Текст книги "Слепой для президента"

Глава 12

Глеб Сиверов рассмотрел билеты, лишь очутившись в фойе театра, и настроение у него улучшилось. Третий уровень балкона, первый рад. С такого места можно осмотреть практически весь театр, если только Иванов не окажется на балконе повыше или в ложе бенуара прямо под ним. Сиверов прикинул, каковы шансы такого расклада, и утешился: шансов не более, чем один к тридцати.

Он сдал свое пальто в гардероб и на вопрос, не нужен ли ему бинокль, улыбнулся гардеробщице:

– Спасибо, у меня свой, – и показал ей мягкий, потертый футляр с искусно переделанным театральным биноклем.

– Вы, наверное, заядлый театрал?

– Почему?

– Во-первых, только заядлые театралы приходят со своими биноклями, а во-вторых, футляр очень потертый, значит, он часто уходит из дома.

– К сожалению, вы немного ошиблись. Я и рад был бы ходить в театр почаще, но дела… Этот бинокль принадлежал еще моему отцу.

– Да, то-то я вижу, лицо мне ваше не очень знакомо. Хотя, кажется, когда-то видела. Всех, кто ходит к нам постоянно, запоминаю. Жаль только, сейчас многие из тех, кто ходил на все премьеры, не могут уже позволить себе купить билеты.

– Конечно, жизнь тяжелая, – сказал Глеб дежурную фразу, хотя по его костюму, шляпе и пальто о тяжести сегодняшней жизни судить было трудно.

Глеб вспомнил об обещании подарить дежурному администратору коробку конфет.

«Ничего, подождет до антракта. А мне нужно осмотреться».

Перед входом в зрительный зал Глеб купил программку и либретто оперы. Он сделал это абсолютно машинально, ведь сегодня спектакль его, можно сказать, совершенно не интересовал. Да и содержание оперы он знал наизусть, как, впрочем, и большинство ее музыкальных тем.

Он занял свое место, положил программку и либретто на сиденье рядом – как-никак ему принадлежало целых два кресла, – бинокль пристроил на обитом красным бархатом парапете. Музыканты еще только усаживались в оркестровой яме, откуда то и дело раздавались резкие трели, скрипение смычков по струнам.

Занавес плотно прикрывал сцену, и пока прибегать к помощи бинокля было бы неосмотрительно. Глеб также не рисковал вплотную придвигаться к парапету. Он осматривал зрительный зал незаметно, скользя ленивым взглядом по рядам. Все ложи были еще пусты.

«Нет, не станет он сидеть в партере, а тем более, на балконе. У него на морде написано, что в оперу ходить ему противопоказано, и вся его интеллигентность – это бородка и очки в тонкой оправе, которые прикрывают лживые и жадные глаза».

Постепенно наполнялись и ложи. Глеб внимательно следил за публикой.

«Скорее всего, – рассуждал он, – Иванов приехал сюда что-то передать или наоборот – получить, а может, назначил встречу с человеком, о которой не должен знать никто».

Возня и бессистемное музицирование в оркестровой яме прекратились.

Прозвучал последний звонок, и свет в зале начал медленно гаснуть. Теперь Глеб Сиверов со спокойной душой мог позволить себе взять бинокль и сделать вид, что смотрит на задвинутый занавес, будто не знает, что, пока звучит увертюра, он не разойдется, не откроет декорации.

Одна из лож в бенуаре, бывшая до этого пустой, на какое-то мгновение осветилась слабым светом. Колыхнулась бархатная штора, из-за нее показались Семен Георгиевич Иванов и его секретарша.

«Чудесное место – театр, – подумал Глеб. – Место, в котором бинокль не только не демаскирует тебя, а наоборот, позволяет, ко всем прочим удобствам, прикрыть лицо».

Он покрутил колесико, поворачивавшее призмы, уводя оптическую ось влево от сцены. Сектор обзора стал меньше, справа возникли темные полосы. Но зато Глеб уже мог рассмотреть даже отдельные волоски в редкой бороде Иванова.

«Ну что ж, я ничего не теряю, – думал Сиверов, – оперу ходят не смотреть, а слушать. Смотреть придется на эту гнусную рожу, хотя временами можно остановить взгляд и на лице секретарши. Все-таки удивительно: женщина молода, красива, но не пробуждает во мне никаких сексуальных чувств. Ну хоть бы на капельку прибавилось желания! Наверное, правы те, кто утверждает, что не мужчина идет к женщине, а та манит его к себе».

Семен Георгиевич нервным движением забросил в рот жвачку и задвигал челюстями.

«Нервничает, ждет. Ладно, и я немного с тобой понервничаю».

Зато женщина оставалась спокойной, и никаких чувств не отражалось на ее неподвижном, словно фарфоровом, лице, покрытом толстым слоем косметики.

Уже кончилась увертюра. Раздвинулся занавес, огнедышащий бутафорский дракон выпускал из пасти клубы дыма, а рыцарь размахивал сверкающим мечом.

«Будет обидно, если я не узнаю об Иванове ничего нового и в то же время ни разу не взгляну на сцену. Нервы у него ни к черту».

Прошло около четверти часа после начала спектакля. Глеб уже терял терпение. Впрочем, Иванов нервничал куда больше, чем он. Семен Георгиевич то сцеплял пальцы, то расцеплял их, нервно тер щеку. Хотя его и Глеба разделяло порядочное расстояние, Сиверову казалось, он слышит потрескивание жестких волос бороды Иванова.

Вдруг Семен Георгиевич резко обернулся, наверное, заслышав какое-то движение за шторой. Секретарша поднялась и встала возле выхода, готовая в любой момент вступиться за своего хозяина. Все случилось так быстро, что Глеб даже не успел рассмотреть лицо входившего в ложу человека. Он видел, как мужчины обменялись рукопожатиями и устроились за низким мраморным столиком в углу ложи – там, где тень надежно прикрывала их от посторонних глаз. И если бы не феноменальная способность Сиверова видеть при слабом освещении, он бы не разглядел того, что происходило за столиком.

Пришелец сидел к нему спиной, и Сиверову приходилось довольствоваться лишь созерцанием его коротко стриженного затылка и крепкой мускулистой шеи.

Теперь, боясь пропустить самую маленькую деталь секретного разговора, Глеб весь превратился во внимание.

Он не отрываясь, не моргая смотрел на Иванова, следил за малейшим движением его губ. Несмотря на то, что мужчины разговаривали шепотом, он угадывал некоторые слова, фразы, произнесенные Ивановым, по движению его губ.

Но собеседник наркодельца – что было делать с ним? Он сидел спиной к залу, а значит, и к Сиверову.

– Вы принесли? – спросил Семен Георгиевич и затем назвал пришедшего по имени-отчеству.

Но как именно, Глеб не сумел разобрать. То ли Аркадий Болеславович, то ли еще как-то. Даже по поводу «Аркадия» Сиверов не был уверен полностью.

Две глубокие складки на стриженом затылке собеседника Иванова исчезли. Он утвердительно кивнул, запустил руку в карман пиджака и, вытащив оттуда плоский конверт, положил его на стол.

Конверт пролежал на столе какие-то доли секунды.

Иванов завладел им. По его лицу нетрудно было догадаться, что он страшно разочарован. По-видимому, пачка денег оказалась менее увесистой, чем он рассчитывал.

Но Глебу пришлось удивиться, когда Семен Георгиевич ловко, двумя пальцами вытащил из конверта одну из купюр. Никогда прежде Сиверову не доводилось видеть настоящие пятисотдолларовые банкноты, которые имеют хождение только на территории США.

Мгновенно улыбка появилась на пересохших от волнения губах Иванова. Он тут же задвинул банкноту.

– Отлично! А то вы меня напугали, – с облегчением произнес Семен Георгиевич, и конверт исчез в глубоком нагрудном кармане его пиджака.

Мужчина, сидевший напротив лжеитальянца, что-то сказал, скорее всего, требовал или просил. Это можно было понять даже без слов: когда человек дает деньги, он хочет получить что-то взамен, если только услуга не оказана заранее.

Но вряд ли. Семен Георгиевич не из тех, кто делает что-то без предоплаты. Как говорится, утром деньги – вечером стулья.

И это сразу подтвердилось.

– У меня с собой нет, – прочел по влажным, только что облизанным, губам Иванова Сиверов.

«Когда?» – скорее всего, спросил незнакомец. А может, «Где?»

Тут Семен Георгиевич подался вперед и, прикрывая рот рукой, что-то ответил.

«Черт!» – чуть не выругался вслух Сиверов, понимая, что пропустил самое важное.

Мужчина недовольно покрутил головой, но, наверное, выбора у него не было.

Он подал Семену Георгиевичу руку и быстро покинул театральную ложу.

Сиверов заспешил к выходу. Женщина, сидевшая за дверью балкона, перед столиком с пачкой программок, с удивлением проводила взглядом странного человека, который мчался, преодолевая лестничные пролеты в два прыжка, будто за ним гнались бешеные собаки.

– Простите, – Глеб отстранил билетершу и выскочил на крыльцо.

Но было уже поздно. Человек, с которым встречался Иванов, успел уже уйти или уехать.

Как его теперь отыскать?

Злой на себя за то, что опоздал, Глеб вернулся в театр. В зал он больше не пошел. В буфете купил коробку конфет и обратился к гардеробщице:

– Дежурный администратор сейчас у себя?

Женщина кивнула.

– Передайте ей, пожалуйста, эту коробку и скажите, что я ей сейчас позвоню.

– А как вас назвать?

– Скажите, это тот, кто обещал ей сделать сегодня подарок.

– А почему вы не хотите зайти к ней сами? – хитро улыбнулась гардеробщица.

– Стесняюсь, – рассмеялся Глеб.

Пожилая женщина добродушно погрозила ему пальцем, тоже улыбаясь.

– У Тани, между прочим, муж есть.

– По телефону изменить невозможно, – бросил Глеб и спустился в гардероб.

В пальто и шляпе Глеб вновь почувствовал себя ужасно глупо. В такой одежде ни бежать, ни идти толком невозможно. Да и в машину не сядешь, в полах запутаешься.

Сиверов дошел до ближайшего телефона-автомата, бросил жетон, набрал номер. Вновь ему ответил голос, который он уже слышал сегодня.

– Таня?

– Да. А кто спрашивает?

Даже не глядя на Глеба, по одному звучанию его голоса можно было догадаться: на губах его играет улыбка.

– Вы конфеты уже попробовали?

– А, так это вы?

– Конечно, я, – не стал называть себя по имени Сиверов.

– Нет, еще не пробовала, стоят передо мной на столе. Выглядят красиво.

– Как видите, в оперу я все-таки попал.

– Надеюсь, не из зрительного зала вы сейчас мне звоните?

– Нет, что вы! Я всегда оставляю свой радиотелефон дома, когда иду в театр. Просто «Лоэнгрина» я слушал, наверное, раз двадцать и вышел сейчас на улицу. А если что и забуду, вы мне напомните, чем кончилось.

Глеб слышал, как зашуршала обертка, которую женщина снимала с коробки конфет одной рукой.

– Да… – Ну как? По-моему, это лучшие конфеты, какие можно было приобрести в вашем театре.

Женщина замолчала, потому что проглатывала плохо разжеванную конфету.

– Они с ликером и очень вкусные.

– Не спорю.

Судя по всему, она была не прочь, чтобы Сиверов зашел прямо к ней, но в планы Глеба это не входило.

Лучше всего побеседовать по телефону, чтобы никто не видел его лица. И потом, если зайдет разговор о том, кто же интересовался ложей, в которой сидит Иванов со своей телохранительницей, Сиверова никто не смог бы припомнить.

– Мне нужно узнать одну маленькую тайну, – вкрадчивым голосом проговорил Глеб.

Женщина хмыкнула:

– А вы интриган, однако.

– Это разрешение задать вопрос?

– Я догадываюсь, о чем вы собираетесь спросить.

– Не правильно вы догадываетесь.

– Откуда вам знать?

– Я знаю очень мало, но достаточно, чтобы сообразить, на что мне можно рассчитывать.

– Интересно… – Нет, то, что вы замужем, я уже знаю. Меня интересует другая сторона вашей чудесной и такой соблазнительной жизни – работа. Подскажите, кем закуплена ложа, – Сиверов мысленно отсчитал ложу, вспомнив зрительный зал, – четвертая в бенуаре. Если стоять спиной к сцене, то она окажется слева.

Голос женщины, находящейся на службе, сразу, несмотря на конфеты, сделался куда более прохладным.

– Таких сведений мы не даем.

– Конечно, я понимаю, за ложу заплачены большие деньги, и клиент вправе сохранить свое имя в тайне. Но у нас с вами отношения почти дружеские, и, в конце концов, я не делаю официального запроса.

– Нет, я не могу.

– Честно?

– Даже при всем моем желании. Даже если вы пригласите меня на ужин в дорогой ресторан.

– Тогда поступим по-другому, – засмеялся Сиверов. – Я вам опишу портрет одного моего знакомого, а вы скажете, он это или нет. И служебную этику не нарушите, и мне поможете. Не преступление же мы замышляем.

– Что ж, давайте.

– Это коренастый, сильный человек с короткой стрижкой, бычьей шеей, куда более похожий на уголовника, чем на честного коммерсанта. И на правой руке у него тюремная татуировка, которую он обычно старается прикрыть манжетой рубашки.

– Вы знаете, похоже. Но таких людей в Москве много, вы можете и ошибиться.

– Обычно он приезжает с шофером и охраной на двух джипах «чероки».

– Мне нечего вам возразить.

– Вот видите! – засмеялся Глеб. – Вы даже не сказали ни да, ни нет, а ответ я уже знаю.

– В этом я вам не помогала.

– Но все равно, спасибо.

Женщина не спешила вешать трубку. Ей казалось, еще немного, и Сиверов назначит свидание.

Но он только вторично поблагодарил:

– Спасибо. Как-нибудь в другой раз, когда окажусь в опере, пришлю вам еще коробку конфет. Но на этот раз спешить не буду, объеду город на машине и выберу самые лучшие конфеты, какие только можно достать в столице.

Глеб повесил трубку и прислонился спиной к стене кабинки. То, что он узнал, почти ничего не добавило к его прежним догадкам. Просто они нашли подтверждение.

«Да, – подумал Сиверов, – ложа принадлежит бандиту, с которым Семен Георгиевич вел переговоры в своем гостиничном номере и который встречал наркобарона в аэропорту. Иванов всего лишь использовал эту ложу для нужной ему встречи. И вряд ли бандит даже подозревает об этом. Однако, приближается время действовать. Деньги за какой-то товар или услугу Иванов получил, а оказать ее не спешит. Лучше всего прервать дело в самом разгаре, когда в него будет замешано максимальное количество людей. Обратный отсчет времени пошел».

Сиверов сел в машину и поехал к гостинице «Космос». Стоило немного вздремнуть и подготовиться к завтрашнему дню.

Приехав в «Космос», Глеб принял душ, распаковал сумки. На это у него ушло немного времени – ровно столько, сколько потребовалось Иванову, чтобы вернуться из театра. Глеб вновь уселся в мягкое кресло, надел на голову наушники и стал вслушиваться в звуки, которыми отзывалась жизнь соседнего номера.

Иванов не спешил ложиться спать. Ближе к полуночи в его номере зазвонил телефон. Сообщение оказалось чрезвычайно коротким:

– Машину мы подадим в половине первого.

– Хорошо, меня это устроит.

Вот и весь разговор.

Вскоре звуки почти затихли, и можно было слышать лишь похрапывание Иванова. Женщина-телохранитель оставалась в номере, но спала на другой кровати, в этом Глеб был уверен.

Сиверов вышел из гостиницы уже во втором часу ночи и спустился в подземный переход, ведущий к ротонде метро. И хотя прохожих было мало, Глеб никак не мог подкараулить момент, когда переход останется совсем пустынным.

Лишь только один человек уходил, как появлялся другой.

Сиверову пришлось прохаживаться вдоль облицованной кафелем стены, делая вид, что он кого-то поджидает. Сумка уже успела оттянуть плечо, и Глеб поставил ее на пол напротив деревянной двери, ведущей к электрораспределительному щитку и вентилям обогревательных труб.

И вот наконец, через минут двадцать ожидания, Сиверов остался в подземном переходе один. Надолго ли, Глеб не знал и сам. Он вытащил связку отмычек, легко, за несколько секунд, открыл несложный замок, вошел в тесное подсобное помещение и прикрыл за собой дверь.

Теперь ему было все равно, ходит кто-нибудь снаружи или нет – он мог преспокойно делать свое дело.

Сиверов снял шикарное пальто, которое ему успело опротиветь, снял очень аккуратно, так как боялся испачкать его в побелке. Запаковал пальто в полиэтиленовый пакет, туда же легла и широкополая шляпа. Пакет он спрятал за рядом водопроводных труб, наверх поставил дорогие, идеально вычищенные ботинки с расслабленными, но завязанными по полному параду шнурками – так, чтобы обуться можно было быстро, и только после этого распахнул металлическую дверцу электротехнического шкафа.

Штук двенадцать предохранителей, пакетные выключатели, корявые, неграмотные надписи, понятные только делавшему их электрику. Глеб чуть приоткрыл дверь и повернул выключатель-пакетник. С третьей попытки он отыскал те два выключателя, которые его интересовали. С их помощью он вырубил свет во всем подземном переходе. Один из выключателей обесточивал правый ряд ламп, второй – левый. Еще оставалась дежурная трубка, которую Глеб просто запомнил, чтобы обезвредить ее на обратной дороге.

Из спортивной сумки он достал плоскогубцы с изолированными ручками и вынул из щитка предохранитель. Взамен вставил свой, взятый на мансарде. Внешне он ничем, не отличался, но только внешне. Начинка у него была совсем иная. Так же Глеб поступил и со вторым предохранителем.

Теперь оставалось совсем немного – проверить, действует ли дистанционное управление. В руках у Сиверова оказался небольшой пульт. Глеб нажал одну из кнопок – левый ряд ламп погас, нажал другую – лампы вновь вспыхнули. Затем погас и загорелся правый ряд ламп. Радиоуправляемые выключатели действовали исправно, «Ну что ж, все отлично, – усмехнулся Сиверов, – завтра это мне ой как пригодится!»

Он поглубже заткнул пакет с пальто и шляпой за трубы – так, чтобы и пакет, и ботинки невозможно было заметить, если кому-нибудь вздумается с утра или ночью заглянуть в подсобное помещение.

Погода стояла такая неопределенная, что наряд Глеба не казался экзотическим. Можно было ходить в плаще, в пальто, в костюме. Проходя под дежурной лампой освещения, Сиверов ударил по ней зонтиком. Брызнули осколки стекла.

Уже поднимаясь по лестнице, Сиверов еще раз проверил исправность дистанционного управления – нужно было знать наверняка, сработает ли оно на большом расстоянии. Подземный переход провалился в кромешную темноту и вновь осветился. Не горела лишь разбитая лампа дежурного освещения.

В гостинице Глеб на всякий случай прокрутил пленку, вставленную в музыкальный центр, но ничего интересовавшего его в номере Иванова не произошло.

Единственным сильным звуком, записанным магнитофоном, был шум воды в унитазе. Глеб лег спать, переключив звук на динамики. Теперь можно не волноваться. Лишь только Иванов проснется, динамики тут же возвестят об этом.

«Лучший будильник, какой только можно придумать в моей ситуации».

Еще утром Сиверов запаковал все свои вещи и, вызвав коридорного, распорядился доставить багаж в камеру хранения Белорусского вокзала. Он оставил себе только микрофон, установленный в люке, и подключил его к миниатюрному диктофону – чтобы не пропустить какое-нибудь изменение в планах своего противника.

За час до времени, когда Семену Георгиевичу обещали подать машину, Сиверов вышел из своего номера в довольно странном наряде. Вышел не сразу, а лишь после того как убедился, что коридор пуст, затем моментально закрыл дверь и быстро зашагал по направлению к лестнице. Глеб был одет в мешковатый комбинезон с маловразумительной нашивкой на рукаве, на голове – синяя бейсбольная кепка с далеко выступающим козырьком, в руках ремонтная сумка, бухта проводов. Его глаза были прикрыты очками с толстыми пластмассовыми стеклами – диоптрий никаких, зато выглядел Сиверов так, словно ему удалили хрусталики.

В таких огромных гостиницах, как «Космос», весь обслуживающий персонал запомнить в лицо невозможно. Одни люди приходят, другие уходят, меняются смены.

Мало ли кто заказывал ремонтника с довольно странным набором инструментов – гаечные ключи, телефонные провода. То ли водопроводчик, то ли электрик, а может, и телефонист. Если уж он попал внутрь гостиницы, значит, так и нужно – решил бы каждый, кто его увидел.

Первым делом Сиверов спустился в холл первого этажа.

Именно здесь он и предполагал убрать Иванова.

Выйти из гостиницы, миновав этот холл, было невозможно. Сиверов, не очень-то церемонясь, отодвинул от окна несколько кожаных диванов. На один из них поставил перевернутый вверх ножками журнальный столик. В его планы не входило, чтобы здесь кто-нибудь сидел. Он не сомневался, что с первого выстрела попадет Иванову в голову, но всегда лучше принять меры предосторожности и исключить нахождение посторонних в секторе обстрела. К тому же для усиления эффекта предстояло уложить на месте и охрану – тут уж прицельным огнем не ограничишься.

На панели, прикрывавшей батареи парового отопления, Глеб разложил кое-что из инструментов – газовый ключ и скруток пакли. Теперь предстояло приготовить позицию, с которой он будет стрелять.

Короткоствольный автомат лежал на дне сумки. Но стоило Сиверову занять место поближе к входу и снять одну из деревянных панелей с батареи, как две девушки остановились возле отодвинутого дивана, прикрытого журнальным столиком.

«Какого черта! – подумал Глеб. – Что им, места мало? Полупустой холл, а они больше не нашли где встать! Если такое пришло в голову им, то придет и другим. В самый неподходящий момент».

Глеб порылся в сумке и извлек из аптечки ампулу нашатырного спирта.

«Теперь никому там стоять не захочется».

Он завернул ампулу в тряпку.

Девушки чуть отошли в сторону, когда Сиверов протискивался к батарее со своими инструментами. Присев на корточках возле чугунной гармошки, Глеб раздавил газовым ключом ампулу и положил тряпку с ней под батарею. Нашатырный спирт проступил наружу не сразу, а постепенно, пройдя через несколько слоев материи, а значит, и высыхать будет долго, распространяя ужасный запах.

«Теперь запаха должно хватить как минимум на полчаса. Будет потихоньку испаряться».

Сиверов вновь вернулся на место, с которого предстояло вести огонь. Он то и дело косился на беседовавших девушек. Одна из них стала принюхиваться, затем и вторая наморщила нос. Вскоре их как ветром сдуло от окна. В этой стороне холла, несмотря на работавшую вентиляцию, пахло так, будто Глеб раскрутил канализационную трубу и не поставил на отверстие заглушку.

Народу в холле прибавлялось. Всех входивших Сиверов внимательно изучал.

Пока никого подозрительного он не заметил, если не считать группу мужчин в светлых плащах – пять человек. Они зашли без всякого багажа, расположились в холле, даже не сделав попытки разузнать что-то у администратора.

На улице тем временем сгущались тучи, и можно было подумать, что наступил вечер, солнечный свет с трудом пробивался сквозь густую пелену облаков. Сиверов поставил справа от себя раскрытый чемоданчик с инструментами и автоматом – небольшой «узи», который пригоден для стрельбы одной рукой, прикрывала только тряпка. Глеб предполагал, что Иванов, выйдя из лифта или, на худой конец, спустившись по лестнице, сразу же двинется к двери, и приготовился открыть огонь, лишь только наркоделец окажется между ним и выходом.

Но получилось несколько иначе, и Слепому уже на ходу пришлось корректировать свои планы. Семен Георгиевич спустился по лестнице в сопровождении всей своей охраны. Четверо охранников шли, замыкая его и женщину в каре. Иванов даже не скрывал своего волнения, хотя и продолжал при этом улыбаться подслащенной улыбочкой. Сиверов положил уже руку на чемоданчик, готовый в одно мгновение сбросить тряпку с оружия, но, вместо того, чтобы двинуться к выходу, Иванов вдруг резко свернул и направился прямо к Глебу, сидевшему на корточках возле батареи парового отопления.

«Проклятье, – подумал Сиверов, доставая из чемоданчика вместо автомата набор отверток, – из такой позиции стрелять нельзя – между нами люди, да и охранники смотрят на меня во все глаза».

Дюжий телохранитель Семена Георгиевича смерил Сиверова пристальным взглядом, но, обманувшись толстыми стеклами очков, потерял к лжемонтеру почти всякий интерес. Его куда больше заинтересовала группа из пятерых мужчин, сидевших неподалеку, сразу за мраморной колонной. Зато секретарша вообще не смотрела на них.

Иванов уселся на кожаный диванчик перед журнальным столиком и, развернув газету, принялся читать – так, будто ждал кого-то или просто не решался выйти на улицу. Наблюдать за ним Сиверов теперь почти не мог, ведь, устраиваясь в этом месте, он предполагал для наблюдения совсем другие точки. Чертыхаясь про себя, Глеб вновь полез в чемоданчик и, нащупав, вынул из него деревянный брусок уровня. Как и многое другое из снаряжения Глеба, этот плотницкий уровень имел небольшой секрет: вместо одного из окошечек, за которыми показываются пузырьки воздуха, в нем было вмонтировано небольшое зеркальце.

Сиверов, так могло показаться со стороны, принялся мерить, правильно ли установлен нижний брусок крепления декоративных панелей. На самом же деле, манипулируя уровнем, он навел зеркальце на сидевшего к нему спиной Семена Георгиевича и теперь мог не оборачиваясь наблюдать за ним. Видно было мало что, ведь Иванов сидел к Сиверову спиной, подавшись вперед, даже голову закрывала спинка дивана. Зеркальце вместило в себя только ноги наркодельца, да в промежутке между диваном и столешницей виднелись руки, державшие газету. Одна рука на несколько секунд исчезла. За это время Сиверов даже умудрился прочитать в зеркальном отражении инвентарный номер, неряшливо выведенный белой краской на столешнице.

Когда же рука Иванова вновь появилось в поле зрения Сиверова, тому уже не приходилось думать о каких-то там инвентарных номерах. За считанные секунды подвижные пальцы Иванова приклеили к внутренней поверхности стола небольшой продолговатый блестящий предмет. И вновь Семен Георгиевич двумя руками держался за края газеты.

«Да, временами в планы приходится вносить коррективы прямо на ходу, – подумал Глеб, сдвигая очки в толстой оправе на самый кончик носа, так, чтобы не мешали смотреть, а заодно и прикрыли часть лица, – что же он там приклеил?»

Наркоделец прождал около минуты и, хотя за это время никого нового в холле не появилось, поднялся, направляясь к выходу. Охрана двинулась вслед за ним.

Сиверов взял в руку автомат и, прижимая его к ноге, под прикрытием колонны шагнул к столику. Даже не нагибаясь, он сорвал левой рукой приклеенный предмет и, прижавшись спиной к холодному мрамору, вскинул оружие. Обычно в таких случаях Сиверов в первую очередь расправлялся с охраной, используя внезапность нападения. Хозяева жизни никогда не отличались особой прытью и меткостью, даже если и носили с собой оружие, и им можно было предоставлять фору в несколько долей секунды, а вот с охранниками медлить не следовало.

Теперь же Сиверову пришлось изменить отработанную тактику. Женщину он решил не трогать ни при каких обстоятельствах, но она – профессионалка, ей фору давать нельзя.

Первый выстрел пришелся точно в голову наркодельца. Иванов еще не успел упасть, как Глеб выстрелил очередью. Он рассчитал точно, Семен Георгиевич подобрал себе рослых телохранителей, это и сгубило их.

Сиверов стрелял, целя в головы, не боясь при этом зацепить кого-нибудь из случайно оказавшихся в холле людей.

Только один из охранников сумел выхватить пистолет, но нажать на спусковой крючок не успел. Секретарша осталась невредимой, высоким ростом она не отличалась, и все пули, выпущенные Глебом, прошли у нее над головой. Она выхватила из кармана своего делового пиджака револьвер. Взгляды Сиверова и женщины встретились, стволы их оружия безошибочно нашли цели. Это длилось всего около четверти секунды. И за это короткое время противники поняли друг друга, между ними произошел молниеносный молчаливый диалог – двух людей, знавших свои возможности, знавших цену жизни, своей и чужой.

«Ты понимаешь, что мы выстрелим одновременно?» – словно спросил Сиверов.

«Да, – словно ответила она, – я, как и ты, не промахнусь».

«Тогда – зачем? Тем более, твой хозяин мертв!»

«Я согласна – незачем убивать друг друга», – женщина чуть опустила ствол револьвера.

Глеб бросился вперед, но не к выходу, хотя, глядя на него со стороны, можно было подумать, что именно дверь является его целью. На полпути он очередью из трех патронов разбил стекло большого, во весь простенок, окна и рванулся к нему. В этот момент прозвучал еще один выстрел, и, если бы Сиверов неожиданно для всех не менял траекторию прыжка, пуля угодила бы ему в спину, а так – вспорола предплечье. Уже летя сквозь разбитое окно, группируясь перед падением, Сиверов увидел стрелявшего: им оказался один из тех пятерых мужчин в плащах – он стрелял, держа пистолет двумя руками, лицо его выражало полную растерянность. Четверо остальных бежали к разбитому окну, на ходу выхватывая оружие. До этого преследователи бросаться в погоню не спешили, боясь попасть под пули своего главаря.

Приземлившись, Глеб выпустил пару коротких очередей, но лишь для острастки, целя повыше, чтобы не зацепить никого из прохожих, затем – один прицельный выстрел, мужчина с пистолетом в вытянутых руках схватился за плечо, и тут же Глеб откатился под прикрытие невысокой подпорной стенки цветника.

Послышались женский визг, крики. Сиверов, сломя голову, побежал к подземному переходу.

«Кто они? – недоумевал он, – почему ввязались в перестрелку?»

Глеб уже не видел, как мужчина, которого он ранил, бросился к журнальному столику, нагнулся, заглядывая под столешницу, и в бешенстве заскрежетал зубами.

Капсула, оставленная для него Семеном Георгиевичем Ивановым, исчезла.

Полковник Руднев, а это был именно он, ощутил, как немеет раненая рука, его люди, давя осколки стекла толстыми подошвами ботинок, уже выбирались на улицу.

Полковник видел спину стремительно несущегося к подземному переходу Глеба, но понял, что с такого расстояния попасть в него не сможет, тем более, стреляя с одной руки. И тут он заметил секретаршу Иванова – женщина спешила спрятать оружие, на которое во всеобщей суматохе, возможно, никто не обратил внимания.

Мозг Аркадия Борисовича сработал в нужном направлении: «Она вместе со своим хозяином одна видела меня в ложе театра, она одна знает, что посылка с капсулой предназначалась мне. Нет, – решил, Руднев, – не знает, а знала…»

Из-под раненой руки полковник Руднев трижды выстрелил в женщину, почти в упор. Первая пуля вошла в живот, вторая в грудь, третья в голову. Револьвер, уже готовый было лечь на дно дамской сумочки, выпал из пальцев с ярко накрашенными ногтями на ковер. Аркадий Борисович, поскальзываясь на битом стекле, добежал до окна и выпрыгнул на улицу.

Сиверов, пригнувшись, сбежал в переход, всего трижды успели выстрелить его преследователи. И, если не считать легкой раны в предплечье, отделался он пока легко.

Руднев, завидев, что беглец заскочил в переход, злорадно усмехнулся и крикнул своим людям:

– Двое под землю с одной стороны, двое – с другой!

Двое крепко сбитых молодых мужчин перемахнули через поручни ограждений, петляя среди машин, пересекли улицу и, перескочив парапет, спрыгнули в переход, они даже успели заметить своих напарников и полковника Руднева, бегущих по ступенькам с другой стороны. В этот момент в переходе, заполненном людьми, резко погас свет. В темноте грохнул выстрел. Кто-то истошно крикнул: