Текст книги "Доктор Данилов в реанимации, поликлинике и Склифе (сборник)"

Глава девятая
И НДИЙСКОЕ КИНО, ИЛИ МЕТАФИЗИКА НА ГРАНИ ФАНТАСТИКИ

Следующий день Данилов посвятил ремонтным работам по дому. Укрепил шатающуюся розетку на кухне, обновил слой герметика в ванной, поменял треснувший выключатель в комнате Никиты, привинтил наново плинтус, отошедший от коридорной стены. Одно время им с Еленой казалось, что раз уж они собрались менять ее квартиру, объединив ее с даниловской, по дому можно уже ничего не делать. Все равно скоро переезжать. Однако до переезда было очень далеко. Вроде бы находились подходящие варианты, но каждый раз что-то мешало. То один из цепочки передумает, и распадается вся цепочка, то у «сменщика» обнаружатся какие-то нелады в документах на квартиру, то перейдет дорогу кто-то, посуливший противоположной стороне большую доплату, то еще что-то… Постепенно обменный энтузиазм угас, и варианты теперь рассматривались не ежедневно, как раньше, а максимум раз в неделю. Сказалось и летнее затишье, когда люди больше уделяют время отдыху, чем купле-продаже недвижимости. Последний раз Елена упоминала о «более-менее интересном варианте» дней десять назад. Продолжения пока не было.

Чтобы не отвлекаться, Данилов отключил все телефоны и принялся за работу. Попутно подклеил в трех местах отставшие обои и закрепил ручку на двери Никитиной комнаты. Работалось хорошо, хотя Данилов не относился к фанатам физического труда, но дело спорилось.

Закончив трудиться, Данилов сварил себе макарон и три сосиски, пообедал, выпил кофе и только тогда вспомнил о том, что надо включить телефоны.

На мобильном его ждало сообщение о том, что семь раз, с перерывом в двадцать-тридцать минут, звонил Полянский. Данилов удивился, зачем это он понадобился своему другу среди бела дня. Обычно у них было принято болтать по телефону по вечерам или в выходные. Семь звонков подряд – тревожный фактор. Перезвонил сам.

Полянский ответил сразу после первого гудка.

– Вовка! Ну наконец-то! – обрадованно зачастил он. – Я уже думал, что ты заболел или куда уехал. Ни домашний не отвечает, ни мобильный. Лене набрал пару раз, чтобы узнать про тебя, так у нее все время занято.

– У нее часто бывает занято, – подтвердил Данилов. – Не волнуйся, я жив-здоров, просто делал кое-какие домашние работы.

– Жив-здоров – это хорошо! А вот я жив, но не здоров. То есть не совсем здоров.

Фон в трубке показался Данилову знакомым. Он прислушался и без труда опознал обыденные звуки больничного коридора. Каталку прокатили, женский голос интересуется, все ли тарелки собрали по палатам, другой женский голос сказал: «А теперь пойдемте в семьсот четырнадцатую…»

– Ты в больнице, Игорь?

– Более того, у вас, в Склифе! В первом травматологическом отделении!

– Что ты там делаешь? – Данилов подумал, что Полянский пришел навестить кого-то из знакомых.

– Лежу в коридоре с переломом надколенника, – доложил Полянский. – Врачи сказали, что операция не нужна, сделали пункцию, наложили лонгету, но домой не отпустили. Во-первых, мне нельзя вставать, а во-вторых, они опасаются осложнений.

– Как же это тебя угораздило?

– И не говори – споткнулся на лестнице, упал на колено и, как я понял, раздробил этот чертов надколенник на мелкие обломки!

– А в палатах у них мест нет?

– Сказали, что нет!

– Я еду! Через полтора часа буду у тебя. Что привезти?

– Пару бутылок с водой, зубную пасту, зубную щетку и что-то из своей ненужной домашней одежды, пару длинных футболок лучше всего. Меня же прямо с работы привезли…

– Понял! Из еды чего желаешь?

– Шоколадку привези вкусную, – совершенно по-детски попросил друг. – Больше все равно ничего не полезет, не до еды, а шоколаду хочется…

«Индийское кино какое-то! – удивлялся Данилов, роясь в своих вещах. – И надо же было Игорю упасть на колено и попасть в Склиф! И прямиком в первую травму. Метафизика на грани фантастики! Сейчас еще окажется, что врачом у него Ольга».

Он отобрал для Полянского пару футболок подлиннее, хотел было положить штаны от спортивного костюма, но передумал – на гипсовую лонгету штаны не натянешь. Больше ничего набирать не стал, решив, что возьмет у Игоря ключи от дома и завтра же привезет ему все необходимое оттуда. Бросив футболки в сумку, Данилов быстро оделся, вышел на лестничную площадку и только тут вспомнил, что забыл пропуск в Склиф. Он вернулся, взял пропуск, проверил, не забыл ли еще чего, и ушел, суеверно посмотревшись на дорогу в зеркало.

Полянский лежал на худшем из мест – мало того что в коридоре, так еще и у самого входа в отделение. Вид у него был унылый, даже страдальческий. Не спасал положение и присутствующий здесь «ангел» в белом халате, накинутом на хрупкие плечики. Изящные босоножки на высоченном каблуке были почти скрыты под синими одноразовыми бахилами. «Ангел» держал в одной руке полулитровую бутылочку с водой, а другой гладил Полянского по лысой голове. «Очередная блондинка в стиле Барби», – подумал Данилов, удивляясь быстроте, с которой Полянский меняет подружек.

– Знакомься, это Катя, самая лучшая девушка на свете, – в нарушение этикета Полянский представил даму первой, – а это Вова Данилов, мой лучший друг и замечательный человек.

– Очень приятно, – пискнула Катя, отнимая ладошку от головы Полянского и протягивая ее Данилову. – Гоша так много о вас рассказывал…

«Сомневаюсь, что он хоть раз упомянул обо мне до сегодняшнего дня», – подумал Данилов, осторожно пожимая Катину руку.

– …когда я узнала, что Гоша чуть не погиб, бросила все дела и примчалась сюда, – продолжила Катя. – Охранники не пускали меня, но я сказала, что могу не успеть проститься с любимым человеком, и они сжалились…

– У тебя перелом надколенника? – Данилов строго посмотрел на Полянского.

– Левого, – подтвердил Полянский, кося глазами на перебинтованную ногу.

Из-за жары он, как и большинство лежащих в коридоре больных, был укрыт простыней.

– Катя, от перелома надколенника не умирают, – сказал Данилов. – Самое худшее – это если Игорь какое-то время после выписки будет прихрамывать.

– Но я же не знала! – Катя закатила глаза к недавно покрашенному потолку. – Игорь по телефону сказал, что у него перелом, а перелом – это шок, это адская боль, сердце может не выдержать и остановиться или разорваться…

– Ну, наш Игорь не такая размазня, уверяю вас, – бодрым тоном заявил Данилов. – Он настоящий мужик, реальный кабан! Что такому перелом надколенника? Короче, все будет хорошо! Вот, я принес, что ты просил. – Данилов вручил Полянскому пакет, который сразу же перекочевал к Кате. – Скажи мне, кто твой лечащий врач?

– Вагин, Андрей Юрьевич, он сегодня как раз дежурит…

– Пойду пообщаюсь. – Данилов похлопал Полянского по плечу и пошел в ординаторскую.

Доктор Вагин, коренастый и большеголовый, сидел за столом и пил чай. Пил шумно, отдуваясь, с огромным удовольствием.

– Вы кто такой? – спросил он, с неудовольствием отрываясь от своего занятия.

– Я врач из седьмого корпуса, фамилия моя Данилов, зовут Владимир Александрович.

– Андрей Юрьевич, – в свою очередь представился Вагин. – А почему вы без халата, Владимир Александрович?

– Я сегодня не работаю. Пришел к вам навестить друга, Игоря Полянского.

– А, поперечный перелом левого надколенника! – сразу же вспомнил Вагин. – Да вы проходите, не стойте в дверях!

Данилов сел на диван.

– Расхождение отсутствует, обойдемся без операции, незачем скреплять куски между собой, если они срастутся сами. Я сегодня сделал пункцию сустава, откачал немного крови, назначил обезболивающие. Снимки хотите посмотреть?

– Нет, не хочу. Когда планируете его выписывать?

– Не люблю загадывать. Загадаешь – прогадаешь. Чаю хотите?

– Нет, спасибо, – отказался Данилов. – А вы пейте, не обращайте на меня внимания. У меня последний вопрос – нельзя ли найти для него место в палате?

– Мест нет! – отрезал травматолог и отхлебнул из кружки.

– Совсем? – Данилов знал: фраза «мест нет» еще не означает, что их нет на самом деле. Всегда или почти всегда можно найти какие-то «скрытые резервы».

– Хотите пари? – предложил Вагин. – Надевайте любой из халатов, – халаты висели на вешалке у двери, – и пройдемся по отделению. Заглянем во все палаты без исключения. И если где-то найдется хотя бы одно место – оно будет его. Ну, а если не найдется, с вас бутылка вискаря. Идет?

– Я воздержусь от пари, – улыбнулся Данилов. – Но нельзя ли его от дверей перевести в глубь отделения?

– Вы думаете, возле поста или у туалета ему будет лучше? – Когда доктор Вагин прищуривался, глаза его превращались в две черточки. – В палату он, конечно, попадет, но только на следующей неделе. А пока пусть потерпит. Я понимаю, коллега, что вы беспокоитесь за своего знакомого, но сделать ничего не могу. Такой вот неожиданный аврал среди лета случился…

– Спасибо, больше беспокоить не буду. – Данилов поднялся на ноги. – Завтра я дежурю, так что буду заглядывать по мере возможности.

– Да хоть все дежурство возле него просидите, мне не жалко!

Полянский по-прежнему лежал и страдал, а Катя продолжала его утешать. Только теперь гладила не по лысине, а по плечу.

– Как сходил? – поинтересовался Полянский.

– Нормально, – ответил Данилов. – Правда, доктор утверждает, ждать, пока срастется твой надколенник, очень долго. И осложнения его пугают. Проще ампутировать ногу…

– Ап… апу… ампутировать? – побледнела Катя.

– Вова шутит, – поспешно сказал Полянский. – Это специфический медицинский юмор, шутка и ничего более.

– Правда? – взмахнула ресницами Катя. – Вы пошутили?

– Конечно, пошутил, – подтвердил Данилов. – Оперировать тебя не собираются…

– Я знаю, Андрей Юрьевич сказал.

– В палатах мест нет, и в ближайшие дни у твоего доктора выписки не предвидится, так что до следующей недели придется полежать здесь. Завтра еще попробую поговорить с заведующим. – Данилов понизил голос, чтобы его не слышали на других койках. – Должна же завтра быть выписка…

– Да, Андрей Юрьевич уже сказал, что до понедельника никто не выписывается… Буду терпеть.

– Ладно, утро вечера мудренее. – Данилов присел на край кровати, слегка потеснив Катю. – Расскажи-ка, друг мой, как это тебя угораздило?

– Поднимался по лестнице, поскользнулся, упал коленом на угол ступеньки… Через два часа уже был здесь.

– Что так долго – два часа? – удивился Данилов.

– Пробки…

– Давай мне ключи, поеду к тебе и привезу все что надо.

– Спасибо, Вова, не беспокойся – Катя будет присматривать за квартирой и снабжать меня вещами.

– Да, мне совсем не трудно, – подтвердила Катя. – К тому же я работаю недалеко…

– Где, если не секрет? – Данилов предположил, что Катя может работать в Доме мод Славы Зайцева, расположенном близ метро «Проспект Мира». Внешность у нее была самая что ни на есть модельная.

– В Останкино, ассистентом режиссера, – ответила Катя. – Кстати, мы готовимся снимать сериал про институт Склифосовского.

– Видишь, нет худа без добра, – сказал Данилов, обращаясь к Полянскому. – Зато Катя сможет увидеть Склиф изнутри.

– Век бы его не видела! – ответила Катя. – Разве что по телевизору. Вот скажите мне, чем здесь так воняет?

– Пожилому джентльмену вон на той койке дали судно, – тихо сказал Данилов. – Оттого и запах. Ничего особенного, больница есть больница.

Запах усиливался. Данилов подумал о том, что завтра надо в лепешку расшибиться, но перевести Полянского в палату. В больнице вообще лежать тягостно, а в коридоре и подавно. «Прямо после пятиминутки и постараюсь переговорить с заведующим, – решил Данилов. – Может, передадут Игоря другому врачу (только не Ольге!), у которого завтра освобождаются места в мужской палате…»

– Фу… – Катя наморщила свой точеный носик и пообещала: – Завтра же привезу тебе освежитель воздуха! И попрошу у генерального, чтобы он дал мне две недели за свой счет. Как вы думаете, Владимир, двух недель хватит?

– Катя, ну зачем вам отпуск? – изумился Данилов. – Все не так страшно, уверяю вас. Игорь не нуждается в круглосуточной сиделке, достаточно просто навещать его. Тут же есть медсестры и санитарки, если их стимулировать деньгами, то все желания Игоря будут исполняться по мере их возникновения. Несколько дней он полежит, потом встанет на костыли…

– Костыли уже дали! – Полянский дотронулся рукой до костылей, прислоненных к изголовью кровати. – Вот!

– Но тебя же надо кормить… – сказала Катя. – И вообще…

Данилов понял, что он лишний, и поспешил откланяться, пообещав Полянскому зайти завтра.

Чтобы полюбопытствовать, вдруг удастся перевести Полянского в другое отделение, Данилов поднялся на восьмой этаж и заглянул во второе травматологическое отделение. Увы – и здесь в коридорах лежали люди.

– Почему у вас такой «перегруз»? – спросил он у одной из медсестер.

Та узнала в Данилове «своего» и ответила подробно:

– В сто двадцатой травму закрыли на карантин по какой-то инфекции, вроде по дизентерии, точно не скажу. В сто седьмой идет реконструкция корпуса, в котором расположена травма – они уже неделю никого не принимают. Вот и везут к нам. Отдел госпитализации как попугаи отвечают одно и то же: «Везите в Склиф!», «Везите в Склиф!». А еще ведь к нам из области люди попадают. Разными путями. Вот и получается…

Утром следующего дня Данилов попросил Марка Карловича отпустить его на полчаса по срочному делу. Просьба отдавала наглостью, поскольку все личные дела следует устраивать в промежутке между дежурствами. Заведующий отделением так и сказал. Вернее – спросил:

– Разве вам, Владимир Александрович, не хватает выходных? У вас же их втрое больше, чем рабочих дней.

– Одна из соседок все время говорила моей матери: «Ваш Володя – тунеядец. Ну что это за работа – семь-восемь суток в месяц?» На самом деле, Марк Карлович, у меня случилось ЧП. Близкий друг вчера попал в первую травму с переломом надколенника. Он лежит в коридоре, у входа, и мне хотелось бы устроить перевод в палату, ну и вообще…

– Понимаю. – Узнав о причине, побудившей Данилова отпрашиваться, Марк Карлович слегка оттаял и даже предложил:

– Хотите я позвоню Калинину?

Игорь Константинович Калинин заведовал первым травматологическим отделением.

– Спасибо, поговорю с ним сам. – Данилов не любил всякого рода посредничество в делах, которые мог устроить самостоятельно, и, кроме того, не хотел быть чем-то обязанным начальству.

– Тогда бегите и ловите его, пока он не ушел оперировать.

Заведующего следовало ловить как можно скорее, поэтому около Полянского Данилов останавливаться не стал, только подмигнул на ходу – держись, дружище, все будет хорошо.

Калинина Данилов застал в его кабинете. Игорь Константинович разговаривал по городскому телефону. Судя по часто повторяемым фразам: «сделаем все возможное» и «время покажет», речь шла о ком-то из пациентов отделения. Данилов собирался подождать в коридоре, но Игорь Константинович махнул рукой, приглашая его в кабинет, и вторым взмахом указал на один из стульев.

По сравнению с коридором в кабинете был рай. Никто не мельтешил туда-сюда, никто не стонал, и вдобавок кондиционер гнал прохладу.

Закончив разговор, Игорь Константинович сказал:

– Как объяснить народу разницу между починкой автомобиля и лечением переломов?!

Вопрос был чисто риторическим. Данилов ответил:

– Никак, все равно не поверят.

– То-то и оно. Что у вас?

Данилов представился и коротко, не растекаясь мысью по древу, изложил суть дела.

– У Вагина действительно нет выписки до понедельника, – подтвердил Игорь Константинович.

– А зачем же он тогда берет больных в коридор?

– Система такая – коридор распределяется строго по очереди, чтобы никто не чувствовал себя обойденным. И выписка тут ни при чем.

– В таком случае нельзя ли передать Полянского другому врачу? – Данилов не собирался легко сдаваться. – Или не передать, а обменять?

– Вы когда-нибудь работали «палатным» врачом?

– Нет, я работал в «скорой» и в анестезиологии.

– Тогда вы не представляете, сколько жалоб на пациентов приходится мне выслушивать каждый день. От моих врачей. Этот хамит, тот систематически нарушает режим, с тем никак не удается найти общий язык… И если я начну тасовать пациентов, переводя их из палаты в палату, я погрязну в этом, как Наполеон в снегах России. И все равно все будут недовольны – и врачи, и пациенты. Улавливаете мысль?

– Улавливаю.

– Поэтому у меня в отделении железное правило – никаких перетасовок. Пациент – это судьба! Попал он к тебе – изволь довести его до выписки.

– А исключения из вашего правила бывают, Игорь Константинович?

– Если два врача по обоюдному согласию меняются пациентами, я не возражаю. Это их личное дело, они взрослые люди. Если кто-то согласится взять вашего друга к себе – пожалуйста. Поговорите с врачами.

События и впрямь развивались согласно мелодраматическим канонам. Кроме Ольги, никого из врачей в первой травме Данилов не знал. Зато он прекрасно представлял, что пациент с высшим медицинским образованием, да еще друг-приятель одного из докторов Склифа, с точки зрения лечащего врача, далеко не подарок. Гораздо спокойнее и приятнее лечить человека со стороны, не имеющего никаких познаний в медицине, автослесаря или менеджера. Не будет этих бесконечных: «А зачем?», «А почему именно так?», «Вы уверены?», «Вы гарантируете?», «Какова динамика?» и прочая, и прочая, и прочая… Все действия лечащего врача разбираются до мельчайших мелочей, каждое назначение приходится доказывать так, словно сдаешь экзамен, и вообще…

Подойти к незнакомому травматологу, назваться, попросить взять в свою палату Полянского и услышать в ответ более-менее вежливый отказ? Однозначно – не вариант.

Попросить Ольгу? Она вряд ли откажет, но просьба будет выглядеть продолжением отношений. Во всяком случае, именно так она может ее расценить. Нет, нет и еще раз нет! Несмотря на дружбу с Полянским. Оставить Полянского лежать до следующей недели в коридоре? Что ж, другого выхода, кажется, нет. «Несколько дней погоды не сделают», – решил Данилов. Неприятно, конечно, но что поделать? Не поспит ночь-другую, а потом привыкнет. К тому же в понедельник или, если что-то сорвется, то уж во вторник непременно его переведут в палату.

– Спасибо, Игорь Константинович.

– За что? Я же ничего не сделал.

– За информацию.

На вопрос о самочувствии Полянский ответил односложно:

– Терпимо.

– Боль еще есть?

– Кажется, немного увеличилась. Отек нарастает, наверное.

– Доктор к тебе уже подходил?

– Какое там! Они здесь носятся туда-сюда как угорелые.

– Скоропомощной стационар, что ты хочешь.

– Здравствуйте, Владимир Александрович! Вас с утра вызвали на консультацию?

Надо отдать Ольге должное: на людях она вела себя безукоризненно – дружелюбно, но строго по-деловому.

– Доброе утро, Ольга Николаевна! – На фоне больничного коридора Ольга выглядела райским цветком. А как еще может выглядеть красивая, в белоснежном халате, пахнущая свежестью и вдобавок ко всему мило улыбающаяся женщина?

– Это не консультация, Ольга Николаевна, это моего друга, тоже врача, положили в ваше отделение. С переломом надколенника.

– Здравствуйте, – расплылся в улыбке бабник Полянский, откровенно любуясь Ольгой.

Данилова это почему-то рассердило. «При Кате своей так на посторонних женщин небось не смотришь, – подумал он, неодобрительно косясь на друга, – глаза бережешь, чтобы не повыдирали».

– Здравствуйте, – ласково ответила Ольга.

– Меня зовут Игорь.

– Очень приятно. А меня – Ольга Николаевна. Вы тоже токсиколог?

– Нет, он не токсиколог, – ответил за Полянского Данилов. – Он научный сотрудник в Институте питания.

– О! – восхитилась Ольга. – Всегда мечтала иметь знакомого диетолога.

– Игорь не составляет диет. Он научно обосновывает преимущества одних продуктов питания перед другими. За деньги, разумеется.

– Не обращайте внимания, – сказал Полянский. – Владимир только играет в хама, а так он очень хороший человек.

– Я вам верю. – Ольга улыбнулась и, не удержавшись, подмигнула Данилову. – А кто вас лечит?

– Увы, доктор Вагин. – Полянский провел в коридоре неполные сутки, но уже научился вздыхать по-стариковски – смачно и с оттенком отчаяния. Дурной пример заразителен.

– Почему «увы»? – удивилась Ольга. – Андрей Юрьевич – прекрасный специалист. Оперирует, как рисует – заглядеться можно.

– Мое «увы» относилось к тому, что у доктора Вагина нет мест в палатах и на этой неделе не будет, – пояснил Полянский.

– А в палату хочется? – уточнила Ольга.

– Еще бы! – воскликнул Полянский. – Лежу, словно на Тверской, вокруг сплошное движение, крики, стоны…

– Охи, вздохи и пуки, – подсказал Данилов.

– И это тоже!

– Владимир Александрович, а ваш друг – хороший человек? – спросила Ольга. – Не скандалист? Не кляузник?

– Нет! – заверил Данилов. – Ничуть ни то, ни другое. Он мягок и покладист, как плюшевый медвежонок. Где положишь, там и лежит.

– Хорошая рекомендация, – хмыкнул Полянский.

– Главное, что правдивая, – ответил Данилов.

– Пить, пока находитесь в отделении, тоже не будете? А то больные набедокурят спьяну, а нагоняй получают доктора.

– Я вообще мало пью, – с достоинством ответил Полянский. – Так, рюмочку на Новый год, рюмочку в день рождения.

Данилов мог бы добавить еще с полсони поводов и скорректировать норму Полянского в сторону увеличения, но, разумеется, не стал этого делать.

– Это хорошо! – Ольга обрадовалась так искренне, словно собиралась выходить за Полянского замуж. – В таком случае я могу сегодня, часа в два-три, как только освободится койка, взять вас к себе. В двухместную палату с очень спокойным соседом, профессором из Академии управления.

– Правда? Вы не шутите, Ольга Николаевна?

– Не шучу.

– А сколько это будет стоить?

– Нисколько! Не выдумывайте, пожалуйста, вы же врач, да еще друг Владимира Александровича, нашего, можно сказать, постоянного консультанта.

– Спасибо, Ольга Николаевна. – Данилов вскинул левую руку и посмотрел на часы. – Мне давно уже пора возвращаться к работе, если, конечно, меня еще не уволили… В какую палату вы переведете Игоря? Я загляну к нему вечерком…

– В семьсот восьмую.

– А Андрей Юрьевич согласится? – забеспокоился Полянский.

– Конечно, согласится, ведь я забираю у него больного, а не пытаюсь всучить своего. Все будет хорошо. Мы попозже осмотрим вас совместно…

Возле седьмого корпуса не было ни одной кареты скорой помощи, в смотровой было пусто. Данилов показался на глаза Марку Карловичу, сообщил, что вопрос с другом решился наилучшим образом, и ушел в ординаторскую пить кофе. Заодно проанализировал ситуацию. Если вдуматься, то в ней не было ничего крамольного. Ну, решила Ольга Николаевна сделать доброе дело коллеге с переломом надколенника – и сделала. По своей инициативе. Он, Данилов, ее об этом не просил.

Просить-то не просил, но Ольга невзначай подчеркнула, что поступает так не только исходя из корпоративных соображений, но и ради него. Такой вот намек мимоходом. Получалось, что Данилов теперь ей обязан.

«Раз уж так вышло, то ничего не поделаешь, – решил Данилов. – В конце концов, отплатить добром за добро можно по-разному. Главное, Вольдемар, никогда и не при каких обстоятельствах не выходить за рамки, установленные самим собой».

А что-то такое манящее в Ольге все-таки было. Во всяком случае, встреча с ней оставляла послевкусие чего-то хорошего, о чем приятно вспомнить, если отбросить в сторону самокопание и самоедство.

В седьмом часу вечера Данилов предупредил Таню:

– Я на минуту сбегаю в седьмой корпус, посмотрю, как устроился мой приятель. Если что – звоните на мобильный.

– Если что – начну оформлять, – улыбнулась Таня, демонстрируя готовность прикрыть и защитить.

– Вдруг что-то экстренное…

– Для этого, Владимир Александрович, у нас есть реанимация, – напомнила Таня. – Но если что – сразу же позвоню, не беспокойтесь…

Не увидев Полянского в коридоре, Данилов обрадованно вздохнул – не подвела Ольга Николаевна, спасибо ей, и постучался в семьсот восьмую палату. Мало ли, вдруг Полянский или его сосед как раз в этот момент справляют нужду.

– Входите! – разрешил звучный женский голос, совсем не похожий на Катин лепет.

Как и положено в вечернее время – около каждого больного сидел посетитель, то есть посетительница. Возле Полянского – Катя, возле его соседа, пожилого мужчины с серебристым ежиком и загипсованной правой ногой, – элегантная дама лет шестидесяти. Дама сидела спиной к Кате, так, чтобы полностью загородить ее от своего мужа. «О, здесь разгораются страсти!» – подумал Данилов.

Поздоровавшись со всеми, он перекинулся парой слов с Полянским, выслушал Катины восторги («Как хорошо все устроилось!») и ушел, пообещав заглянуть завтра утром, после дежурства. На вопрос о том, не надо ли чего, Полянский не ответил, а просто погладил Катю по коленке. Если бы Данилов знал друга хуже, то он бы непременно решил, что холостяцкому бытию Полянского пришел конец. Но Данилов видел еще и не такое. Он помнил юных дев, разрабатывающих планы по переустройству квартиры Полянского в «наше уютное гнездышко», помнил и тех, кто озадачивался фасоном свадебного платья, помнил прыткую девицу по имени Марианна, которая перевезла со съемной квартиры к Полянскому телевизор и холодильник. Красоток (с другими эстет Полянский не связывался) было много, но всех их объединяло одно – они исчезали столь же быстро, как и появлялись. Исчезали вместе со своими планами, свадебными платьями, телевизорами, холодильниками, париками и т.п. Была девочка Верочка – и нет ее, теперь вместо нее Катенька…

На вопрос о том, сколько у него было любимых женщин, Полянский отвечал правдиво:

– Трехзначное число со скорой перспективой превращения в четырехзначное.

Елена считала, что Полянский просто-напросто запутался в своих женщинах. Данилов спорил с ней, доказывая, что запутаться можно лишь тогда, когда одновременно крутишь романы с несколькими женщинами (сейчас, правда, это называется иначе – «строить отношения»). Если женщины часто меняются, но всегда присутствуют в жизни мужчины в единственном числе, то о какой путанице вообще может идти речь? Елена начинала говорить о мнительности Полянского, о боязни длительных отношений, о нежелании брать на себя ответственность и заходила в такие психологические дебри, откуда уже не могла выбраться.

На самом же деле все было гораздо проще простого. Полянский был любителем новых ощущений и новых впечатлений. Он не столько искал свою половинку, сколько наслаждался развитием отношений с очередной пассией. Как только эти отношения доходили до определенной точки, Полянскому становилось скучно.

«Интересно, как повлияет на Катины шансы на замужество ее самоотверженное ухаживание за Игорем? – подумал Данилов. – Увеличит их Полянский вследствие признательности или уменьшит, потому что за время болезни Катя надоест ему хуже горькой редьки?»

В смотровой приемного отделения сидели и громко смеялись Таня, охранник и санитар Леня, обычно угрюмый, как большинство закодированных алкоголиков. На столе перед Таней лежала стопка бумаг. Бумаги были не первой свежести.

– Что за шум, а драки нет? – спросил Данилов.

– Читаем жалобы наших клиентов! – доложила Таня. – Леня нашел во дворе целую пачку.

– Наверное, выпала, когда несли выбрасывать, – сказал Леня.

– А может, их просто потеряли? – предположил Данилов.

– Если бы потеряли, то они были бы подшиты в папку, – резонно возразила Таня. – А они валялись врассыпную.

– Подул бы ветер – по всей территории разнесло бы, – добавил Леня.

Данилов присел на кушетку и поинтересовался, что пишет народ в жалобах.

– Лучше спросите, Владимир Александрович, чего в них не пишут. – Таня взяла в руки одну из жалоб. – Вот, например. «Вызывающее поведение медсестры Бахаревой Натальи не вызывает должной реакции ни у заведующего отделением гастроэнтерологии, ни у старшей сестры. Когда я обратился к ним с жалобой на то, что в ответ на мои совершенно невинные комплименты, имевшие целью подбодрить дежурный персонал, медсестра Бахарева Наталья в крайне резкой форме напомнила мне о моем не столь уж и преклонном возрасте. Другая медсестра (фамилии ее не знаю, зовут, кажется, Женей) добавила, что я слишком прыткий для своего возраста и мешаю им работать. Администрация отделения на мою жалобу никак не отреагировала. Замечу при этом, что обе медсестры сидели на посту и перекладывали туда-сюда какие-то бумаги. Вряд ли это можно назвать работой…» Действительно, не у станка же девчонки стоят, какая это работа?

– Ты прочитай про реанимацию, – попросила Людмила Григорьевна. – Можно в «Аншлаг» продать!

– Да уж, – согласилась Таня. – Это полный абзац! Пишет дочь больного, находившегося в реанимации. Пишет директору, тут вообще все жалобы на имя директора института: «Удивительно, но никто не обращает никакого внимания на безобразие, нет, какое там безобразие, на беспредел, что творится в реанимации. Почему в отделениях больных кормят полноценной пищей, первое, второе, компот, а в реанимации просто вставляют в рот шланг и вливают в нее какую-то типа питательную жидкость? Конечно, так проще и быстрее, но так ведь нельзя! Почему бы не разбудить человека и не покормить его нормально? Разве это так трудно? Разве у вас не хватает буфетчиц? Когда я принесла папе в реанимацию домашние котлетки, врач наотрез отказался их брать!..»

– Домашние котлетки в реанимацию – это круто! – рассмеялся Данилов. – На моей памяти тоже пытались передавать больным, находившимся на аппарате, котлетки, борщи, голубцы и даже холодец.

– «…И только после перевода в отделение мой отец смог поесть нормально! Я прошу навести порядок в реанимации и заставить персонал в приказном порядке будить больных, сажать их в постели и кормить нормально, по-человечески». Как все, оказывается, просто. Приказали – разбудил.

– Как Христос Лазаря! – вставила Людмила Григорьевна.

– Вроде того, – согласился Данилов. – Разбудил и перевел в отделение, кормиться по-человечески. Таня, там про наш корпус что-нибудь есть?

– Есть, Владимир Александрович, как же. Вот, к примеру: «Моя дочь, Шагардинская Виолетта Маратовна, находилась на лечении в отделении психосоматики, куда попала потому, что попыталась отравиться снотворным, причем не своим, а моим. За время нахождения в отделении мою дочь постоянно обрабатывала лечащий врач Аванесова, периодически к обработке подключались заведующий отделением и сомнительная личность, называющая себя «профессором», но не имеющая на то никакого морального права. Они внушали моей дочери, что ее отношения со мной, ее родной матерью, далеко не так важны, чтобы из-за них кончать жизнь самоубийством. Аванесова договорилась до того, что сказала моей дочери (цитирую дословно со слов дочери): «У вас своя жизнь, а у вашей матери своя». Кроме того, они внушили моей дочери, что я якобы не вправе вмешиваться в ее личную жизнь и давать советы по выбору будущего мужа. Но разве в двадцать лет можно полагаться только на себя? Разве можно игнорировать роль матери? Как вообще у человека, давшего клятву Гиппократа, повернулся язык сказать такое? Уму непостижимо! А чего стоит совет разъехаться со мной и зажить самостоятельно? И этот совет дал врач! Я требую официальных извинений и официального заявления, что все, внушаемое моей дочери, было неправильным. В противном случае оставляю за собой право обратиться в суд». А вот, Владимир Александрович, подлинный крик души. Слушайте: «В ответ на мою просьбу использовать вместо больничной мази при перевязках мою собственную мазь, приготовленную из экологически чистых продуктов сибирской тайги с добавлением колодного серебра…»