Текст книги "Курятник"

Андрей понимал, что окружающие его коллеги люди глубоко больные и несчастные. И их главной проблемой было то, что они сами были не в силах это осознать. Да и откуда и когда. Блондинка, выдававшая уродливые эскапады про хозяйство и семью не планировала ими обзаводиться в обозримом будущем. Она предпочитала скакать из одной койки в другую, жить на полную катушку. Брюнетка жила с родителями и была младшей дочерью, потому любого потенциального кандидата в мужья любящие родители сливали по появлению, чтобы не остаться одним. Блондин и вовсе вел странный образ жизни и не было понятно, что он вообще забыл в таком месте как этот гнилой департамент. Вечерами он работал конферансье в ночном клубе и зарабатывал этим сумму равную его месячному окладу. Вероятно, эта деятельность отлично снимала напряжение от общения с госпожой Кухарской…

Курятник № 1 определенно не мог жить спокойно. Вообще любой день, прошедший без скандала в детском доме № 13 воспринимался как потерянный. Этот день по уровню развлечений для директора здорово переплюнул предыдущие, поскольку Суворовой в конце рабочей смены оставалось вызвать цистерну с грязью, равномерно разлить ее и заказать рефери и двух секундантов.

Таисия Николаевна, как обычно, сидела у себя и никого не трогала. Ее настроение отличалось позитивным настроем и даже колебалось в сторону хоть немного хорошего, что случалось с ней достаточно редко. Бешеную истерию запустила, по доброй традиции, Лиза Оладьина, которая не намеревалась сдаваться после того, как первый бой был начисто проигран. Но у девочки было несколько ночей, чтобы проанализировать то, куда следует бить, с какой силой, и чтобы ей самой за это перепало в меньшей степени. Поэтому она выбрала рискованный план, который, по своей сути был прост и ударял по самому уязвимому месту Суворовой. Таисия Николаевна панически боялась жалоб в любой форме, потому, когда Лиза произнесла свою речь, то директор ударилась в панические настроения:

– У меня был разговор с одной из родительниц детей, которые едут в поездку с Савельевым. Она слышала разговор ребенка по телефону с Арсением и из него сделала вывод, что они намереваются попробовать там легкие наркотики и сходить на стриптиз. Она собиралась напрямую писать жалобу на сайт управления образования, чтобы поездку не разрешали. Но я убедила ее в том, что поговорю с вами лично и мы этот процесс сможем остановить.

Передать словами какой смерч поднялся у Суворовой внутри невозможно. Она булькала от возмущения и не совсем представляла, как ей выкручиваться из ситуации.

Если пойти на поводу у Оладьиной, то это означало вызвать праведный гнев Савельева, который действительно бы поставил на уши всех своих родителей, с которыми Арсений находился в постоянном близком контакте. Иначе бы с ним чад не отпускали за семь морей. Но если подумать, что в золотом родительском составе Лиза успела состряпать хорошую течь и кто-то из предков действительно подслушал разговор… Только в данном сценарии возникала одна существенная неувязка – почему тот не поговорил с Арсением напрямую. Если это так, то помимо ребенка Оладьина имеет влияние и на родителей. А это приведет к нелицеприятным последствиям.

Вызвав ничего не подозревавшего Арсения к себе Суворова предпочла устроить для основного разговора политическую прелюдию. Благо имелся повод в виде действий мэра Сулянина вокруг гуманитарной помощи в Таманске. Эта беседа могла стать для Суворовой нравоучительной, но она посчитала, что, учитывая дальнейшую тему, Арсению можно было позволить расслабиться:

– А я сразу вас предупреждал, – затянул свою песню Савельев, – чтобы мы делали, если бы кто-то из наших дарителей составил такое письмо и не упоминал бы в нем партию?

– На наше счастье, – покрылась Суворова, – я это предусмотрела, и все коробки мы паковали самостоятельно и отправили в управление образования. Там им оставалось только отгрузить их в контейнер. Мы же собрали очень много.

– Просто у нас сознательный двор, который легко идет по зову своего муниципального депутата, – съязвил Арсений, – ваш мандат порой творит чудеса.

– Не говори чушь, – покрылась Суворова, – это не мандат, а люди. Та ценность, которую мы в них смогли воспитать нашей деятельностью. Ведь все же учатся в «Роднике» и ходят к нам на дополнительные занятия и в продленку. Ты же не будешь отрицать, что мы своим путем воспитываем и детей, и взрослых. Вот они и несут все это к нам, потому что знают куда нужно идти если случится беда. У нас получилось сделать настоящий центр доброты и отзывчивости посреди большого города, в котором, в сущности, всем наплевать друг на друга. И твоя роль в этом тоже существенна.

Здесь и следовало сделать поворот в дискуссии в сторону злосчастной поездки, судьбу которой Таисия Николаевна для себя уже предрешила:

– На самом деле, я позвала тебя не для политических дискуссий. Случилось кое-что очень неприятное, и я прошу тебя не реагировать бурно.

– Что случилось, – все хорошее настроение, созданное предыдущей частью разговора, сошло на нет, Арсений готовился к пакости любого уровня.

– Управление не отпускает вас в поездку. Они считают, что неделя, вырываемая из учебного процесса слишком большой срок. Не забывай про старое распоряжение нашего руководства о том, что нельзя проводить массовые мероприятия и выезды в учебное время. Они привязались к этому и сказали, что не одобряют поездку. Я ничего сделать не могу, все согласно указаний и инструкций. Ваш выезд посчитали не особо значимым для учебного процесса…

– Таисия Николаевна, – серьезно сказал Савельев, – вы можете убедить этими словами любого в этом здании, но не меня. Сколько раз мы обходили без проблем все эти запреты и инструкции. Что-то случилось другое.

– Арсений, – твердо настаивала Суворова, – а на этот раз их обойти не получилось. Просто смирись с этим.

– Как я могу смириться с этим, когда у меня дети считают дни до поездки. Что я им скажу? – Арсений задумался, – что вам наговорила эта латентная лесбиянка?

– Сеня, – мягко прошептала Таисия Николаевна, – я прошу тебя выбирать выражения.

– Хорошо, – согласился Савельев, – что вам сказала Оладьина. Я знаю, что она к вам сегодня заходила.

С одной стороны Суворова жаждала побоища и отлично знала, что Арсений выпотрошит Лизу, подвесит ее на крюк и будет хлестать плетью, пока та не напишет заявление об увольнении. Это определенно разнообразило бы досуг Суворовой, но она отлично понимала, что в вакханалию автоматически окажутся втянуты и родители, и дети…

– Мы не говорили о тебе и о поездке, – сказала Таисия Николаевна, решив, что тем самым позиция Арсения будет немного слабее. Это в свою очередь разозлит его сильнее и дым коромыслом будет с искрами, а коллектив разделится на две части, причем не факт, что Савельева в его расправе будет поддерживать большинство. Этим можно будет как минимум принизить амбиции давно зарвавшегося любимчика и доставить себе удовольствие наблюдать за тем, как сторонники будут ругаться между собой. Что автоматически давало шанс на возведение дыма коромыслом с искрами в двузначную степень. Таким образом – больше развлечения!

Арсений, разумеется, не поверил Суворовой, считая, что она старается сохранить хрупкий мир и не довести дело до мордобоя. Кстати, в этом противостоянии с «муженщиной» у Савельева были шансы проиграть, поскольку, не вылезавшая из «качалки» Лиза была физически сильнее его. Так что прямой физический контакт мог закончиться чем-то плачевным и трагическим.

Обдумывая свой план действий Арсений сидел один в кабинете и перебирал все возможные варианты. От мыслей его отвлекла Марина, подружка Пашки, которая обычно, в этот день недели, забегала к Савельеву чтобы вместе пообедать.

Марина выглядела значительно взрослее и умнее приемного сына Арсения, и видимо, именно поэтому выбрала его в женихи. Чтобы доминировать ментально и в то же самое время, чтобы друг и партнер не был совсем олухом. У Марины было красивое и стройное тело, сформировавшаяся грудь и красивые волосы. Несмотря на яркую и запоминающуюся внешность девушка регулярно отпускала замечания насчет того, что некрасива. Первое время Арсений полагал, что она тем самым просто набивает себе цену, но позже стал понимать, что Марина действительно так думает. Очень скоро ее удалось переубедить в этом. Подобное открытие немного изменило ее, Марина стала более открытой и даже, в некотором смысле, наглой и агрессивной. Стала осознавать собственную доминанту, которую раньше не решалась признавать.

– Почему ты сидишь тут как в воду опущенный? – спросила Марина у Савельева. Между детьми и учителем давно было установлено отношение допускавшее обращение на «ты». Арсений терпеть не мог слово «вы» и ему казалось, что от применения в его адрес этого местоимения, он стремительно стареет.

– Мы никуда не едем, вот почему, – ответил Арсений, – Оладьина что-то новое наговорила Суворовой. Та запретила поездку.

Марина сползла в кресло и застыла, смотря на Савельева с открытым ртом.

– Она с ума сошла? Мне позвать родителей, чтобы с ней поговорить?

– Не надо, – ответил пусто Арсений, – этим ты только усугубишь ситуацию. Начнется война.

– Ты хочешь сказать, что она уже не идет?

Тут открылась дверь и вошла Оладьина, как ни в чем не бывало она прошла по кабинету и сказала:

– Ты едешь обедать?

Повисла пауза. Марина повернулась к Лизе и просверлила ее взглядом. Арсений решил ответить, чтобы не усложнять и без того неприятную ситуацию:

– Я не голоден, кроме того нам с Мариной надо позаниматься.

Оладьина пожала плечами:

– Как скажешь, – и вышла.

Марина процедила сквозь зубы:

– Ведет себя так, словно ни при чем, – она была в бешенстве, – так бы и плюнула ей вслед.

– И что бы ты этим изменила, я не пойму. Не убивать же нам ее, чтобы этот кошмар закончился. Последний год выдается слишком нервным. Ты себе не представляешь…

Арсений и представить себе не мог, что пересказ этой ситуации дома вызовет совершенно неожиданную реакцию Андрея, существенно отличающуюся от того, что выдала Марина:

– А с чего ты взял, что это она? – кипел от возмущения Ефремов, – Суворова разве сказала тебе прямо, что между ними состоялся разговор?

– Нет, – ответил Арсений, – но это в сложившейся ситуации очевидно. Если бы не ее предыдущие инсинуации, то я согласился, что это паранойя. Но здесь все складывается без особых проблем и вопросов. Как неплохой психолог она нашла у Суворовой некую болезненную точку и надавила на нее.

– Иными словами, – сказал Андрей, – ты считаешь, что Лиза шантажирует вашего директора, а та терпит это? Я, конечно согласен с тем, что она старая маразматичка, место которой на пенсии, но исходя из того, что я о ней знаю, ваша Таисия Николаевна не относится к категории людей, которыми так легко манипулировать. И тем более шантажировать. Не того полета этот престарелый депутат.

– Почему шантаж? Она же ляпнула ей о том, что я сделал неверный перевод программы. Там могло быть что-то из той же оперы. Но я не знаю, что, она не стала признаваться.

– Просто ты не хочешь признавать себя виноватым, – просто объяснил все Андрей, – я считаю, что Лиза тут ни при чем. Просто ты напользовался ею вдоволь, а теперь сливаешь самым грязным способом. Это и есть твое потребительское отношение к людям в действии. Мне вот только интересно, кто будет следующим, кем ты наиграешься? Может быть Паша, или даже я? Ты не хочешь остановиться и задуматься?

Для Арсения все прозвучавшее из уст Ефремова было настолько болезненным, что он не знал с какой стороны подойти к этой лжи, чтобы развенчать ее и переубедить Андрея. Савельев не мог взять в толк почему Ефремов так легко берет любую противную по отношению к нему сторону и спокойно расставляет на том берегу аргументы, почему он это делает. Неужели за столько лет он настолько ему надоел? Но как же так, ведь Арсений знал, что Андрей любит его. Пусть он никогда не говорил ему этого вслух. Но по глазам было видно абсолютно все.

– И вот что, – заметил Андрей, – я, между прочим, достаточно общаюсь с Лизой в социальной сети, мне она интересна как друг. Я пригласил ее на свой день рождения и очень надеюсь, – он очень резко и твердо выделил это слово, подчеркнул его, – что с твоей стороны на моем празднике не будет никаких эксцессов и выпадов. Я в кои то веки хочу организовать праздник, собрать друзей, отпраздновать.

Самым забавным в этой ситуации было то, что пока Савельев для себя даже не осознал, «собрать друзей» означало собрать тех друзей с которыми Андрея познакомил Арсений, кто был таковым для Савельева. На этот самый день рождения не планировалось звать никаких личных друзей, кого Андрей знал до Арсения. И это было так по одной простейшей причине – звать некого. Ефремов умел удалять из своей жизни людей не хуже Савельева, причем делал это гораздо жестче, ни с кем не советуясь, не взвешивая за и против, а просто нажимая кнопку «спуск», словно пользовался для этого унитазом. И людям даже не сообщалось о причине того, почему они вдруг уносятся воронкой за синеватой жидкостью и исчезающих навсегда.

– Это твой праздник и твой выбор кого звать, – сказал Арсений, проглатывая дикую обиду и понимая, что Андрей не хочет слышать его слов. На самом деле Ефремов все понимал. Просто его забавляло наблюдать за Савельевым и его дилетантскими играми с людьми.

В этот момент из открытого балконного окна донесся шум. Пашка выскочил посмотреть, что происходит в парке, куда выходили окна их квартиры и воскликнул:

– Там кажется намечается грандиозный махач!

– Что? – вскочил Арсений и выглянул с балкона. Его взору предстала толпа, возглавляемая Русланом Алямовым, они собирались переходить дорогу, чтобы углубиться в растительные насаждения. В глубине залитого оранжевым цветом осеннего парка угадывалась намного более массовая толпа, которая также была настроена агрессивно.

Савельев выскочил в коридор, быстро одел ботинки, потом подбежал к своей макси-барсетке и вытащил из нее «беретту», проверил заряд, взвел ее, засунул в карман и сказал удивленным Андрею и Пашке:

– Я сейчас вернусь, этого безумия нельзя допустить.

– Стой, – возмутился Андрей.

– Не могу, – ответил Савельев и выскочил из квартиры.

– Мне показалось, – спросил Пашка, или…

– Да, – ответил Андрей, – он выбежал с пистолетом.

– Откуда у него оружие? У него же нет разрешения на ношение?!

– А я откуда знаю, – Андрей, возмущенный пошел одеваться.

– Куда ты собрался, – испугался Пашка.

– Пойду выручать этого ненормального борца за свободу попугаев!

Арсений выбежал из арки и увидел, что между двумя толпами осталось каких-то двести метров. Стремглав перебежав дорогу в неположенном месте, он ринулся напрямик через недавно залитую дождем траву. Оказавшись на достаточном расстоянии до обеих сторон, готовых сойтись в рукопашную, он выстрелил в воздух и закричал:

– А ну пошли в разные стороны, сборище ненагулявшихся маменькиных сынков. Что уже, табак, пиво и мастурбация не доставляют должного удовольствия и потому нужно дубасить друг друга по национальному признаку?

Арсений снова выстрелил в воздух. Обе толпы застыли на своих местах, не понимая, что происходит.

– Кретины, – кричал Арсений, а его поставленного учительского баса вполне хватало, чтобы его слышали обе группировки, – немедленно уматывайте отсюда, мы вызвали полицию!

А где-то в удобном месте курица с любовью рассматривала произведенное ей на свет яйцо. Оно было прекрасным и правильно круглым. Жизнь хотела вырваться из него буквально через мгновение…

7. Позволь мне улететь

Не я выбрал рок родиться здесь,

Где вокруг безразличие, жестокость и уныние.

Я обещаю самому себе что вырвусь отсюда,

И использую все законные способы, если придется.

Позволь мне улететь!

Подальше от этой неизбежности, что впиталась в кожу…

Позволь мне улететь!

Открой моему сознанию новые горизонты, новые слова,

Позволь мне улететь…

Current Music – M. Pokora & Tal – Envole-moi

Две группы людей стояли под смеркающимся небом и смотрели друг на друга подобно озверевшим и озлобленным шакалам. Их глаза были переполнены ненавистью, желанием прогуляться по физиономии соперника. В этом состояла их неуправляемая и бессмысленная жажда. Просто утолить ожидание удовольствия от того, что кому-то станет очень больно. Эти желания возникали в загипнотизированном мозгу считающего, что он должен очистить свою страну от чужих. А эти самые чужие шли обороняться, защищать свое право на жизнь, свое место под солнцем. Во рту копился металлический привкус, а в крови – злоба от собственной беспомощности. Потому что они начинали понимать, что в этот день не смогут наесться до отвала человеческой болью и страданиями. Мания, которая пожирала их изнутри отравляла кровь и тело бесновалось в бессилии. А все это по вине анонима, который кричал из кустов хорошо поставленным голосом и стрелял. Причем непонятно в какую сторону, и боевыми или холостыми патронами. Но выстрелы определенно отрезвляли, заставляли взвешивать все «за» и «против». Задуматься над тем, не получится ли так, что сегодняшняя охота станет слишком дорогой и не оправдает себя. Потому что потери тоже следует учитывать. И такие мысли носились в головах по обе стороны невидимой баррикады. Снова раздался выстрел:

– Расходитесь немедленно, – кричал Арсений, – сейчас приедет полиция и тогда не поздоровится ни тем, ни другим!

Савельев открыто блефовал, рассчитывая напугать малолетних нацистов и их соперников южных национальностей. И потому он сильно удивился, услышав полицейские сирены.

– Идем домой, – услышал он голос Андрея, – не хватало еще чтобы тебя тут с пистолетом накрыли. Я вызвал полицию, сейчас они весь этот бардак разгонят.

Арсений спокойно пошел с ним.

– Отдай мне пистолет, – спокойно сказал Ефремов. Савельев повиновался. Андрей убрал «беретту» в карман, и они, тихо перебежав через дорогу, скрылись в своем подъезде.

Полиция быстро оцепила парк и вывезла из него всех бойцов. Правда, все южане остались в заключении до утра, а вот детишек белых родителей быстро развезли по домам, так как у некоторых из них оказались довольно высокопоставленные родители… На счастье Руслана Алямова, ему удалось сбежать через лаз в заборе парка и спрятаться дома. У него были несколько вопросов к Савельеву о том, зачем он вмешался в развитие событий, но тот никак не отвечал в социальной сети, видимо был сильно занят.

Оказавшись дома Андрей учинил Арсению допрос без свидетелей – Пашку отправили к себе в комнату и запретили подслушивать:

– Ответь мне, – спросил спокойно Ефремов, – где ты раздобыл пистолет?

– Я отобрал его у Руслана, – сказал правду Арсений, – он собирался отстрелить всех тех, кто имел отношение к убийству его дяди.

– Что я слышу! – возмутился Андрей, – у нашего маленького чудовища новая игрушка в вендетту? Он вспомнил, что на одной из его родин принято чуть что хвататься за нож? Как это мило и забавно. И даже понятно. Но я не могу взять в толк одно, зачем ты то во все это полез? Тебе Алямов мало крови попортил, пока в школе учился?

– Он сын моей близкой подруги, – объяснил Савельев, – и сколько бы он проблем не создал, я все равно отвечаю за его выходки. Может быть тебе это не совсем понятно, но это вопрос ответственности. И пусть с Русланом я потерпел самое настоящее педагогическое фиаско, я остаюсь ответственным за то, что не смог нормально его воспитать. Если бы я допустил, чтобы он наделал всех этих глупостей, то не смог бы себе это простить.

– А тебя Диляра что, просила об этом? Пришла и умоляла, помоги мне Арсюша и так далее?

– Она вообще не в курсе всех этих безумств.

– То есть ты еще этого недоумка и покрываешь… Чудесно. Я очень надеюсь, что его сейчас заберут в обезьянник и за несколько дней без мамочкиной стряпни он успеет пересмотреть свое глупое и инфантильное отношение к окружающей действительности. Да еще и тебя втянуть додумался.

– Я просто подумал, – пояснил Арсений, – что своим разговором с ним смогу переубедить. Дать ему понятие ошибочности действий. Открыть глаза, заставить прислушаться к себе.

– Отлично! Просто превосходно, – изумился Андрей, – столько лет он чихать хотел на твое вроде бы адекватное мнение, а тут неожиданно должен был прозреть и задуматься. Но ведь ему сейчас не пятнадцать лет. Скоро двадцатник стукнет, а он все по гаражам за кошками бегает. Да еще и вооружиться захотел. Вообще молодец. А ты забудь про эту блажь! Весь мир все равно не переделать, чтобы на него можно было спокойно и радостно смотреть. И оставь идею о том, что несешь ответственность за его выходки. Единственный, кто за это должен отвечать – он сам.

В такие минуты Андрей Ефремов и не осознавал, что, ведя эти душеспасительные разговоры, он, в первую очередь, старается убедить в том же самом себя. Потому что вся его ответственность и серьезность были ничем иным, как одним большим самовнушением. Настолько, что в эту ложь он спокойно верил, как в истину высшей инстанции.

– Ты прекрасно знаешь, что я не могу перестать думать о том, что занимало определенную часть моей жизни и ответственности. Потому что я не робот!

– Я знаю. Но ради меня прошу отойти в сторону от этой ситуации. Тебе еще повезло, что они тебя не видели. А то потом проблем не оберешься. От пистолета я избавлюсь. Потому что нельзя допустить, чтобы у тебя или у меня его нашли. У нас нет разрешения на ношение и это сразу поставит крест на наших карьерах. А ты знаешь, насколько она важна для меня.

– Знаю. Я согласен с тобой. Избавься от него… Я прошу тебя.

Ефремов вышел из комнаты и заглянул в платяной шкаф, где висела его дорогая финская куртка. Именно там, по-прежнему лежал пистолет. И когда Андрей снова взял в руки «беретту», то почему-то подумал, что он поступит крайне опрометчиво, если избавится от этой миловидной игрушки. Что-то внутри подсказывало ему, что с выбросом этого объекта следует немного повременить, потому что, словно в сумасшедшей сказке, пистолет попал в его руки неслучайно. И что в ситуации смертельной опасности он понадобится и спасет Андрея из тупика, выхода из которого не будет видно. Именно поэтому он спрятал пистолет в коробку, завернув в несколько носовых платков и спрятал свою реликвию подальше от чужих глаз на своей книжной полке, на которой красовалось множество томов с интеллектуальными названиями и красочными обложками, но, к сожалению, ни разу не читанные. Так что никто бы и не полез туда, и не нашел там оружие…

Через несколько дней Озерск вздрогнул от перфоманса панк-группы «Киски», которые организовали в главном храме города выступление, призывавшее к Святой Деве, чтобы та изгнала нечистого демона в лице президента страны. В результате вспыхнул костер возмездия и с виду миролюбивые и такие умеющие прощать и подставлять другую щеку верующие бросились доказывать всем юридический аспект того, что их чувства были задеты. В хоровую вакханалию быстро включились юродивые всех мастей и разновидностей, которые жалобно вещали о том, как их религиозные чувства пострадали от многократного просмотра видеозаписи дьявольского перфоманса. Особые эстеты утверждали, что киски в процессе выступления дымились, а посетители ощущали запах серы.

– Это уже перебор, – возмутился Арсений после просмотра одного из подобных интервью за завтраком, – понятно, что они совершили вопиющий акт. Это все равно, что взять у меня с полки книгу и поставить ее вверх тормашками, – Арсений слишком ревностно относился к своим книгам и всегда помнил то, в каком направлении смотрели их корешки. И если оказывалось, что одна книга повернута в обратную сторону, это не скрывалось от его взгляда и поднимался шум. Знавшие эти заморочки Андрей и Пашка просто считали лучшим не брать его книги с полки.

– Ну ты сравнил, – возмутился Андрей, – одно дело книги, а другое дело, когда такое происходит.

– Ничего подобного, – пояснил Савельев, – вся религия это такая же заморочка, как и с книгами, просто допущений у них больше в разы. И все они допускаться должны. Помнишь тот прекрасный анекдот про человека, который в церковь пришел и ему сначала шепчут, что он не так одет, потом что он не так свечку поставил, потом что на коленях не так стоит и не так, как надо голову преклоняет и не так молится. А когда выходит из церкви опустошенный, то встречает там Иисуса. Тот признается ему, что они его тоже давно туда перестали пускать. Ведь так оно и есть. Огромный комплекс заморочек. Только если поставить на мою полку книгу корешком не в ту сторону, можно просто десять минут послушать лекцию о том, как меня это раздражает… А тут девочкам за почти аналогичное деяние хотят впаять вполне реальный тюремный срок. Психи.

– В твоем случае пострадаешь только ты. И как верно заметил, всего на десять минут, – не согласился Андрей, – а тут для бабушек, что там молились потрясение на всю оставшуюся жизнь…

– Да, – ответил Арсений, – настолько, что они смакуют пережитое, пересматривая это в интернете.

– А меня тоже задело это действо! – вдруг выдал Андрей.

– Тем что упомянули всуе Волкова, или тем, что взывали при этом Богородицу, – вмешался в разговор Пашка, отлично знавший, что Андрей всегда отличался атеистическими взглядами, хотя с завидным постоянством замечал за ним странный «рыбий» взгляд его глаз, когда они заходили в церковь с экскурсионными целями.

Андрей недовольно посмотрел на Пашку. В какой-то момент ему даже показалось, что еще немного и он будет одарен тем самым «рыбьим» взглядом. Похожий глазной концерт можно было наблюдать у Ефремова при посещении праздничных мероприятий в День Победы. А некоторые военные песни, как бы они не были фальшиво исполнены, вызывали в его воспаленном патриотизмом мозгу самые натуральные слезы. Что это было – спектаклем или истинным проявлением чувств никто не знал. Тот же Арсений старался избегать этой темы и подобный вопрос не задавал. Сам же Савельев и увел своего любимого с опасной темы, как обычно напомнив ему о времени:

– Не пора ли тебе ехать?

Ефремов мысленно поблагодарил мужа за находчивость и скрылся с кухни, чтобы одеться и уехать в свой курятник.

Арсений быстро собрал и отправил Пашку на учебу, а сам стал методично собираться в свой курятник. Его ежедневный ритуал был прерван звонком на мобильный телефон с анонимного номера.

Обычно, на подобные странности вроде конфиденциального номера, Савельев не обращал внимания и спокойно отвечал. Но тут, интуиция достаточно внятно подсказывала ему, что отвечать не стоит, так как ничего хорошего за этим не последует. Поэтому Арсений отклонил входящий вызов. Когда же звонок повторился, Савельев задумался, что это скорее всего не телефонный розыгрыш, а кто-то из родителей или детей. Что-то могло случиться. Правда никто из его подопечных не пользовался подавлением номера. Таким образом Арсений снова не стал отвечать на звонок.

Но он повторился в третий раз. Тогда уверенность в том, что случилось нечто очень неприятное и безрадостное окончательно взяла верх над интуицией и здравым смыслом. Савельев ответил:

– Да, я слушаю.

– Что ж, ты, сука такая драная, на телефон не отвечаешь, – голос в трубке был очевидно искаженным, очень низким и грубым. От обладателей таких тембров точно не имело смысла ожидать рассказа про розовых пони, которые какают радугой, – неужели боишься или понимаешь, что рано или поздно мы тебя, тварь такую, разыщем и зададим жару.

– С кем имею честь говорить? – возмутился Арсений, в нем включилась разозленная училка, которая отчитывает нерадивого хулигана, и до конца этой занимательной беседы эта модель ведения разговора в нем никак не желала отключаться, – ваш лексикон дает мне понять, что вас вчера выгнали из третьего класса со справкой.

– Оставил бы себе эти учительские заскоки, – ответил голос, – в конце концов, как ты вообще имеешь право учить детей, раз позволяешь себе такое.

У Арсения екнуло. Неужели аноним знал о его связи с Андреем и собирался этим ему угрожать. Или же это были очередные происки Лизы Оладьиной, которой он имел неосторожность признаться в своей гомосексуальности, когда искренне считал ее настоящим другом. Итак, чтобы сбить с толку собеседника или дать ему понять, что у него ложная информация, то надо пойти на блеф.

– Вот тебя я бы точно к детям не подпустил, с такими замашками и лексиконом. А я уважаемый всеми человек и педагог. И если ты сам обо мне себе что-то придумал, то это твои собственные половые трудности.

– Я, и мои соратники считают, что такая мразь как ты не может учить детей. Если ты, будучи белым смеешь защищать этих грязных чурок, которые наводнили наш прекрасный город.

После этой реплики Арсений легко выдохнул. Раз это не получившие по шее от Руслана псевдонационалисты, то можно спокойно продолжать разговор и развлекаться по полной. Потому что эти особи умеют только кидаться угрозами, над которыми стоит только посмеиваться, как и над их не самым высоким интеллектуальным уровнем.

– Я никого не защищаю. Однако должен заметить, что тот, кого я действительно защищаю, по матери самый натуральный белый, как ты или я. И при этом он гражданин этой страны, обладает всеми правами и свободами согласно конституции. Уже эти замечтательные документы ты своей патриотично двинутой башкой решился освоить? Или тебя волнуют только те, которые требуют выбрасывать вверх правую руку и почитать Фюрера, что настаивает на зачистке от неверных и чурок твой город? Так ты в своей родословной покопайся, может и там тоже чурки успели нагадить? Может ты индус по троюродной бабушке, а мама и вовсе с китайцем согрешила, но тебе повезло очень.

– Ты вообще понимаешь, что по башке получишь за такие слова?

– Лапочка моя. Да у тебя кишка тонка что-то мне сделать. И в твоей организации достаточно здравомыслящих людей, которые понимают, что вас отпускают из кутузки, так как вы гоняете чурок. А как только вы сделаете плохо белому человеку, в своем районе известному, учителю высшей категории, то сразу же потеряете две трети своей поддержки. Потому что тем самым дадите понять, что вы обычная террористическая организация, не имеющая никаких истинных идеалов, а только прикрывающаяся ими. Хотя этим страдают у нас каждый второй, но для вас это будет означать потерю статуса перед полицией. Ты уяснил?

– Прекрати его защищать, дольше мы терпеть не будем. Еще один фокус, как тогда в парке и тебе не поздоровится.

– С радостью полюбуюсь на то, как ты это сделаешь. И ты понимаешь, что я молчать, как восточная вдова не буду. А выдам все адреса, явки и телефон, который у меня определился. Усек?

В трубке определенно наметилось замешательство. И явное непонимание того, что последние минуты Савельев искренне и от души издевался над своим собеседником больно ударяя его своей логичностью и последовательностью в ответ на совершенно несистемные угрозы.