Текст книги "Анжелика и дьяволица"

Глава VI

– Эта герцогиня де Модрибур и ее люди меня утомляют, – заметила Анжелика, когда они покинули форт и спускались к берегу. – Она как будто всех их лишает рассудка. Знаете, я никогда не испытывала большего удивления, нежели впервые увидев ее. И почему я представляла ее себе полной престарелой дамой? Наверное, из-за ее титула герцогини, а вдобавок еще и попечительницы…

– А также из-за того, что знали, что она вдова герцога де Модрибура, несколько лет назад скончавшегося в преклонном возрасте. Если я не ошибаюсь, сегодня ему было бы далеко за восемьдесят… что, однако, не помешало ему быть супругом этой чрезвычайно красивой женщины, на каких-то четыре десятка лет моложе его…

– Ах вот оно что, теперь я понимаю! – воскликнула Анжелика. – Брак между феодальными владениями. То, через что в угоду своим семьям должны пройти многие совсем юные девушки, почти дети.

Вздрогнув, она прижалась щекой к плечу мужа.

– Помню, когда меня отправили в Тулузу, я тоже думала, что выхожу замуж за старика… чудище вроде Жиля де Рэ…

– Герцог де Модрибур недалеко от него ушел. Это был похотливый и бесстыжий развратник. Говорили, будто он отдавал на воспитание в монастырь хорошеньких девочек-сирот, чтобы, когда они подрастут, делать их своими любовницами или, если они были знатного происхождения, женами. Вероятно, они быстро наскучивали ему, ибо после смерти трех или четырех его жен поползли слухи, будто он отравил их. Молодой король на некоторое время даже удалил его от двора. Тем не менее Модрибур присутствовал на его бракосочетании в Сен-Жан-де‑Люз. Но я отказался встретиться с ним… именно по причине вашей молодости и красоты. А еще до того он наведывался ко мне в Тулузу, чтобы получить тайные заклинания для вызывания дьявола.

– Боже, какая ужасная история! К моменту королевской свадьбы он уже был женат на нынешней герцогине? Хотя нет, не может быть, тогда она была еще ребенком, бедняжка.

– Она вовсе не так молода, – насмешливо заметил граф. – Не думаю, что она совсем дитя. Герцогиня – человек огромного ума и исключительной образованности.

– Однако… можно подумать, вы с ней знакомы?! – воскликнула Анжелика.

– Только понаслышке. Она защитила в Сорбонне диссертацию по открытому господином Декартом методу исчисления бесконечно малых. Так как я старался быть в курсе развития науки в Европе, то услышал о ней. Мне даже довелось прочесть ее небольшой труд, в котором она ставит под сомнение не только выводы Декарта, но также законы гравитации Луны… Когда дуэнья Королевских дочерей упомянула имя их попечительницы, я не был уверен, что речь идет именно об этой женщине. Мне это представилось чересчур неправдоподобным. И тем не менее в Голдсборо действительно пожаловала одна из первых докторов honoris causa нашего времени.

– Не могу поверить… – пробормотала Анжелика. – Столько событий всего за несколько дней!

Они вышли на берег. Выдающийся далеко в море узкий дощатый настил во время прилива позволял без особых затруднений сесть в шлюпку. Им навстречу, высоко подняв фонарь, чтобы осветить путь, вышел Жак Виньо. Ночь была туманной, но не слишком темной. Невидимая из-за облаков луна изливала угрюмые лучи, которые мерцали на свинцовых волнах между скалами и рифами, словно таинственные светлячки. Эта игра смутного мимолетного свечения навевала тревогу. Летящие по небу клочья тумана напоминали чудовищ, блуждающих в ожидании чего-то неведомого.

Анжелика и Жоффрей уже подошли к молу, когда откуда-то издалека донесся совершенно отчетливый душераздирающий женский крик.

Он пронзил воздух и повис, будто бы исторгнутый нечеловеческим страданием, нескончаемой невыразимой мукой.

Казалось, его издала сама ночь из самой глубины черных туч, несущихся над ними.

Этот крик висел в бескрайней темноте, и ветер разносил и бесконечно раздувал его пронзительное эхо, и в этом вое билась и металась неизъяснимая боль, сопровождаемая хрипами дьявольской злобы и ярости.

Все, кто слышал этот леденящий кровь вой, остолбенели.

Адемар выронил фонарь, который вручила ему Анжелика. Его трясло так, что он никак не мог перекреститься.

– Дьяволица… Дьяволица… – бормотал он. – Она самая. Вы ведь тоже слышали, верно?

Даже закаленные в морях матросы были напуганы.

– Там происходит что-то неладное, – вглядываясь в темноту, произнес один из них. – Что скажете, ваше сиятельство? Какая-то женщина попала в беду?..

– Нет, это голос духа, – отвечал другой. – Мне ли ошибиться. То же самое я уже слыхал у островов Дьявола, в заливе Святого Лаврентия… Правда, этот крик пришел не с моря…

– Да, скорее, из деревни, – согласился Пейрак, – я бы даже сказал – из форта.

Анжелика тотчас подумала о герцогине де Модрибур.

Подобный крик могла исторгнуть только грудь существа, испускающего дух. Внезапно, преисполнившись уверенности, что больная скончалась, не придя в сознание, Анжелика бегом бросилась к деревне, укоряя себя за то, что не проявила достаточно проницательности и оставила несчастную в ее смертный час.

Запыхавшись, она прибежала к форту и на фоне освещенного оконного проема увидела два темных силуэта.

– Что случилось? – окликнула она.

– Не знаю, – ответил голос Дельфины дю Розуа. – Вдали кто-то кричал. Это было ужасно. Мы до сих пор дрожим от страха.

Анжелика была озадачена.

– Но крик раздался из форта. Странно, что вам показалось иначе… Это не потревожило госпожу де Модрибур?

– К счастью, нет. – Кроткая Мари бросила взгляд назад, вглубь комнаты. – Слава богу, она спокойно спит.

– Ну что же, теперь закройте ставни и тоже отдохните. Возможно, какой-то лесной зверь попал в западню. Как бы то ни было, Мари, вам не следовало бы проводить столько времени на ногах. На сегодня вам и так довольно волнений! Быстро в постель, дитя мое, если хотите угодить мне.

– Слушаюсь, сударыня. Вы так добры, сударыня, – отвечала девушка внезапно дрогнувшим голосом.

– Спокойной ночи, сударыня, – приветливо попрощалась Дельфина.

Девичьи головы исчезли. Хлопнул тяжелый деревянный ставень.

Некоторое время Анжелика прислушивалась, не раздастся ли в темноте эхо того жуткого крика. Ей казалось, он еще звучит в воздухе вокруг нее.

«Кто может так страдать во тьме? – вопрошал ее внутренний голос. – Что за дьявольский суккуб бродит здесь?.. Я теряю рассудок! Своими бреднями они меня с ума сведут… Жоффрей!»

Тут Анжелика осознала, что она опять одна, и ее внезапно обуял страх.

– Жоффрей! – Теперь она кричала во весь голос. – Жоффрей! Жоффрей! Где вы?..

– Я здесь, – ответил голос поднимавшегося навстречу ей графа. – Ну что еще стряслось, душа моя? Что за страхи? Вы совсем расстроены…

Она бросилась к нему и судорожно сжала в своих объятиях.

– Ах, как же я вдруг испугалась! Умоляю вас, не будем больше расставаться нынче вечером, пожалуйста! Не то я умру!

Глава VII

И снова наступило утро, белесое, обложенное непроглядными туманами. И все же достаточно светлое и сияющее, чтобы с восходом солнца улетучились все ночные козни.

Облокотясь о бортовое ограждение, Анжелика и Жоффрей поджидали на «Голдсборо» прибытия шлюпки, которая должна была доставить их на берег.

Они не спешили. Им было хорошо вдвоем, туман окутывал их одиночеством и тайной, скрывая от посторонних глаз.

С невидимой земли до них доносились звуки бурлящей жизни колонии. Им предстояло вскоре ступить на твердую почву и снова взвалить на свои плечи груз возложенных ими на себя обязанностей. Но нынче утром их усталости как не бывало. Они ощущали себя счастливыми и полными сил, готовыми к этой напряженной жизни, отголоски которой достигали их ушей сквозь ватную и мутную завесу тумана. Перекликались возвращающиеся на берег рыбаки, слышался перестук плотничьих молотков по доскам, сваям, плотам. Переговаривались занятые своим делом женщины.

Голоса морских птиц и далекое воркование лесных горлинок перекрывали эти звуки, и ароматы жизни проникали сквозь туман, донося до них запахи очага, навоза, табака, рома, свежеспиленных деревьев, типичные для здешних фортов, смешанные с йодистыми испарениями моря и пьянящим смолистым дыханием леса.

– Надо бы мне помириться с местными дамами, – проговорила Анжелика. – Они не слишком покладисты, да и я тоже. Разумеется, мы непрестанно ссоримся. Но все же симпатизируем друг другу, и стычки только сближают нас. Эти женщины умны, они ценят новизну, которую я привношу в их жизнь, делая ее лучше. В гугенотках я всегда отмечала то, что в них, в отличие от большинства католичек, особенно крестьянок и простых горожанок, нет этого ощущения приниженности женской доли, этой бездумной покорности мужу или кюре.

– Вы и правда смогли избавиться от папистского влияния.

– Я вообще избавилась от чьего бы то ни было влияния, – со смехом заметила Анжелика, – кроме влияния вашей любви.

И обратила на него исполненный страсти взор. Стремительно промелькнувшие часы, эта волшебная ночь навсегда сохранятся в ее памяти как бесценный дар. Никогда не забыть ей слов, сказанных накануне, при первой попытке примирения, или позже, в слепом упоении любовных объятий. В сладостном полусне, в блаженстве ночных часов, когда их утолившие свою жажду и вкусившие услады тела еще трепетали, а свободный дух сбросил бремя мирских забот, они смогли наконец без стыда и с открытым сердцем говорить обо всем. Все эти слова навсегда пребудут в ее душе бесценным сокровищем, которым она не устанет восторгаться, припоминая каждое, чтобы вновь насладиться его нежностью и сладостью. Очень скоро наступит день, когда в этом воспоминании она будет черпать силы, необходимые, чтобы пережить суровое испытание.

В то мирное утро, пронизанное светом и теплом наступающего дня, Анжелика этого еще не знала. И лишь колдовская песнь, доносившаяся от Потерянной башни, вселяла в ее душу какую-то смутную тревогу. Анжелике хотелось не думать об этом. Она ощущала себя обновленной, даже какой-то другой, и с улыбкой смотрела в глаза мужчине, которого так сильно любила. Все в нем будоражило ее и делало счастливой.

Плеск воды возвестил о приближении шлюпки. Они подошли к борту, матрос открыл им створку. Стоя на коленях, другой разматывал веревочную лестницу.

– Бедный мой котенок, я совсем забыла о нем! – вспомнила Анжелика. – Надеюсь, кто-нибудь налил ему водички… и что герцогиня де Модрибур не скончалась. Теперь, когда все немного успокоились, мне следовало бы наведаться к Абигель. Она скоро родит…

Они устроились в лодке, и матросы взялись за тяжелые весла, чтобы преодолеть несколько саженей, отделяющих их от берега.

– Заодно загляну к госпоже Каррер и попрошу ее подыскать достойное пристанище для герцогини, чтобы мы могли вернуться в наши покои в форте. Вы ведь останетесь? Я не перенесу, если вы снова покинете меня, будь то душой или телом… Время тянется так долго и томительно, когда я не знаю, где вы. Я готова целиком посвятить себя Голдсборо, но при условии, что вы будете поблизости… Что за судно вчера вечером вошло в порт?..

Пейрак покачал головой:

– Честно говоря, я всерьез опасаюсь, как бы это не оказались люди, явившиеся сюда, чтобы разлучить нас, вынудив меня вновь для поддержания порядка бороздить Французский залив.

– Это англичане?

– Нет, французы. Губернатор Акадии господин де Вильдавре. Мне еще вчера вечером доложили, что он прибудет, но я поручил Колену и д’Юрвилю его принять, потому что хотел посвятить себя вам, и только вам.

Шлюпка пристала к берегу. Анжелика тотчас заметила какое-то крошечное живое существо, отчаянно барахтавшееся среди выброшенных волнами водорослей.

– Что это? Краб? О боже, мой котенок! – воскликнула она. – Что он здесь делает, ведь он и без того еле живой!

Анжелика подхватила его на руки. Покрытый пеной и песком, с прилипшей к тонюсеньким косточкам шерсткой, он снова казался на последнем издыхании. Но, как и прежде, смотрел на свою спасительницу требовательным и благодарным взглядом своих золотых глаз.

– Можно подумать, он явился на берег, чтобы дождаться меня; будто знал, что я вернусь сюда…

– Я тоже дожидался вас здесь вместе с этой зверушкой, – проскулил кто-то, и из тумана появился Адемар. – Вот еще незадача… Губернатор Акадии, что прибыл вчера вечером, говорит, что мы – я и другие солдаты, что прежде были в форте Святой Марии, – дезертиры. Грозится, что он передаст нас в военный трибунал, а того, кто нас сюда привез, отходил бы палкой.

– А, Дефур тоже здесь, – сказал Пейрак. – Похоже, будет скандал, ведь братья Дефур недолюбливают чиновников из Квебека. Кто там еще?

Из тумана выступили три-четыре силуэта. Колен, квартирмейстер Ванно, д’Юрвиль, Габриэль Берн. Им желательно, сообщили они, безотлагательно обсудить с господином и госпожой де Пейрак несколько вопросов, прежде чем прибывший накануне вечером неуемный французский губернатор завладеет вниманием графа, засыпав его протестами и требованиями.

Колен уже вошел в курс дела. Он с такой компетентностью защищал интересы гугенотов в Голдсборо, что постепенно снискал себе их поддержку.

Он сообщил, что разработал два проекта, о которых уже одобрительно высказались как гугеноты, так и католики. Прежде всего это строительство небольшого форта с четырьмя угловыми башнями в означенном месте, а именно на реке Кайюгов, на полдороге между лагерем Шамплейна и портом Голдсборо. Именно по этой реке враждебно настроенные индейцы могли проникнуть к поселениям белых.

Здесь индейцами кайюгами год назад было совершено нападение на графа де Пейрака, с тех пор это место получило такое название. Чуть позже, осенью, там же, другим промышляющим грабежом племенем была похищена женщина и серьезно ранен мужчина. Индейцы соседней деревушки были убиты, а немногие выжившие бежали, бросив свои хижины.

Строительство там сторожевого и оборонительного форта, который защитил бы занятых мирным трудом местных жителей, стало насущной необходимостью особенно сейчас, когда следовало ожидать рыщущих в окрестностях воинственных племен ирокезов.

Второй проект касался возведения католической часовни на другом конце мыса, где собирались обосноваться новые колонисты с «Сердца Марии».

– Прекрасно, – одобрил граф. – Мы незамедлительно решим эти щекотливые вопросы, а для начала пойдемте-ка к госпоже Каррер, чтобы подкрепиться, отведаем ее похлебку из ракушек и горячее вино с корицей.

Он увлек Анжелику за собой к трактиру, откуда приятно попахивало дымком. Остальные вместе с испанскими солдатами последовали за ними. Последним, уныло, точно за катафалком, тащился Адемар.

Анжелика, обеспокоенная тем, что котенка сотрясает дрожь, спрятала его под накидкой.

Поравнявшись с ней, Габриэль Берн отвел ее в сторонку:

– Простите, сударыня, всего одно словечко. Я предчувствую, что через несколько дней господину де Пейраку предстоит вновь отбыть в экспедицию по реке Святого Джона, и боюсь, что вы пожелаете сопровождать его… Поэтому мне бы хотелось попросить вас… Приближаются роды моей супруги… Я крайне обеспокоен. Одно ваше присутствие здесь могло бы утвердить нас в уверенности, что она счастливо разрешится от бремени…

– Не волнуйтесь, дорогой Берн, – ответила Анжелика. – Я ради этого и прибыла сюда и не покину Голдсборо, пока Абигель не произведет на свет своего младенца и полностью не оправится от родов.

Сердце ее сжалось, и она спросила:

– Вы правда полагаете, что мужу вскоре придется покинуть Голдсборо? Какие дела могут быть у него на реке Святого Джона?..

– Положение там чрезвычайно сложное. Некий Фипс, англичанин из Бостона, прибывший вместе с адмиралом Шеррилгэмом, нашел способ блокировать в реке суда важных особ Квебека. Губернатор Акадии с личным капелланом и несколькими молодыми смельчаками из своей свиты чудом прорвался и прибыл сюда просить помощи. Подобное столкновение может стать дополнительной причиной войны между двумя королевствами, и только он, ваш супруг, может этому помешать.

Берн кивнул в сторону входящего в трактир графа де Пейрака.

Солдаты встали в караул у дверей. Дон Хуан Альварес проследовал в трактир за графом. Ступив на твердую землю, он ни на шаг не отступал от него, ведя незаметное, но тщательное наблюдение.

Глава VIII

В главном зале трактира собрались дамы.

С тех пор как было основано это заведение, у женщин Голдсборо постепенно вошло в привычку ранним утром, когда дети уже проснулись, а мужья разошлись по делам, собираться здесь. В трактире они позволяли себе перекусить спокойно, свободные от необходимости обслуживать семейную трапезу, делились друг с другом новостями и советами. А затем каждая возвращалась к домашним делам.

Анжелика тотчас увидела госпожу Маниго; та поднялась и присела в легком реверансе.

Дети и подростки, чистившие рыбу над деревянной лоханью, тоже весело приветствовали вошедших. На обычно суровом лице госпожи Маниго играла непривычная улыбка.

Пейрак улыбнулся в ответ.

– Вижу, вы распаковали сундуки с фарфором, – заметил он. – Этот хрупкий груз было не так-то легко доставить из Европы, но Эриксон не пожалел соломы, так что, похоже, убытки не плачевные.

– Нет. Разве что ручка лиможской миски и несколько голландских изразцов. Но господин Мерсело пообещал все склеить.

Дамы принесли на стол кое-какие образчики фаянсовой посуды, вокруг которой в то утро велись все разговоры. Посуда представляла гораздо более захватывающую тему, нежели навязшие в зубах за последние дни разбой, сражения и повешения, предательства и кораблекрушения, раненые и убитые.

Всеобщему душевному покою способствовало присутствие, по всему видать, помирившихся графа де Пейрака и его жены.

Каждое семейство Голдсборо получило подарок: кто супницу, кто несколько тарелок или кувшин, кто корзину, большое блюдо – все это можно было повесить или поставить на посудную полку, чтобы придать скромному жилищу лоск.

– Ну, мы прямо как короли! – воскликнула госпожа Маниго. – С этого следовало бы начать. Вместо того чтобы судачить, открыли бы ящики сразу.

– А вы, душечка, успели рассмотреть свои подарки? – склонившись к Анжелике, поинтересовался Жоффрей де Пейрак.

– О нет, я не осмелилась…

Она почти не притронулась к угощению, мысли ее по-прежнему были заняты сообщением Берна. Жоффрей наблюдал за ней.

– Чем вы снова озабочены?..

– Я думаю о том, как некстати прибыл этот губернатор. Теперь вам придется отправиться во Французский залив?

– Посмотрим. Но по меньшей мере в ближайшие два дня я не покину вас, даже если всем этим господам из Канады будет угрожать неминуемая опасность остаться без скальпов или быть нафаршированными пулями. Я не юла, чтобы вертеться между всеми, кто попал в передрягу.

Его обещание успокоило Анжелику. Два дня… Целая вечность! Под любопытными взглядами ребятишек она напоила и накормила котенка, а затем побеседовала с госпожой Каррер о возможности переселить герцогиню. На краю деревни стоял дом, хозяин которого отправился вглубь материка торговать мехом. Вероятно, герцогине с ее свитой будет там тесновато, но на войне как на войне… Если отважился приехать в Канаду, следует быть готовым ко всему… Заодно Анжелика справилась, удалось ли привести в порядок одежду Амбруазины де Модрибур.

– Пока нет. Пришлось специально искать и подбирать нитки всех цветов радуги, чтобы починить ее яркие наряды… Знаете ли, в ее одежде есть что-то нечистое…

– Что вы хотите сказать?

– Пятна, прорехи…

– А как же иначе после кораблекрушения?

– Тут другое… Не могу я объяснить…

Уходя из трактира, Анжелика взяла с мужа обещание вернуться в форт хотя бы к полудню, чтобы они могли вместе отдохнуть, а также что он не отправится в военный поход, не предупредив ее. Он рассмеялся, повторил свои обещания и поцеловал кончики ее пальцев.

Однако Анжелике было неспокойно. Мысль о том, что она может снова потерять Жоффрея, пугала Анжелику, словно разверзшаяся под ногами пропасть, и ей никак не удавалось избавиться от этого видения.

Впрочем, когда она увидела, что солнце окончательно пробилось сквозь туман и под его лучами засияли дома Голдсборо из светлого дерева, поросшие изумрудной зеленью утесы, деревья, песчаные бухты, скалистые мысы – то синие, то лиловые или розовые, ее охватила радость. И Анжелика сказала себе, что она самая счастливая из женщин. Как бы там ни было, они преодолеют все преграды. Ничто не дается без борьбы.

Подходя к форту, Анжелика молила Небо, чтобы герцогиня достаточно оправилась и смогла переехать; ей хотелось остаться наедине со своим счастьем, со своим обновленным сердцем. Ее одолевало желание рассмотреть содержимое доставленных на «Голдсборо» ящиков. Она лишь наспех заглянула в них в поисках платья, в котором могла бы появиться – как знать – на казни Колена. Чудовищное воспоминание, но оно лишь подчеркивает ее сегодняшнее спокойствие! Она устроит уютное гнездышко для котенка, и он быстро пойдет на поправку, как только обретет главное: кров, человеческое тепло, немного пищи.

Поднимаясь по внутренней лестнице форта, Анжелика услышала резкие голоса. Кто-то яростно спорил. Затем из покоев, сложившись почти вдвое, чтобы не стукнуться и так уже покалеченным лбом о притолоку, вышел долговязый капитан Джоб Саймон. Втянув голову в плечи, словно придавленный тяжкой ношей, а потому напоминавший горбуна, он бросил на Анжелику мрачный взгляд:

– Ну и ну! Мало того что я потерял свой корабль, так меня еще и оскорбляют. Вы полагаете, это справедливо?..

Откровенно безобразное лицо капитана, вдобавок с утра покрытое седоватой щетиной, украшали добрые серые глаза: затененные густыми бровями, они делали его похожим на грустного пса, выпрашивающего капельку ласки.

– Вы спасли своего единорога, – сказала Анжелика, чтобы подбодрить его, – разве это не добрый знак, не счастливое предзнаменование?

– Ну, согласен. Но его надо бы позолотить. Где я найду здесь сусальное золото? Оно легче дыхания, а стоит дорого. Да, не скоро доведется мне опять приладить единорога на нос корабля. Я разорен. А меня еще и упрекают.

– Между нами, капитан, разве вы ничуть не виноваты? Вам следовало идти в Квебек, а вы умудрились заплутать в наших широтах!

Казалось, замечание Анжелики поразило морского волка, он задумчиво взглянул на нее и сокрушенно вздохнул:

– Допустим… Но в кораблекрушении моей вины нет.

– А чья же?

– Этих чертовых береговых разбойников, тех, что размахивали на берегу своими фонарями, чтобы заманить нас на эти треклятые скалы.

Внезапно он как будто опомнился.

– Что вы там говорили про моего единорога? Может, я смогу позолотить его? Это мысль!.. Мой отец был золотильщик. Я немного знаком с этим ремеслом… Только бы найти золото. А где прикажете искать сусальное золото в этих проклятых краях, где одни дьяволы да морские разбойники!..

– Как знать, авось найдем! Разве вы не знаете, что золото – это по части дьявола?

– Не надо так шутить, сударыня! – воскликнул Адемар, который шел за ней следом.

Капитан неистово осенил себя крестным знамением, однако не преминул добавить:

– Тем хуже! Тем хуже для дьявола. Если вы найдете сусальное золото для моего единорога, я ваш по гроб жизни! Заранее благодарю, сударыня! Хотя бы вы добры ко мне.

И он ушел, заметно повеселев.

Котенок выбрался из рук Анжелики и принялся обнюхивать дверь.

– Смотри, чтобы он опять не сбежал… Лови его, Адемар! Почему ты постоянно за мной ходишь, бедный мальчик?

– А думаете, охота быть повешенным, как мне пообещал губернатор Акадии!.. А еще мне надобно рассказать вам мой сон. Я видел ангела, но он был красный, весь красный, с головы до ног. Как-то ненормально для ангела…

Анжелика вошла к себе в спальню. Котенок по-хозяйски проследовал за ней. Хвост трубой, он прямиком подошел к пожалованному ему накануне толстому одеялу, устроился на нем и принялся старательно вылизывать свою шерстку.