Текст книги "Одиссей Фокс. Космический странник"

Одиссей пришёл в себя на ребристом полу, скрюченный, весь мокрый от пота, одна ладонь ледяная, вторая сухая и горячая. Он застонал и попытался подняться, с четвёртого раза у него получилось. Руки мелко дрожали, ноги не слушались, но Фокс пришёл в себя и смог сесть, привалившись спиной к ребристой стене. Всё это время он не чувствовал ладоней и не мог заставить себя на них посмотреть. Воображение рисовало две огромных уродливых дыры, хотя на самом деле там не было никаких дыр, концы веретена слишком тонкие, чтобы разворотить человеку руки. Истязатель создавали не для этого.

Наконец Одиссей отдышался и посмотрел: левая рука холодна и чиста, маленький прокол побелел, крови не видно. Посередине правой ладони темнела большая густая капля, странно блестящая в полутьме.

Фокс прикоснулся ладонью к панели управления, и тёмная капля осталась там. Человек поднялся на ноги, вернул истязатель в потайной карман и зарастил его. Надел только что напечатанный свитер, абсолютно такой же, как старый – только новёхонький и самый обыкновенный, не имеющий никакой ценности. Погладил спящее чёрное яйцо и тихо сказал:

– Прощай, Чернушка. Будь добра к тому, кто придёт на моё место.

Он был уверен, что уже не вернётся.

* * *

– Это дань традиции! – словно оправдываясь, воскликнула принцесса. – Не удивляйтесь!

Фокс, слепой на один глаз, приподнял бровь второго. Прямо перед ними завис сверхтехнологичный корабль олимпиаров, вершина бесконтурной технологии, способный за мгновения преодолеть любые расстояния и выйти на сигнал маяка… Это была бронзовая колесница. Только без колёс. К счастью, без коней. А также без дюз, двигателей, отсеков и обшивки, в общем, вообще ничем не напоминающая космический корабль.

Колесница висела в воздухе и притягивала взгляд: аскетичная простота и стремительность линий сходились с роскошью материалов и аурой античной мощи. По внешней стороне шёл панорамный барельеф, детальное изображение масштабной битвы: Фокс присмотрелся и увидел, что это сражение технобогов и титанов, которое отгремело пять столетий назад, при Великом Разделе галактики. В центре барельефа владыка олимпиаров один на один сражался со своим врагом; Одиссей разглядывал эту сцену, ощущая удивительную пустоту в груди.

– Что? – спросила Ана.

– Жизнь странная штука, – с трудом улыбнулся детектив. – Мог ли я подумать, что однажды взойду на корабль вместе с правнучкой великого Урана?

Насчёт «корабля» он сильно преувеличил, так, сверхпространственная тачка на двоих.

– Почему вы убрали свой глаз? – переборов тактичность, спросила принцесса.

– Он уже помог выбрать путь.

Внутри колесницы не оказалось ничего, даже сиденья, лишь полированная пустота и шершавая перекладина, за которую можно держаться. Ана привычно встала посередине, но спохватилась и подвинулась, виновато хмыкнув. Фокс устроился с ней рядом, они стояли так близко, что ощущали дыхание и тепло друг друга. Волосы Аны стали смущённо-розового, но и радостно-рыжего цвета; а когда их руки синхронно взялись за перекладину и прикоснулись, розовых прядей стало больше.

Одиссей вдруг подумал, как же это удобно: видеть, что у Аны на душе. Кто-то скажет, что люди и так понимают друг друга. В принципе, да. Но если честно, только и делают, что совсем ничего не понимают или всё понимают неправильно! Чужая душа потемки, мы часто упускаем важное или обижаем друг друга, не замечая того. Мы расходимся по жизни, раненые и презирающие друг друга, когда могли бы стать друзьями. Мы бы удивились, узнав, сколько бед и конфликтов можно разрешить в мгновение ока, если их участники просто поймут друг друга правильно.

А с эмо-волосами это казалось настолько легко – понять правильно и убедиться, что Ана тоже поняла. Сразу заметны малейшие сомнения или обиды; ты всегда увидишь, как отзовётся твоё слово. И это работало в обе стороны: эмо-волосы научили Ану быть искренней, не бояться своих чувств и не пытаться их спрятать. Принцесса улыбнулась Одиссею, и он увидел, что ей радостно лететь вместе с ним.

– На Рассвет! – приказала она.

Их окружило мягкое защитное поле. Бесконтурный корабль остался на месте, но стены баржи дрогнули и внезапно расслоились на сотни мерцающих изломов. Пространство вокруг рассыпалось на мириады неровных подрагивающих нитей, из которых состоит вся материя, но которые не видны глазам живых существ, застывших в пространстве и времени.

Колесница ушла в квантовый мир, где все константы превращались в возможности. Тут же зрение Фокса перестало работать, исчезли дыхание, осязание и слух, человеческое сознание отключилось, не находя привычных ориентиров. Колесница выпала из потока пространства и времени, и вернулась в него уже в другой точке: в звёздной системе, где был один из работающих маяков.

Одиссей пришёл в себя, пробуждаясь от секундной потери сознания. В глазах потемнело, дыхание перехватило, внутри всё дёрнулось вниз, как при падении, – но уже вернулось к норме. Он пошатнулся и, наверное, упал бы, но защитное поле бережно держало несовершенное человеческое существо. Фокс восстановил дыхание и заметил, что Ана смотрит на него внимательно и чутко, даже ласково, готовая прийти на помощь гостю, непривычному к бесконтурным переходам. Волосы девушки вспыхнули розовым, когда она поняла, что Одиссей уже очнулся и заметил её взгляд.

– Мы на Рассвете! – поспешно воскликнула Ана, отворачиваясь, и вскинула руку в приглашающем жесте.

Фокс посмотрел, куда она указывала, и на секунду потерял дар речи.

Перед ними расстилалось небо – и если на большинстве планет «небо» означало прозрачный простор, то на Рассвете оно оказалось многогранным, как стеклянный купол, и c десятками водопадов. По небесным ступеням переливались реки газов и облаков разных оттенков, одни казались плотными и кудрявыми, другие стелились полупрозрачной дымкой, третьи бурлили и вихрились, как грозовые фронты.

Грани неба были похожи на гигантские пласты прозрачного стекла и где-то золотились в солнечных лучах, где-то алели. Лишь далеко позади колесницы, у горизонта, темнела подступающая ночная тьма. Закатное солнце пронизало небо лучами, и они преломлялись, отражаясь в небесных пластах, поэтому всё казалось раздвоенным или растроенным.

– Ух ты! – вырвалось у Фокса, он никогда прежде не видел настолько красочного неба.

– Это атмосферные преломления, – Ана смотрела на раскинувшееся вокруг богатство с нежностью, будто планета была её детищем. – На Рассвете настоящее царство газов, они разные по плотности, поэтому вся атмосфера состоит из слоёв. Но кое-где слои нарушаются из-за перепадов давления, и облака из верхних ярусов перетекают в нижние, а лёгкие газы из нижних стремятся в верхние.

И дополняют вечный круговорот. Одиссей глянул вниз: в паре километров под ними зеленели извилистые холмы и кудрявились пышные леса, кроны деревьев этой планеты отливали светлой синевой.

– А вот и белый город! – Ана указывала вперёд.

Сразу несколько сверкающих атмосферных граней сходились в одно место, и на их схождении собрался огромный массив облаков, таких кучных и плотных, что они казались тяжёлыми и материальными. Словно вязкий остров в углу неба. Многочисленные горы и башни, каскадные уровни облаков – скопление и правда напоминало белый город, особенно издалека.

– Что там за диск? – спросил Фокс, выхватив единственный рукотворный объект, который практически терялся посреди уникального неба.

– Вы заметили! Это управляющая платформа, мы туда и летим.

Колесница скользила по величавой дуге, приближаясь к платформе высотой в три этажа. Сверху прозрачный купол, сбоку смотровая площадка, выдаётся далеко вверх на тонкой «ножке». Вот уж откуда потрясающие виды. Массивный диск висел в облаках без опоры, видимо, на гравитонных генераторах.

– Нас уже ждут, – сказала Ана, кивая в сторону входной площади.

Колесница была ещё далеко, и существа разных рас, столпившиеся на платформе, казались россыпью тёмных крупинок. В голосе принцессы слышалось напряжение – ведь один из встречающих и хочет её убить.

– Ана, – он внезапно взял её за плечо, и принцесса вздрогнула, уставившись на Фокса расширенными глазами. Она не привыкла к самой возможности прикосновения со стороны. Но её защитные системы молчали, а значит, в движении Фокса не было угрозы.

– Кто-нибудь знает обо мне? – он быстро убрал руку.

– Только моя система безопасности. Отдельным личностям я не докладывала.

Ну разумеется, принцесса не горела желанием рассказывать близким о своём желании отыскать во вселенной человека, который верит в Знаки.

– Значит, никто из тех, кто сейчас на Рассвете, не подозревает о моём присутствии?

– Никто, – эхом повторила она.

– Прекрасно. Скрой меня. Ты ведь можешь?

Ана медленно подняла руку и коснулась его щеки.

– Оказать покровительство, – приказала она.

В то же мгновение Фокса охватило прозрачное хамелеон-поле, и когда оно сомкнулось на лице, всё вокруг сделалось немного блёклым. Заметить Одиссея снаружи стало почти невозможно.

– Ты меня видишь и слышишь?

– Конечно, это же часть моей защитной системы.

– Но для остальных я полностью скрыт?

Хорошее хамелеон-поле блокировало звуки и вибрацию, запах и тепло, любые биологические следы, в общем, всё, что исходит от носителя.

– Ну да, – рассмеялась принцесса. – Наши стелс-технологии используют спецслужбы и правители многих миров. Те, кто могут себе позволить… А для чего вы спрятались? Так будет легче что-нибудь заметить?

– Когда люди не знают, что за ними наблюдают, они творят неожиданные вещи, – кивнул Одиссей. – Так что запомни, ты прилетела на эту планету совершенно одна.

Он прижался к борту колесницы, и Ана замерла посередине, будто символ одиночества. Её волосы развевались на ветру волнами тускло-серого шёлка.

– Одна, но с тузом в рукаве, – наконец ответила девушка.

На платформе столпилась целая делегация. Существа разных миров выстроились полукругом, ожидая принцессу, и сверху собрание разноцветных планетян было похоже на коллекцию причудливых игрушечных фигурок. У Одиссея возникло зловещее предчувствие: что прямо сейчас из облаков высунется гигантская капризная рука, которая примется хватать фигурки и играючи швырять в разные стороны… Но мир пока не сошёл с ума, и ничего не произошло.

Колесница плавно опустилась на платформу, и по рядам присутствующих прошла почти синхронная волна: такие разные, они одинаково уважительно склонялись перед наследницей олимпиаров. Одни приседали в вычурных позах, другие преклонялись эстетично и грациозно, кто-то даже раболепно упал ниц. Существо, похожее на птицу, завилось в спираль, перехлестнув длинные крылья вокруг тела. А создание, похожее на невзрачного серого жука, с хрустом вывернуло себя наизнанку, выпятилось наружу пёстрой и нарядной стороной, да так и замерло. Даже маленький лиловый хистероид был сдержанный и гладкий, не растрёпанный, он сжал лапки и взирал на принцессу с восхищением.

Это моментальное всеобщее преклонение оказалось красивым и торжественным: все взгляды устремились на Ану, она стала центром мира. И Фокс невольно увидел Ану в новом ракурсе, в ореоле восхищения и славы, которым окутали её другие.

– Ваше сиятельное высочество! Добро пожаловать! – прогнусавил очень интересный планетянин, выдвигаясь вперёд.

Его голос звучал мягко, как из плюшевого погреба, а тело было в точности как огромная мясистая рука. Согнутая в «локте» и одетая в роскошную синюю мантию, она шествовала, перебирая ножками, хм, нет, ручками. Сотни толстеньких отростков покрывали существо плотным шевелящимся ковром, так что оно могло извернуться в любую сторону, перебирая ручонками. Планетянин походил на руку-гусеницу, всю в маленьких ручках, отвратный по человеческим меркам, но весьма представительно одетый. Его голова была в точности как пухлая человеческая ладонь с четырьмя широко расставленными пальцами, только на конце каждого пальца выпучился коричневый глаз. В общем, ползучий рукоглаз.

Одиссей только и делал, что путешествовал по разным планетам и встречал сотни разумных рас, но в огромной галактике их были тысячи, а может и десятки тысяч, так что многие из собравшихся на Рассвете были ему незнакомы. Он даже пожалел об отсутствии нейра в голове: было бы очень удобно прошерстить данные по каждому из существ. Вот что это за создание – мятая бумажная фигура, похожая на оригами, которая складывает и раскладывает себя, будто хочет что-то сказать? А вот эта большая овальная голова, возлежащая в левикресле, почему она уставилась на Ану девятью неморгающими глазами, словно хочет просверлить девушку взглядом?

– Позвольте подать вам отросток помощи! – возгласил гнусавый ползун.

– Спасибо, Шакрюк, – улыбнулась принцесса, и разрешила защитному контуру пропустить гусеня внутрь. Она сошла с колесницы, опираясь на протянутые пухли, которые ловко сменяли друг друга, подставляясь под её руку и как бы перетекая с Аной сверху вниз.

– Прошу проследовать в зал совета, ваше высочество, – сладко прогнусавил Шакрюк.

Преклонённые планетяне повставали, разогнулись и зашептались, превращаясь в неформальную приветливую толпу; процессия двинулась внутрь станции, а Одиссей стоял сбоку, глядя на проходящих. Подмечать важные детали одним глазом было очень неудобно, как бы сейчас пригодился хотя бы простейший зрительный имплант!

Процессия удалялась, и внутри Одиссея нарастало желание бежать вслед за ней. Ему очень не хотелось выпускать Ану из поля зрения, оставлять посреди толпы чужаков. Хотя, что обычные смертные могут сделать наследнице олимпиаров? Защитное поле высшей категории облегало её, чётким световым кругом с узорной окантовкой очертив границу, которую окружающим было нельзя пересекать. Так что вокруг Аны всегда оставался пустой круг почтения.

В общем, желание держаться рядом с принцессой и изображать телохранителя было по-человечески понятным, но глупым. Задача сыщика в другом: не упустить важную информацию. Поэтому Фокс не двинулся с места и стоял в стороне от колесницы, невидимый и внимательный. Он был уверен, что самое интересное сейчас случится не в зале совета, – а на опустевшей площадке под небом, полным обманчивых преломлений.

Существо-оригами задержалось у колесницы, увлечённо разглядывая барельеф с эпохальной битвой. На белом теле мелькали и таяли чернильные росчерки – кажется, мысли существа отражались на его поверхности. Фоксу, к сожалению, было затруднительно читать стремительно гаснущие узоры на абсолютно неизвестном языке.

Когда толпа втекла в здание, оригами остался один на пустой площадке. В наступившей тишине он быстро зашелестел обратно к колеснице, подобрался вплотную и замер на миг. Центральная часть раскрылась наподобие книги и одновременно цветка, и в сердце существа-оригами оказался чёткий рублёный узор. Эти символы отличались от предыдущих: они не возникали и исчезали, как мимолётные мысли, а были готовым блоком текста, написанным заранее. Фокс тут же узнал язык универсального технокода. Существо коснулось колесницы, и чернильный поток символов перетёк в кораблик Аны. Сделав импринт, оригами торопливо захлопнулся, скорее пряча нутро, и засеменил ко входу в здание Совета.

Одиссей несколько секунд стоял, внимательно разглядывая колесницу, но великолепная система безопасности олимпиаров молчала, не замечая, что её взломали. Лицо детектива скривила понимающая усмешка с долей горечи. Но никто её не увидел.

* * *

– Уникальный этноид! – патетично воскликнул Шакрюк, жадно припавший к большой белоснежной капсуле. Там пряталось существо, ради которого жители стольких планет слетелись на Совет. – Сын такой незначительной расы, но носитель такого великого дара… Теллари!

Капсула раскрылась, и молекулярный контроллер шагнул из сумрака на свет. Это был человек. Молодой, атлетичный, он оказался неожиданно красив, но не слащавой, а почти трагической красотой. Сдержанный и мужественный, но черные от природы волосы уже поразила седина. Гордая осанка и разворот плеч, он ещё в силах бороться, но руки поддерживают одна другую, выдают, насколько целитель истощён изнутри. Это несмотря на биоподдержку – у него капсула высшего уровня, и она не справляется. Вокруг глубоко посаженных глаз человека сгустились мрачные, уже неисцелимые тени: он видел много страдания и пережил его сам. Взгляд теллари был полон доброты до последнего вздоха, но отравлен постоянной болью. Одиссей знал, почему. Грязь брала со своих носителей высокую плату, особенно с тех единиц, что могли создавать аспару. За квинтэссенцию чистоты приходилось платить каплями собственной жизни, и этот человек сделал свой выбор: он платил собой за грехи других.

Восхищённые взгляды сошлись на целителе, и один из них принадлежал принцессе. Ана не ожидала, что теллари окажется человеком, тем более с такой берущей за душу внешностью. И теперь она смотрела на него, как заворожённая, забыв выдохнуть.

– Назовите своё имя! – торжественно потребовал Шакрюк, шоумен до последнего отростка.

– Стивен, – блёкло проронил мужчина. Ему потребовалась секунда, чтобы вспомнить, потому что имя для него было уже не важно. Да и сама личность ничтожна по сравнению с тем даром, что прятался внутри.

– Стивен! – смакующе повторил Шакрюк. – Наш спаситель и герой. Преклони колено перед той, кто дала тебе убежище и спасла тебя от гнева толпы.

Теллари смиренно двинулся вниз, но Ана вскочила с места.

– Нет! Ты не должен преклоняться!

Стивен поднял на принцессу удивлённый взгляд. Мгновение они смотрели друг на друга, как люди смотрятся в зеркало, надеясь понять что-то важное о самом себе. Юная идеалистичная девушка смотрела на гибнущего святого, восхищённая его самопожертвованием. А он, живущий в мире больных и умирающих, впервые за долгое время увидел что-то живое и светлое, лишённое боли, и впервые за много месяцев внезапно улыбнулся. У Одиссея сжалось сердце от того, как Ана смотрела на теллари.

– Спасибо, – просто сказал Стивен и поклонился принцессе искренне, не формально.

– Спасибо вам за то, что вы делаете, – прерывисто ответила Ана. Она взяла себя в руки и села с подчёркнутой прямотой, но рука едва заметно комкала кончик платья, а глаза смотрели вбок. Да уж, синтетик бы куда лучше справился с поддержанием божественного лица.

– На повестке заседания два вопроса, – провозгласил Шакрюк. – Живая аудиция теллари, демонстрация его способностей управлять теллагерсой, также известной как грязь. И голосование совета.

Толпа целителей возбуждённо шушукалась, все с нетерпением ждали демонстрации. Маленький лиловый хистероид уставился на теллари, явно заранее испуганный.

– Почитаемый Мираби, вы долго ждали этой возможности. Шагните навстречу своему исцелению!

Из толпы выплыло внушительное левикресло, в котором возлежала та громадная голова, которая немногим раньше не могла отвести взгляд от Аны. Вытянутая, как дыня, сморщенная от старости и покрытая редкими зелеными волосинками, которые торчали, как антенны. На широчайшем лбу рассыпалось аж девять глаз разного размера и формы, разных оттенков зеленого. Все они, от светло-салатного до тёмно-елового, были подёрнуты белесой пеленой старости. То, что у существа не было ни рук, ни ног, ни туловища, явно выдавало расу, способную взаимодействовать с окружающим миром не физически. В такой большой голове уж точно обитал могучий мозг.

– Мастер ментальной реконструкции, – прогнусавил Шакрюк. – Он чинит воспоминания и возвращает прошлое тем, кто его потерял. За годы практики мастер Мираби помог многим тысячам несчастных, но старость неумолима и берёт своё. Однако наш теллари способен переродить мастера, даровать ему вторую молодость и продлить жизнь на десятки лет! Посчитайте, скольким пациентам мастер сумеет помочь? Да начнётся круговорот добра.

Стивен шагнул вперёд, тихий и безучастный, как серая тень, поднял руку, чтобы коснуться сморщенного лба. Но двери в зал совета распахнулись.

– Прошение! Прошение совету! – выкрикнул отчаянный женский голос.

Все обернулись и увидели, как женщина в технокостюме с крупным ранцем на спине пробивается сквозь мягкие щупальца робоохраны. Универсальные робохранители пытались связать её и не пустить, но на груди внезапной пришелицы висело какое-то нейтрализующее устройство, оно отбрасывало щупальца роботов мощными импульсными разрядами, не позволяя дотянуться и остановить её. На ногах и плечах женщины были отражающие панели, сбивавшие роботов с толку, а её подошвы «подкованы» слоями антиграва, так что она ловко прыгала по воздуху, словно по ступенькам, стремительно приближаясь к центру зала.

– Ой-ой-ой! – завопил маленький лиловый хистероид. – Что она делает?

– Что за бесчинство? – воскликнул Шакрюк. – Как вы смеете!

– Я смею умолять, – выкрикнула женщина, падая на колени перед Аной. – Позвольте моему сыну жить!

Одним движением она стянула ранец со спины и выдвинула вперёд. За миг до того, как он распахнулся, система безопасности Аны накрыла женщину силовыми коконом тревожного красного цвета и резко оттолкнула назад. По кокону прошлись спусковые импульсы: если бы в ранце оказалось оружие или взрывное устройство, оно бы сдетонировало с женщиной внутри. Но там и правда был ребёнок: бледный шестилетний мальчик с отвратительными пятнами зернистой лихорадки по всему телу. Мелькнули быстрые сканы, не выявили угрозы, и блокирующий кокон исчез. Лицо матери кривилось в отчаянии, она смотрела на Ану в последней надежде.

– Пожалуйста, – прошептала она, – позвольте ему жить…

Было ясно, что это жительница развитого техномира, и она обладает немалыми средствами. Всеми правдами и неправдами женщина смогла не просто попасть на закрытую для посещений планету, но и прорваться сквозь средства охраны в зал совета. Всё ради встречи с теллари и принцессой. Галактика знает, какие деньги и связи несчастная мать потратила на этот отчаянный жест, видимо, её ситуация была совершенно безнадёжной.

– Нижайше просим прощения вашего высочества за это безобразие, – мягко заелозил Шакрюк. – Сейчас мы выдворим эту…

– Нет. Очень правильно, что она пришла.

– Но протокол заседания… – гусень изумлённо всплеснул сразу сотней лапок. – Торжество порядка…

– Кроме того, – ровно продолжила принцесса, – я дала указание управляющему ИИ Рассвета. Выбрать и допустить на совет ещё одного просителя, достойного нашей помощи. Не знаю, кто был выбран, но прошу выйти вперёд.

Из толпы медленно выдвинулась целительница неизвестной Одиссею расы: тонкое тело с прямой осанкой и роскошные многослойные крыльями, как у бабочки, которые облекали её подобно платью от плеч до пола. Голова с фасеточными глазами горделиво посажена на тонкой сегментной шее, её венчали полупрозрачные гребни с цветным отливом, похожие на обломанные крылья стрекоз.

– Достойная Афина, дочь Зевса, – поклонилась и прошелестела роскошная бабочка. – Управляющий выбрал просителей из моего родного мира, поэтому я преподношу их вам. Это гибнущая от вырождения ветвь хаммурского роя.

Бабочка бережно вынула из-под бархатного крыла маленький коричневый кокон тончайшего плетения. Он просвечивал, и все увидели множество крошечных малышей, спящих внутри в янтарном соке.

– Эта колония с поражённым генетическим кодом, – печально сказала бабочка, – он так сложен и нестабилен, что генетическое исправление приведёт к непредсказуемой каскадной реакции. Если же не вмешаться, колония дегенерирует уже через несколько витков. А так как другой королевы улья в этой ветви нет, древняя генетическая линия прервётся и будет утрачена.

Целители разных планет вздыхали и кивали с пониманием. Трое умирающих ждали: мальчик в капсуле, уставшая голова на троне и бессловесный кокон с будущим роем.

– Три кандидата на спасение, – Ана повернулась к Стивену. – Теллари не может оказать помощь всем. Кого из них ты можешь спасти? А если любого, то кого ты выберешь?

– От имени дружного сообщества целителей, – изо всех сил улыбаясь, прогнусавил Шакрюк, – как глава совета, я смею настаивать на исполнении сделанного выбора. Мастер Мираби был тщательно отобран из сотен кандидатов! Мы рассмотрели все возможные стороны…

– Это не наш выбор.

– Что? – подавился гусень. – Как не наш?

– Теллари пока не стал нашим целителем. Мы ещё не можем решать, на кого он потратит свой дар, – принцесса обратила на Шакрюка прямой немигающий взгляд, и тот сразу скуксился. – Стивен. Решение за тобой.

Стивен подошёл к мальчику и коснулся его, тот очнулся и открыл глаза. Взгляд мальчика был тяжелым от безнадёжности, он не верил, что кто-то поможет и спасёт. Ещё недавно мальчик думал, что жизнь – его собственная, ему и в голову не могло прийти, что кто-то может её отнять. Он бегал и смеялся, полный сил, и совершенно не сомневался, что так будет всегда. Затем пришла болезнь, и мальчик сначала злился, потом плакал от страха, от бессилия, потом надеялся и верил, что мама права и ему уже скоро помогут, вылечат и спасут. Но врач за врачом, больница за больницей, планета за планетой опускали руки, и постепенно мальчик уже не мог бояться и плакать, он утратил силы переживать. Однажды внутри него что-то уродливо скомкалось. Мальчик закрыл глаза и смирился с тем, что всё будущее, о котором он с восторгом мечтал, достанется другим, но не ему. Мальчику не было и семи лет, а он уже понял и принял неизбежность – и только ждал, когда всё закончится. От этого мертвенного согласия многих присутствующих пронзили протест и боль.

Стивен отошёл от измученной матери и приблизился к мастеру ментальной реконструкции. Тот следил за ним косо смотрящими глазами, одни моргали, другие вращались, третьи слепо застыли. Один глаз даже сейчас искоса наблюдал за принцессой. Но во всех девяти глазах было осознание. В отличие от несмышлёного мальчика и бессознательного роя, Мираби понимал всю уникальность удачи, которая ему выпала. Парадоксально, старик имел наименьшее моральное право на спасение, – но куда лучше осознавал его ценность и мог радоваться жизни куда более полно… Большой рот Мираби раскрылся, как сухая трещина, и он сказал тянущимся, слегка дребезжащим голосом:

– Я встречал много чудес, но впервые увижу Слёзы богов.

Стивен посмотрел на старца без всякого выражения, но внимательно, будто заглядывая внутрь головы и не обращая внимания на то, что снаружи.

– Задачка не из лёгких, – надломлено рассмеялся Мираби. – Каждый выбор принесёт вам боль. Какую боль вы предпочтёте?

Теллари молча оставил его и подошёл к леди-бабочке с коконом в руках. Несколько секунд смотрел на него, скользя пальцами по воздуху, обводя по контуру, словно пытаясь его нарисовать. А затем кивнул, но без внутренней уверенности.

– Сейчас я коснусь вас грязью, – сказал Стивен в тишине. – Не бойтесь и не сопротивляйтесь. Она не причинит вам вреда.

Его ладони разом почернели; толпа ахнула, когда из рук человека хлынула теллагерса – легчайшее тёмное вещество, похожее на вихрь из мириада точек и тонких паутинчатых сплетений. Было сложно сказать, на что она больше похожа: на жидкость или на вихрь пыли. Грязь вырывалась из Стивена, будто освобождаясь из плена, и зависала в воздухе, невесомо вращаясь тёмными переливами, сходясь и расходясь. Будто дышала.

Проживая в галактике, полной тысяч разумных рас, мириада разных существ, причудливых технологий и странных явлений, можно было не придавать такого уж большого значения какой-то танцующей грязи. Ну мало ли что бывает на свете. Но все присутствующие замерли и затаили дыхание, как будто увидели самое поразительное и важное. По двум причинам.

Во-первых, потому что теллагерса была всепроникающа. Она только казалась жидкостью или биологическим веществом, на самом деле это был совершенно особый вид частиц, которые преодолевали законы физики. Возможно потому, что они лежали в основе всей физики, и вся физика была надстройкой над ними. «Квинтэссенция тёмной материи и энергии», так шутливо говорят про теллагерсу те, кто хотят подчеркнуть её базисный статус в иерархии вселенной. «Тень Бога», так её называют те, кто всему ищет духовные объяснения.

На практике всемогущество грязи значило мало, потому что ей никто и никогда не мог по-настоящему управлять. Некоторые цивилизации пытались обратить её в совершенное оружие, но грязи было абсолютно наплевать на их попытки. Её даже нельзя было удержать в каком-то контейнере: теллагерса любила быть в своём источнике, а если забрать её оттуда, возвращалась к нему сквозь любые преграды.

Но по непонятной причине грязь любила поселяться в живых существах. Она медленно изменяла их тела, каждый раз уникально – коверкала, калечила и убивала поражённых ей, как неизлечимая болезнь. Впрочем, почти так же медленно, как их естественная старость. И только тем, кто смог управлять грязью, она уже не могла навредить.

Во-вторых, предельное усилие носителя грязи могло родить аспару, которая и вовсе находилась на территории непознанных чудес. А часто ли в нашем научном и причинно-следственном мире встречается настоящее, неподдельное чудо? Невежды повсюду видят чудеса. Многие полагают чудом само зарождение жизни. Хотя, если потрудиться разобраться в вопросе, становится ясно, что жизнь попросту не могла не возникнуть, и это не чудо, а закономерность, продиктованная самой формой существующей вселенной. Существует простая аксиома: если какое-то событие происходит, значит оно могло произойти, а если так, то никакого чуда в этом нет. И эта аксиома верна практически для всего на свете… кроме аспары.

Аспара может исцелить любую болезнь, вернуть умершего к жизни, может изменить расу и геном существа, может воссоздать уничтоженную вещь или разрушить космическую крепость. Её воздействие бывает разным, прекрасным или ужасным – но всегда сокрушительным. И этот истощённый молчаливый человек мог порождать аспару и управлять грязью. Во всей неимоверно огромной галактике таких было… ну, может, десяток, и шанс хоть раз в жизни встретить теллари был равен нулю. Поэтому каждый взгляд, каждая толика внимания сейчас были направлены на него.

Мрачный и сосредоточенный, Стивен повёл руками, и грязь разделилась на три ручейка. Первый влился в старческую голову: легчайшим потоком прямо сквозь кожу и череп. Второй окружил кокон тонким танцующим слоем, будто чёрное кружево, и разом впитался в него со всех сторон. Остаток грязи осел на бледного мальчика, врастая в него по всему телу, как безмолвные метастазы. Мать смотрела на это с ужасом в расширенных глазах, губы дрожали, но она не вмешивалась.

– Жизнь связывает жизнь, – глухо сказал Стивен. Сказал для себя, почти прошептал, но в зале царила такая тишина, что услышал каждый. – Жизнь связывает жизнь.

Он резко развёл руки, и грязь пронзила всех троих сразу. Мальчик задохнулся и выгнулся в капсуле; глаза на старой голове закатились, из большого рта исторгнулся ржавый вскрик; кокон вздулся и в нескольких местах лопнул, бархатные нити затрепетали в воздухе. Грязь соединила умирающих одним кружевным лезвием, которое растянулось на максимальную ширину в обе стороны, метров по десять направо и налево – повинуясь рукам Стивена, которые он раскинул до хруста в суставах, так широко, как мог.