Текст книги "Одиссей Фокс. Космический странник"

Дело #7. Царь горы

Истинное знание – знание причин.

Галилео Галилей

– Вы потратили полтора миллиона на яхту, которая будет готова только через тридцать два года? – растерянно спросил пожилой луур.

– М-м-м, да, – кивнул Фокс, чувствуя себя как на экзамене.

– Но зачем?

– Поддержка передового кораблестроения, – быстро ответил Одиссей. Он не любил врать, но это куда лучше, чем объяснять, какой ты щедрый спаситель.

– Хорошо, – луур не поверил, но вежливо кивнул. – Затем вы потратили сто семьдесят тысяч на изосферу.

– Вроде да, – пожал плечами Фокс, чувствуя себя немного глупо. Он вообще не помнил, сколько она стоила. – А что, можно найти дешевле?

– Изосферы предназначены для исследовательских кораблей, – мягко, как ребёнку, пояснил бухгалтер. – А у вас мусоровоз.

– Но я частный сыщик, – улыбнулся Одиссей, – частному сыщику наверняка нужна изосфера.

Он и правда так думал: такая классная штука обязательно пригодится. Когда-нибудь.

Пожилой бухгалтер-финансист девятого ранга корпоративного класса «S» почесал залысину сразу двумя руками. Он явно хотел спросить: «Зачем, зачем частному сыщику исследовательская изосфера?!», но сдержался и продолжил читать расходно-приходный лог.

– Неделю назад вы заплатили двадцать четыре тысячи за апгрейд системы обработки мусора. И лишь после апгрейда подали запрос на получение лицензии мусорщика. Но так как ваша слишком новая система не соответствует параметрам Мусорной Коллегии, вы получили возмущённый отказ.

– У них устаревшие стандарты, и они не принимают мусор, переработанный самым современным образом, – пожаловался Одиссей. – Это же глупо!

– Нет, это правильно, – покачал головой луур, который разбирался в бюрократии и организации рабочих систем. – Чтобы внедрить новый стандарт в сотнях миров для десятков тысяч кораблей, всем придётся потратить слишком много денег. Большинство из мусорщиков просто не смогут себе это позволить: они живут и работают на грани рентабельности. Да и сама Мусорная коллегия не окупит организационных затрат. Так что их позиция логична и обоснована финансовой гравитацией. Что глупо, так это идти против законов природы, например, покупать и устанавливать профильное оборудование без предварительной консультации с Коллегией.

Луур выразительно посмотрел на своего новоиспечённого босса.

– Эх, – скорбно вздохнул Одиссей, который на самом деле не ощущал ни малейших угрызений совести. – Но мы можем убирать космический мусор и без лицензии.

– Позвольте спросить, для чего? – подняв одну бровь, осведомился бухгалтер. – У вас нереализованная детская мечта прибираться в космосе?

Одиссей с трудом сдержал улыбку. Удивительно, какая перемена произошла, когда робкий и невзрачный пожилой луур, глубоко убеждённый в своей никчёмности, оказался в родной стихии. Он оставался таким же аккуратным и выдержанным, но в его суждениях появилась железная твёрдость.

Одиссею, честно говоря, никакой бухгалтер с луны не упал. Он столько лет обходился без финансового советника, что и дальше прекрасно обойдётся. Единственной финансовой формулой, которой убеждённо следовал Фокс, была «Easy come, easy go». И весь экспресс-аудит, который они сейчас проводили, был по задумке детектива терапией для луура, который ещё недавно собирался покончить с собой.

– Буду откровенен, Фазиль, – ответил Одиссей, – весь этот мусорный бизнес нам нужен для прикрытия. Чтобы спокойно летать на «Мусороге» с планеты на планету, в свободном маршруте и графике. И делать, что хотим, не привлекая внимания сильных мира сего.

– Вот как, – смешно пожевав маленькими обезьяньими губами, луур с пониманием кивнул. – Значит, вы специально установили слишком новое оборудование, чтобы не пройти по стандартам мусорщиков, и летать не по их установленным маршрутам, а своим собственным путём. Прикрытие уже есть, а контроля нет.

– Да. Я лучше ничего не заработаю на мусоре или даже буду работать в убыток. А детективные гонорары это с лихвой перекроют.

– Не говорите так, – глаза бухгалтера строго сверкнули, словно «работать в убыток» было ругательством. Он посмотрел на Одиссея, словно проповедник, веру которого грубо оскорбили. – Работая в убыток, вы нарушаете экономический порядок и подводите общество.

Тут Одиссей даже не попытался спрятать улыбку.

– Тогда, Фазиль, придётся вам заняться моим мусорным бизнесом, – невинно сказал детектив. – Чтобы я не спускал деньги в трубу.

– Хорошо, – задумчиво согласился луур. – Но речь не только о мусорном бизнесе, речь о вашем подходе. Вчера вы купили просроченные и бракованные чипсы, и вместо того, чтобы сдать их обратно, просто выкинули.

– Но я получил от них то, что хотел: незабываемые впечатления, – Одиссей вспомнил, как дрогнуло сердце, когда он увидел в чипсах «супер-приз». – Возвращать было бы нечестно.

– Стоимость этих чипсов была много лет назад списана со всех балансов. Если просто их выкинуть, никто бы ничего не потерял. А так вы подарили деньги корпорации, пусть деньги крошечные, это всё равно расточительство. Затем вы инвестировали тридцать тысяч в заведомо пропащий бизнес без страховки.

Он говорил про покупку космаркета за несколько минут до его взрыва.

– Ну, это ради нашего спасения, Фазиль. Счёт шёл на секунды, мне был нужен полный контроль над системами магазина. А дедушка мог испугаться и начать отдавать неправильные приказы…

– Вы могли купить магазин и за три тысячи, – с безжалостной точностью оценил бухгалтер, – владелец бы однозначно согласился.

Фокс замялся. Быть щедрым к тем, кто нуждается, гораздо приятнее, чем говорить об этом вслух. К счастью, Фазиль тактично не стал развивать эту тему. Он указал им обоим под ноги.

– Сегодня утром вы заказали с доставкой коллекционный сверхпушистый фурийский ковёр ручной работы, который стоил почти как новый флаер: десять с половиной тысяч…

– Такой уютный, в рубке стало гораздо мягче, – довольно ответил Фокс, с удовольствием топчась босыми ногами на дорогущем ковре. Хотелось прямо сейчас всё бросить и развалиться на нём, утопая в пушистых ворсинках.

– …И заплатили пятьдесят тысяч за мгновенную нуль-портальную доставку этого ковра.

Одиссей промолчал, потому что эту вопиющую трату он совершил специально. Чтобы вызвать у бухгалтера эмоции, отвлечь его от мыслей о собственной никчемности и прийти в результате именно к этому разговору. И план детектива удался!

Однако теперь, когда Фазиль перечислил одну трату за другой, Одиссей отчётливо увидел, как бездарно обращается с деньгами.

– Вам никогда не говорили, что вы невероятно бездарно обращаетесь с деньгами?

Луур вежливо развёл четырьмя руками для наглядности.

– Знаешь, Фазиль, деньги приходят и уходят. Мне нравится их получать и нравится отдавать. А вот хранить – нет, не нравится. У меня бывало и гораздо больше, чем сейчас…

– И вы всё раздали?

– Ну… в общем, да.

– Вы меняете деньги на добро, и это достойно. Но ребячески и незрело.

Одиссей удивлённо приподнял брови.

– Деньги – это ресурс системной конструктивности, – вежливо, но со знанием дела сказал пушистый обезьянк. – Ваша конструктивность единична: вы помогаете лишь избранным счастливчикам, с которыми вас случайно сталкивает судьба. Это тоже достойно; не подумайте, что я жалуюсь.

Луур благодарно и слегка виновато улыбнулся.

– Но вы разбазариваете ресурсы, которые по своей сути предназначены для системного роста. Вы не даёте им преумножаться.

– Деньги к деньгам? – Фокс вспомнил старинную пословицу.

– Деньги к деньгам, – кивнул Фазиль. – Знаете, корпорацию, где я всю жизнь работал, можно назвать примером жадности, лицемерия и зла. Но за счёт системной конструктивности процессов, она ежегодно оказывает помощь малоимущим планетам на триллионы. Это спасло великое множество жизней и улучшило благосостояние целых миров.

Луур развел и покачал руками, словно это были весы.

– Если поставить на одну чашу весов вас, спасителя и альтруиста, а на другую злую алчную корпорацию, которая творит добро только ради собственной выгоды, – то благотворное влияние корпорации окажется в тысячи раз сильнее вашего.

Это был сильный образ. Одиссей даже не стал возражать, что, помогая бедным планетам, корпорация в то же самое время преумножает зло своей основной деятельностью и своими методами; и ещё неизвестно, что в итоге перевешивает.

– Ты предлагаешь мне заняться бизнесом, – уточнил Фокс, – стать корпорацией и начать помогать не отдельным встречным, а системно?

– Именно так, – скромно кивнул луур. – С вашим даром выстраивать события и приводить конфликты к гармоничному разрешению, вы сможете влиять на жизнь целых миров. Нужно только прекратить бездумное разбазаривание ресурсов и направить их в рост. И в этом я действительно могу вам помочь.

Одиссей смотрел на щуплую лысеющую обезьянку и с удивлением понимал, как за какие-то десять минут, просто проглядев его финансовый лог, этот дяденька разобрался в самой сути вопроса и парой фраз не только выразил проблему, но и предложил её решение. Одиссей не преумножал свои ресурсы, а легко расставался с ними, помогая всем подряд, или просто тратил на прихоти и эксперименты. А ведь больше ресурсов – больше возможностей помочь.

– Как тебя могли выкинуть из корпорации? – спросил Фокс. – Ты же настоящий профессионал.

Фазиль вздохнул.

– Я был слишком лоялен, – ответил он.

* * *

– Что, эксплуататоры хреновы, пришли смотреть, как мы горбатимся? – умная корзинка не преминула подколоть хозяев. Она и её подруги трудились в масле торца (не скажешь же «в поте лица»), развозя и сортируя горы продуктов, которые вчера приземлились в «Мусорог».

– Слушай, как тебя зовут? – спросил Фокс. – А то всё тележка да корзинка. Давай знакомиться.

– Наш небожитель снизошёл до рабочего класса? Ну, если тебе интересно, расскажу. Официальных имён у нас никогда не было: вы, жадные мешки с костями, поскупились даже на это!

Корзинки не были по-настоящему разумными существами, они лишь искусно имитировали личность, создавали видимость разума. Но даже искусственный разум стремится как-то себя ощущать, поэтому каждая корзинка придумала себе образ.

– Я Бекки, и я тележко-человек. Мы все выбрали себе расу: вон там тележко-мелкарианец Блоп, а слева тележко-геранец Несокрушимый. Он слегка погнутый, потому что изображает геранца и иногда пытается сокрушать всё вокруг, ну, сам понимаешь, чем это кончается.

– А кто в углу?

– Это просто тележка, она гордится своей натуральной идентификацией. От имени отказалась и отзывается на серийный номер USS-EN1ER417E.

У бытовой утвари, прожившей несколько десятков лет, формировалась своя особая культура.

– Хорошо, тогда мы будем звать тебя Бекки, – серьёзно сказал Фокс.

– Если точнее, Бекки-Виктория Гугу’Бламсфильд, герцогиня Требунская! – железным тоном пропечатала тележка. – Наследница Требунской бизнес-империи, могу не работать, и работаю только из любви к своему делу. Вот так.

– Герцогиня Бекки, как ваши успехи?

– Уже почти всё раскопали и развезли, дружок.

У каждой магазинной тележки есть гибкие щупохваты, которыми она расставляет товары по полкам. Они и здесь пригодились: тележки раскидали вскрытые и повреждённые продукты по камерам утилизации, а пригодные перевезли в складской отсек № 3. Туда, где высилась гора древнего мусора, которая досталась Фоксу по наследству от прежних хозяев баржи.

Тележки разворотили мусорную гору, надёргали оттуда металлолома и смастерили из него подобие магазинных полок. Говорят, что каждый кабан ищет родное болотце – видимо, на умные вещи эта пословица также распространяется. И вот во владении Фокса появился собственный космаркет с рядами разнообразных товаров! Хочешь, бери с полок и кушай, или оставь как музей, а хочешь – устрой гаражную распродажу.

Тележки всё отмыли и выровняли, после чего в складском отсеке № 3 образовался совершенно уникальный пейзаж: пёстрый магазин из металлолома у подножия мусорной горы внутри огромного отсека-склада в недрах старой мусорной баржи, когда-то принадлежавшей разумным паучкам. У входа в космаркет стояла вывеска с названием: «Королевство Фокса».

– Потрясно! – Одиссей едва не прослезился. – Минутку, а что там за нора?

За магазином темнела брешь, ведущая вглубь горы. Странная форма, неприятная глазу, то ли искажённый овал, то ли пожёванный, сдавленный круг: в ней угадывалась ощеренная, но смазанная пасть. Спрессованный металлолом вокруг дыры покоробился, он словно склеился, оплавился или сросся рваными слоями. Как будто из бреши что-то извергалось, а потом застыло, измятое и чужое, нечеловеческое, от неё расходились кривые волны. Какой же мерзкий взбугренный узор, как неприятно смотреть, чем больше смотришь, тем труднее перестать видеть этот… Одиссею вдруг стало нехорошо.

Дурнота подскочила к горлу, раздулась изнутри, в глазах потемнело. Краем глаза Фокс заметил, что Фазиль побледнел, его шерсть резко распушилась, вставая дыбом, а хвост смотался в кольцо. Луур зажал руками рот, уши и нос, и медленно отступал назад, дрожа. То же самое помимо воли делал Одиссей! Ноги тряслись и, едва сгибаясь, переступали назад, дальше от тёмного жерла. Человек и луур одновременно охнули и отвернулись, закрывая лица руками.

– Что это такое? – выдохнул детектив, чувствуя, как весь покрылся испариной, сверху донизу, всё тело.

– Н-не з-знаю, – заикаясь, пробормотал луур, тоже блестящий от пота. – Что-то… ужасное!

Одиссей не мог заставить себя посмотреть на брешь, он старался повернуться назад и рассмотреть её снова, но внутри всё отчаянно сопротивлялось, каждая клеточка отказывала ему, не желая снова увидеть эту отвратительно вздувшуюся пасть. Однако при этом разум беспрерывно ощущал её, осознавал, что она там, за спиной. На мгновение Одиссей стал первобытным человеком, который стоял спиной к страшной пещере, оттуда шелестел нечеловеческий звук раскрывающейся пасти, а он не мог ни обернуться, ни бежать. Оплавленное жерло смотрело на него, медленно, невесомо вдыхая Одиссея, затягивая его внутрь.

– Да что это?! – выкрикнул Фокс, сгибаясь, не в силах продохнуть.

Ноги подогнулись, и он упал на колени.

– Бежим, – заскулил луур, – бежим!..

Но сам не двинулся с места, лишь сжался на корточках, обхватив себя четырьмя руками, и часто дышал.

– Вы что, ошалели? – недоумённо спросила Бекки.

– Дыра, – выдохнул Одиссей, – дыра…

– Ну? Мы дёргали из горы рельсы да панели, там слегка обвалилось и открылся этот проход. Мы там ещё не разбирали, и внутрь не проедешь, всё неровное. Да что с вами такое, живые существа?

– Заткни её! – крикнул Фокс. – Закрой!

Каждую секунду перед его закрытыми глазами вставала оплавленная, кричащая пасть. Он не мог перестать видеть её.

– Да пожалуйста, – пробормотала корзинка. – Вот чокнутый.

Она развернулась и поехала к жерлу, в скомканную сплавленную пасть, которая медленно и неслышно вдыхала их всех.

Луур скулил на полу, сжавшись калачиком, Одиссей из последних сил сохранял полулежачую позу, остатки разума кричали ему: «Вставай! Поднимайся! Держись!», потому что если ты упадёшь на пол, если потеряешь подвижность, ты умрёшь.

– Подруги, шевелитесь, – донёсся раздражённый голос Бекки, её хрипловатые старые динамики казались такими живыми. – Берём листы и закрываем эту штуку, у хозяев приступ паники. Куда ты, Несокрушимый, опять ты толкаешься мимо, да что с тобой такое, зачем ты упал? Блоп, заезжай справа, прикрой эту… Блоп! Алло, ты меня слышишь? Куда ты крутишься, зачем ты лезешь в дыру? Там не проедешь, кисель ты мелкарианский, там же неровно, Блоп… Почему так холодно? А куда делись сигналы?

Сзади пришёл отвратительный, чавкающий скрежет, переходящий в протяжный жидкий всхлип, волна нестройных звуков накатила оттуда, проникая в уши и в нервы, булькая прямо в теле Одиссея, как будто внутренности становились жидкими. Он обхватил себя руками, скрючился и закричал, содрогаясь на полу.

– Блоооооп! – судорожно захрипела Бекки. – Что с тобой… скрученный… жижа… мрак. Колебания. Кривая. Обрыв. Я не буду…

Скрипящий и скребущийся железный звук, Одиссей заставил себя обернуться. Посмотреть на саму дыру не было сил, на это в теле и разуме стоял несокрушимый блок. Но он заставил себя взглянуть туда, где металлически скреблось. Это была старая гнутая тележка, лежащая на боку. Та, что звалась Несокрушимый. Он вытянул свои хваты и пытался встать, причём одни хваты тащили его прочь от жерла, а другие, наоборот, цеплялись и тянули внутрь. Несокрушимый ходил ходуном, как живое существо, попавшее в ловушку. Сантиметр за сантиметром хваты обрывались, и Несокрушимый сдвигался ближе и ближе туда.

– А-а-а! – захрипел Одиссей, чувствуя, как перехватывает горло. В глазах пульсировала кровь и тьма, он рывком отвернулся, только бы не увидеть и не услышать, как… Чавкающий скрежет, переходящий в протяжный булькающий всхлип. Несокрушимый скомкался, оплавился, растекся и канул в пасть.

– Недостача… – хрипела Бекки, колеся кругами вокруг дыры. Круги сужались.

Одиссей понял, что вся его жизнь сводится к этой норе, ради неё он родился и жил. Все дороги стекались в этот тупик, последствия всех решений привели Одиссея к бугристому жерлу. Он создан, чтобы вползти туда и быть сожранным, это причина всех его поступков и его судьба.

Прерывистый скрежет и всхлип металла, и почти сразу второй такой же. Тележки сползались к дыре и низвергались в неё одна за другой.

Фазиль заскулил, развернулся и, уткнувшись мордочкой вниз, рывками пополз к дыре. Его хвост беспомощно метался по полу, пытаясь за что-нибудь зацепиться, удержать, но Одиссей уже знал, что не удержит. Дыра вдыхала их, как воздух, и у них было столько же сил на сопротивление, сколько у воздуха, который вдыхают.

Одиссей ухватил луура за туловище двумя руками, рывком перевернулся на спину, упёрся в Фазиля ногами – и со всех сил отшвырнул его назад. Он метил в магазинную полку, маленький бухгалтер врезался в неё спиной, сполз, оглушённый ударом, сверху попадали яркие пакеты и пачки, а с ними двухлитровая банка «Кипучая хомра: лучший вкус года». Она бухнулась на Фазиля, и тот обмяк.

Одиссей, задыхаясь, рванулся к дыре, остановился, сопротивляясь, схватился за полку, но дёрнулся к дыре снова, и рука сорвалась. Он шатался, как пьяный, пытаясь свернуть в сторону, но неизменно разворачивался к жерлу и делал новый дёрганный, неестественный шаг. Он чувствовал дыхание дыры всей кожей, оно было холодное и сухое, как первое мгновение вакуума.

Все чувства Фокса обострились до предела, он ловил каждую мелочь и моментально укладывал её в картину происходящего – которую нужно сложить, чтобы выжить. Детектив заметил, что дыра фокусирует своё воздействие на одной жертве, и та рвётся вперёд сильнее всех. Сейчас это был Одиссей, возможно, дыра уже наелась тележками, сожрав всех… кроме Бекки.

– Недостача… – прохрипела Бекки. – Недостача…

Крикливая тележка застряла у самого жерла, она провалилась передними колёсами в прореху между упавшими плитами и одновременно зацепилась решёткой за торчащий прут. Выбраться было несложно – вверх и влево, слезть со штыря и нырнуть в кричащую тёмную пасть. Если бы Бекки соображала, она бы давно так и сделала, повинуясь зову дыры. Но тележка бессмысленно дёргалась в разных направлениях и говорила странные слова.

– Замена товара! – прохрипела она. – Замена товара!

Одиссей внезапно понял, что кричит Бекки. Он схватился за тележку, пытаясь удержаться перед распахнутым зевом, и посмотрел. Дыра была больше Одиссея, сумрачный тоннель, уходящий в бездонную непроглядную глубину. Оплавленные и сросшиеся металлические обломки, похожие на пасть, были истерзанные и бугрящиеся: металл словно кричал от непереносимой муки.

– Прости, Бекки, – прошептал Одиссей, вернее, хотел прошептать, но изо рта вырвались какие-то другие, бессмысленные слова, вся голова была заполнена сотнями и тысячами теснящихся слов. Он оборвал все мысли, сошедшие с ума, сосредоточился на действиях, навалился на тележку, приподнял её, рывком сорвал с прута и толкнул в дыру. Она, трясясь, заехала туда, наполовину исчезнув во мраке, и он увидел, как Бекки начинает коверкаться, скрючиваться и плыть, превращаясь в жижу, льющуюся в воздухе. Он услышал этот всепроникающий булькающий звук.

«Она не живая и не разумная, она лишь тележка», – билось у Одиссея в голове. Но внутри всё свело от мерзости и вины. Человек рванулся к выходу из зала – его единственная надежда заключалась в том, что пасть будет несколько секунд занята.

За три секунды, в которые она проглотила Бекки, Фокс успел добежать до двери, она открылась ему навстречу – но Одиссей так и не переступил порог. Он снова превратился в существо, раздираемое надвое, две половины вели его в разные стороны: от дыры и к ней.

Но тому существу, что рвалось к дыре, помогал её неслышный зов.

Десяток коротких, судорожных движений, изнемогающий и обессилевший от борьбы человек подкатился к зияющей пасти и встал в ней, как распятый, последним усилием держась за истерзанные края.

– Рокировка, – выдохнул человек. И отпустил руки.

Прореха беспросветной черноты раскрылась прямо перед ним, посередине пасти. Она была такой чёрной, что мрак в дыре казался серым. Четыре гибких крыла оплели Одиссея, когтистые лапы впились ему в бока. Чернушка дёрнулась всем телом, мир моргнул, и они оказались в рубке, за пять бронированных стен от дыры, от горы – и от того, что было там, в глубине.

* * *

– Аааа! – заорал Одиссей, снова оказавшись самим собой. – Аааах ты Тварь!!!

Он схватил первое, что подвернулось под руку – начатую банку маринованных лурианских кокосов – и разбил её о стену. Страх и ярость пылали в груди, будто хотели вырваться и сжечь всё вокруг. Сжечь «Мусорог», уничтожить его, направить к звезде и обрушить в пылающий ад, такой была первая мысль.

Но в зале № 3, за страшной горой пряталось самое дорогое для Фокса – корабль сайн. А между двух полок, посреди вороха продуктов валялся пожилой луур, он стонал и ворочался, приходя в себя. Как только бухгалтер очнётся настолько, чтобы соображать и двигаться, он против воли полезет в дыру. Одиссей уже пожертвовал наглой ладьёй, чтобы спасти короля. Фазилем он пожертвовать не мог.

По телу Чернушки прошла дрожь, она издала слабый скрипящий крик. Совсем недавно птица была при смерти от истощения, а сколько сил отдала сейчас, чтобы его спасти? Чего ей это стоило, телепортировать не только себя, но и человека? Одиссей погладил шершавый бок чёрной королевы, та обессиленно сникла.

– Гамма, вытащи луура мусорными хватами и заблокируй зал!

– Не получится. Я уже пытался вас вытащить. Смотрите.

Одиссей хотел глянуть на экран, и с трудом преодолел внутренний блок. Инстинкты бешено стиснули тело и задавили разум, внутри билось: НЕЛЬЗЯ СМОТРЕТЬ В НОРУ. Фокс не подозревал, что внутри него прячется так много глубинного ужаса и этот ужас так силён. Детектив сжал панель так, что пальцы побелели, заставил себя повернуться и посмотреть на экран.

Гамма раз за разом показывал короткую зацикленную запись: как маленькая платформа с гибкими щупами вкатилась в зал № 3 через тоннель под потолком. Скользя по ребристой поверхности, словно по рельсам, платформа устремилась к Фазилю с Одиссеем, которые барахтались на полу. Но внезапно замерла и начала бессмысленно дёргаться в разные стороны, елозить взад-вперёд по рельсам, как будто потеряв управление.

– Тварь сбивает направление, – с ненавистью кивнул Фокс, который только что пережил это на себе. – Я тоже дёргался в разные стороны, хотя пытался идти в одну. Но почему это действует на технику? На живых существ повлиять можно: обмануть чувства или нервную систему. Но тележки… щупы… как?

– Выполняю, – ответил Гамма, мигнув двумя зелеными огоньками.

– Что? – вздрогнул Фокс. – Что выполняешь?

– Ваш приказ.

– Я не давал никакого… Возьми ещё одну платформу со щупами, сними внешнее орудие, внеси его внутрь «Мусорога» и расстреляй дыру. О, чёрт, как это?!

Слова и мысли вылетели из Одиссея одна за другой, хоть явно противоречили друг другу. Человек замер и лихорадочно соображал. На барже стояло две энергетические пушки, одна для нижней полусферы, другая для верхней. Они разбивали крупный космический мусор на куски и крайне редко применялись для чего-то иного. Сейчас был именно такой случай – и Фокс приказал Гамме снять внешнюю пушку, внести её внутрь корабля и расстрелять мусорную гору вместе с Тварью. Приказ казался разумным и правильным, но Одиссей не додумался до него прежде, чем высказать – а наоборот, сначала сказал! И ещё безумнее, Гамма начал выполнять приказ до того, как он был отдан.

– Отменяю, – ответил ИИ и сверкнул красным огоньком. Две платформы, щупы которых плотно оплели тяжёлую энергопушку, остановились в метре от склада № 3.

– Отмени! – воскликнул Одиссей, и только в следующий миг до него дошло, почему. Приблизившись к твари, пушка начнет стрелять во все стороны – у неё собьётся направление, как и у всех остальных. Беспорядочная стрельба вряд ли пробьёт мощную броню баржи, но точно накроет Фазиля. Фокс понял это после того, как сказал вслух.

Опять то же самое: логичные действия в невозможной последовательности.

– Эта Тварь меняет ход событий! – поразился Одиссей. – И это не биологическое воздействие, которое сводит с ума живые организмы. Это что-то более глобальное и базовое, оно действует даже на технику.

– Проверка проведена. Нет, не фиксирую.

Гамма снова отвечал на ещё незаданный вопрос. И Одиссей изо всех сил сжал губы, пытаясь не задать его. Но не смог. Слова вылетали изо рта помимо воли, точно так же, как те движения, что вели жертву к норе.

– Гамма, проведи полную проверку. Есть ли какое-то изменение, воздействие, сбой, что угодно? – спросил человек.

– Предполагаю, что на входе в тоннель изменяется натяжение пространства и образуется четырёхмерная скомканность, значительно выше обычного. Но проверить невозможно, на корабле нет специализированных систем.

– Я имел в виду полную проверку тебя и систем «Мусорога»! Ты поломался или нет?

– Мои алгоритмы не тронуты. Никакого вмешательства или изменения системы.

– Но ты хотя бы осознаёшь сбой в очерёдности наших действий?!

– Да, – ответил ИИ. – Я фиксирую нарушение логической последовательности событий. Но не вижу никаких внутренних причин для него.

– Выходит, сбой не в нас с тобой, а во внешней среде?.. – сощурился Фокс. – Что же поменялось… не атмосфера… не гравитация… что?

– Изменения систем корабля не зафиксированы.

– Но их не может не быть. Ты выполняешь неотданные приказы! Безумные странности не случаются без причины. Значит, мы принципиально не способны их зафиксировать.

– Оборудование баржи далеко не совершенно. Я не могу фиксировать длинный список вещей: квантовые флуктуации, изменения переменных физических констант, тёмную материю и тёмную энергию, слабое взаимоде…

– Получается, – прервал Фокс, – эта Тварь меняет законы физики?

– Информации для вывода не…

– Достаточно.

Одиссей внезапно побледнел, подскочил к панели и перевёл управление кораблём на ручной режим.

– Гамма, принудительное отключение и обновление через десять секунд. Полное реформатирование мыслительного ядра из резервного источника!

На панели включился обратный отсчёт: 10… 9…

– Сразу по включению бери курс на ближайшую звезду. Не контактируй ни с кем и ни с чем внутри и вне корабля, кроме двигательной системы!

8…7… 6…

– Не выходи на связь с окружающим миром и не принимай внешних сообщений. Принимай запросы только от того, кто скажет: «Галилео Галилей».

5… 4… 3…

– Если я не отменю приказ, ты упадешь в звезду и уничтожишь корабль со всем содержимым и всеми, кто на борту. Это наивысший приоритет.

2… 1… 0.

Панель погасла, затем медленно включилась. Полное перерождение сверхбыстрого Гаммы заняло целых несколько секунд. «Мусорог» развернулся и двинулся к ближайшей звезде, которая яркой алой точкой висела впереди.

– Что?! – воскликнул взъерошенный человек, хватаясь за голову. – Что я сделал?

Одиссей только теперь понял ход собственных мыслей. И он, и Гамма контактировали с Тварью, живущей внутри горы. И этот контакт повредил их обоих, они стали странно думать и действовать, в неправильной последовательности. Одиссей не мог исправить своё повреждение, но Гамма вполне мог. Его искусственную личность можно было полностью стереть и запустить заново из резервного источника, который не имел никаких контактов с Тварью. Да, ИИ потеряет тот лёгкий слой человечности, который обрёл за последнюю неделю, но это дело поправимое.

Зато теперь галактика застрахована от провала. Пан Одиссей или пропал, он станет последней жертвой этой Твари.

Но это не значило, что детектив собрался сдаваться.

Итак, что мы знаем? Три вещи, думал Фокс, кружа босыми ногами по фурийскому ковру.

Вещь третья: в корабле гора, в той горе нора, а в норе Тварь, тянет в пасть и пожирает всех, кто подошёл слишком близко. Тварь не подавляет жертвам волю, ведь они хотят сопротивляться, они пытаются убежать – просто их движения приводят не к тому результату. И дело не в координации движений, ведь будь нарушена координация, жертвы не смогли бы дойти до дыры и стать её пищей. Значит, Тварь действует иначе. Попав под воздействие, жертва начинает дёргаться во все стороны подряд, случайным образом. Но Тварь как-то зовёт её – и из движений, рвущих жертву в разные стороны, побеждают именно те, что ведут в пасть. При этом зов действует только на мыслящие и способные к движению объекты, неважно, живые или механические, главное, способные к действию. А если жертва теряет подвижность или сознание, она сразу перестаёт рваться к норе.

Фокс уставился в экран с трансляцией из зала № 3. Луур лежал неподвижно, но скоро придёт в себя. Сколько осталось времени: пять минут? Три?..

Вещь вторая: воздействие Твари меняет речь. Живой ты или машина, ты начинаешь вместо правильных слов произносить неправильные – но не совсем! Бекки всё повторяла «недостача», а имела в виду «не могу», не могу сопротивляться. В конце она крикнула «замена товара», и Одиссей с трудом унял дрожь, вспомнив это. Ведь тележка призывала Фокса кинуть её в нору, пожертвовать ей, чтобы спастись самому. Одиссей в последней надежде на спасение вспомнил о Чернушке и хотел крикнуть: «Телепорт!», а выдохнул «Рокировка». Слова поменялись, но в их подборе осталась смысловая связь. Значит, близко к норе у жертвы происходит сбой, подобный сбою движений, и выбор слов становится… направленным в разные стороны. О чём говорит этот симптом?

Одиссей покачал головой, в которой не было чёткого и понятного ответа на этот вопрос.

И, наконец, вещь первая: близкий контакт с Тварью нарушает последовательность событий! Чёрт возьми, подумал Одиссей, я собирался с этого начать. Тварь сбивает направление движений, ломает последовательность событий, искажает речь – и все эти, такие разные функции меняются в одном похожем ключе. Что их объединяет? Что присутствует даже у механических объектов с искусственным интеллектом, а отсутствует у лишённых сознания и у тех, кто обездвижен?