Текст книги "Курятник"

– Сейчас нам следует ожидать очень серьезную проверку нашей деятельности, – говорила Суворова, – поэтому все документы по летнему отдыху, образовательной и воспитательной деятельности должны быть готовы сегодня же.

Арсений охнул. Он прекрасно понимал, что, если свой отчет он сдаст без проблем, так как допечатает его, пока его подопечная группа пятиклассников будет на дневном сне. Но как быть с курятником воспитателей, которые до сих пор не справились с освоением компьютера, и потому, сдать написанные от руки отчеты они не то что до вечера, до конца недели не успеют.

Разумеется, поднялся немыслимый шум, который не мог не разогреть недовольство Суворовой, которая очень быстро сорвалась на гневную тираду классического содержания:

– Да что это такое! Вы тут сидите на зарплате в пятьдесят, а то и семьдесят тысяч! Все ваши бумаги должны были быть давно сданы. У нас только те, кто выпускаются могут себе позволить роскошь и сдаться в июле, а все, кто младше уже давно были лежать в папках у завуча! Совсем с ума посходили что ли? Здесь никто никого не держит, у меня на ваши места такая очередь…

Весь этот пассаж всегда возникал, когда сотрудники любимого курятника начинали вести себя как куры и требовать привилегий. А Суворову выводило из себя понимание того, что никто из ее драгоценных сотрудниц не хочет нести банальную ответственность за то, что они делают. Поэтому неудивительно, что планерка быстро превратилась в выяснение отношений, с бросанием на стол заявлений об увольнении (которые, разумеется, будут аннулированы, когда сотрудник остынет).

В итоге, когда спустя два часа жарких баталий рабочий коллектив выплыл из директорского кабинета разгоряченный, взбешенный (о работе речь и не шла, еще два часа будут потрачены на активное обсуждение прошедшей планерки), за столом остался сидеть Арсений. Он посмотрел на Суворову и спокойно спросил ее:

– Таисия Николаевна, назовите мне имя той осы, что вас укусила, чтобы я пошел и сделал из нее фондю?

Суворова продолжала кипеть:

– Да они это все, ты что сам не видишь, что ни одна не хочет работать в принципе.

– Это ни для меня, ни для вас не открытие. Но с чего вдруг все надо сдать сегодня, если у нас всегда был срок до конца июня.

– Президентский сын, – начала успокаиваться Суворова, – он же детдомовский. Сейчас все детдома будут шерстить и проверять. У нас же так всегда бывает.

Арсений встал со своего места и прошел поближе к Суворовой. Тут он увидел, что у нее трясутся руки. Он сел рядом и спокойно взял ее за руку:

– То есть снова просто предосторожности? – спокойно сказал он, – вы вообще этого сына по телевизору видели?

– Нет, – ответила Суворова глухо, – только слышала по радио.

– А зря, – сказал Арсений, – потому что как педагог с еще большим стажем, чем у меня вы бы увидели, что он никакой не детдомовский. Даже если ему речь заранее написали… Ну не будет детдомовский ребенок, которого воспитывали в жестком коллективе заявлять, что его любимая книжка – «Атлант расправил плечи».

– Это я тоже упустила, – Суворова потихоньку успокаивалась.

Такой своеобразный способ общения подчиненного и руководителя сложился после крайне некрасивой истории, когда Суворова и Арсений поругались на глазах у всего коллектива и Арсений даже собирался увольняться. Причем причина скандала была совершенно глупой и все, как обычно, сводилось к тому, что Таисию Николаевну довели до белого каления ее ленивые (по мнению Суворовой) подчиненные. После чего уже в кабинете директора состоялся двухчасовой разговор в течение которого Таисия и Арсений вдоволь накричались друг на друга, а потом сидели, взявшись за руки, и приводили друг друга в норму. После того эпизода Суворову не срывало с катушек целый месяц…

Вернувшись из кабинета директора Арсений получил от коллег массу вопросов о том, в чем собственно дело и как состояние Суворовой. На это он ответил достаточно дежурным заявлением:

– Все как обычно. Боится проверки и ощущает, что под ней кресло раскачивается. Вот поэтому отчеты и стала требовать в срочном порядке. Только и всего. Если вы ей время в себя прийти дадите, то все будет прекрасно.

После этого Арсений уложил своих подопечных пятиклассников спать и ушел дописывать свой отчет, который действительно сдал в распечатанном виде еще до конца тихого часа.

Во время вечернего свободного времени его загнал в тупик один из учеников – десятилетний Леша Багрицкий, младший брат Светланы, который приходил в детский дом на время после уроков и играл со своими ровесниками. Новость о том, что у президента перепутали детей, и его сыном оказался детдомовский мальчик всколыхнула всех, живших в детском доме. В результате словесных дебатов с ровесниками Леша задал Арсению крайне неожиданный вопрос:

– А я тоже мог оказаться сыном президента?

Арсений задумался:

– Но ведь у него нет сына десяти лет от роду.

– Ну а если бы был, – не унимался Леша, – что бы было?

– Леша, – ответил Арсений, – тебя было бы не так просто выдернуть от мамы, от Светы. У тебя же есть семья, ты же не детдомовский.

– Ну а если бы я оказался его сыном?

– Я не знаю, – сказал Арсений, а сам снова задумался над этим. Ведь если ребенок президента и вправду не является детдомовским, следовательно, он мог быть из семьи. Тогда куда дели эту семью?

Все эти мысли вернулись к Арсению, когда он пришел после работы домой, и по обыкновению устроился за компьютером. Это было своеобразным ежедневным ритуалом – потому что первые два часа после работы, как правило, Арсения атаковали многочисленные ученики. Кому-то требовалась помощь с объяснением домашнего задания, а кто-то просто требовал к себе и своим проблемам особо пристального внимания. А таких детей Арсений старался не пропускать. Примерно на двадцатой минуте интенсивной переписки с учениками из своей комнаты появился Пашка – как обычно, в одних трусах, со всклокоченными волосами и слегка безумным взглядом.

Пашке было семнадцать лет, среднего роста, с пронзительными серыми глазами, широкими скулами и крепким телосложением. Этот подросток жил на воспитании у Арсения и Андрея около четырех лет. Так получилось, что его всю жизнь кидали из одной квартиры в другую, но нигде он не мог задержаться. Мать не жила в Озерске – она снимала коттедж в дальнем пригороде, где не было нормальной школы. В итоге Пашка поселился в квартире своего учителя биологии и оказался на попечении пары молодых людей. Сожительство Андрея и Арсения иногда вызывало вопросы у его матери, которая ежемесячно выплачивала им небольшую сумму денег (которой, по правде говоря, всегда не хватало). Но Пашка постоянно отрицал существование между молодыми людьми порочных связей, хотя сам прекрасно знал, что они – пара. Арсений постоянно беспокоился о том, что ребенок может перенять их опыт, но вскоре успокоился, обнаружив в истории поиска его компьютера целую коллекцию вуайеристских сайтов с камерами в раздевалках японских школьниц, а также солидную подборку хорошего хентая. С этого момента стало ясно, что с ориентацией у мальчика все в порядке, кроме того, с недавнего времени у него появилась милая девушка Марина, которая, по правде говоря, тоже моментально раскусила Арсения с Андреем. Но и она отнеслась ко всему этому спокойно, регулярно оставаясь на ночлег в веселой квартире с известными целями.

– Что случилось? – Арсений недовольно отвлекся от чата с учеником, который никак не мог въехать в тему неполного доминирования при генетическом наследовании.

– Ты слышал? – Пашка выпучил глаза и поднял подбородок. Арсения всегда бесила эта манера ребенка, но он ни разу не позволял себе проехаться на сей счет. А вот от Андрея ему регулярно попадало.

– Смотря что. Если ты снова собрался мне пересказать политические новости, которые мне известны с утра, то ты как обычно неактуален.

– У Волкова перепутали детей, – глаза Пашки были по-прежнему выпучены, подбородок опустился, и теперь полусжатые кисти он держал на уровне шеи, словно собирался себя задушить.

– Спасибо. Уже в курсе. У Суворовой сегодня был системный шок на сей счет. Мы все отчеты сегодня к вечеру сдавали из-за того, что она ждет проверку.

– Но это… Как это? – Пашка с трудом мог подобрать слова, но было видно, что внутри он весь бурлит, словно готовый взорваться на плите перекипевший чайник.

– Иногда такое происходит не только в телесериалах, – пробормотал Арсений, – подумаешь, детей перепутали.

– Но я же видел его… И он.

– Что он? – Арсения начал утомлять этот разговор, начисто лишенный рационального зерна.

– Он слишком умный для детдомовского, – Пашка достаточно общался с воспитанниками детдома и потому отлично знал их уровень, и что самое немаловажное, что четко выстроенное собственное мнение, да еще и отрицание коллектива совершенно им не свойственно.

– Ничего нового, – раздраженно бросил Арсений, – ты все-таки что-то новое можешь сказать, или полагаешь, что я не дошел до этого вывода сам, ведь я работаю в этой среде почти двенадцать лет.

Пашку спас звонок в дверь, что позволило резко сменить тему:

– Андрей Владимирович забыл ключи?

– Нет, – удивился Арсений, – он сегодня поздно. Кухарскую лихорадит со страшной силой. Если бы знал он, что в тот самый момент лихорадило самого Андрея. Причем от оргазма далеко не рабочего происхождения.

– Тогда кто это?

– Ну посуди сам, – ответил Арсений, встав с кресла, – это либо Диляра, ко мне, либо ее сын Аким к тебе.

– Аким был в скайпе пять минут назад и не собирался к нам.

– Значит это Диля, – Арсений пошел открывать и вскоре убедился, что был прав.

Диляра Алямова была соседкой и близкой подругой Арсения. Андрей ее недолюбливал, но в лицо ей никогда этого не говорил. Отец Дили был человеком восточным, а мать – русской. По иронии судьбы она полностью пошла в мать – была светло-русой, среднего роста, с красивыми голубыми глазами. Так что, кроме имени и фамилии (а еще отчества Джафаровна) в ней не было ничего. Зато ее дети – Аким и Руслан, рожденные также от человека с востока, были настоящими представителями своего этноса – загорелые, с раскосыми глазами, оба не очень высокого роста и худощавые. Руслан уже давно закончил школу и учился на втором курсе, а Аким был одноклассником Пашки. При всем этом боекомплекте Аким был лучшим учеником в классе по русскому языку и литературе. У многих участников городских олимпиад вставали дыбом волосы, когда они видели лауреатскую работу по русскому языку подписанную Алямовым Акимом Магомедовичем.

Диляра воспитывала детей одна, поскольку муж сбежал от нее на свою историческую родину так и не получив гражданства. Кроме того, его категорически не устраивало, что жена не разделяла восточных принципов воспитания детей. И на самом деле, она часто оказывалась в ситуации, когда следовало об этом пожалеть. В основном это касалось Руслана, учеба которого в школе, и последующее поступление в университет были воистину достойны отдельного романа. Его мы коснемся, когда впервые встретимся с самим Русланом.

Диля прошла на кухню и устроилась на диване:

– Сделать кофе? – спросил Арсений. Диля кивнула положительно, – что у нас случилось? Кроме того, что президент сына нашел.

– Завтра я иду на собеседование в новую клинику.

– Да ну, – удивился Арсений, – и твой дорогой шеф тебя отпускает? Не верю!

– Он сказал, что это ближе к дому и явно перспективнее. Я пока не увольняюсь, может мне там и не понравится. Согласись, что ездить по сорок минут через весь город тоже не сахар.

– А я думал он совсем самодур, – отозвался Арсений, – и будет тебя до последнего не отпускать, он же говорил, что ты лучший педиатр из тех, с кем ему приходилось работать.

– Нет. Мы оба ошиблись.

– И значит, ты зря боялась идти к нему на разговор.

– Именно. Но это еще не все.

– Та-а-ак, – протянул Арсений, – снова у Руслана страсти с преподавателем, которого он считает глупей себя?

– К счастью нет, – ответила Диля, – он бы к тебе быстрей с этим прибежал и стал убеждать, что виноваты все кроме него. У меня приехал сводный брат, сказал – буду жить, пока не смогу снять что-то.

– Ты документы ему сделала? – испугался Арсений.

– Нет, я что, умалишенная. Он их купил где-то поддельные. На какой-то стройке работает. Ей богу, когда его вижу, даже не верится, что у нас один отец. Мне порой кажется, что мы из разных вселенных.

– Значит, у тебя на кухне сейчас дрыхнет самый стереотипный гастарбайтер из анекдотов? Господи, и ведь он еще наверняка пахнет…

– Нет, я поставила условие, что он моется после смены дегтярным мылом… И не знаю куда его сплавить. Мне совершенно не нужно, чтобы он повлиял на Акима или сцепился с Русланом.

– Ну ты сразу то не сгущай тучи, – рассудил Арсений, – может он скоро себе найдет удобную конуру, прости, комнату, и свалит.

– О какой конуре может идти речь, если он получает всего пятнадцать тысяч и из этих денег тринадцать отправляет на родину!

Арсений поперхнулся:

– Прости меня, а что же он ест?

– То же самое что и мы.

– Как мило, – сказал Арсений, – то есть он питается за твой счет, и ни копейки тебе не дает. А еще музычку на дешевом монгольском телефоне включает, с соответствующим восточным инструментом. Хотя это из него Руслан вытравит, я не сомневаюсь… В общем что я тебе могу сказать, если все это затянется, я могу как старший по подъезду скромно намекнуть тебе, что у тебя без регистрации проживает и так далее. И родственника простынет след. Если ты конечно не получаешь эстетическое удовольствие от его присутствия.

– Скажешь тоже. Спасибо за поддержку, примерно этого я от тебя и хотела.

– Вот и славно, я так и понял, – Арсений поставил перед подругой кофе.

Диля осторожна втянула в себя темную жидкость из чашечки, после чего поставила ее на стол:

– А когда твой Андрей приедет?

– Сегодня поздно, там на работе какое-то очередное сумасшествие. Мэр города отлил очередное шило и всадил его в задницу мадам Кухарской, которая растормошила весь свой курятник и пошли перья в разные стороны лететь. А в чем дело?

– Кофе, честно говоря, ужасный…

– Ну вот, – обиделся Арсений, – вам и не угодишь, – тут он посмотрел на стол и всплеснул руками, – все как обычно…

– Что случилось на сей раз, – спросила Диля, опуская чашку в мойку и включая воду.

– Я забыл купить некоторые продукты для блюда, которое сегодня запланировал.

– Давай я схожу?

– Нет, – мотнул головой Савельев, – не получится. Надо идти на рынок к станции, ты не сможешь купить то, что нужно.

– Ну, тогда я откланиваюсь, – сказала Диля и удалилась. Арсений отправился к Пашке, который сидел у своего компьютера, максимально опершись спиной на очередной стул, которому предстояло погибнуть сломанным:

– Одевайся, – сказал Арсений, – надо на рынок съездить.

– Ну!!! Почему сейчас! Мы только партию начали!

– Потому что я один со своей рукой все с рынка не унесу! – возмутился Савельев.

– Еще и на рынок! Это же целый час!

– Ничего, не умрешь. А иначе ужина не будет в принципе.

– Могли бы и в «Дросселе» поесть.

– Не могли, – отрезал Арсений.

Пашка позволил себе еще несколько вялых попыток повозмущаться, но понял, что делать это бессмысленно и стал собираться в путь… Рынок возле станции Ельша располагался в пяти остановках трамвая от дома, и, если дорожная ситуация благоприятствовала, туда можно было добраться за десять минут. В этот день Арсению с Пашкой здорово повезло – пробок по дороге не было. Быстро купив все, что нужно, они оказались с сумками на светофорном переходе через Проспект Вернадского, скоростную трассу, которую недавно перевели на ослабленный скоростной контроль с допустимой максимальной скоростью в сто километров в час. Однако, при строительстве не учли того факта, что в такой ситуации следует строить подземный или надземный переход. Судя по всему, кто-то просто украл часть денег из бюджета постройки трассы и на этом месте остался пешеходный светофор, попеременно включавшийся на разных полосах. Абсолютно нормальным явлением стало состояние, когда, не желая ждать двадцать секунд, многие престарелые бабушки, главная задача которых учить молодежь правильному поведению, перебегали дорогу, груженые своими тележками, аргументируя это тем, что на трассе «машин нет». Пашка и Арсений встали почти в центре собиравшейся толпы и стали ждать. До зеленого оставалось секунд тридцать, когда толпа поперла на дорогу, несмотря на красный свет. Стоявшая позади Арсения бабулька возмутилась:

– Вы чего не идете, машин же нет?

– А бабушка что, дальтоник? Красный свет.

– Нехорошо на старых людей матом, – ответила старуха, открывая все прелести своего ограниченного образования и пошла вперед, жалуясь на то, какая невоспитанная ныне молодежь.

– Как бы мне хотелось, – сказал Арсений, – чтобы на этом переходе одну из таких бабулек сбила машина, чтобы кишки наружу выпустило. И ее труп для устрашения тут повесить, чтобы другим неповадно было…

– Какие гадости вы говорите, молодой человек, – вмешалась какая-то женщина.

– Ничего подобного, – ответил Савельев, – по-моему, если горит красный свет, то следует стоять на месте и ждать зеленого. Смотрю на это и чувствую себя как на выборах – когда я голосую за партию, которая даже не проходит в парламент по определению, а все кидаются ставить галочки за партию власти. Вот тут так же. Стою и жду один, потому что хочу жить, соблюдая законы. А остальным на это фиолетово… Интересно, – сказал Арсений Пашке, – наш дорогой друг сегодня постарается приехать домой пораньше?

А Андрей, на самом деле, не особо торопился возвращаться домой. Выйдя из отеля в половину двенадцатого ночи, он решил, по своей привычке, не пользоваться транспортом, а пройти из Гостиного Двора до Звездного бульвара пешком. Ефремова всегда завораживал танец света в отражении воды реки Ельша в одноименном районе. Этот час он хотел провести один, чтобы еще сильнее отодвинуть момент возвращения и оказаться дома действительно усталым, и не притворяться.

Прекрасно зная, что его проход через домофон будет отражен на домашней трубке, Ефремов морально готовил себя к тому, что перед ним уже накрыт стол, и Арсений стоит под дверью, держа в зубах его домашние тапочки и виляя хвостом, которого у него нет и никогда не было.

Так и произошло. Дежурные объятья, тапочки и все по списку:

– Ты голодный? – спросил Арсений.

– Немного, – ответил Андрей, – я не буду много есть на ночь. Ты сам то поел?

– Нет… Я тебя ждал.

– Арсюша, – растянул Андрей, – ну сколько раз я тебя просил.

– Я не могу без тебя есть! Я тебе тоже говорил это много раз.

– Где чудовище?

– В скайпе с Акимом. Скорее всего играют.

– Все как обычно, – недовольно проворчал Андрей, – хоть бы делом занялся…

– Он идет работать через неделю. Пойдем есть, наконец. Все на столе уже.

А я и не сомневался, – подумал Андрей. Но вслух ничего не сказал, а только небрежно бросил:

– Я сначала переоденусь.

Арсений проследовал за ним. Когда Андрей снял рубашку и бросил ее на кровать он подхватил ее и вопросительно посмотрел на мужа:

– В стирку ее?

Андрей утвердительно кивнул. Арсений перекинул рубашку через руку и направился в ванную. Открывая ручку, он наклонил руку, рубашка соскользнула, карман перевернулся и из него предательски выпали билет на поезд до Подосинок и квитанция из гостиницы. Арсений осторожно присел над своими находками и внимательно их рассмотрел. На билете на поезд четко значилось время приобретения – раннее утро. Арсений прекрасно знал, что в Подосинках жили его родители. По спине побежал легкий холодок беспокойства. Арсений не понимал пока, что это все значит. В этот момент возле него возник Андрей. Арсений медленно поднял к нему свои широко открытые серо-зеленые глаза и только сказал:

– Андрюша, что это такое?

А где-то далеко одна курица поняла, что еще немного и она снесет яйцо…

2. Любовь и ненависть

Сердце окрашивается в черный и синий

В нем любовь и ненависть друг против друга

Кто возьмет верх?

Никого до тебя тут и не было

Ты поразил мое сердце и убил

Добро и Зло сошлись в битве

Что из них победило в тебе?

Current Music – Nylon Beat – Viha ja rakkaus

Андрей старался сохранять спокойствие, хотя внутри у него все подпрыгнуло и заставило нервничать. Черт, думал он, почему я тут должен унижаться, что-то объяснять и доказывать. Раздражение вернулось и готовилось обернуться в ненависть.

А Арсений смотрел на него своими широко открытыми глазами и взглядом умолял, чтобы он срочно придумал разумное и понятное объяснение найденным им документам. Он был готов поверить во что угодно, лишь бы его чувства к Андрею не перевернулись.

Все это происходило в течение доли секунды для принятия адекватного решения. Ненависть была побеждена, и Андрей выпалил:

– Мне поручили встретить в Мякурах нашего нового сотрудника, которого нам переводят из-за нового постановления о ротации чиновников, – он сам удивился какая стройная история выстраивается, – когда приехал на вокзал увидел, что рейс задерживается на 2 часа, потому взял билет до Подосинок и съездил к маме. Оттуда двинул в аэропорт, встретил этого надменного типа и отвез его в гостиницу.

– На один день? – удивился Арсений.

– А ему завтра уже квартира освобождается, – соврал Андрей, – все очень просто.

– Судя по всему у вас там куча денег в департаменте крутится, – резюмировал Арсений, – гостиница не из дешевых. При этом у нее не самая хорошая репутация.

– Что ты имеешь в виду? – Андрей прекрасно понимал, что сейчас ему скажет Арсений, но был обязан задать этот вопрос, чтобы сделать вид, что он не в курсе.

– Странно со стороны вашего начальства селить нового сотрудника в дорогом лав-отеле. Да, номера там недешевые, но приличные конторы его сторонятся, так как в основном туда водят девочек состоятельные дяденьки, снимающие стресс после рабочего дня.

– Впервые слышу, – Андрей решил развернуть ситуацию в свою пользу, – а вот тебе откуда такие пикантные подробности известны?

Арсений отмахнулся:

– Суворова регулярно жалуется мне на эту тему. Наш глава окружного департамента образования туда регулярно ездит со своей секретаршей. Все молчат и делают вид, что их это не касается.

– Ну если так, – протянул Андрей, – тогда понятно. Давай мне эти бумажки, я их выкину. И положи-таки рубашку в стиральную машину. И пойдем есть.

За столом разумеется всплыла тема президентского сына. Арсений повторил свое опасение:

– Этот Саша в детском доме никогда не был.

– Это почему же, – изумился Андрей, – неужели ты не допускаешь такой вероятности?

– Я все-таки много лет работаю с детьми в аналогичных условиях. Такое слишком маловероятно.

– Ну, следовательно, – резюмировал Андрей, – это и есть тот самый случай, вероятность которого, по твоим словам, настолько мала. Только и всего.

Арсений не стал спорить, так как отлично знал, что если Андрей убеждает себя в чем-то, то перевернуть его позицию на противоположную невозможно. Так уж сложилось, что, будучи сам довольно упертым, он оказался в обществе еще более упертого субъекта. В плане упрямости Андрей давал Арсению фору в сто очков. И это касалось не только подобных мелочей. В их семье давно установилось правило, что по своей роли старший – Андрей, несмотря на шесть лет разницы в пользу Арсения. Когда их видели вместе, то даже считали, что он старше, в силу своей собранности и серьезности. Арсений же часто действовал под влиянием эмоций, мог дать им волю разгуляться. Представить себе Андрея таким было невозможно. Он был воплощением правильности и воспитанности. Его авторитет был незыблем для Пашки, под влиянием Андрея тот даже собрался поступать на учебу по государственному управлению. Если Арсения Пашка воспринимал как легкомысленного старшего брата, то Андрей пытался играть роль отца, несмотря на то, что она его утомляла и даже раздражала до рвотного рефлекса. За четыре года жизни под одной крышей все трое уже достаточно изучили недостатки друг друга. И если Арсений на все недостатки Андрея смотрел сквозь пальцы, то в обратную сторону регулярно сыпались упреки в несерьезности, инфантилизме и откровенном ребячестве. Пашку пытались бомбардировать оба, но в Арсении слишком доминировало мягкое начало, хотя он был способен на резкие шаги, даже сорваться на крик. Сдержанный и спокойный Андрей вообще не позволял себе переходить на крик, он с одинаковой громкостью произносил как похвалы, так и угрозы. И его тактика регулярно приносила плоды. Во всяком случае он так думал. Его сложная натура не позволяла Андрею считать, что он делает те или иные вещи неправильно. Он полагал, что не допускает ошибок. И даже в истории с билетом и гостиницей его собственная фантазия выручила его на все сто процентов.

Арсений предпочел перевести вектор беседы и рассказал Андрею о брате Диляры. Тот отреагировал довольно резко:

– Я не понимаю, а зачем она вообще это терпит?

– В любом случае он же ее брат…

– Сводный брат. Которого, как я понимаю, она в этой ситуации увидела впервые в жизни. Господи, какая несерьезность и мягкотелость. Почему ей было сложно просто сказать ему: «Нет».

– То есть, ты утверждаешь, – заметил Арсений, – что если бы к нам, к примеру, завалился бы незнакомый молодой человек и представился твоим сводным братом, ты бы выставил его взашей?

– Я бы сделал это по другой причине, – ответил Андрей, – потому что мне совершенно ненужно, чтобы еще один посторонний человек узнал о нас. Кроме того, у меня не может быть сводного брата. Я бы знал о его существовании.

Тут Арсений внезапно включил ехидство, которым наградила его мама и ответил в неожиданном ключе:

– За те семь лет, что твой отец провел вне семьи, он вполне мог кого-нибудь нагулять. Разве нет?

– Закроем эту тему, – раздраженно процедил Андрей. Он считал, что сам имеет право осуждать отца за легкомыслие, но сторонним от его семьи людям этого не позволял. Даже Арсению. В свое время он сам расставил жесткие приоритеты в этом вопросе заявив своему, если так можно выразиться другу, что для него семья, а именно мама, папа и брат, находятся на первом месте. И что Арсений не имеет права ревновать к ним. Хотя, честно говоря, ревность в этом союзе была под запретом. Андрей не позволял Арсению ревновать, а также признавать то, что он сильно по нему скучает, когда находился в отъезде или не ночевал дома по выходным, оставаясь у родителей.

Остаток обеда прошел без приключений и Андрей, позволив себе полчаса пообщаться со своим планшетом, упал в кровать и заснул. Так происходило достаточно часто и Арсению ничего не оставалось, как последовать его примеру.

Андрей всегда вставал значительно раньше Арсения и его искренне раздражал тот факт, что его возлюбленный мог себе позволить спать до девяти часов утра, поскольку на работе раньше десяти, исключая дни с первыми уроками в школе, появляться смысла не было. А поскольку школьная составитель расписаний в буквальном смысле слова млела от Арсения, ему было несложно добиться расписания, при котором все его уроки начинались не раньше десяти-половины одиннадцатого.

Андрей выезжал на работу в семь утра, чтобы ровно в восемь оказаться в своем курятнике. Департамент правительства города по связи и транспорту был, в принципе, достаточно типичным проявлением и ничем не отличался от себе подобных. В других департаментах творилось то же самое – уткнувшись каждый в свой компьютер, все сотрудники за утро успевали проверить все свои аккаунты в социальных сетях, написать несколько твитов и залить в инстаграм изображение пирожных и кофе. Некоторые даже умудрялись сыграть партию в аэрохоккей или построить в своем виртуальном городе психиатрическую больницу. В паузах, возникавших между этими действиями сотрудники позволяли себе отвлечься на заполнение необходимых документов, что являлось их основной служебной обязанностью. Несмотря на это, их отчеты о проделанной за день работе, подробно расписывали всю бурную деятельность, поскольку такие документы требовалось сдавать ежедневно и подробно. Все эти люди были жертвами необходимости постоянного присутствия на рабочем месте, и потому каждый занимался тем, чем хотел. Исключая моменты, когда кому-то из начальства приходило в голову, что срочно требуется какая-то новая бумажка. Но даже в таких ситуациях сетевой серфинг оставался на первом месте. Просто на него хватало совсем чуть-чуть меньше времени. Это несомненно позволяло сотрудникам жаловаться в курилке о том, что у них очень много работы, они пашут как волы на фазенде и не понимают, в чем смысл переписывать одно и то же письмо по десять раз.

Андрей отвечал в своем ведомстве за обеспечение работы строительства метрополитена. Эта работа была ему очень симпатична. Он с детства обожал метро и все, что было связано с железной дорогой. Его любимой компьютерной игрой еще со школы оставался экономический железнодорожный симулятор. Поиграть на работе, разумеется, он не успевал, да и не позволял. Его интернет серфинг был ограниченным, но, в сущности, он также съедал большую часть его рабочего времени. За счет того, что его коэффициент полезного действия в небольшую сторону превосходил соседей по отделу, Андрей мнил себя великим работником и регулярно хвалился этим перед домашними, выставляя коллег сборищем бездельников и блатных. В сущности, он не ушел далеко от истины, но при этом фактически, тоже относился к касте бездельников. Просто работал в 1.5 раза интенсивнее их, что при оценке общей картины все равно давало понять – при пяти минутах в час на написание писем и документов он имел пятьдесят семь свободного времени. Соседи по кабинету не тратили на работу и трех минут.

По причине вышеизложенного Андрей искренне считал, что занимает не ту должность, которую заслуживает. А ларчик открывался просто – так как в руководстве департамента все важные посты занимали бывшие военные, то и на должности среднего порядка, вроде начальника отдела назначались такие же проверенные люди, почти без знания компьютера, но при этом обладавшие кучей разнообразных достоинств. В этой ситуации рассчитывать хоть на какое-то повышение было полным абсурдом, но поскольку Андрей искренне верил в свою незаменимость, то считал, что рано или поздно его рост по карьерной лестнице станет свершившимся фактом.

Стоит отметить, что перед глазами нашего героя-чиновника уже пролетела ситуация с одним его коллегой, который, в отличие от многочисленных сотрудников департамента, не состоял в родственной связи с крупным военным или политическим деятелем и самое страшное, тратил на работу не три и не пять минут в час, а все шестьдесят. Он тоже, будучи реалистом, ждал, что за свои заслуги перед департаментом может рассчитывать на скорое повышение. Но этого не случилось – в департамент взяли очередную блатную дочку, а наш герой остался на своем месте и зарплате, и до кучи ему срезали премию за низкие показатели в работе. В итоге, он собрал вещи, купил себе домик в другой стране и сбежал. Андрей считал его слабаком и неудачником. Так как только подобная характеристика подходит к людям, сбегающим из плена Родины. Андрей считал, что живет в лучшей стране в мире и даже позволял себе смелую мысль, что когда-нибудь добьется намного большего, чем пост начальника отдела в департаменте связи и транспорта. Разумеется, все это оставалось на уровне фантазий, цели к которой имело смысл стремиться. Ведь если ты создаешь серьезный фасад, то и цели должны быть соответствующие.