Электронная библиотека » Анна Одина » » онлайн чтение - страница 14

Текст книги "Всадник"


  • Текст добавлен: 13 мая 2014, 00:43


Автор книги: Анна Одина


Жанр: Историческое фэнтези, Фэнтези


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

Шрифт:
- 100% +

V. Рэтскар, Рэтлскар

1. Военное поселение, 507 год от основания

На рыночной площади шла торговля. Повернувшись к соседке, рыботорговец Белибах открывал свои кулинарные секреты – признавался, что предпочитает варить селедочные головы с серым перцем и большим количеством соли, а вот геларовый лист[92]92
  Геларовое дерево – куст с большими мягкими сочными листьями, имеющими сладковато-терпкий вкус. Гелар поселенцы привезли с собой из Камарга, но изначально этот куст завезли в Ламарру эфесты, которые использовали геларовый сок для обеззараживания ран.


[Закрыть]
не кладет: уж больно дух у него крепкий.

– …но если багон[93]93
  Багон – жирная рыба, водящаяся на глубоководье неподалеку от Поселения. Правом охотиться на багона обладали только старшины смиренного товарищества рыбохотов Рэтлскара.


[Закрыть]
варить, дело другое, – вкусно причмокнул Белибах. – Багончик-то нечастый гость у меня на столе. Его вообще лучше не варить, а коптить: обложить геларовым листом и на медленном огне подкапчивать. А вот еще…

Монолог торговца прервал пронзительный вой трубы. Шум на площади замолк, а пустоту в центре заполнили ярко наряженные люди в одеждах с прожогами и разрезами. Один из них держал развернутый на растяжках пергамент, еще двое, за спиной оратора, – штандарты с серебряным знаменем, на котором была нарисована темная стрела, древний символ «Скифа», флагманского корабля первых переселенцев. Значит, известие было важным: повседневные поводы «Темной стрелы» не удостаивались. Постепенно все поумолкли, и в непривычной для рынка тишине речь глашатая разнеслась далеко, достигнув стен военного поселения:

– Верные подданные гавани Рэтлскар! – Герольд откашлялся. Особенно хорошо ему удавалась буква «р», и он собирался использовать свой талант во всю мощь, хоть в тексте было не так уж много этого грозного звука. – В тяжелый час сорок пятого дня второго месяца догар[94]94
  Как, наверное, помнит читатель, в Рэтлскаре был лишь один сезон – «фол». Деление этого сезона на месяцы было непринципиально, имело лишь ритуальное значение и велось только придворными функционерами.


[Закрыть]
, пятьсот седьмого оборота[95]95
  То, что мы называем годом, в Рэтлскаре называли оборотом (вокруг Пребесконечного океана, как это ни парадоксально: в замке считали, что изменяющийся морской ландшафт означает, что и остров, и берег напротив него движутся в океане). Мы для удобства оставляем это название только в церемониальных контекстах.


[Закрыть]
от дня Поселения Жук спеленал шестьдесят тр-ретьего военачальника Убежища. Неосмыслимою волею Жука военачальник лорд Кэтбнх Тр-ретий повиснет на Дереве Миллиона Звезд и Предвечной Звезды бок о бок с шестьюдесятью двумя доблестными предшественниками в ожидании окончательного Собор-ра. – Герольд замолк, а потом торжественно продолжил: – Силою истекающего меча и разгоняющего щита шестьдесят четвертым военачальником будет провозглашен лорд Ор-р-р-р-рбх, возлюбленный брат лорда Кэтанха.

Затихшая площадь молчала. Герольд, на имени «Орах» выпучивший глаза так, что наблюдатели изготовились их ловить, взял у воина флягу, промочил горло и продолжил более буднично:

– По каковому поводу сегодня после часа вечерней бдительности объявляется празднество и всеобщее гулянье.

Документ был свернут и торжественно водружен на носилки, глашатай же, кивнув спутникам, энергичным шагом покинул площадь.

Рядом с Белибахом торговала померанцами Гита. Качающими движениями она перемешала молочно-оранжевые плоды в высокой травяной корзине.

– Теперь, значит, все продам, весь сбор. – Гита помолчала и продолжила, не глядя на соседа: – Погиблый военачальник любили угрей с померанцами, а братец их… Надо будет спросить у соседа моего, Зелима. Он хотя и стоит на воротах дворца с карабином[96]96
  Огнестрельное оружие было изобретено в Рэтлскаре независимо от метрополии.


[Закрыть]
в зеленом чехле, но всегда словечко шепнуть успевает.



Белибах помотал головой:

– Что это он – жил, жил, а тут, значит, «Жук спеленал», кого другого не мог спеленать? Он же и нестарый был, да и крепкий, ладонью бендар[97]97
  Бендар – крупные куски твердого желтого сахара.


[Закрыть]
крошил. – Белибах задумался. – Хотя оно и сподручней, что спеленал. Давно пора ему было за агатами[98]98
  В числе редких драгоценностей, привезенных поселенцами, были украшения с офирскими агатами. Камни эти были глубокого синего – почти черного – цвета, поэтому и море на очень большой глубине в Рэтлскаре называли полями агатов, а про людей, захороненных в воде, говорили, что они ушли собирать агаты.


[Закрыть]
. Виданное ли дело – у соседки моей Бунарехи сыночка забрали единственного, в гвардию, а Бунареха-то эта полуслепая, и нет у ней никого, она и говорит, оставьте сына-то, некому мне дрова колоть, а они говорят, молчи, дура старая, ишь, говорят, а сын и говорит, да кто ж моей матушке-то будет помогать дрова колоть, а они ему и говорят – слышь, говорят, сильно ты разрыбился, давай до свидания, говорят, пока мы тебе самому бошку-то не покололи. Так и взяли. Хорошо еще не убили. А с ними там, известное дело, неизвестно, что творят, – будто раствор геларового листа с мджигом[99]99
  Мджиг (мжик) – паста из мелко растертых сушеных гусениц. В процессе пищеварения специфический метаболизм гусеницы производил мощный, вызывающий привыкание галлюциноген, поэтому субстанция эта в Рэтлскаре была запрещена.


[Закрыть]
дают, вот, говорят, мозгов-то у них и не остается. Кто во дворец попал, уж не выйдет оттуда, а только выкатится прямо в Горькие воды[100]100
  То есть в воды, омывавшие остров Сухих песков и символизировавшие для жителей замка конец ойкумены.


[Закрыть]
. – Белибах, не без труда закрыв рот, бессмысленно переложил рыбу, а затем снова повернулся к соседке: – А Орах-то этот что?

– Покойные военачальник были такие, ага, – подтвердила Гита, согласно тряханув померанцы. – Вон соседка моя, девка гимнастического[101]101
  Гита имеет в виду «гимназического», конечно. Начальное образование в Рэтлскаре было всеобщим и обязательным.


[Закрыть]
возраста, только пошла учиться – тринадцать лет ей… Так явился среди бела дня, при карабинерах, родителей пинками – на отопительные работы[102]102
  Непосредственно под Рэтлскаром в объединенных между собою кавернах располагались титанические печи, отапливавшие город посредством запутанной системы подземных труб.


[Закрыть]
, а девчонку так и испортил. Даже с собой не увел. Велел потом снова в гимнастию идти как ни в чем не бывало. Она ходила-ходила, а потом кто-то об этом слух пустил… Ну, ее побили разика три, да одежонку-то порвали, передничек, так сказать, со смыслом. Так она ничего не сказала, не стала плакать, а пошла и со скалы Газалакис бросилась в волны, прямиком угрям на съедение. Угри-то не только плавают, они и по траве… – Гита достала померанец, потерла о фартук и откусила кусок вместе со шкурой. Затем продолжила: – Где ж мне знать, простой торговке? Говорят, младшенький смирный. Старшего пытался образумить. Сам молодой еще, на Стаб[103]103
  Скала ритуального посвящения, похожая формой на клинок; см. дальше в тексте.


[Закрыть]
не ходил, женщину в свое крыло не водил. Красивый, я его видела как-то. Волосы вьются полукольцами, глаза как вода под скалой…

Белибах неодобрительно помотал головой.

– Да. Да и у меня вот… – подтвердил он и замолк, оборвав себя. – Хотя я каждый раз рассказываю… – Он сбросил оцепенение. – Посмотрим, что этот Орах – военачальник то бишь. Ой! Да ведь у бывшего-то сын остался. Его-то куда, интересно?

Торговец рыбой повернулся и увидел прямо перед собой, по другую сторону прилавка, высокую фигуру в переливающемся сером плаще с опущенным капюшоном. Белибах негромко вспомнил всемогущих Жуков: то был змеиный наездник. Наездник заговорил с неприятным присвистом:

– Я бы на твоем месте, Белибах, не раскрывал особо рта. – Аккуратным движением наездник как будто слизнул с прилавка самую красивую рыбину и продолжил: – Кэтанх, Орах… Жить-то тебе, Белибах. При любом, Белибах, военачальнике. Ты, Белибах, поменьше о военачальниках думай, и побольше, Белибах, о душе.

Не сходя с места, наездник словно перелился внутри своего плаща, развернувшись спиной к торговцу; раздался хруст, шипение, и из капюшона на землю вылетела голова рыбины и фонтан чистых косточек, а фигура в переливающемся плаще не спеша покинула рынок.

Белибах стоял как окаменевший: наездник целых пять раз назвал его по имени и не иначе наложил заклятье. Изо рта Гиты потекла струйка померанцевого сока. В ужасе попытавшись прикрыться корзиной, она задела ее дном нож соседа по прилавку. Нож упал, из корзины посыпались плоды, солнечными мячиками поскакали по инкрустированной стеклянными полусферами мостовой. Гита беззвучно отерла рот хвостом русой косы.

– О, Лебедь Черная, красноклювая, шея длинная, ноги желтые…[104]104
  В сказках военного поселения фигурировала королевна Лебедь Черная, уносившая плохих людей на агатовые поля.


[Закрыть]
Жить-то нам, Белибах, надо… – забормотала торговка и побрела подбирать плоды, но руки у нее тряслись. Белибах стоял на месте, тоже мелко дрожа, и одними губами повторял: «Пронесло, Жуче, пронесло».

2. Замок на острове: Ineggiamo, Il Signor non e morto[105]105
  «Возрадуемся, Господин не умер» (ит.) – помимо прочего, слова пасхальной мессы, прославленные хором Пьетро Масканьи в опере «Сельская честь». В мессе слово «Signor», естественно, означает «Господь».


[Закрыть]

Утро началось с обычного детского пения, доносящегося с городских стен. Невидимые дети выводили с высоты: «Рэтлскар, Рэтлска-аа-аар! Лучший остров в воде! Стены крепки, далеко несется стрела акведука… Со мной Рэтлскар мой везде!» И словно дождавшись окончания никогда не менявшейся песни, на город упал рассвет. Рассвет пришел одновременно и в город, и в замок, где нянюшка-Коза, покрепче прижав к груди полугодовалого младенца, качала его с таким усердием, будто не хотела, чтобы ребенок слышал заоблачное пение детей. А приговаривала она так:

– Юный лордшип[106]106
  То есть lordship, «[ваше] лордство» (англ.). Откуда это слово появилось в Рэтлскаре, нам неведомо.


[Закрыть]
остался без папеньки, у них будут другие папеньки, лучше прежних. Прежние были дикие, грубые, а нынешние – мягкие да образованные… И маменька вот плачут, плачут… – Нянюшка недолго подумала и завершила: – А поплачут, да и перестанут.

Коза покачала головой, и на макушке кивнули в такт два витых рога головного убора.

– Юный лордшип порастут-порастут и станут военачальниками, – продолжила она. – Скоро, скоренько…

Положив ребенка в люльку, стоявшую на гибкой ноге посреди искусственного озерца, Коза захлопнула ставни, почти заглушив звук детского пения. Мелодию подхватил голос снаружи: из коридора донесся громкий звук шагов, дверь в детскую открылась, и, допевая последнюю строчку, в комнату вошел лорд Орах. Он бесцеремонно вытащил ребенка из люльки и принялся его разглядывать; тот же в ответ таращился в лицо будущего военачальника, готовясь зареветь.

– Ну что, малыш? – бодро адресовался Орах к младенцу. – Не особо-то тебя взволновало известие о смерти моего бедного братца? – Проговорив эти странные слова, Орах продолжил: – А вот маменька твоя, говорят, вначале все плакала как оглашенная, а теперь спит. Спит уж более двенадцати часов и на звуки извне не отзывается. И пускай себе спит, как по мне.

Орах помедлил, будто ожидая, что ребенок ответит ему, но никакой реакции не последовало; тогда он вернул дитя няне, подошел к окну и, приоткрыв ставень, с интересом воззрился наружу.

– Ничего не изменилось от смерти Кэтанха, – заявил он. – Мир лишь делает вид, что позволяет нам управлять им, а сам живет по своим законам. Говорят, в городе появились Наездники. Днем. Почему? Только их нам не хватало.

Нянюшка мелко покивала рогами и, словно не приходя в сознание, выпалила:

– Говорят, военачальника Кэтанха кто-то убил, ваше лордство. Как будто из стены вылетела арбалетная стрела и вонзилась ему прямо… в правый глаз!

Высказавшись, Коза закатила глаза и застыла в странной кататонии, как будто готовая упасть в обморок. Орах постоял, глядя на женщину в козьем колпаке, а потом издал мрачный отрывистый смешок:

– Да уж, из арбалета – в правый глаз… для самоубийства это было бы чересчур изобретательно! – Военачальник наклонился над замерзшей няней и прошептал ей в ухо: – А ведь все уверены, что его убил я. Охочий до власти младший брат убивает старшего, которому власть уже приелась, но отдавать ее он не собирается. Пикантности сюжету придает то, что братья – близнецы. – Орах вздохнул. – Что ж, может, и убил. История все расставит по своим местам. Когда-нибудь.

Пожав плечами, военачальник бросил критический взгляд на одноногую люльку, куда няня успела опустить младенца, и вышел.

Продолжим путешествие по дворцу. Вот по узкому каменному коридору едет толстенький пони, а нем сидит верхом женщина, прядущая бесконечную белую пряжу. Нить так и вьется за ней, а она бормочет себе под нос:

– Вейся, шерсть козлиная, вейся, шерсть ослиная, вейся шелк из васильков, вейся атлас из волос моих… – Женщина наклонилась, чтобы поместиться под аркой, и въехала в кухню, обращаясь к шеф-капралу: – Все ли готово к поминальному пиру, Бересклет? Заплел ли ты лапшу в большой хлеб?[107]107
  Хотя «хлебом» на острове назывался любой большой кусок пищи, леди Ицена имеет в виду именно огромный каравай – из-под хрустящей корочки аккуратно вынимали сладкий мякиш, а на его место укладывали сплетенные нити красной лапши.


[Закрыть]

– Да, ваше превосходное сиятельство, госпожа военачальница Ицена! – отвечал шеф тоном профессионального идиота. – Совсем почти заплел! Станем готовить мясные дрова![108]108
  Большие ломти мяса, обожженные в печи.


[Закрыть]
 – Бересклет расплылся в улыбке. – Рад я, как есть, видеть вас в добром здравии и, так сказать, на коне! И при прочих достоинствах. – Без перехода повар нырнул в какое-то отверстие и отвесил там кому-то тумака. Через секунду его голова снова показалась в кухне: – Какие будут распоряжения у вашей женской милости?

Леди Ицена – вдова военачальника Кэтанха, судьбу которого в ужасе обсуждало все поселение, – рассеянно подернула нить, зацепившуюся за щербинку в пороге, и та с готовностью порвалась. Ицена, как будто только и ожидавшая этого сигнала, чтоб драматически свалиться с пони, поднялась, не позволив никому помочь себе, и ответила, едва сдерживая скорбь:

– Полагаюсь на тебя, Бересклет. Пусть перепробуют все кушанья. Пусть ни один хлеб и ни одна виноградина не окажутся на Нашем столе неоткушенными. Пусть раскалят зубцы всех ножей и лезвия всех ложек. Пусть подают нам голые девушки. – Ицена рассеянно отправила в рот пригоршню зерна из плошки и продолжила указания: – А фына моего Фаэтона пуфть напоят фнотфорным молоком и запрут до фамой ночи.

– Госпожа Ицена, ваша военачальницкая милость, – растерялся Бересклет, – про сына мне никак знать не требуется. Я по кухне хлопочу, по столу да по блюдам. А по его маленькой светлости будущему командиру – это, при всей почтительности и с благозаверением, лучше пожилой женщине приказ указать, что в обличье козы. – Тут шеф-капрал совсем смутился: – А девушки… так заведено, чтоб поминальный пир был в молчании и без увеселений…

Ицена налилась иссиня-красным цветом, как зрелая слива.

– Камень! Дерево! Земля! – закричала она с яростью, немного комичной, как всегда бывает у людей апоплексического склада. – Да чтоб забрали тебя Жуки! А ну-ка не перечить мне и не спорить со мною же!

Высказавшись, военачальница развернулась в вихре рассеченного лилового траурного полотна и вышла. За ней из свода арки упала стальная решетка, отрезавшая от дворца кухню, где во владениях Бересклета остался флегматичный пони. Не обращая внимания, что обдирает редкое полотно о выступы камней узкого коридора, Ицена широким шагом проследовала по коридору и, в священном гневе своем не замечая, как прошла западную анфиладу и баптистерий (или его здешний аналог), пересекла атриум и, спустившись по винтовой лестнице, вошла в низенькую дверцу со звездчатой решеткой. Там она опустилась на приземистую скамейку и адресовалась к сидевшему над тяжелой книгой маленькому человеку в комичном остроконечном колпаке, расшитом звездами.

– Галиат. Единственный нормальный человек на этом безумном острове и уж точно – в этом проклятом дворце. Скажи, где мой муж?

Придворный преобразователь Галиат повернулся к военачальнице, демонстрируя половину лица, закрытую улыбающейся серебряной маской. Голос его звучал спокойно:

– Лорд Кэтанх мертв. Есть еще лорд Орах, что станет военачальником, а через какое-то время вашим мужем. Он пока, сколь мне известно, жив и занимается приготовлениями к поминальным церемониям. Что до Кэтанха, – продолжил Галиат ровно, не глядя на Ицену, – то можно спросить о нем у кого-нибудь из змеиных наездников, которые с одинаковой легкостью попирают сочные земли живых и пепельные долины покойных.

Военачальница собрала расплетенные косы и уложила их в спираль на голове, скрутив ее так туго, что глаза ее как будто растянулись к вискам, отчего она почему-то стала миловиднее.

– Ложиться в постель с двойником покойника, – заговорила она снова. – Все думают, что нет никакой разницы. Ведь Кэтанх был так плох, а Орах так хорош. Кэтанх изменял мне со всем Рэтлскаром, а Ораху нет до меня дела. И если он избавился от плохого брата, он избавится и от моего сына, ведь тот вырастет и вспомнит отца… Я боюсь наездников, Галиат. Скажи, сможем ли мы еще жить в нашей твердыне? Или пришли последние дни?

Галиат вздохнул и закрыл книгу.

– Прелесть истории в том, что она не повторяется, а наоборот – ищет для повторяющихся людей новые отдушины. Лорд Орах убьет Фаэтона? Но убил ли Орах Кэтанха? И станет ли он пятнать свое имя чудовищным подозрением в филициде? Лишь через пятнадцать лет Фаэтон обретет власть в замке. За это время изменится многое.

Однако аргументы Галиата не нашли отклика в душе военачальницы.

– Скажи… – она подошла к Галиату и заглянула в его книгу, – могу ли я издать указ до коронации? Есть ли у меня какие-нибудь права в этой земле?

– Законы, сведенные в книге окончательного Собора[109]109
  Книга окончательного Собора, несмотря на свое драматическое название (похожее на Domesday Book, «Книгу страшного суда» Вильгельма Завоевателя), также «Кодекс», по сути являлась просто сводом законов Рэтлскара и потому называлась иногда коротко – «Закон» (Sar). Предполагалось, что в конце бытия Рэтлскара судить его жителей будут по Sar.


[Закрыть]
, – преобразователь деликатно откашлялся и прикрыл пальцами место, которое читал, – недвусмысленно гласят: законодателем может быть лишь военачальник… получивший власть над Рэтлскаром в соответствии с принципом примогенитуры.

Леди Ицена кивнула, но лицо ее оставалось так же не потревожено движением мысли, как и после упоминания филицида, поэтому преобразователь деликатно поспешил уточнить:

– …То есть власти, переданной от отца к сыну. При условии же недостаточного возраста регентшей будет его мать.

Ицена задумалась. Галиат выдержал паузу и озвучил вывод:

– Лорд Орах не будет иметь законодательной власти. Он сможет только влиять на вас и таким образом править. Но на документах будет стоять ваша печать и ваша подпись.

– Хороший Орах будет влиять на меня, вдову плохого Кэтанха и мать никакого Фаэтона, – торжествующе улыбнулась Ицена. – А я… я! Буду придумывать законы Рэтлскару! – Она на секунду сникла – внезапно перспектива эта показалась ей скорее обузой, чем долгожданным даром, но вскоре взбодрилась: – Пускай отныне ни один чужеземец из внешнего мира, из-за Воды, с края горизонта, не проникнет в нашу землю. Я, мой мертвый муж, мой живой жених, мой сын и будущий военачальник, змеиные наездники, шеф-капрал, шут, придворный оракул Галиат и люди рынка будут ждать, пока участь Рэтлскара решится сама. – Ицена понизила голос. – А чужеводцев мы выдворим.

– Я оформлю указ, – кивнул Галиат (про себя он отметил, что под такого рода указ подошла бы практически любая формулировка, позволяющая ицениной ксенофобской сущности отдать город во власть ее страхам). – Только змеиные наездники, как вам должно быть известно, леди Ицена, не являются подданными Замка-на-острове[110]110
  Замком-на-острове называлось все поселение Рэтлскар: оно было обнесено стеною и занимало полностью весь остров (то есть было существенно больше Камарга), с небольшими лишь вкраплениями обнаженной земли там, скажем, где была переправа на берег или где с островом смыкался акведук. Дворец военачальников тоже был, по сути, частью замка.


[Закрыть]
. Если б не они, не быть бы Рэтлскару основанным.

– Ты дашь мне прочесть об этом, Галиат, – сказала Ицена, подавив зевок. – А сейчас мне пора.

Военачальница вышла, покачивая веретеном. Галиат вздохнул и принялся за дело. Вот что написал серебряными чернилами придворный преобразователь:

«Властию, данной военачальнице-регентше, действующей во праве и безмолвном одобрении усопшего ея супруга лорда Кэтанха и во имя и славу юного силонаследника будущего военачальника лорда Фаэтона, не достигшего ко утверждению сего закона возраста правления, настоящим доводим повеление до всех подданных Поселения Рэтлскар, включая жителей Замка-на-острове и Присоединившихся территорий: что с девятнадцатой волны и пятнадцатого, – тут Галиат замешкался, потом аккуратно стер серебряные чернила и вывел вместо этого, – шестнадцатого камня[111]111
  Вечер в Рэтлскаре наступал, когда дальновидящий, специально занимавший наблюдательный пост на одной из самых высоких башен замка, переставал видеть дальше начала акведука со стороны острова. Начиная с этого момента отсчитывали двадцать волн до наступления ночи, и между волнами также было по двадцать камней.


[Закрыть]
вечера текущего сорок пятого дня месяца догар пятьсот седьмого оборота Поселения запрещается въезжать, прилетать и иными способами проникать в Замок-на-острове кому-либо из дальнего мира, а именно: из-за таинственной Воды; из-за края Горизонта; из Муравьиной Страны; из Железного Леса, а равно и из прочих внешних земель. Жителям Присоединившихся территорий для сообщений с Замком ежедневно вечером будет открываться пищевой ход.

Подпись: леди Ицена, от имени и в интересах усопшего лорда Кэтанха и юного лорда Фаэтона».

Галиат достал большую печать и аккуратно приложил ее под подписью. Буквы на печати разобрать было нельзя: они принадлежали не тому языку, на котором написан был документ.

3. Карантин: Spargi d’amaro pianto[112]112
  «Обрызгай горькими слезами» (ит.). – ария Лючии из оперы Гаэтано Доницетти «Лючия ди Ламмермур».


[Закрыть]

По бесконечному акведуку, тянувшемуся над волнами от острова за горизонт, неторопливым шагом двигался утомленный вороной жеребец. На спине жеребца сидел человек, укутанный в обширный плащ, голову его закрывал глубокий капюшон, а лицо было закрыто. Он подъехал к воротам в стене, окружавшей остров, в тот момент, когда стражники закручивали опускающие решетку лебедки и сводили створки ворот. На крепостной стене глашатай дочитывал указ леди Ицены.

Всадник проехал в ворота под падающей решеткой за полсекунды до закрытия; возможно, он ничего не знал о местных единицах измерения времени (как и абсолютное большинство жителей Рэтлскара). Подскочившего стражника он отодвинул рукоятью плети и, продолжая движение, указал ею же на вертикальный желоб, в который упал последний из шестнадцати камней, считавших время до вступления указа в силу. Щелкнули еще четыре камня, и на остров опустилась официальная ночь. Приезжий скрылся в привычной тьме.


Всадник в серебряной маске и плаще уехал недалеко в глубь военного поселения Рэтлскар. Копыта жеребца простучали по странным, мощенным стеклом мостовым всего пары улиц, когда перед верховым выросли два человека в доспехах и скрестили алебарды, преградив путь.

– Предъявите свидетельство о телесном здравии, скрепленное печатью имперского[113]113
  То есть военачальницкого.


[Закрыть]
дома, – неприветливо потребовал первый.

Всадник не изменил посадки и не поднял капюшона. Помедлив секунду – как будто решая, вступать в разговор или продолжить путь, – он все-таки ответил:

– На моем теле нет и не может быть печатей какого-либо дома, а других свидетельств о телесном здравии при себе не ношу.

Ночные стражи были настроены на неторопливый разговор. Второй поднял забрало и с неожиданной доброжелательностью пояснил:

– В Замок-на-острове запрещено въезжать без одобрения комиссии по карантину против змеиной болезни, кое одобрение выражается в соответствующем сертификате, называемом свидетельством о телесном здравии. – Он взглянул на напарника и уточнил: – Если вы не желаете пройти карантин, вы можете покинуть Рэтлскар.

– Да, – подтвердил первый. – А город закрыт. Поэтому, если вы не желаете проходить карантин, э-э-э… вы можете остаться под стражей, пока не пройдете его. Если пройдете.

Всадник молчал, не вмешиваясь в становившийся интересным диалог стражников. Второй утвердительно кивнул, подтверждая слова первого:

– Мы будем вынуждены поместить вас в секцию необследованных, – вежливо пояснил он. – Простите, таковы правила замка.

Доктор Делламорте (ибо это был, без сомнения, он) равнодушно повел плечом; от этого движения пола плаща приоткрылась, дав воинам Карантина возможность увидеть рукоять меча у него за спиной. Взгляд его глаз в прорезях маски обвел закрытое забрало шлема первого стражника и открытое круглое лицо второго. Голос прозвучал утомленно:

– Зачем же меня пропустили ваши коллеги в воротах, добрые господа? А теперь какой-то унизительный карантин. Так ведь кто-нибудь может схватить какую-нибудь другую болезнь. Например, рези, – уточнил он. – В желудке или в горле.

– Видите ли, господин… – замялся второй стражник, – в правилах не сказано, что людей нельзя пропускать в ворота. В ворота можно. А вот дальше, к людям, уже нежелательно – вдруг у приехавшего змеиная болезнь? От нее умирает много людей. Слава Жуку, в замке никто не пострадал. – Он философски покачал головой и посмотрел на первого стражника. – Мы-то не виноваты.

– Да. Мы такие же пленники правил, как и вы, господин. – Первый посмотрел на второго. – У меня есть чувство, что все это уже однажды было.

– Да, было, и не раз… и, как нарочно, все одинаково кончается всегда. – Второй печально кивнул и вперил взгляд в носки металлических сапог.

– Мне кажется порой, что замок Рэтлскар – театр, а мы всего лишь в нем актеры… – Первый смотрел теперь в сторону.

– …уныло тянущие лямку роли, за которой не видно замысла творца, ни искры гения, ни даже… – подхватил второй.

– …спокойствия родного ремесла, – закончил первый.

Глаза человека в маске ненадолго оживились, и он даже изобразил затянутыми в перчатки руками короткий аплодисмент.

– Браво, – отозвался он холодно. – Я удивлен, что вы вооружены алебардами, а не лопатами или что в этих краях используют вместо них… ах, да, – вспомнил он, – вы же не зарываете мертвых в землю. Если умершего похоронить в земле, он породит змей.

Делламорте вздохнул, подъехал поближе и оглядел стражей.

– Беда в том, что мне все тут надо разузнать, – пояснил он доверительно. – Я бы, конечно, предпочел делать это без сопровождающих с алебардами… М-ммм…

Задумавшись на секунду, всадник ненадолго отвернулся, а развернувшись назад, уже держал меч с украшенной алым камнем рукоятью. Свесившись с лошади, он выбил алебарду из рук первого стражника справа, возвратившись в седло, поднял лошадь на дыбы и ударом рукояти меча отбросил к стене второго стражника – слева. Подождав, пока они придут в себя, приезжий остановил их жестом, прежде чем они принялись собирать оружие, и без тени насмешки убрал меч, подведя итог:

– Я покоряюсь закону, но не силе замка Рэтлскар.

Первый стражник поднялся, мрачно потирая ушибленные бока:

– Спасибо, это очень благородно с вашей стороны. Уверен, в школе вы не оставались без завтрака. Не лезть же в драку с ним? – обратился он к коллеге. – Ведь это будет глупо.

– Не лезть, конечно, – вздохнул второй. – Это может быть опасно.

– Прошу вас следовать за мною к Трибуналу, – глухо подхватил первый.

– Мы так называем комиссию по Карантину, – пояснил второй и указал путь в неприветливый переулок, где горел зеленый фонарь. – Пожалуйста…

Приезжий невозмутимо опустил капюшон на голову и проследовал за стражниками.


Существуют повторяющиеся сны. Видеть сны – обычный человеческий дар, но и большая наука. Обычно в ней преуспевают женщины, и если они видят во сне, скажем, сырое мясо – это к болезни в семье, а зубы – к смерти.

Главный герой нашей книги не умел спать, хотя ему периодически и хотелось этого. Свое неумение он переносил с трудом и прибегал для исправления ситуации то к опиатам, то к кофе, а то и к яду. Известно, что он видел в своих опиумных сновидениях именно Рэтлскар. Теперь же видение Карлуша, памятное читателю по португальской части книги, повторилось для всадника наяву.


…Он находился в едва освещенной круглой зале с потолком столь низким, что будь его каблук чуть выше, свод лег бы на его голову, как мир на плечи Атласа. Вдоль стены тянулись вереницей старые сундуки, распространявшие резкий и страшный запах, а в центре стоял большой закопченный кольцеобразный стол с чадящими бурыми свечами – выморочная пародия на Круглый стол Артура и Мерлина. За столом восседали кривые фигуры в серых балахонах, лица прятались в масках с гигантскими носами, из ноздрей торчала трава. Члены трибунала с опасливым любопытством смотрели на высокого человека в глухой серебряной маске и темном одеянии, в кожаном дублете, высоких ботфортах и в перчатках. Он располагался в центре площадки внутри стола на высоком табурете и был окружен комиссией инквизиторов. Теперь на человеке не было плаща, как не было и оружия в перевязи, а каменный жернов, на котором стоял табурет, периодически дергался, обращая испытуемого лицом к инквизитору, задающему вопрос. В помещении царила тишина, смрадный воздух не двигался, люди говорили громче, чем требуется, но их голоса все равно звучали как через матрас.



– Как ваше имя? С какой целью вы приехали в Рэтлскар и откуда? – прогундосил председатель коллегии, Верховный инквизитор.

– Меня зовут Dottor della Morte, – безмятежно отвечал человек в серебряной маске. – Полюбоваться красивейшим городом в мире, порисовать и посмотреть на закаты я приехал с… Берегов.

Верховный повернулся к соседу, и тот судорожно заскреб по пергаменту пером. Вступил инквизитор, сидевший сзади пленника:

– Акведук доходит до острова Сухих песков, Доктор, дальше – Пребесконечный океан, а Берега лишь за ним. Как вы перебрались через Океан? И зачем?

Сделав пол-оборота, табурет дернулся в сторону вопрошавшего. Задержанный поправил высокую манжету левого рукава, туго скрепленную чернеными заклепками.

– Верно, дорогой Инквизитор, все верно. – Его слова прозвучали неожиданно грустно. – Были и акведуки, и пески, и всегда остается пребесконечный океан. – Визитер надолго замолчал, не обращая внимания на растущее напряжение. – Как перебрался – не знаю и сам. Как-то… волной времени прибило меня к вашему акведуку, а дальше уж верхом.

Верховный сбросил оцепенение, дернулся и стукнул сухой ладошкой (он-то явно не крошил ею бендар) по столу.

– Да отвечайте же по существу! – Голос его дрожал. Он взглянул на маску приезжего, стушевался, взглянул на соседей в поисках поддержки, но они молчали, уставившись в бумаги. Инквизитор продолжил неуверенно: – Это очень далеко… – Тут он собрал всю свою решительность и сказал так властно, как только мог: – Мы должны вас осмотреть. Снимите маску!

Стул арестованного вдруг перестал обращаться вокруг своей оси. Слушатели подались вперед в напряженном ожидании. Арестованный неторопливо поднялся и направился к Верховному инквизитору.

– Не спешите, ваше преподобие, – сказал он дружелюбно. – Тело человека – храм, и не стоит взламывать его двери, предварительно не постучавшись. Лучше расскажите, что происходит в славном Рэтлскаре, когда Трибунал выявляет у человека признаки змеиной болезни.

Отпрянувшие было инквизиторы принялись переговариваться. Посыпались негромкие возмущенные реплики: «Да как он смеет?», «Кто он такой, чтобы задавать вопросы?», «Посадить его в ящик, да и все». Когда до членов трибунала дошло, что пленный не обращает на них внимания и стоит, терпеливо ожидая ответа, перед председателем коллегии, шум затих.

Тогда Верховный инквизитор заговорил – негромко, подрагивающим голосом:

– Э-э-э… Доктор… Делламорте, Трибунал не допускает диалога, пока обследуемого не признают телесно здравым. Однако вам я отвечу. – Человек в клювастой маске указал на сундуки. – При обнаружении болезни людей запирают вот в эти сундуки.

– О Боже, – сказал Делламорте в неподдельном ужасе и поправился: – То есть «о Жуче»! Что ж, в славном поселении не ценят человеческую жизнь? Или… – продолжил он очень осторожно, словно говоря о чем-то немыслимом, – …быть может, вы не умеете лечить змеиную болезнь? – Его как будто осенило: – Поэтому и маски с травой? Ведь так?

– Доктор, мы… – Верховный беспомощно оглянулся на коллег, внимательно созерцавших трещины стола и потеки на свечах, и решился: – Мы не умеем лечить змеиную болезнь и поэтому ходим в масках. По крайней мере комиссия гарантирует, что зараза не проникнет в город.

Инквизиторы как по команде подняли головы и в унисон пропели низким речитативом:

– No heathen plague will ever mar the olden face of Wrattlescar[114]114
  Жукопротивная чума в наш град не проползет сама (англ.).


[Закрыть]
.

– Что же до человечности… – продолжил инквизитор, – так заболевшие уже и не люди. Хотите посмотреть?

– Обязан, – пробормотал Делламорте, и, предчувствуя недоброе, но послушный исследовательскому долгу, покинул пределы кольцеобразного стола.

Они подошли к сундуку, источавшему тяжелый запах сырого мяса.

– Не знаю, почему я показываю это вам, видит Жук, – выговорил инквизитор.

Верховный отпер сундук. Под обычной его выпуклой крышкой обнаружилась тяжелая решетка, а под ней – зеленоватый человек с закрытыми глазами. Почувствовав вторжение, он поднял веки, обнаружив вместо глазных яблок две змеиные пасти с острыми зубами и раздвоенным языком. Под одеждой его что-то шевелилось и переливалось.

– Ну как? – спросил инквизитор печально и добавил: – Обычно уже на этой стадии мы их сжигаем. Раньше мы держали их дольше, в подземелье… верили, что такое можно вылечить. Однако ж в один прекрасный день там не стало никого. – Глаза инквизитора остекленели, он словно впал в транс. – Я был там. Все «больные» стали сползаться вместе, сплетаться. О Жуки, как они шипели и стрекотали! Я не стал ждать и сжег это все к угрям. А потом мы закрыли подземелье.

Делламорте с бесстрастностью, которой не чувствовал, захлопнул крышку.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации