Текст книги "Всадник"
Автор книги: Анна Одина
Жанр: Историческое фэнтези, Фэнтези
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)
– И всё? – спросил мальчик, не зная, что делать с всадником и с кошельком. Кажется, гнев его схлынул, уступив место растерянности. Он хотел сказать, что с этих монет капает кровь, хотел даже, если повезет, покуситься – попытаться если не убить, то хотя бы напасть на Всадника. Хотел, чтобы тому стало стыдно или больно, потому что он послужил причиной гибели его отца и осквернения Ламарры, не знавшей до него ни алчности, ни стяжательства. – Всё? Эффективнее и проще?!
Он уронил кошелек на землю.
– Боюсь, что да, – признался Делламорте как бы со смущением. – Скажи мне, как тебя зовут, мальчик.
– Меня зовут Кеандр, – ответил мальчик. – Но друзья называют меня просто Кай. Почему ты только сейчас спросил это?
– Потому что хочу кое-что дать тебе теперь, когда ты рассказал про деньги своего отца. Именно в этот момент мне стало нужно услышать твое имя.
Делламорте извлек из-под плаща крошечную лаковую коробку и держал ее теперь на открытой ладони, глядя на футляр в задумчивости.
– Что это? – прошептал Кай, понявший, что видит созидательский объект.
– Это гибель, – ответил магистр, открывая футляр и показывая Каю содержимое: то был кубик сероватого зернистого льда величиной с игральную кость.
– Лед? – спросил сын Варрона, почувствовавший недоброе.
– Да, – подтвердил Делламорте. – Лед из библиотеки Камарга. Если тебе так не мила Алмазная лестница, потерявшая девственную чистоту, и если ты готов наказать свой город за готовность, с которой он эту чистоту потерял; если ты хочешь отомстить им всем за отца, оказавшегося не алчным ростовщиком, а просто смелым экспериментатором… Если это я читаю в твоем сердце – возьми лед и брось вниз. Ламарра очистится навсегда.
– Ламарра умрет? – проговорил Кеандр побелевшими губами. – Лед превратит ее в прах?
– Лед превратит ее в лед, – сказал Делламорте, мысленно закатив глаза. – Я бы сделал это пять минут назад, сын Варрона, если бы ты не отвлек меня своим удивительным рассказом. Теперь я даю тебе шанс спастись.
– Убить мой город и спастись? – Кай ненадолго задумался. В его голове не громоздились картины разрушений, замерзшие родные и друзья, вросшие в вечную белизну мраморные здания и почерневшие вишни. Казалось, ему некого или нечего было терять, и представить себе всё великолепие гибели он не мог. – Как же я могу спастись, Всадник? Я не умею летать.
Магистр молча указал на гавань, где на холодных волнах покачивался корабль. Каю показалось, что он никогда раньше не видел его.
– Это твой путь прочь из города, – сказал Делламорте и протянул лед сыну Варрона.
Кай осторожно взял футляр и подержал его на ладони так же, как за секунду до этого держал магистр. Казалось, лед завораживал его, тянул к себе, мысли делались спокойными и прохладными, а кровь отхлынула от щек.
– Не буду я, – сказал Кай как-то сонно и протянул ладонь обратно к магистру. – Не хочу. Здесь я появился на свет, и нет у меня ни других родных, ни другой родины. Так что пускай уж и я погибну.
Делламорте рассмеялся, без всякого благоговения забрал у мальчика шкатулку и подкинул вверх. Лед вылетел из футляра, два кубика медленно перевернулись в воздухе, и Кеандр, завороженно проследив полет, обернулся к окружавшим Ламаррское нагорье зубцам скал. И неспроста: с гор сходил шум – низкий, набирающий громкость… а перед шумом шла лавина. Лавины и так-то сходят очень быстро, а этой помогал убийственный созидатель.
Лед как ножом срезал с нагорья поселения «посадских» – людей и мулюдей, гиптов, эфестов, детей эфестов; вот лед взгромоздился над плоскогорьем, вот он переломил стены и прошел через них тяжелым утюгом, вот захрустели стволы вишен, вот дождем посыпался на нижние ступени Лестницы нежный весенний цвет, и вот Кай думает: «Как это красиво! Ламарра будет чистой», – и больше не думает ничего.
5. Эгнан: военный совет
Мы вновь перед Троном – только на сей раз восседает на нем не простой воин Иттерб, как добрую тысячу лет назад, а хитроумный волшебник Раки II, и военный совет носит срочный характер, а не периодический. Военные советники и разведчики Страны знали свое дело: их институт объединял чрезвычайно занятых и прекрасно информированных старых бойцов, одной из первейших функций которых было поддержание на всем материке спокойной уверенности в том, что эгнанты непобедимы. Разочарованный народ мог при желании взять хоть Камарг (случай с Уго[69]69
О нем рассказано ниже.
[Закрыть] считался досадным недоразумением), и ни одна стена их не остановила бы, просто… эфесты не стремились к материковому господству.
Тем более нездоровым и пугающим было царившее здесь теперь возбуждение. Ведь не хитрые люди и не методические гипты накладывали на геополитическую картину Белой земли окончательные мазки, а именно могучие эфесты, и потому-то, когда военный совет узнал о чудовищной судьбе Камарга, царь озадачился. А новости пришли быстро – агенты Эгнана работали по всему материку, и хотя шестеро из них погибли в Камарге, еще трое то ли уснули, то ли были убиты в Маритиме, а двое пропали без вести на дорогах, один (тот самый улыбчивый эфест из трактира доброго Эзры) все-таки ухитрился донести информацию о катастрофах. Всего-то в постоялом дворе у развилки дорог на Камарг и Ламарру он и сидел, всего-то и задал пару вопросов остановившемуся выпить воды маритимскому торговцу сукном, когда тот посоветовал путникам пробираться от греха по домам, да побыстрее.
Усекновение Камарга и его колоний отозвалось в сердцах эфестов куда сильнее, чем они ожидали. Это и неудивительно, ведь если с детства враждуешь с кем-нибудь, враг становится частью тебя, и тяжело бывает свыкнуться с новостью о том, что он попал под трамвай. Пожалуй, эфесты рано или поздно смирились бы с этой потерей, так как были уверены: исчезнуть может все, кроме Эгнана, недаром они жили дольше, чем любые расы людей (к гиптам эфесты относились с уважительным недоверием, но вполне живыми их не считали).
Но потом погибла Ламарра. И хотя весть об этом могла бы донестись до берегов Мирны еще не скоро, эгнанты, проснувшись на следующее утро после превращения Алмазной Лестницы в элемент схваченного льдом горного ландшафта, покинули длинные дома и вышли на берег Мирны в полном молчании. Еще не понимая, что произошло, они уже знали: лед Ламарры стучал в их сердца, и с учетом того, что сердец у них было два, стояли на берегу они долго, едва не превратясь в ледяные столбы. Спустя два дня на своих неостановимых конях до них добрались немногие уцелевшие Дети и подтвердили: Ламарра, самый старый город материка, уничтожена, все люди и все лошади погибли, а вместо всего, что было, воцарилась Faccia (так риане испокон века называли злое «лицо» льда, глядевшее на них через пространство холодной воды).
– Кто он? – спрашивал Раки` II советников, переводя взгляд с одного благородного лица на другое. Не только тиара, прикрывавшая Иссушающее око[70]70
Использовав некоторые волшебные ухищрения, изученные им во время пленения в Камарге, Руни, отец теперешнего царя, наделил сына третьим оком – силой далеко видеть, предвосхищать угрозы и узнавать сокрытое.
[Закрыть], выдавала в нем царя: лицо Раки было так невыносимо прекрасно, будто царя произвела на свет не эфестянка, а ламаррский скульптор.
– Он гексенмейстер, о Раки, – отвечал первый военный советник.
– На материке всегда были заклинатели и мастера волшбы, Эктор, – резонно возражал Раки. – Ни один из них не выходил за рамки созидания, ни один не превращал созидание в разрушение, – он чуть повысил голос, – ни один из них, говорю я, Эктор, не смог бы таскать за собой на веревке самое страшное божество камаргитов, как сдувшийся пузырь, и превратить столицу дворцов – Алмазную Лестницу – в гигантский каток!
– Это так, – стушевался Эктор.
– Так скажите мне о нем что-то важное, что помогло бы нам выполнить функцию эфестов и решить, что делать.
– Сопоставляя наблюдения, о царь, можно понять, что мы имеем дело с «настоящим принцем Руни», – пришел на помощь другой эфест, Гжп, старший военный советник, у которого не хватало на руке трех пальцев – Гжп отсек их в знак верности тому самому Руни.
– Ах, «настоящий Руни»… – проговорил Раки, которому теперь стало понятно многое. – Тот, что начал карьеру в Уре с унижения Тирда – тот, что около полутысячи лет назад оскорбил моего деда и моего отца. Это было давно, Гжп, и столько живут лишь гипты. Я не так много знаю о «настоящем принце», но мне понятно теперь, что он человек. Возможно, какая-нибудь ворожба Камарга помогает ему?
– Ему не пятьсот лет, высокий отец, – вступила в разговор начальница глубокого поиска синекожая и синеокая Дочь по имени Аи`ма (Дети, как и встарь, называли царя отцом). – Ему около тридцати, сорока человеческих лет, как и тогда. Он не изменился ни на волос.
Раки молчал, закрыв глаза.
– Если он атаковал Корону один раз… он захочет уничтожить ее до конца, высокий отец, – дополнил Сын по имени Сард (он стоял, переливаясь голубым, рядом с Аимой). Сард был начальником широкого поиска[71]71
Эти понятия имели как буквальные, так и описательные значения. Аима не только знала о том, что происходит под землей, но и анализировала информацию, а Сард не только собирал ее, но и руководил сетью разведчиков по всему материку.
[Закрыть], и именно он наблюдал в камаргском трактире столкновение Апеллеса с доктором Делламорте. – Его план неясен нам пока, но он действует эффективно и, судя по всему, один. Ламарра связана с Тирдом торговыми путями. Аима уверена, и я согласен с нею, что он пойдет на Тирд.
– Хорошо, мой сын, – сказал Раки II, – но в следующий раз пускай Аима сама говорит, что думает.
Сард поклонился в смущении.
– Что скажешь ты, Гжп? – Царь открыл глаза и посмотрел на эфеста. – Что бы сказали твои друзья-гипты о «Настоящем принце»? Ты хорошо знаешь их.
Гжп вздохнул.
– Здесь есть что-то древнее и… не вполне понятное, о повелитель, – сказал он неуверенно, и советники повернули к нему головы, прислушиваясь. – Судя по всему, гиптов и уничтожителя объединяют какие-то древние узы, очень древние – не исключено, что и сам он не знает об их существовании. Но мы знаем, что давным-давно гипты сумели проследовать за ним в его мир, и он вернул им Абху. С тех пор то ли гипты тайно пропускают его через свои ходы, то ли он попадает в них беспрепятственно… мы не знаем. Известно лишь, что он умеет ориентироваться в Дагари.
Раки молчал. В разговор вновь вступил Эктор:
– Никто в Короне никогда не понимал, кто это, как он входит и чего хочет, о царь. Боялись дальнейших разрушений. Но после его гибели в Камарге и возвращения мы знаем, кто он.
Присутствовавшие переглянулись. Гжп тяжело кивнул. Сард дополнил:
– Теперь понятно, что именно разрушение было с самого начала его главной целью. Корона готовится к пришествию гексенмейстера Делламорте. Дагари запирается, отец, и гипты затухают сотнями, предпочитая вернуться в камень.
– Хорошо, говори теперь ты, моя дочь, – приказал Раки II Аиме. – Каковы твои мысли? Почему, по-твоему, он делает то, что делает?
Аима поклонилась.
– Из Ламарры он пойдет на Тирд, высокий отец, – сказала она. Сард и Гжп кивнули. Помявшись, Аима добавила: – Его задача – посеять хаос. Он не обязательно уничтожает до конца те места, которые проходит: живые остались и в Камарге, и в Маритиме, и даже в Ламарре некоторым удалось спастись. Может быть и такое, что он не может или не хочет уничтожить всё. Его, кажется, не заботит это: главное для него – прервать биение жизни на материке в целом.
– Он пойдет на Тирд, чтобы окончательно повергнуть Корону, и не встретит там особенного сопротивления. Что ж… – Раки не любил вспоминать о старинном унижении отца, но понимал, что гипты имели право сосуществовать с разрушителем Короны на своих условиях. – Что ж, – повторил он, – я хочу привлечь Холодных Детей[72]72
Эффективность действий Холодных Детей подтверждается следующим случаем. Когда камаргская колония Лисса взбунтовалась под впечатлением от страшной расправы камаргитов с соседями – провинцией Лаго, Второй Триумвират послал к стенам взбунтовавшейся колонии большое войско под началом Алой тысячи. Лиссцы успели послать за подмогой в Эгнан. Поэтому когда камаргиты во всем ленивом великолепии карательного похода подошли к городу, они увидели на ближайшем к мятежной колонии перекрестке три луча дорог, занятых всадниками на голубоватых лошадях. Конников было много, и они ничего не делали – просто стояли; их лошади даже не перебирали ногами. Всадники и сами были какими-то голубоватыми, хотя разглядеть их кожу в узких щелях шлемов было практически невозможно. Эгнан поставил Камаргу мат в ноль ходов.
– Должны ли мы проводить тебя до Камарга? – обратился к предводителю Алой тысячи эфест, располагавшийся в центре колонны, занимавшей дорогу к Лиссе.
– Нет, – ответил камаргит. Ему было трудно сказать это «нет», но отвлеченный ответ вызвал бы у не понимающих обиняков абсолютных эфестов подозрение в недостаточном уважении. Недостаток уважения к Детям Эфестов был равносилен самоубийству.
– Царь Нази Трехсердый передает Камаргу приглашение в лес Гриз. Если ты хочешь увидеть нас там, скажи сейчас, – сообщил предводитель Детей.
– Нет, – снова ответил камаргит. – Триумвират придет в лез Гриз. Камарг больше не хочет видеть Детей Эфестов.
– Ты умен. Прощай же, – закончил предводитель, и они… разъехались в стороны и рассеялись на равнине. Никаких стен вокруг дорог к Лиссе больше не было. Дети Эфестов проехали сквозь стены, превратив их в прозрачный воздух, и удалились, не оглядываясь.
Тут-то бы Алой тысяче и взять Лиссу, скажете вы? Но предводитель камаргитов действительно был умен.
[Закрыть]. Если кто-то в совете хочет возразить мне, пусть говорит сейчас.
– Пожалуй, – прошел уважительный шепот по устам советников, – настало время…
– Я поведу их, с твоего разрешения, высокий отец, – сказал Сард.
Раки помолчал.
– Нет, – ответил он наконец, – поведет вас Гжп как старший; вы с Аимой можете пойти с ними как Дети, которыми и являетесь, но не более. Если вы не встретите его, возвращайтесь со всей спешкой, но, я приказываю вам, не идите в Тирд: вы не знаете его и потеряетесь в Дагари. Вам же, совет, я говорю: будьте готовы, Враг придет сюда.
Не сказав более ничего, а только бросив на Гжпа многозначительный взгляд, Раки спустился с Трона и, пройдя мимо почтительно расступившихся гвардейцев, ушел.
А теперь вспомним сон, который увидел в первой части этой книги Геннадий Садко, перед тем как идти «работать» журнал «Солдаты гламура» и его неприятного главного редактора. Снились гипнотизеру непонятные конники в холодно блещущих доспехах, мчавшиеся по льду обширного водоема так, как могут мчаться только воины со смертью на наконечниках стрел.
6. Тирд: замерзшее озеро
Лошади Детей пожирали пространство, грозным непререкаемым градом ложился стук их копыт на камни усталых дорог и склоны встревоженных холмов. Надежды перехватить Делламорте почти не было: хоть Тирд и был куда ближе к Эгнану, чем к Ламарре, враг направился ко входу на два дня раньше их, а конь его был древней рианской породы, так что рассчитывать можно было лишь на то, что Делламорте задержат какие-нибудь дела или он решит отдохнуть. Иных препятствий, кроме времени, для Детей не было – что могло остановить их теперь, когда последним оплотом цивилизации на материке оставался бесстенный Эгнан? Вперед, вперед, наперерез Врагу! Перехватить Всадника до того, как он спустится в ходы гиптов! И вот наконец Дети, разделясь, с двух сторон миновали циклопическую цитадель драгоценного народа, Тирд – главный дворец Основания – и, оставив его далеко позади, на горизонте, вылетели на равнину огромного замерзшего бессточного озера, полную студеного воздуха. Нигде доселе им не попадались встречные следы лошади, какая могла бы нести чернокнижника, и в воздухе не пахло ее скоростью. Значит, разрушитель, впереди которого, как свора голодных волков, бежала смута, еще не появлялся здесь.
Они успели. Холодные Дети увидели доктора Делламорте далеко, еще на горизонте, и сразу поняли, что одинокая черная фигура перед ними – это тот самый магистр, всадник, созидатель, уплывший в Пребесконечный океан и вернувшийся, сожженный Красным Онэргапом и уничтоживший Камарг, подложный эгнанский принц, похититель матери Золота и гиптской принцессы, единственный, получивший право пользоваться ходами Короны. Делламорте сидел верхом на своем вечном жеребце, и Тирд был от него впереди, за спинами Детей. Конечно, теперь – а Дети, не останавливаясь, надвигались стеной – и он увидел своих противников. Но в руках у него не появилось оружия, капюшон плаща был все так же откинут, и даже маска не закрывала лица. Дети видели, что он смотрит на них. И лошади полетели вперед, стелясь по льду.
Конники приближались. Делламорте все не двигался. Когда северяне приблизились к нему на расстояние человеческого взгляда, гексенмейстер неторопливо отстегнул плащ и, взмахнув рукой, отправил его вверх. Плащ взлетел, поплыл в небе и обернулся тучей, быстро затянувшей горизонт. Из тучи повалил густой снег – такой могли припомнить только самые старые из Детей. Снег слепил эфестских лошадей, залеплял прорези в шлемах и проникал внутрь, ложился на землю мягкими дюнами. Несмотря на это, Дети приближались: все-таки эта стихия была знакома им как никакая другая.
Теперь они увидели, как Враг похож на них. Они не могли сказать, чем именно, – его пропорции были человеческими, и, вне всякого сомнения, в груди магистра билось всего одно сердце. Он был иначе одет, у него было более живое лицо, и он – как все люди – умел улыбаться, что сейчас и делал.
Дети остановились, не доехав до Делламорте десяти лошадиных корпусов, и предводитель их Гжп сказал:
– Эгнан приказывает тебе остановиться.
– Гляди-ка, у меня получилось остановиться и без приказа Эгнана, – заметил противник легкомысленно. – А больше Эгнан ничего мне не приказывает?
– Ты не войдешь в Тирд, – сказал Гжп, – а останешься здесь.
Вперед выехали Сард и Аима с поднятыми забралами.
– О! – сказал гексенмейстер весело. – Мне памятно твое лицо, голубокожий эфест. Уж не у доброго ли Эзры в гостях мы виделись с тобою, в ныне порядком потрепанном Камарге?
Не ожидавший быть узнанным Сард отпрянул. Пользуясь замешательством Детей – их представления об искусстве и чести войны не позволяли им атаковать одного оппонента, да к тому же бездействующего, – Делламорте спешился.
– Хорошее место для сеанса психоанализа, – сказал он. – Зададимся вопросом: чем удивить тех, кто ничего не боится?
– Мы доставим тебя в Эгнан, – отчеканил Гжп и на всякий случай – хоть соперник был и один – положил руку на флакон мидра, висящий у него на груди. – Вернись в седло.
Конь магистра тем временем вел себя так, как будто происходящее его вообще не касалось: смотрел в сторону и жевал губами.
– Но разве так бывает? – продолжал размышлять вслух гексенмейстер, совершенно не обращая внимания на противников и скрестив руки на груди. – Нет. Все боятся чего-нибудь: надо просто открыть страху дверь.
Внезапно Гжп почувствовал, что у него холодеют руки и ползут по коже мурашки. Он облизал губы, обнажил меч и приблизился к магистру, с ужасом отмечая, что мышцы его ослабли.
– Вернись на лошадь, преступник! – закричал он. Голос его треснул.
– Вы изучали меня, – тут черный чародей, вопреки ожиданиям, медленным шагом двинулся навстречу передней шеренге детей эфестов, глядя попеременно то на Сарда, то на Аиму, – а я изучал вас. Вы интересный народ, особенно же любителю играть с травами и ядами любопытен мидр – этот ваш отвар ярости.
Дети разъехались кругом и взяли Делламорте в кольцо; но делали они это очень неуверенно, как будто внутренне содрогаясь внутри своих доспехов.
– Замолчи, или погибнешь прямо здесь! – вскричал Гжп, взмахнув мечом. – В последний раз повторяю приказ: залезай на лошадь и следуй за нами!
– Всего-то и надо было, – сказал Враг с вивисекторским удовольствием, – реконструировать ваш мидр наоборот: чтобы вместо отваги он вызывал ужас, вместо сил – слабость. А уж отравить им плащ и снегопад было делом техники[73]73
На эту мысль магистра навели мулюди Ламарры – слишком уж заманчивой была параллель между ними и Нессом, погубившим своей отравленной кровью Геракла.
[Закрыть].
Понявший, что происходит, Гжп взмахнул мечом, но на три реплики врага позднее, чем следовало бы. Делламорте был быстрее: уйдя от лезвия, он достал что-то из-за пазухи и швырнул в лицо эфесту. Рефлексы Гжпа были по-прежнему сильны, и трехпалая рука поймала в воздухе нечто темное, узкое, живое и извивающееся. Это была всего лишь змея, какой-то черный аспид. И эфесты, и холодные Дети, выросшие во льду и снегах, знали, конечно, что летом, в траве, в других краях водятся змеи. Они часто видели змей. Змеи появлялись и в Эгнане.
Но именно эта змея в снегу – не такая уж большая, не такая уж страшная – повергла Гжпа в необъяснимый ужас, как будто от разума его льдистым топором откололи всю способность контроля и рационального действия, словно в голове его, как в недавно погибшей Ламарре, сошла исступленная лавина страха и погребла под собой все остальные мысли. Гжп закричал как умалишенный; строй Детей дрогнул, а Делламорте, проговорив одними губами слово «Фобия!», присел и, положив наземь кусок льда, убившего Ламарру, опустил длинные белые пальцы на промерзшую землю и то ли встряхнул её, то ли взял какой-то губительный аккорд. Тогда ледовое озеро содрогнулось в ужасе, признав в пришедшем хозяина снегов и лавин, встрепенулось, как живое существо, и пошло гигантскими черными трещинами. В трещинах этих тоже появились змеи: аспид цвета смерти, выпущенный Делламорте, оказался не один, и вскоре вся снежная плоскость перед Детьми ожила, прошитая ими, как продольная основа ткани поперечными нитями. Черные гады струились меж коней, свивались в омерзительные клубки, и кавалерия разочарованного народа не выдержала этого ужаса. Когда рептилии оплели передние ноги лошадей, когда, продолжая страшно кричать, пал Гжп, пытавшийся стряхнуть змею и все-таки пораженный ею, строй дрогнул и сломался. Дети в панике повернули назад, теряя людей, не думая, а только крича, как их лидер перед гибелью, вознося мольбы к Мирне и Эгнану.
Особенно большая трещина во льду – широкая, как каньон, и расползающаяся слоями, как ступенями, – открылась под ногами Делламорте. Но эта была прозрачно-синей, а не черной, и пустой: змей в ней не было.
Сард, раньше прочих сумевший справиться со страхом – еще и потому, что быстрее всех выехал из-под губительного снегопада, обернулся и посмотрел на противника. Делламорте поймал этот взгляд: были в нем в равной мере ненависть и восхищение, страх и любопытство. Тогда магистр помахал ему рукой и, взяв жеребца под уздцы, спустился в толщу льда.
7. Эгнан: Exodus[74]74
Исход (лат.).
[Закрыть]
Прошло не так много времени, и магистр вышел в Эгнане. За спиной его лежала опустевшая Дагари, а в памяти в подробностях запечатлелись драгоценные барельефы колодца, куда он некогда спустился при помощи сознания Дмитрия Дикого… или, скорее всего, иным, неведомым нам образом и где дал зарок вернуться победителем, а не самозванцем. Теперь этот колодец вместе с портретом Talwädd был сокрыт в толще горы и для всех потерян.
Раки сидел на Троне и, напряженно подавшись вперед, вглядывался в свою страну. Тиары на его голове не было: он пытался проникнуть Иссушающим оком за горизонт. Взгляд его действительно простирался далеко и накрывал, как бескрайнее покрывало, отроги убийственных скал, изумрудный лес, прозрачную холодную реку, заболоченные луга, пустоши и дальние деревни. В Эгнане тоже была весна, но все эти картины, в обычное время столь привычные и радующие его сердца, были теперь отравлены, ибо всюду ему чудился тонкий темный силуэт магистра искусств Делламорте. Раки гнал от себя видение и ждал Детей с победой, хотя и сам знал, что ждет уже слишком долго. Вздохнув, царь опустил тиару.
По правую руку от Раки стоял Эктор.
– Великий царь, – обратился он к повелителю, – кажется, у нас уже нет оснований для беспокойства. Взгляни… Скалы безмятежны, в пещерах все тихо, и покой ходов не нарушен лишним эхом или громким звуком. Шелест закатного леса ничто не тревожит, ничто не заставляет птиц покидать насиженные гнезда и, переполошившись, слетаться в озабоченные стаи… То же и с Мирной, тысячелетней прозрачной рекой – воды ее безмутны и быстры, блестящие рыбы исполнены достоинства, а…
– Эктор, – остановил Раки советника, – ты мешаешь мне думать.
– Ну, слава Кристофу Виллибальду[75]75
Кристоф Виллибальд – имя австрийского композитора Глюка.
[Закрыть], – одобрительно и негромко произнес тут голос из-за высокой спинки трона Раки, – хоть кто-то остановил эту благолепную чушь.
То, чего боялся Раки, случилось. Он согнулся, развернул голову и увидел гексенмейстера Делламорте, одетого по обыкновению в цвет смерти и вооруженного для разнообразия крученной из металлических полос плетью со свинцовыми наконечниками, которую мог заполучить лишь в Ламарре, городе коней и кентавров, скормленном им тысячелетнему льду. Раки поднялся и взмахнул рукой, приказав советнику убираться.
– Ты все же здесь! – вскричал царь яростно. – Как только достает тебе стыда мародерствовать и являться к новым жертвам с тем, что награбил у прочих!
Делламорте пожал плечами.
– Кажется, ты заразился от своего впередсмотрящего глупостью, – философски заметил он. – Я не мародерствую и не убиваю без причин, а если и беру что-то, всегда сначала убеждаюсь, что предмет не нужен прежнему владельцу.
– Как ты смеешь! – вновь закричал Раки.
– Замолчи, – тихо сказал гексенмейстер и указал заостренным концом плети на одно из сердец горного короля. – Замолчи, Раки, ты ведешь себя как слуга. Зачем надсаживаться? Ты оставил Эгнан без защиты, и я пришел.
Эти два слова были тяжелы, они прокатились, как валуны, по скалам, с трудом втиснулись между смущенными деревьями и с гулким плеском погрузились на песчаное дно священной реки. «Я пришел», – сказал Делламорте. Раки вздохнул и опустил руки. Вся правда открылась ему: что Дети побеждены, что Тирд лежит безжизненный и что Эгнану судьба быть разрушенным.
– Чего ты хочешь? – все-таки спросил царь.
– Собирай свой народ и уходи, – отвечал магистр. – Я дам тебе на сборы полдня, чтобы никто не мог сказать, что Делламорте живодер. Эгнан же перестанет существовать.
– Но почему? – спросил Раки негромко и как будто с искренним интересом наклонил красивую голову. – Что же ты – безумец? Зачем ты разрушаешь города, которые стояли здесь, когда не было никого из нас, даже тебя? Ты разрушил великолепную столицу дворцов Ламарру, несравненный Маритим оставил на разграбление или запустение… Теперь ты пришел за Эгнаном. Зачем?
Делламорте вздохнул, и на миг в лице его появилось что-то, что Раки с поспешным оптимизмом интерпретировал как усталость.
– Раки, – задумчиво попросил он, – ответь, ты ждал меня?
– Да, – сказал двусердый царь, – я знал, что ты придешь.
Внезапно всадник вонзил взгляд прямо в глаза Раки, и тому показалось, что из печи взяли два угля и вложили ему в глазницы.
– Почему? – спросил магистр вкрадчиво. – Почему ты знал, что я приду? Почему Маритим, но главное – почему Камарг знал, что я приду?
– Страшная слава о твоих зверствах, – слабо возразил Раки, присаживаясь на угол серебряного трона, – бежит впереди тебя…
– Пусть так, – согласился Всадник, – но ведь до Камарга не было других городов.
Раки молчал.
– Не повторяй чужих ошибок, горный царь, – почти примирительно сказал Делламорте. – В вашей стране достаточно вершин и полых холмов, тебе и твоему народу есть куда уйти. Я сохраняю вам жизнь.
– Объясни, – упрямо повторил Раки. – Объясни, почему я должен оставить Эгнан.
– Нет, – коротко сказал Делламорте. – Если хочешь, могу тебя просто убить, потому что ты мне надоел.
Тогда Раки встал с трона, поднял тиару и направил Иссушающее око в лицо доктора Делламорте. Многое увидел он там: мальчика и девушку в монастырском приюте, странную музыку в необъяснимого вида зданиях, злых диких людей, похожих на медзунамцев, плавающие в воде белые цветы, солдат на холодной площади и тысячи других картин, смешавшиеся в одну большую, непрекращающуюся войну, в лишенное надежды противостояние с бессловесным, безликим злом; и все это было окутано кровавым туманом страдания, а потом померкло, как будто непобедимый взгляд царя проскрежетал, как нож по фарфоровой тарелке, по глухой стене. Всадник пошатнулся, чуть не потеряв равновесие, после чего повернулся к Раки, и на лице его была написана злость. Ничего не говоря, он с силой хлестнул Раки ламаррской плетью для кентавров, свалив оторопевшего повелителя эфестов с лестницы одним ударом, преодолел возникшую между ними дистанцию одним прыжком и воткнул острый наконечник в правое сердце царя. Изо рта Раки II полилась кровь. Гексенмейстер чуть наклонился над ним.
– Что, интересные пейзажи открылись тебе в моем прошлом? – спросил он глухо. – Не знал, что ты обладаешь такой силой, но теперь – и будь я проклят, если позволю кому-нибудь хоть раз применить ее. Не зря у вас, хрустальных эфестов, две жизни – слишком уж вы самоуверенные создания. Возможно, царя лишить жизни сложнее, чем какую-нибудь эфестскую домохозяйку, но, может быть, заняться этим, Раки?
Он склонился еще ниже над эфестом.
– Может быть, мне заняться этим? – повторил он. – А потом можно убить весь твой народ.
Тогда сраженный царь увидел, что внутри лица Делламорте находится серебряная маска бесконечной войны и перед ней горит свеча.
– Чего ты хочешь? – просипел царь.
– Уходи, – сказал магистр тяжело. – Уходи. Забирай своих людей, хрусталь, арфы и кружево, ваше волшебное пиво – всю эту пасторальную чушь. Эгнан исчезнет, как и остальные города, а если вы останетесь здесь, погибнете.
– Куда же мы можем уйти? – спросил Раки слабо.
– На запад, – велел Делламорте.
– Но там ничего нет, – возразил Раки. – Еще во времена Орранта эфесты снаряжали туда походы. Эти земли пусты, безжизненны. Там нет даже зверей.
– Вот и плывите на лодках, как тогда. Что же до зверей – разведете новых, – отвечал всадник.
Тогда Раки повиновался. Непобедимый Эгнан стал единственным городом, жители которого ушли по своей воле.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.