Текст книги "Доктор Данилов в реанимации, поликлинике и Склифе (сборник)"

Глава четырнадцатая
ЕЛКИ С ПАЛКАМИ, ИЛИ В ГУЩЕ «ДВОРЦОВЫХ» ИНТРИГ

– Умирать не страшно, – сказал четверокурснику Загеройскому один из больных. – Страшно сознавать, что чего-то хорошего больше никогда уже в твоей жизни не будет.

Это откровение навсегда врезалось в память Антона Владимировича.

Удаляя с сайтов знакомств свои анкеты, Антон Владимирович действовал решительно, думая только о том, что всю эту «любовную петрушку» пора рвать с корнем. Довольно, побаловался и будет! Сколько ни ищи, как при этом ни изощряйся, а все равно нападешь на очередную расчетливую хищницу, до знакомства искусно прикидывающуюся белой ромашкой. О какой романтике может идти речь? Я вас умоляю – только о деньгах.

«Самодостаточная и полностью обеспеченная львица ищет ласкового друга для совместных любований звездным небом. Где ты, мой пупсик?..»

«Женщина, недавно перешагнувшая порог тридцатилетия, жаждет обрести любовь, не отягощенную материальными расчетами…»

«Приди возьми меня, я вся дрожу, а я тебя любовью награжу!..»

«Где ты, мой принц? Или ты уже не веришь в любовь? Я верну тебя к жизни! Скорее напиши мне!»

«Верю! Надеюсь! Люблю! Доказательства при встрече. Знойная женщина – не мечта, а реальность. Жду письма! Целую во все сладенькие местечки!..»

– Курвы! – выругался Антон Владимирович, зачищая историю своих блужданий по Сети.

Отец Антона Владимировича происходил из семьи обрусевших поляков. Языка предков он не знал, но отдельные польские слова и выражения употреблял довольно часто.

Пока Антон Владимирович был занят, тоска с печалью гуляли где-то в стороне и к нему не лезли, но стоило только ему выключить компьютер, как накинулись и так взяли в оборот, что хоть плачь. Жалость к себе – это такое чувство, от которого хочешь не хочешь, а заплачешь.

«Жизнь не удалась», – думал Антон Владимирович, с отвращением обводя глазами свой кабинет.

Разве о таком завершении карьеры мечтал он когда-то, сдавая вступительные экзамены в медицинский институт? Тогда он видел себя профессором, заведующим кафедрой, научным светилой, не вылезающим с зарубежных симпозиумов и конференций… Мечты, мечты… В конце четвертого курса студент Загеройский словил сразу три «банана», то есть двойки. По оперативной хирургии и топографической анатомии, по общей гигиене и по кожно-венерическим болезням. Слишком уж весело провел он тот год, а особенно – вторую его половину. На посещение занятий время находилось (все равно ведь в мединститутах заставляют отрабатывать каждый пропуск), а на то, чтобы дома открыть учебник – нет.

Положение складывалось, что называется, «аховое». Отчисление – два года солдатской службы (если не три – матросской) – попытка восстановления после демобилизации.

– Подойдите к начальнику кафедры военной подготовки, – посоветовала несчастному двоечнику секретарша декана. – Возможно, он вам поможет…

Антон так и сделал и без проблем перешел на пятый курс. Только не родного лечебного факультета в Саратове, а военно-медицинского факультета Куйбышевского медицинского института. Получив от Антона заявление о переводе, начальник кафедры полковник Ниеловский (жучила и прохиндей каких мало) забрал его зачетку и буркнул:

– Приходи завтра.

Зачетка вернулась к Загеройскому с отметками «хор» во всех трех графах. Полковник Ниеловский имел небольшой план по отправке студентов в «кадры» и ради его выполнения был готов на все…

Поначалу служилось легко, и надежд было много. В капитанах Антон Владимирович поостыл и дальше просто тянул лямку, мечтая о том, как вознаградит себя на «гражданке» за все тяготы и лишения.

И что в итоге? Даже с приличной женщиной познакомиться негде. Работа – дом, дом – работа. Тоска, смертная тоска. В окружном управлении или департаменте здравоохранения на романтическое знакомство рассчитывать не приходилось, в гости Антон Владимирович ходил вместе с женой (тут уж не до романтики, офицерские жены умеют отстаивать свои права), а больше он, собственно, нигде и не бывал.

Отправиться в одиночку в клуб или ресторан и попытаться там с кем-нибудь познакомиться? Для этого Антон Владимирович был чересчур застенчив. К тому же в его представлении знакомились подобным образом одни проститутки. Антон Владимирович попробовал посетить клубы знакомств для тех, «кому за тридцать», но быстро бросил это занятие, потому что все новые знакомые, нацеленные на брачные отношения, сразу же просили предъявить паспорт и, увидев штамп о браке, теряли к Антону Владимировичу всяческий интерес. Рассказам на тему: «мы давно не живем вместе и как раз на днях разводимся», верить никто не собирался. Дамы, которым за тридцать, – стреляные воробьи, на мякине их не проведешь.

Вот и остался один выход – Всемирная паутина с ее многочисленными сайтами знакомств, а теперь и его уже нет…

Антон Владимирович явственно ощутил приход старости. Стареть совершенно не хотелось. Был еще порох в пороховницах и утаенные от семейного бюджета деньги. Была потребность в любви и было желание любить. В конце концов, была мечта о тихой гавани, со всеми прилагающимися к ней удовольствиями… Он еще и жить толком не начал – а тут уже старость на пороге маячит.

– Кыш, проклятая! – сказал старости Антон Владимирович, собрав остатки воли. – Приходи лет через двадцать!

Зазвонил внутренний телефон.

– Антон Владимирович, к вам доктор Веселуха по поводу трудоустройства, – сказала Козоровицкая.

– Пусть зайдет, – разрешил Антон Владимирович.

И в век высоких технологий некоторые врачи предпочитали тупо обходить медицинские учреждения и предлагать свои услуги. Причем – без предварительных звонков и согласований. Подобная практика удивляла Антона Владимировича, но, с другой стороны, именно так к нему в поликлинику пришли на работу ревматолог, хирург и двое участковых врачей.

Доктор Веселуха оказалась женщиной двадцати девяти лет. Не только симпатичной, но и всей какой-то свежей, цветущей, не растерявшей очарования юности.

Антон Владимирович сразу же забыл про печаль-тоску. «Это – знак судьбы! – решил он. – Стоило мне поставить крест на интернет-знакомствах, как высшие силы послали мне эту красотку!»

Если что и вредило Антону Владимировичу в течение всей его жизни, так это некоторая поспешность в суждениях и способность искренне заблуждаться, представляя желаемое действительным.

«Уволю кого угодно, а это персик возьму!» – решил Антон Владимирович.

Молчание затянулось. Доктор Веселуха стояла около стола и приятно улыбалась Антону Владимировичу.

– Садитесь, пожалуйста, – спохватился он.

Доктор Веселуха села. Села деликатно, по-деловому, а не развалилась на стуле, заработав тем самым еще одно очко. Кроме того, Антону Владимировичу понравился ее скромный, с претензиями на утонченность, стиль одежды – черный свитер с абстрактной вышивкой из стразов на груди, черные облегающие брюки, заправленные в высокие белые с черными узорами сапоги. Ноги, конечно, могли бы быть и подлиннее, но и с такими, как есть, доктор Веселуха смотрелась, как принято говорить, «на все сто».

Не переставая улыбаться, гостья достала из красивой кожаной сумки паспорт, диплом, свидетельство об окончании ординатуры и трудовую книжку и положила их на угол стола.

– Давайте знакомиться! – бодро предложил Загеройский. – Меня зовут Антон Владимирович.

– Ирина Вадимовна.

– Очень приятно, Ирина Вадимовна.

– Мне тоже.

Игра длинных ресниц, подсвеченная блеском глаз, завораживала не меньше, чем тонкий аромат духов. Антон Владимирович почувствовал, как сердце его тает, а что другое, напротив, наливается давно не виданной крепостью, и слегка покраснел от смущения.

– Кем намереваетесь работать? – просмотр документов Антон Владимирович начал с паспорта.

Двадцать девять лет, москвичка, не замужем, детей нет, прописана на Рязанском проспекте…

– Участковым терапевтом.

– Ясно, – Антон Владимирович отложил паспорт и взял в руки трудовую книжку.

Сто пятнадцатая больница – врач приемного отделения, сто шестьдесят восьмая больница – врач приемного отделения, в госпитале ветеранов войн номер пять полтора года проработала врачом в первом терапевтическом отделении, уволилась по собственному, два с лишним года нигде не работала.

– Вы никогда не работали на участке, – констатировал Антон Владимирович.

– Не работала, – согласилась Ирина Вадимовна. – Но уверена, что справлюсь.

– Почему именно участок? Почему не отделение в стационаре.

– Я еще молода, – Ирина Вадимовна стыдливо опустила взор, словно сказала что-то не совсем приличное. – Мне хочется иметь больше свободного времени днем и не дежурить по ночам…

– Больше свободного времени? – удивился Антон Владимирович.

– Вы не знаете, что такое терапевтическое отделение в крупном стационаре… Раньше семи-восьми вечера не уйдешь… И так каждый день плюс дежурства.

– В поликлинике тоже придется работать до восьми, – для порядка напомнил Антон Владимирович.

– Но ведь и рабочий день тогда начинается не в половине девятого утра, а позже.

– А почему вы два года не работали по специальности?

– Я вообще не работала, – улыбка на секунду исчезла с лица доктора Веселухи. – Встретила хорошего, как мне казалось, и довольно состоятельного человека, мы стали жить вместе, он настоял, чтобы я ушла с работы… А потом мы расстались. Навсегда.

Антон Владимирович отложил трудовую книжку и взял диплом.

Он еще немного побеседовал с доктором Веселухой, чувствуя, что она нравится ему все больше и больше, и отправил ее к Козоровицкой. Оформляться участковым врачом на свободную ставку во втором терапевтическом отделении. По одной незанятой ставке имелось в обоих отделениях, но расчет хитроумного Антона Владимировича простирался далеко вперед. Если Ирина Вадимовна оправдает возложенные на нее надежды (а надежд этих было немерено), то, в награду, ее можно будет поднять до заведующей отделением вместо Ткаченко, которой до пенсии было куда ближе, чем Воскресенской. Как и подобает руководителю, Антон Владимирович сидел высоко и глядел далеко.

От приятных мыслей, зашедших, надо сказать, довольно далеко, Антона Владимировича отвлекло появление Козоровицкой.

– Антон Владимирович, вы действительно хотите взять ее на работу? – тихо, почти шепотом, спросила Козоровицкая.

– Да, а что? – так же тихо спросил Антон Владимирович.

Юлия Павловна никогда еще не вмешивалась в его кадровую политику.

– Много непонятного. С какой радости она решила идти на участок после того, как два года просидела дома? А как она одета? Вы обратили внимание?

– Скромно она одета. Опрятно.

– Вы в курсе, сколько стоят ее сапоги? А джемпер? О часах и сумке я вообще не говорю…

– Ну и что ж такого? – пожал плечами Антон Владимирович. – У нее был богатый спонсор, но теперь они расстались…

– А вы обратили внимание на то, что она прямо вся изнутри светится и двигается плавно и осторожно?

– Юлия Павловна! – Антон Владимирович начал раздражаться и, незаметно для себя, повысил голос: – Я обратил внимание на все, на что его следует обращать, и прошу вас подготовить приказ и оформить нового доктора на участок! Я вам приказываю!

– Даже несмотря на то, что она беременна?

– Что за глупости?! Почему она должна быть беременной?!

– Потому что у меня складывается такое впечатление.

– Оставьте свое впечатление при себе и идите работать!

«Неужели она влюблена в меня и теперь пытается устранить вероятную соперницу? – изумился Антон Владимирович, глядя на кусавшую от досады губы Козоровицкую. – Никогда бы не подумал…»

– Извините! – Козоровицкая вышла из кабинета.

Через полчаса Юлия Павловна вернулась с заявлением доктора Веселухи и приказом о ее приеме на работу в качестве участкового врача.

– Доктор пошла знакомиться с Татьяной Ивановной, – доложила она ровным будничным тоном.

– Спасибо, Юлия Павловна, – Антон Владимирович улыбнулся, давая понять, что инцидент исчерпан.

Чуть позже позвонила заведующая вторым терапевтическим отделением.

– Антон Владимирович, что за фифу вы мне дали? – Ткаченко славилась в поликлинике своей прямотой. – Ей бы на подиум, а не на участок. И кажется, она беременна…

Сговорились, они, что ли?

– Креститься надо, если кажется, Татьяна Ивановна! – психанул Антон Владимирович. – Вводите нового сотрудника в курс дела и не звоните мне попусту!

– Я прошу вас не повышать на меня голос! – обиделась Татьяна Ивановна. – Я видела много главных врачей и никто из них никогда не позволял себе на меня орать! Я звонила вам не для того, чтобы рассказать анекдот, а для того, чтобы сообщить свое мнение о новой сотруднице. Согласно моим должностным обязанностям…

Можно было, конечно, бросить трубку, но это только бы подлило масла в костер праведного гнева заведующей вторым отделением. Антон Владимирович уже имел несчастье убедиться, что, лишившись возможности выговорится по телефону, Ткаченко немедленно поднимется к нему и продолжит свою речь, да еще при открытых дверях. Дешевле выйдет выслушать нотацию по телефону…

Перед сном, под мерное похрапывание лежавшей рядом супруги, Антон Владимирович подумал о докторе с многообещающей фамилией Веселуха, и ему стало хорошо. Он решил, что на следующей неделе пригласит Ирину Вадимовну к себе и поинтересуется ее впечатлениями от работы на участке. Проявит, так сказать, заботу о кадрах.

Увы – его ожидания не оправдались. На следующий день, приехав на работу после утреннего совещания в окружном управлении, он сразу же заметил, каким торжеством наполнен взгляд Козоровицкой.

– У вас есть хорошие новости, Юлия Павловна?

– Есть, Антон Владимирович. Доктор Веселуха с утра не вышла на прием, а где-то с полчаса назад позвонила и сообщила, что была в женской консультации по месту жительства, где у нее диагностировали восьминедельную беременность с угрозой прерывания. Короче говоря – она села на больничный, Антон Владимирович.

Беременным больничный лист открывается, что называется, «по первому слову». Никому из врачей женской консультации не хочется отвечать за возможные последствия, и потому они с готовностью выдают будущим матерям больничные листы и с не меньшей готовностью госпитализируют их в отделения патологии беременности.

«Вот уж будет всем тема для разговоров! – с досадой подумал Антон Владимирович. – Что за жизнь – сплошные елки с палками!»

Антон Владимирович и предположить не мог, что его «поликлиническое царствование» вступило, как любят говорить историки, в завершающую фазу…

Заместителем главного врача по медицинской части быть почетно, но совершенно невыгодно. Все пенки – с подрядов, закупок и отдельных сотрудников – снимает главный врач. На долю заместителя остается нудная, ответственная и совершенно неблагодарная работа по обеспечению деятельности учреждения. И попробуй ошибись – сразу же получишь «по ушам» как от главного врача, так и от вышестоящих организаций. Зарплата с премиями, конечно, повыше, чем у обычных врачей или тех же заведующих отделениями, но в сравнении с доходами главных врачей это сущая мелочь. Косточка без мяса.

Надежда Семеновна Литвинова была хорошей актрисой. Ей превосходно удавалась роль хорошего организатора без особых амбиций, идеального «начмеда», как, по старой памяти, было принято называть заместителей главного врача по медицинской части. Во всяком случае, Антон Владимирович искренне верил в то, что заместительство является для Литвиновой пределом желаний, и не ждал с ее стороны никакого подвоха. Потрясающая беспечность.

Случай с доктором Веселухой безмерно порадовал Надежду Семеновну. Вечером, после работы, она «прикинула расклады», пересчитала имеющиеся на руках карты и решила, что, образно говоря, проведет хорошую игру и без тузов, с королями, дамами и валетами.

Королем был уролог Сабуров.

Дамами – доктор Веселуха и заведующая женской консультацией Шишова.

Роль валета отводилась Данилову.

«Пора! – решила Литвинова. – А то опередят!»

Записаться на прием к начальнику окружного управления здравоохранения Медянской для нее не составило никакого труда. Один звонок секретарю и, пожалуйста, – завтра в одиннадцать тридцать пожалуйте к Элле Эдуардовне. У заместителей главных врачей поликлиник секретарь даже не спрашивала причину. И так ясно, что ответственные люди не станут по пустякам беспокоить высокое начальство. Раз просят о личной встрече, значит – без нее никак.

К ответственной встрече надлежало подготовиться как следует. Надежда Семеновна набросала в блокнотике краткий конспект своей речи и приобрела в ювелирном очень представительное кольцо с бриллиантом за двадцать восемь тысяч девятьсот рублей. Еще сто рублей пришлось потратить на бархатную коробочку для кольца, так что в конечном итоге «сувенир» обошелся ровно в двадцать девять тысяч.

Надежда Семеновна работала не первый день и прекрасно понимала, как следует вести дела.

Ценник и ярлычок с кольца снимать не стала – прямо так и положила в футляр. А то еще Элла Эдуардовна решит, что ей принесли то, что самой дарительнице не подошло. С нее станется…

Медянская, толстая, громогласная и вульгарная во всех отношениях – от макияжа до манер, встретила Надежду Семеновну неласково, однако, рассмотрев «сувенир», оттаяла и даже попросила секретаршу:

– Алечка, сообрази нам с Надюшей по кофейку.

Обращение «Надюша» обнадеживало. Значит – понравился «сувенир» или хотя бы его стоимость.

– Рассказывай, Надюша, с чем пришла.

Элла Эдуардовна крутанулась на кресле и теперь смотрела прямо в глаза Литвиновой.

– Совет мне нужен, Элла Эдуардовна, – обозначила девиз встречи Надежда Семеновна. – Неладно у нас в поликлинике, так неладно, что и туда, – взгляд в потолок, – может волна дойти, а я ничего сделать не в силах.

– Как это «не в силах»? – хмыкнула Медынская. – Значит – хреновый из тебя «начмед»!

– Вам со стороны виднее, Элла Эдуардовна, – покорно согласилась Литвинова, – только дело все в том, что плохое идет от главного врача, а он мне не подчиняется. Поэтому я и рискнула вас побеспокоить.

– Если приходишь не с пустыми руками – так хоть каждый день беспокой! – заржала Медынская.

Она именно ржала, а не смеялась. Громко, басовито, да еще и голову запрокидывала. Отсмеявшись, приняла серьезный вид и сказала:

– Давай по существу.

Алечка, по обычаю хороших секретарш всегда имевшая наготове кипяток, принесла кофе и даже ввиду расположения Медынской к посетительнице поставила рядом с сахарницей керамическую вазочку с шоколадными конфетами.

– У Антона Владимировича нелады с кадрами, – начала Литвинова, не прикасаясь к угощению; дело – прежде всего. – Первая проблема – наш уролог, Игорь Сергеевич Сабуров…

– Сабуров? – Медынская наморщила свой узкий лоб, демонстрируя работу мысли. – Была на него жалоба…

– Мне на него жалуются ежедневно, Элла Эдуардовна. Он практически ежедневно ведет прием в состоянии алкогольного опьянения, грубит пациентам, грубит мне.

– Как именно грубит? – заинтересовалась Медынская.

– Пациенту, в ответ на жалобы на боль при исследовании простаты, может сказать: «Это только палец, а вот, если сейчас… пенис вставлю, так у тебя вообще глаза на лоб полезут!»

– Ничего себе!

– Может послать открытым текстом, может необоснованно отказать в выписке какого-то препарата… Долго все перечислять, Элла Эдуардовна. Мне же, в ответ на мои замечания, обычно заявляется: «Эту тему я буду обсуждать только с главным врачом!» А Антон Владимирович все спускает на тормозах. Я, конечно, могу предположить причину…

– Тут и предполагать нечего – и так все ясно, – Медынская отхлебнула кофе и потянулась за конфетой; Надежда Семеновна услужливо подвинула вазочку поближе к начальству. – С урологом мне все ясно, давай дальше.

– Очень неоднозначная ситуация с женской консультацией, – Надежда Семеновна терпеть не могла Шишову, которая, по ее мнению, «слишком много о себе воображала». Банальный, в сущности, повод. – По поликлинике давно ходят слухи о том, что в женской консультации активно обслуживаются иностранные граждане. Разумеется – без какого-либо оформления, за наличный расчет. При попытке вникнуть в эту ситуацию, я получила «втык» от Антона Владимировича, который посчитал, что я необоснованно нервирую заведующую женской консультацией Шишову и, вообще, мешаю нормальной работе женской консультации…

Медынская слушала Надежду Семеновну, не делая никаких записей – несмотря на возраст и любовь к спиртному, о чем недвусмысленно свидетельствовало обилие прожилок на носу, память у нее была отменной.

– А ведь это не слухи, это – реальность. Зайдешь в консультацию – так там одни китаянки, молдаванки, азербайджанки, да таджички с узбечками. Все без карт, всем «только доктора спросить». Вот чувствую, Элла Эдуардовна, что добром это не кончится…

– Чувствуешь – пришла бы сразу!

– Да все надеялась, что вот-вот Антон Владимирович вмешается и наведет порядок, – Надежда Семеновна глубоко, напоказ, вздохнула, демонстрируя, что сожалеет о своей наивности. – Думала, что он подыскивает достойную замену как урологу, так и гинекологам, но Антон Владимирович пустил все на самотек. А уж то, как он принимает на работу новых врачей – отдельная песня…

– Пей кофе, остывает!

– Спасибо, – Надежда Семеновна положила в чашечку два куска сахара, наскоро помешала ложечкой и сделала маленький глоточек. Заодно и с мыслями собралась. – Вот два свежих примера. Позавчера он принял на участок врача, молодую, очень эффектную женщину, никогда не работавшую в поликлинике и вообще официально нигде не работавшую последние два года. Вчера, на второй день своей работы, она уже села на больничный с угрозой прерывания беременности… Такое вот стечение обстоятельств.

– Ты хочешь сказать, что это его любовница?

– Я ничего не хочу сказать, кроме изложенных фактов. Но предположить могу. Причем беременность сразу же заподозрили и наша кадровик, и заведующая терапевтическим отделением. Они пытались образумить Антона Владимировича, но тот уперся и заставил оформить прием на работу.

– Как фамилия этой эффектной докторши?

– Веселуха.

– Хорошая фамилия, запоминающаяся. Давай второй пример.

– Как вы знаете, Элла Эдуардовна, в нашей поликлинике долго не было физиотерапевта. Все, кто приходил, а только на моей памяти было человек семь, – не моргнув глазом, приврала Надежда Семеновна, – Антона Владимировича не устраивали. У кого возраст пенсионный, у кого вид сильно пьющего человека, у кого статья в трудовой… Потом вдруг появляется доктор Данилов, анестезиолог, некоторое время проучившийся в ординатуре и бросивший ее. Ординатура, кстати говоря, была по патанатомии. Антон Владимирович взял его на работу и сразу же отправил переучиваться, несмотря на то что до этого приходили наниматься «готовые» физиотерапевты, со стажем.

– Сама же говоришь – кто пенсионер, кто алкаш, а кто и со статьей!

– А чем плох пенсионер, живущий рядом с поликлиникой? – Надежда Семеновна позволила себе удивиться. – Да у нас, как вы знаете, некоторые поликлиники только на пенсионерах и держатся! Тем более что физиотерапия – это не по участку носиться. Разве я не права, Элла Эдуардовна?

– Возможно…

– Так вот, новый физиотерапевт тоже оказался у нас на особом положении, – «раз пошла такая пьянка – режь последний огурец», – подбодрила себя Надежда Семеновна, умевшая врать, но всякий раз немного этого стеснявшаяся. – Держится с апломбом, позволяет себе учить других врачей, как им надо работать, а когда его с началом эпидемии послали на участок, буквально сразу же попался на сомнительной выдаче больничного листа…

– Как это – сомнительной?

– При контроле, произведенном в день выдачи больничного листа заместителем по КЭР, было установлено, что больная куда-то уходила из дома, а вернувшись, сама призналась, что температуры у нее нет. Больничный лист между тем был выдан сразу на шесть дней. Мы собрали комиссию в составе меня, зама по КЭР и заведующей первым отделением, чтобы разобрать этот случай, но доктор Данилов, не дав никаких более-менее внятных объяснений своему поступку, посоветовал нам изучить амбулаторную карту, в которой он все, дескать, написал, и самовольно ушел. Была написана докладная Антону Владимировичу, которую он, разумеется, оставил без внимания. Кажется, если я не ошибаюсь, он приглашал доктора Данилова к себе, но каких-либо административных последствий не было. А старшая сестра первого отделения своими ушами слышала, как в очереди больные обсуждали то, что с Даниловым на вызове очень легко договориться насчет больничного. Я вообще-то думала, что Антон Владимирович, раз уж такое дело, сразу же уберет Данилова с участка и вернет на физиотерапию, где больничные выдавать не приходится. Однако – нет, доктор Данилов остался на вызовах до конца эпидемии. Что тут можно подумать, Элла Эдуардовна?

Во рту от волнения пересохло. Надежда Семеновна в два глотка допила свой кофе и сказала:

– Это все, но если углубиться в детали, то можно еще много чего вспомнить.

– Ты у меня не одна, – ответила Медынская, намекая на то, что углубляться в детали у нее нет времени. – Молодец, конечно, что пришла. Болеешь душой за свою поликлинику…

«Если сейчас велит изложить все сказанное в письменном виде, то Загеройскому точно крышка, – подумала Надежда Семеновна. – Если же нет – то неизвестно, как все обернется».

– До свиданья, Надюша, – сказала Медынская, надевая висевшие на шейной цепочке очки.

Цепочка, разумеется, была золотой. Вообще золота на Элле Эдуардовне было с полкилограмма – массивные серьги, не менее массивный кулон на подобающей его величию цепочке, шесть или семь, совершенно не сочетающихся ни с серьгами, ни с кулоном, ни друг с другом, колец, два браслета – потоньше и потолще. Медынская любила золото.

– До свиданья, Элла Эдуардовна.

Надежда Семеновна немного помешкала с уходом, надеясь, что Медынская все же попросит ее написать докладную, но та углубилась в чтение каких-то документов и на Литвинову более внимания не обращала.