Текст книги "Гибрис"

Глава 13
Цель

В начале второй недели сентября на следующем занятии по «Теории государства и права» противостояние перешло в новую фазу, характеризующуюся лучшей подготовкой – у одних, сменой тактики боя – у других, а также закономерным снижением градуса дискуссии и энтузиазма – у всех действующих лиц. «Сопротивление», явившееся на занятие в предвкушении быстрой триумфальной победы, сразу заняло воинствующую позицию, на что в ответ получило лишь презрительное молчание от своих нарочито скучающих оппонентов. Остальная – она же большая – часть аудитории, никак не вовлеченных в конфликт студентов, решила, что всё происходящее их вообще не касается и пусть «эти» сами между собой грызутся. В связи с чем, после недолгих безрезультатных попыток вновь разжечь огонь здорового противостояния, преподаватель приступил к исполнению озвученного ранее плана, а именно начал доносить до учеников научную часть дисциплины.

Жизнь потекла своим чередом. Дни сменялись неделями, и Ника всё больше сближалась с Костей и его соратниками. Ребята оказались в целом очень приятными, хоть и слегка наивными и не вполне объективными, а иногда даже агрессивными в своих суждениях. Каждый был полон энергии и веры в то, что они смогут изменить мир вокруг себя, что не могло не восхищать. Как и в любом объединении, у «сопротивления» был явный, но в то же время негласный лидер – Костя, и все остальные – с некоторыми оговорками, но всё же практически беспрекословно – следовали за ним, ведомые исходящей от него энергией и силой убеждения.

– Ты откуда? – неожиданно спросила девушка с короткими волосами, представившаяся на первом занятии Лизой, когда они после последней пары расположились в сквере неподалёку от здания университета и жадно ловили последние тёплые лучи с каждым днём всё больше тускнеющего солнца.

– Родилась здесь, но ещё до школы переехала с родителями на юг. Мы жили недалеко от моря, – ответила Ника, – температура там редко опускалась ниже нуля, и теперь я с некоторой тревогой ожидаю приход местной зимы.

– Приятно, наверное, провести детство в каком-нибудь прелестном маленьком городке, а не в вечно грязном холодном серо-бетонном захолустье, – мечтательно произнёс Костя, смотря куда-то вдаль.

Ника уже узнала, что он был приезжим откуда-то из центральной промышленной части страны, как и большинство членов «сопротивления». Почти все они жили в местном студенческом общежитии неподалёку, о чём говорили с особым чувством гордости и собственной значимости. Костя был достаточно рослым светловолосым парнем с острыми широкими скулами, словно высеченными из камня, и небесно-голубыми глубоко посаженными глазами. Он вполне мог бы считаться красивым, если бы не почти полное отсутствие объёма верхней губы, дополненное неестественно большим расстоянием между ней и вздёрнутым кверху узким носом. Из-за натянутости и нехватки кожи на этом участке лица желтоватые передние зубы с широкими зазорами между ними почти всегда оказывались на виду, что также довольно сильно портило его внешний облик, но совсем не мешало Нике в короткие сроки проникнуться симпатией ко всему, что он говорит и делает. Быстро сойдясь на почве схожих представлений о силе правды, несправедливости устройства мира и социально-политических проблемах общества, они настолько сблизились, что по прошествии буквально нескольких дней знакомства при рассказе о нём сестре Ника гордо заявила, что теперь у нее есть «свой собственный Костик».

Постепенно она узнала, что несколько лет до самого поступления в университет он жил у троюродной тёти и никакой другой родни в городе у него нет. Видимо, поэтому, стремясь к какому-то подобию семьи вкупе с желанием хоть иногда покидать унылую комнату в общежитии, Костя всё чаще стал бывать у них дома, охотно принимая приглашения на ужины, после которых неизменно окунался вместе с Никой в разработку наполеоновских планов по переустройству мира. Поначалу Алисе была не совсем понятна природа их отношений, но спустя несколько недель наблюдений она на сто процентов убедилась в их исключительно дружеской составляющей и даже немного огорчилась по этому поводу. Ей искренне нравился Костя, а его жизненная история неизменно вызывала у неё сочувствие.

Когда однажды за ужином она спросила его о родителях, он очень сухо и коротко ответил:

– Моя мама умерла, с отцом я не общаюсь с четырнадцати лет.

– Почему? Он тебя бросил? – не подумав о тактичности подобного вопроса, поспешно ляпнула Ника.

– Нет, это я не хочу его видеть.

– Все подростки начинают в определённый момент ненавидеть своих отцов, а потом вырастают и начинают понимать, почему те поступали тем или иным образом, – назидательно-философски заметила Алиса.

– Или они вырастают и понимают, что их отцы просто-напросто всегда были козлами, – отрезал в ответ Костя.

Больше к этому вопросу они не возвращались.

***

Главной темой для обсуждения внутри «сопротивления» в последнее время был недавно созданный неизвестными людьми сайт, с помощью которого любой человек на правах полной анонимности мог обнародовать любую информацию, касающуюся совершённых преступлений, притеснения со стороны властей, случаев коррупции и воровства.

– Это что-то вроде «WikiLeaks», только для локального пользования. Там публикуются материалы, касающиеся исключительно нашей правовой и политической ситуации, – воодушевлённо объяснил им Костя основную концепцию после сдвоенной пары «Правовой информатики и кибернетики». – Платформа открывает невиданные ранее возможности! Ведь очень многие люди, обладающие информацией, не решаются её обнародовать или передать кому-то, кто публично занимается подобными делами, из-за страха за себя и своих близких. Международная платформа слишком велика, и мелкие – в мировом масштабе – случаи там просто затеряются, да и доверия особо к ней у многих нет. А тут полная свобода – никто не узнает, кто слил документы, и они скорее достигнут своей цели! Это может изменить всё!

– Странно, что раньше никто до такого не додумался, – вторила ему Даша. – Особенно с учётом, что прототип давно существует.

– Тут всё очень сложно. Сайт с такой степенью защиты создать не каждому под силу.

– А вы не думаете, что, возможно, это ловушка? – неожиданно спросила Ника, чем вызвала резкую смену выражения на лицах своих единомышленников. Они выглядели как школьники, которым сказали, что каникул больше не будет. – Может же быть такое, что платформу специально создали, чтобы выявлять эти самые утечки из системы?

На некоторое время воцарилась гнетущая тишина, а в, казалось, замершем воздухе ощущалось лишь напряжение, недоверчивость и внутренняя борьба, впрочем, довольно быстро сменившаяся облегчением после не заставившего себя слишком долго ждать вердикта лидера:

– Ты серьёзно? Они никогда не смогли бы сотворить нечто подобное. Для этого надо быть гением программирования, а ведь всем известно, что в таких кадрах у них большой дефицит.

– Я, конечно, как и все здесь, гуманитарий до мозга костей, но всё же понимаю, что если тебе нужна просто приманка, то никакая сложная хитровыдуманная защита и не требуется, а значит, не надо иметь в наличии выдающегося программиста, чтобы создать подобный сайт.

– Там всё не так просто, – немного презрительно, что было совсем несвойственно его натуре, ответил Костя.

– Допустим. Но и мы доподлинно не знаем, какими ресурсами «они» располагают.

– Вот и посмотрим, что будет дальше. Если твои опасения верны, мы об этом быстро узнаем.

– Не думаю, что они будут палиться по мелочам и раскроются, не дождавшись чего-то по-настоящему крупного, – продолжала упрямиться Ника, вызывая этим раздражение у окружающих.

– То есть ты не можешь представить, что кто-то, обладающий необходимыми навыками и разделяющий наши убеждения, просто захотел сделать нечто по-настоящему стоящее, а потом взял и сделал? – с плохо скрываемым разжражением выпалила Даша. – Очень жаль, что ты не веришь в то, что что-то может на самом деле измениться, – видимо, поэтому тебе везде мерещится обман. Знаешь, такое обычно бывает только с теми, кто сам нечист на руку.

Ника заметила, что отношение Даши к ней сильно изменилось с тех пор, как Костя стал постоянно бывать в их доме с ней наедине, но ситуация ещё сильнее накалилась после того, как он начал всё чаще переосмысливать свои суждения, прислушиваясь к её доводам. В основном поэтому – ну и ещё из-за того, что не хотела лишать соратников столь необходимой им веры в возможное светлое будущее, – она примирительно ответила:

– Может, вы и правы. Время покажет.

***

Начало октября обещало принести с собой первые заморозки и важное событие в жизни новоявленных студентов – анонсированный три недели назад День первокурсника. Общевузовская часть отгремела ещё в первые дни учебы и включила в себя вступительное слово ректора, показ фильма про университет и выступление местных кружков самодеятельности. Ко всеобщему облегчению вскоре выяснилось, что на этом праздничные мероприятия не завершаются. И теперь все жили в ожидании факультетской вечеринки в банкетном зале одного из крупных отелей города – для многих студентов это была первая официальная столичная тусовка.

– Надень моё голубое платье, оно будет красиво оттенять твои глаза, – мечтательно произнесла Алиса, доставая из шкафа шифоновое одеяние небесного оттенка с пышной многослойной юбкой.

– Напоминаю: это студенческая вечеринка, а не школьный выпускной середины нулевых, – саркастично ответила Ника.

– Жаль… Оно тебе бы очень подошло. На твоём месте я бы всё-таки остановила свой выбор на чём-то более изысканном. Всегда лучше быть чуть более нарядной, чем менее, – ответила сестра, возвращая воздушное облако ткани на место.

– Ещё одно «правило уверенного в себе человека»? – изогнув обычно упрямо-прямые брови, насмешливо спросила Ника.

– Нет, это ещё одно «правило склонной к полноте и неврозам тридцатилетней женщины, живущей с сестрой», – парировала та.

– Это же неправда! Ты совсем не склонна к… полноте! – пауза была специально введена с целью достижения более выраженного сардонического эффекта. В ответ на столь наглую издевку Алиса с силой швырнула в сестру подушку, после чего они обе рассмеялись в голос.

Спустя около часа примерки всех имеющихся в доме нарядов, коих было отнюдь не мало, измученная Ника была уже готова на всё – даже на свадебное платье их матери, многие годы пылившееся на антресоли в комнате, ставшей её новой спальней, и дожидавшееся стать частью образа на Хэллоуин. Она уже сильно жалела, что вообще рассказала сестре об этой вечеринке.

Но наконец решение было принято, и теперь на неё в зеркале смотрела высокая девушка в коротком розовато-бежевом платье с v-образным вырезом, объёмными рукавами и драпировкой, изящно подчёркивающей узкую талию. Длинные светлые волосы было решено разделить на прямой пробор и гладко зачесать за уши, делая акцент на почти идеальной симметрии лица и массивных серьгах, свисавших до середины длинной шеи. За счёт закрытости верха и грубой обуви на невысоком массивном каблуке образ получился совсем не вульгарным, не старомодным и не слишком вычурным – все остались довольны.

– Ну, хорошо вам повеселиться, – с чувством выполненного долга сказала Алиса, устало плюхнувшись на кровать. Неприятное и уже привычное чувство дежавю, сопровождавшее её всё время сборов, наконец пропало, и она с наслаждением вытянулась на боку, провожая взглядом на бегу заканчивающую макияж сестру. Последнее время подобные ощущения возникали всё чаще, и ей было прекрасно известно, с чем это связано.

– Это вряд ли, но всё равно спасибо, – с грустной полуулыбкой ответила Ника.

– Это почему ещё?

– В любом случае я намерена отлично провести время, – уклончиво отозвалась Ника, стоя в дверях. – Главное, чтобы Даша не решилась-таки на красную помаду, – загадочно дополнила она и решительно закрыла за собой дверь, оставив сестру в полном недоумении.

***

Перед праздником было решено собраться в общежитии, чтобы немного «разогреться», и когда Ника прибыла на место, она первым делом с тревогой обнаружила, что все её опасения полностью подтвердились: Костя в очередной растянутой толстовке громогласно произносил очередную пламенную речь на тему, искусно подогнанную под контекст; на лицах остальных собравшихся красовалось возбуждённо-пространное выражение; а единственным, кроме неё, кто хоть как-то озаботился своим туалетом, была Даша, ловящая каждое слово своего кумира с широко открытым пухлым ртом, неровно накрашенным рыжевато-красной помадой.

Спустя два часа уже изрядно подогретые первокурсники добрались до места назначения. Как и ожидалось, внутри было темно, тесно, очень многолюдно и играла какая-то отвратительная музыка, разрушающая последние надежды на приятное времяпрепровождение. Ника уже который раз за вечер начала серьёзно сомневаться в своем желании присутствовать на этом мероприятии. Чего нельзя было сказать об остальных: после нескольких самосочинённых коктейлей уникального производства её друзья заметно повеселели и чувствовали себя вполне комфортно среди толпы танцующих сокурсников. Она даже подумала, что, может, зря ограничилась только вином, сунутым ей предупредительной Алисой перед выходом из дома, вместо того чтобы разделить со всеми фирменный напиток Лёхи – самого опытного «бармена» их группы.

Но былого не вернёшь, и теперь Ника, неловко покрутившись рядом с друзьями, оставила бесплодные попытки стать частью веселья людей, которым каким-то непостижимым способом удавалось не обращать внимания на убивающее мозг музыкальное сопровождение, незаметно растворилась в толпе и вышла на улицу, чтобы отгородиться от омерзительных звуков, заполнявших пространство внутри.

Накинув на плечи пальто, она стояла, облокотившись на перила ещё неубранной на зиму веранды, и глубоко вдыхала чистый холодный воздух.

– Не любишь танцевать или просто вышла, чтобы остановить потёкшую из ушей кровь? – послышался за спиной знакомый голос. Из тени вышел Никита и неспешно устроился рядом с ней.

– Скорее второе, – ответила Ника.

– Не так представляла себе этот вечер? – внимательно оглядев её наряд, спросил он.

Ника невесело улыбнулась и, склонив голову чуть набок, ответила:

– Я радуюсь, что хотя бы не согласилась надеть то платье Золушки, в которое настойчиво пыталась облачить меня сестра. Выглядела бы ещё глупее, чем сейчас.

– Ты, что бы ни надела, всё равно не смогла бы слиться с толпой.

– Это что, комплимент?

– Почему тебя это удивляет?

– Я просто думала, что, раз вследствие последних событий мы оказались по разные стороны баррикад, меня должны были автоматически исключить из списка достойных внимания людей.

– Ты это сейчас про отплясывающих в том зале борцов за социальное равенство? Не думаю, что они способны на возведение каких бы то ни было баррикад.

– Я бы на твоём месте не была так уверена, – с вызовом ответила Ника.

Никита промолчал. Ему меньше всего хотелось сейчас вновь вступать в полемику.

– А твои друзья где? Наверное, сейчас как раз решают проблемы внешнего долга или принимают поправки в Конституцию, пока челядь, с головой окунувшись в фальшивое празднество, пала жертвой присущих им низменных инстинктов? – не угоманивалась Ника.

– Вовсе нет, они отплясывают вместе со всеми под однотембровый автоаккомпанемент синтезатора образца 1984-го, – невозмутимо ответил Никита.

– Поэтому их общество не кажется тебе сейчас подходящим?

– Лучшая их часть уже слишком пьяна, а худшая и в более удобоваримых обстоятельствах слишком глупа, – без увёрток ответил он.

– Почему бы тебе тогда просто не уйти, раз здесь настолько невыносимо?

– Я предположил, что смогу застать тебя в кои-то веки одну, что не так-то просто. Вы же постоянно где-то прячетесь все вместе, составляя «зловещий» план по спасению мира, – не выдержав, криво усмехнулся Никита.

– А если бы не вышла на улицу?

– Мы же первый раз встретились на классическом балете – было очевидно, что долго ты там не протянешь.

Ника немного успокоилась и негромко рассмеялась. Образовалась небольшая пауза, в которую она успела рассмотреть как всегда слегка небрежный, но хорошо продуманный наряд собеседника, состоявший из укороченных чёрных брюк и спортивного блейзера, надетого поверх дизайнерской футболки с ярким принтом. Очков сегодня на нём не было, из чего Ника сделала вывод, что, судя по всему, как и при их первой встрече, он сейчас в линзах, хотя в полутьме разглядеть это было невозможно. Никита заметил её оценивающий взгляд.

– Что-то не так? – спросил он, проведя ладонями снизу вверх вдоль своего туловища.

– Нет, просто, вернувшись спустя много лет в большой город, я ожидала встречать нечто подобное повсеместно, а оказалось, что… – она немного замялась и жестом показала в сторону двери, где сейчас находились её друзья. – Там, где я провела большую часть жизни, считалось, что отсутствие вони, чистые волосы и присутствие каких бы то ни было цветов в одежде – кроме монохрома и синего – автоматически делают из парня гея. В общем, здесь, безусловно, всё намного лучше, но всё же не в той концентрации, в которой хотелось бы.

– Приму это за комплимент, – на его лице появилась довольная улыбка. – Есть планы на остаток вечера?

– Мы собирались пойти посидеть куда-нибудь после, но теперь мне это кажется уже маловероятным, да и малопривлекательным, если честно, – сказала Ника, вспомнив о ярко-красной помаде, воинственном настроении и алкогольном опьянении своей приятельницы. – Думаю, мне стоит сегодня оставить их одних.

– Ну, раз мы оба свободны, может, сбежим куда-нибудь прямо сейчас? – не задавая лишних вопросов, чтобы не упустить момент, быстро предложил Никита.

– Да, давай, – неожиданно для себя самой согласилась Ника, – только ненадолго. Пойду попрощаюсь с друзьями.

– Буду ждать тебя здесь.

Она начала уходить, но возле самой двери вдруг остановилась и, резко обернувшись, спросила:

– А кстати, с кем ты собирался тогда пойти на балет? Если это, конечно, не секрет?

– С мамой, – как ни в чём не бывало ответил он.

– Как мило, – не удержалась от глумливой улыбки Ника.

– А знаешь, думаю, что тебе бы очень подошло платье Золушки, – неожиданно сказал Никита ей в спину, когда она вновь потянула руку к двери.

– Никогда не любила эту сказку. Главные герои в ней не делают ничего самостоятельно, не принимают никаких решений, никак не влияют на развитие событий и конечный исход – абсолютно всё значимое там происходит в отрыве от их поступков. Очень надеюсь, что этот образ максимально от меня далёк и таким навсегда останется, – спокойно ответила Ника и решительно скрылась за дверью.

Глава 14
Западный ветер

На улице заметно похолодало. Где-то в густом октябрьском небе горели невидимые с подножия городских небоскрёбов ночные светила, неподалёку раздавался никогда не смолкавший в центральных районах гул машин, периодически заглушаемый навязчивой музыкой, пронзающей пространство при каждом открытии двери, ведущей на затемнённую веранду. Минуты подчёркнуто медленно тянулись одна за другой на фоне монотонности и однообразия звукового сопровождения. Из-за этого и без того порядком затянувшееся ожидание с каждой секундой превращалось для Никиты во всё более изнуряющее и нервозное времяпрепровождение. Ему уже всерьёз начинало казаться, что они друг друга неправильно поняли, а все его протекции – ни что иное, как обычный самообман. Но тут дверь в очередной раз отворилась, и из неё вышла Ника в уже застёгнутом на все пуговицы пальто, с перекинутой через плечо сумочкой и слегка потерянным выражением на лице.

– Я уже начал думать, что ты стала очередной бессмысленной жертвой культа чудища «гипнотического плагиата», – не скрывая радости от её появления, сказал он слегка охрипшим голосом.

– Какой яркий образ, дай мне секунду, я хочу попробовать представить, как бы выглядел обряд, – произнесла она с мечтательной улыбкой и ненадолго застыла, смотря куда-то в одну точку чуть выше своей головы; затем резко дёрнулась, словно стряхивая с себя насекомое, и, мультяшно сморщив нос, добавила: – Зря я это – теперь он навсегда впечатается в моё сознание.

– Куда хочешь пойти?

– Не знаю, но лучше как можно дальше отсюда – не хочу рисковать. А то вдруг народ всё же передумает и решит провести жертвоприношение, а я как раз окажусь неподалёку, – скорчив гипертрофированную гримасу страха, ответила она.

– Обещаю сделать всё возможное, чтобы тебя спасти, – Никита достал воображаемый лук со стрелой и натянул тетиву в направлении источника пульсирующих децибелов.

– Ну не знаю… – издевательски произнесла Ника. – Ты выглядишь недостаточно крепким для сражения с монстром, сотворённым твоим описанием и моим воображением.

– Тогда не будем испытывать судьбу и поспешим убраться поскорее, чтобы не пришлось это проверять.

Они спустились по ступенькам вниз и быстро пошли по извилистой дорожке мимо продуманного ландшафтного дизайна, пока наконец не оказались на свежеуложенном плиткой тротуаре прилегающей улицы.

– Хочешь куда-то поехать? Или выберем из предложенного этой местностью? – спросил он, проведя рукой вдоль нескольких ближайших зданий, укомплектованных, как минимум, пятью заведениями различной кулинарно-барной направленности.

– Давай немного пройдёмся, может, и набредём на какое-нибудь неплохое место, – неуверенно предложила Ника после небольшой паузы, взятой для обдумывания дилеммы в своей голове: с одной стороны, ей совсем не хотелось натолкнуться на кого-то из группы, выходя с Никитой из кафе с неустановленной ценовой категорией, расположенного в опасной близости от гостиницы; но и ехать с почти незнакомым человеком куда-то по ещё толком неизученному городу также представлялось крайне сомнительной затеей.

– Как скажешь, – понимающе ответил Никита. – Может, пройдёмся по набережной? Там примерно в трехстах метрах от нас есть очень хорошая кофейня, а ещё чуть дальше – отличный паб.

– Ты хорошо знаешь местность, – заметила Ника, просто чтобы поддержать разговор, пока они шли в оговоренном направлении. – Часто здесь бываешь?

– Каждый день по нескольку раз. Как минимум один раз утром и один – вечером.

Ника остановилась и с недоумением посмотрела на него.

– Я живу в этом районе, – немного потянув интригу, как ни в чём не бывало ответил Никита.

– Здесь? Ты серьёзно? – глаза округлились ещё больше. Она на всякий случай ещё раз сверилась с картой в голове и даже оглянулась вокруг себя, но нет, всё верно: они всё ещё находились практически в самом центре города.

– Здесь, вообще-то, живёт довольно много людей.

– Но я лично с такими не знакома.

– Теперь знакома.

– О дивный новый мир! – Ника быстро пришла в себя, споткнувшись об уже успевшую поплыть гордость городского благоустройства, и к ней незамедлительно вернулась способность двигаться, связно говорить и изливаться сарказмом. – Ты только никому об этом не рассказывай, а то одна часть нашей группы переберётся к тебе жить, а вторая подвергнет публичной казни на главной городской площади, здесь как раз недалеко, – рассуждала Ника, пока они всё ближе подходили к набережной.

– И уже тогда с чистой совестью заселится в конфискованное «жилище угнетателей и воров», – добавила она, когда они достигли реки.

– Кстати об этом: почему мне сегодня так несказанно повезло и ты решила передохнуть от компании своих единомышленников?

– Как бы сказать? У меня слегка осложнились отношения с некоторой частью нашей компании, – неуверенно начала Ника. – И это не я от них сейчас отдыхаю, а скорее даю возможность им отдохнуть от меня.

– Что же случилось? Не поделили место у ног предводителя? – спросил Никита, старательно прикрывая язвительностью глубокую озабоченность этим вопросом.

– Очень смешно, – саркастично ответила она и надменно замолчала, чтобы выдержать обиженную паузу. – Хотя, строго говоря, ты не так уж и не прав, – заметив сложную смесь эмоций на его лице, она впала в редкое для неё игривое состояние с нотками мазохизма.

– Там всё сложно, – мучительно медленно продолжила Ника, наслаждаясь произведённым эффектом и потихоньку подливая масла в огонь. – Ведь Костя – необыкновенный человек… все признаки были налицо и… так хорошо мне знакомы.

– Рад за вас, – сквозь зубы процедил Никита.

– Пока ничего ещё точно сказать нельзя, но я очень надеюсь, что в скором времени всё прояснится и встанет на свои места, – ей было всё сложнее сдерживать смех, наблюдая, как его вытянутое лицо сжимается и меняет краски под ярким светом уличного освещения.

– Тогда, наверное, зря мы ушли так далеко – шансов, что он нас увидит вместе здесь, очень мало, а ведь тогда весь твой план пойдёт насмарку, – в его металлическом голосе начали явственно проступать нотки обиды и гнева.

– Для моего плана как раз очень важно сегодня максимально не отсвечивать поблизости.

– Не понимаю, – Никита успел взять себя в руки и произнёс эти слова с очень убедительным безразличием, словно он уже успел потерять всякий интерес к этой теме.

– Как бы тебе объяснить? – мучительно медленно, с длинными драматическими паузами начала она постепенно ослаблять натяжение. – Как я ранее сказала: мне очень хорошо знакомы эти признаки. Если девушка ни с того ни с сего начинает на меня агрессивно реагировать, это обычно означает, что её реальный или, возможно, только желаемый партнёр умудрился обронить неосторожную фразу или просто проявил, как ей показалось, уж слишком очевидно-непозволительный интерес, – Никита не сводил с неё заинтересованных глаз, постепенно приобретавших всё менее стальной оттенок, а Ника тем временем продолжала как ни в чём не бывало: – За этим, как правило, ещё следует резкое, неожиданное преображение внешности, в основном заключающееся в ярком неумелом макияже и платьях на два размера меньше, чем нужно.

– То есть ты признаёшься, что просто струсила и сбежала от огня подальше? – Никита наконец-то понял, к чему она ведёт, и сразу заметно повеселел.

– Виновна, – с притворной стыдливостью произнесла Ника, потупив взор.

– А не проще было бы просто поговорить с ней обо всём, тем более что проблема, даже если и существует, не в тебе, а в нём? – рационально заметил он, но затем, усомнившись в правильности основного вывода, на секунду замер на месте, почти полностью прикрыв глаза, в ожидании подтверждения или возражений.

Долго они себя ждать не заставили, но, к его облегчению, касались лишь абсолютно неважных для Никиты деталей. Зато по-настоящему интересующий вопрос получил обнадёживающий, но в то же время невысказанный вслух ответ, что на данном этапе показалось ему даже к лучшему.

– Ты прямо как вчера родился, – искренне удивилась Ника. – В нашем обществе, если мужчина изменяет, в этом всегда виновата женщина, причём и та, с кем, и та, которой. На словах окружающие будут его осуждать, хотя и это совсем не обязательно, но в душе-то каждый для себя очень быстро уверится, что первая что-то сделала не так, а вторая просто обманула и окрутила бедолагу. Его вины тут вроде как почти и нет никакой – он же всего лишь мужчина, это в его природе. И да, самое интересное – то, что хоть какую-то его причастность к происходящему скорее признают собратья по полу, чем противоположная сторона.

– Не думаю, что всё настолько плохо, – уверенно заявил Никита, но сразу же решил не развивать дальше эту тему и повернул разговор к более насущной проблеме: – Ну так что? Кофейня или паб? – нетерпеливо спросил он, заметив, как Ника в очередной раз сильно поёжилась от появившегося из ниоткуда ледяного ветра.

Ответа не последовало. Ника, казалось, даже не услышала его вопрос – её взор был направлен на противоположную сторону дороги, где прямо сейчас разворачивалась прелюбопытная сцена: из резко открывшейся двери фешенебельного ресторана выбежала невеста в пышном белом платье, испуганно оглянулась по сторонам и так же стремительно, как появилась, скрылась из виду в примыкавшем к зданию тёмном переулке.

– Думаешь, передумала или просто решила по-тихому покурить? – прокомментировал увиденное Никита. Судя по тому, как это было сказано, на самом деле его это совсем не интересовало, он лишь пытался – со всё нарастающим нетерпением – привлечь её внимание к себе и к оставшемуся висеть в воздухе вопросу.

– Никогда не понимала я этих киношных псевдодраматических сцен с побегами со свадьбы. Ты вот был свидетелем хотя бы одного такого происшествия в реальной жизни? – с раздражением ответила Ника.

– Возможно, только что.

– В любом случае это очень глупо. Женитьба же происходит не одним днём – должен как минимум пройти месяц от подачи заявления до самого торжества. Если ты добровольно дошла до этого момента, надела утром платье, собрала родственников и друзей, – продолжала она эмоционально доказывать свою точку зрения, – значит, надо уже доводить дело до конца. Если что, можно же потом и развестись! В чём проблема-то? Зачем устраивать эти представления с публичным унижением жениха, родственников и потерей больших денег?

– Мы можем не знать всех обстоятельств, – дипломатично заметил Никита.

Ника скептически посмотрела на него долгим тяжёлым взглядом. В этот момент вновь поднявшийся мощный воздушный поток ударил ей прямо в лицо, на какое-то время полностью лишив зрения. Когда вихрь утих, она попыталась раскрыть заслезившиеся глаза, и поняла, что под правое веко что-то попало и теперь при любом движении зрачка больно царапает роговицу. Ника отвернулась, подошла ближе к фонарю, достала из сумочки пудреницу и попыталась разглядеть что-то в маленьком запылённом зеркальце. Но чем больше она двигала глазами, тем глубже по ощущениям помеха проникла в глубину глазницы.

– Тебе помочь? – осторожно спросил Никита, подойдя к ней сзади вплотную.

– Нет, не надо. Мне просто что-то попало в глаз, сейчас вытащу, – быстро ответила Ника, но уверенности в её голосе при этом совсем не чувствовалось.

– Тебе нужно больше света и раковина с чистой водой. Давай зайдём ко мне, – настойчиво предложил обитатель элитной недвижимости спустя ещё минуту её бесплодных попыток, – здесь совсем недалеко.

При других обстоятельствах Ника на такое не согласилась бы, но она уже всерьёз начинала беспокоиться за сохранность своего глаза и потому, слегка кивнув, лишь неуверенно уточнила:

– А твои родители не будут против?

– Нет, я живу один.

И поскольку её состояние в этот момент совсем не способствовало длительному выяснению подробностей устройства его быта, она решила отложить это на более благоприятное время и, покорно облокотившись на предложенную руку – почти полностью ослеплённая, позволила провести себя несколько десятков метров вперёд, потом столько же куда-то влево, затем остановка, двери, приветствие консьержа, лифт, резкий запах благосостояния, звон ключей, мягкий паркет, и в финале пути – яркий электрический свет, отражающийся от мраморной плитки.