Текст книги "Преподобный Сергий Радонежский"

1562 год – архимандритом монастыря стал Меркурий (Дмитровец; 1562–1566).

В 1564 году, в ночь на 26 сентября, вскоре после отъезда Иоанна IV из Троицкого монастыря в Москву, сильный пожар произвел опустошение в обители, причем погорели все запасы на обиход монастырский, что «не осталось братиям ни на один день запаса снедного». Услышав о пожаре, царь «зело оскорбися» и повелел строить Троицкую обитель по-прежнему, для чего пожертвовал тысячу рублей и «иная потребная в монастырь даде».

21 декабря того же года Иоанн Грозный отпраздновал память Митрополита Петра в Троицком монастыре, а оттуда переехал в Александрову слободу, где устроил опричнину.

1566 год – архимандритом монастыря стал Кирилл 1-й (1566–1568), впоследствии Митрополит Московский и всея Руси.

1568 год – Троице-Сергиев монастырь в продолжение двадцати месяцев возглавлял архимандрит Памва 2-й (1568–1569), впоследствии сосланный в заточение Иоанном Грозным.

1569 год – архимандритом монастыря стал Феодосий (Вятка; 1569–1571). Первоначально настоятель Андроникова монастыря.

1571 год – архимандритом монастыря стал Варлаам 1-й (1571–1577).

1577 год – архимандритом монастыря стал Иона 2-й (1577–1584).

1782 год – гибель старшего сына Грозного – Ивана. «Лета 7090 (1582) ноября в 19 день, преставися Государь царевич князь Иван Иванович на память святаго Пророка Авдея и святаго мученика Варлама, дал Царь государь и князь великий Иван Васильевич всеа Руси по своем сыне царевиче князе Иване Ивановиче в вечной поминок, в дом Живоначальной Троицы и великим чюдотворцом Сергию и Никону 5000 рублев; да Государь дал Москве по Царевиче князе Иване Ивановиче с году на год два корма больших: первый корм ноября в 19 день на память святаго пророка Авдея и святаго мученика Варлама, а другой корм на память преподобнаго отца нашего Марка Епископа Арефусискаго и Кирила дьякона, а на завтре в 30 день на память преподобнаго отца нашего Ивана списателя лествицы, с году на год два корма больших, покамест сия святая обитель стоит».

6 января 1583 года царь Иоанн Грозный поминал в Троице-Сергиевом монастыре своего сына Ивана, скончавшегося в Александровой слободе в 1582 году. «И о том поминание о царевиче Иванне плакал и рыдал, и умолял царь и государь, шесть поклонов в землю челом положил со слезами и рыданием».

1584 год – архимандритом монастыря стал Митрофан (Дмитровец; 1584–1588).

14 августа 1585 года – переложение мощей Преподобного Сергия из деревянной в серебряную раку. 15 августа – освящение Успенского собора в присутствии царя Федора Иоанновича.

2 февраля 1586 года царь Федор Иоаннович пожаловал Троице-Сергиеву монастырю губную грамоту.

В том же году, 8 июля, посетил монастырь Антиохийский Патриарх Иоаким (первый из Греческих Патриархов приезжавший в Россию).

1588 год – архимандритом монастыря стал Киприан (Балахонец; 1588–1594). В том же году написание иконы-складня «Явление Божией Матери Преподобному Сергию».

В 1589 году посетил монастырь (пробыв в нем с 5 по 10 февраля) Константинопольский Патриарх Иеремия.

1594 год – архимандритом монастыря стал Кирилл (Завидов; 1594–1605). Переведен из архимандритов Новгородского Антониева монастыря, впоследствии Архиепископ Ростовский.

В том же году царем Федором Ивановичем было вызвано в Троицкий монастырь несколько старцев Соловецкого монастыря для улучшения в Троицком монастыре порядков жизни и ведения хозяйства.

3 сентября царь Федор Иоаннович разрешил властям Троицкого монастыря ломать камень в окрестностях вотчинного села Богородского, что на реке Кунье, для починки Троицкой крепости.

6 декабря Борис Годунов дал в Троицкую обитель «колокол большой благовестник, весу в нем 625 пуд». Годуновский колокол, названный «Лебедь», сохранился до настоящего времени.

В 1598 году Троицкий старец Варсонофий Якимов купил в монастырь колокол весом 200 пудов за 520 рублей.

25 сентября – приезд царя Бориса Годунова в Троице-Сергиев монастырь. Царь Борис «приложил к чюдотворному местному образу живоначальные Троицы пелену большую» («Жемчужная пелена»). В том же году – вклад Борисом Годуновым в Троицкий монастырь драгоценного оклада к образу «Троицы» и колокола, получившего впоследствии название «Годунов».

В 1600 году по приказу Бориса Годунова для Троице-Сергиева монастыря был отлит «колокол большой благовестник» весом от 1700 до 2000 пудов.

А в 1603 году царь Борис Годунов дал в Троицкий монастырь большой благовестный колокол. При привозе колокола в обитель Борис Годунов сам шел вслед за ним.

1605 год – архимандритом Троице-Сергиевой обители стал Иоасаф (1605–1610). Переведен из игуменов Пафнутьева Боровского монастыря, выдержавший в монастыре осаду поляков, тотчас после осады возвратившийся в Пафнутьев монастырь и здесь убитый поляками 5 июля 1610 года при взятии и разграблении монастыря Сапегой.

20 января 1605 года, находясь в Троице-Сергиевом монастыре, Борис Годунов узнал о поражении войска Лжедмитрия при Добрыничах.

Конец мая – начало июня 1606 года – прибытие в Троице-Сергиев монастырь мощей царевича Димитрия. В 1606 году Троицкий монастырь принимал в своих стенах мощи царевича Димитрия, когда они переносимы были из Углича в Москву (в которую перенесены были 3 июня).

А в конце ноября перенесены были в монастырь из Москвы и погребены в паперти Успенского собора тела Бориса Феодоровича Годунова, его супруги Марии Григорьевны и его сына Феодора.

С 23 сентября 1608 года по 12 января 1610 года монастырь находился в осаде. Осада Троицкой обители войском польско-литовских интервентов – одна из самых ярких страниц в истории обители. Главный источник сведений об осаде – «Сказание» Авраамия Палицина – келаря Троице-Сергиевой обители.

После того как в 1607 году в Стародубе явился новый самозванец, к нему присоединились сторонники погибшего Лжедмитрия I. 1 июня 1608 года второй самозванец пришел под Москву и расположился станом в принадлежавшем Троицкому монастырю селе Тушине, находящемся в двенадцати верстах на северо-запад от Москвы по Волоколамской дороге. Войсками этого самозванца – Тушинского вора – и был осажден Троице-Сергиев монастырь.

Решение захватить Троицкую обитель принадлежало не столько самому самозванцу, сколько одному из его воевод – Петру Сапеге. С одной стороны тяготясь бездействием Тушинского стана, а с другой, враждуя с главным Тушинским воеводой, князем Романом Рожинским, Сапега решился отделиться от него и начать самостоятельные завоевания. Первую крепость на север от Москвы представлял собою Троицкий монастырь; туда Сапега и направился.

Во-первых, его привлекала слава о великих богатствах монастыря, во-вторых, возможность захвата обители казалась делом сравнительно легким, в-третьих, захват Троице-Сергиевой обители закрыл бы дорогу к столице из северной России. А главное, захват Троицкого монастыря – величайшей святыни северо-восточной Руси – польско-литовским войском мог быть воспринят войском царя Василия Шуйского, как знак того, что Бог отступается от них, и как свыше сделанное приглашение признать самозванца истинным Дмитрием и своим царем.

К Сапеге для завоевания Троицкого монастыря присоединился Александр Лисовский, занимавшийся грабежом во Владимирских землях.

Царь Василий Иванович Шуйский хорошо понимал, что потеря Троицкого монастыря была бы для него великим несчастием, и поэтому он принимал свои меры, чтобы не допустить этого. Он послал в монастырь небольшой гарнизон под начальством двух осадных воевод – князя Григория Борисовича Долгорукого и Алексея Ивановича Голохвастова. Когда Сапега и Лисовский двинулись под монастырь для его захвата, царь послал им навстречу войско под начальством своего брата Ивана. Войско это настигло неприятелей и вступило с ними в бой между селом Воздвиженским и деревней Рахманово, но было наголову ими разбито.

Близ монастыря Сапега и Лисовский появились 23 сентября 1608 года, в канун памяти Преподобного Сергия. Монастырский гарнизон сделал удачную вылазку против неприятелей. Но, тем не менее, интервенты поставили вокруг монастыря два стана. Сапега поставил свой стан на юго-запад от монастыря, на Клементьевском поле. Лисовский поставил свой стан на юго-восток от монастыря, близ современной железной дороги. Войска Сапеги и Лисовского перекрыли все дороги к монастырю своими заставами, так, чтобы нельзя было ни войди в него, ни выйти из него.

В обители также начали готовиться к осаде – сожгли все находившиеся вокруг монастыря слободы и монастырские службы, чтобы ими не воспользовались неприятели. Затем воеводы – князь Долгорукий и Голохвастов – совместно с архимандритом Иоасафом и соборными старцами привели всех (воеводы, начав с самих себя) у раки Преподобного Сергия к крестному целованию.

Из воинов и из монахов выбрали старших и разделили между ними монастырские стены и башни, и ворота, чтобы всякий из них знал свой участок и свое место и заботился о его обороне. Все имеющиеся в наличии артиллерийские орудия расставили по всем башням и во всех трех боях башен – верхнем, среднем и подошвенном. Всенощное бдение под праздник Преподобного Сергия совершено было среди всеобщей скорби.

Иеромонаху Пимену было в эту ночь видение: молился он в своей келье Всемилостивому Спасу и Пречистой Богородице, и вдруг оконце его келии осветил свет; посмотрел он на монастырь и видит – светло, как пожар, так что подумал, не зажгли ли монастырь неприятели; вышедши на крыльцо кельи, он увидел над главою церкви Живоначальной Троицы огненный столп, простиравшийся в высоту до тверди небесной. Ужаснувшись страшному видению, Пимен позвал других многих монахов и мирян, которые все и видели знамение. Спустя немного времени столп начал опускаться и свился в одно место, как огненное облако, и вошел окном, которое над (южными) дверями, в церковь Пресвятой Троицы.

Перед началом осады Сапега и Лисовский попытались начать переговоры о добровольной сдаче обители. 29 сентября они прислали в монастырь две грамоты – одну воеводам, другую архимандриту Иоасафу, в которых предложили перейти на сторону «царя Дмитрия Ивановича» – Тушинского вора. Воеводы и архимандрит Иоасаф с соборного приговора со старцами и всеми воинскими людьми отвечали Сапеге и Лисовскому решительным отказом. Получив ответ воевод и архимандрита, Сапега и Лисовский начали осаду обители.

Осаждавшее Троице-Сергиеву обитель войско составляло, по словам летописца Смутного времени Мартина Бера, около пятнадцати тысяч человек. Число защитников осажденной обители не превышало двух с половиной тысяч, не считая старых и немощных, не способных носить оружие. Также в монастыре от польско-литовского войска укрылись окрестные жители, насельники и насельницы других близлежащих обителей.

Первоначально войска Сапеги и Лисовского предприняли попытку взять Троицкую обитель штурмом. Защитники обители имели достаточное количество артиллерийских орудий и боеприпасов, поэтому штурм был отбит.

И лишь тогда решили интервенты начать правильную осаду. В ночь с 30 сентября на 1 октября они поставили против монастыря свои артиллерийские батареи. Батарей поставлено было две линии: одна – с южной стороны, с заворотом на восточную, другая – с западной стороны. Впереди всех батарей для их защиты от осажденных они тотчас же поставили большие туры, которые были заготовлены заранее. Туры – это большие цилиндрические корзины без дна, которые ставятся впереди артиллерийских батарей рядами, в них насыпается земля, в промежутки между корзинами стреляют в неприятеля, а за ними укрываются от его выстрелов.

С восточной стороны обители интервенты накопали множество траншей. Лишь северная сторона обители, на которой по условиям ее местности нельзя было поставить батареи и наделать траншей, осталась в относительной неприкосновенности.

3 октября 1608 года польско-литовское войско открыло пальбу по монастырским стенам. Обстрел обители продолжался около шести недель до перерыва военных действий на зимнее время.

Также осаждавшие сделали попытку устроить подкоп под монастырскую стену, и, взорвав ее, устроить такую брешь, которая достаточна для того, чтобы ворваться в обитель. Из подгорья, от мельницы, которая находилась на нижнем конце пруда, лежавшего ниже Пятницкой церкви, интервенты повели ров на гору, к Красным воротам, и, доведя его на гору так, что верхний конец его приходился против Пятницкой башни, повели из него подкоп, или траншею, под башню.

Одновременно с рытьем подкопа и обстрелом обители, неоднократно предпринимались попытки взять монастырь штурмом. Перед началом каждого штурма Сапега устраивал для осаждавших большой пир. Но при помощи артиллерии осажденные отбивали каждый приступ.

В то же время архимандрит Иоасаф со всем освященным собором совершал в Троицком храме усердные моления Господу Богу и Пречистой Богородице и чудотворцам Сергию и Никону о заступлении от врагов и совершил по стене монастыря крестный ход.

Успешно отражая приступы врагов, осажденные иногда устраивали вылазки. Так, однажды, часовые увидали, что неприятели пришли на капустный огород брать капусту, и что их немного. Тогда часовые, не спросив воевод, спустились за стену по веревке и, напав на интервентов, разогнали их отряд, одних убив, других ранив. А вскоре была сделана и другая вылазка тремя отрядами, один из которых пошел на капустный огород по плотине верхнего Круглого пруда, другой пошел на неприятельские батареи, что на Красной горе, а третий пошел на Княжее поле за токарню и за Конюшенный двор на находившиеся здесь неприятельские заставы. Результатом сшибок во всех трех местах было то, что с обеих сторон было много убитых, особенно на Красной горе.

В следующее воскресенье явился Преподобный Сергий пономарю Иринарху, когда этот сел опочить после заутрени, и приказал ему возвестить воеводам и ратным людям, что будет тяжкий приступ к Пивному двору, который находился вне монастыря у западной стены, но чтобы они не ослабевали, а с надеждою дерзали. Приступ действительно имел место с воскресенья на понедельник, и не только к Пивному двору, а и в других местах. Но осаждающие везде отбиты были с большим для них уроном, причем не удалась им и их попытка сжечь Пивной двор.

В день памяти великомученика Димитрия Солунского, после того как архимандрит совершил крестный ход по стене монастыря и отпел соборный молебен, воеводы сделали вылазку на Польские заставы, находившиеся с северной стороны монастыря.

Вылазка была успешна, причем взят был в плен один из заведовавших заставами ротмистров по фамилии Брушевской. Брушевской тотчас же был подвергнут допросу и «в распросе и с пытки» сказал, что действительно ведут осаждавшие подкоп под монастырскую стену и под башни, но что касается до места, куда ведут подкоп, то или не мог, или не хотел указать его.

Получив достоверные сведения, что под монастырь ведется подкоп, воеводы приняли меры, чтобы узнать место подкопа. Для этого поручили одному из служителей Троицкой обители по имени Влас Корсаков, который был весьма искусен в саперном деле, копать землю под башнями и в стенных печурах и делать частые слухи – ямы, в которых можно услышать подземные работы неприятеля.

Также, чтобы пресечь подкопу предполагаемый путь к Красной башне Святых ворот, приказали выкопать поперек Красной площади, от Служней слободы к монастырю, глубочайший ров. Еще одна вылазка, предпринятая с целью захвата «языков», от которых надеялись узнать о подкопе, окончилась неудачно.

В эти скорбные и тяжкие для осажденных дни Преподобный Сергий явился архимандриту Иоасафу, чтобы утешить через него людей, истомившихся от страха и отчаяния. Архимандрит задремал во время службы в церкви Святой Троицы и вот видит Преподобного Сергия стоящим перед чудотворным образом Святой Троицы, воздевшим руки горе и со слезами молящимся Святой Троице; после молитвы Преподобный обратился к архимандриту и сказал ему: «Брате, восстани, се время пению и молитве час, бдите и молитесь, да не внидете в напасть; Господь всесильный многих ради своих щедрот помиловал вас и прочее время подаст вам, да в покаянии поживете». Архимандрит поведал о явлении ему Преподобного Сергия всей братии.

В тот же день был отбит сильный приступ польско-литовского войска. Вслед за тем была сделана вылазка, благодаря которой воеводы получили, наконец, достоверные сведения о подкопе.

В ту же ночь пришел в монастырь выходец из лагеря Лисовского – казак Иван Рязанец. Он подтвердил, что подкоп почти уже готов и что он ведется под Пятницкую башню. Вместе с тем он рассказал о видениях, которые были казакам, находившимся в войске Лисовского, и которые должны были послужить к ободрению осажденных. Он говорил, что многие атаманы и казаки видели ходящих по поясу монастырской стены двух старцев, светозарных образом, по подобию Сергия и Никона чудотворцев, из которых один кадил монастырь, а другой кропил святою водою и которые, обратившись к казацким полкам, пеняли им за то, что они стеклись разорить дом Пресвятой Троицы, и прибавляли, что не даст им жезла Господь на жребий Свой. Некоторые из безумных казаков и из поляков стреляли в старцев, но стрелы и пули отскакивали в самих стрелявших и многих из них ранили. Он говорил, что в ту же ночь Преподобный Сергий явился во сне многим казакам, грозя принести на них мольбу Всевышнему. Преподобный показал им посредством образов, как страшно все они погибнут, и что это сонное явление заставило некоторых донских казаков уйти от Лисовского домой с обещанием не поднимать более руки на своих, православных, заодно с иноверцами.

Узнав о месте подкопа воеводы приказали поставить в монастыре параллельно с южной частью восточной стены от Пятницкой башни до святых ворот острог, или острожок, к которому сделали прируб, насыпанный землей, с тем чтобы на нем поставить артиллерийские орудия. В то же время, посоветовавшись с архимандритом и старцами, воеводы решили для скорой вылазки очистить в стене монастырской потайные ворота в ров, который шел вдоль стены с восточной стороны, что и сделали каменотесы, найдя старый вылаз подле Сушильной башни, в который были вставлены тройные железные двери.

Праздник собора Архангела Михаила был для осажденных днем скорби. Вот уже тридцать дней и тридцать ночей, как неприятели обстреливали обитель, принеся осажденным значительные потери. У одного монаха, по имени Корнилий, когда он шел на обедню в Троицкий собор, оторвало ядром правую ногу по колено, так что едва он успел причаститься, как скончался; потом была убита одна старица, которой оторвало правую руку и с плечом. Во время вечерни, вдруг ядро неприятельское ударило в большой колокол на колокольне, которая находилась у западной стены Духовской церкви, и отрекошетив от колокола влетело в алтарное окно Троицкого собора. Пролетело в алтарную арку и пробило приходившийся против арки, стоявший в третьем ряду иконостаса образ Архангела Михаила; пробив образ, ударилось в столп церковный, от столпа отрекошетило в стену, от стены – в подсвечник, который пред образом Святой Троицы, и, сделав выбоину в подсвечнике, отлетело от него в левый крилос, у которого и развалилось. Едва стоявшие в церкви перестали следить с трепетом за полетами этого ядра, как другое ядро прошибло южные железные двери церкви, ударилось в местный образ Николая чудотворца, стоявший у северной стены, напротив мощей Преподобного Сергия, и пробило его доску. Тогда на всех стоящих в церкви напал ужас.

Но тогда же последовали и утешения, и ободрения. Архимандриту Иоасафу во время вечерни было видение Архистратига Михаила. Архимандрит сообщил о видении всей братии и, облекшись с иеромонахами в священные ризы, отпел молебен Всемилостивому Богу и Архистратигу Михаилу. Потом, когда архимандрит совершал у себя в келье келейное правило, увидел он вошедшего к нему Преподобного Сергия, который сказал ему: «Восстань и не скорби, но в радости молитвы приноси: предстоит бо и молится Богу о обители и о вас Святая Пречистая Богородица и Приснодева Мария со ангельскими лики и со всеми святыми». В следующую ночь сподобились видения и многие монахи и миряне. Видели, как Преподобный Сергий ходил по монастырю и будил братию, говоря: «Идите, братия иноки, немедленно во святую церковь и обрящете благодать», – и потом видели, что вошел в церковь святитель Серапион, Архиепископ Новгородский, в святительской одежде и встал в алтаре пред образом Богородицы, что Преподобный Сергий обратился к нему со словами: «Отче Серапионе! Почто умедлил еси принести моление ко всемилостивому Богу и пречистой Богородице», что Архиепископ Серапион воздел руки и возопил: «О всепетая Мати, рождшая всех святых святейшее Слово, нынешнее приношение приемши, от всякия напасти избави всех и грядущия изми муки, вопиющия ти: аллилуиа».

В тот же день осажденным удалось двумя удачными выстрелами разбить неприятельское артиллерийское орудие, приносившее много вреда обители.

На следующий день было решено сделать вылазку тремя отрядами. Первый отряд вышел в потайные ворота, ведшие в ров, чтобы напасть на неприятелей, ведущих подкоп под Пятницкую башню. Второй отряд вышел с Пивного двора и через луковый огород, или нынешний Пафнутьев сад, и по плотине Красного пруда, который находился ниже Келарского пруда, между ним и Пятницкой церковью, двинулся на неприятелей, находившихся на горе Волкуше. Третий отряд вышел Конюшенными воротами и направился на польские заставы, стоявшие на северной стороне монастыря. Из монастыря тремя ударами в осадный колокол был подан сигнал к нападению. В результате войску Сапеги и Лисовского был причинен большой ущерб. И самое главное – было найдено устье подкопа. Нашлись мужественные и самоотверженные люди, которые решились взорвать подкоп и которые это и сделали, пожертвовав своею жизнью. Это были крестьяне Клементьевские: Никон Шилов и Слота.

Не осталась в стороне и монастырская братия. Отряд монахов под предводительством старца Нифонта Змиева, соединившись с ратниками, также пошел на вылазку. Несмотря на ощутимые потери, им удалось отбить у неприятеля несколько артиллерийских орудий.

В ближайшее воскресенье был поутру сильный туман. Пользуясь им, монастырские воеводы решились устроить вылазку, которая превратилась в побоище и окончилась великой победой осажденных.

Но перед уходом на зимние квартиры польсколитовские интервенты отомстили осажденным, устроив засаду там, где обычно осажденные брали дрова – в Мишутинском овраге. Воины, сопровождавшие дровосеков, вступили в жестокий бой с поляками. Но, в конце концов, одолели неприятели: сорок человек осажденных было убито, много было ранено и несколько захвачено было в плен.

Около половины ноября интервенты прекратили обстрел монастыря и ушли на зимние квартиры в свои станы. Прекращение военных действий дало осажденным отдых от непрестанной, день и ночь, охраны монастырских стен.

И тут на осажденных обрушилась новая беда. Из-за большого скопления народа, от скудной пищи и недоброкачественной воды, и от грязи появилась в монастыре цинга, которая начала свирепствовать в нем со страшной силой и свирепствовала не только всю зиму, но почти и всю весну – до мая следующего, 1609 года. Ежедневно умирало от двадцати до пятидесяти человек. Иеромонахи совершенно выбились из сил, напутствуя умирающих и погребая умерших: часто им приходилось водить больных под руки. За большей частью больных не было совершенно никакого ухода, так что единственное, чем могли облегчать себя люди – это вопли, которыми и наполнился весь монастырь. Под конец умерших хоронили в братских могилах, поскольку некому было копать отдельные могилы. Лишь после освящения в Успенском соборе придела Николая Чудотворца цинга пошла на убыль.

К страшному бедствию физическому присоединилось зло нравственное, и притом не в одном виде, а в нескольких видах, – это интриги одних против других, вражда одних с другими и нравственная распущенность. Между осадными воеводами монастырскими – князем Долгоруким и Голохвастовым – не было согласия, их разделение коснулось и монастырской братии, также вовлеченной в конфликт. Стрельцы, казаки и вообще все воины, очень может быть нарочито подущаемые князем Долгоруким, жаловались на монастырские власти царю, а монастырские власти, оправдываясь, писали царю, что они никак не могут удоволить жалобщиков и что последние предъявляют претензии совсем невозможные.

Одновременно не только миряне, но и монахи предались пьянству и разврату. Из-за подобных нестроений в Троицкой обители не стало порядка и дисциплины. В результате – примерно в январе нового 1609 года – из обители во вражеский стан убежали двое боярских сыновей. Они рассказали неприятелям, как овладеть монастырем без кровопролития, предложив раскопать берег верхнего пруда, который находился напротив Житничной башни и перенять воду из труб, по которым она поступала в монастырь. Тогда осажденные изнемогут от жажды и вынуждены будут сдать обитель.

Польские воеводы готовы были последовать этому совету, спустив воду пруда в речку Кончуру. Но осажденные, узнав об этом, выкопали в монастыре несколько прудов, в которые и спустили воду. Тогда Сапега подослал в монастырь лазутчика, трубача Мартьяша, пытавшегося уговорить осажденных сдать крепость, но его замысел также был раскрыт.

В то же время, несмотря на прекращение основных боевых действий, вылазки и из стана интервентов, и из обители продолжались. В этих боевых действиях особенно отличились Анания Селевин, брат убежавшего к полякам Осипа Селевина, закончивший свои подвиги славной смертью, Клементьевский крестьянин Никифор Шилов, и московский стрелец по фамилии Нехорошко.

К весне 1609 года в Троице-Сергиевой обители осталось около двухсот человек ратников. Архимандрит Иоасаф неоднократно писал царю, прося подкрепления, но было послано только шестьдесят казаков и еще двадцать собственно монастырских слуг были посланы Авраамием Палицыным.

Но, даже зная о незначительном числе защитников обители, Сапега не спешил начинать боевые действия, как предполагают, он ждал отряды Лисовского, ушедшего в грабительские рейды. Но, так и не дождавшись товарища, Сапега возобновил массированное наступление на монастырь в конце мая 1609 года.

К новому приступу Сапега подготовился основательно – им были приобретены новые артиллерийские орудия огромной убойной силы. Так же как и в минувшем году, перед приступом он устроил большое угощение для своего воинства.

Увидев праздник в неприятельском стане, осажденные стали готовиться к нападению, на стены вышли все, включая монахов и женщин. Защитники обители возложили все свое упование на Преподобного Сергия. Упование и не посрамило их. Вечером интервенты попытались бесшумно пробраться к монастырю и главное незаметно пронести осадные орудия. Но им это не удалось – осажденные, открыв огонь из нижних бойниц, одновременно лили со стен раскаленную смолу и серу. Бой продолжался всю ночь, и польско-литовское войско вынуждено было отступить.

Впоследствии на обитель было сделано еще два серьезных приступа, но осажденные, собрав все свои силы, и при невидимой помощи Преподобного Сергия, отбили нападения.

Тем временем, к Москве со смешанным русско-шведским войском шел князь Михаил Скопин-Шуйский. Известие об этом в стан интервентов принес Зборовский, подошедший со своим отрядом. Также на помощь интервентам пришел отряд так называемых «русских изменников» под предводительством боярина Михаила Салтыкова и дьяка Ивана Грамотина. Они пробовали начать переговоры, уверяя осажденных, что Москва уже взята Тушинским вором. Но осажденные вновь отказались сдать обитель.

Еще один большой приступ был отбит осажденными. После этого боевые действия с обеих сторон ограничивались вылазками. Но боевой дух осажденных был надломлен. Некоторые начали говорить, что если царь совсем забыл про них и не хочет подать им помощи, то следует сдать обитель.

Тогда Преподобный Сергий явился пономарю Иринарху и сказал: «Говори братии монастыря и всем ратным людям, зачем скорбят о том, что невозможно послать вести к Москве: сегодня в третьем часу ночи я послал от себя в Москву, в дом пречистой Богородицы и к Московским чудотворцам совершить молебное торжество трех моих учеников – Михея, Варфоломея и Наума. Поляки и русские изменники видели их, и почему слуга, слышавший у врагов, что они видели их, не сказал вам об этом?»

Как оказалось, действительно, монастырский слуга, по имени Федор Чудинов, сказал, что он стоял на стене монастырской и слышал, как подошедшие к стене поляки кричали: «Напрасно надеетесь вы на то, что послали трех монахов к Москве, не минули они нашей стражи, и хоть два и успели убежать, но третьего мы поймали». Тогда воеводы начали переговоры с неприятелем, спрашивая про монахов, и получили ответ: «Послали вы к Москве трех монахов, под двумя лошади кари, а под третьим пегая, и наехали они на нашу стражу, и двух мы казнили, а третьего к царику послали». Другие же напротив говорили, что это неправда, что никого не поймали.

Была устроена вылазка, чтобы добыть «языка». На вылазке действительно добыли «языка». И он рассказал о том, что никого не поймали, а только, догонявши, замучили лошадей; что под старцами лошади очень худы, но как крылатые.

В монастырской больнице лежал один монах, который, услышав рассказ о старцах, посланных Преподобным Сергием, начал думать про себя: какие-то лошади, и правда ли это. Тогда явился ему Преподобный Сергий и, исцелив его, сказал: «Я послал старцев на тех трех слепых меринах, которых конюший Афанасий Ощерин ради скудости корма выгнал из монастыря в надолобы». Вместе с этим Преподобный Сергий приказал монаху сказать всем от его лица: «Не столько гнусен мне смрад блуда согрешающих мирян, сколько монахов, не соблюдающих своего обещания; всех врагов, пришедших под стены обители моей, истреблю, а в обители нечисто и лицемерно живущих погублю и со осквернившимися управлюсь».

Начали искать меринов, выгнанных Афанасием Ощериным из монастыря, и, когда нигде не нашли их, уверились в истинности явления Преподобного Сергия монаху.

Тем временем часть отрядов Сапеги, Лисовского и Зборовского вынуждены были выйти навстречу войску Михаила Скопина-Шуйского к Калязинской обители. Но их маневр не удался – войско интервентов было разбито и вновь отступило к Троицкой обители. Осажденные, узнав о победе Скопина-Шуйского от перебежчика, сделали удачную вылазку на речку Кончуру на казацкие бани.

Отступая от Калязина интервенты захватили множество скота, который и пригнали в свой Троицкий стан. Они пасли скот по запрудной стороне – за прудами, на южной стороне монастыря, по Красной горе, и на Клементьевском поле. Осажденные сделали вылазку, окончившуюся очень удачно – без каких-либо потерь была добыта часть скота. В самый день Успения Божьей Матери осажденные выслали несколько человек на лошадях добывать стадо, которое паслось на Красной горе; высланные, проехав тайно Благовещенским оврагом, неожиданно напали на пастухов, а стадо погнали к монастырю. Вышедшие с Пивного двора люди загнали туда стадо, а потом вогнали и в монастырь воротами под Пивной башней.