Текст книги "Анжелика и дьяволица"

Она цеплялась за руки Анжелики, пытаясь удержать ее, старалась встретиться с ней взглядом.

Ее глаза цвета темного золота словно осветились невыразимой радостью, когда наконец встретились с потемневшими от гнева, как бушующее штормовое море, зелеными глазами маркизы.

– Вы видите мое раскаяние, – прошептала герцогиня. – Простите меня… я… в некотором роде похожа на вас: женщина, привыкшая подчинять себе, и если не быть понятой, то хотя бы быть услышанной. Я знаю, в чем именно мой недостаток: я чересчур горда. Но я бы совершенно не хотела, чтобы между нами, несмотря на все, что нас разделяет, оставалась какая-то недосказанность… Потому что непонятно как, но вам удалось за эти несколько дней завладеть моим сердцем, которое, однако, не так-то легко поддается соблазну…

Казалось, в прекрасных глазах герцогини взывает о помощи какое-то испуганное существо. Это мимолетное впечатление заставило угаснуть раздражение Анжелики. Она не могла сердиться на Амбруазину де Модрибур за то, что ее понимание жизни основано на узкой религиозной доктрине, которую ей внушали с раннего детства, а именно: все, кто не с Богом и его церковью, те против Бога.

Тем не менее нетрудно было догадаться, что ученые познания герцогини, столь редкие для женщин того времени, делали ее способной перейти к более широкому пониманию жизни. Ладони герцогини скользнули по рукам Анжелики и с жаром стиснули ее пальцы.

– Давайте помиримся! И постараемся впредь более терпеливо воспринимать наши столь различные точки зрения. Я полагаю, мы с вами обе вспыльчивы, как вообще все французы, а особенно уроженцы Пуату. Верно?..

Ее улыбка молила о согласии. Герцогиня была почти одного роста с Анжеликой, но из-за своей мнимой хрупкости, которая иногда усиливалась, так что становилось страшно, как бы она не исчезла совсем, казалась более миниатюрной. В эти моменты от нее исходила такая обольстительная сила, что Анжелике было трудно не поддаться ей.

– Ну что же, давайте помиримся, – сказала она и тоже улыбнулась. – Признаю, что Нантский эдикт – это трудный вопрос, который к тому же нас вовсе не касается. Поскольку вы, так же как и я, отныне будете жить в Америке.

– Да, это заставляет задуматься о других формах существования и, возможно, придать гибкости нашим представлениям о жизни. Я постараюсь!..

Они вновь присели. И госпожа де Модрибур поинтересовалась, как конкретно будут выглядеть грядущие бракосочетания.

Анжелика приложила все усилия, чтобы достойно вписать Голдсборо с его ответвлениями в сложное «па‑де‑де», которое в этой северной части Американского континента исполняли Новая Франция и Новая Англия. Хорошо еще, что в последние несколько десятилетий сюда не суются испанцы. Англичанин Дрейк образумил их. Слишком уж они были уверены, что в их силах, основываясь лишь на решениях папы римского, поделить с португальцами весь Американский континент.

Анжелика описала положение во Французском заливе, расположенном куда ближе к англичанам, нежели к французам, и подчиняющемся Британии по Бредскому соглашению. Однако он оставался под французским влиянием через своих жителей, посты и учреждения, которые он сохранил. Впрочем, этот край слишком изолирован и заброшен теми и другими, чтобы им управляли отдаленные правительства. К тому же он имеет выход к исключительно богатому, никогда не замерзающему морю, поэтому естественная независимость обещает этим землям исключительное торговое будущее, если только здесь смогут закрепиться их собственные законы.

Когда речь заходила о делах, герцогиня де Модрибур становилась очень внимательной и переставала согласовывать свое поведение с мистическими параметрами, возвышенными, но ненадежными.

Анжелике также был близок реалистичный взгляд на вещи, поэтому они могли понять друг друга с полуслова и раскрыть свои карты.

Молодая вдова оказалась весьма осведомленной по части секретов и превратностей колониальной торговли, как французской, так и английской. Она понимала язык цифр, знала, как подойти к делу, чтобы предприятие не стало убыточным.

Как все французы, обратившие свои взоры на колонию, она особенно интересовалась пушниной. Анжелика подтвердила то, что герцогиня, похоже, уже знала: наиболее оживленную торговлю поселенцы вели с дикарями, живущими по берегам рек Пентагоет и Святого Джона. Первые поставляли шкуры лосей и медведей, вторые – в основном бобра и выдры. Цена шкуры американского лося с берегов реки Святого Джона в обычный год достигала трех тысяч, а с берегов реки Пентагоет ценилась в два раза дороже.

– Вот почему этот барон де Сен-Кастин так богат, – мечтательно произнесла герцогиня. – Иными словами, Голдсборо может стать вольным портом?

Анжелика не стала сообщать, что он уже является таковым. Следовало дать герцогине время взвесить свою верность королю Франции, что автоматически влекло за собой необходимость выбора между спасением души и ее собственными финансовыми интересами. По-видимому, она всегда успешно вела свои дела, однако теперь оказалась перед дилеммой.

– Я отдаю себе отчет в справедливости ваших слов, да и сама поняла здесь, что будущее Америки, вне всякого сомнения, зависит от тех, кто желает ее процветания, а не подчинения далеким обязательствам. Безусловно, моим девушкам материально было бы очень выгодно обосноваться здесь. Однако богатство – это еще не все…

Она глубоко вздохнула.

– Ах, как бы мне хотелось переговорить с кем-нибудь из членов Братства Христова, чтобы получить их наставления. Им дарована особая милость просвещать души, к тому же они гораздо шире смотрят на вещи, чем вам думается. Так, например, для них важна лишь святая цель, но, если она может сочетаться с солидной материальной основой, они это только приветствуют. Иезуит, вероятно, углядит в этом деле возможность компенсировать гугенотское и английское влияние в ваших краях. Вера моих девушек крепка. Они сумеют передать ее своим супругам и утвердить на здешних берегах истинную религию. Как вы на это смотрите?

– Интересное решение, – ответила Анжелика, сдерживая улыбку. – Гораздо лучше, чем желание истребить ересь путем одного только насилия.

Она подумала, что у самих иезуитов порой бывает немало хлопот с их на вид безобидной и покорной, кающейся грешницей, герцогиней де Модрибур. По-видимому, она умеет победить святых отцов их же собственным оружием, а именно велеречивыми разглагольствованиями. Это, безусловно, объясняло ее влияние и репутацию в теологических кругах. И все же попечительница проявила заметную нерешительность, когда речь зашла об отклонении от той миссии, ради которой она привезла сюда своих девушек.

– Я поклялась перед иконой Божьей Матери помочь строительству Новой Франции, – не отступалась она, – и опасаюсь, как бы, поддавшись соблазну выдвигаемых вами аргументов, не нарушить этот священный обет.

– Ничто не мешает вам отвезти в Квебек тех девушек, которые не пожелают остаться здесь. А другие, найдя счастье, в поисках которого они прибыли в Новый Свет, станут залогом союза с нашими северными соотечественниками. Мы желаем лишь взаимопонимания…

Они продолжали беседовать, пока дом не погрузился в полумрак. В темноте зажужжали комары и мошки, и, провожая Анжелику к двери, Амбруазина пожаловалась на страдания, которые с наступлением сумерек причиняют ей эти насекомые.

– Пойду соберу вам в саду Абигель немного мелиссы, – сказала Анжелика. – Ее листья прелестно пахнут, если их поджечь, и этот аромат отпугнет вечерних мучителей.

– Стало быть, правду говорят миссионеры, будто мошкара здесь – единственная казнь египетская, против которой немного помогает лишь дым. Заранее благодарю вас за мелиссу. – И добавила, словно движимая внезапным порывом: – Ведь ваша подруга скоро родит?

– Да, верно. Думаю, не позднее чем через неделю в нашем поселении будет на одного маленького жителя больше.

Герцогиня смотрела на усеянный островами залив, который заходящее солнце в этот вечерний час вновь подожгло тысячами огней. Их отблеск оживил ее бледную кожу, и глаза Амбруазины как будто заблестели ярче.

– Не знаю почему, но я предчувствую, что эта молодая женщина умрет родами, – произнесла она бесцветным голосом.

– Что вы такое говорите? – воскликнула Анжелика. – Вы с ума сошли!

Внезапно слова герцогини подтвердили мучившие ее смутные опасения. Да! Анжелика не хотела признаться себе в этом, но она тоже боялась за Абигель. У нее оборвалось сердце.

– Напрасно я вам это сказала, – испугалась Амбруазина, увидев, что Анжелика стала бледной как смерть. – Я, решительно, постоянно причиняю вам боль. Не слушайте меня! Порой слова как-то сами собой слетают с моих губ. Подруги в монастыре обвиняли меня, полагая, что я предсказательница и могу предугадать будущее. Но дело не только в этом. Видите ли, я представила себе трудности, с которыми столкнутся мои девушки в этом забытом богом краю, вдалеке от всякой помощи, когда им придет черед рожать, и мне стало страшно.

Анжелика изо всех сил старалась успокоиться.

– Ничего не бойтесь, отныне в Голдсборо будет аптека с широким выбором любых лекарственных средств и самые ученые медики, каких только можно найти в Квебеке. Что же касается Абигель…

Анжелика выпрямилась и, казалось, даже стала выше ростом в своем стремлении противостоять судьбе. В лучах заходящего солнца искрились ее волосы цвета бледного золота.

– Я, ее друг, буду рядом. Я помогу ей, и, обещаю вам, она не умрет!

Глава XIX

А рейд тем временем вновь заполнялся кораблями.

Но шел уже третий день, а Жоффрей де Пейрак не давал сигнала к отплытию, хотя все, казалось бы, было готово.

– Что вы делаете? – волновался Вильдавре. – Почему не выступаете в поход?

– Никогда не поздно. Не беспокойтесь за своих друзей. Если они попадут в руки к англичанам…

– Но мне плевать на друзей! – без обиняков выкрикнул маркиз. – Я беспокоюсь за свое судно. Бесценные предметы, не говоря уже о пушнине на тысячи ливров.

Граф де Пейрак усмехнулся и посмотрел в по-прежнему голубое небо, по которому изредка проносились гонимые сильным ветром большие белые облака. Однако снова не дал сигнала к отплытию и не объяснил причины задержки карательной экспедиции во Французский залив. И все же в порту царила предотъездная атмосфера, и все были заняты подготовкой к отплытию.

В глухих местах Французского залива можно было столкнуться с пугающими мифами микмаков и сурикезов, например легендой о битве бога Глузекапа с бобром, проявляющейся в неукротимой и бурной ярости вод в тех краях. Возможно, поэтому Матеконандо настаивал, чтобы его дочь и зять отправились вместе с ним. Но барон воспротивился:

– Я должен остаться. Торговля с кораблями идет полным ходом, и мои индейцы на каждом судне получают водку. Еще немного, и они будут мертвецки пьяны. Так что в мое отсутствие в вигвамах могут произойти несчастья. Не говоря уже о том, что миссионеры могут обмануть индейцев и вовлечь в войну против англичан.

Условились, что отца будет сопровождать Матильда вместе с двумя-тремя надежными воинами.

Гасконский дворянин не без сожаления расставался со своей очаровательной невестой-индианкой. Но присутствие рядом с вождем рассудительной и обладающей безошибочным чутьем Матильды могло оказаться бесценным.

Хозяин медведя Илай Кемптон в очередной раз рыскал по лесам в поисках Мистера Уиллоби. А тот, пренебрегая важностью своей дипломатической роли, похоже, отправился в лесной поход со своей подругой росомахой.

А пока, чтобы успокоить господина Вильдавре, стали поговаривать об отплытии первой группы. Индейцы отправятся с господами Рендом и д’Арпантиньи. Словно подгоняемое тайными слухами, население стекалось к порту; основные участники были даже еще не в курсе, а к ним уже обращались с просьбами передать сообщение «тем, кто там, во Французском заливе».

Отец Турнель хотел, чтобы отъезжающие добрались до отца Жанруса, иезуита, несущего ответственность за весь регион: от него ждали распоряжений. Вильдавре торопил своего сульпицианца поскорей вернуться на реку Святого Джона, чтобы охранять его судно. Тот не особенно спешил. Брат Марк никак не мог решиться отправиться в морское путешествие с микмаками и боролся с искушением вернуться к господину Вовенару посуху – иными словами, по рекам. Это было бы не так быстро, зато увлекательно…

Тем временем на берег выбежала стайка щебечущих, как воробышки, гугенотских детей.

– Госпожа Анжелика, идите скорей! – резким голосом выкрикнул маленький Лорье Берн. – Там иезуит!

Тут все, включая присутствующих служителей веры, пришли в смятение. Таков был авторитет Общества Иисуса, что монахам пользующихся меньшей известностью орденов всегда становилось не по себе в присутствии любого его представителя. Сульпицианцы, францисканцы, капуцины собрались, чтобы обсудить, кто бы это мог быть.

– Я уверена, что это Джек Мервин, – радостно сказала Анжелика. – То есть отец Мареше де Вернон.

И правда, это был он. Анжелика различила на прибрежном склоне темный силуэт иезуита Джека Мервина и фигурку шведского мальчика подле него и вместе с детьми пошла им навстречу. Их окружала группа ларошельцев. Вскоре Анжелике стали слышны их резкие голоса. Судьбе было угодно, чтобы в тот самый момент, когда иезуит со своим маленьким спутником появился из леса, на идущей вдоль берега дороге показались англичане из лагеря Шамплейна во главе с преподобным Томасом Пэтриджем. Тот незамедлительно узнал своего злейшего врага, вдвойне, втройне ненавидимого им – как католик, как иезуит и как кормчий судна «Белая птица». Презрительную заносчивость Мервина пастору пришлось терпеть в течение трех дней. Поэтому он был неприятно поражен непредвиденной встречей. Взвыв от негодования, пуританский пастор тотчас принялся поносить католического священника, осыпая его проклятиями в лучших библейских традициях. Его поведение задало тон приему, оказанному пришедшему французскими гугенотами, которые тоже встревожились и держались настороженно. Появление одного из этих столь ненавидимых иезуитов вновь пробудило в душах еще живые опасения и вражду.

Анжелика услышала, как Маниго весьма неприветливо поинтересовался:

– Что привело вас сюда? Мы ла-рошельские гугеноты, изгнанные из своей страны тем самым королем, которому вы служите и который служит вам. Мы уехали в такую даль не для того, чтобы снова иметь дело с людьми вроде вас.

Отец Вернон высокомерно повернулся в его сторону:

– Вы начальник этого поста?

– Это не пост. Это французское поселение. Но свободное.

– Поселение свободных людей, – добавил Берн.

– Куда может свободно войти любой человек? – Иезуит уставился на них своим проницательным взглядом.

– Разумеется, если только он не ведет себя как враг, – после минутного колебания ответил Берн.

Тут как раз подоспела слегка запыхавшаяся Анжелика. Она торопилась, опасаясь, как бы с самого начала между этими такими разными, но с рождения одинаково вспыльчивыми и безрассудными людьми не произошло что-то непоправимое. Дети гугенотов кричали ей:

– Госпожа Анжелика, скорей! Не то иезуит сейчас поубивает наших отцов!

При виде маркизы лицо отца Вернона посветлело. По меньшей мере так ей на мгновение показалось, если только можно было уловить хоть какое-то подобие чувства на этой надменной, обычно холодной и бесстрастной физиономии. Впрочем, когда Анжелика протянула ему руку, он без церемоний тепло пожал ее. Она искренне воскликнула:

– Ну вот и вы наконец! Я опасалась, как бы вы не появились уже после отъезда мужа.

Казалось, он удивлен.

– Так вы меня ждали, сударыня?

– Разумеется, да!

Анжелика всегда была уверена, что он придет. Она взглянула на сопровождающих его индейцев:

– Пиксарет с вами?

– Нет, а разве он не здесь?.. Он предупредил меня, что отправляется в Голдсборо, чтобы потребовать выкуп за вас.

– Мы действительно видели его… Но потом он… исчез!

– Он непредсказуем, – сказал святой отец, – это свойственно индейцам.

Теперь они узнавали друг друга с иной стороны. Анжелика заметила, что, хотя прежде и не отдавала себе в этом отчета, личность Джека Мервина запечатлелась в ее душе и сознании и вызвала ее интерес. Друг он или враг, опасен или способен стать союзником?..

Он был одет все в ту же позеленевшую от времени коротковатую сутану, из-под которой торчали тощие лодыжки. Сутану он выкопал под деревом в устье Пенобскота; однако высокий черный воротник с белыми отворотами и широкий плащ придавали ему сходство с испанским принцем, чем каждый иезуит был обязан основателю ордена Игнатию Лойоле. В манере монаха появилось и кое-что новое: теперь он иногда улыбался и больше не пережевывал свой вечный комок табака.

В руке он сжимал длинный посох паломника с навершием в виде простого железного креста. Этот крест особенно беспокоил протестантов, опасавшихся проникновения иезуитов в Голдсборо. Впрочем, с этой вероятностью предстояло смириться, поскольку в противоположном конце порта начиналось строительство церкви. Все безропотно последовали за спускающимися по главной улице деревни Анжеликой и иезуитом. Замыкала процессию мисс Пиджент, вполголоса успокаивающая преподобного Пэтриджа, разъяренного сим дьявольским вторжением.

На полпути они заметили идущего им навстречу графа де Пейрака.

– А вот и мой супруг. – Анжелика не могла заглушить прозвучавшей в ее голосе радости и гордости.

Глава XX

Сколь обаятелен и полон молодости был хозяин Голдсборо с его решительной, порывистой и несколько неровной походкой! Как неподражаемо элегантно умел он носить свой широкий плащ, развевающийся на ветру!

Анжелика издали видела, как сверкает его белозубая улыбка. В знак приветствия Жоффрей поднял обе руки.

– Добро пожаловать, святой отец! – приветливо прокричал он, подойдя на достаточное, чтобы быть услышанным, расстояние.

– Ну и ну, – вырвалось у отца Вернона.

Дело в том, что судьбе было угодно, чтобы Жоффрей де Пейрак приближался в тесном окружении всех духовных лиц, в тот момент гостивших в Голдсборо. Спеша первыми представиться иезуиту, они торопливо последовали за графом.

Так что хозяин Голдсборо, известный в Квебеке как человек, далекий от религии, появился в сопровождении, превосходящем свиту епископа. Впрочем, его и самого это изрядно забавляло.

– Да-да, отец мой, – сердечно обратился он к вновь прибывшему, – как видите, еще немного, и я смогу управлять монастырем. Чтобы представить все ордена, с таким усердием посвятившие себя духовному спасению Новой Франции, нам недоставало только вас.

– I see! I see! – проворчал моряк Джек Мервин, придирчиво переводя взгляд с ряс на сутаны. Сульпицианец, ораторианец, францисканец и капуцин – все в сборе. Надо же! Будто церковный собор. – Но как вам это удается, господин де Пейрак?! – воскликнул он, для продолжения разговора избрав шутливый тон.

– Как мне удается? Что?.. Привлечь самых благочестивых людей страны в свою обитель?.. Право слово, не знаю. Спросите себя самого, святой отец, какие соображения толкнули вас решиться посетить нас, и вы, возможно, найдете ответ… – И, снова посерьезнев, добавил вполголоса, так чтобы его услышал только иезуит: – Каковы бы ни были эти соображения, я рад, поскольку мне известно, что именно вам я обязан жизнью одной крайне дорогой мне особы, и счастлив лично выразить вам свою признательность.

Вернон кивнул в знак того, что понимает, о чем речь.

– Мне хотелось справиться о том, удачно ли завершилось путешествие госпожи де Пейрак, – непринужденно ответил он. – Имея счастье в течение нескольких дней сопровождать ее среди опасностей, я был посвящен в страдания, которые она испытывала в разлуке с вами, сударь, и сколь нетерпеливо она ждала вашего воссоединения. А потому мне радостно видеть, что вы счастливо вновь обрели друг друга в своих владениях.

Анжелика оценила тактичность иезуита. Он сказал именно то, что требовалось, чтобы рассеять последние облачка недоверия между нею и Жоффреем. Она с благодарностью взглянула на Мервина. Процессия продолжала свой путь к центральной площади под любопытными и немного недоверчивыми взглядами обитателей поселения.

Перед иезуитом предстал и Колен Патюрель со своими раскаявшимися пиратами.

– Бьюсь об заклад, святой отец, что нынче вечером, если у вас есть исповедальня, к вам потянутся кающиеся, – сказал он.

Отец Вернон заметил губернатора Акадии.

– И вы здесь, господин де Вильдавре!

– А почему бы мне не быть здесь, как все прочие… И как вы сами, – возразил маркиз, хвастливо задрав нос.

Анжелика ненадолго отлучилась, чтобы добежать до жилища Королевских дочерей, где обнаружила герцогиню де Модрибур, которая на сей раз не предавалась молитве.

– Идемте скорей, – торопливо бросила Амбруазине маркиза. – У меня есть духовное лицо высокого ранга, которому вы сможете исповедаться. Настоящий иезуит, благородного происхождения. Отец Луи-Поль Мареше де Вернон.

Служанки расчесывали герцогине волосы. Казалось, она погружена в меланхолические размышления. Однако, осознав слова Анжелики, Амбруазина рассмеялась.

– Вы восхитительны! – воскликнула она. – И так добры! Вы постоянно стараетесь дать другим то, что будет им во благо. А ведь я понимаю, что показалась вам смешной со своими требованиями…

– Да нет же! Мне известно, как нелегка жизнь эмигрантов. Каждому надо помочь обрести свой материальный и душевный комфорт.

– Вы восхитительны! – с умилением повторила герцогиня. – Настоящий иезуит! Какое чудо!

Амбруазина де Модрибур встала. От ее тщательно приглаженных волос исходил тот особенный запах, который так поразил Анжелику, когда она ухаживала за герцогиней в первый день. Это был тонкий колдовской аромат, настолько неотделимый от герцогини, что казалось, она черпала в нем свои обольстительные силы, так что невозможно было устоять против ее хрупкости и красоты.

– Как может быть… – начала было Анжелика.

Но почему-то забыла, что хотела спросить.

Герцогиня порывисто схватила ее за руку, и они вышли из дому. По пути их внимание привлек небольшой темный клубок, спотыкаясь о камни, он сопровождал их.

– Ваш котенок! – воскликнула герцогиня.

– Но что здесь делает этот маленький проказник? – изумилась Анжелика, обнаружив своего питомца. Он смотрел на нее своими огромными глазами, задрав кверху пушистый хвостик. – Я накрепко заперла его, не понимаю, как ему удалось сбежать.

Отвага, с которой котенок пускался в этот огромный опасный мир с единственной целью – идти за ней и постоянно быть рядом, вызывала у Анжелики восхищение и нежность.

– В конце концов с ним что-нибудь стрясется, – сказала она сама себе, одной рукой подхватывая пушистый комок. – Он такой крошечный. Однако мне кажется, я никогда не встречала существа, столь преисполненного жизни и страсти. Вы только послушайте, как он мурлычет, стоит мне взять его на руки…