Текст книги "Гибрис"

– Тут есть мыло, ватные палочки и полотенца. Я пойду поищу «искусственную слезу» или что-то в этом роде, – задумчивая пауза, – жидкость для линз должна подойти. Если что – кричи, – услышала Ника, прежде чем дверь огромной ванной комнаты закрылась и она осталась одна напротив большого прямоугольного зеркала без рамы.

Глаз был красным и воспалённым, веко распухло, а чернильные реки туши растеклись до самого рта. Она тщательно вымыла руки, нащупав большой кусок шлифованного мыла, дивно пахнущий цветком апельсина; после чего пальцами максимально широко раскрыла воспалённое веко и начала пристально вглядываться в его внутреннее содержимое. В этот момент в дверь постучали, и через секунду в проёме появился Никита с кучей больших и маленьких бутылочек в руке.

– Вот, всё, что нашёл, – сказал он и аккуратно поставил их рядом с большой раковиной в форме чаши. – Может, в больницу?

– Дай мне шанс самой справиться, это, скорее всего, лишь соринка. На улице было слишком темно, а сейчас при достаточном освещении я её быстро вытащу, тем более с таким арсеналом, – сказала Ника, смущённая глупейшей ситуацией и одновременно впечатлённая количеством всевозможных глазных капель в его доме. – Исходя из степени готовности, я начинаю думать, что ты каким-то неведомым образом всё это заранее спланировал.

– Я много лет ношу линзы, поэтому у меня большой опыт по вытаскиванию чего бы то ни было из глаз, – невозмутимо ответил Никита. – Хотя надо бы взять на заметку твою идею: здесь часто дует сильный ветер – пора начать этим пользоваться в корыстных целях, – Ника не видела выражения его лица, но ей почему-то показалось, что произнёс он это без улыбки.

Никита галантно вышел за дверь, обеспечив ей желанную приватность. Спустя десять минут три ватные палочки и почти полный бутылёк обеззараживающего средства ей удалось-таки извлечь из многострадального ока маленькую соринку, внешне похожую на семя какого-то растения. С другой стороны, это вполне мог быть кусочек обыкновенного городского мусора. Ника, как смогла, поправила поплывший макияж, ещё раз вымыла руки, вытерла их мягким, пахнущим яркой свежестью полотенцем и ненадолго замерла, вдыхая этот удивительный, отдалённо знакомый аромат. В её голове всплыло давнее воспоминание из детства о том лете, когда она впервые поехала за границу с родителями, чтобы навестить живущих там родственников; сильнее всего тогда её поразил запах, исходивший от всей одежды, полотенец и белья в их доме. Именно этот букет чистоты – навсегда отпечатавшийся в её сознании, как запах процветания, – она теперь вновь ощущала прямо перед своим носом. Казалось бы, такая обыденная вещь – качественный ополаскиватель для белья, но при этом настолько показательная. Ника неохотно выпустила полотенце из рук и лишь тогда, внимательно рассмотрев просторную комнату с помощью наконец-то полного набора зрительных органов, тихо присвистнула, постояла ещё минуту и направилась к выходу. Запах, витавший вокруг, уже не казался ей привлекательным.

– Ну как? Всё в порядке? – спросил Никита.

– Да, как я и говорила, просто соринка попала. Правда, теперь наполовину лица я выгляжу как пьющий пчеловод, но так даже лучше – меньше шансов, что ты соблазнишься идеей оставить меня здесь в рабстве начищать бесконечные квадратные метры или ещё ради чего похуже, – поспешно ответила Ника, ещё на середине фразы осознав, какую постыдную глупость громогласно озвучивает. Ей невыносимо захотелось шлёпнуть себя ладонью по лбу и скрыться от этих вновь похолодевших серых глаз как можно дальше.

– Шутка, если, конечно, это была она, получилась не слишком смешная, – холодно заметил Никита, вставая с пола, где сидел в ожидании, кинематографично облокотившись на стену.

– Прости, ты прав. Спасибо тебе за помощь, я, пожалуй, пойду, – её голос звучал пристыжено, а тело уже начало пятиться к выходу, развернувшись левой, менее пострадавшей стороной к нему. – Сходим куда-нибудь в следующий раз, а то я всех посетителей в кафе распугаю.

– Можем остаться здесь, закажем пиццу или ещё что-нибудь, – немного поразмыслив, предложил Никита, – если ты, конечно, не боишься, потому что меня, уж прости, твой вид совсем не пугает, – в его голосе и самой фразе явно прослеживался вызов вкупе с ущемлённым самолюбием.

Если бы не та её дурацкая реплика и его последующий ответ, Ника, скорее всего, смогла бы вежливо отказаться и уйти, но теперь в нынешней ситуации ей пришлось согласиться:

– Если только ненадолго.

– Отлично! – воодушевился хозяин. – Так что? Итальянская, японская, мексиканская?

– На твой выбор.

– Посмотрим, – Никита направился в сторону кухни, совмещённой с гостиной, открыл огромный двустворчатый холодильник и на несколько секунд скрылся в нём. – Здесь из напитков у меня есть пиво, кола и минеральная вода, – он было хотел двинуться дальше в сторону винного шкафа, но Ника его остановила:

– Я бы выпила воды, а то по ощущениям вся жидкость из организма вытекла через глаз.

– Хорошо, а пиво тогда оставим под суши, в соседнем здании есть неплохое заведение, – произнёс он, выставляя две каплеобразные зелёные бутылочки на кухонный островок, со стороны гостиной нёсший функцию барной стойки, одновременно доставая из кармана телефон. – Минут через двадцать получим еду, даже быстрее, чем если бы мы сейчас физически находились в некоторых ресторанах.

– Непохоже, чтобы здесь жил восемнадцатилетний парень, ещё и один, – высказала свои наблюдения Ника, когда Никита закончил оформлять заказ и положил телефон на мраморную поверхность перед собой.

– Во-первых, мне почти двадцать.

– Оставался на второй год? – съехидничала Ника.

– Нет, учился за границей, – невозмутимо ответил он.

– А, ну конечно, это же очевидно! И как я сразу не догадалась? – ей самой было противно от вновь начавшей изливаться желчи, но остановиться она уже не могла. Ника всегда знала за собой эту неприятную особенность: если кто-то ставил её в неудобное положение или становился невольным свидетелем ситуации, каким бы то ни было образом принижавшей её, она неизменно начинала вести себя агрессивно и абсолютно нелогично, раздувала конфликт из ничего, доводя в итоге всё до полного абсурда. А сейчас на это ещё наложилось отягчающее обстоятельство в виде сильной симпатии к объекту, с каждой следующей секундой неосознанно обнажающему всё более непримиримые признаки неравенства между ними. – Надо же как-то дополнительно подчёркивать социальное различие. Привилегированная частная школа за границей как нельзя лучше подходит для этой цели.

– Все люди должны быть равны в правах и возможностях, но они никогда не будут наделены одинаковыми способностями и стремлениями, – его ответ был короток и очень серьёзен. Затем он замолчал и просто стоял, внимательно вглядываясь в её лицо в попытке разобраться в причинах постоянно навязываемого ею непомерно высокого градуса общения между ними.

Тактика сработала: через несколько минут при отсутствии спарринг-партнёра пыл Ники немного поугас, и она наконец смогла взять себя в руки:

– И какой ты находишь родную землю по возвращению? – прозвучал примирительный и вполне учтивый вопрос.

– Всё больше холодной, нетерпимой и абсолютно нелогичной, – голос был очень серьёзным, но губы еле сдерживались, чтобы не расплыться в улыбке. Ника отлично понимала, в чей адрес был этот укол.

– Я всегда подозревала, что красивая картинка, навязанная кинематографом и соцсетями, про беззаботную, полную удовольствий жизнь золотой молодёжи – лишь мишура, – с ироничным сочувствием произнесла Ника и, посмотрев на него широко раскрытыми притворно-грустными глазами, положила свою руку поверх его длинных пальцев, выражая «поддержку». Лёд моментально растаял, и по комнате прокатилась волна звонкого смеха.

Остаток вечера они провели, обсуждая любимые книги, фильмы, музыку и увлечения – почти без обид и агрессии, – виртуозно обходя все особо острые углы. Время стремительно и неумолимо приближалось к полуночи.

– Оформлением квартиры и правда занимался не я, – запоздало ответил Никита, когда они, закончив ужин, вынужденно двинулись по направлению к метро: гостья, несмотря на обещание, данное сестре, наотрез отказалась ехать на такси. – Мама её купила и с помощью дизайнера полностью обставила к моему приезду.

В тот момент Ника никак не отреагировала на этот изрядно запоздавший, абсолютно несвоевременный – они уже давно закончили обсуждение жилищных условий и перешли к общим интересам – и оттого крайне загадочный ответ. Но всю долгую дорогу до дома в её голове не переставали роиться, то и дело оглушительно сталкиваясь друг с другом, всё более назойливые и тревожные мысли о Никите: его жизни, убеждениях, целях, мыслях, мраморных стенах, длинных пальцах и цвета озёрного льда глазах.

***

Повинуясь принятому решению максимально вкладываться в работу, Алиса собиралась провести весь субботний вечер и львиную долю воскресенья за подготовкой к важнейшей деловой встрече, назначенной на вторник. А поскольку за все эти годы никто – включая отдел кадров, генерального директора и её саму – так и не определил, в чём конкретно заключались возложенных на неё обязанности, выходные обещали быть крайне насыщенными. К тому же в пользу трудовых подвигов Алису склоняло и то, что необходимость заняться рабочими вопросами в том числе являлась прекрасной отговоркой, чтобы хотя бы на первых порах избежать более близкого знакомства с сыном Димы, неизменно пребывавшим в выходные с отцом. Но спустя три часа энтузиазм её сильно поубавился.

Сидя перед ноутбуком за кухонным столом, обложенная договорами поставки, производственными графиками, чертежами изделий и списками комплектующих, в её голове невольно всплыла фраза, сказанная начальником в самые первые недели работы и только сейчас нашедшая в сознании полное образное воплощение. В те времена она ещё не оставила попыток установить, чего конкретно от неё ожидают, и периодически осторожно пыталась прояснить этот момент, а в ответ неизменно слышала лишь громогласное: «Всё в топку!». Ей не пришлось долго ждать, чтобы во всех смыслах прочувствовать всю суть своего положения в компании: любой сотрудник департамента с полного одобрения руководства мог скинуть на неё то, что самому делать не хочется, а мало-мальски значимое начальство за счёт неё с успехом экономило на услугах курьера, секретаря и личного ассистента. Так продолжалось долгие четыре года и постепенно стало обычной будничной рутиной, лишь изредка вызывающей всплески беспомощного негодования. Но знать – ещё не значит принять.

Не до конца истлевшие остатки гордости и самоуважения – под воздействием неумолимых внутренних изменений – всегда могут разгореться с новой силой в отчаянной попытке, освободившись, испепелить оковы страха, самоуничижения и инертности в самой настоящей, не метафорической огненной топке.

***

Время близилось к полуночи, когда она услышала поворачивающийся в замке ключ. Через минуту из тёмного коридора донеслись шаги и несколько обрывчатых фраз, повествующих о том, что вечер прошёл более-менее хорошо. Затем хлопнула дверь в ванную комнату – описательная часть на этом закончилась. Алиса решила не задавать лишних вопросов, чтобы не вторгаться в личную жизнь уже вполне взрослого человека, глубоко вздохнула и продолжила пялиться в монитор слипающимися воспалёнными глазами.

***

Перед её взором мелькали сливавшиеся в неразборчивое пятно картинки, буквы, цифры: первая страница оказалась пятой, за ней тринадцатая, потом в правом нижнем углу стояла единица, а следом тридцать девять.

***

Алиса продолжала судорожно выпутываться из мёртвой хватки собственных волос, всё плотнее закручивающихся вокруг её шеи, когда поняла, что лежит в одежде прямо поверх покрывала в своей спальне и безуспешно пытается выдернуть из-под себя мокрые липкие пряди. Кое-как освободившись, она встала и направилась в сторону ванной комнаты, чтобы умыть покрытое испариной лицо, но, едва достигнув середины коридора, резко остановилась, услышав металлический лязг, доносившийся из комнаты Ники. Алиса развернулась, сделала четыре шага в противоположном направлении, после чего, достигнув цели, осторожно приоткрыла дверь бывшей гостиной – там царила непроглядная темнота и звенящая тишина. Она быстро убедила себя, что виной всему слуховая галлюцинация и уже решила вернуться на первоначальный маршрут, но не успела затвориться дверь, как вызывающий первобытную дрожь лязг вновь повторился. Сомнений больше быть не могло. Взяв с тумбочки в спальне телефон, она зажгла экран и, воспользовавшись холодным светом аппарата, попыталась осторожно, чтобы не разбудить сестру, исследовать периметр помещения на предмет источника шума – ничего, лишь сплошная пульсирующая тишина.

Когда зернистый луч, так ничего и не обнаружив, отправился в обратный путь и вновь достиг разложенного дивана в крайнем левом углу комнаты, на какую-то ничтожную долю секунды перед глазами Алисы неожиданно возникла ужасающая картина, в следующее мгновение растаявшая без следа, трансформировавшись в ничем не примечательный вид спящей мирным сном молодой девушки. Но мельком увиденный образ неподвижно лежащей на спине в неестественно изогнутой позе Ники – с широко раскрытыми глазами, устремлёнными в пространство вслед за вытянутой правой рукой, плотно обхваченной металлической оковой, ей ещё долго не удавалось выкинуть из головы.

Экран погас.

Глава 15
Сбой

Комнату заливал не по сезону яркий дневной свет. В квартире было совершенно тихо, если не считать скрипа секундной стрелки часов, после падения на долю секунды каждый раз застревающей в одной и той же точке, и шума стиральной машины в режиме активного отжима, доносившегося из ванны. Алиса осторожно спустила затёкшие от продолжительного сна ноги на пол, облокотилась руками о край кровати и, сгорбившись, просидела в этой позе ещё около минуты, после чего резким движением поднялась и стремительно вышла в коридор. Там к ранее перечисленным звукам прибавился лишь щелчок электрического счётчика, наматывающего киловатты. Она, несомненно, была в квартире одна, отчего ей стало ещё больше не по себе. После проверки спальни сестры и короткой переписки с ней её догадка подтвердилась: Ника с утра пораньше убежала в университетскую общагу «по очень срочному делу», и в ближайшее время её можно было не ждать.

Алисе, давно привыкшей к жизни в одиночестве – и находившей в этом немало преимуществ, – этим утром вдруг показалось абсолютно невыносимым и совершенно невозможным оставаться наедине с самой собой, поэтому она наспех привела себя в порядок и, не тратя времени даже на завтрак, поспешила как можно скорее покинуть пределы давящего на неё закрытого пространства. Выйдя из подъезда, самоизгнанница прошла несколько метров вдоль дома и остановилась – был необходим план дальнейших действий. Решение нашлось довольно быстро, и спустя минуту оживлённого телефонного разговора она уже уверенно шла по направлению к метро.

Алисе пришёл в голову самый простой, но не самый типичный для неё способ решения проблемы воскресного одиночества: напроситься в гости к родне или друзьям, что, впрочем, в данном конкретном случае было одно и то же. Марина с Костиком очень удивились, услышав в трубке столь непривычное обращение, и, несмотря на то, что сюрприз был скорее приятным, были вынуждены запросить отсрочку в два часа, необходимых для того, чтобы закончить с воскресными родительскими обязанностями, включавшими спортивные секции, поездки по магазинам и прочие «семейные радости». Образовавшееся окно Алиса решила заполнить прогулкой в небольшом симпатичном сквере, находившемся посередине между их домами, дабы спокойно предаться рефлексии и насладиться уже сильно напрашивающимся завтраком.

Вначале всё шло по плану. Добравшись до места, она захватила в ближайшей кофейне булочку с обжигающим сезонным напитком и неспешно побрела вдоль лавочек в поисках наиболее уединённой. На улице была на удивление прекрасная погода. Разноцветная листва шуршала под ногами, источая при каждом соприкосновении с ней свежий кисловато-дымный аромат. В маленьком парке было многолюдно. Куда ни посмотришь, везде были мамы с детьми, праздно гуляющие парочки всех возрастов и одиночки с собаками всех мастей. Наконец Алиса заметила столь желанный островок уединения в виде стоявшей в отдалении, немного грязноватой лавочки с отломанной спинкой, которую остальные, к её радости, посчитали недостаточно комфортной для приятного времяпрепровождения.

«Отлично, – подумала Алиса, стремительно направившись в её сторону, – то, что надо».

Почти достигнув цели, она резко замерла, совершенно потрясённая открывающимся с этой точки видом на довольно большой фонтан, представляющий собой геометрически неправильную чашу и, казалось, хаотично разбросанные внутри неё гранитные валуны, на одном из которых на фоне тонких стволов деревьев возвышалась скульптура большого журавля с распростёртыми крыльями и направленным к небу, раскрытым в немом крике длинным клювом. Алиса была в этом сквере десятки раз и наверняка столько же раз натыкалась взглядом на эту скромную садово-парковую композицию, но лишь сейчас впервые по-настоящему увидела её.

В следующую секунду стремительным потоком прямо ей в ноги мягко врезался – а затем ещё для пущего устрашения облетел вокруг три раза – беспрестанно подпрыгивающий на месте золотисто-медный вихрь, казалось, вобравший в себя всю радость мира, в котором она, к своему ужасу, практически сразу узнала Зефира. Правая рука Алисы, державшая стакан с обжигающим кофе, непроизвольно сжалась, рискуя вылить всё его содержимое на светло-бежевое шерстяное пальто. Надеясь, что всё же обозналась, она, собрав волю в кулак, аккуратно поставила свою ношу на скамейку и начала по возможности естественно огладываться по сторонам. Долго искать не пришлось: на сорок пять градусов в десяти метрах от неё стоял Алекс. И, судя по выражению его лица, эта встреча сегодня также не входила в его планы.

– О, привет, – неуверенно произнесла Алиса, когда тот, поняв, что деваться некуда, подошёл на более близкое расстояние.

– Привет, – прозвучал сухой ответ.

Повисло неловкое молчание, за время которого Зефир успел ещё семь раз оббежать их по кругу, облизать Алисе руку, напрашиваясь на поглаживание, и, потеряв надежду обратить на себя внимание, стремительно умчаться прочь вслед за большой чёрной птицей.

– Как дела? – холодно спросил Алекс, почти не разжимая губ. В его голосе звучала явная, столь нетипичная враждебность.

«Что он вообще о себе думает?! – возмутилась про себя Алиса, заметив ледяные глаза и проанализировав тон, которым был задан вопрос. – Я ему ничего не должна! Мы не ссорились, никто никого не обманывал. У него просто забрали игрушку, и поэтому он бесится!»

– Спасибо, всё прекрасно! Как твои? – надменно ответила она, с успехом подражая тембром голоса звукам заледеневших железнодорожных путей, а выражением лица – локомотиву поезда, несущегося по ним. Алисе очень хотелось отойти от Алекса подальше и присесть на скамейку. Но она быстро отбросила эту идею, поняв, что тогда будет смотреть на него снизу вверх – и эта мысль ей совсем не понравилась.

– Просто феерично. Вот, решил прогуляться с Зефиром.

– Это хорошо, – сухо отозвалась Алиса, подчёркнуто игнорируя правила приличия и не удостаивая его ответным упоминанием причин своего пребывания здесь.

Опять повисло молчание. Алекс отвернулся, якобы чтобы посмотреть, куда убежал Зефир. Алиса на долю секунды даже поверила, что вот сейчас он попрощается, подзовёт своего мохнатого друга и под благовидным предлогом поспешит скрыться за горизонтом, избавив их тем самым от ментальной пытки и болезненно-очевидной беспомощности. Но, когда Алекс вновь посмотрел на неё, она сразу поняла, что этим надеждам не суждено сбыться: тон его голоса моментально оттаял, а выражение лица стало пугающе дружелюбным.

– Я могу составить тебе компанию? – непринуждённо спросил он, слегка улыбаясь своей фирменной кривоватой улыбкой, затем махнул рукой в сторону того, что когда-то было органичной частью паркового ансамбля, словно приглашая её присесть в одно из дизайнерских кресел в своём доме.

– Боюсь, что для тебя здесь будет слишком жёстко, да и моей булочки на всех не хватит, – не выходя из образа, ответила Алиса.

– Не переживай, мы с Зефиром не едим мучное – соблюдаем диету.

Прозвучало всё это довольно двусмысленно, но она решила не придавать значения таким мелким обстоятельствам, а лишь процедила сквозь зубы в ответ: «Почему бы и нет». Затем постелила на лавочку салфетку и уселась на неё, призвав на помощь всю свою грациозность.

– Прости, если мой первоначальный тон тебя обидел, просто встреча вышла уж слишком неожиданной, – Алекс подошёл к лавочке, смахнул рукой тонкий налёт пыли, затем тщательно вытер руки появившимся из ниоткуда тёмно-зелёным носовым платком и, критически осмотрев деревянную поверхность, всё же уселся рядом с ней. Алиса подумала было предложить ему воспользоваться одной из своих салфеток, но, руководствуясь мелочной мстительностью, решила этого не делать.

– Любой, даже очень умный и воспитанный человек, являющийся глубоким интровертом, так волнуется при любом, особенно неожиданном контакте с людьми, что выглядит неотёсанным тупицей, – продолжил он с комично-страдальческим выражением лица. – Так что моя грубость – всего лишь ошибка мозга, возникающая при обострении инстинкта самосохранения.

– Это ты-то интроверт? – Алиса не выдержала и громко рассмеялась, прервав столь пафосную речь. Но его тактический приём увенчался очевидным успехом – лёд тронулся.

– Самый настоящий, – на лице Алекса появилась обиженная гримаса. Но надолго он сохранить её не смог и тоже рассмеялся. Потом снова взял себя в руки и добавил с философским пафосом: – Больше всего в жизни мы боимся двух вещей: что наша жизнь останется незамеченной и вынести её на всеобщее обозрение. И ты, кстати, тоже была не особо доброжелательна.

– Если с тобой излишне вежливы и доброжелательны – тебя разводят тем или иным способом, – Алиса решила поддержать обмен пространственно-философскими фразами.

– Ну тогда от тебя можно не ждать подлога.

– Всегда пожалуйста. Если тебе от этого легче, – добавила она после недолгого молчания, – для меня наша сегодняшняя встреча тоже настоящее потрясение, можно даже сказать, откровение. Я почти уверена, что не видела тебя при свете дня лет восемь, а уж в джинсах, наверное, со времён окончания универа – жизнь меня к такому просто не готовила, – Алиса подняла глаза к небу, одновременно с извиняющимся видом пожимая плечами. – Осталось только наткнуться на тебя в будний день, и можно будет считать, что я повидала всё.

– За это открытие скажи спасибо Зефиру и его необузданному стремлению к широким просторам и беготне по лужам, – сказал Алекс, показывая в сторону гоняющегося по парку пса и на тёмные брызги, покрывающие до середины бедра его длинные, облачённые в плотную джинсу ноги.

– Надо было завести кошку, и не было бы никаких проблем.

– Кошки – для людей, любящих унижение.

Алиса, не удостоив его ответом, как ни в чём не бывало спокойно принялась за свой уже совсем остывший завтрак.

В сумочке зазвонил телефон; номер был неизвестен, и она, немного поразмыслив, решила не брать трубку, дав тем самым Алексу очередную возможность поупражняться в риторике и поделиться ценными сведениями о человеческой природе.

– Я где-то прочёл, что люди до сорока лет сейчас предпочитают общаться посредством именно переписки, потому что при звонке решение надо принимать немедленно. Им некомфортно от мысли, что ответ, данный в ограниченное время, уже, возможно, нельзя будет поменять. При переписке же всегда есть возможность хорошо подумать и скорректировать его столько раз, сколько будет нужно. Ну, или вообще не отвечать, – он немного помолчал, как будто что-то вспоминая. – Но, с другой стороны, психологи боязнь звонков также связывают с природной склонностью человека к прокрастинации, а также с индивидуальной неспособностью принимать правильные решения.

– Как познавательно, – саркастично ответила Алиса и неосознанно перенаправила свой взгляд к уже отключённому на зиму фонтану со скульптурой журавля, вокруг которого сейчас вовсю резвились дети младшего школьного возраста. В памяти, как по заказу, всплыл недавний сон, до этого момента, казалось, никак не вязавшийся с «основной сюжетной линией».

– Скучаешь по беззаботным школьным денькам? – неверно истолковал её взгляд Алекс.

– Совсем даже наоборот. Я многие годы пыталась избавиться от их последствий… – рассеяно ответила она.

– Не понимаю.

– Всё время, прошедшее с выпускного, мне никак не удавалось перестать видеть один и тот же кошмар: как будто я снова школе, меня вызывают к доске или идёт экзамен по математике и прочее в таком же духе. При этом я всегда прекрасно осознаю, что в наличии уже давно имеется не то что аттестат – даже диплом университета, но это совсем не помогает… точнее, не помогало, – Алиса сдвинула брови, мучительно припоминая что-то.

– Жуть какая, – снисходительно прокомментировал Алекс.

– Недавно всё изменилось. Во сне я нашла директора школы и спросила: «Почему я до сих пор здесь?». Он как-то замялся, а потом ответил, что мне надо сдать какой-то обязательный экзамен, появившийся уже после моего выпуска. Тут меня словно громом поразило, и стало предельно ясно, что всё это просто обман, я не обязана там находиться и легко могу уйти.

– И что было дальше?

– Я выбежала из здания и отправилась… – она вновь сдвинула брови, – не помню куда. Да это и не важно! Теперь осталось лишь чувство горечи и сожаления за то, что просидела там столько лишних лет.

– Впечатляет, – с иронией произнёс Алекс. – И что теперь будешь делать, после обретения «революционной» информации о том, что во снах всё обман и не по-настоящему?

– Понятия не имею, – искренне ответила Алиса. – Но надеюсь, что там, где мне плохо, меня больше ничто и никто не удержит. А это уже немало.

Они долго сидели молча, пребывая в глубокой задумчивости.

– А ведь у тебя скоро день рождения, – неожиданно воскликнул Алекс, мучительно подыскивавший всё это время новую тему. Ему хотелось перебить послевкусие от опять не туда зашедшего разговора, а заодно найти какую-нибудь зацепку…

– Приятно, что ты помнишь, – бесцветно ответила она.

– Уже знаешь, как будешь отмечать?

– Пока нет.

– Меня пригласишь? Мы же, можно сказать, старые друзья, а я ни разу не был на твоём дне рождения, – ответа не последовало, и он продолжил: – Тем более теперь, когда я вышел из тени и даже показался при свете дня в джинсах, – будет очень странно, если ты меня не позовешь.

«Странно будет совсем не это…», – подумала Алиса.

– Я бы так не сказала… Не думаю, что это хорошая идея… И вообще, я не собиралась отмечать.

– Держи меня в курсе, – безапелляционно ответил Алекс.