Текст книги "Одиссей Фокс. Космический странник"

– Неужели в архивах, семейных хрониках и воспоминаниях не осталось никакой информации? – спросил Одиссей.

Прозаева и Поэтич, смертельные враги, синхронно покачали головами, словно два радикально непохожих друг на друга близнеца.

– Ну-у-у, – сомневаясь, стоит ли говорить об этом вслух, протянул старик Пушкин. Но всё же высказал: – Когда я был ещё в яслях, мы с юными мадмуазелями обсуждали старших… И был слушок, что наследник пытался взять корону, покинуть Русь и основать новую империю на новом месте. Но поле его не пустило, поскольку отец это предвидел и вовремя отрёкся от сына.

Одиссей опустил глаза, чтобы не выдать своей реакции. История с отречением сына была ему слишком близка.

– Тогда-то он и взял новую фамилию: не Романов, а Рассказов, – закончил старик.

– Это сплетня как раз известная, хоть и дурная, – неодобрительно погрозила пальцем Шувалова. – К тому же, вопрос был в другом. Надобно выяснить, почему Рассказовы разбежались на зайцев и медведей. И на эту тему есть другой слух, а скорее даже предание: да как раз потому, что отец сделал из одного ребенка зайца, а из другого медведя! Они с самого детства друг друга возненавидели, и как подросли, разбежались и основали две семьи. Рассказовых после этого и не стало, кончились, а стали Поэтичи и Прозаевы.

– Вот и отгадка, – кивнул Одиссей. Картина в его голове внезапно оформилась целиком, во всех трагических деталях, и ожила. Роман и Юля в центре картины смотрели на него пронзительно и печально, держась за руки, а Корона Романовых висела над ними, благословляя их брак.

– Это уже слишком, – ледяным тоном отрезала давно молчавшая зая. – Хватит ворошить далёкое прошлое. Укажите на убийцу нашей Юли!

– И нашего Романа, – рыкнул медведь.

Фокс опустил взгляд и пару секунд старался дышать размеренно и держать себя в руках.

– Уже скоро, – ответил он наконец. – Убийца умён и хорошо всё продумал. Но его план не удался.

– Не удался? – поразилась Романова. – Дети мертвы!

– Умереть должен был только один из них.

– Кто именно?

– Не важно.

– Как это можно быть не важно?! – возмутилась Шувалова, и гул остальных голосов подкрепил её законное удивление и недовольство. – Коль убить хотели Рому, так ясен пень, виноваты Прозаевы. А ежели на смерть вели Юляшу, то злодеи Поэтичи!

– Убийце было всё равно, кто из влюблённых выживет, – с нажимом, равным их недовольству, повторил Фокс, подавшись вперёд так, что ближайшие князья против воли отшатнулись, не успев подумать, отчего. – Кто бы ни выжил, витальное единство сделало своё дело.

– Единство, что это за феномен? – спросила Ломоносова. Она уже явно получила ответ на этот вопрос у своего ИИ, но всё же задала его. Чтобы узнали другие.

Фокс кивнул умной женщине и ответил для всех остальных:

– Витальное единство зародилось на Диарре, планете, где между всеми живыми существами происходит активный молекулярный обмен. Борьба за выживание и эволюция там идут сумасшедшими темпами, как в бурлящем котле. Обитатели Диарры не касаются друг друга, и размножение, общение, даже бои происходят бесконтактно, разными способами. Существа на этой планете прикасаются друг к другу только с одной целью: убить. Каждое прикосновение смертельно, оно запускает процесс молекулярного обмена, который формирует витальное единство. Два разных организма ненадолго становятся единым живым существом. Дыхательные и прочие функции обоих тел становятся полностью синхронны, и каждое из них начинает борьбу за выживание с другим. Чьё биение сердца, чей ток крови, чьи реакции разума и чьи сокращения мышц окажутся сильнее, смогут преобладать? Это быстрая, но изнуряющая, страшная битва по всем фронтам, и в результате этой битвы одно существо побеждает и забирает генетический материал другого, а жизнедеятельность второго существа останавливается и прекращается. Таким жестким и филигранным способом на Диарре идёт борьба за выживание.

– Жестокая планета, – покачал головой Невский. – Зверские существа.

– Не более жестокая, чем Русь, и не более зверские, чем люди, – спокойно ответил Одиссей.

Князья стерпели и это оскорбление, но детектив не сомневался: когда он выполнит свою функцию, даст им ответы, они перестанут с ним церемониться, и наглый слуга получит по заслугам.

– Уже рисуй свою картину! Кто убийца? – нетерпеливо потребовал Рюрик.

– Госпожа Романова.

Князья застыли. Всё это время светлейшая смиренно жаждала ответа, готовилась услышать имя убийцы и страшно отомстить ему – а вместо этого получила удар под дых.

– Что это значит?! – взорвалась она, с бешенством глядя на Фокса.

Он в упор посмотрел на женщину, способную видеть его насквозь и читать микро-мимику на его лице. И едва заметно, микроскопически подмигнул.

– Вас не устраивала роль царицы без царства, вы хотели свою маленькую звёздную империю, – развёл руками Одиссей, словно обрисовывая границы этой величественной сверх-новой Руси. – Но ваша корона, ваша по праву рождения, не давалась вам в руки. Ваша гордость не позволила с этим смириться. Вы проследили родовые линии назад, к их истокам, и однажды обнаружили: необходимый генетический материал присутствует в ваших собратьях, потомках последнего императора! Прозаевых и Поэтичах. Вы задумали изощрённый план: взять двух наследников, помочь им влюбиться и сбежать, сыграть быструю свадьбу. Чтобы их семейные поля объединились в одно, и юноша с девушкой из двух враждующих родов смогли впервые коснуться друг друга. Как доверенный друг обоих родов, вы контактировали с юными князьями по отдельности и внедрили им на кожу клетки, закодированные на спонтанный молекулярный обмен. Попав на кожу, они незаметно распространились на всё тело. Вы знали: когда Рома и Юля коснутся друг друга, инстинкты заставят их сражаться за выживание, и выживет один из них… Вам было совершенно не важно, кто. Выживший не будет знать, что случилось, а станет ходячим ключом к короне. Вы возьмёте его генетический материал, добавите к своему, вернёте былое величие Романовых – и сможете наконец-то заполучить своё сокровище, свою корону. Никто не ожидает этого, ведь корона уже несколько поколений неприкосновенна. Вам будет легко забрать её и сбежать. Это был дьявольский и эффективный план. Но вы просчитались в одном: дети по-настоящему полюбили друг друга. Настолько, что их любовь оказалась сильнее инстинкта. Они не смогли выбрать, кому из двоих жить, а кому умереть – и умерли оба. Ни один из организмов не получил генетический материал другого, витальное единство не привело к образованию ключа. Рома с Юлей погибли просто так.

В янтарной комнате воцарилась напряжённая, взрывоопасная тишина.

Женщина-ангел замерла, колеблясь на тонкой грани между смирением и убийством. Одна её рука сжалась, чтобы вырвать сердце низкорожденного подлеца, который обвинил её в смертельном грехе. Вторая рука держала первую. Она смотрела на Одиссея и тяжело дышала, решая, как поступить. Однажды она уже не послушала этого человека, не поверила ему, когда могла послушать и спасти детей, которых любила всем сердцем. Романова не хотела совершать смертельную ошибку во второй раз.

– Я признаю, – мёртвым голосом сказала она, и по комнате пронеслось общее «Ах». – Я признаю, что сделала всё это.

Она сложила чёрные крылья, как падший ангел, и с вызовом смотрела на остальных.

– Отречения, – потребовал Рюрик, вставая, и вслед за ним поднимались все, кто раньше сидел, и подходили ближе те, кто стоял. – Требую отречения.

Он протянул руку с фамильным перстнем в сторону короны, и алый луч Рюриков осветил реликвию, заиграл в бриллиантах.

– Отречения, – повторил Невский, за ним Шувалова, Пушкин, Долгорукий и все остальные. Каждый протягивал руку к короне, и всё новые лучи скрещивались там, блистая в драгоценных гранях.

– Что за бред?! – не выдержала Прозаева. – Да вы что, все свихнулись, что ли? Кретины! Мы наняли лучшего сыщика сектора, а он так облажался?!

Аристократка развернулась к Одиссею и набросилась на него по-бандитски грубо, как утыканная старыми аугментами нищенка из улья линералов.

– Ты должен был раскрыть это дело, придурок! Ты должен был вычислить нас с Мишаней, чтобы эти лощёные выродки на нас набросились и дали нам хотя бы красиво, по чести уйти! А ты чего навычислял, а?! Какая на хрен Романова? Вот эта высокопарная чувырла?! Да у них бы за пять поколений не хватило мозгов на такой план, все мозги ушли в крылышки!!

– Дорогая… – начал было медведь, но заю было уже не остановить.

– Закрой пасть, Миша, я столько терпела, что теперь уж скажу!!!

Одиссей улыбнулся.

– Вам с медведичем была нужна война, как прикрытие для завершения вашего плана, – кивнул он. – Вы знали, что после смерти любого из наследников все князья соберутся в одном месте, решать, есть ли у потерпевшего рода право на кровную месть. И вы придумали, как одним ударом убить всех князей, посеять хаос во все семьи и создать идеальную ситуацию для своего бегства. Никто не будет искать вас и корону, когда вся янтарная комната, вместе с князьями и реликвией, аннигилируется в пыль от взрыва кварковой бомбы. А раз так, никто и не узнает, что вы убрались отсюда на миллион световых лет и начали всё сначала в другом конце галактики.

– Постойте, – взвился Пушкин, – какая бомба, какая аннигиляция?! Если злодеи Прозаева и Поэтич, то как они сами выживут при таком взрыве?

– Войдя в поле короны, – улыбнулся Одиссей. – Реликвия защищена на порядок лучше каждого из вас. Если правильно рассчитать мощность взрыва, то все свидетели погибнут, медведь и зая будут официально мертвы, корона в их руках, а заранее настроенный одноразовый нуль-портал перенесёт их подальше отсюда. И никакое расследование не сможет найти следы нуль-транспортировки, потому что их с гарантией перекроет интерференция вещества после аннигиляции. Она зачистит все следы.

– И где же бомба? – испуганно воскликнула Шувалова.

– Думаю, вот, – детектив указал на пышное соболиное манто, в которое куталась Прозаева.

– И что им мешает её применить?! – истерично спросил Пушкин, зыркая на заю и медведя.

– Ничего.

Князья застыли с открытыми ртами, пытаясь понять, как им выжить. Кто-то окружил себя индивидуальным защитным полем (слишком слабое, против аннигиляции не выдержит), кто-то пытался скорее телепортироваться отсюда, но телепортация внутрь и наружу янтарной комнаты не работала: защитные системы охраняли Великую императорскую корону от квантовых воров. Нужно сначала уничтожить комнату, а потом станет возможно нуль-портироваться отсюда прочь. Князья поняли, что выхода нет.

– Но ваш план не удался, – сказала Ломоносова. – Вы не получили генетический ключ и не можете войти под защиту короны. А значит, сгинете вместе с нами.

– Да теперь уж лучше аннигилироваться на хрен! – прошипела зайчиха. – Но наконец увидеть, как трясутся от страха ваши никчёмные рожи!

Миша обречённо вздохнул, не пытаясь протестовать, как истинный фаталист.

По янтарной комнате прошёл странный, едва заметный отблеск.

– Только детектив не ошибся, – сказала Романова.

– Ты дура? – взвилась Прозаева. – Он обвинил тебя в том, что сделали мы с Мишаней!

– Он просто хотел, чтобы началась процедура отречения. Чтобы ради смещения меня, князья призвали власть более высокого порядка. Которая сможет с вами справиться.

Посредине комнаты ударила молния. Она пришла прямо из гиперпространства, мощная и слепящая, как поток управляемой плазмы. Замедленно раскатилась на ветви и веточки и погасла. Перед ними, словно сформированный этой молнией, возник мужчина – но назвать его человеком не поворачивался язык.

Это был олимпиар, сверхчеловек, и совершенство сквозило в каждой детали его облика. Трёхметровый, идеально сложенный, безволосый. Надбровные дуги сурово сдвинуты, ястребиный взгляд пронзителен и недобр. В простой белой тоге, босиком – у него не было ни доспехов, ни оружия, но мало кто в галактике мог всерьёз называть себя воином, оказавшись рядом с этим существом. Князья молча замерли вокруг, словно полностью утратив силу воли. И дело было даже не во врождённой мощи, исходившей от его фигуры – в присутствии олимпиара не возникало мысли проявить собственную волю, ты инстинктивно ждал его приказа.

– Горите в аду! – отчаянно крикнула Прозаева, срывая с себя манто, чтобы начать аннигиляцию. Но когда её руки отдёрнулись от тела, в них уже ничего не было. Олимпиар двинулся так неуловимо быстро, что у всех присутствующих просто затуманилось в глазах. Его размытый контур потянулся к зайчихе, вырвал манто и… вложил себе в грудь.

Кварковая бомба взорвалась внутри мужчины, материя столкнулась с антиматерией, и все с ужасом и благоговением наблюдали, как смертоносный вихрь бьётся в груди олимпиара, не в силах вырваться и причинить вред – ни ему, ни людям вокруг, которых он так легко спас. Тело существа было не биологическим, а каким-то… полевым? Оно меняло фактуру, прозрачность и цвет, наверняка и форму. Что же он за существо, звёздный технобог? Технологии такой мощи были доступны минимальному числу цивилизаций по всей громадной галактике, их можно было пересчитать по пальцам одной руки. Неудивительно, что олимпиары правят тысячами миров, включая малые звездные королевства. Их империя занимала добрую половину десятого сектора.

Мерцание в груди мужчины угасло.

– Владыка Арес Эниалис, – произнесла Романова с благоговением, вставая на одно колено. – Русь приветствует и благодарит тебя.

Князья один за другим склонялись перед пришельцем. Лишь Прозаева и Поэтич стояли неподвижно, и спустя секунду все поняли, что они попросту не могут двинуться. Какая-то незаметная технология полностью сковала их, оставив при этом в сознании.

– Я был призван, чтобы принять твоё отречение, – произнёс Арес, его жесткий и властный голос заставил каждого сжаться. – Но это тактический приём, реальной причиной был зов о помощи.

– Да, владыка, – ангел смиренно кивнула. – Ты спас нас от заговора. Кризис преодолён, Русь может продолжать жить, как жила. Если на то будет твоя воля.

Все затаили дыхание, ожидая его ответа.

– Эта планета не принадлежит мне, – сказал Арес. – Ей управляет моя сестра. Она и решит, что с вами станет, а до тех пор, всё остаётся как есть. Моя задача исполнена, и я ухожу.

Облегчение на лицах князей было настолько очевидным, что Фоксу стало неловко.

Арес обвёл каждого взглядом и остановился на детективе. Внезапно суровый олимпиар нахмурился ещё сильнее, и Одиссей моментально взмок.

– Ты, – сказал Арес. – Я вижу тебя.

Он видел глаз сайн. Что же он сделает, пронеслось в голове Фокса, это может быть конец моего пути. Бог войны стремительно размышлял, и Одиссею казалось, что внутри его тела мечутся нервные потоки плазмы, сплетаясь в борьбе.

– Оставайся с миром, человек, – сказал Арес после паузы. – Неси свой рок. Позднее мы встретимся.

Он кивнул Романовой, глаза технобога вспыхнули, он утонул в потоке плазмы, влился в молнию и ушёл в гиперпространство. Комнату обдало волной горячего воздуха, и все прерывисто выдохнули, не в силах сдержать облегчения.

– Братья и сёстры, – сказала Романова, вставая. – Вы видите, что я невиновна и чиста. Сыщик понял, что мы в смертельной опасности, и пошёл на хитрость, чтобы всех спасти. Прозаева и Поэтич вступили в сговор и хотели похитить сокровище Романовых, они убили собственных наследников, чтобы получить объединённый генетический материал… Но не преуспели. Однако приняли решение следовать изначальному плану, пусть даже ценой собственной жизни. Я не вполне понимаю, почему. Моё сердце скорбит о Роме и Юле, чистых и непорочных. Нет участи печальнее на свете, чем та, что выпала этим детям.

– Но миша и зая всегда были врагами, – удивился Рюрик. – Помните, как они дрались десять лет назад во время угорской кампании? До остервенения.

– От ненависти до любви один шаг, – подняв палец, поучительно заметил Пушкин.

– Гос-споди, – раздражённо прошипела Шувалова, – да они давно любовники. Вы бы сразу спросили, я бы вам сразу ответила! Из-за вражды семей не могли быть вместе и не могли встречаться в реале, вот им и приходилось годами прятаться и любиться в ментосферах. А я, великодушная, этим сволочам по доброте душевной помогала! Во имя любви.

– Не проще ли им было примирить два рода и сыграть свадьбу?! – поражённо спросила Ломоносова, для адекватности которой все эти драмы были совершенно непонятны.

– Милочка моя, не могли же они просто взять и прекратить вековую семейную вражду, – как идиотке объяснила ей Шувалова. И большинство аристократов, кажется, были с ней полностью согласны.

– Правом, данным мне волей Олимпиара! – громогласно сказала Романова. – Я отлучаю преступников от их семей! Отныне вы люди без рода и племени, и судить вас будет гражданский суд.

Гербы над головами бывшей Прозаевой и бывшего Поэтича погасли. Парализующее нечто прекратило своё действие, и убийцы обмякли, как побитые звери.

– Это ещё не всё, – сказал Одиссей.

Все повернулись к нему: князья с интересом, зайчиха с ненавистью, а медведь с фатализмом.

– Я не сказал одну важную вещь. На планете Диарра есть особый вид, огнегривые суланы. Существа этого вида касаются друг друга не только с целью убить, но и с целью дать потомство. Они изначально диморфны, то есть потенциально двуполы, но пол в них не развивается до момента первого прикосновения. В шестнадцать два сулана касаются друг друга и борются за жизнь, один умирает, а второй выживает и становится самкой. Он забирает генетический материал погибшего, соединяет со своим и вынашивает их потомство. Огнегривые суланы одновременно любят и убивают друг друга. Один раз в жизни.

Одиссей смотрел бывшей Прозаевой прямо в глаза.

– Но люди не такие. Нам дано счастье любить, не расплачиваясь за это жизнью, своей или чужой. Люди рождаются, чтобы найти друг друга и любить всю жизнь.

– Любовь слепа и глупа, – усмехнулась зайчиха горько и презрительно. – Я бы в любой момент променяла её на сокровище Романовых.

– На Руси два настоящих сокровища, – сказал Одиссей, подступив к ней вплотную, и его бледное лицо было опасно-спокойным. – С первого вы собирались бежать, а второе убили. Поэтому вы недостойны даже короны. А гражданский суд слишком милосерден. Вы достойны иного суда.

Бриллиантовая брошка Юли сверкнула в воздухе, когда Одиссей выдернул иглу из своей ладони и воткнул зайчихе в плечо. Игла хранила кровь Юли и Ромы, Фокс взял её, когда дети уже не могли почувствовать уколов. Теперь генетическая структура витального единства попала в Прозаеву и в Одиссея, зайчиха вскрикнула от неожиданности и боли, но Фокс уже держал её за плечо. Волна жара прошла по его телу, зайчиха пронзительно закричала, но не могла оторваться.

Князья бросились в стороны, чтобы не дай бог не соприкоснуться с ними, и Одиссей перестал замечать всё, что творилось вокруг. Его мир свёлся к лицу бывшей Прозаевой, она стала единственным смыслом для Фокса, самой близкой для него женщиной, которую он глубоко презирал, которой хотел отомстить за жестокую смерть Юли и Ромы, и которую одновременно… любил. Сейчас, в эту секунду.

Их дыхание и биение сердца совпали, женщина, чьего имени он так и не узнал, смотрела на него с обожанием, ненавистью, ужасом. А затем они вцепились друг в друга, как бешеные, ведь тело каждого хотело жить.

– Я! – прохрипела зайчиха. – Я!!!

– Нет, я, – сказал Одиссей.

Она была опасной в своём абсолютном эгоизме, у неё почти не осталось моральных ограничений, и она была готова на всё, ради того, чтобы жить. Её тело было моложе и сильнее, совершеннее, её апгрейды работали на износ, лишь бы победить.

Но её слабый противоречивый разум, её абсолютное неумение любить, её маленький ограниченный опыт и нетерпение, рвущееся из-под контроля, её неумение выдержать и смирить себя уже убили зайчиху. Она ещё не поняла и не поверила в это, но её разум уже смирился и тело уже сдалось. Уже признало, что Одиссей более высокая форма жизни, достойная жить. А она нет.

– Пожалуйста, – завыла зайчиха, взывая к его жалости, трясясь в его руках. – Я хочу жить, не убивай меня… пощади…

Её глаза искали Фокса, чтобы соблазнить его, воззвать к его мужскому естеству, но человек без апгрейдов ничего не ответил, он молча размеренно дышал и ждал, пока, содрогаясь в конвульсиях, зайчиха не испустит дух. Спустя секунды всё было кончено. Мир постепенно вернулся к Одиссею, он стал различать и слышать, что происходит вокруг.

Медведь лежал на полу, придавленный двумя князьями, и слёзы текли по его мохнатой морде. В отличие от прозаичной зайчихи, он умел верить в любовь. Поэтому Одиссей и не позволил витальному единству произойти между ними – зайчиха сожрала бы жизнь любимого и не поморщилась. Теперь наказание было справедливым: смерть для неё, годы страдания для него.

– Да что ты себе позволяешь, простолюдин! – заорал Рюрик, нависая над Фоксом, красный от ярости, брызжа слюной. Даже исключённая из аристократов, беспринципная убийца, едва не испепелившая его самого, зайчиха оставалась для него «своей», а детектив «холопом». – Мы добьёмся твоей казни! А если нет, я найму того, кто всё устроит. Чтобы ты знал, шушера, своё место!

– До вас до сих пор не дошло, – сказал Одиссей, вставая, – что мне покровительствует Олимпиар? Что Арес явился сюда не ради вас, а чтобы спасти меня?

Зал сковала абсолютная тишина.

Конечно, это была откровенная ложь. Но странный человек оказался прав во всём, что говорил до того, поэтому Рюрик отступил и побледнел. Его воинственность сдулась без следа.

– Ваше сиятельство, мы же не знали, – заворковал Долгорукий с нервной улыбкой на лице.

– С дороги, – бросил Фокс.

Он подошёл к молчаливой Ане, взял её за руку и вышел из янтарной комнаты, не оглянувшись на блистающее сокровище Романовых.

* * *

– Я очень хочу есть, – буркнул усталый детектив, раскрывая визио-меню. Его всё ещё лихорадило после массированного молекулярного обмена. И после того, как за жизнь пришлось бороться, все желания чувствовались гораздо острее. – Ты что-нибудь будешь?

– Нет, – Ана шмыгнула носом. Её волосы наконец перестали быть пронзительно-белого цвета и сейчас находились где-то посередине серо-бурого спектра. Кажется, так выглядело чувство вины.

– Ана, всё будет хорошо.

– Я знаю. Думаете, я не знаю? Ваш метод прекрасно действует. Вы расщёлкали это дело на раз-два. Я поняла, что была дурой, когда вам не верила.

– Почему же ты страдаешь?

– Вы лучший сыщик сектора, вы знаете, почему.

– Мы не могли их спасти.

– Могли.

– Как?

– Уф-ф-ф, – сказала Ана, потирая тонкими пальцами виски. – Как тут жарко!

Жарко здесь не было, но с реки подул свежий прохладный ветер, он принёс запах кувшинок и свежести, и девушка благодарно закрыла глаза. Одиссей уже видел её бойкой и полной оптимизма; дерзкой; сдавленной горем так сильно, что она не могла говорить; молчаливой и задумчивой. Теперь колеблющейся: Ана явно хотела что-то сказать, но не решалась.

– Чего изволите? – осведомился лесовичок-официант, незаметно возникший из ближайшего пня, как гриб после дождя.

– Золотую рыбку в луковом соусе, – Одиссей ткнул в первое попавшееся блюдо.

Ана молча отрицательно покачала головой.

– У нас есть эмо-коктейли для любого настроения, – видя её состояние, предложил лесовичок. – Не извольте грустить, а извольте….

– Если я захочу поменять настроение, я его возьму и поменяю, – разозлилась Ана. – Дайте мне помучаться спокойно!

– Ей что-нибудь лёгкое, – успокаивающе предложил Фокс. – Вот, например, «Сухая ботвинья из сайберского щавеля».

Ана закатила глаза и кивнула.

– Сию минуту-с! – пообещал лесовичок.

– Нет, не сию. Нам нужно время на разговор. Еду несите, когда мы закончим, а пока тссс, – детектив приложил палец к губам.

Лесовичка как ветром сдуло.

– И о чём вы хотите поговорить… босс?

– Кто ты на самом деле, Ана?

Девушка посмотрела на Одиссея своими прекрасными глазами, в которых независимо от настроения всегда блестели искренность и живость. Сейчас там мерцало желание быть разгаданной.

– Используйте нарративное мифотворчество! Как мне иначе убедиться, что я не зря к вам пришла?

– Хорошо, – легко согласился детектив.

Ане было трудно просто взять и раскрыть правду, и, если догадка Фокса была верной, он прекрасно понимал, почему.

– Ты не с планеты Русь, причём, совсем не отсюда.

– Это так очевидно?

– Полное отсутствие местного языкового профиля. И фраза в начале нашего знакомства: «эти русские слишком щедрые». Так что да, очевидно. Ты не случайная туристка: слишком хорошо знаешь Русь, её нравы и уклад, я специально спрашивал и проверял. Ты прилетаешь сюда не впервые, у тебя здесь дом, и судя по тому, как ты о нём говорила, это твой собственный дом. А дом на курортной планете-заповеднике стоит недёшево.

Девушка внимательно смотрел на детектива, её волосы начали принимать оранжевый оттенок, который медленно становился живее и ярче. Какую эмоцию означает оранжевый? Ане нравится, когда Фокс разгадывает её?

– Но твой статус выше, чем у просто богатой туристки. Ты легко получила доверие и заказы двух высоких семей. Моё имя на Руси неизвестно и не обладает нужным авторитетом – а значит, хватило твоего. И родовые печати Поэтичей и Прозаевых нам выдали так запросто именно потому, что у тебя самой достаточно высокий статус. Ты аристократка, Ана.

Волосы девушки горели оранжевым и одновременно розовым, щёки рдели. Волнение и стыд?

– Но всё это второстепенно. Главное – чувство вины.

Ана опустила глаза.

– Ты считаешь себя виноватой в смерти Ромы и Юли – как будто могла этому помешать. Словно ты могла одолеть защитные поля высоких родов, растащить их до того, как они коснулись друг друга.

– Если бы я вам поверила! А я не поверила. И Романова не поверила, поэтому они и погибли… – Ана сморщилась, не в силах посмотреть на Одиссея. – Такие хорошие и несчастные!

Она закрыла глаза, по щекам скатились две крупные сверкающие слезы. В её волосах сталкивались волны горько-пепельного и розово-алого: волнение внутри Аны было таким же сильным, как горе и вина.

– Всё это время ты проверяла меня, – сказал Фокс, – хотела увидеть, что мой метод работает. И убедиться, что мне можно доверять.

Взгляд Аны был пронзительный, с затаённым ожиданием.

– А я могу доверять вам, Одиссей Фокс? Я могу доверить вам свою жизнь?

Одиссей испытал противоречивые чувства: ему хотелось ответить Ане серьёзно, ведь её вопрос был предельно серьёзен. Но в то же время ему хотелось любоваться Аной, она была юная, искренняя – к такой девушке сложно не относиться покровительственно. Но это неправильно. Ана ему очень нравилась, и это сбивало с толку: Фокс давным-давно не чувствовал ничего подобного, словно был уже стариком, а сейчас внезапно помолодел. Но ведь он не помолодел.

– Ты до сих пор сомневаешься и во мне, и в моём методе, – сказал он, – принцесса.

Тёмные глаза блеснули, в волосах появились гордые солнечные пряди.

– Мой метод подсказывает, что ты пришла ко мне из-за моего метода. Ты где-то узнала о нарративном мифотворчестве и нашла меня, потому что нечто в твоей жизни, Ана, перекликается с тем, как я расследую.

Девушка подалась вперёд и, глядя Фоксу в глаза, спросила:

– Жизнь даёт нам Знаки, так, босс?

– Да.

– Не все замечают их, не все в них верят. И почти никто не умеет их правильно понимать.

– Да.

– Я вижу их, – прошептала девушка. – Знаки.

– Расскажи.

– Последние пять-шесть месяцев я повсюду встречаю знамения смерти. Ко мне пришёл старый умирающий лис…

Одиссей вздрогнул.

– Он подошёл без опаски, будто давно меня знает, положил голову мне на колени и умер на моих руках. Я выбирала по картинкам в глупой игре «Кем ты станешь», и выбрала троих незнакомых существ из разных уголков галактики; все трое оказались жертвами убийств. Я гадала на симво-листах и вытянула «Смерть». Я наугад открыла книгу Звёздных Писаний и ткнулась пальцем в «Созданные из звёздной пыли, в неё же и обратитесь». Я видела облако в виде черепа, и только когда я указала на него, череп заметили остальные, но сразу после этого он поменял форму. Мне понравилась песня таллийцев, музыка ветра, я заслушивалась ей целую неделю, пока не узнала перевод. Оказалось, это погребальный гимн.

– Достаточно, – сказал Одиссей, – более чем достаточно. Вселенная кричит тебе в лицо. Что, по-твоему, означают эти знаки?

– Что я скоро умру. Что кто-то убьёт меня.

– И ты сказала об этом близким. Но как представители очень развитой цивилизации они не верят в Знаки. И никто не принял твой страх всерьёз.

– О, они приняли. Мои слова нельзя не принять всерьёз, даже если я несу самую идиотскую чушь на свете. Ведь я, как вы сказали, принцесса. Но те, кто меня защищают, слишком могущественны, чтобы поверить в реальную угрозу. Они слишком сильны, чтобы чего-то бояться. Совет Младших изучил все сферы и не нашёл «никаких причин для беспокойства». Меня всё равно окружили защитой, через которую не прорвётся ни армия, ни пылинка – но я не могла в ней дышать. И я вырвалась. Сбежала.

– Ты всегда видела знаки?

– Да, но в детстве это казалось просто игрой. В детстве они были светлые, о том, что мир полон чудес. А недавно… всё поменялось.

– После чего?

– После того, как мне встретился старый умирающий лис.

– Посмотри на меня. Ты видишь?

– Вижу? Что именно?.. Этот странный чёрный глаз?

Эта девушка видела наследие сайн. Одиссей вспомнил слова отца о матери.

– Я металась, пытаясь понять, что же всё это значит. Но не нашла ответа. А недавно услышала, что где-то во вселенной есть другой такой же сумасшедший, – сказала Ана, и её волосы осветились нежностью и надеждой. – Который верит в Знаки и может придумать преступление, чтобы раскрыть его.

Девушка подалась вперёд, пронзительно глядя на Фокса:

– Я сразу подумала, что он может меня спасти. И решила, если это судьба, если жизнь подаёт мне Знак, то нам суждено встретиться. Представьте, через три дня вы прилетели на планету Русь. На мою планету.

– И ты решила поручить мне дело, посмотреть, как я работаю, и понять, могу ли я на самом деле помочь.

– Да.

– И что ты теперь думаешь?

– Теперь, после Юли и Ромы… после того, как даже я вам не поверила, а вы оказались правы… Когда, не зная всех фактов, всё равно предвидели угрозу… Я думаю, что вся королевская конница и вся королевская рать не могут меня спасти. Только вы можете.

Девушка помолчала и добавила:

– Даже не думаю, а уверена.

– Почему? – спросил Фокс, зачарованный её речью. Он уже знал ответ, но хотел услышать его от самой Аны.

– Потому что ваше имя Одиссей. А моё – Афина.

Фокс рассмеялся, и это был совсем не весёлый смех, скорее нервное облегчение. Происходящее было одновременно завораживающим и страшным. Такое количество совпадений: судьба это или ловушка судьбы?