Текст книги "Преподобный Сергий Радонежский"

Преподобный Стефан Махрищский. Подобное тому, что потерпел Преподобный Сергий в своей обители, случилось и с его святым другом: против него вооружились соседние жители, братья Юрковские, и грозили его убить. Давая место гневу, кроткий Стефан тайно ушел в вологодские леса и здесь, на реке Авнеже, основал пустынную обитель Пресвятой Троицы. Вызванный великим князем Московским опять на Махру, он оставил там двух учеников – Григория и Кассиана. Преставился 14 июля 1406 года.

Преподобные Павел и Феодор Ростовские. Когда Преподобный Сергий (в 1363 г.) был на своей родине, в Великом Ростове, сии подвижники просили его избрать им место для обители и благословить начало их святого дела. Углубившись в непроходимые тогда лесные дебри, окружавшие Ростов, Преподобный Сергий избрал место на берегу реки Устья и сказал пустынникам: «Призрит Бог и Пресвятая Богородица на место сиe». Тут и был основан Борисоглебский монастырь. Феодор основал еще Никольский монастырь на реке Ковже, впадающей в Белое озеро. Он скончался 22 октября 1419 года. Вскоре после него преставился и Павел.

Преподобный Дионисий, Архиепископ Суздальский, постриженец Киевский, основатель Печерского Вознесенского монастыря на берегу Волги, в 5 верстах от Нижнего Новгорода. Скончался 15 октября 1384 года в Киеве.

Преподобный Евфимий, ученик Дионисия, во время своего пребывания в Суздале неоднократно приходивший к Преподобному Сергию для духовного собеседования с ним. Он основал две обители – Васильевскую, в 5 верстах от Гороховца, и известный Спасо-Евфимиев монастырь в Суздале. Почил 1 апреля 1405 года.

Святитель Стефан Пермский, основал 3 обители – на устьях Выми, Вычегды и Сысоли.

Святитель Михаил Смоленский, ученик преподобного Феодора Симоновского, или Ростовского, чудотворца.

Блаженный Епифаний, упомянув об основании Преподобным Сергием некоторых монастырей, замечает: «Не толико же святый Сергий монастырей постави, елико зде написахом, но многи монастыри воздвиже на славу Божию и Пречистыя Богородицы, и своя ученики постави в тех монастырех начальствовати». Из вышеприведенного списка учеников и собеседников Преподобного Сергия видно, что действительно Епифаний о многих из них не упоминает вовсе. Но и наш список, конечно, далеко не полон. Так, известно, например, что на обратном пути из Нижнего Новгорода в 1365 году Преподобный Сергий положил основание Георгиевской пустыни в Гороховецком уезде, на берегу реки Клязьмы. Нет сомнения, что в этой пустыни первыми подвижниками были ученики или собеседники великого отца иноков, но кто именно – сведений не сохранилось. Известно также, что еще великий князь Димитрий Иоаннович Донской пожаловал Преподобному Сергию в самом Кремле, близ своего дворца, место для келий и церкви на случай пребывания его в Москве и что впоследствии тут существовал Богоявленский монастырь, но кто был строителем сего монастыря – неизвестно. В Рязанском Троицком монастыре сохранилось предание об основании его Преподобным Сергием в то время, когда он приходил в Рязань для примирения князя Олега с Московским великим князем, но никаких подробностей о его построении не сохранилось. О многих обителях, вероятно, до нас не дошло и преданий. Есть, например, села, в которых находят могильные плиты с именами погребенных под ними иноков, хотя никаких воспоминаний исторических, никаких даже преданий о существовании в этих местах монастырей нет. Но уже одни эти надгробные плиты свидетельствуют, что тут были «монастырьки», которые, конечно, имели свое благотворное действие на окрестных жителей и служили проводниками духа православного подвижничества в народную среду, и это действие, как бы оно ни было ограничено в смысле пространства, было важно уже потому, что сказывалось постоянно, становилось повседневным… А если мы примем во внимание вышеприведенный список учеников и собеседников Сергиевых, то с большою вероятностью можем предположить, что и число духовных питомцев Преподобного Сергия, и число обителей, основанных ими и их учениками, было несравненно более, чем сколько нам известно на основании свидетельств исторического предания.

Древнему избраннику Божию, великому отцу верующих, было некогда сказано: Воззри на небо и изочти звезды, аще возможеши исчести я… тако будет семя твое (Быт. 15: 5). И Преподобному Сергию, великому отцу иноков, было показано в видении множество птиц и сказано: «Посмотри кругом!.. Так умножится стадо учеников твоих!» И сбылось это обетование небесное. Точно птички райские, разлетелись птенцы Сергиевы из родного гнезда Радонежского по всему востоку и северу Русской земли и прославили Господа своею дивною жизнью; будто звезды по небу полуночному, рассыпались они по лицу родной земли и ярко горят по всему необъятному пространству ее пределов северных. И пока не заслонят собою этого дивного сияния суетные облака мудрований человеческих, пока будет веять на Руси дух истинного подвижничества, дотоле не будут страшны ей никакие напасти, ибо семя свято – стояние ея!..

Приложение 2
Е. Е. Голубинский. Царские богомольные походы к Троице

Преподобный Сергий воссиял в Московской Руси как величайший ее святой, естественно, что он начал быть и чтим в этой Руси исключительным образом. Таким исключительным образом стало чтить его все население нашей Руси; таким исключительным образом стали чтить его и ее государи. Государи признали в Преподобном Сергии нарочитого патрона, или покровителя, Русской земли и своего собственного и нарочитого ходатая за землю и за себя перед Богом, признали в нем, как говорит один старый сказатель, «Богом даннаго помощника всему государству и всюду и везде царем и великим князем помощника во бранех, получившаго от Бога благодать всю Российскую землю заступати от находящих врагов христианских, от безбожных Татар, и Немец, и Литвы, и прочих язык, не чтущих по истине Бога Господа нашего Иисуса Христа и хотящих разорити православное христианство». Как все усердно начали ходить на богомолье в монастырь Преподобного Сергия, чтобы молиться у его гроба и лобызать его мощи, так усердно, и более усердно, чем кто-нибудь, начали делать это и государи. В почитании величайшего святого земли государи считали себя обязанными показывать пример всем другим, и они действительно показывали этот пример. Предпринимая в монастырь Преподобного частые экстренные путешествия, чтобы просить его о чем-либо или благодарить его за что-либо, государи считали своим долгом предпринимать в монастырь и путешествия обычные, или из года в год постоянные и правильные, – ко дню его празднеств, каковы: день Святой Троицы – храмовой праздник монастыря, день кончины Преподобного Сергия – 25 сентября и день обретения его мощей – 5 июля. Первые после смерти Преподобного Сергия государи отличались еще простотой и не заботились о том, чтобы обставлять свои путешествия в его монастырь какими-либо особенными удобствами. Но царь Иван Васильевич Грозный позаботился об этих удобствах: в 1556 году он приказал построить в Троицком монастыре для своих приездов дворец и в то же время приказал построить дворцы и по селам, лежавшим на дороге к Троице, чтобы делать в них остановки и ночевки во время пути в монастырь и из монастыря. В самозванщину, когда вся местность между Москвой и Лаврой была опустошена Поляками, были выжжены и сельские дорожные дворцы, а дворец, находившийся в самой Лавре, во время осады последней Поляками приведен был в состояние необитаемости, если только не совсем был уничтожен. Царь Михаил Феодорович приказал построить новый дворец в монастыре (в 1620 г.) и новые дворцы по селам (в 1623 г.), а царь Алексей Михайлович прибавил потом к возобновленным дворцам Грозного еще один дворец, которого прежде не было. Села, в которых построены были дорожные, или путные, дворцы государей между Москвой и Троицей, суть следующие.

1. Алексеевское, находящееся в трех верстах от Москвы, до построения церкви в конце первой четверти XVII века сельцо Копытово, бывшее сначала в поместье за князем Дмитрием Тимофеевичем Трубецким, а потом отданное ему в вотчину от церкви Алексея, человека Божия, построенной в нем князем до 1625 года, в котором он скончался, полоучившее название села Алексеевского после смерти супруги князя, около 1650 года поступившее в дворцовое ведомство. В этом селе построен был дворец царем Алексеем Михайловичем в дополнение к дворцам, построенным Михаилом Федоровичем. Дворец деревянный, как и все другие дорожные дворцы между Москвой и Троицей, весьма нероскошный, но довольно большой, имевший около тридцати саженей длины, описанный в 1802 году Карамзиным, который осматривал его во время своей поездки к Троице; сломан незадолго до 1812 года.

1. Тайнинское или Тайницкое, называвшееся также Танинским и Тонинским, находящееся в тринадцати верстах от Москвы на реке Яузе (в четырех верстах к западу от Мытищ), принадлежавшее в XIV веке князю Владимиру Андреевичу Храброму и потом со всем уделом Радонежским доставшееся великим князьям. Дворец, построенный в нем царем Михаилом Федоровичем, был уже в развалинах при императрице Елизавете Петровне († 25 декабря 1761 г.). Елизаветою Петровною был было построен новый дворец, но и этот, когда осматривал его Карамзин в том же 1802 году, представлял собой развалины, которые собирались продавать на своз (изображение очень хорошей каменной церкви села Тайнинского, построенной Михаилом Федоровичем или Алексеем Михайловичем, см. в «Русской старине» Снегирева и Мартынова).

2. Братовщина, в XVII веке и ранее называвшееся Братошиным (Братошино), находящееся в тридцати двух верстах от Москвы. На месте дворца Михаила Федоровича также был построен Елизаветою Петровною новый дворец – деревянный на каменном фундаменте. В 1775 году императрица Екатерина, которой понравилось местоположение Елизаветинского дворца, приказала было построить обширнейший каменный дворец. Но дворец только был начат

и не был окончен, а Елизаветинский деревянный дворец за ветхостию был сломан в 1819 году. Между Тайнинским и Братовщиной находится село Пушкино, но оно было не царское, а патриаршее. Патриархи имели в нем свой двор с хоромами, в которых и останавливались во время своих походов к Троице.

4. Воздвиженское, находящееся в пятидесяти двух верстах от Москвы и двенадцати верстах от Лавры, на реке Паже. Когда в продолжение XVIII века окончил свое существование здешний дворец Михаила Федоровича, не имеем сведений. Иногда государи вместо Тайнинского останавливались в селе Мытищах (одна половина которого в XVII веке принадлежала им, государям, а другая Троицкому монастырю) и на полдороге между Братовщиной и Воздвиженским делали остановку в деревне Талицах. В таких случаях были разбиваемы для них в Мытищах и Талицах шатры, или палатки. В правление царя Алексея Михайловича, относительно времени которого (1645–1676) мы имеем сведения, царские богомольные походы к Троице совершались следующим образом.

Намереваясь предпринять поход, государь посылал в монастырь своего чиновника с грамотою, в которой уведомлял монастырские власти, что «его, великаго государя, пришествие к ним будет». Затем отдаваемо было приказание «для государева походу мосты делать и мостить и где худы починивать, гати гатить и вехи ставить». Это предварительное исправление дороги необходимо было по тогдашнему состоянию наших дорог, которые все были то же, что теперешние наши проселочные дороги, а по сим последним дорогам, как известно, невозможен без предварительного исправления не только высочайший, но даже архиерейский или губернаторский проезд. Перед выездом государя из Москвы посылаем был окольничий или – что чаще – окольничего место дворяне «для дворец» (иначе: «для станов», «для заимки станов»), то есть для осмотра дорог и приготовления сельских дворцов к приему государя. Также посылаемы были в дорожные дворцы стряпчие с сытниками «ставки (медовые) ставит и всякие обиходы готовить». Намереваясь покинуть, хотя и на весьма непродолжительное время, столицу, государь назначал известных бояр, которым приказывал ведать в ней в свое отсутствие дела государственные, равно как и оберегать его царское семейство, если последнее не имело сопутствовать ему в походе. В самый день выезда, перед тем как сесть на коня или в карету, государь шел в Успенский собор, слушал напутственное молебствие, прикладывался к образам и к мощам святителей и получал благословение от Патpиapxa. Иногда после Успенского собора государь ходил в Архангельский собор, чтобы поклониться гробам родителей. Царские поезда были огромные, представлявшие собой, можно сказать, целые армии, и так как самой Москвой, от Кремля до заставы, шествие их совершалось особенным, «нарядным», образом, то выезды государей из Москвы в поход составляли своего рода великолепнейшие парады, смотреть на которые сбегалась вся Москва. С нарочитым великолепием устраивались эти выезды, если находились в Москве иностранные послы, которых водили смотреть на них.

Один иностранец оставил нам описание шествия поезда Москвой – это именно Адольф Лизек, состоявший секретарем при Австрийских послах, бывший в Москве в 1675 году и видевший шecтвиe Москвой царского поезда, отправлявшегося к Троице на праздник преставления Преподобного Сергия – 25 сентября. «29-го (по Рускому счету 19-го) Сентября, – пишет Лизек, – в 8-м часу утра воевода Янов (думный дворянин Василий Федорович Янов) с 1500 ветеранов пехоты прежде всех отправился приготовлять путь для государя в следующем порядке: впереди везли пушку, по бокам ея шли два канонера, один с копьем, на конце которого был двуглавый орел с фитилем в когтях, другой опоясан мечем и вооружен длинною секирою; за ними два конюха вели превосходного пегого аргамака воеводы в тигровых пятнах; впереди отряда ехал на таком же коне воевода в богатой одежде, унизанной жемчугом; у коня удила были серебряные, повода сученые из золотых снурков, чапрак из краснаго штофа, выложенный финифтью и золотом кованым; по бокам шла фаланга секироносцев в красных суконных одеждах; далее между двумя копейщиками следовал знаменоносец; за ними трубачи и барабанщики, гремевшие на своих инструментах; наконец, двадцать рот стрельцов, при мечах, с самопалами в левой руке и с кривыми топорами (бердышами) на правом плече; перед каждою ротою ехала фура; поход двинулся в поле, где в ожидании царя уже было выстроено 14 тысяч войска, и все затихло».

Это был, так сказать, квартирмейстерский отряд, посылавшийся наперед выезда государя «для станов», то есть приготовлять государю места остановок. Выезд самого царя Алексея Михайловича имел место в час пополудни. «Народу было, – продолжает Лизек, – такое стечение, что не только на площади и в окошках, но даже на крышах домов и церквей не было празднаго места. На одной крыше сидел на ковре Персидский посол со всею свитою. Прежде всего выехал отряд всадников, по середине которого постельничий Иван Демидович (исправлявший обязанности постельничего стольник Иван Демидович Голохвастов) сам вел двух любимых царских коней, покрытых тонким красным сукном; за ними потянулся обоз повозок, числом больше тридцати, одна за другою (в которых находился царский гардероб и все дорожные принадлежности или все, что было необходимо в дороге); далее отряд царской стражи, впереди которого шли двести пятьдесят скороходов, без музыки и без барабанного боя, неся в руках поднятые вверх бичи, ярко блестевшие золотом. Начальник отряда, чашник и голова, Георгий Петрович Лутохин отличался сколько блеском наряда, столько же и своею важностью. Под ним был лихой конь в дорогом уборе, беспрестанно грызший серебряные удила. По такому началу мы ожидали увидеть что-нибудь необыкновенное, и не обманулись. Следующий поезд привел нас в изумление. Впереди ехал конюший Тарас Радобшин (Растопчин), за ним вели 62 превосходных коня, на которых вся сбруя и попоны горели золотом и серебром; 12 лошадей изпод царской кареты (т. е. назначенных под царскую карету на смену тем лошадям, которые были под каретою), покрытых красным штофом, вели каждую по два конюха под устцы одну за другою. Наконец, ехала второстепенная карета его величества, ослеплявшая блеском золота и хрусталя.

Новым поездом управлял Петр Яковлевич Вышеславский; позади его несли скамейку, обтянутую красным сукном, которую дают под ноги царю, когда он садится на лошадь; потом ехали восемь главных всадников, которые при этом служат его величеству, в одежде, гораздо пышнейшей прежних и с серебряными и позолоченными кольцами на передней части сапогов; посереди их несли персидские ковры для лошадей, удивительно вытканные серебром и золотом, каждый по два человека. Потом ехали стрелки со стрелами в руках и два оруженосца с мечами его царского величества и наследника престола; далее два молодые боярина; за ними по обоим бокам улицы по 200 стрельцов очищали дорогу с посеребренными и золочеными хлыстами одинакового размера; наконец, в карете ехал царь с наследником и главным воеводою Долгоруким (Юрием Алексеевичем, ближним боярином и дворецким и наместником Суздальским); по бокам длинные ряды копейщиков и секироносцев и у самой кареты множество бояр, стольников и чашников в золоте, серебре и жемчуге. Поезд заключался тремя каретами и толпою слуг. С подобною же пышностию из других ворот дворца показался поезд царицы. Впереди ехал Иван Грибоедов (стрелецкий голова) с двумястами скороходов, за ними вели двенадцать рослых, белых как снег, лошадей из-под царицыной кареты, обвязанных шелковыми сетками. Потом следовала маленькая, вся испещренная золотом, карета младшего князя (Петра, будущего Петра Великого, родившегося 30 мая 1672 г.) в четыре лошадки пигмейской (крошечной) породы; по бокам шли четыре карлика и такой же сзади на крохотном коньке. В другой карете везли царских детей; за ними следовала карета царицы, чрезвычайно большая, запряженная двенадцатью лошадьми; по бокам шли пешком отец царицы (Кирило Полуектович Нарышкин), Артамон (Сергеевич Матвеев) и множество сановников; в карете, также в 12-ть лошадей, ехали сестры и родственницы царской фамилии и 42 лошади везли придворных дам; позади всех отряд конницы». По выезде из Москвы государь имел остановку, которая, равно как и ее место, называлась «слазкой», каковое название значит то, что государь, ехавший верхом, как государи проезжали Москвой бoльшею частию, слезал на месте с коня. До 1652 года слазка бывала у Марьиной рощи, а с этого года – «у креста», поставленного на месте сретения мощей Митрополита Филиппа и случившейся при сем внезапной кончины Митрополита Ростовского Варлаама. Для государя и его свиты раскидывались шатры; государь входил в свой шатер, отдыхал в нем после церемониального шествия Москвой и переменял нарядное городское платье на более скромное дорожное». О палатках, которые у слазки раскидывались для царя и его свиты, Лизек говорит: «Снаружи оне были обтянуты тонким алым сукном с разными на нем фигурами, а внутри обиты шелковыми, серебряными и золотыми тканями и отделялись одна от другой матерчатыми занавесами; форма их имела вид четвероугольной крепостцы со рвами, окопами и башенками по углам». Со слазки государь посылал стольников и ближних людей к царице с детьми, если они ему не сопутствовали, к Патриарху и к некоторым боярам «со здоровьем», то есть спросить о здоровье, что в отношении к царице и Патриарху было делом принятого этикета, а в отношении к боярам составляло почет и отличие.

Если государь выезжал из Москвы поздно, то первая остановка была в селе Алексеевском, в противном случае – в селе Тайнинском или, как бывало иногда, в Мытищах; дальнейшие остановки были в Братовщине и Воздвиженском, иногда – в Пушкине и Талицах. Как бы, впрочем, ни располагались остановки до Воздвиженского, но в этом селе всегда была последняя остановка перед Троицей. Во время путешествия в монастырь государи и государыни принимали подношения от крестьян и крестьянок лежавших по дороге селений, которым приказывали выдавать наградные деньги в том или другом количестве, подавали священникам попутных сел на молебны, оделяли милостыней встречавшихся на дороге и нарочно выходивших на дорогу нищих. Для складывания подношений, состоявших в хлебах, калачах, пирогах, блинках, сыре, квасе, бражке, меде, медовых сотах, репе и других овощах, ягодах, пряниках, находилась в числе упоминаемых Лизеком тридцати повозок повозка, или телега, «поборная». Замечательно, что государыни для своих царских детей покупали во время дороги калачиков, орехов, ягод, моркови и репы.

Скоро или медленно совершали государи путешествие к Троице, иногда идя прямо, а иногда и с большими крюками, но к кануну праздника (того или другого) приезжали в Воздвиженское. Накануне праздника перед обедней являлись в Воздвиженское Троицкие власти с образами и хлебами «бить челом государю (пожаловать) к празднику к Сергию чудотворцу» и были обыкновенно принимаемы им в Передней палате в то время, как он шел в церковь за обедню. От села Воздвиженского до урочища Кесовы пруды, находящегося в четырех верстах от Троицы (пруды остались от бывшего на месте села Кесова или Киясова), государи ехали верхом или в карете, а у Кесовых прудов слезали с лошади или выходили из кареты и шли до монастыря пешком. У Клементьевской церкви, а иногда и под самым монастырем, на Красной площади, раскидывался для государя шатер, в который он входил, чтобы переменить дорожное платье на городское. О том, как встречаемы были государи в монастыре и как они молились в нем, читается следующая запись в монастырском уставе XVII века под 25 сентября: «Малую вечерню (накануне праздника) поют, как приедет архимандрит от государя из Воздвиженскаго, – к малой вечерне благовест; и потом поют на воротех (в церкви Преподобного Сергия) вечерню болшую, а звонят во все колокола три часы, архимандрит ходит со всею братиею к вечерне, а поют без литеи поскору, – стихиры на 6; и после вечерни архимандрит и священницы и диакони в ризах пойдут встречать государя и вся братия: а как государь будет близко Убитика (овраг на дороге, верстах в полутора от посада и верстах в трех с половиной от монастыря) и в то время и ранее станут благовестить в большой колокол и встречают государя во святых вратех архимандрит со крестом, а большой диакон с кадилом с Никонским, – архимандрит благословляет государя крестом большим, и покланяются вси государю и пойдут впредь (вперед его) к церкви, диакони по два по два и по них священницы по два по два, и по них архимандрит со крестом; и как государь внидет во врата церковная, и диакон с кадилом говорит ектенью, и государь ходит ко образом и к чудотворцу, и совершив ектенью отпуст со крестом, – архимандрит государя благословляет крестом; и потом государь станет на месте, архимандрит, сняв ризы, поднесет государю посох (для стояния с ним во время службы, чтобы опираться на него в случае усталости, были тогда у нас в монастырях употребительны эти посоха, причем мирянам они раздаваемы и рассылаемы были на благословение), да зовет государя ко всенощному; и государыню царицу встречают також; и потом государь пойдет во храм чудотворца Никона и в большую церковь Пречистую (т. е. Успенский собор): також и там ектенья говорят, – ходит архимандрит да диакон; а из Пречистые храма государь пойдет в свои кельи, архимандрит и келарь и казначей и соборные старцы провожают и тамо на крыльце келейном подносят государю питие, а государь царь жалует архимандрита и бояр и келаря и соборных старцев питием.

А всенощное начинают в ризах, диакон со свещею, а поп с кадилом, и поют по уставу; ко всенощному благовестят, как государь прикажет; и как государь пойдет из келий ко всенощному, и в тот час звонят во вся; и как станут пети всенощное, и власти бьют челом государю, поклоняются подваж, и потом головщики по два с крилоса; потом архимандрит дает посохи боярам и честным дворянам и дьяком, а на всенощном на величании свечи дают монастырские, – попом витые, а крилошаном гладкие; и пойдет поранее, как запоют: хвалите имя Господне, и понесет государю архимандрит свечу и потом боярам и честным дворянам; и поставят праздник (образ Преподобного Сергия) посреди церкви, а пономарь большой со свещею (т. е. перед образом), а у раки у чудотворцовы станут два диакона со свещами, архимандрит в монатье со всем собором, и взем кадило и кадит чудотворцову раку и потом праздник и государя и всю церковь и целуют праздник и мощи; и потом пойдет государь к чудотворцу и к празднику, и бояре и честные дворяне, и прощается (кланяется) государь ко архимандриту, и архимандрит, стоя на месте, государя благословляет рукою издали, да челом низко; и потом статья чтенью и прочее по ряду заутреню; и по отпетии поставляют паки праздник посреди церкви на целовании, и клирошане поют: Слава, Приидите иночествующих, и архимандрит ходит к целованию со всем собором, и потом час первый и отпуст; и архимандрит и келарь провожают государя до кельи и зовут государя к обедне.

А к обедне благовест, как государь укажет; а воду святят после всенощного тотчас; а на молебне свечи государские, и потом обедня; а на обедне апостол и евангелие Пречистой да чудотворцу, а на воротех також, а по прочим церквам ряд да святому; а кушает государь иногда в трапезе, а иногда в кельи у себя, как изволит». Праздничный стол на братию был от государя, или, иначе сказать, государь от себя «кормил» братию праздничным столом. Если он ходил кушать в трапезу, то сам и подчивал братию; если же кушал у себя в комнатах, то подчивать братию назначал одного из своих бояр. Кроме стола, государь еще жаловал братию денежной ручной, или поручной, милостыней. В свою очередь монастырские власти посылали со столами и с кормами ко всем боярам и чиновникам, составлявшим государеву свиту. государь уходил из монастыря или в самый праздник, или же на другой день. Конечно, он провожаем был из монастыря, так же как и встречаем, с особой церемонией. К сожалению, обряд провод остается нам прямо неизвестным; должно думать, что пет был соборный напутственный молебен, что до святых ворот монастыря государь провожаем был всею братиею и что потом властями монастырскими он был провожаем более или менее далеко за монастырь. Когда на возвратном пути в Москву государь достигал последнего стана, назначавшегося или в Тайнинском, или Алексеевском, к нему выезжали на стан со святою водою Московские духовные власти. Достигнув «слазки» у креста, государь опять одевался в нарядное платье и опять шествовал Москвой, как и при выезде из нее. Достигнув Кремля, он прежде всего шел в Успенский собор, в котором, как и при отправлении, целовал иконы и мощи, а потом благословляем был и поздравляем с благополучным возвращением от пaтриapxa.

В прошедшем столетии императрицы Анна Иоанновна (1730–1740), Елизавета Петровна (1741–1761) и Екатерина Великая (1762–1796), бывая в Москве, предпринимали путешествия к Троице. Приведем довольно любопытный рассказ о посещении Троицы в 1775 году Екатериной Великой, составленный самим принимавшим в Лавре государыню митрополитом Платоном.

«Ея Императорское Величество, Всемилостивейшая наша Государыня, и Их Императорские Высочества, подавая ежедневно бесчисленные знаки своего благочестия, между прочими великими и многотрудными государственного правления делами, предприняли в обитель Троицкия Сергиевы Лавры путешествие пеши и к величайшему оныя Лавры и всех жителей окрестных мест удовольствию возымели мы щастие узреть весь Российский Императорский Дом, со многими обоего пола особами и чужестранными Министрами, сего Мая 29-го числа, в шесть часов по полудни. Во время же Высочайшего здесь Ея Императорского Величества и Их Императорских Высочеств пребывания все происходило следующим порядком:

Как скоро Его Преосвященство Святейшего Правительствующего Синода Член, Их Императорских Высочеств в законе учитель, Архиепископ Московский и Калужский и Святотроицкия Сергиевы Лавры Священно-Архимандрит Платон получил известие, что Ея Императорское Величество скоро имеет приближиться к предместию Лавры: то по начатии в церкви о здравии Ея Императорского Величества и Их Императорских Высочеств молебна, со всем духовенством учинил ход с хоругви, со кресты и со святыми иконы, до церкви Успения Пресвятыя Богородицы, что в селе Клементьеве; где оный Преосвященный, встретив Высочайших гостей, поздравил Ея Императорское Величество и Их Императорские Высочества пристойною речью. Потом Ея Императорское Величество и Их Императорские Высочества, предшествуемы духовенством при колокольном звоне и пушечной 101 выстрела пальбе, продолжали путь свой до самой Лавры; а при вступлении в оную, здешней Семинарии воспитанники поставленные в ряд по два человека, воспели радость свою и величайшее благополучие пристойною для того сочиненою кантою (песнию) и продолжали пение свое до того, как уже Ея Императорское Величество и Их Императорские Высочества вступили в церковь святой Живоначальныя Троицы, где, приложившись ко святым иконам и опочивающему там Преподобному Сергию, изволили пойти в Архиерейский здешний дом, в котором Ея Императорское Величество стать соблаговолила. Семинаристы при сем шествии пели другую подобную канту. Их Императорские Высочества, проводив Ея Императорское Величество, изволили пойти в Царские чертоги, назначенные для Их пребывания. Преосвященный Платон с первенствующею тоя Лавры братиею, в комнатах приносил Ея Императорскому Величеству и Их Императорским Высочеством всеподданнейшее поздравления с благополучным прибытием, и от всей обители поднесли хлеб и соль: при чем оное духовенство жаловано к руке. Ввечеру вся Лавра была иллюминована и горел щит в разных огнях с вензелями Ея Императорского Величества и Их Императорских Высочеств.

На другой день, т. е. 30-го числа, Ея Императорское Величество и Их Императорские Высочества в 7 часу по полудни изволили вступить в церковь Живоначальныя Троицы, для слушания всенощного бдения, которое и окончилось в 9 часу. В самый же день праздника Святой Троицы, т. е. 31 дня, Ея Императорское Величество и Их Императорские Высочества со всеми обоего пола знатными особами и чужестранными министрами изволили в 11 часу по полуночи пойти в показанную церковь, для слушания Литургии, которую отправлял Его Преосвященство Архиепископ Платон, с четырьмя Архимандритами Ставропигиальнаго Заиконоспаскаго монастыря Академии Ректором Амвросием, Высокопетровскаго Феофилактом, Богоявленскаго Аввакумом и Стретенскаго Никоном, и с прочим знатнейшим духовенством, по совершении котораго, говорил он же и проповедь. Ея Императорское Величество и Их Императорские Высочества, по выходе из церкви, Всемилостивейше соблаговолили посетить Преосвященного в его комнатах, где оный Преосвященный с первенствующею братиею, имел честь Ея Императорскому Величеству и Их Императорским Высочеством поднести от обители во благословение святые иконы. Обеденнее кушанье было в комнатах Ея Величества, к которому в тот день, так как и во все прочие дни, имел честь приглашен быть Его Преосвященство. При питии за Высочайшее здравие Ея Императорского Величества и Их Императорских Высочеств, с близь лежащаго болверка происходила пальба из пушек, и колокольный звон. В тот же день ввечеру Ея Императорское Величество с Их Императорскими Высочествами изволили быть в Лаврском загородном доме, называемом Корбуха, где при выходе Ея Императорского Величества и Их Императорских Высочеств из карет, пела и играла вокальная и инструментальная музыка. В том же месте Ректор здешнего училища Иеромонах Аполлос с учителями, всеподданнейше просили Ея Императорское Величество и Их Высочества о посещении Семинарии, что Ея Величество и их Высочества на следующий же день исполнить всемилостивейше обещались, и соизволили всех жаловать к руке. На третий день, т. е. 1 июня, в понедельник, по выслушании литургии в той же церкви, которую на греческом языке отправлял Богоявленскаго монастыря архимандрит Аввакум, и по окончании обеденнаго кушанья, Ея Императорское Величество и Их Императорские Высочества, осмотрев вещи, хранящиеся в здешней ризной палате, всемилостивейше соблаговолили в 5 часу по полудни удостоить Высочайшего посещения и наше училище. При вступлении Высочайших гостей в аудиторию, воспитанники здешней Семинарии пели нарочно к тому сочиненную кантату и представлены были, как в духовном месте о Богословских истинах диспуты, которыя защищал помянутый Семинарии ректор, сказав наперед речь, о должности в воспитании детей, и приносимы были как от воспитанников, так и от воспитывающих всенижайшия поздравления, на разных, как-то на российском, латинском, французском, немецком, греческом и еврейском языках, сочиненныя в прозе и стихах, что все Ея Императорское Величество и Их Императорские Высочества с явными знаками отменнаго удовольствия выслушать, и с вящим к училищу благоволением принять благоволили. По оказании той великой учащимся милости, изволили осматривать церкви и все здешнее строение.