Текст книги "Политология. Базовый курс"

В правовом государстве закон служит невидимой границей между коллективом и индивидом, при этом законодатель подзаконен так же, как и гражданин. Подзаконность государственной власти дополняется признанием за отдельной личностью неотъемлемых и неприкосновенных прав.

Личные права и свободы – это возможности, ограждающие человека от незаконного и нежелательного вмешательства в его личную жизнь и внутренний мир, которые призваны обеспечить существование, своеобразие и автономию личности.

Все права, принадлежащие человеку, в равной степени являются личными, тем не менее в узком смысле под личными правами понимаются только те права, которые непосредственно защищают личную жизнь и свободу человека. К ним относятся: право на жизнь; личная неприкосновенность; уважение, защита чести и достоинства; свобода совести; неприкосновенность жилища; свобода передвижения и выбор места жительства и др.

Пример

Содержание права на личную неприкосновенность раскрывается в определении исключительных условий, при которых возможны ограничение и лишение свободы; в установлении строжайшего запрета на насилие, пытки, жестокое и унижающее человеческое достоинство обращение; в добровольности медицинских, научных и иных опытов в отношении здоровья человека; в реализации презумпции невиновности. Эта последняя означает, что обвиняемый в преступлении считается невиновным, пока его виновность не будет доказана в предусмотренном законом порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда. Обвиняемый не обязан доказывать свою невиновность; все неустранимые сомнения в виновности толкуются в пользу обвиняемого, а доказательства, полученные с нарушением закона, признаются не имеющими юридической силы.

Неприкосновенность личности обеспечивается законными рамками полномочий органов власти правового государства. Право личной неприкосновенности дополняется принципами неприкосновенности жилища и переписки.

Социально-экономические права и свободы представляют собой возможности личности в сфере производства и распределения материальных благ, призванные обеспечить удовлетворение экономических и тесно связанных с ними духовных потребностей и интересов человека. К этой группе прав и свобод относятся: право на труд, отдых; социальное обеспечение; жилище; право наследования и пр. Например, право на отдых состоит в том, что всем без исключения работающим по найму в государственных, общественных или частных организациях гарантируются ограниченная законом продолжительность рабочего времени, еженедельные выходные дни, а также оплачиваемый ежегодный отпуск.

Культурные права и свободы – это возможности человека пользоваться духовными, культурными благами и достижениями, принимать участие в их создании в соответствии со своими склонностями и способностями. К числу таких прав относятся право на пользование достижениями культуры, право на образование, свобода научного, технического и художественного творчества.

Политические права и свободы личности представляют собой возможности человека реализовать его политическое самоопределение и свободу, участие в управлении государством и обществом. К ним относятся: право на объединение; свобода митингов, шествий, демонстраций; право избирать и быть избранным в органы государственной власти и местного самоуправления; право на равный доступ к любым государственным должностям; на участие во всенародных обсуждениях и голосованиях (референдумах) и пр. Так, право на объединение (свобода ассоциаций) означает возможность свободного создания политических и общественных организаций, добровольность вступления и выхода из них.

Защита прав и свобод человека и гражданина является обязанностью государства, однако и гражданин, в свою очередь, несет ответственность перед государством: он обязан соблюдать законы, платить налоги, сохранять природу и окружающую среду. Защита Отечества также является долгом и обязанностью гражданина.

Из политической истории

Некоторые идеи и формулы правового государства впервые получили законодательное закрепление в Конституции США 1787 г. и в Декларации прав человека и гражданина, провозглашенной Великой французской революцией 26 августа 1789 г. Выделим несколько положений, зафиксированных в Декларации:

• свобода состоит в возможности делать то, что не приносит вред другому;

• закон есть выражение общей воли; все граждане имеют право участвовать лично или через своих представителей в его образовании;

• все, что не запрещено законом, то дозволено, и никто не может быть принужден к действию, не предписываемому законом.

В XX в. концепция правового государства в связи с развитием международной интеграции была дополнена идеей о необходимости подчинения национальных правовых систем праву мирового сообщества. Многие европейские государства приняли решение о приоритете международного права. В соответствии с этим принципом в случае расхождения закона страны с международным договором национальные суды обязаны руководствоваться положениями международного договора. Таким образом, к числу отличительных признаков правового государства политологи относят сегодня не только верховенство закона, но и его соответствие международному праву.

В заключение перечислим основные характеристики правового государства:

• приоритет прав человека;

• свободный и независимый суд;

• принцип верховенства конституции по отношению ко всем другим законам;

• взаимная ответственность гражданина и государства;

• принцип разделения властей;

• приоритет норм международного права.

Идея правового государства находит выражение в конституции страны. Основной закон ФРГ, в частности, гласит, что законодательство связано конституционным строем, а исполнительная власть и правосудие – законом и правом. В Конституции РФ указано, что Россия есть демократическое федеративное правовое государство с республиканской формой правления (ст. 1). Однако, к сожалению, реальные правовые практики российской государственности еще далеки от идеала правового государства, поэтому определение России в качестве правового государства можно пока рассматривать как политическую цель, к которой мы все стремимся.

4.9. Информационное государство: проблемы становления

По мере углубления информационной революции во всех развитых странах начал активно складываться информационный сектор экономики, который включает рынок телекоммуникационных услуг, производство электронной и вычислительной техники, программного обеспечения. Этот сектор постепенно будет занимать ведущее место в глобальной экономике. В настоящее время на него приходится примерно 5,5 % мирового ВВП, однако к 2020 г. этот показатель, по прогнозам компании McKinsey, достигнет 9 %.

Информация и знания превращаются в стратегический административный актив. Если в классической системе государственного управления знание соотносится со сферой управления опосредованно, то с помощью виртуального пространства новая информация мгновенно переводится в область управленческого действия. Использование информации для нахождения наиболее эффективных способов применения информации – это и есть государственное управление в информационном обществе. Можно без преувеличения сказать, что информация стала самым главным ресурсом государственного управления. Возник даже новый термин – информационное государство, под которым понимается государство нового типа, использующее преимущественно информационные технологии для завоевания и удержания своего господства.

Информационная парадигма в государственном управлении означает, что информация становится главным административным ресурсом государства, а высокие технологии определяют ведущие направления его развития. Между тем использование новых информационных технологий чревато опасностями в сфере управления.

Новая информация применяется для систематических нововведений и новаторства в государственном управлении.

Цитата

Как справедливо отмечает английский социолог Энтони Гидденс (р. 1938), «мы живем в мире, который целиком конституирован через рефлексивно примененное знание, и мы никогда не можем быть уверены, что любой его элемент не будет пересмотрен»[69]69
  Гидденс Э. Последствия модернити // Новая постиндустриальная волна на Западе. С. 106.


[Закрыть].

К сожалению, новации часто становятся серьезным дестабилизирующим фактором политического развития (в полном соответствии с библейским предупреждением о благих намерениях, которыми, как известно, вымощена дорога в ад). Главным образом это касается тех непредумышленных последствий нововведений, которые никогда заранее не удается предусмотреть до конца. Вот почему синергетика, наука о саморазвитии сложных систем, в эпоху информационной революции становится наиболее актуальной методологией в теории государственного управления.

Синергетический закон эволюционных корреляций утверждает, что каждое нововведение в организационной структуре помимо прямого и планируемого результата приводит к параллельным незапланированным всплескам энтропии в соседних и промежуточных сферах[70]70
  См.: Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. С. 35–39.


[Закрыть]. Это требует от реформаторов опережающей технической, организационной и интеллектуальной реакции, выработки линии корректирующего менеджмента, что способно в десятки раз увеличить стоимость планируемых инноваций. Во многом политические риски в государственном управлении именно потому и не учитываются, что стоят слишком дорого. Однако в конечном счете, когда наступает «час икс» и негативные результаты шоковой политической терапии становятся очевидны для всех, последствия слишком дорого обходятся уже всему обществу. Более того, сегодня, когда масштабы технической мощи достигли колоссальных величин, а экологический кризис вырос до некоторых предельных «точек роста», плата за возможные неадекватные политические новации и упущения в выработке антиэнтропийной стратегии может стать трагически высокой.

Таким образом, проблема соотношения новаций и традиций в государственном управлении, несомненно, является одной из самых сложных; она требует пристального внимания ученых, поскольку до сих пор теория государственного управления не нашла убедительного ответа на вопрос о научных критериях эффективности административных реформ.

Еще одна опасность в сфере современного государственного управления связана с тем, что более точные и полные знания об объектах управления не приводят к повышению эффективности контроля. Проблема заключается в том, что в информационном обществе мы сталкиваемся с дифференцированностью как власти, так и информации. Получение новой информации осуществляется не единообразно: наиболее значимые сведения дифференцируются по специализированным отраслям, при этом информация в разной степени доступна тем управленческим структурам, которые способны поставить ее на службу групповым интересам. Вместе с тем общие потоки информации становятся все более неконтролируемыми, а правдивость, точность и корректность сведений практически никем не проверяются, что чревато непредсказуемыми политическими последствиями. В глобальной сети сегодня могут оказаться любые политические призывы или ложная информация, способная посеять панику и вызвать неадекватные массовые реакции.

Самая главная опасность, как неоднократно отмечалось, связана с тем, что средства массовой информации превратились в виртуальную «четвертую ветвь» политической власти. По силе, оперативности и проникновению влияния она намного превосходит все три традиционных ветви власти, вместе взятые. В сфере государственного управления с этим уже нельзя не считаться. Отделы по связям с общественностью, использование пиар-технологий в государственных структурах стали неотъемлемой приметой времени. Поддержка обществом решений государства и правительства сегодня напрямую зависит от эффективно налаженных связей с общественностью. Государственное управление все больше осваивает виртуальное информационное пространство и приобретает новые посттрадиционные виртуальные формы.

Между тем нельзя не заметить и надвигающийся информационный кризис, обусловленный тем, что государственное управление сегодня буквально тонет в море информации. Государственные структуры ежедневно и ежечасно производят столько статистических данных, формул, образов, документов и деклараций, что не в состоянии их усвоить, но вместо того, чтобы искать новые способы осмысления и переработки информации, они все более быстрыми темпами продолжают производить новую информацию. В результате большие объемы неиспользуемой информации превращаются в «информационное загрязнение управленческой среды», затрудняя процесс оперативного управления и принятия решений.

Существенной чертой информационного государства становится постепенное преобладание нового – сетевого принципа организации управленческого пространства, который начинает внедряться в традиционные иерархические управленческие структуры. Однако сеть как децентрализованный комплекс взаимосвязанных узлов открытого типа, способный неограниченно расширяться путем включения все новых и новых звеньев, приходит в определенное противоречие с традиционной вертикалью власти, размывая старые управленческие схемы.

Важным законом сетевых структур является ускорение времени и уплотнение пространства: любая информация максимально быстро распространяется именно внутри сети. Расстояние, интенсивность и частота взаимодействий между двумя управленческими акторами короче, если оба выступают в качестве узлов одной управленческой сети, чем в случае, когда они принадлежат к разным сетям. Включение в сетевые структуры или исключение из них, а также конфигурации сетевых потоков, которые задают информационные технологии, становятся доминирующими тенденциями формирования постклассической информационной модели сетевого управления (табл. 4.1).

Таблица 4.1. Сравнительный анализ иерархической и информационной моделей управления

Все важнейшие параметры государственного управления, как показывает табл. 4.1, модернизируются: вертикальные связи замещаются смешанными – вертикальными и горизонтальными; рабочие связи становятся гибкими, ситуативными; расширяются возможности для сотрудничества; принципиально меняется положение работников организации, их отношение к информации.

Стремительное развитие информационной революции приводит к тому, что важнейшим компонентом системы государственного управления становится информация, а использование потоков идей и образов составляет основную логику управленческих структур. Можно утверждать, что жесткое мышление в государственном управлении практически исчерпало свой эвристический потенциал.

Со времен Макса Вебера в рамках жесткой парадигмы государственное управление рассматривалось как регламентированная сверху донизу иерархическая организация линейно-функционального типа с четким распределением функций каждой должностной категории. Само же управление представало как механизм, действующий в результате комбинирования ряда факторов, с помощью которых можно добиваться определенных целей с максимальной эффективностью при минимальных затратах ресурсов.

Такая модель действительно результативна в условиях стабильной социальной среды и однотипных управленческих задач и ситуаций. Однако сегодня все эти факторы принципиально изменились. В условиях нарождающегося информационного государства жесткое мышление теряет эффективность, и на смену ему приходит мягкое мышление в качестве инструментария анализа управленческих проблем.

Определение понятия

Мягкое мышление, с одной стороны, предусматривает отказ от жестких преобразовательно-наступательных технологий, от государственных реформ в стиле шоковой терапии, а с другой – направлено на развитие мягких, детализированных и тонких технологий организации государственного управления.

Принцип мягкого мышления олицетворяет внутреннюю самоорганизацию государственных институтов и структур, построенных по модели живого организма, в противовес застывшим конструкциям рационально-бюрократической машины. Отказ от жестких методов администрирования, рассмотрение альтернативных путей, непрерывное корректирование и уточнение управленческих задач в процессе государственного управления – вот далеко не полный перечень принципов мягкого мышления в действии.

Если парадигма жесткого мышления исходит из предпосылки имманентной системности социальной среды и сферы управления, видит основную проблему в поиске оптимальных путей движения к известным или заданным целям, то концепция мягкого мышления осуществляет перенос признака системности с реальности на процесс ее познания. Подобный подход позволяет структурировать управленческие процессы посредством исследования различных взглядов и позиций, при этом основное внимание уделяется процессу реализации управленческих задач, понимаемому как непрерывное уточнение и совершенствование целей управления. Специалисты называют новый подход интерпретационным в противовес системно-функциональному, определявшему развитие теории государственного управления во второй половине XX в.

Определение понятия

Интерпретация (лат. interpretatio – «разъяснение, толкование») как методология представляет собой совокупность значений (смыслов), придаваемых тем или иным способом элементам какой-либо теории (выражениям, формулам, символам и т. п.). Среди категорий управленческой науки понятие интерпретации становится ведущим, а понятия заданной функции и определенной структуры – второстепенными. Так на смену жестко выверенной системности в теории государственного управления приходят гибкость и нелинейность.

Ведущим направлением в рамках парадигмы мягкого мышления стала организационная кибернетика. Она возникла как контрнаправление по отношению к управленческой кибернетике, отличавшейся излишней механистичностью. Центральным понятием организационной кибернетики выступает балансирующая система, которая способна реагировать на изменения окружающей среды, даже если такие изменения не могли быть предсказаны в момент создания системы. Чтобы оставаться балансирующей в течение длительного времени, система должна достигнуть необходимого разнообразия – только тогда система будет способна соответствовать сложности окружающей среды, с которой она вступает в контакт.

Для государственного управления это означает разработку детализированной структуры административных связей по всем задачам государственного развития. Цель государственной организации в такой парадигме может быть определена как компромисс между требованиями внешней среды и внутренними функциями, а стратегия организации может быть обозначена как стратегия баланса.

Большинство экспертов полагают, что балансирующая система должна обладать пятью функциями: 1) организация; 2) координация; 3) контроль; 4) сбор и обработка информации; 5) разработка политики. Именно так можно определить функции основных отделов современной государственной организации. В условиях слабоструктурированных проблемных управленческих ситуаций (а именно таково большинство современных государственных проблем) балансирующие структуры способны мягко перестраиваться.

Таким образом, можно утверждать, что современное информационное государство должно быть организовано по модели живого организма, а знания и информация должны стать ведущими факторами развития. Общественное богатство сегодня все чаще ассоциируется с обладанием информацией, а знаниеемкие отрасли управления (образование, здравоохранение, исследовательские разработки, финансы, страхование и пр.) обнаруживают самые высокие темпы роста занятости и прироста валового продукта.

В настоящее время в сфере управления происходит стремительное вытеснение материальных компонентов информационными составляющими, а непрерывное снижение себестоимости и удешевление информационных услуг делает информационную революцию в управлении все более демократичным процессом.

Мнение известных ученых

Доступность информационных технологий может создать иллюзию необычайной демократичности как общества будущего, так и информационного государства. Между тем американский социолог, основатель теории постиндустриального общества Дэниел Белл (1919–2011) обратил внимание на двойственность информации как управленческого ресурса. Информация представляет собой и наиболее демократичный источник власти, и наименее демократичный фактор управления[71]71
  Bell D. Sociological Journeys. Essays 1960–1980. L., 1980. P. 157.


[Закрыть], ибо ей присуща избирательность, которая и наделяет владельца информацией подлинной властью.

Уровень образования, коэффициент интеллекта, память, внимание, личностные особенности – все эти качества в определенном смысле ограничивают индивидуальное приобщение к информации. Как следствие, наиболее значимые, высокопрофессиональные знания сосредоточены в узком кругу интеллектуалов. В. Л. Иноземцев справедливо отмечает, что впервые в истории в информационном обществе условием принадлежности к господствующему классу становится не право распоряжаться благом, а способность им воспользоваться[72]72
  См.: Иноземцев В. Л. Современное постиндустриальное общество… С. 209.


[Закрыть].

Все это приводит многих теоретиков информационного общества к заключению о новом классовом противостоянии между интеллектуалами и представителями «низшего класса». Шведский экономист Гуннар Мюрдаль (1898–1987) определил «низший класс» как ущемленный в своих интересах класс, состоящий из безработных, нетрудоспособных и занятых неполный рабочий день лиц, которые с большей или меньшей степенью безнадежности отделены от общества в целом, не участвуют в его жизни и не разделяют его устремлений и успехов[73]73
  См.: Myrdal G. Challenge to Afflyence. N.Y., 1963. P. 10.


[Закрыть].

Экономисты подчеркивают, что в последние годы принадлежность к «классу интеллектуалов» и «низшему классу» становится в значительной мере наследственной. Если образование родителей очень низкое (начальная ступень), то вероятность детей пополнить «низший класс» достигает 40 %. Причина такого положения заключается в том, что стоимость образования непрерывно растет пропорционально усложнению технологий информационного общества. Кроме того, оптимальные возможности для получения качественного образования даются человеку в детском возрасте, а не в зрелые годы, когда он уже способен осознать себя недостаточно образованным.

Удастся ли государству будущего справиться с нарождающимся конфликтом? Как заметил Илья Пригожин, возможное богаче реального – таково интеллектуальное кредо постклассической теории неравновесных систем. Наука призвана обсуждать возможности, в этом ее эвристическая сила, которая способна как никогда быстро стать материальной силой в информационную эру.

Обсуждая возможности преодолеть «информационное расслоение общества», одни исследователи предлагают традиционные решения в духе «социального информационного государства», которое должно взять на себя расходы на образование для представителей низших классов, организовать бесплатные программы переобучения для безработных, а все инвестиции в сферу научных исследований и разработок освободить от налогов[74]74
  См.: Иноземцев В. Л. Указ. соч. С. 213.


[Закрыть]. Несомненно, это чрезвычайно важно и способно смягчить развитие нового социального противостояния, но такие меры представляются паллиативными.

Другие предлагают принципиально новые решения в духе теории неравновесных систем: объявить несостоятельным традиционное разделение «государство – рынок – гражданское общество» и создать новую симбиотическую целостность, где государство, гражданское общество и корпорации будут вместе решать проблемы снижения классового противостояния и достижения консенсуса.

Американский социолог Иммануил Валлерстайн (р. 1930) считает несостоятельным разделение информационного общества на «государство, рынок и гражданское общество». Рынок создается и контролируется гражданским обществом и государством; государство выступает отражением и рынка, и гражданского общества; в свою очередь, гражданское общество определяется как государством, так и рынком. Вот почему в информационном обществе невозможно разделить эти три способа выражения интересов, предпочтений и идентичности.

Информационное государство не может выполнять свою регулирующую функцию без помощи гражданского общества. Глобальный экономический кризис, экологические проблемы и техногенные катастрофы, борьба с терроризмом и другими мировыми катаклизмами предъявляют исключительно высокие требования к государственным институтам, побуждают правительства гибко реагировать на вызовы времени и выделять серьезные финансовые средства на решение ключевых проблем. Если правительства начнут сокращать расходы ради сбалансированного бюджета, то тем самым они ограничат возможности государственного управления. Из такого порочного круга трудно выйти: неудачи государственного регулирования подрывают доверие со стороны гражданского общества, что усиливает стремление не платить налоги, а это, в свою очередь, снижает кредитоспособность государства и его возможность выполнять регулирующие функции. Вот почему в рамках гражданского общества все чаще возникают движения «гражданских инициатив», которые берут на себя решение местных проблем и заботу о благосостоянии местного населения.

Однако полностью справиться с проблемами в информационном обществе можно, только объединив усилия государства, гражданского общества и бизнеса (корпораций). Лидирующая роль государства в объединении этих трех политических акторов призвана обеспечить будущее развитие в условиях информационной революции. Другими словами, информационное государство должно взять на себя инициативу объединения и консолидации гражданского общества и корпораций (государственное регулирование в духе мягкого мышления); без этого новое классовое противостояние способно привести к гражданской войне. Само же информационное государство как центр принятия решений должно превратиться в систему консолидации политической власти, функционального представительства и общественных организаций.

Еще одну проблемную зону будущего информационного государства представляет обеспечение безопасности общества в условиях постоянно растущей угрозы техногенных катастроф, которыми чревато неконтролируемое развитие информационных технологий. Складывается парадоксальная ситуация: уже сегодня государство отвечает за последствия того, что не контролирует, – стремительное развитие технологий. Впервые в истории человечества главный источник опасности и рисков коренится не в невежестве, а в знании, в системе принятия решений. Самовозрастание рисков: техногенных, экологических, экономических, социальных – обратная сторона информационной революции. Сегодня назрело понимание того, что необходима научно обоснованная государственная политика в области развития высоких технологий и страхования техногенных рисков.

Цитата и интерпретация

Немецкий социолог и политический философ Ульрих Бек (1944–2015) справедливо отмечал, что в информационном обществе риски – это большой бизнес. Они являются следствием все возрастающих запросов потребителей, которые невозможно удовлетворить. Круг замкнулся: потребительское общество с помощью информационных технологий раздувает потребности, которые превращаются в бездонную бочку, генерируя безудержный рост производства, что приводит к непредсказуемым экономическим, экологическим, социальным и политическим последствиям[75]75
  См.: Бек У. Общество риска на пути к другому модерну. М., 2000. С. 26.


[Закрыть].

Современные риски, как правило, не поддаются чувственному восприятию и выражаются в физических и химических формулах: в содержании ядов в пище, в радиоактивной опасности, токсинах, в заражении воды и воздуха. В целом все эти риски являются побочным продуктом развития технологий и будут только усиливаться с дальнейшим их совершенствованием. В результате социально признанные риски, как, например, экологическая проблематика, содержат своеобразный политический детонатор: совершенно на первый взгляд аполитичные проблемы (умирание лесов, потепление климата и пр.) становятся актуальной политикой. Без всякого преувеличения можно утверждать, что все надвигающиеся неполитические катастрофы в современном обществе имеют ярко выраженный политический потенциал. С этой точки зрения самым важным политическим центром в информационном государстве станет министерство по чрезвычайным ситуациям.

Техногенные риски – вот что способно по-настоящему встряхнуть современного обывателя и привести его вновь на «тропу политики». Для преодоления проблемных зон своей жизни люди вынуждены объединяться в общественные и политические коалиции, которые сегодня уже не имеют классового характера: они возникают и распадаются по ситуационным и тематическим признакам. Например, борьба с повышенным уровнем шума, которую ведут жители квартала, расположенного вблизи аэродрома, или борьба потребителей за качество определенных товаров на рынке (протест против ввоза «ножек Буша») может объединить представителей разных специальностей, социальных слоев и политических партий. Новые конфликты информационного общества взрывают старые политические схемы конфликтологов и заставляют искать нетрадиционные политические решения в сфере государственного управления. Это становится еще одним аргументом в пользу консолидации государства, гражданского общества и корпораций в рамках нового понимания государственной политики и государственного регулирования.

Мнение известного ученого

У. Бек назвал данный процесс «размыванием границ политики» в современном обществе: от того, какую роль займет государство в этом процессе, зависит его существование в будущем как центра принятия решений. Обесценение и отчуждение экологии в «обществе рисков», где проблема экологической защиты вступает в противоречие с интересами обогащения и прибыли, требует вмешательства государства и гражданского общества, ограничивая аппетиты корпораций. В то же время перед лицом глобального перемещения ядовитых веществ в атмосфере, «когда жизнь травинки в баварском лесу зависит от заключения и выполнения международных соглашений», интересы гражданского общества и корпораций призвано защитить государство[76]76
  См.: Бек У. Общество риска на пути к другому модерну. С. 26.


[Закрыть].

К сожалению, государство пока практически не занимается регулированием этих сложных проблем. В то же время глобализация экологических и политических рисков предопределяет глобализацию общественных движений экологистов и антиглобалистов, которые изначально развиваются как транснациональные. Вместе с тем существует целый ряд устойчивых конфликтных линий, имеющих цивилизационную специфику: проблемы расы, цвета кожи, этнической принадлежности (иностранные рабочие), конфессиональные конфликты. Все эти движения становятся центрами субполитики, и тем самым политика утрачивает центральное место в обществе, где принимаются решения и формируются контуры будущего развития. Как заметил с большой долей иронии У. Бек, экология, экономика и наука не могут больше притворяться, что не вмешиваются в политическую жизнь, – они своими средствами вершат политику, и в этом нет ничего неприличного, ничего такого, что стоило бы утаивать и прятать[77]77
  См.: Бек У. Указ. соч. С. 345.


[Закрыть].