Текст книги "Берёзовая роща. Плащаница царя Герода"

9

– Плох тот солдат, который не хочет стать генералом, – говорил Луи отец, отчаянно лупцуя сына плашмя эспадроном по туго обтянутому штанами заду. Потом, дав подняться наказанному юноше, растирающему по грязному лицу слёзы и сопли, с яростным криком ринулся на него вновь, нанося град ударов отовсюду. Казалось, вот-вот – и он перерубит любимого ребёнка пополам или проткнёт его до гарды, всадив в семнадцатилетнее дитя свой эспадрон. Невероятно, но малыш, как называл его отец, не только успевал отбивать удары своей крохотной сабелькой, но и делал резкие выпады в сторону папаши, обезображенное шрамом, но доброе лицо которого порой выражало изумление. Старик служил ещё при Бурбонах. Но шрам свой заработал не на войне. Однажды в порту на него напали трое разбойников, желая отобрать у отставного военного кошель с годовым жалованием. Преисполненный благодарности к своей боевой подготовке, Пьер (так звали отца), никогда не отлынивающий от тренировок, одним тесаком уложил всех троих, но на лице у него остался шрам от шипастого шара.

Памятуя о своей удаче, он и сыну, единственному наследнику, не давал отдыха, по полчаса в сутки уделяя штыковому бою, бою на саблях, шпагах, эспадронах и разным оружием. «Российский полководец Суворов говорил: «Тяжело в ученье, легко в бою». Любил, старик военные афоризмы.

Особое место в тренировках занимала стрельба. Луи имел очень хорошее зрение. Такое дал Бог и (как не странно) унаследовал от матушки. Оставалось соединить его природную остроту с завидным для юноши его возраста прилежанием. Не имея большого денежного запаса, Пьер тем не менее добрую часть доходов тратил на приобретение хорошего военного припаса. Внимательность не обходила даже запасные подмётки для сапог.

Матушка Луи умерла, когда ему было 11. Суровый отцовский характер воспитания дал плоды к 14 годам, когда Луи жил чуть не по казарменному распорядку. Сильно возмужавший к тому времени парень вопреки всему не был бесчувственным болваном. Он часто уходил к морю и, взобравшись на отвесный утёс, нависавший над кипящей внизу водой, слушал шум моря, любовался морским пейзажем, судами, резавшими на части бурлящие морские просторы.

Как-то раз в одну из сотен таких же вылазок он увидел престранную картину, всё же привлёкшую к себе внимание подростка. На дорожке, идущей близ кромки моря, дрались шестеро бродяг. Приглядевшись лучше, Луи отметил в руках одного из дерущихся рапиру. Остальные же были вооружены большими клюками. Всё это показалось ему очень интересным, и он решил чуть приблизиться к странной компании. По вооружению дерущихся он определил, что тот, кто вооружён рапирой, скорее всего, дворянин, может быть, обедневший. Это же можно было судить и по его одежде, хоть и грязной и потрёпанной. Особо бросалось в глаза то, что в драке все активно использовали ноги. Бродяги пинались, толкались, били назад, наносили удары и даже в прыжках – и всё это ногами!

Луи сбежал вниз и помог благородному человеку отогнать нападавших. Звали его Жан-Клод. Он был действительно обедневший дворянин из Прованса. Он рассказал, что вся семья его умерла от оспы, а он сам отправился странствовать. На некоторое время он задержался в доме Луи и Пьера. Именно он научил мальчика драться ногами, и тот с успехом применял эти навыки. Несколько раз это спасло ему жизнь. Вскоре Жан сбежал, прихватив из кухни фамильное столовое серебро. Как потом оказалось, Жан-Клод был известнейшим во Франции проходимцем. Прозвище Граф, которое он сам себе определил, как нельзя подходило к его натуре и сфере деятельности. Но Луи на него не обижался, с ним было интересно.

От сильного толчка Луи чуть не упал. Он открыл глаза, открыл дверцу кибитки, посмотрел вперед по ходу движения, потом назад, грязно, по-солдатски, выругался и быстро втиснулся обратно. Лёгкий тридцатипятиградусный морозец подрумянил щёки двадцатипятилетнего офицера.

Дорога на Смоленск. Морды лошадей уткнулись в повозку впереди, и они опять встали как вкопанные. На сотни лье вперёд и назад по дороге растянулась и сейчас пока ещё могучая армия. Армия, потрясавшая страны. Армия, слух о которой вызывал ужас. Армия, не знавшая доселе позорных исходов. Армия, прежде напоминавшая громадный кулак, сегодня была похожа на длинный хвост кометы, на кровавый след от подраненного кабана-секача, уходившего через бурелом вглубь леса, чтобы там сдохнуть в своем логове.

Темнело. В России зимой рано вечереет. Луи с силой и зло ударил по дверце кибитки кулаком. Вместе с темнотой на отступающее войско надвигалась угроза. С наступлением сумерек активизировались мелкие шайки разбойников, до зубов вооружённые, в темноте практически не заметные, а потому и беспредельно наглые.

Хотя разбойников полно и у нас. Бонапарт сбежал, и давно уже, наверно, грелся в объятьях своей Жу-жу. За императором вслед потянулись генералы, оставив всои части вообще без управления, так что солдаты без зазрения совести нападали на своих же и отбирали всё, что могли. За всю дорогу Луи уже пристрелил таким образом пятерых своих соплеменников, дерзнувших открыть без разрешения дверцу его кибитки. Также он сменил уже пятого кучера, так как кучеры страдали он нападений первыми. Теперь же семь пистолетов лежали наготове с введёнными курками и сторожили спокойствие офицера. Не такой развязки желал Луи, отправляясь в дикую страну.

Стоит ли говорить, что приход к власти Наполеона Бонапарта Луи встретил восторженно. Целое поколение стало восхищенным сторонником нового правителя. И уж особой гордостью, даже знаком, для Луи было то, что имя Луи, которое так не нравилось ему в детстве, стало нарицательным и равным словам «счастье», «знаменитость», «герой». Одним из первых он приветствовал восхождение нового императора на трон, одним из первых записался в армию нового императора, одним из первых поддержал известие об организации военной экспедиции через весь земной шар. Одним из первых выдержал экзамен и поступил в Вермонтский секретный экспедиционный корпус.

Спустя полгода нечеловеческой подготовки он вышел из стен центра машиной для убийств. Он умел многое, но главное, чем он владел профессионально, «как дышал», – это мастерство меткой стрельбы из особого рода ружья с бесшумным боем, да умение скрытного передвижения. По словам самих учителей, подобных школ нет в Европе. В программу обучения были введены некоторые предметы, культивирующиеся в разных странах и на разных континентах. Японский учитель обучал правильно двигаться, легко взбираться на деревья, стены, пролезать сквозь решётки. Китайский – стрелять, учитывая все обстоятельства, как то: расстояние до цели, силу и направление ветра, влияние осадков в разных видах, положение объекта в пространстве по отношению к стрелку, настрой и душевное состояние стрелка, да и ещё многое. Учитель из Голландии заставлял надолго задерживать дыхание под водой. Индеец учил маскироваться, замирать на долгое время, собирать маскировочный плащ из предметов той местности, где находишься.

Когда Луи вышел из подготовительной школы, он уже твёрдо знал, каков будет его Тулон. Уже давно Луи был приверженцем теории, что при решении геополитических вопросов всегда можно избежать массовых кровопролитных войн, когда гибнут миллионы людей, в том числе и невоенных. Безвинных. И детей. И если за столом переговоров бряцание эфесами о ножны достигло апогея, то подобных дипломатов нужно вешать на первом же суку.

Как мудры были древние полководцы, решавшие исход сражения поединками сильнейших воинов. С восторгом вспоминал Луи выдающиеся свидетельства истории в поддержании своего воззрения. Так Давид защитил Иудею, сразив Голиафа один на один. Такое даже у диких славян в истории не одинокий факт. Таков Мстислав, зарезавший Редедю в одиночном бою, таков Кожемяка, удавивший в смертельной схватке печенега в своих железных объятиях. Таков, может быть, и сам Луи.

Следуя своей теории, он выводил, что коль дело дошло до масштабного смертоубийства, то повинными следует уже считать военачальников, главнокомандующих, в роли которых, согласно установленным правилам, выступают монархи. Вернейшее средство лишить жизни тело – отнять у неё голову. Чтобы обездвижить армию, надо ликвидировать главнокомандующего. Воинская специальность Луи и подразумевала, что специалист будет охотником за головами. Славно, что его спецзадание прекрасно сочеталось с его убеждениями.

Главные политические фигуры, попавшие в негласный список, должны были быть уничтожены в любом порядке. Хотя «Красавчика» (прозвище императора Александра в спецшколе) желательно убрать первым. «Кривой», или «Лис» в списке был десятым, но по мере того, как разворачивались события на театре военных действий, рейтинг его взлетел на первую строчку, потеснив Ермолова, Барклая-де-Толли, Раевского и даже самого «Красавчика». На счастье императора, самого его в России не было, а «Лис», хоть и фельдмаршал, однако во всех боях его фигура безустанно следила за ходом действий. Охраны с собой почти не брал, и подстрелить его было заданием практически реализуемым.

Несколько раз Луи имел возможность подстрелить «Кривого». Но всякий раз счастливый случай спасал хитрого старца.

Стреляя с расстояния в 2000 лье, Луи не приходилось ещё промахиваться. Так было и с «Лисом». Пули, летевшие обязательно в голову, непременно попадали бы в намеченную цель, если бы не мешали известные объекты окружения объекта, и различные обстоятельства, предсказать и просчитать которые было бы невозможно. Пули со специальным сердечником попадали то в проезжающую телегу с хворостом, то в связку проносившихся знамён, то в лафет пушки, то в котелок с кашей, внезапно возникающие на пути выстрела. Один раз молния, ударившая в дерево одновременно с выстрелом, повалила дерево на походный столик, за которым «Кривой» обгладывал куриную ножку, и свалило и столик, и фельдмаршала, так и не выпустившего лакомство. Другой случай, когда на пути полёта пули оказалась пролетавшая ворона, невольно спасшая жизнь человеку. Но чаще всего пули попадали в окружавших «Лиса» людей, внезапно или случайно делавших роковое для себя движение и тем самым заслоняя собой удачливого смертника и погибая за него.

Мало сказать, что для отличника школы стрелков каждый подобный случай неудачи просто считался провалом задания и ставил под сомнение его профессиональную компетентность. Лично он называл эти случаи убийством и внутренне жестоко карал себя за пролитую кровь безвинного. Имея в списке не первый десяток подобных жертв, он каждый раз, подстреливая человека, с остервенением кидался в кусты, исторгая содержимое желудка.

Всё это подкосило его стойкость, твёрдость духа. Не в силах уже справиться с подобным самобичеванием, он стал прикладываться к бутылке. Алкоголь благотворно действовал на нервы, но отрицательно на меткость. Он стал чаще промахиваться, а точнее – чаще попадать не в того, в кого целился. Со временем это стало его уже забавлять. Он попросту стал уничтожать окружающих из свиты «Лиса», считая логичным, что в конце концов в живых должен остаться он один. Всё это продолжалось до тех пор, пока на него не обратили внимание доктора.

Так, не совершив своего Тулона, молодой человек с знаменитым именем возвращался на родину, и вместе с уходящей армией соплеменников уходили и вера, и надежда, и мечта.

В звонкой морозной ночной тишине по колючему русскому снегу проскрипели быстрые шаги. В дверь кибитки церемонно постучались набалдашником трости. Не ожидая разрешения войти, внутрь быстро вскочил человек и сел напротив Луи.

– Луи Гер де Кампань? – спросил незнакомец, уставив острые поросячьи глазки на сидящего в кибитке офицера. Луи кивнул на лежащие рядом пистолеты:

– Кто Вы и зачем? Говорите и убирайтесь. У Вас две минуты.

Он зевнул и запахнулся в шубу. Пришелец невозмутимо улыбнулся.

– Не утруждайтесь объяснять, – начал он говорить, – причин Вашего плохого настроения. Я прекрасно осведомлён об успешности исполнения Вашего задания.

При этих словах Луи почувствовал, будто его печень проткнули раскалённым штыком.

– Извольте объяснить цель Вашего визита, – начал было культурно Луи, и тут же зло закончил, – не то, видит Бог, выкину из кибитки кверху шпорами.

– А ведь и правда! Что это я тут в Сене сею рис? Вам известно, кто такой «№1-й»?

Луи вздрогнул. «Номером первым» в школе называли руководителя, легендарную личность. Интересно, что в глаза его никто не видел, но легенды, кочевавшие о нём, знал наизусть каждый недельный курсант.

Любопытна была история прозвища «№-а 1-ого». Ещё в молодости он был обманным образом завлечён в полк хитрым рекрутёром, и, не успев натянуть камзол и ботфорты, стоял уже с ружьём на передовой в кучке таких же перепуганных желторотых глупцов. Едва протрезвевший юноша осознал, что он оказался под градом пуль и ядер, то попытался сбежать. Не он один. Пятнадцать человек, спасшиеся подобным образом, предстали перед судом трибунала. Им предложили жестокий выбор: или позорный расстрел всех дезертиров за сараем у выгребной ямы, или смертельный бой всех штрафников, пока в живых не останется только один. Решили – бой. Оружие им оставили то, которое они не бросили. Здесь в выгоде были наш герой, вернувшийся с саблей (только потому, что не успел в пылу боя отстегнуть ножны) и ещё один бугай, у него было ружьё со штыком. Обладатель штыка начал убивать наиболее сильных конкурентов, и сильно утомился. Владелец сабли колол и резал безоружных и подавленных. В итоге к решающему бою силы были бы примерно равны. Но наш герой использовал фактор неожиданности, Так что когда бугай добивал штыком предпоследнего, он дрогнул – из груди его вылезла кривое ржавое окровавленное лезвие. Проворот сабли в теле – и верзила упал, как подкошенный. Когда судьи подошли к победителю и спросили его имя он воскликнул: «Я – №1-ый». Его оставили в живых. Его девизом с тих пор стал «Второй шанс есть всегда». А вскоре он получил назначение в Японии. Спустя 5 лет он вернулся и открыл эту школу. По слухам, он был чрезвычайно жесток. Сам он тренировался только в режиме реальности. Когда армия Бонапарта победным маршем начала сминать встречающиеся армии и страны, излюбленным занятием «№1-го» была следующая. К нему приводили сдавшихся в плен немцев, испанцев, англичан, из которых он отбирал 15 человек, предлагал им возможность вернуться домой, давал им полную экипировку и отправлял на огороженное поле, где в течение дня бесшумно вырезал всех до единого. Таким образом, попасть на аудиенцию к «№1-му» было рискованно.

Как бы услыхав мысли Луи, гость продолжал:

– Так вот, «№1-ый» просит Вас отужинать с ним. Подробности лицом к лицу.

Вот уже третий час Луи шёл вслед за провожатым – плечистым и угрюмым мужичищем с заросшими в косматой бороде ртом и носом. Никакой тропы, Никаких опознавательных знаков на деревьях типа зарубок. Мужик просто шел как заведенный, глубоко впечатывая ноги в безразмерных валенках с надетыми на них широкими охотничьими лыжами. Луи с трудом успевал за этим бородатом снежным дьяволом. Единственное Луи предположил, что провожатый только лишь запомнил путь как череду поворотов и просто считал шаги. Не ожидал офицер такого от простой русской дикой глубинки. Вдруг мужичина остановился как вкопанный, и Луи от неожиданности по инерции ткнул тупыми носами своих лыж в задники валенок проводника. Но тот и головой не повел. Он стал шарить глазами везде по открывшейся взгляду поляне. Наконец что-то увидел, полез рукавицами под снег и вытащил два деревянных столбика-рычага. Рычаги качнулись, и на снегу обозначились контуры обычной по размеру двери. Проводник быстро спустился в открывшуюся в земле дыру. Луи последовал за ним, в темноте чуть-чуть не угодив ему на спину. Тот только рыкнул мрачным вздохом. «Ну уж не настолько ты и страшный, каким хочешь казаться». – подумал Луи. Под землей, как ни странно, оказалось тепло и сухо. «Похоже, давно приготовленное место», – отметил про себя Луи.

Ход был длинный, и, свернув направо, путники оказались в просторном помещении. Освещение было в меру ярким. В углу комнаты спиной к вошедшим стоял человек в черной мантии и разглядывал какие-то бумаги. «Вот он, «№1-ый», – решил Луи, и сердце его забилось чаще в предвкушении волнующего знакомства с легендой. Луи щёлкнул каблуками и вытянулся. Человек вздрогнул, обернулся, и его вид не понравился офицеру. Белые глаза, толстые губы, обвисшие дряблые щеки, коровьи глаза и монашеский чепец не вязались в воображении Луи с обликом супервоина. Человек кивнул проводнику, который оказался в уже сзади Луи. «Надо же, такие любезности с забитой русской свиньёй», – брезгливо отметил Луи и обернулся. За ним стоял крепкого телосложения чуть лысоватый мужчина. Он сбросил тулуп, валенки, безразмерную баранью шапку и отлепил бороду. Невольно у Луи раскрылся рот. Он понял, кто был таинственный проводник. Без лишних вступлений и отвлечений тот начал: «Прошу прощения за подобный обман. Думаю, что Вы догадались, кто я, и это обстоятельство исключает проволочки в нашем деле. Ваше задание, – он посмотрел на нахмуренное лицо Луи, – ваше задание не такое уж и простое, как вам казалось, когда вы к нему приступили. Я не меняю вашего задания, а, скажем, Уточняю способ его выполнения. Прошу вас присесть. Разговор будет длинным». Он сел сам в простое плетеное кресло и жестами указал Луи и незнакомцу на соседние кресла.

«Вина Я не предлагаю. Не пью сам, считаю, что винные пары затуманивает разум и логику. Не предлагаю Вам, так как знаю Ваши проблемы с этим напитком. Брат Бриан в силу своих обязанностей перед орденом откажется также. Кстати, знакомьтесь: Луи „Сокол“ – брат Бриан. Дальше слушаем брата Бриана, Прошу Вас». – уверенно передал право голоса «№1-ый» и бесцеремонно закрыл глаза.

«Я принадлежу к одному из древнейших обществ в мире. Наш орден меченосцев пять с лишним веков оберегает мир от страшнейший катастрофы. Мы давно уже откололись от центральной ветви, служим свои службы, выполняем свои обряды. Наша главная задача – не пропустить в мир огромное зло. И некоторое время нам это хорошо ли плохо ли, но удавалось.

Так получилось, что в нашем владении оказался источник всемирного зла – таинственная картина, написанная неизвестным древним гениальным иудеем. Она-то является окном из потустороннего мира в наш, и сделать его проходом препятствует наше братство. Так или иначе, оно постоянно находится в поиске подходящего кандидата, через которого в наш реальный мир может проникнуть нечто страшное. И, поверьте мне на слово, этого допустить нельзя. Несколько случаев, когда совершалось проникновение, приводило к трагедии. Это сопровождалось природными катастрофами, массовыми эпидемиями, жесточайшими войнами.

Однажды в наше братство забрался чужак, принадлежащий Союзу поклонников Сатаны. Выкрасть картину не удалось, и на нас было организовано нападение. Почти всех братьев вырезали, но полотно удалось спасти. Один из братьев обернул холст вокруг тела и под одеждой вынес из стен храма. Когда кучка спасшихся была уже далеко от места резни, брат вскрикнул и упал замертво. Лицо его было бледно и сморщено. Когда братья раскрыли его одежду, то не могли сдержать ужаса: исцарапанное тело брата было полностью обескровлено.

После этой истории мы были вынуждены скрываться на Востоке, у кочевников, хотя шли дальше, чтобы укрыться у монахов в восточных горах. И там зло не затихало, однако до культурной Европы достигнуть в полной мере не могло. И то хорошо. С тех пор наше братство тоже ведёт кочевую жизнь, чтобы подолгу не останавливаться и не навлекать бед на государства. Всё же стопроцентного результата нет».

– Как же тогда вы допустили такую войну как эта? – скептически спросил Луи. – Ведь, как вы изволили выразиться, от вас зависит масштаб и кровопролитность войны?

Брат Бриан кивнул:

– Наша доля вины есть. Но мы тоже, как и вы, сперва верили, что свершаются благородные помыслы: создать великую империю от океана до океана. Подобные попытки уже делались, только с Востока на Запад. Помните Чингисхана: «Я хочу, чтобы непорочная девушка с золотым блюдом могла пройти от Жёлтого моря до Чёрного, не опасаясь ни за блюдо, ни за свою честь». Но как не сумел восточный варвар, так не рискнул и французский коротышка добиться цели бескровными методами. Теперь же мы здесь, чтобы предотвратить ещё большую катастрофу – нашествие славянских варваров. Братство приняло решение и надеется, что Вы нам поможете в его исполнении».

– Интересно, – Луи в недоумении выпятил нижнюю губу, – как я, стрелок, могу помочь людям, отвергающим насилие.

– Мы не отвергаем, – быстро проговорил брат Бриан и осёкся, – мы ограничиваем его масштабы. Ещё раз повторяю, мы не те монахи, о которых принято складывать анекдоты.

– Выходит, для вас насилие имеет национальную принадлежность. То есть, убийство русского мужика, с рогатиной защищающего свою хижину и детей от подгулявших улан – это насилие во благо, если же русские казаки войдут в Париж и будут насиловать миленьких француженок на Елисейских полях – то это бесчеловечное преступление? – Луи встал, ноздри его сильно раздувались при глубоких вздохах.

Спору ещё в зародыше положил конец «№1-ый». Неожиданно он открыл глаза, светившиеся ясностью. Он спокойно сказал: «Господин офицер, не забывайтесь. Вам ли говорить о безвинных жертвах!»

– Второй шанс есть всегда. – тихо сказал Луи.

«№1-ый» сверкнул глазами.

– Вы – солдат. Солдат великой армии, великой нации. Не уподобляйтесь вашему тёзке, не бросайте армию в её самый трудный час. Послужите отечеству, исполните долг – и потомки будут целовать подошвы ваших памятников.

– Не успел ещё.

– Чего не успели?

– Потомками обзавестись.

– Какие Ваши годы. Не волнуйтесь, – утвердительно качнул головой «№1-ый», – они у Вас будут. Я Вам гарантирую.

Его добродушный тон успокоил Луи, и он попытался пошутить в ответ: «Вашими бы устами, как говорят русские, да мёд пить». Я готов к заданию.

– Так бы сначала. Теперь к сути. Вы отправляетесь в ставку «Лиса».

– Как? – Луи стало смешно, он думал, что «№1-ый» всё ещё шутит.

– Вы – раненый в живот офицер. При Вас будут настоящие документы о подготовках нашей армии к военным действиям по обороне границ Франции.

Вы попадаете в штаб к «Лису». Говорите Вы по-русски более-менее сносно. У русских все так. Значит сойдете за русского гвардейского офицера с французскими корнями. Документы мы взяли у одного пленного. Ему больше не понадобятся. История такая. Ваше соединение напало на французский штаб и отбило всю военную бухгалтерию. Документы подлинные, и передавать будете лично фельдмаршал у. Среди них будет та самая картина. Проследите, чтобы она была всегда рядом с ним, если потребуется, то проситесь хоть в ординарцы. «Лис» – невысокий знаток искусства, а потому не обратит на неё никакого внимания. Сначала. Но потом… Она его прикончит. Никто даже не поймёт, как.

И от Вас будет отвращено подозрение. У нас есть там свой человек – конюх. Мы всегда будем издали следить за Вами. И как только дело будет сделано, и Вы вынесете картину – задание Ваше будет выполнено. Тогда можете просить всё, что угодно».

Это были последние слова «№1-го», адресованные Луи. Больше они не виделись никогда. Ядрёной полноводной весной русские войска подошли к границам так и не ставшей великой империей и… пошли дальше. Только несколько отрядов ополченцев делали жалкие попытки противостоять вторжению. А те хмурые и вороватые там, за границей, солдаты, переодевшись в гражданское платье, у себя на родине оказались чересчур радушными и милыми. Русская лавина ползла без задержки.

Сотня терских казаков наехал на пока ещё действующую Школу и разметала бывших там курсантов по округе как шкодливую детвору. Кто пытался сражаться, тех кого конями потоптали, кого шашками посекли, кого на пики подняли. «№1-ый» действительно пытался подтвердить свою легендарность и, одевшись во всё чёрное, снарядившись оружием, привезённым из Японии, исподтишка действительно убил двух казаков, ворвавшихся в командный центр Школы, где «№1-ый» второпях сжигал картотеку. Сотник Еремеев, войдя безоружным, увернулся от пущенных тотально веером сюрикенов2222
  Сюрикен – оружие японских шпионов и наёмных убийц, пластина в форме звезды с остро заточенными лучами.


[Закрыть], ускользнул от нескольких ударов катаной2323
  Катана – традиционный японский меч самурая.


[Закрыть] и вбуровил сухонький кулачок в скулу противника, который закрутился по спирали и, качаясь, осел и дал осерчавшим воинам себя скрутить. Казачий суд скор. За смерть станичников его пустили на распыл – один аркан набросили на одну ногу, другой – на вторую, растянули в разные стороны, привязали к сёдлам и пустили лошадей в галоп.

Триумфальное шествие русской освободительной армии практически нигде не встречало сопротивления. В начале апреля русский штык блеснул под весенним солнцем Силезии, где вскоре произошло печальное событие, омрачившее радость славных побед. Внезапно слёг в постель и вскоре скоропостижно скончался генерал-фельдмаршал, прославивший русскую доблесть и свой военный гений.

Смерть великого полководца была неожиданной, таинственной и окружена ореолом домыслов и версий. Правда состояла в том, что действительной причины трагедии не знал никто. Навещавший больного накануне Александр I привёз с собой было придворных медиков, но и они растерянно развели руками и с позором были выставлены из дома больного.

Не мог поведать о секрете кончины «Лиса» и непосредственный посредник смерти, штабс-капитан Андрей Петрович Долгонский, личный ординарец фельдмаршала, а в действительности граф Луи Гер де Кампань, по прозвищу «Сокол». Безлошадная его повозка стояла всего в двух днях хода от границы. Бездыханное высохшее тело Луи продували свежие ветры.

На застывшем в удивлении лице офицера отсутствовали глаза и губы – их выклевал ворон – это единственное, что досталось миру хищников. Волки обходили повозку по большой дуге, опасливо озираясь и пряча хвост между ног, единственные падальщики – мародёры – посетили останки неведомого героя. Из одежды на трупе оставили исподнее, раскурочили чемоданы и растерзали узлы, взяли всё оружие, так же и тайное, нож-пистолет за голенищем сапога. Сапоги, кстати, тоже пропали. Вокруг лежали в беспорядке книги, документы, вскрытые и опустошённые чемоданы, корзины, картонки, кошель уже без денег. Степной вольный ветер швырял по повозке вперёд-назад сложенный втрое листок, на внешней стороне которого уже нельзя было различить адреса – чернила иссохолись и обсыпались. Однако текст письма пострадал несильно. Неаккуратным мальчишеским почерком автор повествовал, о чём думал в последние мгновения своей короткой жизни.

«Милый папа́! – писал он. – Я никогда не обращался так к тебе и, видно, больше никогда не обращусь. Если ты читаешь эти строки, то это значит, что сын твой уже по ту сторону жизни, и люди оказались лучше, чем мы привыкли считать, ведь ты получил это письмо. Но сейчас не это.

Я прожил короткую по земным меркам жизнь, но она оказалась настолько насыщенной, что хватило бы на пяток жизней наших долгожителей. Особенными были последние дни.

Я не могу тебе многого сказать, да и не имею времени на многое. Буду краток. Я оказал большую честь своей стране, выполнив моё задание. Теперь я спокоен за Францию. Но я не могу изменить того, что произойдёт со мной. Когда ты найдёшь меня, я надеюсь на это, не пугайся, что бы ты ни увидел. Сделай всё как надо – как я прошу. Сожги моё тело – это моя предсмертная просьба, и ты, как человек чести более чем христианин, не откажешь мне в этом.

Теперь о главном. При мне будет картина, где, я не знаю, надеюсь, что поблизости. Там будут изображены берёзы. Много берёз. Она и называется «Берёзовая роща». Рисунок грубый, но ты же не особый ценитель живописи. Убери картину в самый крепкий кованый сундук. Закрой на замок и ключ выброси в океан. Сундук же закопай, да только поглубже и подальше от дома, лучше на пустыре.

Ты скажешь, мой мальчик свихнулся! Может быть, ты будешь прав. Я сам ни в чём не уверен. Но всё, пришло время. Прощай!»