Текст книги "Ожидание"

Лисса

Она не писала Нэйтану, он тоже ей не писал. Она часто вспоминала их поцелуй – когда была одна в постели ночью или рано утром. Ханна давно ей не звонила, но она верила, что Нэйтан ей ничего не рассказал. И все-таки где-то на задворках сознания попискивала тревога.

Лисса с головой ушла в Чехова. Подход Клары начинал работать, и актеры на глазах теряли английскую чопорность. Лисса и сама чувствовала плоть и кровь другой культуры. По мере того, как росло удовлетворение Клары, преображались и актеры. Теперь роли, их персонажи, обретали плоть. Они приходили на репетиции раньше и часто оставались без необходимости, получая удовольствие от сцен друг друга. Труппа уже начала прогонять пьесу от начала до конца, чувствуя ее ритм, места, где требовалась экспрессия, а где – замедление. Когда в сцене не чувствовалась жизнь, они вновь и вновь играли по Мейснеру, наблюдая друг за другом и повторяя то, что они видят, прежде чем снова вернуться в действие.

Майкл предложил спеть вместе, и эту идею с энтузиазмом подхватили остальные актеры. Они даже выучили русскую народную песню и исполняли ее утром перед началом репетиции. Майкл играл ее на гитаре, а остальные пели.

По мере того, как они приближались к премьере, Лисса чувствовала, как растет ее собственное мастерство. Ее тело теперь двигалось по-другому, в нем появилась какая-то праздность. Даже Джонни смягчился. С того дня, как он заставил ее плакать от злости, в их отношениях что-то изменилось. Лисса поняла, что с нетерпением ждет совместных сцен.

Вечером накануне генеральной репетиции у Лиссы зазвонил телефон – Ханна.

Лисса не торопилась брать трубку. Через мгновение раздался гудок автоответчика. Лисса поднесла трубку к уху.

– Лисс? – голос Ханны звучал встревоженно. – Ты можешь мне позвонить? Мне нужно с тобой поговорить.

В ее голосе сквозила тревога. Лисса свернула сигарету, вернулась на кухню и перезвонила Ханне.

– Да, – Ханна ответила после первого гудка. – Ты сильно занята?

– Готовлюсь. У меня завтра техническая репетиция.

– Ах да, – в голосе Ханны что-то дрогнуло. – Ты могла бы приехать? Мне нужно кое-что у тебя спросить.

«Черт».

– Конечно, – Лисса постаралась, чтобы ее голос звучал ровно. – Прямо сейчас?

– Пожалуйста, Лисса. Ты не захватишь бутылку вина?

Лисса натянула куртку и направилась к рынку, по пути купив вина и шоколада в турецком магазине.

Ханна открыла домофон, и Лисса поднялась по лестнице наверх, где ее уже ждала подруга. В сумерках Ханна выглядела бледной и хрупкой, наполненной беспокойной, колючей энергией.

– Ты принесла вино?

Лисса молча показала бутылку.

– Риоха, – Ханна попыталась улыбнуться, – как в старые добрые времена.

Ханна взяла бутылку и, зайдя внутрь, ее открыла. Она налила два бокала и один протянула Лиссе.

– Твое здоровье, – мрачно сказала она.

– Твое здоровье, – ответила Лисса, беря бокал, как была, в пальто.

– Тебе холодно? – спросила Ханна.

– Я действительно не могу остаться. Мне завтра рано вставать. У нас генеральная репетиция.

– Лисса, пожалуйста. Мне нужно с тобой поговорить.

Лисса сняла пальто, которое Ханна тут же повесила за дверью. Над парком сгущались сумерки, уже зажглись фонари. На столе стояла ваза с цветами. Когда Ханна включила свет, Лисса разглядела сидевшую перед ней на диване Ханну с поджатыми под себя ногами и заправленными за уши волосами. Она выглядела как потерянный ребенок.

– Что происходит, Ханна? И где Нэйт?

– Работает, наверное. Я не знаю. Мы поссорились.

– Из-за чего?

– Он не хочет делать ЭКО еще раз. Он сказал «нет». Я полагала, он передумает. Но он не передумал, а теперь говорит, что хочет отдохнуть «от этого».

– От чего же?

Лисса чувствовала дыхание подруги, поверхностное и учащенное.

– От всего.

– Что он имел в виду?

– Понятия не имею. Я ездила в Манчестер на несколько дней. Думала, когда приеду обратно, все будет по-другому, но мы почти не разговаривали с тех пор, как я вернулась.

– Может, он и прав? Может быть, тебе нужно немного отдохнуть от всего этого? Разве врачи так не говорят? Бывает, когда отказываешься от чего-то, это и случается.

– Ты хоть представляешь, сколько раз мне это все говорили? – воскликнула Ханна, швырнув подушку в другой конец комнаты. – Слишком часто.

Неожиданно она легла, свернувшись калачиком.

– Почему? – продолжила она. – Почему это происходит со мной? Неужели я проклята? Я чувствую себя проклятой.

– Ты не проклята.

Ханна подняла голову, показав заплаканное лицо:

– Ты поговоришь с ним?

– Я не могу.

– Пожалуйста, – Ханна схватила ее за руку. – Заставь его передумать. Он тебя послушает, Лисса. Поговори с ним, пожалуйста.

Утром Лисса села на автобус до Блумсбери. Она вышла на Саутгемптон-роу и прошла к Рассел-скверу, где деревья вспыхивали оранжевыми красками в свете разгорающегося дня, в то время как небо заволакивало серым.

Лисса написала Нэйту, что ей нужно с ним поговорить, она свободна только утром в четверг. Он тут же ответил: «Звучит интригующе. Я в четверг в универе. Сможешь заехать?»

Не зная, что надеть, она сменила пять нарядов. В итоге натянула старую выцветшую толстовку, джинсы, кроссовки, накинула куртку. Никакого макияжа, убранные волосы.

В приемной университета ее направили на третий этаж – она поднялась по лестнице и прошла через двойные двери в нужный ей коридор. Его дверь была закрыта, но когда она подходила, из его кабинета вышла высокая молодая женщина с распущенными волосами. Узкие джинсы эффектно подчеркивали ее длинные ноги. Она прошла мимо Лиссы, даже не взглянув на нее.

На двери Нэйтана висели плакаты. На одном из них говорилось о профсоюзном собрании по поводу повышения платы за обучение. Лисса постучала.

– Войдите.

Он сидел за столом к ней спиной и тут же повернулся, когда она вошла в комнату. Он был одет в растянутую синюю футболку с широким вырезом.

– Привет, – сказала она и закрыла за собой дверь. Кабинет был на удивление приятным, с высоким окном, за которым виднелись деревья Рассел-сквера, на полке стояли книги. Небольшой диван, стол.

– Так вот где происходит волшебство, – сказала Лисса.

Он улыбнулся, и Лисса поняла, что не может смотреть ему в лицо. Поэтому она прошлась взглядом по книгам. Они стояли аккуратными рядами в алфавитном порядке.

– «Выросшие на Самоа»?

– Классика. Ты должна это прочитать.

– О чем там?

– В целом о сексе.

– О… – Лисса почувствовала, что краснеет.

Он ухмыльнулся.

«Он что, дразнит меня?»

– Ну как пьеса? – спросил он.

– Уже лучше. Завтра премьера.

– Со стороны кажется, все происходит так быстро. Можно мне прийти?

– Конечно. Но тебе нужен пригласительный или билет.

– Я раздобуду.

– Хорошо.

– Почему бы тебе не присесть?

Лисса опустилась на диван. Он был еще теплым, и Лисса подумала о молодой женщине, которая была здесь до нее.

– Ты похожа на студентку, – проговорил Нэйтан.

– Ты думаешь? Спасибо.

– Хочешь чего-нибудь выпить? Чаю? – предложил Нэйтан, показав на маленький поднос с чайником и чашками. – В столе у меня есть и виски.

– Серьезно?

– Но это только на крайний случай.

– Студенческий крайний случай?

– Нет, скорее профессорский.

В комнате воцарилась тишина, и Лисса поняла, что наступила ее очередь говорить.

– Я здесь из-за Ханны, – начала она.

– А… – протянул он, – понятно. И в чем дело?

– Я обещала ей, что приду к тебе.

– С целью?

– Дело в том, что она думает, что я могу повлиять на тебя.

Она переводила взгляд со стены на свои руки.

– Я просто… Мне не следовало говорить этого… тогда в пабе. Насчет того, чтобы не делать ЭКО. Я была неправа.

– Неужели? Мне показалось, ты звучала очень уверенно. Ты сказала мне не делать этого.

– Но я не это имела в виду.

– Тогда что ты имела в виду?

– Я имела в виду, что не стала бы этого делать. Я говорила только за себя. Но никак не про тебя с Ханной. Я не думала…

– Что? Не думала что? Что повлияешь на меня?

Она посмотрела на него.

– Пожалуйста, не говори так. Это нечестно. Я не понимала, что говорю. Не думала тогда о Ханне.

– Ты знаешь, – тихо ответил Нэйт, – большую часть жизни я провел, думая о Ханне. О том, как доставить ей удовольствие. Как сделать ее счастливой. И большую часть своей жизни я хотел именно этого.

Он сглотнул.

– Зачем ты на самом деле пришла, Лисса? – спросил Нэйт.

– Ради Ханны. Я уже говорила тебе.

Он кивнул и спросил:

– Могу я тебе кое-что сказать? – спросил он.

– Да.

– Можно я запру перед этим дверь?

Лисса кивнула и словно во сне видела, как он идет к двери. Чувствовала, как гудит и бьется кровь в висках. Вот его пальцы на ключе, звук закрывающегося замка. Нэйт подошел к ней и опустился перед ней на колени.

– Лисс, – заговорил он. – Дело в том, что в последнее время я часто думаю о том, чего хочешь ты. О том, что может тебе понравиться.

Он накрыл ее ладонь своей.

– У тебя холодная рука, – заметил он.

– Да, – ответила она.

Он взял в рот ее палец. Она чувствовала тепло его рта. С кончиков пальцев возбуждение волнами расходилось к груди, низу живота. Лисса закрыла глаза и откинулась на спинку дивана.

– Можно? – спросил он.

– Да, – с трудом ответила она.

Она не видела, но чувствовала, что его губы коснулись ее оголившегося живота. Он расстегнул ее джинсы, спустил их, она приподнялась, помогая. Он вошел в нее пальцем. Она услышала низкий стон и поняла, что звук исходит от нее. Он двигался внутри, одновременно потирая клитор, и она продолжала стонать.

– Я могу продолжать? – уточнил он.

– Да, – ответила она. – Да, пожалуйста, да!

Кейт

– Значит, второе правило клуба Мам – это…

– Это что?

– Мы должны сделать то, что нас пугает.

Они сидели на скамейке в Соборных садах, вернее – в огороженном каменной стеной большом саду на территории собора Святого Павла в Лондоне. Чтобы не разминуться, Дея попросила Кейт встретить ее на автостоянке на Брод-стрит рядом с будкой охранника. Дея предъявила ему свой университетский пропуск, показала на Кейт, и охранник махнул им рукой. Здесь, в этом саду, было удивительно тихо. Зубчатые крепостные стены как будто наглухо отгораживали город с его машинами, автобусами, магазинами и автостоянками. На мгновение показалось, что город перестал существовать.

– Ладно, – сказала Кейт. – Так что же тебя пугает, Дея?

– Занятие сексом с женой.

Кейт громко рассмеялась, и пожилая пара на соседней скамейке повернула к ним головы.

– Не смейся. Я говорю о страхе страхов, об ужасе с максимальным рейтингом. После родов у меня недержание, – усмехнулась Дея. – Что насчет тебя?

– Что насчет меня?

– Что насчет секса? Или недержания?

Кейт рассмеялась.

– У меня было кесарево. Так что недержания нет.

– А что с сексом? – спросила Дея.

– Особо ничего, меня не тянуло последнее время.

– И как к этому относится твой муж?

– Думаю, Сэму это не по душе.

– Расскажи мне о нем, – попросила Дея.

Кейт повернулась к ней. Все то же выражение живого любопытства на ее лице.

– О ком, о Сэме?

– Да.

– Что именно?

– Вы давно вместе?

– Не очень, полтора года.

– Как вы познакомились?

Чуть поколебавшись, Кейт ответила:

– Онлайн.

– Продолжай, – сказала Дея. – Люблю старые добрые сказки о начале отношений. Чем он тебя зацепил?

– Он забавный, может быть забавным, когда захочет. Талантливый. Он шеф-повар. На наше второе свидание он пригласил меня в к себе и готовил для меня.

– Мило. Что же он приготовил?

– Цыпленка, – улыбнулась Кейт, – жареного с корицей. И сам испек лепешки. Во многом они-то меня и покорили. Никто никогда раньше не пек для меня хлеб.

Дея присвистнула.

– Мне тоже. Пожалуй, надо попробовать.

– Да, они хороши. А потом он отвез меня в Марсель, он сам прожил там много лет. Мне нравилось то, как он знал город, то, как говорил по-французски, а вскоре после этого я забеременела, – она вспомнила выражение его лица, когда сказала ему о ребенке. Чистая, беспримесная, обезоруживающая радость. – Он сделал мне предложение, и я согласилась.

– Черт возьми, как все быстро. И как все прошло?

– Ты о чем?

– О свадьбе.

– О… – Кейт наморщилась. – Довольно странно. Я к тому времени была просто огромна. Было всего несколько человек – регистрация, потом неловкий ужин в ресторане. Все, чего я хотела, – это немного выпить, но, как понимаешь, не могла. Мой отец специально прилетел из Испании и произнес ужасную речь. Моей мачехе засветили пробкой от шампанского. На свадьбе они с Сэмом и познакомились. Я же просто не понимала, зачем все это нужно, и мне чертовски хотелось напиться. Я не могла понять, для кого мы все это делаем.

Дея кивнула.

– Расскажи мне о Сэме еще что-нибудь. Он умный?

– Умный? По-своему, да. Пока с ним не обсуждаешь книги, политику, кино. Если только это не фильмы про супергероев и кулинарные книги. Их он обожает, – Кейт виновато пожала плечами.

– И теперь ты не хочешь с ним секса.

– Нет, не хочу.

– Знаешь эту поговорку? О сексе и книгах?

– Какую именно?

– Если ты идешь к нему домой, а у него нет книг…

– Не спи с ним. Знаю, да, – ответила Кейт.

Дея поднялась, и они медленно зашагали по дорожке.

– Но, знаешь, я думаю, это совершенно нормально. Как по мне, так секс с мужчиной – это что-то с чем-то. Все эти… проникновения.

Кейт улыбнулась.

– Не все так плохо. Иногда это действительно очень приятно.

– Как скажешь.

– Я была однажды… с женщиной, – помедлив, призналась Кейт.

Дея остановилась и повернулась к ней.

– И?

– Думаю, я была в нее влюблена.

– Та-а-ак…

– Я скучаю по ней.

– Кто она?

– Люси? Была активисткой, любила лазить по деревьям.

– Звучит сексуально.

– Так и есть.

– А где она сейчас?

– Понятия не имею. Я пыталась ее найти недавно.

– Ммм… вот как.

– Что?

– Значит, ты не хочешь секса с мужем и ищешь старую любовь в интернете?

– Все совсем не так.

– Неужели? И как же?

Кейт пожала плечами.

– Ну давай, рассказывай, – сказала Дея. – Только одна женщина? Или все же не одна?

– Была еще одна. После Люси. Это было кошмарно. Все закончилось очень быстро, и я поняла, что не лесбиянка. Я просто любила женщину. Одну. Давным-давно.

– Старая добрая Гертруда Стайн.

– Обязательно нужно это как-то классифицировать? – спросила Кейт, ощетинившись.

– Нет, – ответила Дея. – Конечно, нет.

Кейт посмотрела на нее, но осуждения не увидела. На лице Деи было все то же выражение любопытства.

– А он знает?

– Кто, Сэм? Немного, но не все.

– А тебе не кажется, что ты должна ему сказать?

– Мне кажется, это только все усложнит.

– Усложнит для кого?

Странно, но любопытство Деи, ее вопросы Кейт не раздражали.

– Кстати, – сказала Дея, когда они подходили к границам сада. – Ты так и не сказала, что тебя пугает. Если я займусь любовью с женой, что сделаешь ты?

Кейт задумалась.

– Честно? Меня пугает мой дом. Распаковка коробок после переезда. Я до сих пор этого не сделала, настолько это меня пугает.

– Прежде всего позволь мне сказать, – начала Дея, – что я считаю давление на женщин по поводу идеального дома одним из величайших обманов со стороны позднего капитализма. Я этому давлению ежедневно сопротивляюсь из принципа, как ты наверняка заметила по состоянию моего дома. Но раз тебя это так пугает, думаю, тебе стоит посмотреть своему страху в глаза. Распакуй коробки, разберись с этим. Позови нас с Зои в гости. Пусть Сэм нам что-нибудь приготовит. – Дея подмигнула. – Вдруг мы все снова забеременеем.

Вечером, услышав, что Сэм вернулся с работы, Кейт выбралась из кровати и спустилась в гостиную, где он уже устроился на диване с пивом и ноутбуком.

– Привет, – сказала она и устроилась в противоположном кресле.

– Привет, – ответил он, снимая наушники.

– Что смотришь?

– Какое-то старое дерьмо.

– Как работа?

– Утомительно, скучно, как и всякая готовка не для себя.

– Я хотела спросить… – начала Кейт.

– Да?

– Я кое-кого встретила.

– Что? – на мгновение он оторвался от ноутбука. – Кого же?

– Еще одну маму. В той игровой группе, куда посоветовала сходить Эллис. Куда ты посоветовал сходить – чтобы я могла бы завести друзей. Я хотела спросить, могу ли я пригласить ее к нам в гости? Может быть, ты мог бы что-то приготовить?

– В гости? Какие такие гости?

– Сэм, пожалуйста.

– Когда?

– Не знаю. Через пару недель. Я подумала, можно позвать еще Ханну с Нэйтаном. Устроить небольшой дружеский ужин.

Он нахмурился.

– Не знаю. Ближе к делу мне нужно посмотреть, в какую смену я работаю.

– Сэм, – сказала Кейт. – Ты же сам говорил, что я должна встречаться с людьми. Я встретила хороших людей – Дею и Зои.

– Подожди, они что, лесбиянки?

– Да.

– В Кентербери есть лесбиянки?

– Очень смешно.

Сэм сделал большой глоток пива.

– Так я могу сказать им, что мы их приглашаем? Ты приготовишь нам ужин?

– Ладно, но тогда позовем еще Марка с Тамсин.

– Неужели?

– А почему бы нет? Мы все равно задолжали им ужин. Марк давно не ел мою стряпню. Это может вдохновить его на инвестиции.

– Отлично, – сказала Кейт.

«Вот же черт!»

Лисса

Он ей не звонил. Она ему тоже. Он ей не писал. Она тоже ему не писала. Она постоянно проверяла телефон. Держала его в кармане, ожидая вибрации сообщения, но сообщение не приходило.

Лисса уже забыла, как это бывает. Как покоряешься мужчине после секса. Похоже, это универсальный закон природы. Как за несколько быстрых движений переходишь от здравомыслия к сумасшествию, даже если это муж твоей лучшей подруги.

Муж. Твоей. Лучшей. Подруги.

Подумай об этом.

Предпремьерный показ прошел неплохо, хотя труппу и приходилось немного дотягивать до пьесы. У текста был свой внутренний двигатель, своя жизненная сила. За занавесом Лисса чувствовала оживление, видела его в глазах коллег – химия работала, пьеса ожила, они все стали частью чего-то значительного.

После в баре шептались, что на показе было много журналистов, значит, можно было ожидать рецензий. Эти новости вызвали у Лиссы хорошо знакомое чувство одновременно облегчения и ужаса.

К утру субботы онлайн вышли четыре обзора. Газеты «Телеграф», «Индепендент» и «Таймс» поставили четыре звезды, а «Ивнинг Стандард» – все пять: «Где все это время был Джонни Стоун?! С таким редким талантом он давно должен был стать известным. Для того, чтобы его талант засиял, потребовался местечковый театр и малоизвестный режиссер».

Хелен назвали «молодой актрисой, стоявщей на пороге огромного успеха».

О Лиссе написали, что она «самая томная, потерянная и чертовски опасная Елена, какую мы когда-либо видели».

В субботу Лисса отправилась прогуляться по парку, оставив телефон дома. В базарный день у нее были все шансы столкнуться либо с Ханной, либо с Нэйтаном, либо с ними обоими, покупающими хлеб, бекон, круассаны или рыбу. Они все еще занимаются сексом, Ханна и Нэйтан? И что они сейчас делают? Она могла бы пойти к ним в гости. Просто постучать в дверь и остаться на утренний кофе. «Эй, Ханна! А Нэйтан соблазнил меня. Да, в четверг, в собственном кабинете! Ты когда-нибудь занималась там с ним сексом? На его диване? И этот его трюк с большим пальцем? Так он тебя ласкает?»

Возможно, он спал с ними со всеми – с ней, Ханной, теми длинноногими сочными девушками, которые встают с его дивана, оставляя после себя тепло. Возможно, никто из них не знает подлинного Нэйтана.

А может быть, это она сама себя не знает.

Лисса спрашивала себя, нет ли какого-нибудь особого слова для такой, как она, – может быть, на греческом – которое обозначало бы женщину, предающую свою подругу.

«О Ханна. Боже мой».

Она купила круассан и, придя домой, съела его в одиночестве, стоя у раковины.

В ответ на отзывы в прессе билеты стремительно распродавались, в будни зал был заполнен на восемьдесят процентов, а на выходные мест было не достать. На репетициях в воздухе витало чувство триумфа. После вокальных упражнений они растягивались и разминались. Закончив, они вставали в круг и бросали друг другу мяч, чтобы отточить рефлексы. За десять минут до выхода они пели ту русскую народную песню.

Только Джонни не разминался. Он сидел на сцене в любимом «ванином» шезлонге, уже переодевшись в мятый льняной костюм и сдвинув шляпу на затылок. Он спокойно разгадывал кроссворд, изредка посматривая на выходки других актеров, иногда приподнимая бровь. Когда они запевали, он уходил покурить.

Лисса была благодарна, что у нее было какое-то занятие. Ей было куда ходить по вечерам, в жизни появился некий ритуал, она знала, где стоять, как говорить и куда положить руки.

Она получила сообщение от Ханны: «Купила билеты! Мы с Нэйтаном придем в четверг вечером».

«Отлично!» – ответила и почувствовала, как желудок скручивает от страха.

В конце первой недели пришла мама с Лори. После спектакля они ждали ее в баре. Сара взяла ее лицо в ладони:

– Чудесно, дорогая, просто чудесно! «Гардиан» пока ничего не написал?

«Если в театре идет постановка, но «Гардиан» о ней не написал, существует ли она на самом деле?»

– Ма, в «Гардиан» ничего нет.

Лори крепко обняла Лиссу.

– Лисс, это лучшая твоя роль, лучшая.

В понедельник пришел отец со своей женой.

– Отлично сыграно, дорогая, ты выглядела великолепно, – сказал он. – Ты напомнила мне свою мать в молодости.

Стоявшая рядом с ним женщина нервно, по-птичьи кивала, сжимая в руках сумочку.

– Мне понравилось, – присоединилась она. – Правда, в этой пьесе же ничего не происходит?

– Правда, – согласилась Лисса, – ничего особо не происходит. Когда она предложила пойти выпить, отец был готов уже согласиться, но от нее не ускользнуло, как жена ткнула его под ребра, и он только беспомощно пожал плечами.

Приходили агенты, приводя с собой кастинг-директоров «Глобуса», «Нэшнл» и прочих важных шишек. По гримерной пробегал неизбежный шепоток, мол, такие-то и такие-то сегодня здесь, и мысль о том, что эти люди будут на тебя смотреть – люди, в силах которых круто изменить твою жизнь, – холодила кровь. Важен ведь не просто талант, а молва – что скажут про тебя разные умники. Агент Майкла, кажется, притащил с собой половину всех лондонских телевизионщиков и театральных деятелей. Агент Хелен приходил уже трижды, каждый раз с новым кастинг-директором. Лисса видела их, забившихся в угол в баре после спектакля. Они были столь серьезны, словно занимались жизненно важными государственными делами. Впрочем, со столь же серьезными лицами они слушали, что говорят со сцены молодые актеры.

Ее агент пришла на утреннюю репетицию в среду, одна. Это было в середине третьей недели подготовки, когда спектакль еще не смотрелся. Лисса видела ее, сидящую в заднем ряду маленькую женщину с непослушными рыжими волосами. Уже переодеваясь, Лисса получила от нее сообщение: «Замечательно. Я должна бежать. Поговорим завтра?»

На следующий день она постоянно проверяла телефон, ожидая звонка, которого так и не случилось.

Наступил четверг, она была вне себя от нетерпения. Она отправила Нэйтану сообщение: «Ты придешь с Ханной сегодня вечером?» Он не ответил. Выйдя на сцену, она увидела Ханну, сидевшую в одиночестве и пустое место рядом. Ее переполнило разочарование и облегчение.

После спектакля в баре Ханна обняла Лиссу.

– Это было потрясающе, Лисс. Мне очень понравилось. Значит, в конце концов она получит признание?

– Кто? – Лисса чувствовала себя сбитой с толку. Ее подруга была здесь, перед ней, мысль о предательстве пылала у нее внутри.

– Ну эта полячка, режиссер.

– Ах да. Наверное, получит.

Она впилась взглядом в лицо Ханны.

– Нэйт не захотел приехать?

– Он задержался на работе и передавал тебе большой привет.

– Большой привет, вот как?

– Да, ты получила сообщение от Кейт? – спросила Ханна. – Она приглашала тебя в Кентербери?

– Я не могу. У меня спектакль. А ты поедешь?

– Думаю, да. Нам нужно выбраться из Лондона, мне и Нэйту. Совершить что-нибудь спонтанное для разнообразия.

Лисса рассмеялась.

– Спонтанность – не твоя сильная сторона, Ханна, – сказала она. – Если ты хочешь сделать что-то действительно спонтанное, то съезди куда-нибудь за пределы Англии. Например, в Берлин. Или слетай в Нью-Йорк, в Белиз.

Ханна бросила на нее быстрый обиженный взгляд.

– Ну что ж, – тихо ответила она, – может быть, я начну с Кентербери и посмотрю, как пойдет.

Лисса улыбнулась и почувствовала странную горечь во рту.

Приближался ее, Лиссы, день рождения. Ей исполнится тридцать семь, в пьесе она играла двадцатисемилетнюю. Об этом она никому не рассказала. С утра она зашла к Саре, которая, как обычно, вручила ей самодельную открытку. В этот раз она была без подарка.

– Я просто очень занята, – призналась Сара на кухне, слушая шквал дождя за окном. – Новая работа меня несколько утомляет. Я тебе рассказывала? Летом у меня выставка. Галерея на Корк-стрит предложила меня выставить.

– Можно посмотреть? – спросила Лисса. – Над чем ты работаешь?

– Я не уверена, что стоит, – Сара склонила голову набок, как бы размышляя, а потом добавила: – Нет… думаю, так рано не стоит.

Допив кофе, Лисса не спешила уходить, но мать решительно встала. Снаружи дождь прекратился, и яркий солнечный свет красиво освещал осенний сад.

– Не хочешь прогуляться? – спросила Лисса. – Все прояснилось. Мы могли бы подняться на Хит.

– Работа, – ответила Сара, направляясь к лестнице. – Ты можешь остаться, но мне нужно работать.

Лисса осталась. Она сидела, прислушиваясь к шагам матери, поднимающейся по лестнице.

На стене гостиной висел один из портретов работы Сары, это был портрет ее, Лиссы, в возрасте восьми или девяти лет. Лисса прекрасно помнила, как позировала за тем столом однажды летом. На чердаке было ужасно жарко, но Сара жалоб дочери не замечала. Лисса сидела в том старом цветастом кресле почти каждое субботнее утро. Она читала, закинув ноги на подлокотники кресла, а солнечный свет косо падал из окна. Сара готовила краски, ставила мольберт, а потом, когда все было готово, включала радио и начинала рисовать. Лисса чувствовала эту сосредоточенность, она физически ощущала, что все внимание ее матери наконец-то сосредоточено на ней. Свое чувство она могла описать словом «безопасность».

Однажды утром на тротуаре перед школьными воротами появилась другая картина – простые белые линии, очертания детей, нарисованные мелом. Все собрались вокруг, встревоженные, не понимающие, что это значит.

Придя домой, Лисса рассказала об этом матери, и Сара повернулась к ней с особенной улыбкой.

– Это я нарисовала. Вместе с Каро. Это все, что осталось от детей Хиросимы. Мы нарисовали их, чтобы люди хоть что-то поняли.

После этого Лисса больше никогда не позировала для матери.

Что бы подумала та восьмилетняя девочка, если бы посмотрела на нее сегодняшнюю? Ей было тридцать семь, и она все еще слонялась по коридорам материного дома.

Впереди у Лиссы был целый день, ничего особенного не предвиделось, а в шесть часов ее ждали в театре. Она направилась в Саусбэнк, в Британский институт кино, где открывали показ Бергмана. Купила билет на самый длинный фильм. Зайдя за кофе и куском торта, села у окна, ожидая открытия кинотеатра, всматриваясь в лица проходящих мимо людей. Возможно, он здесь появится. Мог же он побаловать себя фильмом после обеда? Возможно, так все и произойдет – она столкнется с ним в толпе, позволив случайности стать сюжетом их истории. Или ей стоит ему написать. Сказать, где она, и пригласить присоединиться.

Но он, конечно, не придет. Он занятой человек. Только такие, как она, могут сидеть в кинотеатре днем в будний день, наслаждаясь свободным временем. Она подумала, что забавно было праздновать день рождения в компании Бергмана. Но эту шутку ей было не с кем разделить.

Она первая вошла в зал, едва он открылся, вручила билет контролеру и села в темноте зрительного зала, ожидая начала фильма.