Текст книги "Анжелика в Квебеке"

Анн Голон
Анжелика в Квебеке

Anne Golon

ANGÉLIQUE À QUÉBEC

Copyright © Anne Golon – 1980

The Russian translation is done after the original text revised by the author

© Е. Татищева, перевод, 2017

© Издание на русском языке. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2017

Издательство АЗБУКА®

* * *

Секрет несомненного и удивительного успеха «Анжелики», видимо, кроется не только в самой привлекательности данного жанра, а скорее в красочности отображаемой эпохи, в остроте занимательного сюжета, в увлекательном историко-литературном повествовании, традиции которого восходят к Александру Дюма.

А. Эпштейн

Часть первая
Прибытие

Глава I

Она выбрала голубое платье. Плотный атлас, из которого его сшили, был почти белым, однако при каждом, даже совсем легком, движении в его складках играли бледно-голубые отблески и трепетали нежно-розовые блики, неуловимые, как цвет восточного края неба на утренней заре.

Посмотрев из окна полуюта «Голдсборо», стоящего на якоре на рейде в гавани Квебека, Анжелика подумала, что выбранное ею платье похоже на это холодное недвижное утро, которое ожидало ее и Жоффрея, отражаясь и точно так же отливая перламутром в тихих водах реки Святого Лаврентия, протянувшейся, подобно спокойному озеру, у подножия стен Квебека.

Город также был розовым. Тишину не нарушал ни один звук. Безмятежный и сонный, маленький колониальный городок, затерянный посреди диких просторов Канады, казалось, затаив дыхание, ждал.

Анжелике чудилось, что город наблюдает за ней, подстерегает ее, как кошка мышь, меж тем как она, Анжелика де Сансе де Монтелу, графиня де Пейрак, она, изгнанная из Французского королевства, стоит перед зеркалом в кают-компании «Голдсборо», завершая свой туалет перед приемом у господина де Фронтенака, губернатора Новой Франции, представляющего на земле Америки того самого Людовика XIV, которому она некогда бросила вызов, подняв в Пуату мятеж.

Вот почему легкое беспокойство сжимало ей сердце, хотя сама она в этом себе и не признавалась и, казалось, все внимание сосредоточила на своем туалете. Лицо ее оставалось безмятежным, большие зеленые глаза пристально глядели на отражение в зеркале.

Ни за что на свете молодая женщина не хотела бы выказать ни малейшей тревоги перед теми, кто ее окружал и кто помогал ей одеваться, то есть перед камеристками, портным и чернокожим великаном Куасси-Ба, носившим шкатулку с ее драгоценностями.

Но по мере того, как приближалось время высадки на берег, ей становились все более очевидными все те препятствия, которые превращали их с Жоффреем затею в чистое безумие. Король Франции когда-то изгнал Анжелику и ее мужа, графа де Пейрака, и они долгие годы провели в борьбе с этим монархом, который из зависти к могущественному вассалу и страха перед соперником вынес несправедливый приговор.

К тому же здесь, в Новом Свете, многие из живущих в Канаде французов считали их союзниками Новой Англии, с которой граничили земли Жоффрея, и потому видели в них врагов.

Однако, презрев все эти политические подводные камни, Жоффрей де Пейрак с пятью кораблями своей флотилии только что прибыл под стены Квебека, чтобы встретиться с господином де Фронтенаком и заключить с ним добрососедский союз. Это будет первый шаг на пути возвращения во Французское королевство, и, кто знает, быть может, придет день, когда ему удастся вернуть себе те имена и титулы, которых он много лет назад был незаконно лишен. Ближайшие часы решат их судьбу.

Анжелика подумала, насколько по-разному реагируют мужчина и женщина на подобную ситуацию. Ей гораздо труднее переносить несправедливую враждебность, чем этому человеку, ее супругу, который, мужественно терпя тяжелейшие гонения, находил для себя в этом своеобразное развлечение.

Войдя вслед за теми, кто принес Анжелике платья и украшения, Жоффрей воскликнул:

– Да начнется праздник!

Он стоял позади нее, на нем был богатый костюм из атласа цвета слоновой кости, собранного в ромбовидные складки и отделанного мелкими жемчужинками и малиновыми атласными вставками. Глаза Жоффрея де Пейрака, глядевшие на отражение Анжелики в большом зеркале, блестели от сдерживаемого восхищения, и все его внимание было поглощено последними деталями, которые следовало бы добавить к наряду жены перед выходом в Квебек. Однако она не сомневалась, что в глубине души ему не терпится, чтобы «праздник» поскорее начался. В эту минуту она чувствовала себя отчужденной и даже далекой от него.

Это возвращение во Францию, пусть даже это всего лишь посещение маленькой столицы Канады, пробудило в Анжелике воспоминания о ее личной борьбе с королем Франции; этот непреклонный монарх никогда не простит ей, что она его отвергла.

Жоффрей с его флотом, богатством и влиянием, которое давали принадлежавшие ему поселения в округе Мэн, находился в более выгодном положении.

Этим летом обстоятельства позволили ему привлечь на свою сторону двух важных деятелей Новой Франции: губернатора Акадии маркиза де Вильдавре и интенданта Карлона, которым он имел случай оказать некоторые услуги. Рассчитывая к тому же на поддержку губернатора господина де Фронтенака, будучи уверенным в том, что военный комендант господин де Кастель-Морг не станет вмешиваться, а архиепископ останется нейтрален, Жоффрей мог надеяться на то, что чету де Пейрак примут в Квебеке с распростертыми объятиями.

Тем не менее нельзя было забывать об иезуите отце д’Оржевале, который вел против них войну в Акадии и имел большое влияние на союзные Франции индейские племена абенаков и алгонкинов, а также на огромное число набожных французов, жаждущих доказать ему свою преданность. Этот иезуит создал целое движение, враждебно настроенное к недавно прибывшему Жоффрею де Пейраку, который, не поднимая флага никакой страны, обосновался у границ Акадии, считающейся владением французского короля, и к тому же торговал с англичанами. Положение усугублялось еще и тем, что в прошлом году одной квебекской монахине было видение: ей явилась очень красивая женщина, которой суждено принести Новой Франции множество несчастий. И тотчас распространился слух, что жена графа де Пейрака, красота которой была широко известна, и есть предсказанная монахиней дьяволица.

Над этим можно было бы посмеяться, но подобный фанатизм мог привести к войне. Необходимо было как можно скорее выправить положение, иначе оно выльется в вооруженный конфликт.

В этой неспокойной колонии было столько различных группировок, что обещания одних другие часто встречали в штыки. Среди сторонников иезуита называли военного коменданта Кастель-Морга, державшего в своих руках армию, и особенно его жену Сабину де Кастель-Морг, женщину властную и грозную, а также – на другом конце иерархической лестницы – некую Жанину Гонфарель, которая заправляла всеми борделями Нижнего города и, пользуясь определенной снисходительностью клириков, поддерживала их политику. Появление Анжелики в чудесном платье, сшитом по последней парижской моде, пожалуй, могло возбудить зависть этих дам.

– Не лучше ли мне одеться скромно и появиться незаметно, как в Тадуссаке?

– Нет, – отвечал Пейрак. – Вы должны их очаровать, покорить, а не разочаровывать. Народ ожидает явления… Надо им его дать. Дама Серебряного озера… Героиня легенды.

Итак, Анжелика сознавала всю важность первых мгновений и впечатления, которое она должна была произвести на толпу с ее самыми разноречивыми умонастроениями, которая собралась на нее посмотреть.

Нынче вечером Жоффрей де Пейрак и его люди либо переночуют в стенах Квебека, либо будут вынуждены убраться восвояси, их маленький флот будет разбит и к тому же заперт в ловушке, расставленной огромной северной рекой, которую скоро скуют льды.

Жоффрей де Пейрак все это понимал. Решающую роль должна была сыграть Анжелика, и, зная это, он разработал дерзкий и необычный план. Притом совершенно неожиданный для Анжелики.

– Вы сойдете на берег первой, без меня, к вам будет привлечено всеобщее внимание. Вас будет сопровождать господин де Вильдавре – я его предупредил, и он в восторге. С вами также поплывут на двух шлюпках мои вооруженные люди – ваш почетный караул. Таким образом, вы предстанете перед квебекцами одна, и при виде вашей лучезарной красоты они все остолбенеют. Вы воспользуетесь этим, чтобы поставить вашу прелестную ножку на брега Квебека, подобно Афродите, вернувшейся с Цитеры. Губернатор господин де Фронтенак, этот галантный мужчина, который нам предан, подаст вам руку, и таким образом толпа увидит, что вы всего лишь прелестная женщина, существо совершенно безвредное, само воплощение женственности и очарования. И тогда они устроят теплую встречу именно вам, Анжелике, а не моей супруге, находящейся под защитой моего оружия. Вам нравится мой план? – спросил он.

Но ему не нужно было ждать ответа. Сверкающие глаза Анжелики лучше всяких слов сказали ему, насколько удачным показался ей этот план и как прекрасно он соответствовал ее пылкой и бесстрашной натуре.

– Ведь мы с вами хорошо знаем французов, не так ли? Наши земляки могут подозрительно отнестись к вооруженной силе. Но они никогда не оттолкнут женщину, которая явилась к ним одна.

– А что в это время будете делать вы?

– Я? В это время… я окружу город.

Глава II

Платье действительно было очень красивым. Несмотря на все заботы, Анжелика не могла нарадоваться на свое отражение в зеркале. В этом наряде, только что доставленном из Парижа, она заметила некоторые новые детали. Так, по-видимому, больше не носили или, по крайней мере, носили реже верхнее платье, которое прежде надевалось на фижмы поверх одной или двух других юбок и подбиралось так, чтобы они были видны. Новое платье ниспадало до самого низа поверх юбки того же цвета, лишь слегка приоткрывая ее спереди.

Ткань платья была великолепна; ее перламутровые переливы порадовали бы самый придирчивый взгляд. Корсаж с короткими оборками по талии был расшит розами, а негнущийся пластрон имел тот же переливчатый цвет и был украшен атласным бантом. Стоячий кружевной воротник начинался от линии декольте, а сзади закрывал затылок, подчеркивая белизну грациозной шеи, выделявшейся на этом драгоценном фоне.

Анжелика в этом изумительном наряде казалась нереально красивой. Ее слегка припудренная золотистая кожа как будто излучала свет. Можно было подумать, что Анжелика светится изнутри. Она особенно тщательно подкрасила глаза, четко очертила брови. Немного розовых румян – смеси сока алканы и бледной охры – едва заметно подчеркивали линию скул. Она занималась макияжем более часа – с самого рассвета – и, несмотря на стоявший в каюте холод, согрелась. В последние годы, ведя жизнь, полную приключений, она немного подрастеряла прежнюю сноровку, которую приобрела в Версале, когда ей каждый раз приходилось использовать косметику перед появлением при дворе короля.

Однако, судя по тому, как смотрел на нее сейчас Жоффрей де Пейрак, ее старания, похоже, увенчались успехом. В темных глазах графа светилось восхищение, а на губах играла нежная полуулыбка.

Сейчас он открывал новую для него Анжелику, такой она была в Версале, когда ее домогался сам король. Но Жоффрея де Пейрака это ничуть не огорчало, потому что с тех пор, как он вновь обрел Анжелику, он научился понимать и любить все стороны ее натуры. Она частенько его удивляла, иногда тревожила, но более всего вызывала восхищение изменчивостью своего темперамента, что, однако, не мешало ей оставаться существом абсолютно цельным.

Он протянул руку и ласково коснулся пальцами ямочки между ее ключицами.

– К этому восхитительному декольте прекрасно подошли бы бриллианты, – сказал он, но затем поправил себя: – Нет! Жемчуг. Он более нежный.

И, повернувшись к ларцу, который протянул ему чернокожий слуга Куасси-Ба, он выбрал ожерелье из трех ниток жемчуга.

Эта сцена – он и она, отражающиеся в большом зеркале, – напомнила им похожую сцену, когда они оба так же стояли перед зеркалом в своем дворце в Тулузе много лет назад.

Сейчас они знали, что им обоим пришло на ум одно и то же – Тулуза.

– Тогда вы меня не любили, – сказал Пейрак. – Как давно это было! Вы заставили меня пережить муки ада. Но, черт возьми, я все равно ждал бы вашей любви хоть до скончания времен. Я хотел, чтобы вы пришли ко мне сами, по доброй воле, а не потому, что у меня на вас есть права. И сейчас я хочу того же.

Они смотрели на город, и у них обоих было предчувствие, что их нынешнее возвращение во французские владения, быть может, даст им возможность восстановить то, что когда-то было так безжалостно разрушено. Наконец-то им не придется более скитаться по морям и лесным чащам. Они снова окажутся среди равных себе дворян, играющих в свои игры и исполняющих заданные роли в обществе, которое представляло собою кальку с общества Старого Света.

Держа ее за плечи, он тихо спросил:

– Вы боитесь?

– Немного.

И, почувствовав, что она дрожит, Жоффрей произнес:

– Вы замерзли. Я велю принести вам меховую накидку.

Молодая камеристка Дельфина позвала Генриетту и Иоланду и даже призвала на помощь портного и Куасси-Ба, ибо доставить накидку оказалось не так-то просто. Она была сшита из белого меха, подбита тонкой шерстью и белым атласом, с широким капюшоном, изнанка которого была расшита золотой и серебряной нитью. Неся ее, надо было смотреть в оба, чтобы мех не касался досок палубы, поскольку на корабле трудно добиться идеальной чистоты. Выйдя гуськом из гостиной, камеристки, портной и Куасси-Ба направились в соседнюю каюту, где она лежала со вчерашнего вечера, разостланная на сундуках.

Жоффрей де Пейрак продолжал смотреть на отражение Анжелики в большом зеркале:

– Чего вам бояться, любовь моя? Потерпеть неудачу значило бы не тронуть сердца квебекцев. Но неужто вы не знаете, насколько вы завораживаете всех тех, кто с вами встречается? Неужели вы совершенно не осознаете силу своих чар? Что же могло разрушить ту несокрушимую уверенность в себе, которая должна была бы быть вам присуща? Но даже если вы в себе сомневаетесь, знайте: ваше очарование неизменно. Оно сильно, как никогда. Даже еще неотразимее, чем прежде. Я бы с удовольствием разъял его на составные части в моих ретортах и изучил каждую отдельно. В нем нашлись бы тысячи алхимических секретов, что-то граничащее с магией. О! Моя дорогая, моя прекрасная, наделенная способностью мучить меня, пусть хотя бы ваша огромная власть над теми, кто вас окружает, убедит вас в вашей победе…

В этой пылкой тираде, которую граф произнес с легкой хрипотцой, все дышало той куртуазной любовью, что воспевали трубадуры Лангедока, среди которых Жоффрей де Пейрак был одним из самых знаменитых. Эта речь, сказанная нежно и весело, но вместе с тем со всепобеждающей страстью, вызвала у Анжелики невольную улыбку. Она снова повернулась к зеркалу и посмотрела на свое отражение. Да, она сполна обладала даром обольщения, который столько раз испытывала на мужчинах; порой она проклинала этот дар, порой благословляла, но всегда его в себе чувствовала и никогда не отрекалась от него.

Жоффрей был прав, что напомнил ей о нем. Пришла пора вновь стать той Анжеликой, которая на протяжении последнего года не раз одерживала победу.

Она выйдет навстречу этой толпе со всей уверенностью, на которую способна, и не разочарует ожидающих ее жителей Квебека. Если они увидят, как она красива и спокойна, страхи улягутся, а ненависть, пусть ненадолго, притупится.

Она дотронулась до одной сережки, чтобы посмотреть на отблеск бриллианта на своей щеке. Да, все это очень красиво. Она поправила несколько выбившихся из прически локонов тем вечным жестом женщин, готовящихся предстать взорам публики. То был своего рода магический ритуал. Волшебный знак самосозидания, самопревращения, чтобы увидеть себя такой, какой ты себя любишь, какой ты себе нравишься, какая ты есть на самом деле.

«Тогда успех гарантирован», – подумала Анжелика и улыбнулась своему отражению в зеркале.

Слуги внесли ее белую накидку, держа за четыре конца, словно знамя. Граф де Пейрак взял ее и сам накинул на плечи Анжелики, потом расправил складки и надвинул пушистый капюшон на ее блестящие волосы. Можно было подумать, что он готовит ее к посвящению в рыцари, точно этот плащ может не только защитить, как защищают доспехи, но и приготовить к бою.

Это были доспехи женского очарования, которые позволят ей нынче завоевать Квебек.

К Анжелике подошла Дельфина и протянула ей гребень и шпильки.

– Сударыня, должна ли я вас сопровождать? – спросила девушка. – Ведь у меня шкатулка с вашими туалетными принадлежностями.

– Нет, это ни к чему. Я не хочу подвергать вас опасности.

Жоффрей вмешался в их беседу:

– Мадемуазель, ваша забота кажется мне достойной похвалы. Но нынче мне совсем не хочется, чтобы вы и ваши спутницы угодили на… передовую. Вы сейчас отправитесь на борт «Ларошельца», где находятся также и дети с Иоландой. Там вам дадут указания, чтобы вы все в нужный момент могли сойти на берег и принять участие в празднике.

Дельфина и Генриетта покорно оставили туалетные принадлежности и украшения, которые были вверены их заботам, и, присев в неглубоком реверансе, ушли в сопровождении одного из матросов «Голдсборо», которым было поручено особо охранять дам во время высадки.

Анжелика слышала, как граф приказал Куасси-Ба:

– Пригласите сюда господина де Кастель-Морга.

Она вздрогнула.

Стало быть, полковник де Кастель-Морг, военный комендант Новой Франции, который, хотя и был гасконцем, слыл одним из самых свирепых их противников, сейчас на борту? Что бы это значило?

Она все поняла, когда на пороге каюты вместо чернявого, усатого, вспыльчивого, неуживчивого и склонного к черной меланхолии полковника-коменданта увидела его сына, юный Анн-Франсуа в отличие от отца был совершенно очаровательным существом. Текущая в его жилах гасконская кровь подарила ему веселый нрав, вкус к куртуазной любви и поэзии и любовь к жизни. Стройный и высокий, с черными, как у большинства гасконцев, глазами, бронзовой от солнца кожей и сияющей улыбкой, он был похож на Флоримона, как брат, и неудивительно, что они как нельзя лучше поладили, когда случай свел их на берегах пресноводных морей, как называли Великие озера.

С головой, стянутой расшитой жемчугом индейской повязкой, в замшевом костюме, дополненном кружевным жабо, пусть завязанным наспех, но тем не менее придававшим ему достаточно элегантный вид, он был ярким образчиком особой породы молодых людей, безумно упивавшихся свободой заокеанских колоний, где они созревали как невиданные прежде плоды, хоть и напоминавшие вкус Старого Света с его сословным делением, откуда брали начало их корни.

Анн-Франсуа поклонился графу с изяществом молодого сеньора, потом отвесил еще более низкий поклон Анжелике. Он смотрел на нее горящими глазами, нисколько не скрывая восхищения. От ее красоты он остолбенел, не в силах оторвать взгляд, и лишь с трудом заставил себя повернуться к Пейраку, учтиво ожидая, когда тот соблаговолит сообщить ему причину, по которой его призвали. Между тем граф рассматривал его снисходительно и с симпатией.

Глядя на них, когда они стояли вот так, лицом к лицу, этот юноша и знатный искатель приключений с седеющими висками и изборожденным шрамами лицом, Анжелика дивилась и почти умилялась тому, насколько похожи сыновья, рожденные землей Аквитании.

– Милостивый государь, – сказал Пейрак, – мне стало известно, что вы несколько лет были пажом при французском дворе…

– Это правда. Я состоял на службе у подруги моей матушки, госпожи де Валансьен, и носил ее шлейф. Потом, когда мои родители уехали в Новую Францию, я поступил пажом к госпоже де Тонне-Шарант, состоявшей при дворе брата короля. Но когда три года тому назад господин де Вильдавре приехал в Сен-Клу, чтобы передать мне весточку от родителей, он увидел, как сильно я скучаю по матушке, и добился для меня разрешения отправиться с ним в Квебек. И я об этом не жалею! – с жаром добавил юноша. – Куда интереснее бродить по лесам, чем приносить своей госпоже рукомойник и полотенце, разносить конфеты и обмахивать дам веером, будь они хоть принцессы.

– Что ж, хорошо, однако сейчас пришло время вспомнить то, чему вас научили при дворе. Госпоже де Пейрак нужен паж, чтобы нынче сопровождать ее, нести шкатулку с украшениями, а также помогать ей всем, чем возможно, во время церемонии, на которой она должна будет явиться во всем блеске и которая будет для нее весьма утомительной. Хочу добавить, что я выбрал вас, потому что вы известны своей храбростью, ловкостью и любезным обхождением. Кроме того, вы хорошо знаете жителей Квебека. В случае чего вы сумеете заставить с собой считаться и сможете оказать необходимую помощь той, которую будете сопровождать. Чувствуете ли вы себя способным исполнить эту миссию?

Выражение лица и вся повадка Анна-Франсуа де Кастель-Морга ясно свидетельствовали, как он счастлив, – ведь ему неожиданно выпал случай сыграть такую важную роль при Анжелике, которой он восхищался все больше и больше с тех самых пор, когда, возвратившись из-за полярного круга, взошел на борт корабля графа де Пейрака.

Не особо заботясь о своем платье, более подобающем лесному бродяге трапперу, чем пажу, Анн-Франсуа осведомился о том, кто будет сопровождать госпожу де Пейрак, потом принялся с превеликим тщанием изучать содержимое черепаховой, инкрустированной золотом шкатулки. Во внутреннюю сторону ее крышки было вделано зеркальце, в которое при удобном случае можно было бросить беглый, осторожный взгляд. Он проверил наличие гребней и щеток и коробочек с румянами. Достаточно ли шпилек для волос? Есть ли нюхательная соль на случай обморока? Есть ли пастилки с гвоздичным маслом, которые надо грызть, чтобы подавить тошноту? Надушенные кружевные носовые платки, чтобы обмахиваться, если станет дурно? Так случилось, что дамы, на службе у которых он когда-то состоял, были особенно подвержены недомоганиям. Жизнь маленьких пажей при дворе была нелегка, но тогда он прошел хорошую школу, и сейчас вся сноровка тотчас к нему вернулась. Анн-Франсуа, со своими красивыми глазами, грацией, индейским нарядом и вдруг откуда-то взявшейся серьезностью, был полон очарования. Он сказал, что ему надо дать дополнительные указания Нильсу и Тимоти, которые должны держать накидку графини, и что, если господин и госпожа де Пейрак пока в нем более не нуждаются, он подождет их на палубе. После чего Анн-Франсуа вышел, унося с собою черепаховую шкатулку.

Анжелике вдруг захотелось взглянуть на вампум, который весной ей подарил Уттаке, вождь ирокезов, в знак заключенного между ними союза.

Чтобы открыть ларец, в котором лежал вампум, ей пришлось побеспокоить кота, который разлегся на его крышке. Этот кот, сопровождавший ее еще со времен Голдсборо, совсем не одобрял той суеты, которая с самого рассвета нарушала спокойное течение его дня. И сейчас он притворялся, будто крепко спит. Разбуженный, он потянулся с видом величайшего неудовольствия и стал, скучая, наблюдать, как Анжелика достает из шкатулки пояс, сделанный из мелких белых и синих ракушек, которому индейское предание приписывало силу талисмана.

Вампум считался не менее ценным, чем золото или серебро, а тот, который вождь ирокезов подарил Анжелике, был и вовсе бесценен, ибо олицетворял собою настоящий мирный договор.

Уттаке, вождь союза пяти ирокезских племен, слыл самым свирепым врагом Новой Франции. Однако договоренность с Жоффреем де Пейраком и Анжеликой, которые тоже были французами, несколько смягчила его ненависть к канадским бледнолицым.

Воодушевленная уверенностью в конечной победе, Анжелика положила вампум обратно в шкатулку и, обращаясь к коту, сказала:

– Возрадуйся, малыш, этим вечером ты окажешься в Квебеке и сможешь вволю поохотиться на мышей на улицах настоящего города.

Приключение начиналось.

Она снова взглянула на Жоффрея де Пейрака, своего супруга, свою любовь, который в очередной раз преспокойно шел на немыслимый риск, могущий привести как к победе, так и к поражению.

«Как он велик, – сказала она себе, – он почти чужой, так он отличается от всех остальных. Он не может не победить. Всегда и во всем. Сегодня день возрождения».

И Анжелика оперлась на предложенную им руку.

– Вперед, сударыня, – сказал он. – Вперед! Квебек ждет вас.