Текст книги "Всадник"

 Каркадэ

 
Сейчас ночь, и опять
Под ее теплым пледом
Мне пришлось разнимать
И врага, и соседа,
Хотя руки устали,
И ноги не ждут,
Мои пальцы сломались,
А волосы жгут.
 
 
Но внезапно вдали,
На высокой горе
Я увидел прекрасный
Цветок каркадэ.
Если б был я моложе
Иль просто другим,
То цветок этот тотчас же
Стал бы моим.
 
 
А пока – а пока,
Хотя ноша легка,
Я усну у костра,
Я дождусь до утра.
 
 
Вот теперь, поутру,
Когда кости срослись,
Каркадэ я сорву
И стремглав ринусь вниз.
 
 
Каркадэ будет мой!
Каркадэ станет мной!
Станет мной каркадэ!..
 
 
Арригато, сурамадэ.
 

 Вперед

 
Фрегаты раздули свои паруса,
И так как уж полдень, то все чудеса
Отложены вдоль по времённой оси,
 
 
Коль хочешь ответить, сначала спроси.
На острове диком колючки в песке
Пожалуй, заполнят все небо в тоске,
И хоть будет мало, беги, не беги,
Всё в море холодном потонут шаги.
 
 
Сколочены звонко металл и доска,
Вода для фарватера стала узка,
От соли замерзли в гортани слова,
Дописана ветром вторая глава.
 
 
Свивайте сосновые мачты в клубок,
Смешайте штурвалы в единый комок,
Я здесь и Матфей, и, наверно, Лука,
Станцуй со стихией на водах, рука.
 

 Enemies

 
She’s still unchanged – her every dress
Is just a thiefly change of hue,
A whim of fashion… an excess
Mistaken often for a cue —
 
 
As any creature quick of mind
And sharp of wicked, lustful sense —
She likes to trace, delights to find
Offenders, and to fell offence.
 
 
Indeed, her craft is to arouse
A rightful wrath in former friends,
To welcome them as ready spouse
And savour their disgraceful ends —
 
 
None other boasts a track of crime
More ghastly than The Lady Time.
 

 Магистр

 
Жизнь для нас как-то слишком легка,
Вещи в руках горят. Слишком быстро
Застилают далекие сонные облака
Чистый лоб нестареющего магистра.
 
 
По итогам всех встреч заключения нет.
Кто-то оттачивает слог, кто-то уши;
Где-то экономка приглушит свет.
Все-таки магистр связывает души
 
 
Единой логикой мерцающей реки.
Там на город опускается ярость.
Выходят, в шеренги строятся старики,
Хрупкими руками толкают старость.
 
 
Вещи продолжают восходить по спирали.
Магистр утомлен. Но это единственный путь.
В этом воздухе многие так же устали.
Он один не хочет уснуть.
 

Живаго-2020

Вослед ученому соседу я, близорукий и худой, хочу печальную беседу повесть, поникнув головой. (Воспитан во сибирских рудах, я ижиц с ятями не знал; лишь в Интернета смрадных грудах я правду жизни отыскал.) Фонендоскоп осиротелый, ищи дыхание страны! Но всюду бездыханно тело, и нет признания вины: ведь говорят, везде разруха, неурожай, падеж скота; идет стремглавая непруха, и в целом жизнь, увы, не та. И в довершение напасти авторитарные ветра в угоду странной нефтевласти зачем-то дуют на Петра! Да неужели в страстном раже создать послушный палимпсест теперь должны холопы даже под попугаем сжечь насест? Сидит раскрашенная птица, молчит и смотрит на закат – она не требует напиться и не алкает ваш откат. Кому, в каком разгуле бреда такой приснился страшный сон – пускай, мол, Петр грозит соседу там, где им город заложен? Уже лужковские надбавки не горячат их праздный ум, они работают на ставке у высших и серьезных дум: как разрешить парады геям, депозитарий отменить… О, что за чудны эмпиреи; о, неожиданная прыть! Что, разве больше нету пробок? Вопрос с парковками закрыт? В плену стыдливых тихих скобок Генплан скончался и зарыт? Пока щека Москвы румяной от этих стыдных слез мокра, как можно дланью окаянной трепать грузинского Петра? Пускай он пахнет шоколадом, пусть машет страшною рукой: эпоха взорвана снарядом, и ей уже не быть такой.

 Письмо в будущее

 
Отойдешь от наркоза с остывшей кожей,
протолкнешь через губы сухое слово.
С удивлением думаешь: где ты, Боже? —
пустота да молчанье… И всё не ново.
 
 
Подойдешь к подоконнику, дернешь штору,
солнце впустишь. Гляди-ка: на дальнем склоне
кто-то медленно движется как бы в гору
и влечет за собою усталых пони.
 
 
Вдруг почувствуешь ярость: какого черта?
Ты лежишь, остывая, а там свободу
пожирают, как дети остатки торта.
Хотя сумерки ближе, и факт захода
 
 
не укрыть и не спрятать. И звезды тоже
опускают конечности, отдыхая.
Светом книзу, однако, прожить негоже, —
и, как лампе запуганной, задирая
себе голову, в брюки встаешь. В рубашку
вденешь запонки… галстук не как попало…
Вот он, Боже, – явился, дает отмашку.
Видно, время пришло начинать сначала.
 

 Ketzerei

 
Я по карнизу ползу за Кришной.
Великий Кришна крадется неслышно.
В панельном доме крадется мышью
Великий и синий божественный Кришна.
 
 
В руке у меня – плеть и камень,
В другой руке – сеть и пламя,
В третьей руке – меч с шипами,
В четвертой руке – щит,
Кришна громко шипит.
 
 
Срываются ноги вниз —
Короткий опасный карниз.
А внизу дымится лентой,
Блеклой северной лентой,
Дымчатой, вялой лентой,
Улица-река.
Не кончилась пока.
 
 
Синие быстрые ноги
Уносят, как по дороге,
Кришну дальше вдаль.
Себя мне немного жаль.
И первая сила в ход идет,
Она для меня – сладка как мед,
Я в камень вложил
 
 
Весь свой комплекс сил,
Но Кришну он не убил.
Великий бог, лжепророк босой,
Лотосоголовый мастер,
Легко, как пушинку,
Легко, как соринку,
Зажал мой камень в пасти.
Такое в его власти.
 
 
О, как сверкают глаза твои, Кришна…
Но я пока не слаб,
Я пока не ослаб.
Я пока силен.
Посмотрим, силен ли он.
Я дальше продвинусь, за пальцем палец,
За ногой нога,
Я продвинусь слегка.
И сети я кину в Кришну.
 
 
Но ветер подует – они заодно,
И сети мои упадут все равно
В пустую бездонность улицы.
Я просто курица.
Что ж… тогда я мечом постараюсь отсечь,
Срубить попытаюсь с его синих плеч
Колодец, что Кришна зовет головой,
Колодец, о Боже, он черный такой,
Без края и без конца…
И сам он без лица!
А вместо него там тысячи звезд,
И тысячи птиц,
И тысячи гнезд,
И тысяча яшмовых древ.
Да, Кришна могуч, словно лев.
 
 
Великий и синий божественный Кришна
В огромном кольце огня
С карниза мягко, легко и неслышно
Дыханьем столкнет меня.
И тогда, позвонками встречая больно
Дорогу, что я не мостил,
Пойму, что, хотя и странной любовью,
Кришна меня любил.
 

 Shootinge

 
На улице темно. Стреляют, вы слышите,
Молчите, прошу вас, я слушаю, как вы дышите,
Наступает утро, стёкла разукрашивает,
Время не любит нас, ни о чём не спрашивает,
 
 
Когда-то, я помню, тени иначе двигали,
Огни перелетали, со стен и крыш прыгали,
Все переулки вели всегда на проспекты,
Уверенные в осуществлении, предлагали проекты,
 
 
На реках шелестели плывущие лодки,
Ночью шум вёсел, все ваши разные походки,
Одежда и книги, музыка и слова,
Я знаю, конечно, она была не права,
 
 
Я знаю, конечно, всю правду, все решения,
Я разрешу любое ваше затруднение, все сомнения,
Я отлично понимаю механизмы бытия и творения,
Гибели и жизни, болезней, их лечения,
 
 
Я складываю руки на груди, жду, но вы не пишете.
На улице темно, там стреляют. Вы слышите?
 

 Пора

 
Вроде, впору проснуться,
Вроде впору вмешаться,
А выходит запнуться,
На круги возвращаться.
 
 
Вроде впору на гору,
Чтобы раз – и вершина,
А выходит – не впору:
Не гора, а кручина.
 
 
Вроде пахнет сиренью,
и зеленая дымка.
Обернется мигренью
Не улыбка – ужимка.
 
 
Надо делать зарядку
И не пить кофе ночью,
Обихаживать грядки
И удабривать почву.
Перестать давать маху,
Перестать давать на` чай
Научиться слать на…
И начать давать сдачи.
 

Что нас ждет дальше

На площади собралась толпа. Чародей намеревался показывать фокусы, и всем было интересно посмотреть, как он обращается с законами физического мира.

Вскоре протолкаться через площадь смог бы разве что агрессивно настроенный гоплит – да и тот, пожалуй, вскоре обнаружил бы, что лишился доброй части брони, не говоря о мече: цветные металлы пользуются популярностью деклассированного элемента не только в России.

Толпа зашумела. Человек, вышедший в центр площади (людской фарш не составлял для него помех), обвел собравшихся тяжелым взглядом. В глазах его, присмотревшись, горели далекие костры вежливого безумия.

– Симон, Симон, – зашептала толпа. Симон Маг простер руку. Люди затихли.

– Наблюдай, безгласный люд, явление истинной магии! – вскричал волшебник. – Ибо что есть настоящее знание, как не способность подчинять мир, изменять его по прихоти?

– Как все просто, оказывается, – пробормотал человек в толпе. Он возвышался над окружающими на добрую половину груди, нес на лице высокомерную печать отстраненности и одет был так, будто попал сюда случайно, забыв дорогу к своему дворцу.

Тем временем Симон, поговорив еще немного о таинстве знания и уперев подбородок в сжатый обеими руками посох, прикрыл глаза и начал медленно подниматься над землей. Толпа вдохнула. Гигантский человек поднял бровь.

– Впечатляет, – сказал он. В голосе его послышалось нечто вроде уважения.

От переднего ряда отделился мужичок и подбежал к зависшему колдуну.

– EGO SVM PETRVS, – проговорил он, – ET EGO TE…[154]154
  Я Петр, и я тебя… (лат.)


[Закрыть] – Симон, однако, находился в трансе (тело его улеглось в воздухе, достигнув высоты трехэтажного дома) и не слышал обращения. Гигант с интересом наблюдал, и на его голом черепе блестело солнце. Петр молитвенно сложил руки, призывая ангелов обрушить гнев на голову нечестивца, представлявшего себя орудием Господа. Толпа была увлечена: Симон Маг и так-то не просил денег, а тут зрители получали бесплатную битву волшебников!

Битвы не случилось: некоторое время полежав на воздухе, Симон обрушился вниз, словно в его падении была заинтересована не бесстрастная сила притяжения, но и дополнительно неприветливые силы. Петр огляделся. Народ безмолвствовал.

Высокий человек задумался. Петр, вместо того, чтобы, воспользовавшись победой, продолжить агитацию, ссутулился и побрел прочь; люди расступались перед ним. Гигант растолкал зевак и подошел к Симону. От трупа исходил слабый запах ванили. Исследователь, поморщившись, отщипнул кусочек от руки бывшего мага. Плоть подалась очень легко: был он весь высохший и какой-то пыльный.

– Этот человек умер пару недель назад, – пробормотал гологоловый незнакомец. – Ах, это совсем, совсем нехорошо. Что он такое сделал, что волны дошли аж досюда?

Он посмотрел вокруг – но не на людей, а куда-то сквозь пространство – не исключено, что в наше время, а может и дальше. И грянул гром, и в пустыне пошел дождь, и толпа разошлась.

Благодарности

Авторы от души благодарят за помощь и терпение людей, усилиями которых вся трилогия «Четвертый берег» смогла увидеть свет в течение одного года. Это наш драгоценный друг Сергей Чередов и все агентство Nova Littera, первая любовь – редактор Вячеслав Бакулин, а также прекрасные Евгения Ларина и Яна Плигина из редакции «Времена» издательства АСТ. Преинтереснейшие вещи на самых разных книжных, выставочных, парковых (и не только) площадках нам помог совершить удивительный Александр Горчаков – человек, превращающий невразумительное понятие «пиар» в радость, которую авторы и читатели способны подарить друг другу при личных встречах. Мы от души благодарим всю нашу певческо-итальянскую и киношную команду: Петра Налича за песню и участие в презентациях, Наталью Возианову-Иванову и Дмитрия Иванова за лучший в мире буктрейлер, гостеприимство, тонкий вкус и терпение, Джанлуиджи Майорино за итальянский язык, итальянскую душу и все их щедрые производные, Наталью Ефремову за то, что привела нас за руку к счастью.

Низкий поклон нашим верным иллюстраторам – тонкой и изысканной Татьяне Мальцевой и будоражащей душу Светлане Стретович. Огромная благодарность за сайт трилогии и восхитительную анимацию Марианне Суздалевой (http://book4bereg.narod.ru), за помощь при составлении комментариев Надежде Холодовой, за идеи и обсуждения всем перечисленным в предыдущих томах друзьям из LJ-сообщества co3ugam6 и с прочих интернетных просторов.

Авторы благодарят Марию Федотову за пристрастную внутреннюю редактуру и участие в обширной деятельности, окружавшей подготовку книги к изданию и дальнейшим рекламным мероприятиям.

Наша глубокая признательность Виктору Дубровскому за чтение, советы и фамилию «Один», семейству Богачевых за прототип Митиной квартиры на Новом Арбате, семейству Микеладзе за происхождение юной пианистки Полины и за общую поддержку.

Спасибо людям, которым посвящены эти книги, – их больше, чем может показаться на первый взгляд. Мы благодарны читателям, которые прочли первые два тома и ждут третий, и даже уже не станем перечислять их имена. Особенно глубокий поклон Мервину Пику за «Горменгаст», Нилу Гейману, Терри Пратчетту и Сюзанне Кларк за оправдание фантазии, Клайву Баркеру за Джерарда Рюкенау, Михаилу Афанасьевичу Булгакову за метлу, Tacente за naviget, художнику Джорджоне ди Кастельфранко за лицо, Джону Фаулзу за слепой соленый океан и десяткам знакомых нам людей, героически не знавших того, что мы пишем роман. Да славятся: география Северной Осетии (за топонимы, давшие имена многим вещам в Рэтлскаре), ФГБУН Институт востоковедения РАН (за историю Китая), журналы «Вокруг света» и National Geographic (за полевые исследования), клуб «Zona» (за Jizнь), компания ВР (за Брайана Додсона), Марк Цукерберг (за https://www.facebook.com/Shore4), Александр Мамут (за http://4th-shore.livejournal.com) и город Москва (за дома, людей, офисы, редакции, кафе, улицы и площади).

И конечно же, оставайтесь, пожалуйста, с нами, доктор Делламорте.