Текст книги "Белый Дух"

– А что, если организовать целенаправленное вживление личинок в ряды противника? – задумчиво произнёс Шахт. – Надо поразмыслить над этим вопросом…

У Марии похолодело в груди. Она осторожно положила вилку и с трудом дожевала кусок рыбы.

Больше всего в ту минуту она хотела увидеть лицо Шахта, но не осмелилась поднять глаза.

Сидевшие за столом оживились и принялись деловито обсуждать предложение Шахта.

«О чём они? Как можно даже думать об этом? – пульсировало в голове у Марии. – И все спокойны. Для них это – норма, обычная рабочая беседа, ни намёка на отвращение, ни малейшего колебания. Боже, откуда взялись эти люди? И я сижу с ними за одним столом!»

После обеда гости направились в чайный домик, находившийся в дальнем конце парка. Узкая дорожка позволяла идти только по двое. Впереди, с некоторым отрывом, шли два охранника, за ними двигался Шахт, беседуя с Рейтером, а за ними шагали остальные гости, также прикрываемые сзади охраной. По лужайкам носились две овчарки. Шахт изредка покрикивал на них, но собаки не обращали внимания на команды.

– Как здесь красиво! – произнесла Мария, когда они добрались до чайного домика. Неторопливая прогулка слегка развеяла её.

– Вам нравится? – Шахт обернулся к ней.

– Очень, – проговорила она и подумала: «Очень нравится, однако сердце сдавлено тоской. Неужели люди могут жить так мирно и с лёгкой совестью, когда знают, откуда и какими средствами достаётся им этот покой? А ведь они прекрасно знают, что происходит в стране. Я, дура, не понимала, но они-то осведомлены обо всём. Если знает Рейтер, то стоящие выше его знают ещё больше. Не понимаю, просто не понимаю, как я могла быть так слепа? Ведь слухи витают в воздухе давно: лагеря смерти, рабский труд, уничтожение людей в печах… Я же продолжала отмахиваться, зарывшись с головой в личные заботы. Пропала мама, и я потеряла голову. Я помчалась за помощью к Карлу, а он воспользовался моим горем, пригрел на своей груди, окружил заботой. А ведь исчезновение мамы – часть всеобщего ужаса…»

– Тогда вам стоит приезжать сюда почаще, фройляйн. – Шахт сладко улыбнулся. – Карл, почему вы прятали от меня вашего референта?

– Мария работает у меня совсем недавно.

– Если вы не имеете ничего против, фройляйн, я приглашаю вас сюда в следующее воскресенье.

Мария неопределённо качнула головой и машинально посмотрела вопросительно на Рейтера. Он сделал вид, что не заметил её взгляда. Ему не нравилось её подавленное настроение.

«Я поспешил, не следовало брать её сюда. Она не готова принять действительность. Я поторопился».

Чайный домик представлял собой два круглых помещения, окна были с мелким переплетом. Внутри горел камин, над которым висел большой портрет Гитлера.

– Самое уютное место в мире, – заверил Шахт и подошёл к Марии. – Если у вас будет желание провести тут ночь, то моя вилла к вашим услугам.

– Благодарю, герр Шахт. – Она отвела взгляд.

– После обеда здесь приятно вздремнуть, устроившись в кресле.

Гости уселись вокруг круглого стола.

– Карл, вы привезли ваши фильмы?

– Да. Коробки в моём автомобиле.

– Замечательно! – Шахт потёр руки, предвкушая удовольствие. – После отдыха мы пойдём в просмотровый зал. Друзья, вы даже не догадываетесь, что мы будем смотреть. А я уже наслышан об этих съёмках.

– Здесь очень мило, – повторила Мария, думая о чём-то своём.

– Да, – согласился хозяин, – и заметьте, что всё предельно просто. Никаких напоминаний о нашей работе. Никаких алтарей, никаких рунических надписей. Обычная человеческая жизнь. Хочется всё-таки иногда забыть о бесконечных поисках, раскопках, расшифровках текстов…

Некоторые из гостей прошли в соседнюю комнату.

– Кто желает чай, кофе или шоколад, – спохватился Шахт, – просите, вам сразу подадут. Торты, пирожные, печенье – всё берите сами…

Так, за чаепитием и спокойными разговорами, незаметно протекло часа два. Наконец хозяин поднялся.

– Что ж, думаю, мы набрались сил и можем вернуться в дом…

Все послушно последовали за Шахтом, но теперь он шагал быстрее, по-деловому, насупившись. Рейтер, как и прежде, шёл рядом.

– Значит, вы полагаете, Карл, что экранизированные ритуалы на самом деле могут служить нам источниками получения новой энергии?

– Убеждён, что достаточно один раз сделать качественную реконструкцию, чтобы с её помощью вызывать у зрителя нужные нам психические вибрации и аккумулировать их, чтобы в дальнейшем пользоваться накопленной энергией. Кинематограф, если им пользоваться умело, позволяет вырабатывать любую энергию.

– Посмотрим, что вы там наваяли… Кстати, почему вы до сих пор не показали этот материал?

– Мне показалось, что мало принести киноматериал с хорошей реконструкцией… Мы занимались совместно с отделом прикладных военных исследований методикой выявления интересующей нас энергии.

– Есть результаты?

– Вы же знаете, что оберфюрер Хейден любит тянуть резину.

– Я уже устроил ему взбучку за медлительность. И вот что я вам скажу, Карл: я всё больше склоняюсь к мысли отстранить Эрхарда от руководства Институтом.

– Кого же вы хотите поставить вместо Хейдена?

– Вас, мой друг. Не вижу лучшей кандидатуры.

– Благодарю за доверие.

– Не стройте из себя скромника, Карл. Уж вы-то понимаете, что никто лучше вас не справится с задачами Института. Будь у меня десяток таких, как вы, мы бы давно совершили прорыв космического масштаба!

– Боюсь, что в ближайшее время нас ждут только трудности, – нахмурился Рейтер.

– На что вы намекаете, старина?

– Вы слышали, что Борман инициировал преследование всех, кого можно было отнести к категории гипнотизёров, астрологов и им подобных?

– Нас это не касается, Карл. Борман – примитивный материалист. Он возглавляет НСДАП, но что он может противопоставить реальным силам оккультизма? – мрачно ухмыльнулся Шахт. – Гитлер позволит ему закручивать гайки лишь там, где это не касается серьёзных дел. Ведь, несмотря на всю истерию, устроенную партийным руководством, Борман не посмел замахнуться на таких оккультистов, как, скажем, Феликс Кестрнер, потому что к Феликсу ходят лечиться Гитлер и Гиммлер. Уверяю вас, Карл, нам не о чем тревожиться. Борман против нас – клоп, которого мы раздавим, как только он сунет голову дальше, чем ему разрешается. У него за спиной – только аппарат партии.

– Это не так мало в нынешних политических условиях.

– А у нас вся машина СС и сила «Анэнэрбе»! – Шахт покровительственно похлопал Рейтера по плечу.

Они вошли в дом, пересекли гостиную. В глаза Марии в первую очередь бросились огромные напольные часы с мрачным бронзовым орлом, раскрывшим острый клюв и расправившим могучие крылья. Над часами виднелось окошко, через которое проецировалось кино. Пока киномеханик заряжал проектор, гости расположились в мягких креслах с красной обивкой. У противоположной стены стоял величественный тёмно-коричневый комод с вмонтированными в него динамиками, а на нём – внушительных размеров бюст Рихарда Вагнера. На стенах висели в восхитительных рамах крупные полотна кисти Тициана, Паннини, Бордона. С потолка медленно опустился, закрыв собою комод, большой киноэкран. Тибетский монах застыл в дальнем углу комнаты.

– Можно начинать! – разрешил Шахт.

Погас свет, брызнули лучи света из кинопроектора, появилось чёрно-белое изображение.

Мария заворожённо смотрела на экран, где возле древних стен юкатанских храмов двигались люди, облачённые в пышные наряды индейцев. Они танцевали, исполняли какие-то песни, сходились вместе в плотную массу, собираясь вокруг большого квадратного камня, украшенного причудливыми изображениями. И вдруг кто-то положил на этот камень мёртвого ягуара. Появился жрец и, ловко взрезав кошке грудь, достал из неё сердце. Поначалу Мария думала, что это игровой фильм, но затем ей пришло в голову, что съёмки были документальными. Когда же на жертвенный камень швырнули живого человека и его крик ударил в уши Марии, она сжалась от ужаса, поняв, что сейчас на её глазах произойдёт убийство. Жрец поднял каменный нож и, размахнувшись, всадил его в грудину голому человеку.

Марию пронзил жгучий холод. В животе что-то свернулось в тугой узел. Голова закружилась. Но отвести взгляд Мария не смогла. Происходившее на экране не отпускало её.

«Как же так? Откуда? Каким образом им удалось заснять эти древнейшие ритуалы? Неужели где-то ещё можно встретить эти ужасы? Отдел регулярно снаряжает экспедиции во все концы света… Но церемонии, где убивают людей! Не может быть, чтобы это происходило на самом деле. Однако я вижу, что тут не фокус, а настоящая смерть, настоящие вырванные сердца…»

Дышать стало трудно. Мария скосила глаза на Рейтера и увидела, что он внимательно смотрит на неё.

«Следит за мной. Изучает мою реакцию… Разве я подопытная крыса? Ах, Карл! Как он может!»

Когда на экране стрелами убили привязанного к столбу индейца, Мария почувствовала подкатившую к горлу тошноту. Она осторожно поднялась и вышла из гостиной. Никто не обратил внимание на её исчезновение, кроме Рейтера. Полчаса спустя из гостиной донеслись дружные аплодисменты.

«Они в полном восторге. Им понравилось. Они не раз заводили разговор о выявлении энергии ритуалов… Боже, Карл ведь занимается реконструкцией древних церемоний. Неужели это всё – дело его рук? Неужели он убивает людей ради того, чтобы на киноплёнке всё было правдоподобно? Неужели…»

Она ткнулась лбом в стену и закрыла глаза.

– Мария! – Рейтер подошёл беззвучно, и от его голоса Мария вздрогнула.

Она не могла найти в себе сил посмотреть на него.

– Вам нехорошо? – спросил он мягко.

Она молча покачала головой.

– Это из-за увиденных сцен?

– Да, – процедила она.

– Вас испугал вид смерти?

– Меня испугало всё!

– Пойдёмте, вам надо немного выпить.

– Мне надо уехать отсюда. Уехать как можно скорее. У меня нет сил, ноги не держат, голова раскалывается.

– Это нервы. Но вы привыкнете.

– Привыкну? К чему, штандартенфюрер?

– Вы опять обращаетесь ко мне официально. Ещё утром вы называли меня по имени…

– Вы хотите, чтобы я привыкла к… убийствам ради того, чтобы маскарад выглядел правдоподобным? За кого вы принимаете меня?

– Мария, возьмите себя в руки! Немедленно!

– Оставьте меня. Я ухожу!

– Стойте! Отсюда нельзя уйти!.. Ладно, подождите меня несколько минут, поедем вместе.

– Я не хочу ехать с вами.

– Выбора у вас нет.

– Нет выбора?.. – Она закрыла лицо руками, пальцы тряслись, всё тело её содрогалось.

Рейтер коснулся её плеча:

– Мария, успокойтесь. Я сейчас…

Когда они сели в машину, Мария не произнесла ни единого слова. Она сидела с закрытыми глазами, прикусив губу и сжав кулаки с такой силой, что пальцы побелели. В давящей тишине они доехали до Берлина.

– Мы поедем ко мне, – сказал Рейтер.

– Нет, я хочу домой.

– Мы поедем ко мне, – повторил он, и снова воцарилось тягостное молчание.

Он оставил автомобиль возле подъезда и, взяв женщину за локоть, повёл за собой. Она не сопротивлялась, двигаясь будто в полусне.

– Проходите. – Он отпер дверь.

Мария повиновалась и зашла в прихожую. Рейтер снял с неё плащ.

– Идите в кабинет. Я принесу выпить.

Она опять пошла, ступая неуверенно, медленно.

В длинном кабинете стены были до потолка закрыты книжными полками с книгами на любой вкус, но преобладали философские и исторические трактаты, а также литература по оккультизму и истории магии. Перед окном стоял массивный письменный стол, а справа от входной двери большой диван, обтянутый чёрной кожей. В кабинете царила атмосфера библиотечного покоя и вместе с тем какой-то необъяснимой тяжести, словно теснившиеся на полках фолианты утомились нестерпимо держать в своих недрах богатство знаний, и дух усталости просачивался из них наружу, понемногу заполняя комнату и нагнетая напряжение.

Когда Рейтер вошёл с бутылкой коньяка, Мария стояла посреди комнаты, под самым плафоном. Свет ярко освещал её голубое платье, мягко завитые волосы блестели под лампой. Рейтер протянул полную рюмку:

– Пейте.

– Не хочу.

– Пейте! – В его голосе зазвучали незнакомые Марии ноты, и она испугалась.

Рейтер придвинулся вплотную и, как только она выпила коньяк, прижался ртом к её губам.

– Не надо, – пробормотала она, отталкивая его.

Он отступил на шаг и сделал глоток из своей рюмки.

– Обычно я не настаиваю, но сегодня со мной происходит нечто необъяснимое. Мне трудно себя контролировать, – сказал он, глядя на неё тяжёлым взором.

– О чём вы?

– О вас. Я хочу вас. Сегодня вы не можете отказать мне.

– Почему не могу? – В голове у неё закружилось. – Разве я обязана? Или вы считаете меня такой же бесправной рабой, как те люди, которых вы резали перед кинокамерой? Зачем вам это? Как вы могли? Неужели у вас в душе нет ничего человеческого?.. Как мне плохо! Как мне хочется умереть! Боже, помоги мне!

Она закрыла глаза и почувствовала у себя на плече его руку. От ладони исходил жар. От этого прикосновения Мария сразу ослабела. Её сердце сжалось от разом накатившего страха. Этот страх был сродни тому, который сдавил её во время таинственного появления Герды у неё на квартире, сродни кошмару, поглощающему крохотное человеческое существо перед внезапным появлением Необъяснимого.

Она попыталась отпихнуть Рейтера, но силы оставили её.

– Вы будете моей! – почти крикнул он.

Он знал, что власть его распространялась на Марию, когда он вторгался в её тело, поэтому он хотел как можно скорее овладеть этой женщиной. Но он боялся насилия, потому что оно могло нарушить магическую связь их жизней.

– Поддайтесь мне, – яростно зашептал он.

– Оставьте… Уйдите… Пустите…

Он повёл рукой вниз по её телу.

– Мария, вас напугал сегодняшний фильм. Но забудьте же о нём! Ничего не было! Вас влечёт моё тело, а меня притягивает ваше. Мы созданы друг для друга, чёрт возьми! Позвольте же мне загладить мою вину. Я хочу, чтобы вы забыли обо всём плохом…

Он вздёрнул вверх подол её платья, и Мария беззвучно заплакала.

«Откуда в нём эта сила? Сила властелина? Сила повелителя? И откуда появлялось во мне безволие при его прикосновении?»

Рейтер что-то умел, что-то знал, владел тайной, с помощью которой можно проникнуть в самую глубь души, чтобы затем вывернуть её наружу, оголить её нежнейшие струны и заставить их звенеть призывным гимном. Точно так подчинялось ему и тело Марии.

Она заплакала от отчаяния. Нижняя часть её тела готова была расплавиться. Неодолимая сладкая тяжесть заполнила бёдра и ноги. Рука Рейтера, как ящерица, проникла под кружевные штанишки, крепкие пальцы властно протолкнулись в тёплую мякоть и утонули внутри.

«Поздно, не смогу сопротивляться». Мария издала звук, похожий на завывание. Животный ужас парализованного зверька распирал изнутри. Руки Рейтера заливали её энергией желания.

– Карл, я должна сказать… Я видела одного из… Коллегии… Он приходил ко мне…

Рейтер остановился не сразу. В течение ещё нескольких секунд его пальцы двигались в женском лоне, накачивая его взрывной волной. Затем рука остановилась.

– Что? Кто приходил?

– Человек из Тайной Коллегии….

Рейтер медленно выпустил женщину. Цепляясь за его одежду, Мария обмякла и оползла вниз, как жидкая глина. Привалившись спиной к дивану, она смотрела снизу вверх на штандартенфюрера. Её нелепо раздвинутые ноги блестели белыми чулками на чуть согнутых коленях, вокруг которых растянулась розовая полоска грубо стянутых вниз трусов. Платье скомкалось, задранное выше бёдер.

– Что? Ещё раз! Кто приходил? – спросил Рейтер. – Почему ты думаешь, что он из Коллегии?

Рейтер внезапно перешёл на «ты», и Мария ощутила, как переполнявший её страх сделался ещё больше, заполнил всю комнату. Штандартенфюрер побледнел, и в бледности его угадывалось смешение растерянности и радости обезумевшего человека.

– Вчера ко мне домой приходил человек, – едва шевеля языком, проговорила она. – Он интересовался вами.

– Мной?

Мария осторожно потянула панталоны вверх, расправила платье, но всё ещё не могла подняться: ноги отказывались служить ей.

Рейтер склонился над ней.

– Кто он был? Каков собой? Рассказывай всё по порядку. С самого начала. Слово в слово.

– Герр Рейтер, прошу вас, дайте мне передохнуть..

– Чего он хотел, тот человек?

– Убить вас, штандартенфюрер, – послышался голос из коридора.

Рейтер резко повернулся. В двери кабинета стоял мужчина в длинном плаще и шляпе.

– Кто вы? – угрожающе спросил Рейтер. – Откуда вы взялись?

– Через окно спальни. Не удивляйтесь, я великолепно лазаю по стенам. Если вас интересует моё имя, то позволю себе представиться: Винсент Виллен Ван Хель и прочее, прочее, прочее.

Мария отступила в дальний угол комнаты, лоб её покрылся крупными каплями пота.

– Что ж, – медленно проговорил Рейтер, – появление ваше, признаюсь, неожиданно…

– Ерунда. Мне приходилось удивлять даже императоров… Мария, вам надо уйти. Мне бы не хотелось, чтобы подозрение пало на вас.

– И как же вы намерены убить меня? – скривился Рейтер. – Выстрелы обязательно донесутся до слуха соседей. Если же ножом, то я легко не дамся.

– Послушайте, Карл, а зачем вам сопротивляться? Разве вы не верите в переселение душ? Разве вы боитесь смерти? – Ван Хель шагнул вперёд.

Глаза штандартенфюрера беспокойно забегали.

– Ответьте мне, – продолжал Ван Хель. – Я был уверен, что вы искренне верите, поэтому и занимаетесь с таким энтузиазмом вашими исследованиями.

– Кто вы? Зачем задаёте эти вопросы?

– Я уже представился. Больше мне сказать нечего.

– Это вы приходили к ней? – Рейтер мотнул головой в сторону Марии. – Вы сказали, что имели отношение к Тайной Коллегии?

– Да.

Рейтер долго разглядывал Ван Хеля, затем сказал:

– Я вам верю. Знаю, что вы не лжёте. Но раз вы из них, то ответьте: зачем Коллегия хочет уничтожить меня? Я подобрался настолько близко к серьёзным знаниям?

– Коллегия и думать о вас не думает, – засмеялся Ван Хель. – Я действую по собственной инициативе. Это моё увлечение. Каждый человек чем-то увлекается. Я убиваю подонков.

– Мало ли подонков на свете. Я не худший из людей, но вы же пришли ко мне. Почему?

– Вы забрели на запретную территорию. Магия – не область для экспериментов. Вы опасны.

– Значит, всё-таки дело в магии…

Входная дверь за спиной Ван Хеля тихо отворилась. Увидев это, Рейтер сощурился.

– Осторожно! – крикнула Мария.

Ван Хель спокойно обернулся и увидел в прихожей Фридриха Клейста с двумя автоматчиками.

– Привет, Карл. – Клейст помахал зажатым в руке «парабеллумом». – Извини, что я без приглашения, но служба обязывает. Этот тип давно интересует меня. Сегодня днём мои люди доложили, что он наконец оказался в поле их зрения. Он долго запутывал следы, но всё-таки не оторвался от моих парней. Что ж, господин Ван Хель, вот мы и встретились.

– Сколько гостей, – улыбнулся Хель. – Но не мало ли вы притащили солдат, герр Клейст?

– Ещё несколько человек ждут у подъезда. Кстати, откуда вам известно моё имя? – удивился гестаповец.

– Я отличаюсь любознательностью, – беззаботно ответил Ван.

– В этом мы с вами похожи, – рыхлое лицо Фридриха хищно оскалилось. – Обожаю рыться в человеческих потрохах, докапываясь до истины. Думаю, что пришла пора нам с вами прогуляться в мой кабинет на Принц-Альбрехтштрассе. Здесь, у Карла, очень уютно, но у меня обстановка больше располагает к откровенным беседам.

Ван Хель пожал плечами:

– У меня другие планы…

О том, что произошло в следующую секунду, солдаты рассказывали потом с трудом, пытаясь осознать случившееся, но внятных показаний дать так и не смогли.

Ван Хель подпрыгнул, взлетев под потолок, словно был виртуознейшим цирковым гимнастом, сделал немыслимый кувырок, раздув полы плаща, как парус, и обрушился на Клейста в тот самый момент, когда «парабеллум» выстрелил. Пуля ударила в потолок, посыпалась штукатурка. Ван Хель в полёте успел выбить пистолет из рук гестаповца и мгновением позже кубарем прокатился через весь кабинет. Фридрих Клейст, схватившись за горло, стал медленно оседать. Солдаты вскинули автоматы и нажали на спусковые крючки. Рейтер схватил Марию и дёрнул её за собой, уклоняясь от вжикнувших пуль.

Загремевшие автоматные очереди полоснули по полу, хлестнули по стенам кабинета, следуя за вертевшимся, как неведомый волшебный комок, Ван Хелем. Упавшая на пол шляпа осатанело заплясала под градом свинца. У дальней стены Ван Хель стремительно распрямился и прыгнул вперёд, выламывая своим телом оконную раму, путаясь в плотном занавесе и громко звеня стеклом.

– Карл! – прохрипел Клейст и ткнулся лицом в пол, разбрызгивая вокруг себя кровь.

– Чёрт возьми! – заорал Рейтер, едва смолкли выстрелы. – Чёрт возьми! Ушёл!

– Мы на четвёртом этаже, штандартенфюрер! – напомнил, заикаясь, один из автоматчиков.

Рейтер кинулся к окну и выглянул наружу. Внизу ещё раздувался в полёте занавес, однако тела Ван Хеля не было. Рейтер зарычал, вертя головой, но отсутствие освещения на улице не позволило ничего разглядеть.

– Штандартенфюрер Клейст умер…

– Что? – Рейтер невидящим взором посмотрел на солдата. – Умер? Конечно! Чёрт возьми, вы видели эту прыть? Кто-нибудь может объяснить, как всё случилось?

Наконец он взял себя в руки и склонился над Клейстом. В горле гестаповца торчало длинное тонкое лезвие, похожее на стальное перо.

– Как он успел? Я даже не видел, чтобы он ударил его! – недоумевал Рейтер.

Он повернулся к смертельно бледной Марии.

– Значит, это он приходил к вам? – Карл указал на окно, из которого в комнату лился холодный воздух. – Значит, и впрямь посланец Тайной Коллегии… Что ж…

Утро выдалось тихим, если не считать не прекращавшейся всю ночь суеты, составления актов, справок, бесконечного пересказа необъяснимых событий.

«Что делать дальше? – Рейтер снова и снова задавал себе этот вопрос. – Как быть?»

Марию он отправил домой и потребовал, чтобы она никуда не отлучалась без его распоряжений, сам же уехал в Институт и до рассвета ходил по своему кабинету, как обезумевший волк. Когда рассвело, он решил встретиться с Марией и расспросить её подробно о том, что говорил ей Ван Хель при встрече.

«Да, надо всё разложить по полочкам. Если этот тип подобрался ко мне, то теперь уж не отстанет нипочём. Но прежде чем сдохнуть, я должен всё понять… Начались какие-то процессы, и мне просто необходимо разобраться в них… У меня нет сомнений в том, что Мария была Белым Духом и что я – Одиночка – забрал её себе. Нет сомнений и в том, что Мария была одной из Браннгхвен… Но между этими воплощениями пролегло много веков. Что было в остальное время? Почему меня так влечёт к ней? Что за кармический узел?.. А этот Ван Хель… Что-то до боли знакомое есть в его лице, дьявольски знакомое. Готов отдать голову на отсечение, что он тоже связан с моим далёким прошлым. Не случайно же он ведёт охоту на меня… Ах, как хочется всё понять, разобраться, расставить по своим местам. Нет ничего хуже, чем двигаться на ощупь… Что ж, надо ещё раз поговорить с Марией. Пусть снова и во всех подробностях изложит, что рассказывал ей этот Ван Хель… Чёрт, до чего ж он ловок! Просто дьявол, а не человек. Надо спешить. Пожалуй, мне отведено теперь не так много времени…»

Рейтер вышел из парадной двери, не обратив внимания на приветствие охраны, исподлобья оглядел пустынную улицу и сел в свой автомобиль. Машина плавно тронулась. Рейтер заставил себя сосредоточиться на дороге.

Едва свернув за угол, он услышал треск выстрелов и увидел, как лобовое стекло его «мерседеса» покрылось мелкими дырочками, вокруг них тут же расплылись мутные пятна, затем всё стекло покрылось сетью трещин и брызнуло ему в лицо осколками. Он не успел даже надавить на тормоз. Руки непроизвольно крутанули руль, автомобиль завалился на правый бок и опрокинулся. Рейтера тряхнуло, но он не почувствовал боли. В голове колотилось одно: «Кто? Опять он? Опять Ван Хель?» Рейтер никого не успел увидеть. Пытаясь выбраться из кабины, он тщетно старался перевернуться со спины на живот. Тело не слушалось его. По лицу текла кровь.

– У меня только одна просьба к вам, Карл, – услышал Рейтер голос над собой, – никогда больше не посвящайте себя магии.

Он поднял глаза и увидел в оконном проёме лицо Ван Хеля.

– Однажды вы рискнули изменить карму и выбрали жизнь монаха, но это было только раз. – Ван Хель говорил быстро, отрывисто. – Помните Тибет? Нет? Жаль… Затем вас снова потянуло к магии…

– Что… – Рейтер подавился хлынувшей из горла кровью.

– Прощайте, – добавил Ван Хель.

– Да, – хотел ответить Карл, но губы его остались неподвижны.

«Вот и всё. Как быстро порой решаются самые сложные дела. Меня терзали вопросы, а решилось всё запросто…»

Он заметил, что тело его всплыло из разбитого автомобиля, как невесомый надувной шарик из глубины тёмного водоёма. Он увидел убегающего прочь Ван Хеля с автоматом в руке. Ясно различил вспыхнувшую где-то внутри машины искру и полыхнувшее пламя на разлившейся лужице бензина. Несколькими секундами позже автомобиль запылал.

А Рейтер чувствовал, как сам он взмывает вверх.

«Всё… Началось…»

Он плавно поднимался выше и выше, погружаясь в непроглядный туман. Внизу оставались улицы и прямоугольные рисунки домов. Рейтер летел вверх и вперёд. Земля под ним завертелась, изображение смазывалось, превращаясь в сплошную полосу мелькающих чёрточек. Вскоре Рейтер понял, поднявшись ещё выше, что полоса вовсе не двигалась и что чёрточки были делениями на бесконечной измерительной шкале. Всматриваясь в них, он мог разглядеть сцены на каждом из таких делений, очень похожие на театральные подмостки, где разыгрывались действия прошлого и будущего. Повернувшись в пространстве и приняв иное положение, он сразу различил множество иных плоскостей, пересечённых такими же бесконечными линейками с нанесёнными на них делениями. И всюду на театральных сценах что-то происходило.

– Вот ты и здесь, – услышал он голос и увидел перед собой старика.

Рейтер не сразу узнал черты этого лица, но через пару мгновений он понял, что с ним разговаривал Цзонхава, тот самый тибетский монах, с которым только вчера они виделись на вилле Шахта. Правда, вчера монах не выглядел старцем. Почему-то от осознания того, что перед ним был Цзонхава, Карлу сделалось жутко, сердце забилось с такой частотой, что грудь готова была разорваться от напряжения.

«Какое сердце? – успел подумать Рейтер. – У меня ничего нет! Ни сердца, ни груди, ни вообще тела! Откуда же страх, если нет нервов? И почему вдруг меня охватил испуг?»

– Потому что ты не веришь во всё это, – ответил Цзонхава.

– Верю, учитель, верю! – закричал Рейтер.

– Мне ли не знать, что происходит в твоей душе? Ты не веришь ни во что. Ты никогда не верил, даже когда служил в моём храме, я уж не говорю о других твоих жизнях. Ты всегда лишь играл. Но есть вещи, в которые играть нельзя!

– Учитель, я клянусь тебе…

– Помнишь ли ты, с какой энергией ты бился за право провести в жизнь исполнение бриттского пророчества о Браннгхвен?

Перед глазами Рейтера тут же возникла красивая женщина, в которой он безошибочно узнал сразу и Герду, и Марию, хотя их лица не были похожи друг на друга, но глубинные черты личности лучисто проступали сквозь видимый глазами женский облик.

– Помнишь ли ты, с каким удовольствием ты убивал их мужчин?

– Так было велено пророчеством, учитель.

– Ты можешь лгать людям, но зачем лгать мне и себе? – Старик остался безучастным, и только теперь Рейтер заметил, что Цзонхава не шевелил губами, его лицо оставалось неподвижным, но Карл отчётливо различал каждое слово. – Пророчество требовало определённых обстоятельств зачатия, но в нём не было ни слова о необходимости убивать мужчин, совершивших насилие над обеими Браннгхвен.

– Их следовало наказать! Они надругались над прекраснейшими из женщин!

– Надругательство было задумано как испытание. И тебе известно об этом. Младшая Браннгхвен сумела даже полюбить того римлянина. Ты хорошо помнишь Гая? Помнишь, с каким наслаждением ты отрезал ему язык? Ты был счастлив утолить пылавшую в твоём сердце ревность. Ведь ты до старости мечтал познать тела обеих Браннгхвен.

– Нет, учитель, я был друидом и донёс обет целомудрия до смерти.

– Только внешне, только формально. Ты всегда забывал о сути… Вот и в этот раз ты обеими руками уцепился за внешнюю форму магии. Зачем тебе понадобились все эти реконструкции? Глупо… Ты никогда не отличался большим умом. Но ты умел служить, поэтому я взял тебя к себе. Но ты за одну короткую жизнь в Тибете пресытился монашеским опытом. Тебя манила игра, активное участие, руководящая роль! Глупец!

– Учитель…

– Все твои беды начались в тот день, когда ты, много веков назад, был приглашён на совет друидов и тебе показали будущее. Ты увидел лицо Браннгхвен и страстно возжелал её всем своим существом. Только поэтому ты решил встать на путь служения и взяться за воспитание той женщины, а затем и её дочери. Ты ревностно охранял их от всего мира, считая себя единственным властителем их судеб. Поэтому ты убивал мужчин, познавших Браннгхвен.

– Но я исполнил пророчество!

– Разве дело в этом? Что такое пророчество? Просто слова. Люди превращают слова в быль, наполняют их конкретным содержанием с помощью своих поступков. А твои поступки всегда были окрашены обычной животной страстью… Да, твоя страсть затаилась в тебе надолго. Все последующие жизни ты снова и снова гнался за Браннгхвен, особенно за младшей, в каком бы облике она ни рождалась, где бы ни жила. Мне жаль, что мой ученик не справился с поставленной перед ним задачей… Что ж, иди. Больше мне нечего сказать тебе.

– Учитель, дай мне шанс исправить мои ошибки.

– Никто не отнимает его у тебя. Просто ты исчерпал лимит моих подсказок, и отныне ты не можешь считаться моим учеником. Дальше ты пойдёшь сам.

– Ты гонишь меня?

– Нет. Ты же знаешь, что здесь никто никого не гонит и не наказывает. Просто в следующий раз тебе придётся выбрать такой путь, который одолеть будет в тысячу раз труднее…

– Я готов выбрать даже сумасшествие, лишь бы ты не обошёл меня своим вниманием. Не уходи…

– Сумасшествие? Ты наметил себе трудный путь.

– Уже наметил?

– Уже, – сказал Цзонхава.

– Что ж… Я готов…

– Это означает, что у тебя за всю жизнь не будет ни единого шанса понять, кто ты есть в действительности. Прошлое и будущее смешаются в сплошной дурной сон. Плотную материю ты не отличишь от газообразной. Признаки ненависти поменяются в твоём сердце местами с признаками любви…

– Но затем мы ведь увидимся снова?

– Только когда дойдёшь до конца. Только когда вспомнишь себя. Дом скорби – худшее из мест для этого, тяжелейшее, безнадёжнейшее…

– Я справлюсь, учитель. И тогда я вернусь в наш дом…

– Тибет никогда больше не станет твоим домом. Ты слишком далеко забрёл…