Текст книги "Анжелика и дьяволица"

Он вынул из кармана камзола мятый клочок бумаги и протянул Анжелике. Она с трудом разобрала крупные каракули.

«Ваша супруга на острове Старого Корабля с Золотой Бородой. Причальте с севера, чтобы они не заметили вашего появления. Так вы сможете застать их в объятиях друг друга».

Анжелика вздрогнула. Ею снова овладел безотчетный леденящий страх, терзавший ее в последние дни.

– Но кто… кто мог это написать?.. – пробормотала она. – От кого вы получили эту записку?

– Мне ее передал какой-то матрос из экипажа Ваннерейка. Он всего лишь посредник. С его помощью я попытался отыскать того, кто дал ему поручение доставить записку мне, но тщетно. Это их способ действия. Они пользуются сутолокой, вызванной высадкой экипажа и разгрузкой судна, чтобы затеряться среди нас и сделать свое дело, а потом исчезают, словно привидения.

– Они? Кто – они?

Пейрак был встревожен.

– В Заливе появились чужие, – наконец произнес он, – они рыщут повсюду и, теперь я в этом уверен, проявляют к нам особенный интерес.

– Кто это? Французы? Англичане?

– Не знаю. Скорее французы, но неизвестно, под каким флагом они ходят; ясно одно: их цель – посеять смуту среди нас.

– Тот человек с бледным лицом, что пришел сообщить мне, будто вы ожидаете меня на острове, – один из них?

– Без сомнения. Как и тот, кто по дороге из Хоуснока передал мне ложное сообщение о том, что вы спасены и плывете к Голдсборо на «Ларошельце»…

И Жоффрей рассказал Анжелике, как, вознаградив незнакомца за добрую весть, он, успокоенный относительно ее участи, решил последовать за Сен-Кастином до Пентагоета по дороге на Голдсборо.

– Я дал ему несколько жемчужин.

– Но кто же они такие?.. Кто их послал?

– Пока невозможно установить. Очевидно то, что они хорошо осведомлены о наших делах и не останавливаются ни перед чем, потому что среди моряков передача ложных известий почитается постыднейшим из преступлений. Даже между врагами существует солидарность мореходов, предать которую могут только законченные мерзавцы или просто бандиты. Предвижу, что те, о ком мы говорим, худшие из них.

– Выходит, – прошептала она, – права я была, когда опасалась какого-то направленного против нас… дьявольского плана…

– Итак, я увидел вас с Золотой Бородой на острове. И тут всплыло обстоятельство, неизвестное нашим недругам, нечто, чего они не могли знать. То есть что Золотая Борода – это Колен. Что совершенно меняло дело. Колен Патюрель, король рабов Мекнеса, к тому же почти мой друг, по крайней мере человек, к которому я, зная его добрую репутацию в Средиземноморье, испытывал глубокое уважение. Да, для меня это многое меняло. Колен!.. Человек, которого не зазорно одарить… скажем так, вашей дружбой… Но мне было необходимо убедиться, что это именно Золотая Борода. Я послал Йана за подкреплением, приказав не возвращаться через фарватер, прежде чем спадет вода.

– А вы остались.

– Я остался.

– Вы хотели знать, кто я? – спросила Анжелика, глядя мужу прямо в глаза.

– И узнал.

– Вы не боялись горьких открытий?

– Я сделал чудесные открытия, и они укрепили мое сердце!

– Вечно вы со своими немыслимыми затеями!

– Дело не только в этом. Решение остаться на острове и затаиться там до прибытия подкрепления было вызвано не только желанием получше узнать мою прекрасную незнакомку-жену. Еще бы: такая возможность; муж может многое узнать про хорошенькую женщину, беседующую с мужчиной, в прошлом не безразличным ей, да к тому же ей известно, что он по-прежнему ее любит. Однако одного лишь любопытства было бы недостаточно, чтобы отважиться на столь тягостное испытание, если бы я не был принужден к этому самой ситуацией. Согласитесь, душа моя, что она была деликатной, если не сказать затруднительной. Появись я перед вами в одиночку, неужели вы думаете, Колен легко поверил бы в мои мирные намерения супруга? Сам же он, будучи пиратом, достойным быть повешенным без лишних разговоров, не сдался бы без боя властителю Голдсборо. Вы обвиняете меня в том, что я не раздумывая ввязываюсь в самые немыслимые авантюры? Однако идея встретиться с ним один на один на том песчаном берегу, имея в свидетелях лишь вас и тюленей, а в качестве неминуемого завершения поединка – его или мою смерть, не показалась мне трезвой и выгодной для кого бы то ни было. Ваш Колен не из тех, кем легко манипулировать. Можете справиться у Мулая Исмаила, который всегда отзывался о нем с почтением и почти страхом, и все же Колен был всего лишь безоружным рабом перед этим неуступчивым и жестоким владыкой.

– Однако вам удалось склонить этого неуступчивого султана перейти к вам на службу, вы сумели подчинить его своей колдовской власти.

– Потому что его привели ко мне в цепях четверо вооруженных солдат. На острове Старого Корабля все было иначе. В сложившихся обстоятельствах я предпочел стать невидимым свидетелем вашей встречи. К тому же случайной и непредвиденной, как я позднее узнал. Соединив нас троих на этом острове, наши недруги вновь рассчитывали на выигрыш. Все шло к тому, чтобы мы сами стали причиной собственной погибели. Единственный способ парировать такие дьявольские козни – вести себя совершенно не так, как ожидает противник. Слава богу, у нас троих хватило душевных сил выстоять.

– Дьявольские козни! – повторила Анжелика.

– Не пугайтесь. Я сумею нарушить их планы и, кто бы ни были наши враги, устранить их. Пока мы не подозревали об их присутствии, мы попадались в их ловушки. В Хоусноке и в Брансуик-Фолз вы, кажется, стали первой жертвой, когда чуть было не расстались со свободой, а возможно, и с жизнью. Возможно, нападение абенаков на английскую деревню имело тайной целью ваше пленение?.. Не знаю. Но когда вечером, непосредственно перед морским сражением с Золотой Бородой, я получил эту записку, мне в душу закрались подозрения. Я понимал, что рано или поздно они захотят встречи. Поначалу я решил, что это Золотая Борода, однако получил доказательства обратного. Через фарватер, прихватив с собой всего одного человека, я в лодке отправился на остров; но теперь я был настороже: я опасался не только неизвестного, но и самого себя. Ведь записка могла содержать ложный донос, чтобы завлечь в западню и меня. Или же разоблачение было правдой, и некто рассчитывал на то, что я приду в бешенство и совершу непоправимый поступок, в частности наброшусь на вас. Мне стало совершенно очевидным это намерение навредить вам, и именно вам. «Будь осмотрителен! – думал я. – Остерегайся! Помни: что бы ни случилось, ей ничто не должно навредить. Особенно ты сам». Мой гнев обратился против тех несчастных, которые в своих коварных планах пытались превратить меня в орудие зла, направленное против вас. «Ты не окажешь им такой любезности», – твердил я себе. На сей раз я, по крайней мере, обязан был любой ценой защитить вас от их нападений. Не я ли в Тулузе дрался на дуэли с племянником архиепископа и завоевал вас?

– Но это совсем другое дело! – с жаром воскликнула Анжелика. – Прежнее не вернется. За кого вы меня принимаете? Теперь я люблю вас!..

И, пораженная собственным признанием, она повторила:

– Да, я люблю вас… Слишком сильно, действительно сильнее, чем вы заслуживаете. Неужели вы настолько отдалились от всех, что даже не можете осознать, что я люблю вас? Разве не бились мы с вами вместе против ирокезов, против французов и их дикарей, против зимней стужи, болезней, смерти? Неужели я утратила ваше расположение?.. Умоляю вас, если вы не хотите заставить меня страдать, берегите себя, берегите себя ради меня, возлюбленный мой. Перестаньте играть своей жизнью, потому что я умру, если еще раз потеряю вас, я умру!

Жоффрей поднялся с места и, раскрыв объятия, подошел к Анжелике. Она прильнула к нему, уткнувшись лбом в его плечо, и вновь обрела своего прекрасного заступника, в котором была сосредоточена вся ее жизнь, и вся растворилась, чтобы с острым блаженством ощутить его близость, тепло, его знакомый запах.

– Я тоже провинилась, – прошептала она. – Я усомнилась в вашей любви и искренности вашего чувства. Мне следовало незамедлительно признаться вам: «Да, я повстречала Колена…» Но я испугалась. Не знаю, чего именно. Вынужденная остерегаться подвохов, подлости, низости, которые движут поступками людей, я больше привыкла к молчанию, нежели к правде. Простите меня. Между нами такого не должно быть.

Обхватив ладонями, граф запрокинул прекрасную голову Анжелики, чтобы вглядеться в ее глаза и нежно поцеловать в губы.

– После стольких лет, стольких горестей, исковеркавших наши души и ранивших наши сердца, эта встреча неминуемо должна была оказаться болезненной. Перед началом новой упоительной любви мы по-прежнему опасаемся быть обманутыми. Еще не исцелившись от старых ран, мы вопрошали: докажет ли нам жизнь потрясшими нас порывами, упреками и сожалениями, что мы поистине предназначены друг другу судьбой? Тогда, в Тулузе, было торжество, ослепление. Но то было не древом, а всего лишь корнями любви, которой предстояло узнать свое истинное грядущее значение. Ну что же, теперь оно нам известно. Вдали друг от друга мы оба истекали кровью, не переставая в глубине наших сердец помнить, что мы связаны навеки. Теперь нам предстоит признать это и сказать друг другу. Возлюбленная моя незнакомка, которую я пока так и не смог полностью приручить, простите, простите меня…

С невыразимой нежностью Жоффрей целовал синяк на виске Анжелики.

– Моя новая любовь, моя вечная возлюбленная, моя молчальница…

Анжелика запустила пальцы в его спутанные волосы и нежно прикоснулась к посеребренным вискам.

– Вы всегда умели говорить о любви. Искатель морских приключений и завоеватель Нового Света не убили в вас трубадура из Лангедока.

– Он далеко. Я больше не граф Тулузский.

– При чем тут граф Тулузский? Тот, кого я люблю, пират, пожалевший меня в Ла-Рошели и напоивший чашечкой турецкого кофе, когда я умирала от холода. Тот, кто приказал стрелять в королевских драгун, чтобы защитить моих преследуемых друзей-гугенотов. Тот, кто, невзирая на их неблагодарность, внял моим мольбам и помиловал ларошельцев. Тот, подле кого я спала в лесной чаще и чувствовала себя в такой безопасности, какая бывает только в детстве. Тот, кто сказал моей дочурке: «Сударыня, я ваш отец…» Вы столь дороги мне… Мне бы совсем не хотелось, чтобы вы остались безразличны к тому… к тому, что случилось. Мне необходимо каждое мгновение ощущать, что я поистине… принадлежу вам!

Чувственная связь, всегда столь сильная между ними, делала этот миг их безоблачного блаженства еще более головокружительным, их губы сливались в долгом страстном поцелуе, прерываемом лишь шепотом признаний.

– Чаровница! Волшебница! Разве можно от вас отречься? Но однажды я смогу навсегда завоевать вас…

Жоффрей де Пейрак огляделся:

– А теперь, сокровище моей души, что же нам делать? Здешнее население вытесняет нас. Мы приютили столько пиратов и потерпевших кораблекрушение, что теперь у нас нет даже собственного угла. Вы ведь уступили наши покои герцогине де Модрибур?

– Да, вот незадача! Но я действительно не знала, где устроить ее поудобнее, да и вы как раз покинули меня.

– Остается «Голдсборо», – решил граф. – В последние дни я ночевал там, чтобы немного отдохнуть и избежать искушения явиться в форт и чересчур легко простить вас.

– Вот уж эта ложная мужская гордость! Если бы вы вернулись, я бы с ума сошла от счастья. А ведь я столько плакала… Я была сама не своя. Вы чуть не погубили меня!

Он с силой сжал ее в своих объятиях. Анжелика взяла накидку.

– Я рада снова увидеть прекрасное верное судно «Голдсборо» и вашу полную драгоценных диковин каюту, где меня принимал Рескатор в маске и будоражил меня до такой степени… а я не понимала почему.

– И куда явилась эта чертовка Онорина, чтобы в доказательство своих прав на вас украсть мои бриллианты.

– Сколько же у нас общих воспоминаний!

Они вышли из хижины и в темноте принялись потихоньку спускаться в деревню, стараясь говорить вполголоса, чтобы не привлечь ничьего внимания.

Точно тайные любовники, они опасались, что их узнают и им придется вернуться к исполнению своих обязанностей. Неожиданно, осознав свои опасения и принимаемые меры предосторожности, оба расхохотались.

– Нет ничего труднее, чем управлять людьми, – заметил Жоффрей. – Именно поэтому мы вынуждены прятаться в темноте, чтобы насладиться несколькими мгновениями близости.

В нескольких шагах позади них следовали испанцы, но мешали им не больше, чем привидения.

– Будем молить Бога, чтобы это были единственные наши сопровождающие и чтобы мы без затруднений смогли добраться до побережья, – шепнула Анжелика.

Глава V

Желанию Анжелики не суждено было сбыться. Когда они уже подходили к форту, от ворот отделилась женщина, видимо поджидавшая их, и бросилась к ним.

Это была Кроткая Мари, юная девушка из группы, прибывшей с герцогиней де Модрибур.

– Ах, сударыня, наконец-то! – в отчаянии воскликнула она. – Мы повсюду вас ищем… Моя госпожа умирает.

– Что вы такое говорите? Ведь совсем недавно я оставила герцогиню де Модрибур в добром здравии!

– Все произошло так внезапно. Она потеряла сознание, потом началась ужасная горячка. Сейчас она в бреду, очень беспокойна, и мы напуганы. Умоляю, сударыня, идемте со мной!

Анжелика повернулась к мужу. Ее охватила паника, результат изнуряющей усталости и нечеловеческого напряжения последних дней. Любое событие приобретало в ее глазах огромные размеры, ей казалось, будто весь мир сплотился, чтобы разлучить ее с возлюбленным. Теперь, когда они наконец объяснились после той чудовищной размолвки, она больше не желала, пусть даже ненадолго, расставаться с ним, пока они не отдохнут после пережитых страданий и не успокоятся в объятиях друг друга. В складках плаща она нащупала его теплую живую руку и уцепилась за нее.

– Да что же это? Не могу больше. Мне так хотелось наконец побыть наедине с вами, – совсем тихо добавила она, повернувшись к графу.

Он спокойно ответил:

– Пойдемте узнаем о самочувствии герцогини. Подозреваю, что все не так опасно. Если потребуется, дадите ей успокоительное питье, и мы сможем спокойно уйти.

В спальне царило чрезвычайное смятение. Петронилла Дамур, громко причитая, кружила по комнате. Дельфина дю Розуа и еще одна Королевская дочь, довольно проворная Антуанетта, пытались привести герцогиню в чувство. В углу усердно молилась Жанна Мишо; сидя подле матери, ее малыш задумчиво сосал палец.

Призванная на подмогу мадам Каррер с ворчанием заваривала какие-то травы.

Присутствие среди всех этих женщин очкастого секретаря выглядело неуместным. Поминутно натыкаясь на что-нибудь и всем мешая, он бесцельно бродил по комнате.

Зато прямо посреди комнаты неподвижно стоял солдат Адемар. Вокруг него растеклась лужа, потому что его непрестанно посылали то за горячей, то за холодной водой для компрессов. Тощий котенок, яростно шипя и ощетинившись, в поисках убежища вскарабкался на консоль.

Именно его Анжелика заметила прежде всего.

«Бедняжка, – огорченно подумала она, – с этими сумасшедшими он совсем захиреет».

Подойдя к кровати, она склонилась над распростертым телом герцогини. Та, кого она оставила спокойной и безмятежной, теперь и вправду пылала жаром. Не открывая глаз, она издавала какие-то странные бессвязные звуки.

Анжелика приподняла ей веки, увидела закатившиеся глаза и попыталась посчитать пульс, который едва прощупывался. Отметив про себя напряжение пальцев и рук, она, чтобы убедиться, что причиной этого вызывающего опасения состояния не является какое-нибудь внутреннее повреждение, откинула одеяло. Теперь она еще раз ощупала все тело, внимательно наблюдая за реакцией Амбруазины де Модрибур на ее прикосновения. Но та по-прежнему пребывала без сознания, и только из-под смеженных ресниц пробивался неподвижный смутный свет. Осмотр не вызвал у нее никакой дрожи или иного признака страдания. Анжелика попыталась согнуть ее ноги, тоже неподвижные. Пальцы на ногах были скованы судорогой и холодны как лед. Анжелика осторожно растерла их и ощутила, что напряжение в мускулах немного ослабло.

– Нагрейте кирпичи, – приказала она женщинам.

Не переставая растирать ноги герцогини, чтобы согреть их, Анжелика мысленно отметила их редкостную красоту. Судя по упругой атласной коже, госпожа де Модрибур очень заботилась о них.

Поглощенная тревожным состоянием больной, Анжелика не задумывалась о том, что молодая женщина лежит у всех на виду в одной лишь сорочке из тончайшего батиста, позволяющей наблюдать ее восхитительную наготу.

Внезапно в тишине раздался голос солдата Адемара.

– Вот что значит прекрасная женщина, – с видом знатока произнес он и покачал головой. – Определенно можно сказать, ладненькая бабенка, не так ли, господин граф?..

– Адемар, а ты как здесь оказался? – поинтересовалась Анжелика. – Я полагала, нынче вечером ты стоишь в карауле.

– Ну, это… Да меня за водой послали, – отвечал Адемар, – налетели на меня, ну, это… кудахчут… Как тут откажешь? Хотя недостойное это дело для военного… Но надо же дамочкам подсобить… особенно в такой поганой стране, как эта… Бедняжки! Кабы не я…

Анжелика аккуратно укрыла больную, которой как будто полегчало, хотя она все еще была без сознания.

– Думаю, вы правы, – обратилась она к мужу. – Это что-то вроде нервного припадка, безусловно, на почве слишком сильного страха, пережитого во время кораблекрушения. Дам ей выпить успокоительного снадобья.

– Питье готово, – подходя с плошкой в руке к постели больной, сообщила госпожа Каррер.

– Спасибо, милочка!

Сходив за своим мешочком, Анжелика быстро составила нужную микстуру.

И тут неожиданно в спальне раздался голос герцогини, сильный и отчетливый. Она произнесла:

– Расход воды равен k, константе, помноженной на корень квадратный 2gH, где g – это ускорение силы тяжести, а Н – высота падения воды… Но он ошибается, я уверена… Константа также зависит от силы трения…

Остальное потонуло в бессвязном мычании.

– Это еще что за тарабарщина? – в испуге воскликнул Адемар. – Может, кабалистические заклинания? Она хочет заколдовать нас?

– Господи, она снова бредит! – ломая руки, запричитала Дельфина.

На губах графа де Пейрака неожиданно заиграла загадочная улыбка.

– Она только что изложила теорему итальянского ученого-гидравлика, и я полагаю, вполне резонно откорректировала его формулу, – пояснил он. – Так что у вас нет причин так убиваться, барышня. Стало быть, вы не знаете, что ваша госпожа одна из самых ученых женщин мира, привыкшая в Париже участвовать в математических дебатах с профессорами Сорбонны?

Анжелика слушала его, не вполне понимая смысл столь поразительного сообщения.

Склонившись над Амбруазиной и подложив руку ей под голову, она попыталась приподнять ее, чтобы напоить. И вновь едва уловимый чарующий аромат, исходящий от густых черных волос герцогини, вызвал в ней странную тревогу. Словно это было предупреждение.

«Что бы мог означать этот запах?» – задумалась она.

И тут же заметила, что глаза герцогини де Модрибур открыты и пристально смотрят на нее. Анжелика поняла, что больная пришла в себя, и улыбнулась ей.

– Выпейте. – Она поднесла плошку к губам герцогини. – Ну, пейте же, вам полегчает.

Госпожа де Модрибур с трудом приподнялась. После перенесенного припадка она выглядела совершенно разбитой. Обессиленная, она пила маленькими глотками, и Анжелике пришлось несколько раз подбодрить ее, чтобы больная смогла допить все. Потом Амбруазина закрыла глаза и снова откинулась на подушки. Но ей было лучше.

– Жар спадает! – объявила Анжелика, приложив руку ко лбу герцогини и почувствовав, что он уже не такой горячий. – Теперь можете не беспокоиться.

Она пошла вымыть руки и собрать свои снадобья. Спутницы госпожи де Модрибур взволнованно обступили ее.

– О сударыня, не покидайте нас, – умоляли они, – останьтесь здесь нынче ночью, чтобы понаблюдать за ней. Мы так беспокоимся за госпожу.

– Да нет, я же вам сказала, вы понапрасну тревожитесь.

Чрезмерная обеспокоенность всех этих женщин за свою попечительницу начинала надоедать Анжелике.

– Уверяю вас, она будет спать. И вы тоже отдохните, – посоветовала она. – Адемар, собирай свои ведра и откланивайся. Пойдем, проводишь нас до порта с фонарем.

Почему все эти люди, точно лианы, цепляются за них с Жоффреем, словно хотят парализовать? Наваждение какое-то.

Анжелика подошла к мужу. Он не спускал пристального взгляда с распростертого на кровати тела герцогини де Модрибур. Среди разметавшихся по кружевным подушкам роскошных черных волос герцогини, чересчур тяжелых и обильных, ее спящее лицо словно бы уменьшилось и казалось совсем детским.

Анжелика вполголоса спросила:

– Вы идете?

Но Жоффрей де Пейрак, казалось, не слышал ее. Мысли Анжелики путались, у нее начиналась мигрень. Больше всего на свете ей сейчас хотелось уйти отсюда, бежать вместе с мужем. Это была острая потребность, в которой желание оказаться в его объятиях играло не самую значительную роль. То была насущная необходимость, вопрос жизни и смерти. Ей ни в коем случае нельзя было снова потерять его в этот вечер, иначе…

Анжелика ощущала, что нервы ее напряжены до предела.

– Сударыня, останьтесь, – не унимались женщины.

– А вдруг она умрет! – трагическим голосом воскликнула Дельфина дю Розуа.

– Да нет же!

Дамы плотным кольцом обступили ее.

– Останьтесь! Останьтесь! – заклинали они. – Сжальтесь, милостивая госпожа!

Их глаза выражали непритворный страх. Анжелику осенило: «Да они безумны!» Ища поддержки, она инстинктивно ухватилась за руку мужа.

Он как будто пришел в себя, взглянул на нее, увидел бледное напряженное лицо и у всех на глазах обнял Анжелику за талию.

– Сударыни, будем благоразумны, – произнес он. – Госпожа де Пейрак тоже нуждается в отдыхе, и я увожу ее, нравится вам это или нет! Если же вас посетят какие-то опасения относительно вашей покровительницы, пошлите за доктором Парри. Он плохого не посоветует.

С этими словами, иронии которых дамы не могли оценить, граф де Пейрак чрезвычайно галантно простился с ними и вышел, увлекая за собой Анжелику.