Текст книги "Анжелика в Квебеке"

Глава XIII

Одну за другой Анжелика отстегивала булавки, которыми к корсажу ее голубого платья был пришпилен расшитый жемчугом пластрон, и складывала их в чашу из оникса. Зеркало в золоченой деревянной раме отражало ее растрепавшиеся белокурые волосы, лицо, подобное цветку, распустившемуся на утренней заре, и зеленые глаза, сияние которых спорило с блеском украшающих ее уши крупных бриллиантов. От каждого движения эти бриллианты мерцали, похожие на далекие огни, свет которых пробивается сквозь туман.

Но отчего ее отражение было хотя и ослепительным, но слегка затуманенным? Наверняка причиной тому был был горячий пар, поднимавшийся из приготовленной для нее деревянной ванны. Она попробовала протереть зеркало, однако это ничего не дало.

Из этого Анжелика сделала вывод, что она немного пьяна. Правда, причиной тому, скорее всего, было не выпитое, а крайняя усталость от всей сегодняшней суеты.

Когда глубоко за полночь ты наконец остаешься одна, неудивительно, что у тебя немного кружится голова. И теперь она находила отдохновение и даже некоторое удовольствие в таком скучном занятии, как отстегивание бесчисленных булавок.

Это чудесное платье ее не подвело. Договор, который заключают между собою Женщина и ее Наряд, секретный пакт о том, что они должны умножать красоту друг друга, не был нарушен. Анжелика была рада остаться одна. За последние годы она привыкла к свободной жизни, и теперь ей казалось, что она более никогда не сможет стать придворной дамой, окруженной многочисленными служанками и лакеями. Во всяком случае, не сейчас… А ведь оставалась еще проблема с этим цветком лилии на плече, этим позорным клеймом, из-за которого она могла довериться лишь самым преданным служанкам.

Ничего не поделаешь! Пусть пальцы исколоты булавками, зато она сможет насладиться одиночеством в эти первые минуты отдыха в квебекском доме Вильдавре, о котором маркиз так много рассказывал.

Она наконец сняла пластрон и расстегнула корсаж. Он обтягивал грудь и талию по нынешней моде, как вторая кожа, подчеркивая изящество ее форм, и был немного тесен, особенно сегодня, после обильной трапезы.

Анжелика отбросила и пластрон, и корсаж подальше и вздохнула с облегчением. Затем, запустив пальцы в волосы, приподняла их, чтобы дать отдых затылку. Потом снова посмотрела на себя в зеркало. Отражение ее было прекрасно, хотя и по-прежнему туманно. Она стояла в тонкой батистовой рубашке, сквозь которую просвечивала белая кожа и два более темных пятна там, где были соски.

Над зеркалом висело огромное распятие из слоновой кости и серебра. В доме Вильдавре распятия были повсюду, однако они были так красивы, что воспринимались как произведения искусства, а не предметы культа.

Анжелика закончила развязывать шнурки последней юбки, и та, соскользнув, упала на пол.

Иоланда помогла ей снять верхнее платье, после чего Анжелика ее отпустила.

Теперь и юбки, и серебряные кружева лежали на полу. Молодая женщина переступила через них, оттолкнув ногой. Сняв рубашку, она осталась обнаженной. Она перевязала волосы лентой, приблизилась к ванне и, еще раз вздохнув, ступила в горячую воду. Дневную усталость как рукой сняло. Ее охватило блаженство, она выкинула из головы все мысли и, облокотившись на край деревянной ванны, погрузилась в мечтания.

Она в Квебеке. И это для нее звучало почти так же гордо, как в тот день, когда она, стоя на ступеньках королевского цветника, осознала, что ОНА В ВЕРСАЛЕ.

Важно было оценить, какой путь ей пришлось преодолеть, чтобы прийти к этой победе.

Она находится в городе. В городе французской провинции, с его домами, церквями, садами, лавками.

Она лежит здесь, погрузившись в горячую воду, и вокруг нее – тишина безмятежной ночи. Зеркала отражали ее расслабленное тело. Висящие повсюду, они увеличивали эту клетушку с резными деревянными стенами, в которой сибаритствующий маркиз оборудовал роскошную ванную комнату.

В конце концов они все-таки добрались до этого так красочно расписанного Вильдавре дома, расположенного в Верхнем городе Квебека, столицы Новой Франции.

Они смогли попасть в дом еще до наступления темноты, что было почти так же сложно, как и сама высадка в Квебеке. Каким чудом им удалось в конце концов все-таки достичь этого дома, который маркиз так им расхваливал?

После дня, в котором грохот войны смешался с блеском славы, как им удалось так быстро покончить с приветствиями и поздравлениями и все же вступить под его кров?

– Он же совсем маленький! – вскричала Анжелика при виде дома.

– Но он очарователен! – возразил маркиз.

С этим нельзя было не согласиться. Несмотря на скромные размеры, жилище Вильдавре оказалось весьма уютным.

Маркиз добавил, что Анжелика испорчена воспоминаниями о королевских дворцах. Для Квебека этот дом был достаточно просторным. В нем было два этажа плюс чердачный этаж со слуховыми окошками. С обеих сторон от парадной двери имелись по два выходящих на улицу окна, сама дубовая дверь, широкая и высокая, была увенчана декоративной каменной маской Аполлона, а сбоку был прикреплен бронзовый дверной молоток, ручку которого было нелегко поднять, так обильно она была украшена коваными цветами и виноградными гроздьями. Подъезд охраняли невысокие статуи атлантов, держащих на плечах каменный шар небесного свода, Гости маркиза могли воспользоваться шаром как опорой, чтобы сесть в седло после того, как их визит был завершен.

Однако сегодня Вильдавре посоветовал гостям войти в дом с черного входа, чтобы сразу оказаться на просторной кухне, где их ждал вкуснейший ужин.

Дом был выстроен на склоне холма, поэтому, чтобы оказаться во дворе, где находились службы, амбар, дровяной сарай и небольшая пристройка, для того чтобы париться на индейский манер, приходилось карабкаться. Вильдавре заявил, что скоро прикупит и соседнее поле, чтобы построить там конюшни и огород.

Сейчас все устремились в распахнутую дверь и очутились в большой низкой комнате. Слева в очаге приветливо горел огонь, посредине стоял стол, покрытый камчатной скатертью и уставленный стеклянными бокалами и серебряной посудой, а справа открывалась гостиная, обставленная мебелью, обитой гобеленовой тканью.

– Бо́льшую часть мебели я привез из Франции, – заявил Вильдавре.

Как он и предполагал, его служанка ждала их возле стола, застывшая, точно деревянная статуя; она казалась частью декора.

Это была высокая приятная молчаливая женщина с робкими глазами, выглядывающими из-под белого бретонского чепца. Она, как грудного ребенка, прижимала к груди знаменитую фаянсовую форму для пирога, над которой возвышалась золотистая, украшенная завитушками корочка пирога с дичью.

– Моя дорогая, ты неповторима! – воскликнул маркиз, целуя ее в обе щеки. – И даже более того – ты настоящая фея! Я всегда это говорил!

После чего он захотел показать Анжелике второй этаж.

Однако она, глядя вокруг, ломала голову, каким образом они все смогут здесь поместиться. Она хотела подождать прихода мужа, чтобы решить этот вопрос.

Между тем в дом начали входить люди из их свиты: пажи, метрдотель с помощниками, несущие корзины с посудой и бельем, затем «королевские дочери», как всегда следующие за Анжеликой, а также несколько флейтистов и барабанщиков, уставших за день. Всем им хотелось пить, потому что у них не было во рту ни капли с самого утра.

Между тем произошло именно то, что Анжелика предвидела. Служанка маркиза, осознав, что ее хозяин не будет жить в своем доме, что он не только опять покинет ее, но, более того, предоставит жилище в полное распоряжение чужой женщины, к которой он, похоже, воспылал неуместной страстью, гордо направилась к двери, унося свой пирог. Ей было невыносимо видеть, что хозяин намеревается поселить Анжелику в своем доме, так заботливо ею прибранном, а сам переберется в какой-нибудь хлев в Нижнем городе, даже не пригласив ее, свою верную служанку, сопровождать его после того, как она долгие месяцы так преданно его ждала.

Вильдавре разразился бранью.

– Ты что, принимаешь себя за королеву Франции? – в негодовании вскричал он. – Только посмотрите на эту нахалку! Эти слуги из колоний не имеют стыда! Если бы ты сейчас находилась по ту сторону океана, в Старом Свете, ты не посмела бы так себя вести! Дрянь! Сейчас ты у меня отведаешь палки!

Вне себя, он отвесил ей несколько чувствительных ударов тростью.

Служанка согнулась от ударов, но тем не менее ушла, унеся свою стряпню.

– И что же мы будем есть нынче вечером? – принялся вздыхать Вильдавре.

Однако тут метрдотель с «Голдсборо» сказал, что готов приготовить все, что они пожелают. Вслед за ним на кухню бросился Флоримон, не раз помогавший на камбузе, когда служил юнгой.

Между тем слуги продолжали вносить сундуки, мешки, одежду.

Анжелика вышла на кишащий народом двор. Здесь под растущим у дома гигантским вязом сидели Жюльенна и Аристид Бомаршан со своими пожитками, среди которых находилась старая корзина с сахаром-сырцом и несколько фляг рома, изготовленного раскаявшимся пиратом (он «спас» их с «Иоанна Крестителя»).

Толпа все росла. Все спешили поскорее обрести пристанище, потому что вечер становился все холоднее и холоднее. Большая кухня-гостиная уже не могла всех вместить.

Между тем кто-то сообщил, что усадьба, высокие трубы и часть белого фасада которой виднелись на той стороне холма, и есть то самое жилище, которое губернатор Фронтенак предоставил в распоряжение графа и графини де Пейрак, их сыновей и слуг. Дом с примыкающими к нему службами был достаточно просторен и удобен.

Матросы уже перенесли туда свои пожитки и предметы первой необходимости, чтобы дополнить то, что было для них приготовлено по приказу губернатора.

Повинуясь громким приказам, собравшиеся у дома маркиза двинулись в указанном направлении через поля.

В это же время явились две дамы из братства Святого Семейства и от имени каких-то человеколюбцев предложили приютить «королевских дочерей». Анжелика отправила девушек с ними.

Среди всей этой сутолоки рядом с Анжеликой вдруг очутился Анн-Франсуа де Кастель-Морг и, ломая руки, принялся причитать:

– Сударыня! Сударыня! Простите меня! То, что произошло, ужасно…

– Да, да, я вас прощаю… я вам все прощаю, – заверила его Анжелика, чувствуя, что еще немного – и она свалится с ног.

Однако тут Вильдавре, распахнув перед нею двери, повел ее смотреть дом. При этом, демонстрируя ей свое жилище от погребов до чердака и расхваливая одну изящную вещицу за другой, он так усердствовал, словно хотел его продать.

– И еще, моя дорогая, я хочу вам сообщить кое-что, чего вы не знаете… Вы слышали, как господин де Фронтенак говорил о жилище, которое он приготовил для госпожи де Модрибур… Так вот, это та самая усадьба Монтиньи, которую вам сегодня предложили. Вы же не поселитесь там, где должна была обитать она?

Наконец он ее оставил в покое, сказав, что не стоит о нем беспокоиться. Кто-кто, а он сумеет устроиться преотлично.

Вскоре после ухода Вильдавре явился толстый мальчик на вид лет двенадцати, с трубкой во рту, и сказал, что у него есть новости о ее коте. Тот, по его словам, чувствовал себя хорошо и познакомился с задворками таверны «Французский Корабль», где и нашел все, что ему нужно для счастья. Мальчика сопровождали двое подмастерьев, нагруженные горшками и кастрюлями с рагу и бланманже, овощным супом и пирожными, – то были дары щедрой хозяйки таверны.

Можно ли мечтать о большей любезности? Анжелике показалось, что мальчик ей кого-то напоминает. Он сообщил, что он сын Жанины Гонфарель и что ему девять лет. Судя по его виду, он обещал вырасти крепышом. Анжелика хотела сделать ему маленький подарок, но он отказался. Тогда она расцеловала его в пухлые щеки и попросила передать матушке, что завтра она зайдет к ней, как только сможет, чтобы поблагодарить и забрать кота.

И вот наконец Анжелика осталась одна с Иоландой.

Дети спали в комнате на первом этаже позади кухни. Ее стену нагревал очаг.

В доме приятно пахло, мебель была старательно начищена воском с примесью росного ладана, повсюду: на столах, стенах, в витринах – стояли и висели блестящие изящные безделушки и утварь, сверкали люстры, подсвечники и распятия. Добраться сюда было с их стороны настоящим подвигом! Всего год назад столица Новой Франции, затерянная в лесах к северу от их владений в Мэне, казалась им неприступной вражеской крепостью.

Внезапно ей вспомнилось чье-то лицо, несколько недавно услышанных слов. Вопросы, на которые она не могла ответить, кружились перед нею, точно стая птиц.

Исчезновение отца д’Оржеваля… Загадочно… Безумие госпожи де Кастель-Морг… Бессмысленно… И кем мог быть затерянный в толпе человек, который при виде знамени Жоффрея де Пейрака бросил: «Ну и ну! Когда он плавал по Средиземному морю, его серебряный щит был изображен на другом поле – на красном».

Человек, точно знавший, что Жоффрей де Пейрак – это Рескатор.

Глава XIV

Анжелика вновь открыла глаза. Ее угнетала какая-то смутная тревога. Вода в ванне остыла и была чуть теплой, и она поняла, что, должно быть, уснула. Одна свеча уже погасла, другие догорали.

В висевшем на стене зеркале она снова увидела свое отражение. Обнаженная женщина, лежащая в мерцающей воде в ореоле белокурых волос, с блестящими в полутьме испуганными зелеными глазами.

Почему Жоффрея до сих пор нет?

Тех коротких минут, на которые она заснула, оказалось достаточно, чтобы обстановка, до сих пор казавшаяся ей такой приятной, вдруг предстала перед нею в новом, неприглядном свете.

Сейчас ей казалось, что тишина полна угроз.

Снаружи башенные часы пробили три удара. Это был голос спящего города. Города-ловушки.

Она едва дышала. Ей хотелось прогнать страх.

Где же Жоффрей? Где его спутники? Матросы? Испанцы? Офицеры?

В ее воображении, точно стая черных птиц, кружили самые худшие предчувствия. Она начала бояться, что восторженный прием, который им оказали, был всего лишь миражом, ужасной комедией, призванной усыпить их бдительность, чтобы беспрепятственно схватить человека, угрожавшего гегемонии его христианнейшего величества короля Франции над огромными территориями Северной Америки.

Ей почудилось, что на зеркале огненными буквами проступает ужасная истина: «Они его арестовали».

Живое воображение Анжелики нарисовало ей, как он входит в замок Сен-Луи и его тотчас же окружают дворяне с обнаженными шпагами в руках.

«Господин де Пейрак, у нас есть приказ арестовать вас именем короля!»

Все начинается сначала…

И когда она услышала какой-то шум на первом этаже темного, как печь, дома, она уже не сомневалась, что это, как и в прошлый раз, несчастный Куасси-Ба, стонущий и зовущий ее: «Каспаша! Каспаша! Они забрали мою большую саблю!»

Она рывком вышла из апатии, расплескивая воду, бросилась вон из ванны и, схватив простыню, завернулась в нее.

С трудом подавляя рвущиеся из горла крики отчаяния, она выбежала на лестничную площадку.

У подножия лестницы стоял человек.

Человек в черном.

Глава XV

Там, внизу, стоял Жоффрей де Пейрак.

С ног до головы он был облачен в черное.

Подняв голову, он смотрел на Анжелику.

Он был одет в короткую куртку с широкими рукавами. Воротник из медвежьего меха был поднят и сливался с его черными волосами, образуя вокруг головы своего рода щетинистый ореол, в котором рыжими искорками отражался горящий в очаге огонь.

Анжелика прижалась к перилам лестницы и, тяжело дыша, застыв, точно изваяние, смотрела на него как на призрак.

А Жоффрей де Пейрак, очарованный этим видением, но удивленный трагическим выражением лица жены, вопросительно поднял брови.

Она стояла полуобнаженная, мокрая, с распущенными волосами. Она была прелестна…

Анжелика увидела, как на его обращенном к ней лице расцвела чудесная белозубая улыбка, и не поверила своим глазам.

Вполголоса она сказала:

– Итак? Вам удалось от них ускользнуть?

– Ускользнуть?

– Что произошло?.. Я вас ждала. Я заснула и…

– И… мне кажется, что вы еще не вполне пришли в себя, сердце мое! Я же предупреждал вас об этом заседании Высшего совета в замке Сен-Луи… И мне в самом деле удалось от них ускользнуть… Мне так не терпелось прийти к вам, в ваши покои. Но все закончилось как нельзя лучше…

С губ Анжелики сорвался вздох облегчения.

Она сбежала по ступенькам и бросилась в его объятия, повторяя:

– Как глупо! Господи, как глупо!

Она зарылась лицом в складки его одежды и потерлась о нее щекой, вцепившись пальцами в его плечи.

– Что, нас опять начинают одолевать злые духи? – насмешливо спросил он. – И какое же событие могло превратить блестящую королеву Квебека в испуганную нимфу?

– Я думала, что вас арестовали!

– Что за ребячество! Неужели вы сегодня не поняли, что это не так уж просто сделать? Я хорошо защищен, и у меня верные союзники. К тому же мы сделались популярны. Уж кто-кто, а вы должны это понимать.

– Это могла быть уловка.

– Нет! Для этого наши французы из Канады слишком прямодушны и слишком любят радости жизни.

– Вы меня очень напугали, – сказала она. – И особенно когда я заметила вас, стоящего у лестницы во всем черном.

– Я хотел отправиться на это ночное собрание, одевшись именно так.

– Но почему?

– Черный человек, – молвил он. – Вы помните Черного Человека, стоящего позади дьяволицы, из видения матушки Мадлен? Я знал, что меня охотно воспринимали именно так. Разместив моих людей в усадьбе, я переоделся в черное и в таком виде отправился на заседание Совета в сопровождении испанцев.

Анжелика была поражена.

– Жоффрей, это неразумно, – встревоженно сказала она. – Мы находимся в осином гнезде, где любое недоразумение может иметь для нас самые печальные последствия, а вы развлекаетесь тем, что напоминаете жителям о пророчестве, которое некоторые, быть может, и забыли, зато многие другие хорошо помнят и боятся.

– Тем более пора высказаться ясно. Мне было интересно понаблюдать за реакцией этих господ на мой вид, и я позволил себе это сделать, поскольку епископа на сегодняшнем заседании не было. Меня уже обвиняли в том, что я и есть этот Черный Человек, а вас – в том, что вы дьяволица. И что же – нынче вечером я представил им этого персонажа, дабы разрушить в их глазах созданный вокруг него миф. А с другой стороны, я вижу, что и вы сами не боитесь показаться как «обнаженная женщина, выходящая из вод».

– Но в отличие от вас я не явилась в таком виде на заседание Высшего совета.

– И слава богу! Анжелика, любовь моя, вы относитесь к жизни слишком серьезно, вы снова становитесь той очаровательной маленькой канониссой, которую я в прошлом году похитил у свирепых протестантов из Ла-Рошели. Но поверьте мне, после того как вы явили мне свои таланты, эта роль вам более не подходит.

Он прижал ее к груди, покрыл лицо поцелуями – после только что испытанного ею страха именно такое непринужденное обхождение могло сейчас действеннее всего развеять ее тревогу.

Она подняла голову, чтобы взглянуть на него и еще раз убедиться, что он здесь, с нею.

Из груди ее вырвался крик.

За его спиной, в глубине зала, из гроба высунулся череп с двумя блестящими, как светлячки, глазами и растянутым в веселом оскале ртом.

Пейрак обернулся:

– Добрый вечер, господин Маколле, извините за то, что потревожили ваш сон.

– Ничего страшного, – скрипучим голосом отвечал старый траппер. – На что же тут жаловаться? Зрелище весьма приятное.

Так оно и было.

Граф де Пейрак, в высоких сапогах и плотной, отделанной мехом одежде, сжимал в своих объятиях полуголую Анжелику, похожую на наяду. Вынув из ларя, в котором он сидел, красный колпак, старый Элуа напялил его на голову. Затем широко зевнул и пробормотал что-то насчет медведя, которого он убил на королевской ферме, из-за чего генеральный агент Компании господин Ле Башуа с ним повздорил, и вот теперь он вынужден скрываться в их доме, потому что с этой администрацией никогда не знаешь, как могут наказать бедного траппера в Квебеке.

– Я подумал, что у вас я буду в безопасности… как в Вапассу.

– Вы правильно подумали.

– Но где же вы спали? – воскликнула Анжелика, стараясь плотнее запахнуть на себе соскальзывающую простыню.

– В сундуке – койка нищего, как у нас говорят. Тут на дне есть немного соломы и одеяло… Если вам это не помешает, сударыня.

И он нырнул в глубины своего длинного ларя, чтобы опять погрузиться в сон.

Из погреба донеслось блеяние козы.

Никаких сомнений. Они в Квебеке.

Граф де Пейрак обнял Анжелику, и они вместе медленно поднялись по узкой лестнице.

Взойдя на второй этаж, они остановились. Справа открывалась комната, где находилась огромная кровать, о которой говорил Вильдавре: ступеньки из инкрустированного дерева, занавески из плотной узорчатой ткани с атласной подкладкой и широкий, украшенный бахромой балдахин, – это было поистине королевское ложе, занимающее почти все пространство от стены до стены.

– Наш маркиз – несравненный хозяин, – сказала Анжелика.

Но они не сразу вошли в спальню, а остановились у высокого окна, находящегося в центре лестничной площадки, по бокам которой друг против друга стояли две банкетки.

Привлеченные лунным светом, который лился сквозь квадратики оконного переплета, они опустились на банкетку, и Жоффрей де Пейрак откинул полу своего теплого плаща, чтобы накрыть им плечи Анжелики и прижать ее к себе.

– Что это за одежда? – спросила Анжелика. – Ткань плотная, но очень грубая.

– Это подарок одного квебекского купца – плащ, который я нынче вечером использовал для переодевания. Думаю, такие плащи войдут в моду у здешних щеголей и, быть может, приживутся даже в Париже.

– Но это крестьянская одежда!

– Зато очень удобная для свиданий с красавицами ледяной ночью.

Обнявшись, они любовались залитым луной пейзажем.

На другой стороне улицы виднелись деревья фруктового сада. Очертания ближайших домов тонули в легкой дымке. Но вдалеке вырисовывался четкий, ярко освещенный силуэт колокольни собора. Позади нее сияла вышедшая из облаков луна, ясно освещая колоннаду башни и на вершине ее – маленький кованый крест с приделанным к самому концу флюгером, в центре которого располагался терновый венец и все атрибуты Страстей Господних. На фоне молочных облаков это выглядело рисунком черной тушью, выполненным гигантским пером. Вокруг высились колокольни часовни семинарии, монастыря урсулинок, церкви иезуитов и прочие башенки и колокольни часовен, повторяя те же атрибуты Страстей, флюгер-петух и иногда – розу ветров.

Жоффрей говорил вполголоса.

Он вспоминал различные события прошедшего дня и радовался тому, что они завершились для них столь удачно. Безумный поступок госпожи де Кастель-Морг его, казалось, скорее развеселил.

– Признаю, что питаю некоторую слабость к отважным и страстным женщинам, которые доводят свои начинания до конца. Преданная своему духовнику, отцу д’Оржевалю, она, несмотря на его бегство, продолжала осуществлять то, что задумал он. Настоящая аквитанка. А мы, гасконцы, можем друг друга понять и простить.

– Вижу, вы весьма легкомысленно воспринимаете поступок, который мог нам стоить потери «Голдсборо», – возразила Анжелика, забыв, что еще несколькими часами ранее она тоже разделяла подобное мнение. – Только представьте себе, что было бы, если бы ядро попало ниже ватерлинии, – этот великолепный корабль потонул бы вместе со всем оружием и богатствами, что были на борту. И были бы неизбежны человеческие жертвы…

– Жизнь редко осуществляет свои угрозы… Что до меня, то после того, как опасность миновала, я думаю не о том, что она могла бы принести, а о том, что я от нее спасся…

– По-моему, вы сегодня выпили слишком много французского вина, – сказала Анжелика.

– Но кто же выиграл? «Голдсборо» по-прежнему стоит на якоре у подножия горы Рок, в то время как в фасаде дома Кастель-Морга зияет дыра, а его угол разрушен.

И он добавил, что Фронтенак был вынужден разместить семейство де Кастель-Морг во флигеле замка Сен-Луи.

Пока они говорили, он держал Анжелику в своих объятиях и время от времени целовал ее лоб и виски, как будто ее лицо неодолимо его притягивало.

Она догадалась, что он говорит так, чтобы отвлечь ее и передать ей свою уверенность, хотя в действительности и он не был так уж радостно настроен.

– Жоффрей, – смиренно сказала она, – я признаю, что поддалась панике. Передо мною вдруг встали все обстоятельства, которые могли бы помешать нам зажить счастливо. В этом доме мне вдруг почудилось сходство с тем, где мы жили, когда прибыли на свадьбу короля в Сен-Жан-де-Люз. Вы помните? Все праздновали, но король воспользовался всеобщим весельем, чтобы вас арестовать.

– Полно, дорогая, забудьте о прошлом. Сейчас другие времена. Ничто не повторяется, как прежде, потому что жизнь – это движение. Сейчас король – это уже не тот юный монарх, что был озабочен тем, чтобы умерить самостоятельность принцев, которые вместе с Фрондой угрожали его трону. Сегодня его могущество несомненно. Ни один вассал не может стать в своей провинции королем, а именно в этом когда-то подозревали меня. Настали другие времена.

– И король стал другим.

– А вы стали другой женщиной. И вы нынче доказали это, и с каким блеском! Я смотрел на вас и видел перед собою незнакомку. Как выразить то, что я почувствовал, видя, что вы приковываете к себе восхищенные взоры? Я видел вас во всех ваших обличьях: ослепительную, как в Версале, но также спокойную и уверенную в себе перед лицом ирокезов и несокрушимую перед этой страшной дьяволицей. Все это не сулит мне спокойной жизни. Но я люблю риск и новизну.

– То-то и оно! Вы слишком любите риск, и я права, когда волнуюсь за вас. Помните, как вы отправились на встречу с этим Варанжем в бухту Благодарения, поверив записке, будто бы подписанной Фронтенаком. Вы пошли туда почти без провожатых, и он ждал вас там, чтобы убить…

– Должно быть, я предчувствовал, что на пути мне попадется ангел-хранитель. Ведь мы не всегда ясно видим, что замышляют наши враги. Если бы не вы, я бы погиб. Но вы пришли и убили его. Так что мы, любовь моя, связаны с вами не на жизнь, а на смерть.

Анжелика вздрогнула:

– Что он замышлял? У меня создалось странное впечатление. Он проскользнул в вашу жизнь, как какой-нибудь злой дух из страшных снов. Я уверена – это был один из сообщников Амбруазины, один из тех, кто ее ожидал и знал, какая опасная особа скрывается за ее ангельскими чертами…

– Она мертва, вы ее победили. Она более не может нам навредить. Ее адское воинство отступило и скрылось во тьме.

Он поднял руку к окну, как бы творя заклинание, но при этом он улыбался.

У подножия скалы воды реки Святого Лаврентия развертывались, точно щупальца морской звезды, огибая мысы, острова и бухты.

В этот час несколько индейских каноэ, подобно черным насекомым, прочертили на ее поверхности свой след.

Ему удалось развеять ее сомнения, и она вновь обрела то чувство уверенности, которое жило в ней весь этот день.

– Мы ушли уже слишком далеко, чтобы «они» могли до нас добраться, – сказал он. – Разве вы этого не чувствуете? Все опасное или трагическое, что может произойти с нами теперь, уже не будет столь серьезно.

– А как же злоба отца д’Оржеваля? Когда я увидела у подножия лестницы вас во всем черном, я решила, что это он.

Жоффрей де Пейрак расхохотался:

– Что за идея! Я с трудом могу представить себе иезуита, даже этого, который мог бы явиться к даме среди ночи.

– Он мог бы пожелать изгнать из меня злых духов.

– Сердце мое, у вас чересчур живое воображение. – И, помолчав немного, он добавил: – Не бойтесь его. Он больше не придет.

– Но где он? – прошептала Анжелика.

– Он покинул город. Во всяком случае, так говорят.

– Однако за несколько дней до нашего приезда он был здесь.

– А теперь его больше нет.

Она вспомнила, что он, хотя и удивился исчезновению отца д’Оржеваля, тем не менее воспринял эту новость так, словно он ее предвидел. Интересно, что он замыслил такого, во что ее не посвящал? Ведь у него в Квебеке есть свой тайный шпион. Он как-то поддразнил ее по этому поводу: «Я же не сказал, что это мужчина…»

– А что, если он вернется?

– Он не вернется.

– Может быть, он умер?

– Нет, он не умер.

Он сжал ее в своих объятиях, его рука ласкала ее плечо. Она почувствовала, как вышивка на его камзоле царапает ее обнаженную кожу, и это пробудило в ней сладострастное ожидание.

– Но почему он скрывается? Почему отказывается встретиться с нами открыто? Я хочу знать.

– Не все ли равно? – отвечал Жоффрей де Пейрак.

Она видела его улыбку и чувствовала его желание.

– Что поделаешь, сударыня! Вы не узнаете тайну зеленых свечей.

Его глаза весело блестели. И Анжелика рассердилась:

– Ну нет, все не так просто. Мне было слишком страшно.

– Когда, любовь моя?

– Только что.

– Я уже говорил: страх вам не идет.

– В прошлом году мы едва не умерли от голода. Если бы ирокезы не подоспели вовремя…

– Но они подоспели… Я их позвал.

Анжелика высвободилась из его объятий:

– А почему вы ничего не сказали мне?

– Потому что не знал, откликнутся ли они на этот зов. А напрасное ожидание порой забирает последние силы.

– Вы плохо меня знаете.

– Сбываются лишь те желания, которые держатся в тайне.

– Право же, в вас слишком много гасконского. Но я все равно вас люблю.

Сжимая друг друга в объятиях, они продолжали этот словесный турнир, сопровождая его ласками и долгими поцелуями. Фразы начинались и обрывались, чтобы уступить место молчанию, в то время как их губы продолжали узнавать друг друга.

У их ног лежал город, узкий, словно остров, зажатый в океане лесов. В этот час он был сер, точно олово, точно свинец, или серебро, или сталь, над ним плыл редкий синеватый дым, смешивающийся с окутавшим его туманом. Опасаясь пожара более, чем холода, жители Квебека предпочитали гасить огонь в очагах, прежде чем лечь спать.

В лунный свет врезались гребни островерхих крыш, шпили и флюгера.

Некоторые жители этого города знали их прошлое и деяния, за которые их когда-то осудили. Одни помнили госпожу дю Плесси-Бельер, другие – Рескатора или знатного тулузского сеньора.

Но у всех этих спящих людей были и свои собственные секреты, страхи и воспоминания. Жоффрей де Пейрак и Анжелика могли хоть немного отдохнуть и на одну ночь вернуться к другим ролям, предназначенным им судьбой, – ролям мужчины и женщины, которые любят друг друга.

Все остальное было забыто. Они более не были изгнанниками, теперь они были избранниками того безымянного королевства, завоевание которого зависело лишь от влюбленных сердец и влечения разгоряченных тел.

Пальцы Жоффрея погружались в волосы Анжелики, ласкали ее нежную кожу.

– Вы совсем другая женщина, красивая, сильная, – тихо говорил он ей. – И вместе с тем та же самая… потому что мы всегда остаемся теми, кто мы есть. Но ваша душа, подобно звездам, пересекла темные, опасные места и, как они, от трения засияла еще ослепительнее, распространяя свои лучи за пределы видимых границ. Та же самая… но вышедшая из очистительных вод, обновленная, подобно Афродите, которая родилась из перламутра раковины и дыхания весны.