бывает, с температурой под 40. И тогда отец взял на дело вместо него соседа-алкаша. В тот вечер сосед был застрелен – пуля охранника завода, попав в глаз, вышла через сердце (выжил бы – дразнили бы Кутузовым, как пить дать). Отцу повезло больше – он сам сдался. Потом повезло на суде: вместо вышки получил конфискацию и «пятнашку строгача»1717
  «Пятнашка строгача» (жарг.) – приговор «15 лет строгого режима».


[Закрыть]. На зоне везение оставило его. Зная его статью и догадываясь о припрятанной «нычке»1818
  «Нычка» (жарг.) – тайник с награбленным.


[Закрыть], блатные хотели с него поиметь. Он же вспомнил своё заводское прошлое и упёрся. Такое блатные не прощали, и вскоре с ним случился несчастный случай на лесопилке несчастный случай – зацепился за сучок бревна на пилораме дыркой в ватнике и был нашинкован вдоль вместе с бревном на 5 аккуратных пластин.

Приезжал в гости потом его «товарищ» и рассказывал, что схоронили его на лагерном кладбище прямо в полиэтиленовом мешке, куда собрали все части трупа. Не нашли только золотой коронки. Попутно гость расспрашивал, не говорил ли отец, где спрятал деньги. Но так как в доме больше не было ничего, кроме кровати, двух кривых стульев, шаткого стола и радио, то отрицательный ответ его не озадачил.

Мать, повар общепита 2-го разряда, ничего не знала о делах мужа. Денис ничего ей не рассказывал, не рассказал и о тайнике отца с большими деньгами. Незадолго до неудачного дела Денис следил за отцом и немало удивился, когда вытащил из аккуратно заложенной кирпичом дырки в кладке стены старого полуразваленного дома свёрток с фиолетовыми купюрами. Конечно, миллиона не оказалось, но 600 тысяч советских рублей были баснословной суммой. Чтение некогда «Золотого телёнка» не прошло даром для мальчика. Следуя примеру героя Корейко из романа, Денис поместил непомерный капитал в одну из ячеек кассы для хранения на вокзале, и опять слился с многоликой одинаковой толпой советской молодёжи. Но грянули 90-е. Путч. Дефолт. Единственное, что успел приобрести Денис Григорьевич до знаменитого моментального обнищания народа – это старая бандитская «Бэха»1919
  «Бэха» – автомобиль немецкого автоконцерна BMW.


[Закрыть]. Повсеместную катастрофу встретили в квартире Рицаенко как и везде – с бутылкой водки на обшарпанном столе. Могучий парень в потрёпанном «Адидасе» и старушка-мать, истерзанная работой, своей субтильностью никак не походившая на повара; по странному стечению обстоятельств поминали девятую годовщину смерти кому отца и мужа; поминали свои надежды на мирную безбедную жизнь, да и на жизнь вообще.

Первое время Денис колесил с группой отморозков по окрестностям города, района, области. Работа была не пыльная, а, можно сказать, рыцарская: рэкет, стрелки, разборки, раздел сфер влияния… Потом понял – это не его. Отступным была пожертвована «Бэха», в нескольких местах прошитая автоматными очередями.

Уехал в Москву. Первое время охранял рынки от ночных воришек, бомжей. Но после того, как попал на Красную площадь, бизнес-план созрел в голове за три дня.

Нет. Это были не фотографирования с сомнительными Лениными и Сталиными, не организации платных экскурсий по старой Москве и не тем более торговля самоварами и матрёшками. За всей этой мишурой опытный глаз «комбинатора» разглядел здесь истинный «Клондайк». Произведения искусства, иконы, старинное церковное имущество – это тот самый ассоциативный ряд, в котором была заключена идея предприятия. Вывод сделать несложно, элементарно размотав клубок загадки. Не буду запутывать моего Читателя.

Орды интуристов сновали туда-сюда и как бы невзначай задавали уже не советским гражданам провокационные вопросы и делали преступные предложения. Науськанные агентами ЦРУ с целью подрыва моральных устоев бывшего социалистического общества и для дальнейшего разрушения системы устаревшей веры в попранные самими лидерами принципы, простые американские и английские граждане не видели, какую пропасть они закладывают между нашими народами. Они скупали всё, начиная с невинного чугунка с кухни царя Алексея Михайловича и заканчивая рейтузами с начёсом царицы Екатерины II.

Но попадались в толпе дилетантов и ушлые. Их-то боялись. Они действительно скупали раритетный антиквариат. И часто довольно-таки серьёзные предметы.

Советский кинематограф небеден такими сюжетами. В фильме той поры наш таможенник неподкупен и непреклонен, или, по крайней мере, успевает одуматься до момента нравственного и патриотического падения. Нет, советское кино нельзя безоговорочно клеймить за дешёвый примитивизм. Соцреализм брал во главу угла именно патриотизм нашего гражданина. И не важно, каким образом… Нет! Важно! Русский таможенник – государственный человек и «мзду не берёт»2020
  «Мзду не берёт» – легендарная фраза «Верещагин мзду не берёт» из фильма «Белое солнце пустыни».


[Закрыть] по определению, и, совершая должностное преступление, он однозначно становится государственным преступником. Это, как говорится, тебе не мелочь по карманам тырить. Он уже не мелкий мошенник, и минимум в его приговоре – высшая мера.

Но это было в прошлом. А сейчас бы подобное преступление посчитали бы за мелкое хулиганство. Ведь столько громких процессов о воровстве в пределах страны звучало за последние 10 лет. А какие даже не звучали. Так что, извините, Николай Васильевич, ваш Чичиков нервно курит.

Но вернёмся к нашему герою. Сколотив вокруг себя надёжную бригаду, он приступил к активной деятельности. Костяк группы держался на исключительно безоговорочном подчинении шефу. Каждый выполнял своё поручение: «Несуны» шастали по окрестностям, собирали для видимости хлам, попутно выискивая ценные экспонаты, «Сортировщики» отбирали наиболее ценные вещи, а «Кладовщики» сберегали товар до поры, пока шеф ищет клиента.

Циничное прозвище «Искусствовед» дали сами ОБЭПовцы. Не имея соответствующего образования, он был неофициально лучшим специалистом по антиквариату в новой России. К тому же он настолько грамотно организовывал вывоз раритетных ценностей из страны, что, взятый в разработку уже с первых шагов в своей «карьере», он ни разу не попался. И это тоже искусство. Он не был хорошим шахматистом, но приём «гамбит» он считал одним из лучших и элементарно-действенных ходов. Так что фальшивые схемы – его изобретение – играли чётко. И, охотясь за ним, опера часто брали сомнительных преступников, каких-то бомжей, деревенских алкашей. Он смеялся над горе-оперативниками. И, наконец, им заинтересовались федералы. Тогда и я обратил на него внимание. Точнее, моё внимание обратили на него. Вскоре я понял, что не должен дать ему жить.

И вот сейчас я иду в его логово, которое находится в глухой деревушке Ольховка. Такие, из двух домов, деревни сохранились ещё. На мне плащ из комплекта ОЗК2121
  Комплект ОЗК – общевойсковой защитный комплект, прорезиненные комбинезон и плащ.


[Закрыть] (так в дождь здесь одеваются все) и высокие грязевые сапоги. Старенький домишко (опыт всей его жизни), конечно, никогда не вызвал бы подозрения у правоохранительных органов. Обвинить обросшего мужика в телогрейке, прообраз деда Мазая, можно было бы лишь за самогоноварение. С первого, а, может быть, со сто первого раза не скажешь, что здесь живёт долларовый миллионер. Но я не говорю, а знаю. Сегодня я чувствую себя Раскольниковым перед старухой-процентщицей. Разница состоит лишь в том, что раскаяния во мне заранее нет, и не будет.

Я стучу в тускло светящее грязное окно. В окно веранды на меня смотрит бородатое подозрительное лицо. Обязательный короткий диалог: «Чего надо? – Принёс кое-что. Дай на пол-литра. – Приходи утром. – Дык, Григорич, трубы горять, кончуся. – Ладно, что у тебя? – Ды, от бабани осталося…» Всё, щелчок дверного замка. Надо, чтобы в дом сам пустил. В сенях света нет. Протягиваю ему перстень, который дал мне Он. Долгое время Искусствовед смотрит на внутреннюю сторону кольца. Потом плохо сдерживаемый вздох открытия, и он, уже не обращая внимания ни на что, бежит внутрь дома к свету. Стоит пять минут с каким-то большим оптическим прибором на лице, потом поворачивает голову ко мне и, испытующе глядя, спрашивает: «Откуда это у тебя?» Я поднимаю голову, откидываю капюшон назад, улыбаюсь ему, сбивая с толку, и говорю: «Привет!». Коротким тычком кулака в подбородок (спасибо, научил один добрый человек) укладываю его на пол.

Когда он приходит в себя уже в кровати, его взгляд движется по верёвкам, которыми он прикручен к кровати, по небольшим тискам сбоку и ножовке на столе. Поразительно – я не вижу в его глазах ни страха, ни отчаянья. Такое ощущение, будто он ждал меня всю жизнь. С таким долго возиться. Я знаю. Мне знаком этот взгляд.

Я зажимаю в тисках указательный палец правой руки. Режу по суставу. Он только вздрагивает, как от испуга. Тут в пору мне испугаться. Может, ведь, ничего не получиться.

– Где деньги и награбленное имущество?

Молчание… Терминатор! Робокоп! Твою мать, да это человек из гранита. В остервенении пилю ему всю кисть – молчание. Но как только пила перерезает остатки кожи, он с удивительной прытью бьёт меня обрубком в висок. Удар неимоверно силён и точен, и от падения меня удерживает спинка кровати, за которую я успеваю схватиться.

Не знаю, что на меня нашло. Я пилил, кромсал – не помню уже. Но всё те же глаза с молчаливым укором смотрели прямо мне в душу (надеюсь, она у меня есть). Он так и не проронил ни звука.

В отчаянии я хватаю со стола электрический чайник и швыряю изо всех сил в стенку. Он разлетается на десятки мельчайших пластиковых частей. И тут взгляд его меняется. Я поворачиваю голову туда, где лежит разбитый чайник, и вижу, как оттопырился разорванный участок старых безвкусных обоев. Тайник! Наподобие того, что был у его отца, только больше и ценнее. Когда я с большим тяжёлым баулом прохожу мимо, то вижу слёзы в глазах лежащего в луже крови, но до последнего не сдавшегося человека. Я восхищён им. Но по Нашему закону он должен умереть. Геро уже на подходе, я чувствую его смрадное дыхание. Я высыпаю перед ним в кровавую лужу содержимое тайника.

– Не укради. – говорю я лежащему и, выйдя из дома, набираю «02»