Текст книги "Одиссей Фокс. Космический странник"

– Помогите мне, Одиссей Фокс, – прошептала принцесса. – Вы моя последняя надежда.

– Хорошо, – сказал детектив, все чувства которого говорили, что он не имеет права отказаться. – Я помогу. Но тебе придётся снять маску и показать местным истинный облик. Извини, я догадался, кто ты такая, а про твои Знаки понятия не имел. Просто хотел заставить тебя эффектно прекратить карнавал. Теперь бы я не стал так делать!

Глаза Аны сузились, она секунду пыталась понять, за что он извиняется.

– Хитрюга! Вы сдали самого себя в СБР! Чтобы я была вынуждена явиться и официально снять с вас обвинения!

– Одиссей Фокс, – зазвучало одновременно отовсюду, звуковая блокада окружила их ладью. – Вы арестованы за убийство Власты Прозаевой. Отсутствие нейра не позволяет вас парализовать, поэтому сами не двигайтесь. Или к вам будут применены подавляющие меры.

– Вот сейчас возьму и сбегу, а вы тут сами разбирайтесь! – Ана состроила сердитую рожицу и едва удержалась от того, чтобы показать Фоксу язык.

– Спасать тебя, находясь в тюрьме на острове Буян, будет слегка затруднительно, – улыбнулся Одиссей.

– Поднимите руки, встаньте и отойдите на шаг от стола!

К их ладье слетелось сразу четыре дрона СБР.

Ана вздохнула и поднялась. Её лицо стало серьёзнее и взрослее, в глазах засиял божественный свет. Она подняла руку, и в ней разгорелась печать Олимпиара, пронизанная молниями её отца. Дроны от неожиданности зависли на пару секунд, а потом сгинули прочь. Звуковое поле исчезло.

Сияние в глазах Афины погасло, черты лица опять стали юными, величественная аура съёжилась до милой и обаятельной.

– Ну, думаю, обвинения сняты, – слегка растерянно улыбнулась Ана. – В конце концов, я солистар этой планеты.

– Прекрасно. Теперь можно и поесть.

Им принесли золотую рыбку, фаршированную съедобным жемчугом.

– Откуси меня, старче, – звучно произнесла рыбка. – И сбудутся твои желания!

Одиссей поперхнулся: стариком его давно никто не называл, и вот прямо сейчас, перед Аной, это было особенно не вовремя. Рыбка чутко уловила реакцию своего собеседника и тут же поправилась:

– Была неправа. Ох ты, гой еси, исполать тебе, добрый молодец!

– Вы не могли бы, – вежливо попросил Одиссей, протыкая её вилкой, – не говорить? Это немного сбивает аппетит.

– Конечно-конечно, – миролюбиво согласилась рыбка. – Я только проинформирую, что всё съедобное: чешуя, хвостик, головушка.

– Тарелка, скатерть, стол, – продолжила Ана, которая набила рот щавелевым салатом и теперь давилась от смеха.

– Приятного аппетита! – торжественно закончила рыбка.

И не соврала.

* * *

– Что я пропустил? – спросил Фазиль.

Шёрстка бухгалтера блестела, как новенькая, хвост стоял вопросительным знаком, а на шести лапах поблескивал каждый полированный коготок. Вернувшись с процедур, пожилой луур будто помолодел лет на десять.

Фокс в ступоре посмотрел на друга: он понятия не имел, как одним ответом описать всё, что произошло за последние два часа!

– Это Ана, – наконец сказал детектив, – она звёздная принцесса, и немного полетает с нами.

До следующей истории, медведичи!

Дело #9. Афина

Смерти меньше всего боятся те люди, чья жизнь имеет наибольшую ценность.

Иммануил Кант

– Что за чувиха? Слишком идеальная, небось, секс-андроид! – бесцеремонно заявила тележка Бекки, подкатывая к Одиссею с Аной. – Повадился девок на корабль таскать? Я всегда знала, что ты прохиндей.

– Герцогиня, это принцесса, – невозмутимо представил Фокс.

– Оу, нижайшие извинения, ваше высочество! – тележка резко сменила тон, отъехала назад и даже сделала что-то вроде книксена: завалилась на бок, опираясь на свои щупохваты.

– Не стоит извинений, – идеально-мило улыбнулась Ана, но ярко-фиолетовый всплеск в волосах выдал её чувства. Как бы неформально она себя ни вела, дочь технобога с рождения привыкла к совсем иному обращению.

– Бекки, тебя инсталлировали в новую модель? – Фокс технично сменил тему.

– Только что с конвейера! – похвасталась тележка. – Я теперь такая продвинутая: встроенный принтер упаковок и вкусовой корректор для испорченной еды. Вам надо чего-нибудь откорректировать? Ну, кроме ваших кислых мин, ха-ха-ха! Ладно, шучу. Я помчалась по делам, у меня полно дел, ясно?!

И, не дожидаясь ответа, герцогиня укатила в сторону складов.

– Ещё члены экипажа, с которыми мне следует познакомиться? – кристально-вежливо уточнила Ана.

– Чернушка, – кивнул Одиссей, с нежностью погладив шершавый чёрный овал. Птица уже третий день как ушла в себя: впала в глубокий биологический стазис, свернулась в непроницаемо-чёрное яйцо и беспробудно спала прямо на панели управления.

– Не пойму, кто это, – прищурилась Ана, сверяясь со своим нейром. – Только что открытый вид, эээ, «Одиссеус Фокс», серьёзно? Эта птица – ваше открытие?

– Её открыли Ниссы. Вернее, откроют годы спустя. Это необычная история.

– Я начинаю подозревать, что все ваши истории необычные, – сказала Ана без улыбки. Она никак не могла окончательно выбрать, сомневаться в этом странном человеке или восхищаться им; волосы девушки были серо-синего, щемящего и тревожного цвета.

– Чернушка птица редкая, и сейчас на отдыхе, – объяснил детектив, стараясь разрядить обстановку. – А в системах управления живёт Гамма, наш искусственный интеллект. Говорят, он очень продвинутый, но вряд ли таким можно удивить олимпиара.

– Я не настоящий олимпиар, а пока только будущий, – Ана смутилась, и объяснение вышло слегка путаное. – Мы возносимся в двадцать один год, а до того живём как…

Она замялась.

– Обычные смертные, – улыбнулся Фокс.

– Нельзя так говорить, это унижает подданных, – пробормотала девушка, не глядя ему в глаза.

Одиссей был убеждён, что правда способна причинить боль, но не может унизить – она унижает лишь тех, кто от неё прячется. Поэтому детектив пожал плечами:

– Не чувствую себя униженным, ведь олимпиары и правда выше в развитии. Тем более таких устаревших людей, как я.

– Зато вы без всяких апгрейдов в сто раз умнее меня! – резко возразила Ана. – И моих братьев с сёстрами.

– Это вряд ли.

Он вспомнил Ареса, у которого и тело-то было условное: сгусток невероятно мощных и сложно устроенных энергетических полей. Он превосходил князей Руси, улучшенных до кончиков ногтей, как они превосходили неандертальцев. Князья были всё те же «мешки с костями», что и миллион лет назад, просто мешки с костями и гаджетами – а олимпиары превратились в технобогов. Кто знает, что технологии сделали с их восприятием и мышлением… К счастью, Ана была не похожа на своего брата. Даже когда начинала «божественно светиться», она выглядела как обычный человек – в лучшем смысле этого слова.

Но ей уже недолго оставалось такой быть.

– Значит, технобогами становятся, когда возносятся — в двадцать один год. А тебе сейчас?

– Двадцать.

А ведь она сильно изменится после вознесения. Что это вообще означает: стать высшим существом? Явно не то же самое, что поставить новый чип или искусственный орган – это будет тотальное перерождение, как будто в одно мгновение тебе пятнадцать, а в следующее уже пятьдесят. В роковой час милая Ана станет мудрой Афиной: властным и могущественным, почти бессмертным существом. Если доживёт.

– Одиссей? – спросила девушка, всматриваясь в его отрешённое лицо. Она поняла, что Фокс выпал из реальности в поток своего мифотворчества.

– Оʼкей, принцесса, – детектив словно очнулся. – Сейчас мы быстренько установим, откуда исходит угроза.

– Вот прямо быстренько? – невольно улыбнулась она.

– Знание об этом уже в твоей голове.

– Но… С чего вы взяли?

– Ты не можешь бояться смерти, о причинах которой ничего не подозреваешь. Знаки, которые ты повсюду видишь, не мистика и не волшебный дар, – а способность разума расставлять акценты и выделять из окружающего мира то, что важно для твоего сознания. Или подсознания.

– То есть я начала видеть знаки о смерти, когда подсознательно поняла, что меня хотят убить?

– Именно так.

– Но если мой мозг давно догадался об угрозе, то почему я столько месяцев живу в страхе, а так и не могу понять, кого именно боюсь?! – Её руки дрогнули, не в силах спрятать напряжение и стресс. – Почему я до сих пор не осознала собственную догадку?!

– Что-то тебе мешает. И как только мы узнаем, что – раскроем дело.

Ана взяла себя в руки.

– Разве можно «быстренько» вычислить, откуда исходит опасность, если она может исходить откуда угодно?

– Вселенная огромна, а типов угроз всего три. Выгода, ненависть и случай.

– Случай?

– Кирпич упадёт тебе на голову именно в ту миллисекунду, когда защитное поле замкнёт и отключится. Врата, через которые проходит твой корабль, дадут летальный сбой. Или ты выйдешь на улицу и с вероятностью в 0,00000050 % встретишь там хищнозавра. Да мало ли. Однако все случайные угрозы мы сразу отметаем.

– Потому что их бы я не предчувствовала?

– Ты не можешь заранее бояться смерти, которая произойдёт непредсказуемо и случайно.

Ана понимающе кивнула, и Одиссей не смог избежать мысли, что сейчас она смотрит на него с восхищением ученицы. А когда вознесётся, будет смотреть с умилением хозяйки к питомцу. Эта мысль неприятно сдавила нутро. Но другая тут же парировала: перед тем, как всерьёз расстраиваться из-за отношения принцессы, ты должен сначала её спасти.

– Как насчёт выгоды? – осведомилась принцесса.

– Самая частая причина. Все чего-то хотят, и некоторые пойдут ради своих желаний на самые радикальные действия. Звери убивают, чтобы есть; разумные – чтобы захватить чужие богатства; хитрые – чтобы устранить нынешнюю угрозу; умные – чтобы устранить будущую проблему.

– А мудрые? – она задала самый точный вопрос.

– А мудрые не убивают, – ровно ответил Одиссей, вспомнив искажённое лицо Власты Прозаевой.

– И как же нам быстренько определить, действует ли мой убийца из выгоды?

– Стандартная анкета, – усмехнулся Фокс, будто и правда существовал список «Двадцать типичных вопросов для начинающих сыщиков» или «Протокол расследования для спасения принцесс». – Ты стоишь на чьём-нибудь пути к олимпийскому трону? Занимаешь чьё-то место в очереди на вознесение? Ради бессмертия и ради такой власти можно поубивать хоть миллион человек, не то что одну девушку.

– Нет, – Ана покачала задумчиво-желтой головой. – Я последний ребёнок в семье, младшая, все старшие уже вознеслись. А лучшие из наших подданных получают вознесение вне зависимости от нас, за собственные заслуги. В общем, я ни на что не претендую и являюсь самой последней в очереди.

– Возможно, после вступления в статус ты унаследуешь лакомый кусок империи? А если тебя не будет, он достанется кому-то из братьев и сестёр?

– Нет. Всей империей единолично владеет отец. Распределение наследия будет совершаться только после его смерти, а мама с папой собираются жить вечно.

Она неловко улыбнулась, но Одиссей не улыбнулся в ответ. Он уже встречал тех, кто собирался жить вечно. Никого из них сейчас не было в живых.

– У тебя есть какие-нибудь важные государственные функции? Ты выступаешь как дипломат или законный представитель семьи, как почётный гость на пиар-мероприятиях?

– Я выступаю последним человеческим лицом нашей семьи, – сумрачно кивнула принцесса, ей не хотелось про это говорить. – Но почти во всех пиар-акциях вместо меня появляется двойник, синтетик, которым управляет ИИ. Это сделано и с целью безопасности, и потому что… синтетик всё делает лучше, чем я сама. Она и выглядит, и ведёт себя идеальнее… а это важно для пиар-службы, понимаете?

Ана взглянула на Фокса со смесью искренности, расстройства и стыда. Было совершенно не похоже, что вся галактика лежит у ног этой девушки. Но её патологическая честность была Одиссею настолько по душе, что от этого признания у него даже дрогнуло сердце.

– Конечно, понимаю, – он заставил себя соврать, чтобы немного её утешить.

– Реальных управленческих функций у меня нет. В нашей семье считается так: пока не вознёсся, ты ещё не разумное существо. Для отца с мамой я такой же малыш, как в пять лет, серьёзно, для них нет разницы, для них даже пожилой смертный – ещё недоразвитый. А разве можно доверить ребёнку управлять мирами?

Девушка пожала одним плечом, её волосы не выражали обиды или горечи – мрачноватого, но зелёного цвета, они были в принципе согласны с оценкой родителей.

– Поэтому реальных дел мне не поручают. Живи, учись, готовься к вознесению, а вот потом начнётся публичность и политика.

Стало понятно, как принцесса может просто взять и устроиться в помощницы к частному сыщику. Когда твою роль по жизни играет кто-то другой, у тебя появляется масса свободного времени и некоторая свобода манёвра.

– Ладно, – кивнул Одиссей. – Не вижу в твоём деле выгоды. Это не значит, что её нет, но пока отложим выгоду в сторону.

– Остаётся ненависть? – у Аны едва заметно скривились губы. – Но ненавидеть меня до смерти может кто угодно. Миллионы подданных с самых бедных планет смотрят на Олимп, который уже пятьсот лет утопает в роскоши, и ненавидят меня только за то, что не родились на моём месте.

Воображение Фокса тут же нарисовало сгорбленную угрюмую фигуру: Гхар, чернорабочий с заброшенной планетки, которая называется, например, Пыль. На планете с таким названием хорошей работы точно не найти, и наш герой вкалывает уборщиком. Но должность уборщика на планете с таким названием слегка бессмысленна, поэтому все презирают уборщика, а больше всех он сам. Гхар с рождения должен выцарапывать у жизни каждый кусок, глядя на то, как олимпиары утопают в безумной роскоши. Раз за разом он видит новости о торжественных визитах красивой и счастливой девушки, у которой есть всё, чего он лишён, и которая получила это, просто родившись в удачном месте. Угрюмый уборщик день за днём и год за годом метёт бесконечную пыль, которую снова надувают циклические ветра, и пытается понять: почему я не родился на её месте? И только одно приносит Гхару облегчение: фантазия о том, как он схватит эту девушку и причинит ей боль. Он хочет душить принцессу и смотреть, как она страдает и раскаивается в счастье, которое ей выпало. Это желание живёт и крепнет в уборщике с каждым днём.

– А может, кто-то из фарейских фанатиков! – Ана с воодушевлением перечисляла тех, кто мог желать ей смерти. – Они нас очень ненавидят. Говорят, вступая в орден, каждый фареец приносит клятву наказать олимпиаров за гордыню. А меня достать всё-таки гораздо проще, чем братьев и сестёр.

Детектив понимал, о ком она говорит. Поклонники фатума с мёртвой планеты Фарей отказывали всем живым существам в праве улучшать себя, идти по пути технического прогресса и хоть как-то сопротивляться смерти. Фарейцам бы очень понравился неапгрейженный человек Одиссей Фокс, а вот Олимп и его технобоги были для фанатиков воплощением греха.

– А если всё хуже, и меня ненавидит кто-то из ближнего круга? – развела руками девушка. – Затаился и ждёт подходящего момента, а причина может быть любой… И что с этим делать?

На мгновение в глазах Аны промелькнуло мучительное бессилие, и Фокс понял, что недооценил с одной стороны вакуум, а с другой стороны давление, в которых она живёт.

– Понимаете, сколько бы я ни делала людям добра, на меня всегда смотрят тысячи ненавидящих глаз со всех уголков космоса, – с горечью объяснила принцесса. – Ну и ладно, я с детства к такому привыкла. Вот только как узнать, от кого из них исходит реальная угроза?

– Мы очертили рамки, в которых шарим, пытаясь ухватить невидимую лису за хвост, – ответил детектив. – Только я думаю, что не лиса придёт к тебе, а ты сама нагрянешь к ней в гости.

– Что? – Девушка смотрела на него, лимонная и сбитая с толку. – Какая лиса?

– У опасности только два направления, Ана. Либо она придёт извне, либо ты сама шагнёшь в её логово. И если ваша великолепная служба безопасности проверила твои страхи и не нашла ни единой угрозы, значит, лиса не собирается нападать. Она затаилась и ждёт. А ты человек подневольный, жизнь принцессы подчинена протоколу. Ведь не на всех торжественных встречах выступает твой двойник? Есть что-то, что ты делаешь сама, верно?

– Верно, – сглотнула девушка.

– И что ближайшее по твоему королевскому расписанию? На каком роскошном балу, официальном приёме или скучном дипломатическом визите ты обязана быть?

Ана побледнела. Все её неуловимые страхи, беспричинные тревоги, странные совпадения, которые не поддавались разумному объяснению, весь медленно растущий хор панических голосов, липкий шёпот постоянной неуверенности в собственном здравомыслии, все сомнения, терзавшие её долгие месяцы, сейчас разом замолчали. И эта тишина отчётливо сказала Ане, что она впервые на верном пути.

– Есть одно мероприятие, которое я не могу и не хочу пропускать.

– Какое? – заинтересованно спросил Фокс.

– Совет целителей на моём Рассвете.

«Моём Рассвете»? Одиссей понятия не имел, что это за планета. Наверняка в галактике сотни Рассветов, ужасно шаблонное название. А принцесса ещё не привыкла, что неапгрейженный детектив не может, как все нормальные люди, свериться со своим нейром и моментально выяснить, о чём речь.

– Это планета-госпиталь, санаторий, – быстро пояснила Ана. – Я с детства её курирую. Ну это официально так называется, на деле я просто одобряю всё, что решит совет целителей. Но официально планета принадлежит мне и работает на мои деньги. Да и неофициально… папа открыл её по моей просьбе, и позволяет воплощать там мои идеи.

Ну разумеется. Чтобы подданные запомнили добрый и человечный образ принцессы, даже когда его сменит безупречный сияющий лик технобогини.

– У этого заседания совета есть конкретная цель? – поинтересовался Одиссей.

– Да, очень важная, – Ана встрепенулась и расцвела, волосы посветлели и даже немного заблестели мечтательным перламутровым отливом. – Мы оказали покровительство… вернее, заключили соглашение… это сложно объяснить, не вдаваясь в политические подробности! В общем, мы приняли одного экстремально-редкого специалиста. Его хотели заполучить буквально все, но мы всех опередили. Осталась последняя формальность: как только совет проголосует за резолюцию и я её подтвержу, на Рассвете появится наш собственный теллари! И это будет настолько великоле…

– Что? – спросил Одиссей прежде, чем успел подумать и остановить себя. В горле пересохло.

– Теллари, – живо пояснила девушка, – такие сверхмолекулярные контроллеры, которые оперируют редчайшей субстанцией, на авирском языке она зовётся теллагерса, а по всей галактике больше известна как «грязь».

– Я знаю, – хрипло прервал её Фокс, – знаю, кто такие теллари.

– Но вряд ли вы знаете, – воодушевлённо тараторила Ана, которую было уже не остановить, – что невольным носителем этой паразитической массы может стать любое биологическое и даже не биологическое существо! Ведь «грязь» поразительно жизнестойка и способна инфузировать в любую материю. Редчайшие из её носителей способны контролировать грязь, но лишь единицы по всей галактике могут создавать из неё аспару. Уж про аспару-то вы точно слышали! «Капли жизни», эссенция абсолютного исцеления, лекарство от любой болезни или увечья. В авирском бакханате её называют «всезвёздный дар» или «слёзы богов».

Ана говорила настолько быстро и увлечённо, что было за десять парсеков очевидно, как её волнует эта тема и как восхищает чудесная целительная субстанция.

– Говорят, с помощью аспары можно даже оживлять умерших! – воскликнула девушка.

– Да, – помолчав, ответил Одиссей. – Я слышал.

– Вот и представьте, что в нашем госпитале появится абсолютный целитель, который может её создавать! Представьте, скольким несчастным мы сможем помочь с ресурсами, которые есть в моём распоряжении, и с его уникальным даром?

Принцесса сияла, напрочь забыв о том, что кто-то строит планы её убить. И, кажется, ей была неведома одна маленькая деталь: живительные капли аспары создаются только через страдание. Неподдельное страдание всего твоего существа.

– Так что там с быстренько?! – возмутилась Ана. – Я так и знала, что невозможно быстренько вычислить, что же мне угрожает!

– Тебя ждёт смертельная ловушка.

Девушка погасла так же резко, как и расцвела. Волосы посерели, лицо стало бледным.

– На Рассвете? – тихо спросила она.

– На Рассвете.

– Значит, мы нащупали хвост лисы?

Фокс смотрел на Ану двумя глазами: обычным человеческим и космическим, внутри которого мерцала звезда, меняющая свой цвет. Сайны создали этот навигационный узел, чтобы прокладывать путь в исследовательских полётах, которые длились десятки тысяч лет. Поэтому звездный глаз видел не только очертания объектов, но и вероятности разных дорог. А вместе с глазом их видел и Одиссей.

В одной из легенд старой Земли говорилось о камне, который стоял на развилке дорог с коварной надписью: «Налево пойдёшь – коня потеряешь, направо пойдёшь – жизнь потеряешь…» Молчаливая глыба насмешливо предрекала героям, что ждёт их впереди, а уж герои решали, что делать с этой предрешённостью. Глаз сайн был подобен той глыбе, только он не предсказывал будущее, а показывал сплетение вероятностей для каждого пути. Глядя на Ану, Одиссей взвешивал два варианта действий: остаться на «Мусороге» или полететь с принцессой на «Рассвет»? И когда он представлял первый путь, в центре глаза обыденно блестело, а когда думал о втором – глаз мерцал яростным светом с пронзительными проблесками.

За долгие годы Одиссей научился безошибочно понимать тончайшие переливы глаза. Жаль, что они появлялись только на распутье его собственного жизненного пути, ведь если бы глаз работал всегда, раскрывать с его помощью дела было бы куда проще. Сегодня был редкий случай – судьба детектива совпала с его последним делом. Потому что они были связаны, Ана и Фокс. И глаз сайн предрекал, что на мусорной барже им суждена жизнь, а на Рассвете – опасная и захватывающая история.

Несложно догадаться, где поджидает убийца.

– Да, Ана, – кивнул Одиссей. – Мы нащупали хвост лисы.

– И что теперь? Мне нужно спрятаться и не лететь опасности в логово? Сорвать планы врага?

– Если так сделать, убийца скроется, продолжит прятаться, выжидать идеального момента. И рано или поздно этот момент настанет.

Кончики волос девушки стали бледно-сизыми от страха.

– Значит, надо лететь? – едва слышно спросила она.

– Надо лететь.

Ана закрыла глаза, пытаясь справиться со своими чувствами.

– Первый шаг к победе над врагом – победить свой страх перед ним. Сделай первый шаг.

Поблёкшие пряди девушки стали наливаться красным цветом решительности и гнева. Её лицо отвердело, преисполнилось гордостью и красотой звёздной принцессы, а в глубине глаз вспыхнули алые блики.

– Хорошо, – сказала девушка. – Заглянем лисе в глаза.

* * *

– Управляющий? – луур поражённо уставился на Фокса, а затем в текст раскрытой визиограммы. – Вы хотите передать мне доверительное управление «Мусорогом» и всем имуществом, а также вашим счётом в «Кристальной чистоте»? Серьёзно?

– В моих руках имущество имеет тенденцию, м-м-м, распыляться, – честно признал Одиссей. – Так что уж лучше ваши.

Он хотел добавить, что четыре руки луура справятся с управлением куда лучше, чем две человеческих, но вспомнил, что некоторые считают такие шутки проявлением расизма и ксенофобии, и промолчал.

– Мы едва знакомы, – растерянно моргнул Фазиль. – Как вы можете доверять первому попавшемуся бухгалтеру право распоряжаться всем, что у вас есть?! Что, если я продам «Мусорог», переведу все ваши деньги себе и скроюсь на просторах галактики?

– Тогда, Фазиль, у вас будет обеспеченная старость, которую вы заслужили за годы верной службы в подлой и неблагодарной корпорации, – скромно ответил Фокс. – И такое вложение денег меня вполне устроит.

Бухгалтер потерял дар речи, глядя на Одиссея с открытым ртом.

– Это завещание, – вдруг понял обезьян, и его брови взлетели чуть ли не выше лба. – Завещание! Вы считаете, что можете не вернуться.

– Работа межпланетного сыщика связана с некоторым риском, – мягко ответил Фокс.

– Но что мне тогда делать? Если… такое и вправду произойдёт?

– Позаботьтесь о том, чтобы «Мусорог» продолжал свою работу как детективная база. Чтобы наша старушка-баржа стала штаб-квартирой следующего межпланетного сыщика.

– Следующего сыщика? – луур моргнул и выпучил глаза. Все его четыре руки притянулись к мохнатой груди и замерли в жесте полной неуверенности.

– Ну, если я не вернусь, наверняка появится кто-нибудь подходящий, кто станет моим наследником, – как ни в чём не бывало пожал плечами Одиссей Фокс.

– У вас есть наследник?! А почему же он не указан в документе?

Фазиль был явно сбит с толку, так что Фокс поспешил успокоить его.

– Наследника у меня пока что нет. Но видите, вот здесь, в условиях управления имуществом, сказано: если появится пассажир без регистрационных данных, которого система признает моим наследником, вы должны передать ему всё имущество и капитанскую лицензию на управление кораблём.

– Признает система? То есть Гамма будет выбирать, кто станет наследником в случае вашей смерти? – бухгалтер явно начинал опасаться, что босс ударился головой о переборку и немного сошёл с ума.

– Да, – твёрдо ответил Фокс, стараясь сделать максимально разумное лицо. – Гамма с точностью и беспристрастием высокоразвитого ИИ выберет мне самого подходящего преемника.

– Пфффф, – взволнованно выдохнул луур и развёл всеми четырьмя руками. – Но ведь до такого не дойдёт? Ведь ваши распоряжения лишь формальные предосторожности, правда? Всё равно, хочу, чтобы вы знали: я не убегу с вашими деньгами… Клянусь первым семечком кельна.

Фазиль был деликатным и сдержанным существом, но вдруг поддался импульсу и дал эту клятву, сам того не ожидая. Детектив наклонил голову, разглядывая пожилого бухгалтера; он знал, как важна для лууров клятва кельна. Планета Луриан покрыта гигантским ковром многоярусных лесов, лууры живут в средней части, высоко над опасной и негостеприимной землёй. Кроны тянутся на мили в высоту, в их извилистой глубине таится достаточно еды и не так много опасностей, чтобы юркие четырехрукие обезьянки развивались там, не зная бед.

Но однажды в жизни каждого из домоседов наступает момент, когда он в одиночку покидает уютные средние ярусы и отправляется далеко вниз – чтобы донести до земли зёрнышко дерева кельн и посадить его, охранив от всех напастей и угроз. Сохранить первое семечко и прорастить его в скрытой от лучей солнца «тёмной земле», – было инициацией лууров с самых древних времён. И дав эту клятву, бухгалтер как бы приравнял имущество Фокса к тому самому зёрнышку, которое его народ так трепетно защищал.

На лице Фокса проступила едва уловимая улыбка.

– Пусть твоё дерево прорастёт сквозь облака, – ответил он.

Фазиль изумился ещё сильнее: откуда человек знает, как правильно отвечать? Ведь для любого луура эта фраза значила: «Я принимаю твою клятву».

* * *

Времени осталось немного: Ана уже вызвала корабль, он вот-вот прибудет, и они отправятся на Рассвет. Совершат прыжок в двадцать тысяч световых лет на бесконтурном корабле олимпиаров, для которого не важны расстояния и не нужны Врата.

Оставшись наконец в одиночестве, Фокс немедля запустил молекулярную печать новой одежды. Ведь было совершенно неприлично, во-первых, спасать прекрасную принцессу в бесформенном поношенном свитере, во-вторых, посещать серьёзное мероприятие в этих обносках. А в-третьих, старый свитер был для Одиссея дороже почти всего на свете, поэтому он был вынужден оставить его, чтобы сохранить.

Принтер зашелестел нитями, а детектив решительно стащил с себя любимую потёртую кофту, положил на панель управления и сильно, прерывисто вздохнул. Под бесформенным свитером не оказалось другой одежды, и миру предстал обнажённый по пояс Одиссей Фокс. Когда-то его тело было идеальным – генетически улучшенное ещё до рождения, а затем росшее под защитой королевских контуров. Но с тех пор прошло много лет, и он перенёс множество испытаний. В рубке стоял немолодой, уставший и слегка сутулый человек, ощущавший себя голым и незащищённым.

– Инструкции получены, – прошелестел Гамма, такой же бесцветный и нейтральный, как всегда.

– Полное выключение, – приказал Фокс. – Перезагрузка после моего ухода.

Все огоньки в рубке погасли, наступила тишина. Полуобнажённый человек стоял в темноте перед панорамным окном, наедине со звездами, только рядом чернело здоровенное непроницаемое яйцо. Одиссею вдруг стало очень жаль, что космическая птица спит в глубоком стазисе и совершенно не чувствует, что происходит вокруг. Если бы Чернушка очнулась, она бы обняла его на прощание, обвила шею своей длинной гибкой шеей и накрыла крыльями из тьмы. Впрочем, подумал Фокс, так даже лучше.

Он резким, неспокойным движением выдернул из глазницы идеально круглый шар и положил его на старый свитер. Без глаза стало пусто и неуютно – после стольких лет Одиссей так и не приучился к односторонней слепоте и пустой глазнице. Как же он привык ориентироваться на помощь навигационного узла сайн, на анализ клубков вероятностей! Без сомнения, подарок сайн был великолепным подспорьем в работе межпланетного сыщика. Фоксу очень хотелось вернуть глаз на место, а может даже плюнуть на всё и никуда не лететь. Но это были предательские мысли: детектив знал, что не может взять глаз с собой. И он не мог бросить Ану на произвол судьбы. Просто… Перед прыжком веры ты всегда сомневаешься в своих крыльях.

Одиссей нашёл в складках пушистого свитера нужное место, особым образом провёл по нему пальцами, и в плотной вязаной ткани с тихим шуршанием расплёлся потайной карман. Святые пульсары, сколько же лет он оставался закрыт! Фокс вынул предмет, который долгие годы безучастно лежал, вплетённый внутрь свитера, и ждал своего часа. Маленькое гладкое веретено из полированной кости, испещрённое мелкой и почти стёршейся ритуальной резьбой. Один конец костяного инструмента заканчивался острым витым шипом, а другой был совершенно гладкий, но ещё острее.

Одиссей бережно поднял веретено, острые концы упирались в ладони. Он выровнял дыхание, сжал зубы и резко свёл руки.

Два жала воткнулись в ладони, два вида сокрушительной боли пронзили с головы до ног: грубая, буравящая – и острая, пронзительная, тонкая. Они расходилась по всему телу: одна – как раскалённая взрывная лавина, коробила и ломала кости; вторая – как ворох тонких ледяных игл, они втыкались всё глубже с акупунктурной точностью, в самые болевые точки.

Эти волны сталкивались и смешивались, порождали неожиданные гибриды страданий даже в тех уголках тела, которые обычно и не чувствуешь. Яростный болевой вихрь проявлял их, крутил мучительной хваткой и отпускал, чтобы схватить в новом месте. Одна боль жгла изнутри, как раскалённая кровь, другая холодела внутри одеревенелой плоти – и они сражались друг с другом. Фокс перестал быть Фоксом, забыл, кто он такой, стал просто человеком, потом просто живым существом, которое хочет перестать испытывать сводящее с ума страдание. Не в силах вытерпеть, он закричал; несколько секунд ледяные и огненные терзания были равны, затем взрывная боль победила, и человек захлебнулся ей.