Текст книги "Ожидание"

Ханна

Кейт была пьяна. Она покачивалась, держа тарелки, и Ханна забрала их у нее.

– Вот, выпей воды, – Ханна протянула ей стакан.

– Я в порядке, – ответила Кейт. – В самом деле.

Ханна отхлебнула воды сама. До этого она выпила два бокала вина, ее слегка мутило и уже начинала болеть голова. Ей было трудно сосредоточиться на разговорах вокруг, она все думала о машине, как парковка закроется, и они ее не заберут. Ей нужно было позвонить в отель – предупредить, что они будут поздно, спросить, все ли будет в порядке, не нужен ли им какой-то специальный ключ. Она не могла вспомнить, как далеко Уитстабл. В двадцати минутах езды? Может, больше? Сейчас десять вечера, а им только подали основное блюдо. Такими темпами они пробудут здесь до часу ночи.

Разговор становился жарким. Спорили Дея, новая приятельница Кейт, и этот парень, Марк, с большими часами для подводного плавания на руке – она помнила его со свадьбы – кажется, он был шафером Сэма.

– Это было необходимо, – говорил Марк, – чтобы мировые рынки не повернулись к нам спиной. Или вы хотите, чтобы было как в Греции? Не видели записку, которую они оставили в казначействе? «Денег нет». Идиоты. Дебилы отсталые.

– Конечно, – ответила Дея, – и жесткая экономия сильнее всего ударит по самым бедным. А как насчет налогов для банков?

– Они просто перенесут свои дела в другое место.

– Значит, они здесь главные? – сказала Зои, наклоняясь вперед. – Значит, они теперь всем управляют?

Марк повернулся к Зои.

– Не уверен, что ты понимаешь, о чем говоришь.

– Почему?

– Для начала потому, что ты американка.

– Для начала? – спросила Зои. – Что же будет потом?

Ханна почувствовала, как напряжение в комнате нарастает. Она встала и быстро направилась туда, где сидел Сэм. Наклонилась, поблагодарила его за еду и спросила:

– Здесь есть стационарный телефон?

– Конечно, – ответил он. – В спальне, первая дверь слева.

Ханна сбросила неудобные туфли и пошла наверх. В спальне она села на кровать. Увиденное не отпускало ее, оно душило ее, сжимало ей голову. Как Нэйтан вел себя с этой женщиной, с Зои! Как касались их головы, когда они смотрели вместе в ее телефон, как он восклицал при виде малыша.

Рядом с ней что-то зашевелилось, и она от неожиданности подпрыгнула, но потом увидела Тома. Он спал здесь же, на большой кровати. Теперь она разглядела его как следует. Он сопел в полумраке, руки раскинуты в стороны. Она легла рядом с ним. Он пошевелился, но не проснулся. Его дыхание отдавало чем-то сладким и было на удивление ровным. Сейчас он спал глубоким сном.

Ханна свернулась калачиком рядом с ним и вложила палец в его раскрытую пятерню, обвела маленькие бугорки его пальцев. Она сходила с ума от желания иметь ребенка, которое, казалось, могло расколоть ее надвое.

Лежа здесь, она что-то начинала понимать. Она потеряла мужа – или он был для нее потерян – что-то важное, какая-то глубокая река, питавшая их, высохла.

На то мгновение, пока маленькая ладошка лежала в ее руке, это знание не причиняло ей боли, но она знала, что боль ждет ее впереди.

Здесь было тихо, а внизу играла музыка, она стала громче, голос Кейт, перекрикивая шум, звал всех танцевать.

Кейт

– Раньше я любила танцевать! – почти кричала Кейт. – Дея, Зои, ну же!

Она подняла их со стульев. Кто-то же должен влить новую энергию в вечеринку и спасти вечер, который находился под угрозой.

– А где еще вино?

Рядом с Марком стояла наполовину пустая бутылка. Кейт подошла к столу и налила вина в чей-то пустой стакан.

– Ты уверена, что тебе нужно еще? – спросил Марк.

– Прошу прощения? – повернулась к нему Кейт. – Ты что-то сказал?

Что-то было в том, как он стоял, – какая-то первобытная жестокость сквозила в его позе. Тамсин подошла к мужу. За спиной Кейт чувствовала Дею и Зои. Нэйтан сидел рядом с ней. Сэм стоял слева от нее. «Ханна, где Ханна?»

Кейт поднесла стакан к губам. Вино было уже теплым. На вкус оно показалось ей чересчур сладким.

– По-моему, твоей жене уже достаточно. Не думаешь? – повернулся к Сэму Марк.

Кейт рассмеялась:

– Да ладно тебе, ты же не в самом деле так сказал? Может, ты хотел спросить «твоей жене достаточно любви»? – Она засмеялась сильнее: – Ты просто смешон.

– Прошу прощения?

– Ты чертовски смешон. Посмотри на себя, на эти дурацкие часы, ты ведь не дайвер? Подожди-ка, посмотрим, как это работает?

Она подошла к Марку, взяла его за руку, расстегнула наручные часы и опустила их в свой полный бокал вина.

– Упс, – сказала она.

Марк был в ярости, Тамсин побелела.

– Эй вы, – помахала им Кейт. – Вы хоть представляете, как вы все смешны? Думаете, я хочу здесь жить? Рядом с вами? И я должна быть благодарна? – Она махнула бокалом в сторону Тамсин и Марка и добавила: – Проблема в вас, вы знаете?

– Кейт, – Сэм сделал шаг вперед. – Марк прав, с тебя хватит. Ради бога, ты же кормящая мать.

– О да, я кормящая мать!

– Ты просто устала.

– О! – она со стуком поставила стакан на стол. – Это просто бесценно. Конечно, я устала. Я не сплю почти год. Это своего рода пытка, знаешь ли. Знал о таком? Так ломают пленных. Ты, может, не сильно одарен, но представить себе можешь. Можешь? Или нет?

– Я не думаю, что нам нужно продолжать этот разговор здесь.

– Да, давай. Заткни мне рот, как ты всегда это делаешь.

Кейт обвела взглядом гостей, застывших в молчании, открыв рты.

Она смотрела, как Марк подошел к Тамсин и, словно защищая ее, обнял за плечи. Она с готовностью спряталась в объятиях мужа.

Кейт подняла рукав.

– Хочешь, я покажу тебе, что ношу на запястье я? – спросила она Марка. – Это паук. Он напоминает мне, что нужно продолжать бороться. Не сдаваться. Бороться с такими, как ты.

Ханна

Лежа на кровати, Ханна слышала крики. Хлопнула дверь. Обеспокоенные голоса. Она знала, что должна пойти и проверить, звучало все серьезно, что бы там ни случилось. Но усталость овладела ею, словно на спине она несла что-то тяжелое. Как будто она шла с этим грузом так долго, что ее тело полностью измоталось. Ей просто хотелось лежать здесь, рядом с этим ребенком, чувствовать его тепло, и спать, спать. На лестнице раздались шаги.

– Ханна? – Нэйтан заглянул в комнату.

– Да?

Как же ей не хотелось, чтобы эта полоска света в дверном проеме становилась шире, чтобы этот кинжально-острый свет заполнял комнату, увлекая ее в будущее, холодное, неумолимое, жесткое. Ей захотелось затащить Нэйтана в комнату и закрыть наконец дверь. И лежать с ним вдвоем в темноте рядом с этим ребенком.

– Это Кейт. Она ушла, она пьяна. Думаю, надо пойти за ней.

Ханна встала и спустилась вслед за ним по лестнице, моргая от яркого света. В гостиной все разбрелись по парам.

– Пойду поищу ее, – сказала Ханна.

– Пусть остынет, – ответил Марк. – Она в бешенстве. Ей не помешает свежий воздух.

Ханна повернулась к нему. Самодовольная, невыносимая туша. Как бы ни вела себя Кейт, Ханна была уверена в одном. Этот человек ей не нравился. Она взяла пальто и повернулась к Нэйтану.

– Ты хочешь, чтобы я пошел с тобой? – спросил он.

– Нет, ты останься.

На улице было холодно, и Ханна понятия не имела, куда идти, где искать. Она стала звать Кейт, ее голос звучал высоко и тонко. Она увидела отпечатки каблуков на земле и пришла по ним на пустую парковку у супермаркета. Ханна почувствовала себя здесь уязвимой, на этих каблуках, в этом платье.

– Кейт? – позвала она. Дорога была оживленной даже в этот ночной час. Внезапно ей пришла в голову ужасная мысль, и Ханна побежала.

– Кейт? – повторяла она. – Кейт?

И тут Ханна ее увидела. Она стояла на маленьком горбатом мостике, склонившись над рекой.

– Кейт! – снова крикнула Ханна.

Она задыхалась от волнения.

– Я ухожу, – произнесла Кейт, сверкая глазами. Под мостом тихо текла холодная черная вода.

– Кейт, – сказала Ханна, беря ее за руку. – Ты пьяна. Утром все будет выглядеть по-другому. Честное слово.

– Не затыкай мне рот! Знаешь, Ханна, ты такая же, как и все остальные. «Не бери в голову, что тебя разрезали и не сказали, зачем. У тебя здоровый ребенок. Принимай эти чертовы антидепрессанты и заткнись». Ты не хочешь услышать правду.

Ханна почувствовала, как внутри нее поднимается холодная ярость.

– Какую правду, Кейт? Давай, расскажи мне.

Кейт упрямо отмахнулась.

– Ну что ж, давай я расскажу тебе свою правду, хочешь? – Теперь Ханна говорила быстро и четко: – Мой муж уходит от меня, потому что мы не можем иметь детей. Я потеряла ребенка. У меня был выкидыш. У тебя когда-нибудь было такое?

Глаза Кейт расширились.

– Рассказать тебе, Кейт? Смотри, – она взяла ее за руку и задрала рукав. – Он был примерно такого размера. Размером с твоего драгоценного паука. Околоплодный мешочек, в котором находился мой неродившийся ребенок. Это чудовищное зрелище. Это не то, что ожидаешь увидеть. Ожидалось, что он останется внутри меня – будет расти и расти, пока не родится нормальным. Ты ведь знаешь, каково это, не так ли? Ребенок, растущий внутри тебя?

Теперь их дыхание сливалось в тихом морозном воздухе.

– Но я тебе этого не рассказывала. Я не говорила об этом. Ни с кем.

– Почему?

– Потому что в то время ты была беременна. Потому что я не хотела тебя расстраивать. Потому что мне было стыдно.

Плечи Кейт поникли.

– Ты должна была мне рассказать, – хрипло произнесла она.

– Нет, – ответила Ханна. – Ты должна была спросить.

* * *

Когда они приехали в отель, было уже поздно. Комната оказалась меньше, чем казалась на картинке.

– А где ванная комната? – спросил Нэйтан.

– Мне достался последний номер, здесь смежная ванная, – устало ответила она. – Думаю, она дальше по коридору.

Ей было холодно. Там, на мостике, она прилично промерзла.

Он кивнул и пошел к сумкам.

– Ты помнишь, куда положила мою зубную щетку?

– Держи, – протянула Ханна.

Когда он ушел, она устало опустилась в кресло. Из зеркала на нее смотрело ее отражение. Дурацкое платье, смазанный макияж. Все испорчено. Все кончено. Все абсурдно.

Утром за дверью оставили два подноса с завтраком. Она принесла их и поставила на стол. Он сидел на кровати, натягивая джинсы.

– Я выйду на улицу, – сказал он. Когда он возвратился, от него пахло сигаретами.

Ханна, разозлившись на все, позвонила в ресторан и отменила заказ на обед.

Все, обеда не будет. Не будет устриц и свежеиспеченного горячего хлеба, не будет ягненка из Эйлсбери. Не будет ребенка. Она убивает детей до их рождения. Нэйтан к ней не прикоснулся. Она даже была ему за это благодарна. Ей казалось, что она как будто разбилась на мелкие кусочки изнутри и только тонкая кожа держит все это вместе. Словно коснись ее – и она может рассыпаться так, что не собрать.

Они шли по пляжу, не касаясь друг друга, не разговаривая. Молча смотрели на бурлящее море, потом сели в машину и поехали в Лондон. Всю дорогу Ханна делала вид, что спит. Сдав арендованную машину, на автобусе добрались до Хакни.

Они поднялись в квартиру. Нэйтан стал собирать вещи.

Лисса

Последний выход. Пьеса «летала». Лисса никогда не чувствовала себя на сцене так свободно – словно плывет по воздуху и слова всплывают в ней, как будто ее собственные.

«В ваших жилах течет русалочья кровь, будьте же русалкой! – говорит ей Ваня. – Дайте себе волю хоть раз в жизни».

Сойдя со сцены после своего последнего выхода, она поняла, что совершенно не думает о зрителях, полностью сосредоточившись на других актерах, выйдя за пределы себя. Она не вспоминала о Нэйтане полтора часа. Когда они вышли на поклон, Джонни повернулся к ней и поприветствовал легким кивком. За кулисами он старомодно поцеловал ей руку.

– Ты была великолепна, – сказал он.

– Ты тоже.

Он склонил голову набок.

– Мы должны за это выпить, – сказал Джонни, все еще держа ее руку. – Ты и я.

Она поспешила в гримерную, чувствуя, что счастлива, что сегодня ночью что-то завершилось, она получила ответ на вопрос, которым задавалась в юности. Что она может играть. Что это того стоит. Что она не пребывала в иллюзиях, не была глупой.

Когда она начала раздеваться, пришло сообщение от Нэйтана: «Я здесь».

Она посмотрела на экран, перевела взгляд на свое отражение. В приглушенном свете увидела силуэт красивого наряда Елены для последнего акта – длинное темное пальто с пуговицами, застегнутыми до самой шеи, собранные наверх волосы. Она смотрела на свои припухлые губы, чуть косые глаза, смотрела, как поднимается и опускается грудь в такт дыханию. Она не ответила на сообщение, зная, что он будет ждать.

Лисса закончила расстегивать свой костюм, выскользнула из него, повесила на вешалку, а затем пошла к раковине и сполоснула шею. Натянула джинсы и топ, оставив свой макияж как есть. Слегка лишь смазались глаза. Когда она вынула заколки из волос, они волнами упали ей на плечи.

«В ваших жилах течет русалочья кровь».

Взяв сумку, Лисса направилась в бар. Нэйтан уже сидел за столиком в углу. Она медленно пошла к нему, но он встал прежде, чем она успела заговорить. Его лицо выражало нервнозность и восхищение.

Нэйт был одет в голубую рубашку с закатанными рукавами. Она это заметила. Заметила его бицепсы. Заметила, как он касается рукой груди, сердца, когда говорит. Не укрылось от нее, как расстегнута его рубашка на шее.

Лисса наклонила голову – сегодня она королева и принимает его восхищение. Сидя перед ним, она чувствовала свое тело, как его касается одежда, как затвердели ее соски. В висках она ощущала покалывание, словно был наэлектризован воздух. На столе стояла открытая бутылка вина – Нэйтан налил ей большой бокал, она поблагодарила его кивком головы. За его плечом она заметила Джонни, стоявшего в одиночестве у стойки бара, два стакана перед ним. Джонни смотрел в ее сторону, и она видела, как его глаза скользят по ней и Нэйтану, потом снова по ней с немым вопросом. Она на этот вопрос не ответила – отвернулась к своему бокалу с густым и красным, похожим на кровь вином.

Она видела, как пульсирует жилка на шее Нэйтана. Его губы, окрашенные вином.

Они пили и о чем-то говорили, она, правда, не была уверена, о чем именно. Когда ее стакан опустел, он спросил, налить ли ей еще. В какой-то момент бутылка опустела. Лисса подняла глаза и увидела, что Джонни ушел из бара не попрощавшись. Она заметила это, но отстраненно.

– Мы могли бы, – сказала она, поворачиваясь к Нэйтану, – мы могли бы пойти ко мне.

Как и все остальное в этот вечер, это сорвалось с губ Лиссы удивительно легко.

По дороге Нэйтан снова завел разговор, но по мере того, как поезд приближался к ее остановке, слова сами собой стихли, и он замолк. От нее не укрылось, что он разглядывает свое лицо в окне вагона. Зайдя домой, она прошла в гостиную, включила свет, а он остался стоять посреди комнаты.

– Хочешь еще выпить? – спросила она.

– Не откажусь, – его голос был низким и немного надтреснутым.

Она пошла на кухню, где все еще было темно, включила свет и заглянула в буфет. В глубине буфета стояла бутылка виски, она достала ее и разлила по стаканам.

Позади нее раздался звук, и она увидела, что Нэйтан стоит за ней. Он откинул волосы с ее шеи и поцеловал. Затем он мягко прижал ее к стене.

– Пожалуйста, – сказал он, – не говори ничего.

Она ничего и не говорила. Просто повернулась к нему и приоткрыла губы, впуская его язык.

На следующее утро он ушел на работу, а она осталась лежать в постели, продолжая думать о нем. Она все еще чувствовала его: его вес на себе, выражение его лица, когда она оказалась сверху, его внутри. При воспоминании об этом она снова возбудилась и скользнула рукой вниз, где все было мокро, набухше, липко от секса.

Она вышла за кофе и долго сидела на слабом зимнем солнце, обхватив чашку. Она знала, что неразумно было сидеть здесь, в паре улиц от квартиры Ханны. Она знала, что его запах все еще был на ней, знала, что она вся пропитана им. На нее смотрели мужчины. Она была батарейкой, которую зарядили. Это чистое электричество – оно вне морали. В ее искрящемся удовольствии было что-то опасное.

Ханна

Она стала спать в маленькой комнате. Звуки в ней отличались от тех, к которым она привыкла – она слышала шум ветра, плеск воды канала, грохот велосипедов по рыхлой брусчатке, завывание лисиц, крики и смех пьяных компаний. Она лежала без сна, наблюдая за игрой света на потолке. Иногда все же она проваливалась в легкий сон, и ее сны были полны чего-то странного и непостижимого.

По утрам Ханна на несколько мгновений теряла ориентацию, лежа в этой постели одна, а потом вспоминала – Нэйтан ушел, ее муж ушел, и впервые за почти пятнадцать лет она не знала, где он.

Зимний город давил на ее, и она чувствовала себя раздавленной его тяжестью. Она забывала покупать еду и ела совсем мало, то, что оставалось: крекеры, масло, кусочки яблока. В приготовлении пищи для себя нет никакой радости. Она становилась все тоньше, она знала, но ей было все равно. Впервые за много лет у нее не было ни единой причины заботиться о себе, ни будущего, которое нужно приблизить, ни границ, в которых нужно себя держать.

Ханна получила сообщение от брата: «Она родилась! Рози Элинор Грей». И приложенная фотография маленького сморщенного комочка в руках ее брата. Ее племянница.

Она написала в ответ: «Поздравляю!!! Не могу дождаться встречи с ней».

«Ты приезжаешь на Рождество, все в силе?» – спросил брат.

«Да! Не могу дождаться встречи!» – соврала она.

На следующее утро Ханна написала на работу, что болеет, что-то вирусное, что ей нужно отдохнуть. Она просидела дома неделю. Она включала радио, но не слушала его. Она медленно бродила по комнатам, где еще была видна прежняя жизнь, – те же комнаты, та же мебель, те же книги на тех же полках, но все совершенно чужое. Вот ее пункт назначения, но она чувствовала себя так, словно попала в совершенно неизвестное место. Она сознавала, что ей больно, но больно было так, что это было уже больше нее. Утешения не было и снаружи – в небе, траве, животных и деревьях. Она не как они. Она не может размножаться – она одиночка, она вне природы и знает, что для нее лучше быть здесь, в одиночестве.

Иногда в парке внизу гуляли дети. Из окна они казались ей маленькими сгустками энергии, радостными и непосредственными. Они катались на скутерах по дорожкам. Они шли за родителями, останавливались, подбирали камни и рассматривали их. Она смотрела, как они разглядывают камни, как родители спешат к ним, хватают за руки и поднимают их с земли.

Если бы у нее был ребенок, думала она, она бы села рядом с ним и тоже смотрела бы на камни.

* * *

Вовне ее жизнь продолжалась, на горизонте маячило Рождество во всей своей безвкусной неизбежности… Ханна уже пообещала, что поедет на север Англии к Джиму и Хейли, но теперь ей хотелось отказаться. Увы, она дала слово, и теперь надо покупать подарки – родителям, Джиму и Хейли, Рози. После работы она пошла в сторону Ковент-Гардена, лавируя между туристами и уличными певцами, но вместо того, чтобы купить подарки, долго бродила по магазинам одежды, примеряя вещи, которые обычно никогда не надела бы: платье до щиколоток, покрытое узором из ползучих лиан, серьги до плеч, кроваво-красные сапоги на высоком каблуке. Собственное отражение ее удивило – челка почти закрывала глаза, она не стриглась уже несколько месяцев. Возможно, думала она, она отпустит длинные волосы. Возможно, побреется налысо.

Однажды днем ее внимание привлек ребенок в коляске – маленькая девочка. Она улыбалась, хихикала и хлопала в ладоши, щеки раскраснелись на морозе. Коляска остановилась, и Ханна подняла глаза. Женщина, толкавшая коляску, смотрела на нее, склонив голову набок.

– Прошу прощения, – проговорила Ханна.

– За что? – спросила женщина. Что-то тревожащее было у нее во взгляде, она смотрела пристально, по-вороньи.

Ханна засунула руки в карманы.

– Я просто… – начала было Ханна. Девочка что-то бормотала себе под нос, поглощенная своим отражением в витрине магазина – ее шеки были прямо как у детей из книжек.

– Вам нужно лечение? – спросила женщина.

– Что, простите? – Ханна снова перевела на нее взгляд.

– Вам нужно лечиться? – повторила она. – Может быть, я смогу помочь?

Женщина достала из коляски из небольшой стопки бумаг отпечатанный листок.

– Вот, – сказала она, протягивая листок. – Возьмите.

Ее тон был на удивление резок.

Невольно повинуясь, Ханна взяла листок, сложила его пополам и спрятала.

Женщина кивнула, а затем, как будто отпуская Ханну, посмотрела вперед и, как ни в чем не бывало, пошла дальше.

У входа в метро Ханна почувствовала, что у нее перехватывает дыхание, как будто она бежала. Она достала листок из кармана и увидела обыкновенный флаер, отпечатанный дома на компьютере. Он рекламировал «целебную силу Линдси Маккормак». Там же была бледная фотография лица Линдси, отпечатанная крупным планом, и адрес где-то на окраинах западного Лондона. Ханна положила флаер на дно сумки. Но позже, однако, снова достала его и рассмотрела при свете лампы в комнате – какие-то размытые изображения женских форм и деревьев, текст мелкими цветными буквами, которые трудно прочитать. Отзыв мужчины, который страдал от хронических болей и теперь чувствовал себя намного лучше. Словом, все это было сделано плохо и ни в малейшей степени не убедительно.

И все же.

Она взяла телефон и позвонила по номеру на листовке. Ответили быстро.

– Алло?

– Здравствуйте. Я видела вас сегодня… на Ковент-Гардене. Вы дали мне флаер.

– Да? – голос женщины звучал тревожно, на заднем плане слышался плач ребенка. – Да, я помню.

– Я хотела спросить, есть ли у вас место?

– Место?

– Я имею в виду, можете ли вы меня посмотреть.

– А, – произнесла женщина. – Как насчет завтрашнего утра?

На работе она сказала, что у нее прием у стоматолога – срочный случай – и сразу после обеда поехала на метро на запад, на самый конец ветки.

Нужный дом оказался в самом лабиринте застройки. Это был нескладный частный домик в стиле 1930-х годов с огороженным грязным участком палисадника. На ступеньке ржавел мотодельтаплан. Его длинные пурпурные крылья из ткани были насквозь пропитаны дождем. Ханна позвонила и попыталась что-то разглядеть сквозь одностороннее матовое стекло в двери. Сначала не было слышно ни звука, как не угадывалось и движения, и она подумала, что ошиблась домом, но послышались шаги и дверь распахнулась. Женщина была закутана в кардиган цвета утренней овсянки, ее волосы собраны в большой неряшливый пучок.

– Входите.

Она провела Ханну через темный коридор в маленькую заднюю комнату со столом и двумя одеялами.

– Забирайтесь, – хлопнула она по столу.

В комнате было холодно и неприветливо.

– Вы не возражаете, – сказала Ханна, стоя в дверях, – если я схожу в туалет?

На лице женщины мелькнуло секундное раздражение:

– Это прямо за дверью справа.

Ханна заперлась в туалете и смотрела на свое отражение в зеркале. Ее щеки пылали, но губы были бледны и сжаты в тонкую линию. Что она здесь делает? Ханну преследовало странное, тревожное чувство, словно ее вызвали сюда. Или нет, словно это она вызвала эту странную женщину из глубин своего подсознания. Ей казалось, что женщина обладает какой-то неземной силой, и если она вернется в ту холодную комнату, никогда больше не выйдет отсюда, никогда не покинет это унылое место. Она сходила в туалет, смыла воду и тщательно вымыла руки маленьким твердым кусочком мыла. В коридоре она еще колебалась – у нее еще было время бежать.

Но Линдси Маккормак ждала. Она с готовностью протянула руки к пальто Ханны, которое та хотела повесить на дверь.

– Забирайтесь, – повторила она, указывая на кресло у стола.

Ханна сняла туфли и послушно уселась. Как же здесь было холодно. Может, сказать ей, что здесь холодно? На женщине была кофта, но Ханна была в одном только рабочем платье. Она натянула одеяло на колени, чувствуя, как оно электризуется и прилипает к ее колготкам.

– Итак, – спросила женщина, склонив голову набок. – Что привело тебя сюда?

У Ханны пересохли губы. Она их облизала.

– Это очень странно. Вы просто подошли ко мне, и это так не похоже на меня: я почувствовала необходимость позвонить.

Женщина кивнула.

– Я это почувствовала, – сказала она.

– Почувствовала что? – спросила Ханна.

– Твою потребность.

– Потребность в чем?

Женщина помедлила.

– В ребенке.

– А, – только и произнесла Ханна и замолчала, ее трясло от ожидания, от страха.

– Расскажи мне все, – потребовала женщина.

– Я… мы пытались в течение длительного времени. Три года – и ничего. А потом мы начали пробовать ЭКО, и я забеременела. Но потеряла ребенка. А совсем недавно мой муж от меня ушел.

Женщина кивала, как будто ничего из этого ее не удивило.

– Иногда, – сказала Ханна, – я чувствую себя проклятой. Я не знаю, почему я проклята, – она забормотала что-то, какую-то чепуху. Женщина пристально на нее смотрела. Ханна на мгновение замолчала и потом сказала:

– Холодно.

Женщина встала и повернула регулятор радиатора на одно деление.

– У меня днем отопление выключено, – пояснила она.

– А как же клиенты, то есть пациенты?

– Обычно им нравятся одеяла.

– О…

– Хочешь еще одно?

Ханна посмотрела на блестящее и неприятное на ощупь одеяло, лежавшее у нее на коленях.

– Нет.

Линдси Маккормак закатала рукава. Она взяла Ханну за ноги. Руки у нее тоже были холодные.

– Все в порядке, – сказала Линдси. – Я сейчас поработаю над тобой.

– Надо мной?

– Просто откинься назад и расслабься.

Глаза женщины начали закатываться. Она кивала сама себе, как будто ее подозрения подтвердились после осмотра ног Ханны. Теперь глаза женщины были закрыты, она, казалось, к чему-то прислушивалась.

– М-м-м-м… М-м-м-м… – женщина издавала низкий мычащий звук. – М-м-м-м… М-м-м-м… М-м-м-м…

Ханна смотрела в окно на унылый маленький садик.

– Я проклята? – спросила она женщину. – Ты можешь мне сказать, я что, проклята?

Впрочем, Ханна не была уверена, произнесла ли она это вслух или только подумала.