Текст книги "Гибрис"

– Так вот, отвечая на последнее замечание, – как ни в чём не бывало продолжил Никита, – владелец компании – то есть работодатель – может и должен зарабатывать больше в несколько раз тех, кому он даёт эту самую работу. Ведь они в случае провала ничем не рискуют – ну максимум потерять место, а у него на кону стоит абсолютно всё, что есть. Он вложил туда свои собственные деньги, а не пришёл на всё готовое. И кто угодно, при наличии желания и способностей, должен иметь возможность свободно создавать свой бизнес, брать за него ответственность и, конечно же, получать соответствующую вложениям долю прибыли. Вот на этом в первую очередь и строится стабильная экономика.

– Если, конечно, это были его деньги, – не удержался Костя, – а не украденные у народа, как в большинстве случаев.

– Ну, с такой логикой, подкреплённой голословными умозаключениями и надуманными фактами, спорить очень сложно, – парировал Никита.

– А вы, опираясь исключительно на эмпирический опыт, приобретённый, судя по всему, в идеалистическом мире для немногих избранных, утверждаете, что привычная вам модель общества – единственно правильная и должна устраивать всех, – Ника в пылу сражения яростно вытащила шпильки из высокого пучка, и её волосы, освобождённые из жгутного плена, блестящим водопадом воинственно заструились волнами по выпрямившейся в жёсткую прямую линию спине, словно собираясь принять участие в схватке.

От внимания Никиты не укрылось то, как она все последние минуты яростно теребила кончики пальцев в поисках любого несовершенства, а найдя – беспощадно вырывала с корнем. Всем присутствующим было очевидно: назревал серьёзный конфликт. Поэтому очень удачно, что первая пара подошла к концу и появилось столь необходимое время для того, чтобы все успели остыть перед следующим раундом. О чём и объявил профессор, явно очень довольный всем увиденным и услышанным.

Ника встала со своего места, положила лежавший на столе телефон в сумку и, не глядя по сторонам, быстрым шагом вышла из аудитории, гадая, где на этом этаже находится женский туалет: надо было посмотреть, что у неё творится на голове, и попытаться спасти остатки маникюра, прежде чем общаться с кем бы то ни было. В особенности с этим ценителем привилегированных видов искусств. Дамская комната нашлась не сразу, но оказалась вполне приличного вида, особенно для учебного заведения. Да и собственный внешний вид был далеко не так ужасен, как ей представлялось: волосы блестящими лёгкими волнами красиво обрамляли лицо; зрачки расширились, отчего глаза стали ещё более выразительными; а щёки в пылу сражения приобрели симпатичный румянец. Всё портила только кутикула на безымянном пальце, которая, несмотря на все её усилия, до сих пор представляла из себя кровавое месиво. Немного успокоившись, она распределила локоны поровнее, нанесла бальзам на высохшие губы и, по возможности обработав «раненную в бою» конечность при помощи всегда лежавших в её сумочке маленьких ножниц, собиралась было отправиться на поиски питьевой воды, когда дверь распахнулась и в комнату вошли две девушки из группы «сопротивления», как про себя окрестила их Ника.

– О, привет! Жаркий первый день выдался, да? – с наскоку начала Даша. – Мы-то готовы были к такому – целый год занимались на подготовительных курсах у него. Там через раз подобные «лекции» устраивались, хотя сегодня всё же острее было, как мне кажется.

– Так вы уже давно знакомы? А я всё думала, когда это вы могли успеть так здорово спеться, – ответила Ника. – Отлично выступили, прямо единым асфальтоукладочным катком.

– Спасибо, ты тоже молодец, – сказала вторая девушка. Она была слегка полновата и имела тёмные короткие волосы, что ярко контрастировало с внешностью её соратницы, но при этом каким-то невообразимым образом нисколько не уменьшало их сходства. – Меня Лиза зовут.

– Да, это точно, – вторила ей подруга. – Садись с нами на следующей паре – мы прикроем.

– Так я вроде и так сижу рядом.

– Я имела в виду, с нашей стороны. Костя – большой молодец и классный парень, но в пылу схватки обо всём забывает, а мы всегда начеку, – Аня заговорщически ей подмигнула. – Второй раунд может оказаться ещё горячее.

– Спасибо, буду рада, – и это являлось чистой правдой.

Ника была так воодушевлена своим первым опытом дискуссии о по-настоящему важных вещах и одновременно напугана тем, насколько быстро, в лоб и без какой бы то ни было подготовки началась юридическая практика, что ей инстинктивно захотелось иметь какую-то опору – единомышленников, подтверждающих её правоту и точку зрения. Поэтому, вернувшись в аудиторию, она перенесла свои вещи на другой конец скамьи и таким образом официально выбрала сторону. Этот жест был встречен, как ей показалось, сразу несколькими улыбками: одобрительной у кафедры, приветственной от соратников и насмешливо-упрямой со стороны задних рядов.

– Итак, коллеги, надеюсь, вы перевели дух и готовы продолжить, – взял управление в свои руки Андрей Геннадьевич, – на этот раз я всё-таки хотел бы задать вектор обсуждения. Мы теперь знаем о существовании нескольких точек зрения на устройство гражданского общества, но всё ещё не услышали никаких конкретных предложений, хотя и сошлись на том, что развитие экономики – это необходимое условие процветания социума. Исходя из этого, прошу вас предложить рабочую модель – с возможностью применения на практике – экономического бума. Для начала хотя бы в масштабе небольшого города, с населением, скажем, тысяч тридцать.

Казалось, было слышно, как заработали шестерёнки в головах собравшихся. Только всем начало казаться, что они поняли правила игры, произошёл разворот на сто восемьдесят градусов от ничего не решающих пререканий к конкретным предложениям. Тишина затянулась, и с каждой проходящей минутой лица студентов становились всё более обречёнными, а преподавателя – всё более нетерпеливым.

– Ну? Никаких идей? Не стесняйтесь, прошу вас, даже если кажется, что идея абсолютно глупа и нежизнеспособна, это всё равно будет лучше, чем унылое бездействие.

– Надо сделать в этом городе свободную экономическую зону со льготным налогообложением хотя бы на первых порах, легализацией проституции и казино, – послышался протяжно-ленивый голос с самого дальнего края аудитории. Слушая спокойный уверенный голос оратора, можно было бы с лёгкостью поверить, что у него за спиной уже несколько успешно осуществлённых на практике экономических бумов в маленьких городах только на этой неделе, причём сотворённых исключительно на базе предложенной модели. – А ещё было бы неплохо, если бы этот город, как бы вам так сказать, располагался неподалёку от по-настоящему значимого культурно-исторического центра, чтобы люди могли убедить себя, что посещают эту местность ради его культурного наследия и только заодно как бы заглядывают в обозначенный ранее весёленький городишко.

Ника в числе прочих сразу повернулась в направлении столь революционного предложения и с удивлением обнаружила, что говоривший оказался обычным пареньком, каких миллионы обитает именно в этих захолустных городишках: с жидкими волосами, стрижкой «под блюдце», широким носом и целиком одетый в тёмный полиэстер – совсем не потомок мафиози в пятом поколении.

– Ну вот! Это уже что-то! – захлопал в ладоши начавший было отчаиваться преподаватель. – Обсуждаем!

– Тут даже обсуждать нечего. Зарабатывание денег на низменных человеческих потребностях – это движение в никуда, а не развитие для блага страны и всего человечества, – не выдержала девушка с узким вытянутым черепом, сидевшая отдельно ото всех в самом первом ряду и на протяжении всего занятия постоянно приглаживавшая туго затянутый на макушке мышиный хвостик. – Вы бы ещё на полном серьёзе предложили в целях достижения экономического роста и развития правового государства открывать по всех стране сетевые гей-клубы и прочие притоны.

Эта реплика получила активное одобрение со стороны ещё шестерых учеников, но «сопротивления», разумеется, среди них не было.

– Люди, ни разу не споткнувшиеся о камень сомнений на своём пути спасения от разлагающихся идей свободы воли, гендерного равенства, уважения к мыслям и чувствам других, во все времена являлись лучшими представителями тупиковой ветви развития человечества, – излишне драматично произнесла одна из новых знакомых Ники.

Вся аудитория, за исключением Андрея Геннадьевича и Никиты, занявшего с самого начала второй пары выжидательно-оценивающую позицию, пустилась в неуправляемую перепалку, которую смог остановить лишь твёрдый властный голос учителя:

– На моих занятиях вам придётся научиться управлять своими эмоциями и слушать оппонента, какими бы абсурдными его идеи ни казались. Поверьте, это вам очень пригодится в дальнейшей жизни. Горячего сердца мало – надо обладать холодным рассудком, чтобы победить, – Нике показалось, что профессор с одобрением посмотрел на Никиту и даже слегка кивнул ему. – Предлагаю отложить эту тему до следующего занятия, подумайте хорошенько и представьте свою программу развития. Это будет ваше домашнее задание. А в дополнение я хочу вам дать ещё одну тему для размышления: можно ли пожертвовать какими-то правами и свободами в сложные времена для достижения чего-то важного или, например, для борьбы со страшной угрозой?

– Ничего! Ничего не стоит отказа от своих прав и свобод. Если ради спасения общества от вымирания необходимо порабощать, угнетать, неволить и унижать – оно недостойно выжить, пусть лучше вымрет до последней особи, – выкрикнул Костя, впечатав стиснутые кулаки в стол с такой силой, что волна прокатилась по всему ряду, не растеряв импульса, дошла до Ники и затем выпорхнула в открытое окно.

– Спасибо за ваше мнение, – спокойно ответил учитель. – Но мне всё же хотелось бы, чтобы вы поразмышляли об этом в течение этой недели до следующего занятия и к понедельнику представили проработанную доказательную точку зрения. Отвага, праведное рвение и принудительное навязывание собственных суждений всем оказавшимся в непосредственной близости к вам, как я уже сказал, к сожалению, не являются достаточно эффективными инструментами в нашей борьбе, ведь чаще всего ваш враг не явен, скрытен и очень умен. Кстати, у кого-нибудь есть мысль, что будет являться самым действенным инструментом в работе по защите гражданских прав и свобод?

– Огласка, общественный резонанс и благородство суждений, – не задумываясь вновь выпалил Костя. «Сопротивление» воодушевлённо поддержало лидера одобрительными возгласами.

Но у остальной аудитории вместо сочувствия это вызвало в лучшем случае снисхождение, поэтому они довольно быстро притихли и заёрзали на своих стульях с выражением глубочайшей обиды на лицах. Нике же просто стало очень некомфортно, ведь в целом она была с ними согласна, но подобный идеализм и наивность даже ей показались скорее чем-то смешным, нежели воодушевляющим.

– «Не смейтесь вы над юным поколеньем! Вы не поймёте никогда, как можно жить одним стремленьем, лишь жаждой воли и добра…» – мастерски продекларировал Андрей Геннадьевич таким образом, что никто не понял, в поддержку какой из сторон это было сказано.

Зал заметно притих.

– В целом ваша мысль верна, но, к сожалению, это срабатывает далеко не во всяком конкретном случае, – обратился он к Косте. – Когда зло абсолютное, неприкрытое, почти карикатурное, а потому встречающееся довольно редко, всегда найдётся огромное количество борцов с ним. Намного сложнее, когда оно условное, оправданное и наделено качествами, очень близкими большинству людей, так сказать, отзывающееся в глубинных струнах наших душ, убеждающее в праведности стыдных потаённых суждений и при этом искренне уверенное в своей правоте и непогрешимости – вот где будет по-настоящему яростная битва, и в ней будут совсем другие правила, – учитель ненадолго замолчал и несколько секунд смотрел в одну точку где-то в полу.

Ника, глядя на его слегка сгорбленную фигуру, испытала необъяснимую грусть и острое сожаление, но не успела проанализировать в голове нахлынувшие чувства, потому что Андрей Геннадьевич вновь заговорил:

– Огромное всем спасибо. Это было лучшее занятие за долгие годы. Я очень доволен и с нетерпением жду нашей следующей встречи, чтобы услышать ваши мысли по озвученным сегодня темам. А я, в свою очередь, обещаю поделиться лучшими наработками человечества по этим вопросам и провести всё-таки лекцию. Согласно учебному плану.

Глава 12
Нить

Осенние дни стремительным вихрем сменяли друг друга. Захваченные круговоротом ежедневных забот, новых людей, впечатлений, планов, надежд и стремлений сёстры – за исключением нескольких бессодержательных утренних и усталых вечерних реплик – почти не общались. Жизнь кипела и била ключом.

Первая неделя сентября, помимо начала учёбы Ники в университете, отметилась для её сестры вторым свиданием с Димой. Ввиду резко испортившейся погоды и плотности рабочих графиков состоявшимся – без выдумок и сюрпризов – в небольшом милом ресторанчике, галантно располагавшемся на пути между работой и домом Алисы.

Приближаясь в четверг вечером к оговорённому месту встречи и уже опаздывая на стандартные пятнадцать минут, она краем глаза зацепилась за, судя по всему, совсем недавно возведённый бездарный памятник крайне спорному политическому деятелю прошлого, нагло возвышавшийся на противоположной стороне дороги. Ноги словно прилипли к не до конца уложенной тротуарной плитке, а между бровями залегла ненавистная двойная морщина. Это открытие, так сильно возмутившее её, незаметно украло у чудного вечера ещё несколько драгоценных минут, а также задало неожиданный курс последующей застольной беседе. Не успела Алиса толком усесться за квадратный столик, покрытый красно-белой клетчатой скатертью, к уже заметно притомившемуся от ожидания кавалеру, как из неё потоком полилось столь несвойственное ей бурное выражения недовольства:

– Не понимаю я смысла ставить памятники!

– Не любишь скульптуру или просто против увековечивания истории? – к чести Димы, он совсем не растерялся и, кажется, даже не удивился, услышав вместо стандартного набора приветствий разгорячённую тираду.

– Нет, я не против памятников в целом. Например, если с помощью каменного изваяния хотят обозначить важность какого-либо места, события, исторической эпохи; если он возведен в память о трагическом происшествии или просто является значимым арт-объектом. Я против изображения на них конкретных, реально живших или, что еще хуже, всё ещё живущих людей, – от перевозбуждения Алиса практически перекатилась туловищем на его половину стола. – Если человек и вправду создал что-то по-настоящему стоящее, то лучшим памятником ему будет являться как раз это самое творение – дополнительные уже ни к чему. Ну а если он, например, являлся правителем, политиком, военачальником, то есть ничего осязаемого после себя не оставил, всегда можно создать запоминающийся образ, напрямую ассоциирующийся с событием, которым он знаменит, а не просто ваять однотипных бессмысленных истуканов в угоду текущей конъюнктуре. В противном случае монумент, скорее всего, будет вызывать лишь негодование и недоумение вместо восхищения у проходящих мимо людей.

– Радикальная позиция, ничего не скажешь, – Дима, не в силах более удерживать серьёзное выражение лица, заулыбался.

– Прости, это тема совсем неподходящая… просто я сейчас проходила мимо… и… Ладно. Всё, умолкаю, – Алиса сделала два глубоких вдоха и вернула туловище в вертикальную плоскость.

– Я категорически против. В прошлый раз был мой бенефис, а сегодня я хочу послушать тебя. Чем ты живёшь? Что тебе нравится, а что нет? И прочее в подобном духе. А в первую очередь мне интересно всё, настолько будоражащее тебя, как текущие проекты городского «Военно-исторического общества», – с преувеличенной серьёзностью ответил Дима. – Только давай, может, сначала сделаем заказ?

Спустя несколько минут, понадобившихся на озвучивание пожеланий официанту и появление запотевшей бутылки белого сухого вина на столе, Алиса, воодушевлённая поощрением и нахлынувшим на неё непреодолимым желанием высказаться по миллиону вопросов, которые ей раньше не очень-то хотелось – да и было не с кем – обсуждать, незамедлительно вернулась к тому, на чём остановилась:

– Так ты со мной не согласен?

– Насчёт памятников? – Алиса кивнула в ответ. – В целом согласен, но есть несколько довольно существенных «но». Во-первых, иногда бывает довольно сложно изобразить эпоху или событие без ключевого персонажа так, чтобы всем было понятно, о чём вообще идёт речь. Как ни крути, а ассоциативная память у людей часто завязана всё же на конкретном лице, хотя порой и случаются довольно яркие исключения. Во-вторых, по-настоящему хороших скульпторов, способных на произведение искусства с глубоким смыслом, очень мало, а спрос по миру очень велик. В-третьих, большинство граждан так или иначе в вопросах исторической памяти согласны с «текущей конъюнктурой», да и в целом считают это хорошим дополнением к ансамблю города, поэтому и не возникает необходимости в мучительном поиске лучших решений. Хотя в чём-то ты, безусловно, права. Особенно в части переименования улиц и прочего в честь какого-либо деятеля ещё при его жизни и последующих хаотичных откатов назад, когда ветер неожиданно поменяется, а увековеченный вдруг неожиданно становится всё ещё, безусловно, выдающейся личностью, но уже в другой окраске, так сказать.

По мере течения времени и золотистой жидкости по бокалам Алиса становилась всё более раскрепощённой и уверенной в себе – настолько, что даже не заметила, как от общественно значимых тем они постепенно переходили ко всё более личным.

– В какой школе ты училась?

– В самой обыкновенной, неподалёку от дома, без углубленного изучения чего бы то ни было и с очень средненьким преподавательским составом.

– Не думаю, что всё так плохо. У тебя не самый плохой район.

Она немного помолчала, прикидывая, стоит ли вообще обсуждать эту тему, но желание высказаться взяло верх:

– Там я только с первого курса вуза, а до этого мы вместе с родителями жили в пригороде. После развода они продали квартиру, мама с Никой и новым мужем уехали на юг, отец обзавёлся новым домом, а я переехала к бабушке. С конца третьего курса и до августа этого года я жила там одна, пока ко мне не перебралась повзрослевшая сестра, ведомая жаждой столичного образования.

– И как вам живётся? Поладили спустя столько лет? – Дима тепло улыбался и выглядел искренне заинтересованным.

– Поначалу было, конечно, сложно – мы всё-таки очень разные. Но после того идиотского случая в метро отношения пошли на лад, появилось некое чувство единения.

– Значит, то происшествие повлекло за собой как минимум два положительных изменения, – Алиса не сразу поняла, о чём он, и какое-то время озадаченно всматривалась в его лицо, так что ему всё же пришлось пояснить: – Если бы не оно, боюсь, мы бы сейчас здесь не сидели.

«Он даже не знает, насколько прав, – подумала Алиса».

Но вслух свои мысли она озвучивать не стала, вместо этого, промямлив что-то крайне невнятное, но всё равно встреченное вежливой и немного снисходительной улыбкой, решила как можно быстрее переключиться на другую тему.

– А ты где учился? – после небольшой неловкой паузы спросила Алиса.

– У меня была очень хорошая школа. Но, к большому огорчению своих родителей, большую часть старших классов я не очень-то стремился её посещать.

– Ни за что не поверю! – рассмеялась Алиса. – Тебя невозможно представить прогульщиком-троечником! Я была абсолютно уверена, что в твоей комнате все стены были увешаны похвальными грамотами, красными дипломами и медалями с олимпиад.

– А я и не сказал, что плохо учился, просто не любил школу – считал систему обучения нерезультативной, нелогичной и изжившей себя. И хотя никаких «грамот за посещение» у меня, конечно, нет, но несколько медалей с олимпиад имеется, – подмигнул ей Дима, – из-за них все и терпели мои прогулы.

– То есть ты гений-бунтарь, а не заучка-отличник? Мой мир только что изрядно пошатнулся, – Алиса драматично схватилась за сердце. – С другой стороны, мне всегда нравились плохие мальчики.

– Это весьма характерно для хороших девочек, – в ответ поддел её Дима.

В этот момент очень кстати на столе появились закуски из рыбы и морепродуктов.

– А я так и не смогла достичь в школе академических успехов – даже в предметах, по-настоящему меня интересовавших. Мне до скрежета зубов не нравилось изучать биографию авторов и мнения о них всевозможных авторитетных критиков, а потом ещё на основании этого писать чётко структурированные сочинения, – начала Алиса сначала спокойно, но всё больше распалялась к концу тирады, припоминая давние обиды и некоторых личностей. – Для нашего преподавателя это было намного важнее чтения самих произведений и составления у учеников собственного мнения о них. А ведь на самом деле абсолютно неважно то, как и с кем жил автор, важно лишь само произведение и то, что в нём видишь именно ты. Я знаю несколько особо чувствительных и принципиальных особ, которые раз и навсегда разочаровывались в писателе, найдя в его биографии нечто, не укладывающееся в их систему ценностей и выпадающее из картины идеалистического мира. Хотя для них, конечно, скорее всего, не это сыграло решающую роль, а всё же собственное скудоумие. Читали бы житие святых, профессиональную публицистику, ну или на крайний случай псевдопсихологическое человековедение и всевозможную литературу по саморазвитию – тогда никаких разочарований бы точно не случалось, – поставила она звенящую точку в конце. Потом, немного подумав, добавила:

– И кстати, не такая уж я и послушная, скорее просто учтивая и неконфликтная, – добавила Алиса. В её голосе явно слышались нотки обиды.

– Не обижайся, это же просто шутка. Исходя из того, что я о тебе уже знаю и что узнаю с каждой минутой, ты вполне способна проявить твёрдость в вопросах принципиальных для тебя, – примирительно сказал Дима, за что получил уступчивый кивок в ответ.

– Я не обижаюсь. Это ведь нормально: когда начинаются доверительные разговоры о личном, неизбежно возникают трения, так и узнают друг друга… наверное. Мне всегда было сложно впускать в свою жизнь новых людей. Намного проще держаться за старое – может, не самое лучшее, но зато проверенное и привычное. Так меньше шансов оказаться в глупой ситуации и выглядеть полной дурой в попытке объяснить новому человеку свою точку зрения.

– Довольно сомнительная позиция с точки зрения стремления к счастливой, наполненной событиями жизни, но надо отметить, что очень комфортная и безопасная, – иронично заметил он и качнул свой бокал в её сторону.

– Ты всегда всё говоришь и делаешь правильно? – спросила Алиса с лёгким раздражением, повторив его движение, но на её лице всё равно появилась предательская улыбка.

– Ты же слышала в прошлый раз историю эпического провала моего брака, а сегодня как я лишь чудом окончил среднюю школу. И после всего этого задаёшь подобные вопросы? Тебе точно надо больше знакомиться с новыми людьми, а то твоя система общения явно плохо влияет на способность объективно оценивать окружающих.

Они дружно рассмеялись, после чего с аппетитом принялись за закуски.

– Расскажи мне больше о своём детстве, судя по всему, это была ещё та битва с общественными условностями, – спросила Алиса, пережевав вкуснейшую креветку на подушке из пюре авокадо.

– Ничего особо интересного в нём не было, – Дима стал заметно серьёзнее. – Я родился здесь, мои родители до сих пор живут в том же доме, куда меня принесли из роддома, они оба медики, до сих пор работают, сестёр-братьев нет – вот и весь рассказ.

– Звучит неплохо. Откуда же тогда взялся весь этот протест?

– В моей семье и ближайшем окружении господствовала очень странная иерархическая система: мужчина был одновременно царь и бог, предназначенный для решения исключительно важных вопросов вселенского масштаба, и в то же время ни на что не способный грудной ребёнок с кривыми руками и эмоционально отсталым развитием. То есть существо, рождённое с непреложными правами, дарованными свыше, но доставшимися ему исключительно посредством слепой гендерной лотереи. Платить за этот подарок судьбы всем мужчинам приходится полным отсутствием эмпатии, нарушениями речевого аппарата и бытовой беспомощностью. Вот против этого представления о себе, как я потом понял, мне и было так важно бороться всеми доступными средствами.

– И получилось?

– Как видишь, – на его лице расплылась слегка самодовольная улыбка.

В этот момент появился официант с двумя порциями дымящейся пасты с моллюсками, и разговор прервался на естественную паузу, пока собеседники наслаждались ароматным, насыщенным настоящим фейерверком вкусов блюдом.

– А ты как, бунтовала в юности? Может, участвовала в борьбе за права женщин, животных или хотя бы субкультурщицей побывала? – разговор продолжился с того места, на котором остановился.

– Не особо. Окружавшие меня женщины на своём примере ещё в детстве дали мне понять, что самыми яростными противниками в этой битве уже давно являются представители моего же пола, а не мужчины. Так что я по мере возможностей старалась двигаться в этом направлении, но в излишней активности меня обвинить было точно нельзя.

– То есть нигде не хранится стопка фотографий с розовыми волосами, стриженными почти под ноль, пирсингом в носу, а на всём теле нет даже малюсенькой татуировки? – подначивал её Дима.

– Я как раз недавно делилась мудростью по этому поводу с сестрой. Есть всего четыре правила: не выщипывать брови слишком тонко; не красить волосы в чёрный цвет; не выстригать чёлку на вьющихся волосах; не прокалывать части тела при помощи иголки, спицы для вязания, подружки и стопки крепкого алкоголя. Как легко догадаться, это всё не являлось врождёнными знаниями, а накапливалось постепенно в процессе приобретения болезненного жизненного опыта. Так что компрометирующих мои умственные способности фотографий более чем достаточно, но они спрятаны настолько надёжно, насколько это вообще возможно.

Алисе уже давно не было так легко и свободно в разговоре с другим человеком. Ей хотелось говорить обо всём, в том числе о самых личных, откровенных и даже где-то неприглядных моментах своей жизни. Возможно, это из-за того, что раньше её никто и никогда не слушал с таким неподдельным алчущим интересом – это всегда очень заметно, когда собеседник просто изображает внимание, нетерпеливо дожидаясь своей очереди высказаться. И когда вскользь брошенный взгляд на телефон возвестил о том, что они просидели здесь уже больше двух часов и что скоро им придётся расстаться до следующего раза, ей стало искренне грустно.

– Хотя надо отметить, что, когда с возрастом начинаешь всё меньше узнавать себя в зеркале, эти старые фотографии становятся всё более привлекательными, – задумчиво произнесла она, – но, конечно, лишь в каком-то извращённом смысле.

За чизкейком они обменялись ещё парочкой иронических замечаний о прошлом и уже совсем непрозрачных намеков о степени симпатии друг к другу. Ещё примерно через час стало больше нельзя не обращать внимание на стрелки часов, приближавшихся всё ближе к полуночи, и на выразительные взгляды официанта, чья смена, судя по всему, давно подошла к концу.

Выйдя из ресторана, Алиса с Димой, чтобы оттянуть момент расставания, не сговариваясь пошли вдоль набережной. Минуты текли неспешно, а они, ведомые ставшим влажным осенним воздухом, всё брели вдоль мерцающей глади воды, пока не оказались перед широким мостом на другую сторону. Его внешний вид и окружающий урбанистический пейзаж не имели ничего общего с картинкой из сна, а приятное тепло, исходящее от идущего рядом человека, умиротворяло и лишало желания ощущать что бы то ни было, кроме аромата мяты, лаванды и бергамота, витавших вокруг, переливов огней большого города, отражавшихся на едва движущейся ленте реки, и обволакивающего бархата ночи. Ведомая инстинктами, Алиса не заметила, как ступила на гладкую поверхность каменного моста, как они, неспешно беседуя, дошли до середины, остановились и повернулись лицом друг к другу.

Неожиданно что-то ледяное скользнуло вдоль её шеи, грубо откинув волосы в сторону. Алиса резко отпрянула от Димы и принялась в испуге оглядываться по сторонам в поисках источника агрессии.

– Что-то не так? – в его взгляде не было ни следа улыбки и читалась крайняя степень настороженности.

– Просто ветер, скорее всего… – неуверенно ответила Алиса, продолжая вращать головой и ощупывать затылок. В какой-то момент её взгляд задержался на светящемся в темноте ярком зелёном огоньке, призывно горящем на другой стороне моста из середины большой старинной двери. Не говоря ни слова, Алиса стремительно двинулась прямо к нему; Дима молча последовал за ней.

Как оказалось, свет исходил от дверной ручки, снабжённой чем-то, похожим на сканер, и выделявшейся полным отсутствием какого-либо видимого замка.

– Ты раньше никогда не видела электронных запирающих устройств? – всё ещё напряжённо спросил Дима, проследив за направлением её взгляда. – Хотя согласен: у нас здесь такое нечасто встретишь, тем более прямо на улице. Различные кодовые вариации еще бывают, но чтобы биометрия… – он начал внимательно оглядывать входную группу и фасад здания в поисках хоть каких-то опознавательных знаков, говорящих о назначении данного сооружения.

Алиса отвернулась и внимательно посмотрела в сторону моста, с этого ракурса выглядящего, как оказалось, совершенно иначе. Затем вернула взгляд к двери. Потом опять на мост, словно подсвеченный зелёным светом от одного единственного маленького огонька на сканере.

У неё не осталось никаких сомнений касательно случайности всего произошедшего, а также дальнейшего развития сюжетной линии стремительно надвигающегося очередного внетелесного опыта.