Текст книги "Белый Дух"

Боль крутых поворотов

Дни шли за днями, горячее солнце заливало потоками лучей долину, играло с густой листвой деревьев. Вскоре после возвращения Одиночки из похода, в котором погиб Волчья Рубаха, Мари родила сына и теперь к ней снова подкрадывалась так хорошо знакомая ей тяга к мужчинам. Её тело вновь заговорило с непреодолимой настойчивостью. Как только стало можно, она отдалась мужу, она совокуплялась ежедневно, самозабвенно, без устали, но плоть её не утолялась. Ещё месяц спустя она стала посматривать по сторонам. Однажды, отправившись за хворостом, она встретила в лесной чаще притаившегося юношу по имени Говорливый Лось. Белый Дух давно приметила его горящие глаза и направленный на неё пылкий взгляд и, столкнувшись с ним среди деревьев, без колебаний сделала шаг в его сторону.

– Белый Дух! – воскликнул он, обнимая её за плечи.

– Ну же! – поторопила Мари, шаря по нему руками. – Покажи себя!

Он сорвал с себя набедренную повязку, и она почувствовала прикоснувшуюся к ней животную твердь…

Одиночка скоро обратил внимание на странное поведение своей зеленоглазой жены. Внимательно разглядывая всех мужчин в лагере, он остановил взор на Говорливом Лосе, заметив, что юноша чаще других исчезал из деревни, но, возвращаясь, не приносил с собой добычи. Белый Дух всегда приходила с охапкой дров на спине, но пропадала слишком долго, другие женщины управлялись со сбором топлива значительно быстрее. В сердце Одиночки закралось подозрение, он решил проследить за женой и не стал откладывать задуманного.

– Сегодня я отправлюсь подальше в горы, – сказал он рано утром громким голосом, чтобы его слышали обе его жены: Длинные Пальцы и Белый Дух. – Хочу принести большерогого козла, давно мы не лакомились его жирным мясом…

Отъехав от стойбища и привязав лошадь в укромном месте, он тихонько вернулся к деревне, чтобы из-за густой листвы наблюдать за своей палаткой.

Вскоре он увидел, как Белый Дух вышла. Она несла, как и полагалось, нож за поясом и связку ремней в руке, но отправилась не напрямую к лесу, а через весь лагерь. Он слышал, как она запела песню на языке белых людей, проходя мимо жилища Говорливого Лося, затем круто свернула к реке. Прошло несколько минут, и входной полог палатки Говорливого Лося откинулся. Юноша выбрался наружу, накрытый раскрашенной бизоньей шкурой, и, лениво потягиваясь, побрёл в ту сторону, где скрылась за кустами орешника женщина с пепельными волосами.

– Теперь я знаю наверняка, – прошептал Одиночка, чувствуя закипевшую в нём злость.

Гневная кровь ударила ему в глаза, всё почернело перед ним, но он взял себя в руки и скользящими кошачьими шагами двинулся в сторону реки, держась подальше от деревни. Он без труда обнаружил на мягком берегу следы Белого Духа и Говорливого Лося, которые, охваченные безудержным взаимным влечением, сделались совершенно неосторожными. Прокравшись вдоль реки, он притаился перед густыми ветвями, за которыми ему послышался шорох.

«Они даже не могут потерпеть, чтобы отойти подальше», – поразился он, и тут же в его голове вспыхнула сцена собственной встречи с белой женщиной, когда она ещё была женой Крапчатого Ястреба.

На мгновение страх парализовал Одиночку. Ему вспомнились сцены видения, открывшегося на краю высокой скалы: дерущиеся Черноногие, позади которых стояла голая женская фигура в серебристом сиянии волос. Вспомнились длинные, как палки, половые члены мужчин.

«Она и вправду принесла раздор в наше племя. Вот почему она должна была умереть в самом начале, – стрелой промелькнула мысль, – вот почему Медвежья Голова сказал, что не станет просить за неё от своего имени, когда Крапчатый Ястреб молил его о помощи. Но мне поздно отступать, я связал свою жизнь с Белым Духом, я сделал выбор».

Нет, у него и в мыслях не было убить распутную женщину. Он не желал расставаться с ней. Он представить не мог, чтобы рядом с ним ночами не лежало это белое тело, такое шелковистое на ощупь и дурманящее. Но он не собирался делиться ею ни с кем. Она будет жить только для него. И он будет жить, чтобы наслаждаться её горячей и ненасытной женственностью. Другие же пусть умрут, если позарятся на неё.

Одиночка вытянул шею и застыл с выражением крайнего изумления на лице, когда разглядел сквозь листву, как неверная жена раздвинула ноги и нетерпеливо зашевелила бёдрами, приглашая Говорливого Лося. Юноша сбросил шуршащую накидку, оставшись совершенно нагим, и опустился на колени. Через минуту оба тела шумно задвигались. При этом Белый Дух нервно задирала кожаное платье выше и выше и в конце концов стащила его с себя через голову.

Любовники были так захвачены страстью, что не увидели, как над ними выросла фигура обманутого мужа. Женщина взобралась на Говорливого Лося, навалилась на него всем телом и засыпала его лицо своими светлыми волосами. Дыхание её было громким, почти яростным, бёдра двигались энергично. Несколько раз она соскальзывала с длинной коричневой мужской плоти, не поворачивая головы, нащупывала дрожащей рукой оголённый конец и вводила его в раскрытую мякоть женского естества, хорошо видную Одиночке.

Он стоял над ними, сжимая правой рукой боевую дубину с большим каменным набалдашником, и прислушивался к клокотавшей в сердце ледяной пене. Одиночка протянул левую руку, схватил белокурый затылок женщины сильными пальцами и дёрнул на себя. Белый Дух перевернулась, тяжело тряхнув налитыми молочными грудями, и упала на спину. Говорливый Лось охнул от неожиданности, когда его твёрдый член с чмокнувшим звуком выскочил наружу. В ту же секунду ему в лоб ударила дубина. Говорливый Лось щёлкнул зубами, рывком вытянул мускулистые руки, оторвал от земли бёдра, выгнулся, прижимаясь затылком к помятой траве, и замер, не проронив ни звука. Кровь густо залила его оскалившееся лицо.

Белый Дух хотела закричать, но голос отказал ей. Она закрыла лицо руками и сжалась в комок.

– Быстро одевайся и возвращайся домой, – прошипел Одиночка.

Понемногу он остывал, бешенство отхлынуло, уступив место трезвым мыслям.

«Я убил Говорливого Лося! Убил собрата из-за женщины!»

Он долго смотрел на окровавленное тело, всё ещё не веря в то, что на его совести – смерть соплеменника. Наконец он поглядел хмуро на жену и проговорил:

– Оставайся дома, никуда не выходи, ни с кем не разговаривай. Пройди назад по руслу реки, чтобы скрыть свои следы, и вернись в деревню с обратной стороны…

Он бросил женщине платье и без единого звука скрылся в зарослях.

Вечером он вошёл в палатку и сказал жёнам:

– Собирайте вещи, мы уходим отсюда.

– Что случилось? – удивилась Длинные Пальцы.

– Я убил Говорливого Лося, – ответил Одиночка. – Думаю, что очень скоро его родственники будут обеспокоены его долгим отсутствием и начнут искать его. Тело лежит совсем недалеко, – при этих словах Одиночка сверкнул глазами на белую женщину, – его обнаружат без труда. А там, думаю, по следам поймут, чьих рук это дело. Поэтому мне придётся скрыться. Вы поедете со мной.

– Я не поеду, – твёрдо ответила Длинные Пальцы. – Здесь моё племя, мои сёстры и братья. Здесь мой ребёнок. Почему мой сын должен превратиться в беглеца? Возьми свою зеленоглазую жену и её ребёнка, если хочешь, и убирайся прочь. Я никому не скажу ничего. Но я не поеду с тобой. Ты потерял разум.

Одиночка молча вывел Белого Духа из жилища и отвёл к лошадям, постоял в раздумье и сказал, что ему надо вернуться в палатку ненадолго. Она сидела, втянув голову в плечи, и согласно кивала.

Индеец бесшумно прошёл через лагерь к своему жилью и проскользнул внутрь. Увидев его, Длинные Пальцы вздрогнула. Мужчина держал в руке топор.

– Что ты хочешь? – прошептала она и побледнела.

– Ничего. – Он обвёл помещение хмурым взором и вдруг резко взмахнул топором. Жена едва успела открыть рот, но крик так и остался на губах. Топор проломил ей голову на виске.

Ещё через несколько минут Одиночка скрылся вместе с Белым Духом в ночной синеве. Они взяли с собой двух запасных лошадей и лишь самые необходимые вещи. Младенец спал в мягкой кожаной люльке, надетой на спину Белого Духа.

Через неделю после бегства из родного селения Одиночка столкнулся на тропе с индейцем по имени Сидящая Рысь. Это был родной брат Длинных Пальцев, он рыскал по округе в поисках убийцы своей сестры. В свои семнадцать лет Сидящая Рысь успел побывать лишь в двух военных походах, получил в бою тяжёлое ранение в правое плечо и с того момента не участвовал в схватках. Он считался отличным следопытом, но из-за повреждённого сустава не мог тягаться со знаменитыми воинами.

– Я вижу, что ты стал совсем самостоятельным, Сидящая Рысь! – крикнул ему Одиночка, гарцуя шагах в десяти. – Ты не боишься выезжать один?

– Я ничего не боюсь. Тем более меня не страшат такие трусливые собаки, как ты! – воскликнул с жаром юноша. – Ты, оказывается, способен убивать беззащитных женщин! Я искал тебя, чтобы посмотреть, похоже ли твоё сердце на сердце пса. Сегодня я вырежу его из твоей груди!

– Ха-ха! Храбрец, иди ко мне, – оскалился Одиночка, – и покажи мне, умеешь ли ты драться так же хорошо, как разговариваешь! Все вы умеете только ругаться, а я всегда был лучшим бойцом нашего рода! В те дни, когда Белый Дух приехала в нашу деревню с Крапчатым Ястребом, мне было видение, в котором Черноногие бросались друг на друга и убивали. Теперь я понимаю, что это был знак мне, который указывал, что я должен убивать всех вас, чтобы сохранить Белого Духа для себя. Я знаю, что вы все завидуете мне, потому что все хотите владеть этой красивой женщиной. Нет! Не получится! Вы все погибнете, если схватитесь со мной! Иди же ко мне, убедись в этом!

Сидящая Рысь издал пронзительный крик и пустил коня в галоп, подняв над головой левую руку с копьём. Одиночка нахмурился. Он был уверен, что юноша-калека не решится вступить в бой, но тот принял вызов. Одиночка видел горящие глаза противника, его поднявшиеся дыбом волосы и подпрыгивавшие костяные серьги. Длинное лезвие копья с привязанным к нему чучелом выдры и лапами рыси сильно раскачивалось в воздухе. Одиночка поднял лук и без промедления пустил стрелу, услышав, как фыркнула тетива. Стрела пробила горло Сидящей Рыси и почти вся вылезла с задней стороны шеи. Горячим и острым ударом стрела буквально сорвала всадника с лошади. Он взмахнул обеими руками, выронил копьё и рухнул на мокрую землю, громко хрипя.

– Вы все погибнете, если осмелитесь преследовать меня, – прошептал Одиночка.

После убийства Сидящей Рыси Одиночка и Белый Дух прожили вдали от людей целый месяц. Женщина чувствовала, насколько невыносимым сделалось её существование. Она хотела привычного уюта, надёжного укрытия под сводами тёплой кожаной палатки, свободно горящего костра, жаждала слышать вокруг себя человеческие голоса. Её страшно тяготили постоянное напряжение в голосе Одиночки, его раздражение и злоба, ей же хотелось смеяться и петь, а не произносить каждое слово почти шёпотом, чтобы никто не услышал их, ей надоело выискивать хворост, от которого не поднимался бы дым. Она хотела назад к людям. И она хотела мужчину, чувствуя, что её тело просто расплавлялось от неутолённых желаний. Но Одиночка словно забыл о том, что она женщина.

Он редко выезжал на охоту, и запасы мяса регулярно подходили к концу. Он всё время сидел и напряжённо думал о чём-то. Если ребёнок начинал хныкать, Одиночка пичкал его порошком какой-то травы, вгонявшей малыша в мгновенный сон.

Дожди стали редкими, всё чаще валил тяжёлый мокрый снег. Их шалаш был сооружён наскоро, и вода проливалась внутрь, но индеец, казалось, не замечал неудобств. Иногда в лесу раздавался протяжный, стонущий звук, и что-то срывалось с верхушки дерева и падало на землю. Но они не обращали внимания, привыкшие к таким шумам.

Всякий раз, как Одиночка отправлялся охотиться, Белый Дух начинала плакать. Глубокая, неразрешимая тоска давила её.

– Господи, за что ты посылаешь мне эти испытания? В чём я провинилась перед тобой? – не переставала шептать она, в отчаянии сложив руки на груди.

Как-то раз Одиночка вскочил среди ночи, глядя прямо перед собой, и воскликнул:

– Уйди от меня!

– Что произошло? – испугалась женщина, всматриваясь в страшное лицо мужа. – С кем ты разговариваешь?

– Крапчатый Ястреб. Он приходил ко мне сейчас…

– Он что-нибудь сказал?

– Да, сказал, что он очень близко, что я даже представить не могу, насколько он близко. Он сказал… – Одиночка неуверенно замолчал, но всё же закончил свою мысль: – Что очень скоро отомстит мне… Я чувствую его присутствие…

До самого утра мужчина не смыкал глаз, а когда забрезжил рассвет, Одиночка насторожился уже не из-за призраков, а услышав отдалённые настоящие голоса.

– Отряд, – прошептал он, – не Черноногие, чужие люди, чужая речь…

Он взял в руки лук и застыл, напрягая слух. В этот самый момент в люльке зашевелился ребёнок и неожиданно закричал во всё горло. Его вопль был удивительно силён, и Одиночке почудилось на секунду, что кричал не младенец, а взрослый мужчина.

Раздался дружный конский топот, на опушку вылетели, замелькав пёстрыми лоскутками, всадники в живописных рубахах и ноговицах, с лицами, вымазанными яркой краской, волосами, стянутыми в косы у висков, а у некоторых ещё и свёрнутыми пучками над лбами. Их было не больше десяти. В руках все держали большие дубины с круглыми гладкими камнями на концах. Двое всадников несли длинные копья, обёрнутые полосками медвежьей шкуры и украшенные возле наконечника птичьими хвостами. Круглые щиты с магическими рисунками болтались на сёдлах. У троих всадников на головах лежали волчьи маски с торчащими ушами и угрожающим оскалом.

– Лакоты! – воскликнул Одиночка. – Это твой сын привлёк их внимание, женщина! Он дал им знак. Как я раньше не догадался? Дух Крапчатого Ястреба вселился в твоего ребёнка, вот почему я всё время ощущал его присутствие!

Атака была молниеносной, и Одиночка успел выпустить только две стрелы, ни в кого не попав. Он издал душераздирающий крик, и в тот же миг длинное копьё ударило его в грудь. Он свалился, и древко протащило его по мокрой земле. Кровь брызгала из раны при каждом рывке лошади. Густой снег и жухлые листья собрались под спиной Одиночки в мокрую охапку. Наконец индеец, ударивший копьём, выдернул оружие и громко закричал, выражая свой восторг. Двое других промчались мимо Одиночки, свесившись со своих скакунов, и каждый стукнул дубиной Одиночку по голове, демонстрируя свою ловкость соплеменникам. Остальные воодушевлённо улюлюкали.

Белый Дух вжалась в дальнюю стену шалаша, выпученными глазами наблюдая за происходящим сквозь входной проём. Она не кричала, потому что инстинкт подсказывал ей затаиться. Впрочем, напавшие индейцы всё равно не уехали бы, не осмотрев неуклюжего жилища.

Она видела, как один из них спрыгнул на оголившуюся под снегом чёрную землю и нагнулся над Одиночкой. Его сильные руки вцепились в голову поверженного противника, хрипящего и плюющего кровью. Победитель быстрым движением отсёк кожу с верхней части головы Одиночки и поднял над собой добытый длинноволосый скальп. Другой опустился на колени рядом и что-то спросил у первого, тот отрицательно качнул головой, и подошедший двумя сильными ударами топора отхватил Одиночке правую руку. Поверженный индеец сильно дёрнулся, ноги его согнулись в коленях, тело выгнулось, но очередной удар по голове успокоил его навсегда. Очередным взмахом победитель глубоко разрубил Одиночке горло.

Два всадника подскакали к шалашу, но не успели они заглянуть внутрь, как Белый Дух закричала. Никогда прежде она не издавала такого пронзительного и страшного вопля. Это был не голос человека, но звук смертельной боли и ужаса. Подъехавшие дикари отшатнулись от неожиданности, решив, что в шалаше прячется Дух Сумасшествия. Они увидели качнувшуюся светлую копну волос, но приняли их за непонятное нечто. На раздавшийся крик поспешили остальные индейцы. Сгрудившись, они топтались перед входом в нерешительности. Белый Дух видела их блестящие глаза на лоснящихся от чёрной и красной краски лицах. Те двое, что изуродовали тело Одиночки, протолкнулись вперёд, вытирая руки о подолы своих боевых рубах, и решительно шагнули вперёд, держа дубины с каменными набалдашниками наготове.

Один из них засмеялся:

– Это всего лишь женщина!

Остальные смущённо загомонили. Ближайший дикарь грубо схватил её за локоть и выволок наружу. На голове его лежала волчья маска, к каждому уху которой было привязано по перу совы. Второй воин шагнул внутрь и вынес люльку с младенцем. Увидев ребёнка в мускулистых окровавленных руках, Мари почувствовала, как волна удушья подкатила к её горлу. Ей почудилось, что индеец сейчас свернёт шею её младенцу. Ничего другого она не ожидала от этих людей. И она закричала, сдавленно, сипло, закричала так, будто неведомая сила стиснула её грудь и живот, не позволяя издать ни звука. Вырвавшийся из её перекошенного рта голос был похож на змеиное шипение. Это прозвучало настолько ужасно, что индейцы вздрогнули и отшатнулись от светловолосой женщины.

Она затряслась, протянула руки к сыну, судорожно прижала младенца к себе…

В тот же миг что-то оборвалось у неё внутри. Белый Дух закрыла глаза, и окружавший её мир затянулся пеленой мрака.

Безлесая волнистая степь, запорошённая снегом, тянулась от горизонта до горизонта.

Десять всадников медленно двигались по равнине, вытянувшись цепочкой и кутаясь в тёплые бизоньи шкуры. Расчёсанные на пробор и сплетённые в длинные косы волосы падали на грудь воинов. Привязанные к круглым щитам и длинным копьям перья беспокойно трепетали на ветру. Позади вереницы шла лошадь с прицепленными к её спине жердями, нижние концы которых волочились по земле. Между жердями лежала на закреплённой бизоньей шкуре неподвижная Мари. Рядом с ней спал ребёнок. Иногда Мари пробуждалась, кормила сына грудью и снова впадала в беспамятство.

Шёл седьмой день после того, как она попала в руки Лакотов, а здоровье её не поправлялось. Ближе к закату солнца им навстречу внезапно выехал отряд человек в тридцать. Головы у всех были тщательно выбриты, и лишь маленькие чёрные хвостики волос свисали с затылков. Красные лучи солнца сверкали на бритых черепах. У некоторых к пучкам волос были привязаны чучела ястребов и орлиные хвосты. Странные бритоголовые воины были из племени Скири, Лакоты называли их Волками. Скири смотрели перед собой широко раскрытыми глазами. Чёрная краска, положенная на верхнюю часть их лиц, усиливала блеск глаз.

– Волки! – воскликнул один из Лакотов. – Будем биться?

– Плохой день, их слишком много, – сказал другой. – Я бы не стал драться.

– Теперь поздно отступать. Они слишком близко. Давайте встретим их лицом и покажем, на что способны Лакоты! – воскликнул третий, вскинув копьё.

Тем временем бритоголовые всадники развернулись широкой цепью и поскакали в сторону Лакотов. Столкновение казалось неминуемым. Уже были натянуты тугие луки, и стрелы дрожали на тетиве, готовые метнуться вперёд.

И тут случилось непонятное.

Двое из наступавших резко поменяли направление и замахали руками. Они принялись скакать вдоль линии своих соплеменников, что-то очень громко и взволнованно крича. Отряд Волков остановился. Сбившись в толпу, они обсуждали что-то рыкающими голосами, сопровождая речь активной жестикуляцией и показывая то и дело в сторону врагов, затем вдруг замолчали.

– Что-то случилось, – удивился передний Лакота, опустив боевую дубину.

– Это величайшее чудо, – произнёс, наконец, один из Волков, не поворачивая головы к соплеменникам.

– Да, – согласился другой, – никогда прежде Большая Звезда не являлся сразу стольким воинам…

Скири зачарованно смотрели в сторону Лакотов, чуть поверх голов врагов. В небе неподвижно высилась гигантская фигура мужчины. Его гладко выбритая голова лоснилась алой краской, на могучих плечах лежала прекрасно выделанная бизонья шкура, она опускалась к самому снегу прямо туда, где гарцевали растерянные Лакоты. Но они не видели великана и проезжали сквозь его бизонью накидку, словно её не существовало. Мягкие ноговицы гиганта были украшены длинными прядями густых чёрных волос и орлиными перьями. По всей голове великана лежали большие перья, похожие на пух, а на самом затылке, где торчал единственный пучок смолистых волос, виднелось большое перо орла. В руке призрачного гиганта покоилась тяжёлая палица с громадной волчьей челюстью на конце.

– Я пришёл показаться вам, дети. Мне кажется, что вы стали забывать о моём существовании и слишком заняты своими мелкими делами. Вот и сейчас вы рвались в бой. Но зачем? Неужели вы думаете, что сможете доказать что-либо своей победой в этой схватке? Нет, это пустое занятие. Я хочу, чтобы вы вспомнили о настоящем испытании, – произнес призрак-великан, изучая лица Скирей. – Я хочу получить от вас подношение! Вы знаете, о чём я говорю. Дайте мне женщину. Вот эту. Но не вздумайте биться за неё, получите её мирно! Подарки должны делаться от сердца. Нельзя завоёвывать то, что вы хотите потом дарить или жертвовать.

Скири медленным шагом стали приближаться к Лакотам, знаками показывая, что драться раздумали. Их взволнованные глаза смотрели на что-то позади врагов. Лакоты обернулись, следя за их руками, и увидели Мари. Она стояла возле волокуш, опираясь рукой на круп лошади. Заходящее солнце просветило её длинные распущенные волосы, превратив их в серебристый ореол.

Наступила глубокая тишина. Бритоголовые окружили Мари и с благоговением разглядывали её. Прошло несколько минут, прежде чем их вожак обратился к Лакотам и предложил раскурить трубку.

– Мы хотим эту женщину, – объясняли Скири знаками, – она нужна нам.

– Ладно, – согласились Лакоты. – У неё есть ребёнок.

– Нет, младенца мы не возьмём.

– Почему? – удивлялись Лакоты. – Вам нужна светловолосая женщина. Ребёнок тоже светловолосый. Он понравится вам.

– Нам не нужен этот ребёнок. Дух велел нам забрать только женщину.

Лакоты переглянулись:

– Зачем он нам? Что делать с ним? Как мы станем выкармливать его? До нашего стойбища ещё два дня пути…

– Нам нет дела до этого младенца. Прощайте, – сказали Скири. – Когда мы встретимся в следующий раз, мы обязательно сразимся.

– Ладно, – закивали Лакоты, – мы всегда готовы умереть в хорошей схватке.

Тридцать бритоголовых наездников скрылись за косогором. Они оставили своим врагам длинноствольное ружьё, два копья с привязанными к ним чучелами воронов и гусей, два круглых щита, кисет с табаком и две лошади. Взамен они получили светловолосую женщину и волокуши, чтобы везти её.

В момент расставания с сыном Мари была без сознания.

– Зачем Великий Дух дал нам этого ребёнка? – спросил недоумённо один из Лакотов.

– Там видно будет.

– Может, его следовало сразу убить? Может, надо сделать это теперь?

– Мы не знаем, что задумал Великий Дух, – возразил другой. – Если младенцу суждено умереть, он умрёт. Если он должен выжить, Великий Дух пошлёт ему такую возможность.

С того дня как Мари попала в руки бритоголовых дикарей из племени Скири, её состояние не менялось. Она не спала и не дремала, но казалась совершенно нечувствительной ко всему; её не волновал жуткий облик новых хозяев; она не различала вкус пищи, которой её регулярно кормили; она не обращала внимания на большое полукруглое земляное жилище, где её держали; она не помнила, как попала в селение Скирей и с каким напряжённым удивлением встретили её жители деревни.

Но однажды наступил перелом, и сознание Мари прояснилось в одно мгновение. Поднявшись на ноги, она осознала, что попала в незнакомое место, но не закричала, потому что все присутствовавшие улыбались ей. Жилище показалось Мари просто огромным по сравнению с палатками Черноногих, потолок поднимался над землёй на добрых пять метров. Сделан дом был не из кожи, натянутой на составленные конусом шесты, а из утрамбованной поверх шестов земли. Вдоль стен стояли по кругу деревянные лежанки, заваленные меховыми одеялами, и перед каждой такой кроватью в земле торчало по два шеста, на которых висела оленья кожа, служившая неким подобием занавески. Посреди помещения, как и в палатках Черноногих, располагался очаг, обложенный камнями, вокруг него валялось на утоптанной земле множество мягких шкур, служивших подстилками.

Внутри толпилось десятка два людей, часть из которых с радостными криками помчалась наружу, увидев, что Мари встала. Вскоре появился высокий мужчина с огромной погремушкой из тыквы. Он был в мягкой кожаной рубахе и укутан в бизонью шкуру ниже пояса. Приблизившись к Мари, он заглянул ей в лицо и тоже улыбнулся. Он что-то сказал, стараясь сделать свой хриплый голос мягче, и предложил знаками следовать за ним.

– Неужели это тоже индейцы? – спросила себя Мари, выйдя из огромной землянки.

Со всех сторон возвышались, припорошённые снегом, могучие насыпи-жилища, от которых тянулись продолговатые коридоры с квадратными входами. На покатых земляных крышах, с торчащими тут и там пучками вялой травы, сидели люди. Кто-то ещё только взбирался, чтобы устроиться поудобнее и поглядеть на Мари. Она шла в сопровождении мужчины, и он любезно показывал ей всё вокруг, неторопливо объясняя назначение каких-то предметов. В раскисшей зимней грязи виднелись плетёные корзины, обломки оленьих рогов, обглоданные кости, лошадиные и собачьи испражнения. Возле стен жилищ стояли прислонённые связки длинных шестов, заготовленные для волокуш.

Мужчина, провожавший Мари, носил имя Волчьего Человека и выполнял обязанности её проводника. Теперь, когда она пришла в сознание, ему предстояло ежедневно ходить с ней на прогулку, приводить её в дом главного служителя Большой Звезды, где сам шаман готовил ей угощения. Волчий Человек выдал Мари деревянную миску и ложку, вырезанную из бизоньего рога, и разъяснил знаками, что она должна носить их с собой и нигде не должна забывать.

– Я понимаю, – кивнула она в ответ. – Неужели вы не говорите на языке Черноногих? И по-французски не понимаете ни слова? Какая жалость. Мне бы очень хотелось объяснить вам, что вы такие милые. И у вас огромные дома, только грязные очень…

Много дней подряд Волчий Человек приводил Мари к шаману, где она неторопливо ела, после чего её окуривали душистым дымом и вели на прогулку. Она ни разу не видела танцев, и после шумной жизни Черноногих это казалось ей странным. Она не знала, что всему причиной было её присутствие в деревне Скирей.

Но однажды всё изменилось. Утром, когда мглистый воздух ещё не развеялся, снаружи послышались возбуждённые голоса. Поднявшись, Мари поспешила за людьми. Рядом с ней широкими шагами ступал Волчий Человек. Выйдя под светлеющее небо, индейцы остановились.

– Упирикучу, – довольным голосом произнёс Волчий Человек и повторил слово несколько раз подряд, показывая рукой на далёкую яркую звёздочку, – упирикучу…

В тот же день Мари услышала первые песни, вместе с ними началось её постоянное присутствие на всех церемониях, которые стали совершаться с невероятной частотой и регулярностью.

В тот день, когда Скири увидели яркую звезду над горизонтом, шаманы отвели Мари в свой дом и, не таясь её взгляда, разделись догола и покрыли себя с ног до головы алой краской. Весь день они пели и проходили сквозь дым, поднимавшийся от разложенных под ногами связок тлеющей травы. Остановились только к вечеру, чтобы отдохнуть и подкрепиться.

– Лучше бы вы не начинали своих песен, – пробормотала Мари, уставшая от долгой и непонятной церемонии, – не нужен мне ваш концерт…

Но тут шаманы подхватили её под руки, подвели к земляному алтарю и проворно сняли с Мари платье.

– Наконец-то! А я уж думала, что вы тут не знаете, что к чему…

Мари расслабилась, готовая опуститься на землю, когда шаманы принялись трогать её со всех сторон. Но их ум был занят вовсе не сладострастными мыслями, хотя, глядя на молодую женщину с зелёными глазами и пепельными волосами, редкий мужчина сумел бы подавить в себе огонь желания. Скири словно не замечали её чудесной наготы. Они тщательно обмазывали всё её тело жиром и красной краской, а Мари млела под их сильными руками и едва не падала от охватившей её неги.

Всю ночь напролёт индейцы разминали женское тело пальцами и довели Мари до полной невменяемости. Она мелко дрожала, готовая взорваться от каждого нового прикосновения. Ей чудилось, что все силы мира блаженства сконцентрировались у неё внутри, подступили к её коже, чтобы вылиться через поры. Тело гудело. Грудь и влагалище наполнились жидким пламенем. А шаманы не прекращали массировать её, умными руками притягивая к Мари лучи, пропитанные силой жизни. Под тёмными сводами земляного храма клубились мутные тени, то принимая форму шаров, то вытягиваясь длинными эллипсами.

Так прошла вся ночь. К утру молодая женщина не могла держаться на ногах и взирала на дальнейшие действия святых мужей совершенно отрешённо. Они продолжали петь и плясать. Несколько раз один из танцоров поднимал с земли длинный шест, один конец которого был опущен в костёр, и размахивал огнём перед Мари, не прерывая танца.

Сидя на своём месте, Белый Дух стала впадать в дремоту, и действительность смешалась со сном. Она видела, как дикари со всех сторон расковыривали стены дома, выдирая из него огромные ломти дёрна, чтобы устроиться получше и наблюдать за таинственной процедурой. Чьи-то руки накинули на Мари шкуру… На голове у неё появились стоящие торчком перья…

В круговороте песен, танцев, хождений сквозь дым и новых обмазываний краской прошёл третий день, наступил четвёртый. Иногда Мари видела, как по лицам шаманов текли слёзы, но не знала, было ли это на самом деле. Белый Дух спала на ходу.

Когда её вывели наружу, повсюду стояли люди – мужчины, женщины, дети, старики. У всех в руках были луки со стрелами. На запястьях своих рук Мари обнаружила кожаные ремешки. В двух шагах от неё двигались вприпрыжку четыре человека с привязанными к спинам чучелами сов. Кто-то ещё пританцовывал, размахивая огромной палицей. Шатаясь, она прошла между валунами землянок и увидела перед собой два вертикально установленных шеста, между которыми были закреплены четыре горизонтальных, и с них свисали какие-то шкуры. Земля под ними была белой, как снег, и слегка шевелилась. Мари так и не поняла, что это колыхался на ветру насыпанный ковром пух. Перед самым лицом возникла голова Волчьего Человека. Он, как всегда, ласково улыбался и что-то загадочно бормотал, указывая дорогу рукой.

– Да, да, конечно, я иду, но я очень устала и хочу спать, – невнятно проговорила она.

Волчий Человек показал руками, что нужно схватиться за верхний горизонтальный шест. Мари кивнула, протянула ладони, не достала, небосвод качнулся, накренились земляные дома… Мари тряхнула головой и выпрямилась. Накидка соскользнула с её алого лоснящегося тела. Холодный зимний воздух обхватил её отовсюду.