Текст книги "Наперегонки со смертью"

А дело было так.

Когда прозвенел звонок и студенты начали вываливать из аудитории, спеша кто в буфет, а кто покурить, Банда подошел поближе к открытым дверям, наблюдая за своей подопечной. Алина сидела за столом, не собираясь, видимо, покидать помещение, и читала конспект. К ней подошел какой-то парень и, нагнувшись, сказал на ухо что-то такое, от чего девушка вспыхнула и вскочила, гневно сверкая глазами. Парень захохотал и попытался взять Алину за подбородок, но она резко и с отвращением оттолкнула его руку.

Раздумывать Банде было некогда, и он быстро шагнул в аудиторию. Подходя, он услышал обрывок разговора:

– Ты, цыпочка, хоть понимаешь, с кем связалась?

– Отлично понимаю, хоть и ни с кем не связывалась. Просто я вижу перед собой подонка.

– Попридержи язык, краля, пока я тебе его не откусил, ясно? Ты, сука, еще прощения будешь...

– Простите, – Банда встал между ними, заслонив грудью девушку. – Я не помешал вашему разговору?

– А ты кто такой? Вали отсюда! – парень был невыносимо груб и попытался отстранить Банду, толкая в плечо. Он еще не знал, что это опасно и необдуманно.

– Я советую вам успокоиться и идти по своим делам. Вам, я вижу, не о чем больше говорить с Алиной, – с этими словами Банда железной хваткой перехватил его руку у запястья, слегка заламывая ее в кисти, но говорил в это время совершенно спокойно, не повышая голоса.

Это-то спокойствие как раз и взбесило Гошу, – а парнем, с которым разговаривала Алина, был именно он, – больше всего:

– А ну пойдем выйдем, поговорим, раз ты такой смелый!

Однокурсники Алины уже с любопытством оглядывались на эту сцену, не понимая, что происходит и кто этот чужой парень, не побоявшийся встать против известного своими связями с уголовниками Гоши. Банда заметил, как их стычка стала превращаться в какое-то зрелище, и, стараясь разрядить ситуацию, с радостью согласился:

– Конечно, пойдем в коридор. Здесь слишком много народу, и мы мешаем им готовиться к лекции.

Он повернулся и пошел к выходу. Гоша сделал за ним пару шагов, но то ли уверенность Банды лишила его мужества, то ли, оценив квадратную спину соперника, он понял, что не имеет никаких шансов, но вдруг местный авторитет остановился и крикнул выходящему из аудитории Сашке:

– Вали-вали отсюда, козел!

Банда вздрогнул, но, сдержавшись, обернулся совершенно спокойно и, глядя в глаза этому заморышу, ледяным тоном произнес:

– Послушайтесь моего совета, молодой человек.

Я вам рекомендую более никогда не оказываться ближе, чем на два метра, от Алины. Это вам мой настоятельный совет.

– Кто ты такой, чтобы мне указывать?!

– Какая разница?

– Ты – труп, понял?

– Очень страшно!

– Козел.

– Вы запомнили мой совет?

– А иди ты...

– Наверное, запомнили, – с этими словами Банда вышел из аудитории и встал в коридоре у окна, не выпуская из поля зрения стол Алины.

Гоша, потоптавшись несколько секунд на месте, с гордым видом победителя прошел на свое место, ни на секунду не задержавшись тем не менее возле стола Алины...

Когда после занятий Банда вез девушку в библиотеку, она вдруг заговорила с ним не совсем так, как раньше, лишь с легкой насмешкой:

– Что ж вы, такой крутой, а подонку этому морду не набили? Может, струсили?

– В этом не было необходимости.

– Как не было? Ведь он вас последними словами обзывал и унижал на глазах всего курса! – девушка, конечно, старалась досадить Банде, но в голосе ее он тем не менее почувствовал и нотки искреннего удивления спокойствием телохранителя.

Только поэтому Банда и посчитал нужным ей ответить:

– "Объекту" моей охраны ничего не угрожало. А сам я был на службе и не имел права ввязываться в любые нештатные ситуации, не связанные с несением дежурства.

– Гм, – хмыкнула девушка, неопределенно покачав головой. – А если бы он попытался ударить меня?

– Для этого я и был рядом.

– Однако нервы у вас – железные... – протянула она. – Ну ладно. А как вас, кстати, зовут?

– Александр.

– Что ж, Александр, как бы то ни было, я нам благодарна. Мне совершенно не хотелось спорить с этим придурком.

Банда почувствовал, как вдруг сильнее забилось его сердце, взволнованное неожиданной благодарностью девушки. Эх, знала бы она, на что он ради нее готов пойти!

Но Алина сразу же постаралась испортить настроение своего телохранителя, задорно провозгласив:

– А вообще-то вы мне помешали. Если бы не вы, я бы ему как врезала с разворота...

– Теперь я буду делать это за рас, – спокойно охладил ее пыл Банда, прибавляя скорость...

* * *

С некоторых пор Алина стала вдруг замечать, что почти каждый вечер, засыпая, почему-то вспоминает об этом телохранителе, об Александре. Ей было приятно вновь переживать какие-то мелкие эпизоды прошедшего дня, в которых он так или иначе принимал участие, или думать о том, что придет завтрашнее утро и ровно в семь ноль-ноль он будет сидеть на кухне, попивая приготовленный мамой кофе и ожидая, когда встанет наконец она, «объект». Она находила, что ей нравится, как ладно сидит на нем костюм или как мощно вздуваются под рукавами ковбойки его бицепсы. Ей импонировала его аккуратность, пунктуальность и то, что он всегда тщательно выбрит. Она вообще считала его с некоторых пор неплохим парнем и с нетерпением ожидала дня именно его дежурства, но... Но почему он на нее смотрит только как на бездушный дурацкий «объект»?!

Странный парень. Такой спокойный, невозмутимый. Но сколько энергии в нем чувствуется, сколько мощи и обузданной страсти Он, судя по всему, многое пережил, и глаза его стали совсем холодными, колючими, но какая добрая, какая нежная у него улыбка!..

Как он корректен, как он подчеркнуто вежлив и предупредителен! Неужели всему этому учат в их школе телохранителей? Неужели это все – лишь служебная маска?..

Интересно, а что он пережил? Кем был до того, как стал моим телохранителем? Наверное, он был бы неплохим собеседником и мог бы порассказать много чего интересного. Но он такой молчаливый!

А потом однажды он пришел к ней во сне. И надо же было присниться такой глупости – он целовал ее, носил на руках, нежно и одновременно крепко прижимал к себе, гладил по спине, по волосам... В ту ночь Алина испытала какое-то совершенно необыкновенное чувство полета и невесомости и, проснувшись поутру, выбежала на кухню, бессознательно мечтая увидеть его. Но за столом, лениво размешивая сахар в чашечке, восседал Анатолий, и девушка чуть не чертыхнулась в полный голос от разочарования. Весь день был непоправимо испорчен...

* * *

Странная девушка!

Такая красивая, милая, обаятельная, жизнерадостная и в то же время такая холодная, жестокая...

У нее нет парня, по крайней мере за все это время ни разу во время моего дежурства она не отправлялась на свидание, но в то же время она такая общительная, у нее столько знакомых на факультете, и чувствуется, что ее там любят...

Она такая разговорчивая с подругами, может проболтать полчаса по телефону, но из нее лишнего слова не выжмешь для меня, только "здравствуйте", "спасибо", "до свидания"...

Как шикарно и со вкусом она одевается, но чувствуется, что одежда, всякие эти тряпки, обувь, косметика для нее совсем не главное. Единственный раз мы были вместе в ГУМе, и покупки она сделала буквально за сорок минут, успев накупить три огромные сумки всякой всячины...

Иногда я хочу взять ее на руки и унести на край света. И держать на руках целую вечность, собственным телом защищая от всех бурь и невзгод жизни. А иногда, когда она, выйдя поутру на кухню, взглянет на меня, как на предмет мебели, как на неодушевленную табуретку, и коротко бросит свое всегдашнее "здрасьте!" – в такие мгновения я почему-то готов ее задушить собственными руками...

Банда уже привык, что каждую ночь он проводил во сне с Алиной. Она всегда снилась ему в снах ужасах: холодная и жестокая, она издевалась и смеялась над ним, уходя с другими и махая ему ручкой на прощание. Во сне она всегда была такой же недоступной, как и в жизни, и Сашка никак не мог заставить свое сознание "включить" другой сон, более счастливый и радостный.

"Все, хватит! Надо решать – или я хочу свихнуться, или надо просить шефа перевести меня на другое задание. Сил моих больше нет!" – думал Банда, вскочив в шесть утра по звонку будильника и яростно скребя бритвой по отросшей за сутки щетине, собираясь на очередное дежурство. В это утро Банда твердо постановил, что сегодняшний день обязан стать решающим, обязан расставить наконец все точки над i...

* * *

– Спасибо, Александр, за удачное дежурство. До свидания! – она уже готова была захлопнуть перед его носом дверь квартиры, но Сашка вдруг заговорил:

– Алина, подождите!

Целый день искал он подходящий повод для этого разговора. И целый день ему не везло.

Утром, в машине, по дороге в университет? Но она была такая серьезная и сосредоточенная, у нее намечался какой-то там зачет, поэтому Сашка так и не решился заговорить, вмешаться в ее раздумья.

После занятий, по дороге в библиотеку? Но она посадила в машину двоих подруг, и всю дорогу девушки тараторили без умолку. Да и что это за серьезный разговор бы у них получился в присутствии совершенно посторонних лиц?

В библиотеке? Было бы вообще глупо и непростительно отвлекать Алину от работы, когда до защиты диплома остается всего ничего и каждая минута дорога.

Наконец по дороге домой? Но девушка ехала молча и выглядела крайне усталой. Она забралась на заднее сиденье "паджеро" и, откинувшись на подголовник и облокотившись на подлокотники, закрыв глаза, тихо дремала, измотанная напряженным днем. Заговорить с ней в такой ситуации Сашка счел себя не вправе.

И вот только теперь, когда дверь почти захлопнулась у него перед носом, он вдруг опомнился и в отчаянии чуть не возопил:

– Алина, подождите!

– Что такое?

– Алина, простите мне мою наглость, но ведь завтра среда?

– А что такое? – девушка смотрела на Банду широко открытыми от удивления глазами: впервые ее телохранитель с ней толком заговорил, к тому же она совершенно не понимала, к чему он клонит. – Вы, может, хотите взять выходной?

– У меня и так завтра выходной...

– Ах, да, я забыла! – с чуть заметным раздражением бросила Алина и нетерпеливо двинула плечиком. – Так в чем же дело? Чем вам не нравится среда?

– Наоборот, очень нравится. В среду в вашей библиотеке выходной, и я подумал...

– Что же вы подумали? – Алина ничего не понимала, и ее удивление с каждой минутой возрастало.

– Я подумал, у вас будет свободный вечер... А я как раз выходной... Словом, разрешите мне вас пригласить завтра куда-нибудь... В какой-нибудь клуб или ресторан... Давайте вместе поужинаем. Я отпущу Анатолия, и мы с вами...

– Александр, зачем вам сверхурочные? Вам что, за это платят? – она не могла больнее ударить его.

Она даже понимала это, но черт, который вдруг вселился в нее, требовал крови и жертв. И поэтому Алина добивала своего телохранителя, презрительно и жестко выговаривая ему:

– Может, вам нужно увеличить жалованье? Тогда обращайтесь к своему шефу, а не ко мне или к моему папочке, который за каким-то чертом вас обоих нанял. Далее. Я ваш "объект", а не объект ваших мечтаний, а потому старайтесь держать себя в руках. И наконец, с чего вы взяли, что мне будет приятнее провести вечер в каком-то кабаке с вами, чем с Анатолием дома спокойно поработать?..

– Извините, Алина, я сказал глупость! – Банда готов был стереть сам себя с лица земли. Он покраснел до корней волос и не знал, куда девать глаза от этого испепеляющего взгляда разгневанной, как ему казалось, девушки. Боже, какой он идиот!

Неужели он не мог предвидеть такой реакции раньше?!

– Еще какую! До свидания.

– Прощайте! – и парень быстро побежал по лестнице вниз, на выход, не дожидаясь даже, по обыкновению, когда девушка плотно закроет за собой дверь квартиры.

"Что значит "прощайте"? Навсегда, что ли?.. Боже, дура, что же я наделала!" – Алина чуть не расплакалась, глядя вслед убегающему Банде, и вошла в квартиру только тогда, когда хлопнула внизу входная дверь и дико взвыла во дворе "мицубиси", с пробуксовкой рванув прочь от ее дома.

* * *

– Валентин Кириллович, разрешите? – Ванда постучал в кабинет шефа, выбрав наконец минутку, когда тот остался один.

– Саша? Заходи, заходи, конечно! – шеф даже не пытался скрыть, что явно удивлен появлением Банды. – Что-нибудь случилось? Может, какие-то недоразумения по оплате за бензин или за машину?

Ты говори, не стесняйся!

– Валентин Кириллович, я хотел вас попросить... – Банда замялся, вдруг сообразив, что не знает, с чего начать, как проще и в то же время не слишком откровенно объяснить шефу истинную причину своего неожиданного визита.

Директор "Валекса" был старый и опытный оперативник, он сразу понял, что Сашке нужен толчок, повод начать разговор, а потому постарался побыстрее успокоить парня. Он кивнул на кресло у стола, подвинул пачку "Мальборо".

– Да ты садись, чего стоишь! Закуривай... Так что там, говоришь, у тебя стряслось?

– Пока ничего, но может стрястись. Может что-нибудь случиться с моим клиентом...

– С вашим клиентом? Вы ведь с Анатолием вдвоем работаете?

– Да, конечно, Валентин Кириллович. Я имею в виду, что я уже не способен нести как следует службу по охране нашего "объекта". А потому прошу заменить меня на этой работе. Я готов пойти на любую другую работу, хоть в самый захудалый кабак вышибалой...

– А что, она красивая девушка? – Валентин Кириллович использовал старый проверенный ход следователя: резко задав вопрос о самой сути проблемы, можно было на девяносто процентов быть уверенным в совершенно искреннем ответе, и лишь в десяти случаях из ста опрашиваемый успевал среагировать должным образом, не выдавая себя.

Сашка совершенно не ожидал подвоха, а потому клюнул сразу.

– Да, очень, – выдохнул он.

– Ты чувствуешь, что влюбился?

– Кажется, да...

– А она – нет?

– Да на кой черт я ей сдался, Валентин Кириллович! Она такая!.. Вы бы видели!

– И ты чувствуешь, что больше не можешь находиться рядом с ней?

– Не могу.

– И тем более не можешь ее охранять, оставаясь холодным и безучастным к своему "объекту" как к человеку... – Валентин Кириллович уже не спрашивал, а лишь констатировал факт.

– Да.

– Ну что ж. Жаль, что ты попался в ее сети. Ты отлично подходил для этой работы, в других телохранителях я не был бы так уверен... Самое, Сашка, хреновое дело – это когда красивых девчонок нужно охранять. Хлопцы забывают о работе, увлекаются... А мне ведь нужна именно работа, нам ведь клиенты именно за это деньги платят! Да и престиж фирмы потерять легче всего, а вот заработать...

– Я понимаю...

– Да... Ну ладно, попался так попался. В вышибалы тебе идти, братец, незачем, это работа не для твоих способностей. Ты останешься в телохранителях, я тебе подыщу просто другой "объект", – Валентин Кириллович на мгновение умолк, а когда снова заговорил, голос его стал мягким и в нем действенно слышались просительные нотки:

– Саша, я тебя только об одном попрошу: сегодня среда, остались четверг и суббота. Отдежурь эти два дня! Соберись, ладно? Я ведь не могу так сразу замену тебе найти! Хорошо, Саша? А в понедельник – на новый "объект" пойдешь, договорились?

– Я попробую... – уверенности в голосе Банды не было никакой, но шеф уже ухватился за его согласие и постарался побыстрее свернуть разговор:

– Ну вот и отлично. Вот и ладненько. Иди, Саша, и не беспокойся – с понедельника ты ее больше не увидишь!

* * *

Сердце Алины чуть не выпрыгнуло из груди от счастья, когда она увидела утром на кухне Банду.

"Эх, дурашка! А еще "прощай навсегда!" Какой же ты глупый, ничего не понимаешь!"

Она чуть не взлохматила его волосы, но вовремя отдернула руку и с испугом взглянула на него, опасаясь, как бы он не заметил ее невольной слабости.

Но Банда даже не посмотрел в ее сторону. Он молча читал "Комсомолку", прихлебывая неизменный кофе, приготовленный мамой Алины. Вот уже пять минут силился он разобраться, что же написано в этой несчастной заметке из двух предложений, но смысл прочитанного никак не мог дойти до него, Не глядя на Алину, он кожей чувствовал ее присутствие, тепло ее тела, аромат ее духов.

Девушка крутанулась на кухне, приготавливая себе бутерброд, и, схватив чашечку кофе, снова исчезла с своей комнате, чтобы привести себя в порядок, и только тогда Банда смог перевести дух и сообразить, что "Комсомолка" сообщала о падении курса рубля на Московской межбанковской валютной бирже на целых десять пунктов.

"Тьфу, черт! Совсем голову потерял! Как я сегодня дежурить буду, не представляю!.."

В машине по дороге на занятия она украдкой рассматривала его, и ей вдруг показалось, что за эти сутки вокруг его серьезных глаз прибавилось горьких морщин, а губы сжаты особенно плотно и жестко.

– Саша, можно, я радио включу?

"Саша! Господи, чего она надо мной издевается?" – Банда от удивления чуть не выпустил руль: так она его еще никогда не называла. Но ответил сухо и строго, чуть разжав губы:

– Да.

"Да". Чурбан железный! Бестолочь солдафонская!" – Алина испытывала страстное желание впиться ему в волосы, потрясти его глупую голову, чтоб он очнулся, увидел, как она на него смотрит.

Чтобы он догадался наконец, что она еле дождалась сегодняшнего утра – утра его дежурства...

Целый день они вели себя так, будто были двумя поссорившимися школьниками: они подчеркнуто игнорировали присутствие друг друга, не перебрасываясь ни малейшим словом, ни мимолетнейшим взглядом. Они злились и дулись, как им казалось, друг на друга, хотя каждый из них готов был сам себя укусить за локоть...

День прошел просто ужасно. Алина чуть не завалила очередной зачет, а Банда чуть не протоптал в подошвах туфель дырки, своими огромными шагами меряя коридор под дверью ее аудитории.

Когда часов в шесть вечера они наконец отъезжали от университета и Банда привычно повернул к библиотеке, Алина неожиданно произнесла:

– Домой!..

Они вошли в квартиру, и Сашка привычно повернул на кухню, на свое обычное место, но день этот выдался все же каким-то странным, и Алина тихо произнесла:

– Александр, а хотите, я вам покажу свою комнату?

– Хочу, – это говорил не Сашка, говорил кто-то другой. Ведь Сашка злился и ненавидел эту жестокую девчонку, а голос его звучал почему-то мягко и нежно.

– Пойдемте! – это говорила не Алина, говорил кто-то другой, ведь Алина ненавидела и презирала этого бестолкового парня, а голос ее звучал ласково и мягко.

– Родители уехали на дачу, вернутся только в понедельник. Так что вы не стесняйтесь, проходите. Я вам сварю кофе, приготовлю ужин.

Она вела его по коридору, и Сашка вдруг почувствовал, что ноги плохо слушаются его, предательски подгибаясь в коленях...

Они вошли в ее комнату, Алина прикрыла дверь.

Они повернулись друг к другу и... Они сами не поняли, как оказались в объятиях друг друга.

Девушка прижималась к нему страстно и доверчиво, так, как это было в ее сне.

Он взял ее на руки и прижал к себе крепко и нежно, так, как ему хотелось, чтобы было в его сне.

Он взял ее на руки так легко, как это было в ее сне.

Она прижалась к нему ласково и беззащитно, так, как ему хотелось, чтобы было в его сне.

Но это был не сон. Они ласкали и целовали друг друга. Они так и не сказали ни слова, но глаза их говорили все. Темные загадочные глаза Алины были сейчас еще более темными, страстными, горящими. Холодные голубые глаза Александра светились необычайной нежностью и теплотой, преображая лицо парня.

Он покрывал поцелуями ее щеки, губы, волосы, шею. Он расстегивал пуговицы на ее блузке, и она с готовностью помогала ему, ощущая на своей груди потрясающе горячие, сладкие и страстные поцелуи.

Она потянула его галстук, сняла с него пиджак и, наткнувшись на наплечную кобуру с пистолетом и специальный тонкий внешне незаметный бронежилет под рубашкой, попыталась справиться с тугой застежкой, но попытка не удалась, и девушка мягко отстранила Банду от себя:

– Сними эту амуницию, Саша!

– Я люблю тебя, Алина! Я до умопомрачения тебя люблю! Я просто не могу прожить без тебя ни единого дня! – он шептал это страстно и искренне, вкладывая в этот шепот всю измученную душу.

– Милый, я люблю тебя! Ты каждую ночь приходишь ко мне! Я не могу дождаться дня твоего дежурства, чтобы снова увидеть тебя! – она задыхалась в горячем шепоте, пытаясь излить в нем все томление, все мучение безнадежно влюбленного девичьего сердца...

Когда он осторожно лег на нее, они застонали оба. Потом она не переставала стонать. Она всем телом прижималась к нему и, чтобы лучше ощутить его, согнула ноги в коленях. Ей хотелось плотнее прижаться к нему, а он, боясь испугать, обидеть, борясь с неимоверным желанием, старался казаться как можно легче, невесомее. Она ощущала жар мужской страсти всем своим существом. И кожа парня казалась ей приятной. И запах его был приятен ей. Она дотрагивалась ладонями до его спины, гладила его лицо, грудь, шею, ласково перебирала волосы на его затылке. И все время повторяла: "Милый! Любимый! Родной!"

А он ласкал все ее тело, нежно покрывая его поцелуями, и в конце концов девушка так опьянела от этих волшебных ласк, что открылась для его поцелуев вся, смело и доверчиво. Она почти бредила от удовольствия в океане нежности, который выплеснулся на нее.

А потом она захватила его губы в свои и задержала их там, слегка укусив, и в ее темных глазах он вдруг явственно прочитал, что ей хотелось большего. Она была готова к боли, а боль ее оказалась так близка к удовольствию, что стон этой боли походил на стон сладострастия. Она вскрикнула и не оттолкнула его, а как бы открылась навстречу, еще теснее прильнув к нему. Он застыл в ней, не двигаясь, испуганный тем, что сделал ей больно, но вдруг совсем ясно ощутил, что она просто неимоверно счастлива.

Он начал двигаться, и она ожила. Она на мгновение сжала бедра, приподняв их, и вдруг расслабилась, стала совсем покорной, все больше и больше открываясь навстречу ему. А потом тоже пришла в движение – ее вдруг подхватили совсем неведомые для нее волны, закачали ее, закачали их обоих, лаская и сводя с ума своей нежностью.

Он заметил, как волна наслаждения начала расти в ней, вздыматься, подхватывать ее, и она была этим ощущением искренне напугана. Это было похоже чем-то на тот ее необычный сон, в котором главным действующим лицом оказался именно он, но на этот раз, наяву, все это было в тысячу и даже в миллион раз сильней и чудеснее.

Она застонала, сначала как раненое животное, потом как животное бешеное. С ее губ срывались какие-то бессвязные слова, слова рождались из стона и продолжали его. А потом слова эти стали уже не словами, а криком, криком наслаждения и страсти: "Еще! Еще! Еще!.."

А потом они лежали без сил, мокрые, разгоряченные, и у них не было ни малейшего желания отрываться друг от друга, чтобы отдохнуть, открыть глаза или вообще пошевелиться. Они стали чем-то одним, неразрывным.

Наверное, в таких случаях говорят, Что половинки, разбросанные Господом по всей земле, соединились. Они соединились и срослись, сбились в общий комок, слились в общее тело, и не существовало более, казалось, силы, которая смогла бы разлучить их, лишить друг друга. Это было так же невозможно, как лишить небо солнца, атмосферу – кислорода, а человека – любви.

Они познали друг друга. Они нашли друг друга.

Они были счастливы друг с другом.

Они были судьбой один другого...

* * *

На следующее утро Банда ворвался к шефу, даже не обратив внимания на секретаршу, что-то прокричавшую насчет важного звонка и большой занятости Валентина Кирилловича.

– Валентин Кириллович, пожалуйста, отмените все распоряжения насчет смены "объектов" охраны!

Отмените все, о чем я просил вас позавчера! – выпалил с порога Банда, бешено вращая глазами и взволнованно раздувая ноздри.

– Эй, ты что?

– Я вас прошу!

– А ну попей воды! – шеф достал из холодильника бутылку "Кока-колы" и бросил в руки Банды. – Успокойся и рассказывай все толком и по порядку.

Банда действительно с благодарностью хлебнул "Кока-колы" и, переведя дух, уселся в кресло напротив шефа.

– Говори, что случилось?

– Валентин Кириллович, просто отпала необходимость переводить меня на другой "объект". Нет, даже не так! Меня ни в коем случае нельзя переводить на другой "объект"...

– Она ответила тебе взаимностью?

– Мы не можем жить друг без друга...

– Ох, какие слова!

– Валентин Кириллович!

– Да ладно тебе, я же не со зла. Банда, черт, ты хоть понимаешь, что делаешь?

– Да. Я клянусь, что не позволю даже волосинке упасть с ее головы. Я готов умереть в любую секунду, если это потребуется для обеспечения ее безопасности...

– Знаешь что, Банда, ты сам можешь помирать действительно хоть в любую секунду, в которую только это втемяшится тебе в глупую голову! А я отвечаю за безопасность нашего клиента, на которого оформлен неплохой в финансовом отношении контракт сроком на год и с большими перспективами на продление! И я не могу рисковать репутацией своей фирмы ни под каким предлогом! Ты это понимаешь, телохранитель чертов?!

– Да. Я не подведу.

– Банда, да ты пойми...

– Шеф!

– Бондарович...

– Валентин Кириллович!

– Ax! – шеф вскочил и нервно зашагал по комнате. – Твою мать, в какое положение ты меня ставишь!

Банда тоже поднялся и твердо посмотрел своему боссу в глаза.

– Валентин Кириллович, вы же меня знаете. Я вас еще ни разу не подводил.

– Слава Богу!

– И не подведу!

Шеф глубоко вздохнул и остановился против Бондаровича, положив ему руку на плечо.

– Вот что. Банда. Был бы на твоем месте другой... Да не перебивай ты в конце-то концов! Был бы на твоем месте другой – ни за что не разрешил бы путать личную жизнь с делом. Но ты ведь действительно лучший, и я тебе почему-то верю.

– Спасибо, Валентин Кириллович!

– Только, Сашка, смотри!

– Вален...

– Я сказал, слушай меня! И не перебивай! – шеф от ярости даже ногой притопнул, ткнув кулаком Бондаровичу под нос. – Так вот, смотри! Еще полгода ты обязан будешь охранять эту девушку. И если хоть что-нибудь будет не так, ты вылетишь с работы в ту же секунду. И я найду способ отомстить тебе так, что ты запомнишь меня на всю свою оставшуюся жизнь, понял, Бондарович?

– Спасибо, шеф! – глаза Банды сияли, будто два самых чистых бриллианта, полнясь любовью и счастьем.

И Валентин Кириллович не выдержал, усмехнулся, по-отечески потрепав парня по щеке...

* * *

"Слежка, привет!

Держись, брат, за стенку, а еще лучше – сядь на стул, прежде чем будешь читать дальше. Иначе можешь упасть.

Я влюбился.

Я влюбился, как щенок, как школьник... Нет, не так. Я влюбился, как мужик, многое повидавший и познавший и который влюбляется вдруг в первый и последний раз в своей жизни влюбляется до потери памяти и пульса. Влюбляется до умопомрачения. Который готов отдать все самое дорогое в этой жизни за свою любовь, потому как нет в этой жизни ничего дороже, чем она.

Ее зовут Алиной. Красивое имя, правда?

Эта та самая генеральская дочка, помнишь, моя клиентка?

Да-да, это она «занудливая, злая, раздражительная» и т.д. и т.п. И это она самая нежная, самая неповторимая, самая красивая.

Она, боюсь поверить, тоже любит меня, Олег!

Я самый счастливый Человек в мире. Это точно.

Я очень хочу показать тебе ее, но у меня нет даже фотографии. Я просто вижу ее каждый день, и уже порядком, по-моему, надоел своему напарнику, Анатолию, который никак не может понять, что за страсть к внеурочной работе вдруг обуяла меня и какого черта в дни его дежурства мы охраняем ее вдвоем. А может, он все понимает, но молчит. Тогда пусть уж лучше молчит дальше, а то не дай Бог узнает про все шеф – крутых разборок не миновать.

Если хочешь – приезжай к нам хоть сейчас. Если не можешь – подожди три месяца, и в июле, как раз после того, как она получит диплом, я уйду в отпуск, и мы приедем к тебе вдвоем.

Ты нас примешь, ведь правда?

Олег, сейчас у меня совсем нет времени, мы договорились встретиться через полчаса у библиотеки, поэтому письмо пока заканчиваю, потом напишу тебе еще. Хорошо?

Прости за сумбур и бестолковость.

Я просто, видимо, сошел с ума.

Пока!

Твой Банда".

* * *

Очень скоро отношения Алины и Банды стали предметом самых жестоких конфликтов.

Первым взъелся Анатолий.

Когда однажды вечером, после занятий в библиотеке, Алина объявила ему, что ей назначено свидание и поэтому домой они пока не едут, бывший боец "Альфы" удивился, но невозмутимо промолчал. Когда девушка попросила отвезти ее в ресторан "Арлекино", Анатолий чертыхнулся про себя за выбор столь неспокойного, с точки зрения телохранителя, места для свидания, но вновь удержался от соблазна вслух комментировать решения "объекта".

Он ничего не заподозрил даже тогда, когда узрел за одним из столиков заведения Банду, горячо приветствовавшего их появление в зале ресторана. Толик лишь слабо помахал ему в ответ, и тут же глаза бывшего альфовца от изумления полезли на лоб: Алина решительно направилась к столику именно Сашки, радостно и нежно улыбаясь.

– Так это у вас свидание здесь? – только и смог вымолвить дежурный телохранитель, переводя удивленный взгляд с "объекта" на напарника и обратно на "объект".

– Да, а что? – решительная интонация Алины не позволяла сомневаться в естественности всего; происходящего.

– Да ты садись, Анатолий, расслабься. Сегодня наш "объект" будет под усиленной охраной, – Банда улыбался широко и совершенно счастливо, и Толик почувствовал неудержимое желание съездить по этой беспечной и самодовольной морде.

– Я – на работе, – сухо ответил он, подчеркнуто внимательно обводя глазами зал.

А когда ситуация повторилась и во время следующего дежурства, и еще через сутки, и опять, Анатолий не выдержал и, усадив после ужина в "Арлекино" Алину в "БМВ", плотно закрыл за ней дверь, придержав Банду за рукав.

– Подожди садиться, мне с тобой поговорить надо.

– Ты о чем?

– Банда, я тебя, конечно, понимаю, и ты, прошу, не обижайся...

– Ну?

– Мальчики, о чем вы там шепчетесь? – выглянула из окна, опустив стекло, Алина.

– Сейчас, Алина Владимировна, нам нужно обсудить кое-какие профессиональные проблемы. Вы нас извините, – Анатолий мило улыбнулся девушке и увлек Банду в сторонку, стараясь говорить тише, так, чтобы девушка не смогла их услышать:

– Банда, хорош ерундой заниматься.

– В смысле?

– Что за отношения у тебя с "объектом"?

– Хорошие. Ты к чему клонишь, не понимаю? Говори, Толя, прямо, черт возьми!

– А я и говорю... Ладно, сегодня, когда я вынужден охранять вас двоих – Бог с вами. Мне, знаешь ли, до фонаря, с кем встречается подопечная. Мое дело маленькое и привычное – поглядываю себе по сторонам и в ус не дую...

– Так чего ты нервничаешь?

– По двум причинам. Первая: ты мне мешаешь. Ты усложняешь мою работу. Как мой коллега и напарник ты должен в конце-то концов меня понять. Я же с Алиной торчу не по своей прихоти...