Текст книги "Одиссей Фокс. Космический странник"

– Я ставлю фишку бесконечности, чтобы внести изменение в правила игры. Игрок может озвучить свою тайну.

– Ваша ставка принимается. Контр-ставка, Одиссей Фокс? – осведомился крупье. – Нет? В таком случае, правила игры изменены.

Подавляющее поле исчезло.

– Моя тайна, сданная в казино, гласит, – сказал человек, – «Фанни Шанс спасла Одиссея Фокса. Сейчас ей грозит смерть, потому что она проиграла деньги семьи Валентайн. Фокс участвует в турнире, чтобы обеспечить победу Лжа-Лжа. Чтобы Лжа-Лжа отдал Валентайнам их деньги и спас Фанни Шанс, урождённую Валентайн».

Мёртвая тишина была ему ответом. Миллион таких разных существ пытался понять сказанное.

– Я снимаю себя с турнира, – сказал Одиссей. – Я признаю себя побеждённым, потому что я изначально был вынужден признать себя побеждённым, вступая в финал и сдавая такую тайну. Я проиграл Рождённому во Лжи Непреклонному Возлюбленному Умному Честному Умеющему шутить Безжалостному Невероятному и Блистательному алеуду. Который заслуживает победу.

Одиссей Фокс швырнул девять белых фишек на пол, и они покатились к ногам алеуда.

Мгновение паузы, потом восторженный и яростный крик толпы, а затем нарастающие аплодисменты, ровные и практически единые. Подавляющее поле смягчило звук в несколько раз, а он всё равно бился вокруг, как штормовые волны.

– Как ты можешь быть уверен, – проронил алеуд, – что я это сделаю?

– Потому что алеудская честь не разменная монета. Потому что за время только этого финала ты продемонстрировал пренебрежение деньгами и имуществом по меньшей мере пять раз. И потому что я знаю твою тайну. Знаю, что твой тринадцатый рог – единственный, что принадлежит тебе самому. Остальные ты снял с побежденных грандов и чемпионов, когда снова и снова доказывал, что ты не Лжа-Лжа. Если ты победишь сегодня, ты докажешь это всему миру, раз и навсегда.

Трехметровый бегемот содрогнулся, вздыхая, его маленькие глазки закрылись и открылись снова. Он поднялся и, казалось, стал ещё выше, чем был, корона рогов смотрела в бесконечное небо.

– Я верну долги Фанни Шанс. И не из жалости и чувства долга. А потому что сегодня впервые на играх Большого Блефа я увидел идеальный блеф.

«Какой?» – замелькало на экранах. «Объясни, чемпион!» «Почему идеальный?!»

– Потому что идеальный блеф – это правда.

Седая старушка в вип-ложе аккуратно утёрла платочком слезящиеся глаза. Ей осталось уже слишком мало времени в этой вселенной, чтобы волноваться о таких мелочах, как крах карьеры, убийство и долги. Но произошедшее взволновало её куда сильнее.

– Спасибо, чемпионы, – неслышно прошептала она.

* * *

Могучий бронзовый алеуд взошёл на самый верх зеркальной пирамиды, и ликующий взрыв оваций встретил чемпиона, который подарил зрителям почти идеальную игру. Восхищённые крики, мощь музыки и эффектов захлестнула реальность и перелилась через края. Казалось, что в этот момент абсолютного триумфа маленькое казино стало центром вселенной, и на самой верхней ступени мироздания возвышался он, король момента.

А у подножия счастливо улыбался лохматый человек в мятом свитере крупной вязки с высоким стоячим воротником. Множество взглядов сошлись на нём, силясь его разгадать, и человек развёл руками, будто говоря: «Бывает же! Я мог лишь надеяться, что получится».

Свои настоящие тайны человек уносил с собой.

Рога алеуда начали серебриться. Бронзовый статус мастера, завоёванный им с таким трудом, превращался в серебряный статус легенды. В его глазах вместо расплавленной бронзы замерцало серебро. Вернувшись на родину, он получит новое имя, новое прозвище и новую судьбу.

– Вы забыли про главный престиж-приз! – обиженно воскликнул ведущий, и музыка с эффектами мгновенно стихла, послушная пиар-контракту с корпорацией «Тёмная звезда». – Как победитель турнира вы получаете новейшую разработку «DarkStar»: искусственный интеллект последнего поколения «Гамма Бесконечности». Это уникальный управленческий ИИ с неограниченным пределом развития. От Альфа до Омега, во вселенной всего двадцать четыре таких ИИ, и только один из них разыгран в пиар-целях!

– Отдайте игрушку человеку без апгрейдов, – пророкотал алеуд. – Он заслужил утешительный приз.

– Одиссей Фокс, вы принимает гранд-приз?

– Конечно, – восхитился Одиссей. – Судя по вашим словам, обалденная штука.

– Отлично! Куда доставить ваш гранд-приз?

Особого выбора у Фокса и не было.

– Инсталлируйте в мой мусоровоз.

Посвящается двум старинным подружкам: Мадам Каролине и Фанни Шанс.

До следующей истории, гламурята!

Дело #5. Обречённая на одиночество

Настоящий человек должен отбрасывать свою собственную тень.

Урсула Ле Гуин

– В дальнем космосе даже поговорить не с кем, – вздохнул Одиссей Фокс, обращаясь к мощной вакуумной кружке, на которой прежний хозяин нарисовал красную улыбающуюся рожицу.

Кружка была помятая и старая, надежная и бронированная, как сам «Мусорог». Она была заперта на кодовый замок, словно маленький пузатый сейф, и могла годами сохранять температуру и свежесть напитка. А может, в кружке спрятано нечто иное? Записка о помощи, как в капсулах, которые выкидывали в космос несчастные кораблекрушенцы, пленники диких планет! Или пиратское сокровище. Судя по следам нейтриновых сколов и плазменных опалин, кружку неоднократно пытались вскрыть, но никто не преуспел. Одиссею пока не удалось вычислить код, и детектив неторопливо придумывал: что же там, внутри.

А кружбан над ним насмехался. Нарисованная рожица слегка светилась в полутьме рубки, потому что напиталась звёздным светом, которым кружка ещё и подзаряжалась. Ишь, какая полезная штука. Фокс вытащил её из горы металлолома в одном из залов своей мусорной баржи, там было полным-полно хлама со всех уголков галактики. Детектив отмыл кружку, попытался открыть, не смог – и теперь, за неимением лучшего собеседника, общался с ней.

– Что за дела, Магс, сколько нам ещё ждать? – спросил Фокс.

Магс был немногословным собеседником, да что там, он всегда молчал. Вот и сейчас ничего не ответил, потому что был занят: медленно вращался в невесомости вокруг собственной оси. Когда рожица скрывалась и появлялась снова, на секунду казалось, что она подмигивает и ухмыляется.

Одиссея держал посреди рубки силовой гамак, детектив удобно то ли сидел, то ли лежал в прозрачных пружинящих складках. Фокс любил невесомость, потому что в невесомости у него меньше болели шея и спина. Но как ни бессердечна гравитация, жить без неё вредно для организма. И когда она включалась, боль спешила вернуться, набрасываясь на Одиссея с утроенным рвением. Так что за пару часов облегчения придётся расплачиваться позднее.

– Вроде про шелкопрядок говорят, что они обязательные и пунктуальные существа, – удивился Фокс. – «Хочешь порядка, найми шелкопрядку». Наши друзья сами назначили время и место, а теперь опаздывают. Как думаешь, почему?

Магс задумчиво промолчал.

– Может, они потерпели крушение и ведут ожесточённую битву за собственную жизнь с генератором воздуха, до последней капли кислорода, – размышлял детектив.

Магс допускал такую возможность.

– Или на бедных паучков напала неизвестная раса: губки-алканавты, и им пришлось устроить грандиозную попойку, чтобы откупиться.

Магс скептически улыбался.

– Как вариант, они съели пирожки с начинкой из нейтрино и сейчас валяются в бреду, а корабль, неуправляемый, падает в чёрную дыру. Да уж, ситуация. Кто знает, Магс, что случилось с нашими друзьями? В космосе полно нежданных событий и неразгаданных тайн!

Магс сверлил Одиссея загадочным взглядом светящихся глаз.

– А может, дело вовсе не в шелкопрядках? Что, если пагубное пристрастие к нарративному мифотворчеству заставляет меня придумывать версии одна безумнее другой? – предположил Фокс. – Как тебе такая идея? Кажется, мы раскрыли дело.

Магс упрямо молчал.

– Ты бесчувственный кружбан, – строго сказал Одиссей. – И нечего на меня так смотреть!

Магс отвернулся.

– Ну ладно, вижу, ты не в духе. Пожарю-ка я карто…

Система оповещения издала резкий звук опасности, быстрый двойной – угроза столкновения. Рубку залил красный свет, сигнал включения максимальной защиты. Что-то чёрное прилетело из глубин космоса и ткнулось в панорамное окно рубки. Сердце Фокса замерло от неожиданности, затем ухнуло и забилось, как сумасшедшее, в глазах на секунду потемнело.

– Что за?.. – пробормотал он.

В первый момент ему показалось, что это провал во мрак, прореха в пространстве: настолько пронзительно-чёрного цвета была эта штука. По сравнению с её чернотой космос казался просто серым. В следующую секунду Одиссей понял, что это птица.

Самая чёрная птица на свете – с четырьмя крыльями, красивая и пугающая. У неё не было глаз, носа, рта, но были лапы, странный спиральный хвост, крылья и клюв. И в зависимости от того, как падал свет, птица казалась то бездонной тенью, полной мрака, то монолитным существом, отлитым из неизвестного материала.

Сильное тело скрючилось, лапы сжались, а крылья безвольно колыхались в вакууме. Хм, не так уж и безвольно! Похоже, их слабые трепетания удерживали птицу рядом с окном, иначе она бы ударилась о «Мусорог», отскочила и улетела обратно в вечную черноту. Кажется, птица барахталась из последних сил, стараясь удержаться возле единственного объекта в пустом космосе на миллиарды миль вокруг. Она была ещё жива.

– Гамма, прими её на борт! – приказал Одиссей корабельному ИИ.

Если собрать тысячу известных звёздных капитанов и провести симуляцию с гибнущей чёрной птицей, которой нужна помощь, разные капитаны примут разные решения. Одни брезгливо отбросят непонятную тварь прочь, другие не тронут штуку, а лучше сами отлетят подальше. Третьи кровожадно сожгут птицу дюзами или весело расстреляют из корабельных орудий. Четвертые дальновидно изучат космический организм на расстоянии, пятые рутинно пошлют дроида для близкого контакта и вскрытия. Шестые, ни разу не коснувшись опасной штуки, продадут её на галактическом аукционе и отправят покупателю через нуль-портал. Седьмые проявят достаточно доброты, потратив на спасение птицы ценные ресурсы: беспилотный катер с медицинским комплексом. А восьмые просто не обратят на космический мусор никакого внимания – в их видавшие виды окна и не такое стучалось.

Но почти всех звёздных капитанов роднит одно: девятьсот девяносто девять из тысячи не потащат неизученное инопланетное существо к себе на борт. Единственным, кто непременно затащил бы чёртово создание на свой корабль, был Ридли Безбашенный. Но он не мог принять участие в симуляции, потому что трагически погиб.

Одиссей Фокс не считал себя звёздным капитаном, хотя на его долю выпало немало опасных космических встреч. Но в девятьсот девяносто девяти случаях из тысячи он не оставил бы гибнущее существо за бортом.

Гибкие щупы выстрелили из обшивки «Мусорога», оплели птицу и потянули к ближайшему мусорному ангару; он был одновременно и залом сканирования, и переходным блоком защиты. Бронированная камера размером с концертную залу, которая принимает космический мусор, изучает его, сортирует и раздаёт погрузочным роботам. А всё опасное или ненужное возвращает в космос или утилизирует одним из способов: испепеление, жесткое облучение, стирание в пыль мощными прессами-жвалами, вибрационное распыление на атомы…

Логично, что самым продвинутым на старом мусоровозе была система обработки мусора. Одиссей смотрел, как тройные створки разомкнулись чётким и синхронным каскадом: когда закрылись первые, открылись вторые, а после вторых третьи, с чёткой промышленной гармонией. Гибкие хваты в каждой секции передавали птицу «из рук в руки», наконец, погрузочная лента ввезла её в зал и выгрузила на сетчатый пол. Сейчас в целях безопасности мусорная камера заблокирует подобранный в космосе «мусор» всеми возможными способами, в том числе излучения, включая и свет. Изображение погасло.

Гамма изучал существо, а детектив тем временем думал. Шанс на то, что какой-нибудь космический объект столкнётся с висящим в межзвездном пространстве кораблём, был равен… примерно десяти в минус тридцатой степени. Шанс на то, что этим объектом будет птица? Математика пасовала перед величиной столь вопиющей (не)вероятности. Было в миллион раз более вероятно, что столкновение не случайно, чем случайная вероятность такого столкновения!

– Гамма, что это за птица?

– Неизвестно, – ответил ровный голос супер-продвинутого ИИ, который с недавних пор управлял мусорной баржей. – Отсутствует в базе данных.

– Ишь ты, – восхитился Фокс. – Мы получим премию Дарвиновского фонда за открытие нового вида?

– Возможно. Хотя база данных Великой Сети неполна и не включает все открытые виды галактики.

Фоксу не нравилось общаться с Гаммой: тот был слишком безликий и равнодушный, к тому же, без чувства юмора. Магс и то более приятный собеседник.

– Мы можем спасти птицу? Что показали сканы?

– Поверхность существа невосприимчива к проникающим излучениям.

– Хм. А что можно сказать по внешнему виду?

– Состояние предсмертного истощения. Видимые повреждения отсутствуют. Наиболее вероятная причина истощения: долговременный голод.

– Погоди. Ты хочешь сказать, она умирает не от того, что барахталась в космосе, а от голода?

– Морфология птицы, монолитность и устойчивость её внешнего покрова подходят для жизни в космическом пространстве.

– Мы открыли космическую птицу?!

– Вероятно, – ответил Гамма без всяких эмоций. – Показания к восстановлению: пища и отдых.

– И чем её накормить?

– Неизвестно.

– Хм. Зайдём с другой стороны. Почему сигнал о столкновении включился так поздно? Она уже практически врезалась в наше окно. Почему ты не предупредил заранее?

– Существо появилось непосредственно перед кораблем.

Фокс нахмурился.

– То есть мы до последней секунды её не видели?

– Птица вполне видима для наших сканеров. Вероятно, она физически появилась в пространстве за секунду до столкновения.

Фокс нахмурился ещё сильнее. Вывод напрашивался сам собой.

– Поясни, – всё же сказал он.

– Возможно, кто-то отправил существо через нуль-портал.

Фокс не стал возражать, хотя у него, как у любителя придумывать интересные гипотезы, была другая версия. Что может быть круче, чем стать первооткрывателем космической птицы? Только открыть космическую птицу-телепортера!

– Покажи мне её.

Тёмная смотровая панель просветлела, и Одиссей снова вздрогнул. Птица приникла к прозрачной перегородке, и безглазая морда смотрела на камеру в упор. Хотя не должна была знать, что находится вне мусорного отсека, пока тот был заблокирован.

– Чёрт.

– Приказ не понят.

– Чернушка, как тебе помочь? – спросил Фокс, хотя существо никак не могло его услышать.

Птица медленно развела четыре крыла в стороны. Одиссей, затаив дыхание, смотрел на её монолитную фигуру, словно отлитую из угольно-чёрной смолы. Исхудавшая, она казалась тёмным провалом в никуда, тенью, а не живым существом. Существо расправило крылья, как паруса, они расширились и трепетали, словно пытаясь поймать ветер. Но в космосе нет ветра. Силы птицы закончились, она обмякла и крылья обвисли.

– Абсолютно чёрная, – пробормотал Фокс. – Чернее космоса.

Магс и Гамма молчали.

– Свет, – сказал Фокс.

– Приказ не понят.

– Если она обитает в космосе, должна питаться светом. Иначе как она проживёт в практически пустом пространстве? Её крылья-паруса не для ветра, они ловят свет и звёздное вещество. Мы можем облучить её, м-м-м, концентрированным звёздным светом?

– Имитировать звёздное свечение и газовую составляющую космического вакуума с повышением плотности молекул в сто тысяч раз?

– Именно.

Ну хоть что-то приятное: Гамма понял мысль моментально и правильно.

Гибкие жгуты подхватили птицу и занесли в самую ценную часть «Мусорога»: установку обработки вещества. Камера медленно заполнилась газовым туманом и осветилась ярким светом, идущим внутрь. Птицу окутало сияние, но светило как при затмении, будто Чернушка закрыла собой солнце: по краям четырёхкрылого тела создался туманно-радужный ореол. А затем свет начал угасать, и клубящийся газовый туман становился с каждой секундой всё бледнее.

– Почему ты перестал светить? – спросил Фокс.

– Освещение продолжается, его интенсивность была только что повышена, – возразил Гамма. – Большинство фотонов не покидают поверхности существа.

– Она поглощает свет, – кивнул Одиссей. Он угадал правильно.

– А также молекулы газа.

– Не птица, а маленькая чёрная дыра, – улыбнулся Одиссей. – Ну точно Чернушка. Надеюсь, у неё не такой ненасытный аппетит.

– Нашей энергии хватит на шестнадцать лет интенсивного облучения.

– Думаю, ей надо чуть-чуть поменьше, – рассмеялся Фокс. – Плотность космического газа, которым она обычно питается, ничтожно мала, а мы уже дали ей примерно в миллион раз больше молекул, чем…

Птица ожила. Спиральный хвост крутанулся, как турбина, придав ей ускорение, и космическая бродяга врезалась острым клювом в стену камеры. Закономерно не пробила её, метнулась в другую сторону, отпружинила, замерла, как колибри над цветком: крылья подрагивали так быстро, что глаз видел лишь размытые контуры.

– Выпусти её.

Камера разомкнулась, и птица тут же сильным рывком вылетела в просторную залу мусороприёмника. Одиссей заворожённо смотрел, как легко она движется в невесомости, как моментально меняет направление и угол полёта, будто отталкиваясь от пустоты. Странный хвост, похоже, служил Чернушке не только рулём, как обычно у птиц, но и естественным ускорителем.

– Быстро отживела. Но всё такая же худая и истощённая.

– Помимо газа, существо питается плотным веществом, – предположил Гамма.

– Свет для неё как вода, – кивнул детектив, – но нужна и еда.

Оправдывая эту догадку, птица ринулась в сторону шлюза и врезалась клювом в броню, словно маленький таранчик.

– Да ты дикая! – воскликнул Фокс. – И неблагодарная!

Чернушка обернула литое безглазое лицо в сторону рубки, она будто смотрела прямо на Одиссея. «Как же она меня слышит», – поразился Фокс.

Птица перестала долбиться в обшивку мусорного ангара, видимо, убедившись, что броня ей не по клюву. Но этот факт совершенно её не смутил. Два верхних и два нижних крыла сложились в круги, образовав восьмёрку, птица крутанулась всем телом – и исчезла. Только тающий световой контур ещё мгновение оставался на месте, где она только что была.

Сзади Фокса раздался громкий хлопок. Он резко развернулся – гигантская чёрная колибри висела прямо перед носом, четыре крыла размыто трепетали, острый клюв, подобно жалу, смотрел человеку в лоб. Чёртова птица телепортировалась прямо к нему!

Снова взвыла тревога, ремонтные роботы бросились в рубку, исполняя приказ Гаммы схватить космическое чудище и уберечь хозяина корабля… Но они были слишком далеко. Внутри мусоровозов не ставят оружейных систем, а на теле старомодного детектива не было установлено никаких защит.

Не успев подумать, Фокс вытянул вперёд руку, согнутую в локте, и птица села, как беркут на локоть хозяина, вцепилась в запястье. Её крылья перестали трепетать и сложились. Тревога замолкла.

– Ух ты, – прошептал человек.

– Гипотеза скорректирована, – подал голос Гамма. – Если особь способна к прыжкам в пространстве, возможно, она оказалось здесь самостоятельно, а не через нуль-портал.

– Да неужели. Мы знаем других существ, которые так умеют?

– В открытой базе нет ни одного вида, способного к истинной атомарной телепортации, – ответил ИИ. – Но присутствуют четыреста девятнадцать видов, владеющих реактивной телепортацией. В процессе эволюции они освоили различные способы сверхскоростного перемещения: быстро, но не моментально, чем дальше скачок, тем больше времени он занимает. При атомарной телепортации, напротив, расстояние не имеет значения, ведь движение происходит сквозь пространство, а не по нему.

– Так какой тип у Чернушки, реактивный или атомарный?

– Данных недостаточно.

– Спасибо за ценную информацию.

– Пожалуйста, – спокойно отозвался Гамма.

Фокс задумался. Самые передовые расы галактики давно открыли и применяли телепортацию: нуль-переходы и бесконтурный двигатель, струнные полёты и прочие технологии мгновенных прыжков сквозь пространство. Но эти технологии находились под контролем ведущих мировых сил и были недоступны абсолютному большинству миров. Могло ли случиться, что удивительные космические птицы освоили истинную телепортацию сами, в процессе эволюции? Если так, то открытие Чернушки могло стать революционным.

Птица сидела смирно, будто слушая разговор.

– Ты же не можешь слышать звук, – фыркнул Одиссей. – Если твой вид развился и живёт в космосе, у тебя не может быть органов слуха, они тебе вообще ни к чему.

Птица «смотрела» на него безглазым лицом, чуть склонив голову. Она явно различала, когда он говорил. Не может же она читать по губам?

– Раз ты такая умная, скажи, как тебя зовут?

На чёрной голове птицы разгорелись два глаза, и это были человеческие глаза.

Вокруг птичьей морды нарисовалось светящееся лицо: кудрявая и чумазая девочка, худющая, с тоненькой шеей и сияющими от восторга глазами, которые из-за худобы казались больше, чем были на самом деле. Но у девочки было три глаза: в центре лба торчал вибровиз, и Одиссей вздрогнул, увидев его на теле ребёнка. Это было почти то же самое, что рваный шрам или мерзкий паук: уродливо и неуместно. Их ставят себе линералы, «астероидные крысы», разведчики породы, это признак беднейших из космических скитальцев, их работе и жизни не позавидует никто. Но Фокс никогда прежде не встречал линералов девяти лет от роду.

В рубке стало темно: космическая птица поглощала почти весь свет. Из её чёрного тела полились тончайшие световые нити, сплетаясь в голографический мир вокруг Одиссея.

Девочка висела на выщербленной бурой скале, худую фигурку облегал лёгкий индустриальный скафандр с сотнями вакуумных присосок. На руках крепились вибро-буры, и девочка плавным привычным движением вложила их в гнёзда на поясе, чтобы освободить руки.

Фокс находился в расширяющемся коническом тоннеле, который вёл наружу, в космос. Впереди темнел бездонный простор, а за спиной у девочки виднелись сотни астероидов, они плыли с разной скоростью на фоне крупной дымчато-голубой планеты. Маленькая линералка прицепилась магнитным захватом к астероиду и только что закончила бурить – значит, нашла что-то. Наверняка его.

Губы девочки беззвучно двигались, она что-то сказала, рука потянулась к Одиссею и гигантски выросла. Тонкие пальцы, обтянутые криотеком, заняли всё пространство и сомкнулись вокруг Фокса. Проекция дёрнулась, словно его потянули вперёд, а затем подняли вверх, детское лицо выросло и стало огромным. Счастливые глазищи сверкали на лице с алебастрово-белой кожей, кудрявая девочка рассматривала его сквозь потёртое смотровое стекло скафандра – Фокс был чем-то маленьким в её руках, и уже догадывался, чем. Худышка восторженно хмыкнула и опять заговорила. Внезапно для Одиссея с крошечной задержкой раздался звук:

– Яйцо из астероида! – воскликнул детский голос. – Там какой-нибудь динозавр, слышишь? Мы разбогатеем!

Судя по тому, что девочке никто не ответил, она говорила сама с собой.

«Но как я могу слышать звук», – удивился детектив и тут же понял.

– Гамма?

– Читаю по губам и делаю озвучку, – подтвердил ИИ. Да уж, он и вправду оказался толковым помощником.

Картина из света поменялась: теперь девочка лежала, уперев согнутые ноги в потолок, в крошечной комнатке, устеленной пёстрыми одеялами и подушками из заплаток. Здесь было мягко и тесно, образцовый гроб клаустрофоба, вот и люк, обитый полинялым велюром. В нижнем и верхнем углах из стены торчали две гибкие трубки с мутными вакуумными масками на концах: подача питания и забор отходов, при взгляде на них Фокса передёрнуло. Эта каморка была всем миром, доступным девочке – и она даже не могла растянуться здесь в полный рост, потому что отсек проектировался даже не для обычных людей, а для кого-то ещё меньше ростом. Одиссей представил, как сначала девочка помещалась, но постепенно росла, ноги упирались в переборку, а затем она перестала влезать, и ей пришлось всегда держать ноги согнутыми, спать калачиком на боку, постоянно менять позу, чтобы они не затекали… Тем больше поводов выйти в космос размяться и поработать, верно?

Скафандр был втиснут в маленькую нишу, девочка осталась в термобелье, и Одиссей не удержал вздох, когда увидел, какая она вытянутая и худая, какие длинные ноги, как везде проступают кости. Человеческий ребёнок не должен расти в низкой гравитации астероидного пояса, миллионы лет эволюции не приспособили нас для этого. Жить девочке, даже с имплантами, было уготовано ещё лет пятнадцать.

– Чернушка, – прошептала она, как заворожённая, вглядываясь в Фокса. – Я Нисса, Нисса с Десятого пояса! Давай дружить?

Её рука потянулась к Фоксу. Конечно, она гладила птицу, но световая проекция рисовалась с птичьей точки зрения, и детектив был в центре. Он почувствовал мурашки от прикосновения, которого не было.

– А может, я открыла новый вид? – мечтательно рассмеялась девочка. – Тогда мне пришлют денег! Прости, Чернушка, но я тебя продам. И куплю себе сестрёнку!

Изображение исчезло, в рубке просветлело.

– Чернушка, – помолчав, повторил Фокс, думая о том, что они с девочкой назвали птицу совершенно одинаково. – Значит, это твой не первый контакт с человеком. Ты потеряла хозяйку? Хочешь её найти?

Птица секунду колебалась, а затем ущипнула Фокса в лоб! Не сильно, но больно!

– Ах ты!

Чернушка прижалась холодной, как камень, головой к тому месту, куда клюнула. Прижалась осторожно и даже почти ласково, будто утешая в боли. Ей крылья накрыли плечи детектива, она словно обняла его, а затем отстранилась и «посмотрела» на человека безглазым лицом, словно хотела что-то сказать.

– Твоей хозяйке плохо, ей нужна помощь, и ты рвёшься помочь, – понял Одиссей, потирая лоб. – Тогда показывай ещё картинки. Чтобы мы поняли, что случилось.

Чернушка раскрыла крылья, как паруса, и стала пить свет. Когда всё вокруг погрузилось во мрак, с птицы потекли сияющие нити, сплетаясь в призрачную картину… И Одиссей вздрогнул, увидев её.

Высокая и неестественно худая женщина, безжалостно истерзанная жизнью, в узком и потрёпанном коридоре старого космического корабля. В иллюминаторе висел другой корабль, совсем рядом: новый, высокотехнологичный, красивый. Одиссей узнал элитный стелс-трейсер, только модель незнакомая, такие стоят баснословных денег. Этот красавец на бесконтурном двигателе был вершиной в нише трейсеров: малых, скрытных и скоростных кораблей. Он из мира настоящей элиты, из той жизни, которая максимально далека от нищей астероидной девчонки. Как будто из параллельной вселенной.

Нисса отступала назад, лицо молодой женщины исказили ужас и отчаяние, но остальное было ещё хуже: лысая, вся в лопнувших капиллярах, покрывших кожу мертвенно-синим узором, она выглядела страшно, как ходячая смерть. Третий глаз во лбу был треснувший и мутный, слепой; одна рука сломана и залатана бионикой; оба колена и локти чужеродно блестели: когда суставы вышли из строя, их заменили на импланты. А ещё на теле Ниссы краснели три свежих кровоточащих пореза.

Когда-то она была кудрявой девочкой, всё ещё полной надежд, но теперь, спустя годы, превратилась в живой труп, которому осталось совсем недолго. Фокс ошибся, предсказывая возраст её смерти: сейчас Ниссе было не больше двадцати. Измученное лицо блестело от слёз.

Она что-то умоляюще простонала, и Гамма с задержкой в долю секунды озвучил:

– Не надо!.. Пожалуйста, не надо!

На женщину надвигалась такая же худая и высокая фигура, линерал в закрытом скафандре с зеркальным смотровым стеклом. В руке он держал маленький острый инструмент, похоже, мультинож, мокрый от крови. Может, человек в скафандре что-то и ответил, но Гамма не видел его лица и не мог ничего прочитать.

– Не отдам! – простонала женщина. – Это мой последний шанс!

Фокс увидел, что она сжимает в руке удивительный предмет фиолетово-красного цвета, похожий на живой и движущийся фрактал. Нисса прятала его за спиной, но сейчас прижала к груди, словно главную драгоценность своей жизни. Живой фрактал приковывал к себе взгляд.

– Ты не можешь… После всех мучений! – хрипло закричала израненная женщина. – Ты же знаешь каждый удар, который я пережила! Который мы пережили!

Она зарыдала, упершись спиной в переборку. Отступать было некуда.

– Пожалуйста, – умоляла Нисса. – Позволь мне хоть раз пожить по-настоящему… По-человечески… Как мы мечтали!

Человек в скафандре надвигался на неё, шажок за шажком, всё ближе и ближе. В движениях убийцы была сжатая, стиснутая ненависть, его не тронули мольбы.

– Чернушка, – плача, простонала Нисса, отчаянно глядя на Одиссея, – ну убей же… Убей!

Мир дёрнулся, будто Фокс устремился вперёд, к двум фигурам. Но так и не узнал, чем закончился этот прыжок.

Световая картина вокруг погасла. Птица не могла поддерживать голограмму слишком долго, ей не хватало «дыхания», сил. Чернушка вытянула голову, раскрыла клюв на четыре стороны, и из её горла вырвалась беззвучная вибрация, такая неприятная и пробирающая до костей, что Фокс застонал, хватаясь за уши, и согнулся пополам.

– Хватит! – закричал он. – Я понял! Остановись!

Птица смолкла и замерла, как раненый беркут, готовый к прыжку. Одиссей был готов поклясться, если бы у Чернушки была живая морда вместо гладкой чёрной пустоты, сейчас на её морде отражались бы те же самые чувства, что и у хозяйки – смятение, страх и боль.

– Чёрт, – пытаясь отдышаться, пробормотал Фокс. – Твою хозяйку хотели убить… и ты телепортировалась за помощью… но потерялась. Скиталась до истощения и уже при смерти наткнулась на нас? Так?

Птица молчала, совершенно неподвижная.

– Но ведь уже поздно, Чернушка, уже всё кончено, – печально прошептал Одиссей. – Спаслась твоя хозяйка или нет, мы уже не можем ей помочь.

Птица опять издала этот беззвучный проникающий вибро-вопль, который крутит и корёжит каждую клетку тела.

– Ладно-ладно! – заорал Фокс. – Стой!.. Ну хорошо. Нам нужно узнать, что стало с Ниссой…

Да он и так знал, что с ней стало.

– Найти её убийцу, – вздохнул Фокс. – Расследовать это чёртово дело.

Птица сложила крылья.

– Как скажете, капитан, – безмятежно отозвался Гамма.

* * *

Космическая птица нагло клевала ребристую стенку мусоровоза. Клюк-клюк, и повернёт голову к Одиссею. Клюк-клюк, и снова.

– Ты просишь еды, – кивнул Фокс. – Но чего же ты ешь?

– Морфологический анализ показывает, что существо обитает в астероидной среде, – подал голос Гамма. Какой высоконаучный вывод, будто они не видели собственными глазами, как кудрявая девочка нашла яйцо в астероиде.

– Значит, Чернушка ест камни, руду, металлы. Что ещё есть на астероидах?