Текст книги "Курятник"

Это только говорят так, что незнание не освобождает от ответственности. Любой человек должен думать о том, что говорит. Понимать, что все что может быть сказано в комплексе составит этого ужасного дракона, который просыпался. Зовут его общественное мнение. Внешне эта рептилия кажется симпатичной и мудрой, потому что составляется из слов разных людей. Так называемая народная мудрость – тот же самый дракон. И вот оказывается у него на пути кто-то или что-то, что совершенно не сходится с системой мнений в нем заложенных. И злобный зверь открывает пасть, чтобы сгладить эту неровность. Изо рта открывается огромный, неуправляемый поток огня, готовый смести все живое на своем пути. Никого этот акт возмездия не напугает и не удивит. Потому что дракон уничтожает то, что большинство считает ненужным, бесполезным, развратным или отклоняющимся. В глазах этих людей монстр представляет собой нечто среднее между пылесосом и унитазом. Первым можно спокойно убрать попавшуюся грязь. А во второй любое неприятное и вонючее образование можно смыть и не вспоминать…

И вот огонь приближается к тебе, отделившемуся, неверному. Ложному. Он быстро въедается в плоть, она лопается, разлетаясь на кровавые язвы. Все тело, кажется, медленно превращается в одну огромную кровавую рану. Во рту смешивается жар (ты все-таки стоишь в эпицентре огненного пира), кровь и страх. Последнее не отпускает, пока все вместе не объединяется в одну страшную и сжигающую боль, что остается, когда огненная стена уходит. Теперь надо только быстро высохнуть и рассыпаться на земле сухой горсткой пепла. А ведь мгновение назад это был живой человек, который думал, хотел, любил, желал и страдал, как другие. Но его позиция показалась дракону неверной. А приручить его он не успел, да и невозможно это.

Человеческий вуайеризм всегда прикрывался разными масками. Будь то религия, государство или какая-нибудь еще безумная и опустошающая разум чума. Даже этот дракон – обычное банальное прикрытие для возможности подсматривать через твою замочную скважину. Если ты холостяк, значит с тобой не все в порядке, либо извращенец, либо педофил. И выходишь на встречу с драконом, который еще вчера казался тебе милым и симпатичным. Приветливым и дружелюбным. Но сейчас другое дело. Он не будет с тобой особо церемонится и уравняет согласно своей системе предустановленных принципов.

А сейчас присмотрись, как у дракона рисуется лицо. Да. Это Света. Которая считает, что ты неправилен. И поэтому она сидит на драконе верхом и сдерживает узду, намекая, либо ты сядешь рядом, либо я натяну вожжи, и ты сгоришь прямо сейчас. И не пытайся. Это не шантаж. Я хочу спасти тебя. Спасти от тебя же.

* * *

Шестьдесят градусов. Скорость. Ты летишь вниз с огромным ускорением, ветер, что поддерживал снизу сейчас бьет по острым выступам камня и разбивается о них подобно куску дорогого хрусталя. Частички ветра отражаются в разные стороны и остаются в автономном состоянии. Они уже не могут ни подхватить, ни удержать камень. Он подобно скоростному составу несется вниз, чтобы завершить свое падение и разлететься на куски. Это его выбор. Следует понять, что именно такое объяснение выступает в качестве мотивации столь сумасшедшего решения. Сколько раз вы могли слышать, что те или иные глупости совершены исходя из четко сделанного выбора. Жестокого, циничного и порой нелогичного. Но при этом выгодного. Сейчас полет очень нравится камню, он летит вниз и хочет продолжать наслаждаться свободой и скоростью. Он не желает думать о том, что спуск рано или поздно закончится, стремительность движения быстро сойдет на нет. И ветра, который бы мог поддержать его, подтолкнуть вверх, назад, туда, откуда он прикатился, его уже не будет. Это логично и правильно. Ведь этот ветер был разметан на части во время безумного полета, разложен на молекулы без возможности восстановления. Его разрушил бездумный камень, поддавшийся наклону и ветру, который дул сверху. Тот, что обещал свободу, безумие и радость скорости. И сейчас эта радость есть. Сиюминутный кайф от того, что ты умеешь летать. Почва под ногами продолжает наклоняться вниз. Это праздник какой-то, насколько здорово это. Одновременно летишь вниз и ощущаешь под собой твердую почву, которая только способствует этому сумасшедшему полету. Хочется, чтобы это счастливое мнение не прекращалось. А на то, что тот ветер, что поддерживал снизу теперь не существует, чихать. Он никогда и не был чем-то особо важным, ценным. Так, временная тихая гавань!

* * *

Андрей перевел дух и взял в руку свой модный мобильный телефон, купленный месяц назад, уже надоевший, поскольку за это время вышло порядка полутора десятка новинок и то, что было желанно всего тридцать дней назад безнадежно устарело. Какое-то время ему потребовалось, чтобы собраться с силами и набрать номер, а потом сказать:

– Алло, Арсюш, Зайчик. Я на работе сегодня задержусь, нужно доделать кое-что.

– Хорошо, – услышал он в ответ, – ты меня набери тогда, как будешь от себя выезжать, я поставлю ужин готовиться, он как раз к твоему приходу дойдет до кондиции.

– Ладно, я позвоню, – ответил Андрей, выключил телефон, и потом выдохнул. Дракон должен быть им доволен. После этого он набрал другой номер:

– Алло. Да. Встретимся через полчаса возле станции метро «Карельская». Там рядом есть кафе, можно посидеть.

Андрей снова утонул в размышлениях. Ему претило, что он вынужден врать Арсению, но в текущем положении дел не было другого решения проблемы. Если бы Ефремов рассказал о всем, что его терзало эти дни, то Савельев бы нашел неоспоримые аргументы, которые бы все исправили. В этом плане равных Арсению не было. Он прекрасно умел находить выход, но, как правило, этот вариант был выигрышным в первую очередь для него самого, и потом уже для других. Андрей был уверен, что Савельев поставит в вершину угла свои интересы. Следовательно, обращаться к нему бессмысленно.

Через полчаса в кафе у «Карельской» он встретился со Светой Багрицкой. Она заняла место в глубине зала, где их никто бы не заметил (Андрей тоже смог найти ее только с третьего раза). Света ожидала этой встречи как праздника, прекрасно понимая, что Арсений не в курсе того, что его Андрей встречается с ней в городе. Да и долго ли Ефремову осталось пребывать в этом статусе? Скоро он отступит. Сначала следует убедить его в том, насколько ущербным является его существование вместе с Арсением. Что он уничтожает себя и свое будущее изнутри. А потом. Когда он останется один, Света придет и спасет Ефремова от одиночества. Такая красивая, желанная…

– Ты в порядке? – поинтересовалась она, поздоровавшись, – выглядишь очень обеспокоенным!

– Я не знаю, – ответил Андрей, – я весь в сомнениях. Еще полмесяца назад я был уверен в том, что не должен допускать мысли о…

– О том, что твоя якобы семья с Савельевым – это заведомо проигрышный вариант? Радует, что ты понял это значительно раньше, чем когда бы стало поздно…

– Света, но он же твой друг…

– Он мне не друг. Так, знакомый. Просто вместе работаем. И то, я собираюсь в конце года уходить из этого зоопарка. В таких гнилых местах способны работать только такие извращенцы, как Савельев. Терпеть выходки этой психопатки Суворовой. Да он и сам не лучше…

– Света, сделай мне скидку. Я пока еще испытываю к нему…

– Избавляйся от этих сентиментов. В конце концов я уже давно поняла, что он в вашей паре – баба, а ты – мужик. Вот и веди себя соответственно. Что за дурацкие разговоры? Ты приносишь себя в жертву самым идиотским способом, какой только можно придумать!

– Самое страшное, – сказал тихо Андрей, – что я понимаю. Ты права.

– Конечно я права! – Света понимала, что сейчас весы очень быстро кренятся в ее сторону. Нужно ловить момент.

– И поэтому, – Андрей замялся. Он долго не хотел говорить этого прямым текстом, потому что внутренне продолжал любить. Да, испытывать к Арсению то самое чувство, в котором ни разу не признавался, – я понимаю и пойду на это. Вполне осознанное и прямое решение. К лету наши отношения с Арсением умрут.

Светлана внутренне ликовала. Она добилась своего. Теперь осталось самое главное, чтобы Ефремов в последний момент не свернул с избранного пути…

* * *

Девяносто градусов. Режим свободного падения. Камень перестал катиться, теперь он летит вниз под действием собственной тяжести. Давно распавшийся ветер остался далеко вверху, на такую высоту он уже никогда не поднимется. И если до этого процесс доставлял определенное удовольствие, то теперь он пугал и настораживал. Потому что мягкого приземления уже точно не будет. Ожидается жесткий контакт с твердой поверхностью, и, если бы камень не был полым, риск оказаться разбитым на куски был бы значительно меньшим. Что сейчас остается делать? Разумно предположить, что надо думать. Хотя, это стоило сделать значительно раньше. А не сейчас. Так что остается только вспоминать, пока не произошло рокового столкновения, которое наверняка расколет камень пополам и убьет его. Останутся только черепки и воспоминания. Жертвы и счастье. Любовь и возмездие. И все это следует обдумать, прокрутить через кинопленку воспоминаний. До рокового удара. Сначала все было хорошо, но потом невидимая сила превратила прочную поверхность в наклонную, а затем и вовсе покатила твою жизнь под откос. И не было времени ответить на телефонный звонок. Она катилась вниз все быстрее и быстрее. А сейчас и ее нет. Она параллельна тебе, ты уже не принадлежишь собственной жизни. И кем выйдешь из этой страшной переделки одному макаронному монстру известно… Приятного полета. Одень каску.

* * *

В удобном месте курица ненадолго уснула, продолжая согревать свое драгоценное яйцо…

10. Саботаж

И снова сладкий саботаж,

А я уже угодил в твою ловушку.

Все ангелы уже были скручены в бараний рог,

Когда я бежал по твоему облаку

А скоро я буду зализывать раны

Такие соленые и глубокие

Когда все чувствуется как ничего

То друга заменяет боль.

Current Music – Chisu – Sabotage

Январь, как и положено месяцу, наполовину состоящему из выходных дней, пронесся незаметно и спокойно. Февраль, как и положено самому капризному зимнему месяцу, выдался ветреным и снежным. Озерск не успевал выгнать на улицы полчища уборщиков, чтобы убрать последствия разгула природной стихии, как она опрокидывалась на мегаполис с еще большей силой. Если бы героические труженики коммунального хозяйства не пахали круглосуточно, то город бы утонул в снегу, низины бы засыпало и некоторые здания оказались ниже нулевой отметки…

Лодка пока что не опрокинулась, но постепенно раскачивалась, поскольку получившая от Андрея то, чего она ждала столько времени Светлана стала претворять в жизнь продолжение своего дьявольского плана. Она решила сыграть на том, что Андрей регулярно обвинял Арсения в том, что тот разбрасывается друзьями. И решила резко исчезнуть из его жизни. Прекратила появляться у них в гостях, поскольку регулярно встречалась с Андреем за пределами квартиры. Этого ей было достаточно, кроме того, следовало окончательно убедить Ефремова в абсолютной ничтожности Савельева.

В политической жизни страны кипели нешуточные страсти, поскольку вовсю гремел судебный процесс над главным бесноватым от оппозиции – Завальным. Огромная толпа дежурила возле здания суда и круглосуточно митинговала.

– О чем тут думать? – Пашка размышлял четко исходя из логики своего максимализма, – все было представлено на суд общественности. Мы видели эти доказательства. И заметьте, они не выдавали все свои находки по частям, а вывалили все и сразу, потому что хотели иметь стопроцентные доказательства его вины.

– Но проблема в том, – заметил Арсений, – что будь он просто рядовым злоумышленником, то никто и не кинулся бы его защищать с пеной у рта. А тут речь идет о самом натуральном бельме на глазу. Власти ужасно неудобен этот ненормальный и от него не знают как избавиться.

– Но как быть с кучей свидетелей, которые его видели? – не унимался Пашка.

– Для этого нужно быть пациентом психиатрического санатория особого режима, – парировал Андрей, – чтобы попасться на глаза такой куче народу, а потом пойти и взорвать плотину. Не сходится?

– Я бы согласился с доводом, – добавил Арсений, – что он делал это из наглости. Что чем больше увидит, тем более неочевидной окажется его вина. Но ты не находишь, что это чересчур?

– А то, что умышленно взорвали плотину, это не чересчур? – спросил Пашка, – что погибли все эти люди, а часть из них остались без крыши над головой накануне зимы?

– Паша, прими как данность, – сказал Арсений, – лично я не верю в его виновность. Все слишком кстати и чересчур вовремя.

– И я с этим тоже согласен, – кивнул Андрей.

– Какой ты после этого патриот! – буркнул Пашка, – Андрей Владимирович, я разочарован.

– Избавь меня от этой плебейской лексемы, – возмутился Арсений. Ефремов кинул на него осуждающий взгляд, но тот и не заметил, – мы с тобой уже на тему любви к Родине кажется говорили. А патриот в данном случае это вовсе диагноз. В создаваемом тобой контексте просто клинический. Что же это получается, что если ты любишь Родину и ты патриот, тьфу, не выношу это слово, – Арсений картинно прополоскал рот, – то обязан свято верить всей той чепухе, что тебе вешают на уши. И быть уверенным в виновности Завального. Это по-твоему не бред? Считаешь, что так и должно быть? Это нормально?

– Но…, – Пашка был приперт к стенке, поскольку иных доводов у него не находилось.

– Учись правильно употреблять термины и избегай тех, которые не понимаешь, или суть не особо уловил до конца, – заключил Андрей, – и Зайчик, я сколько раз тебя просил не поднимать при мне тему твоих либеральных воззрений и ненависти к нашей стране.

– Я не говорю, что я ее ненавижу! Но и слепо любить мне ее не за что, и это я говорил неоднократно, – ответил Арсений, широко открыв глаза и удивленно уставившись на Ефремова.

– А я столько же раз тебя просил избегать этой темы в моем присутствии. Я очень рад, что твоя семья с детства прививала тебе отвращение к Родине и взрастила либераста, но в моей семье было иначе…

– И мама до сих пор считает, что мне стоит уехать из страны, думая, что это лучший выход.

– Но я уезжать не собираюсь. Я хочу достичь той цели, что себе поставил здесь. В этой стране.

Следует отметить, что подобные разговоры стали нередкими в бывшей некогда дружной семье. Ефремов намеренно вел все к расколу, в то же самое время сохраняя нежность. Таким образом то, что должно было вести к мягкому развалу приводило к стабильности за счет постоянных приливов и отливов. Андрей не учитывал того факта, что ему следовало ослаблять свою связь с Арсением. Однако интимная жизнь до и после не изменилась. Так что заподозрить неладное возможности у Савельева не было. Подумаешь снова понесло на патриотическую сторону. Его всегда туда уносило после поездки домой. Потом все это слабло, потому что Ефремов сталкивался с бюрократическим дебилизмом своей собственной работы и в результате временно разочаровывался в своей замечательной стране. А потом он снова уезжал к родителям и необъяснимая, абсурдная любовь расцветала снова, как цветок стапелии – огромный, красивый, привлекательный и вонючий до безумия. Стоит отметить, что все это время Андрей проводил у родителей почти все выходные и возвращался домой не в воскресенье вечером, как раньше, а в понедельник после работы… Стоит отметить, что это отражалось на психологическом состоянии Арсения не лучшим образом. Но он терпел, поскольку сам Андрей требовал от него этого…

Сам Савельев в тот день поймал удачу – Света Багрицкая, которая раньше не вылезала из его кабинета наконец попалась ему на глаза в школе. Блондинка искренне хотела сбежать, чтобы не попасть под шквалистый допрос, но неудачно:

– Света, – сказал Арсений, – с Нового года тебя не видел и не слышал! Ты принципиально не берешь трубку? Раньше чуть ли не каждые выходные у нас бывала, а сейчас словно исчезла. Что случилось?

– Ничего, – без эмоций ответила Багрицкая, – просто в моей жизни помимо вас с Андреем существуют еще друзья, кроме того я сейчас взяла на репетиторство еще учеников, так что времени не хватает.

– Но раньше ведь время находилось…

– Так это было раньше, – все так же безэмоционально проговорила Багрицкая, про себя ожидая, что ее поведение должно спровоцировать Арсения на грубость, которую потом можно будет использовать против него. А Савельев не поддавался, потому что на тот момент еще не понимал всей серьезности положения дел, – а сейчас ситуация кардинально изменилась, – Света улыбнулась, чтобы придать провокации еще более пикантный оттенок.

– Послушай, ну постарайся найти время, Андрею было так комфортно общаться с тобой…

А кто тебе, баба, сказал, что мы не общаемся. Просто поменяли крышу, только и всего и не делаем этого под твоим контролем, – про себя размышляла Багрицкая, – чем бы тебя еще таким поддеть, чтобы ты сорвался прямо сейчас и здесь. И ждать не придется долго.

– Я не обещаю, – ответила она в чисто женской манере, не говоря ни да, ни нет, – просто сейчас я на распутье и, возможно, в конце учебного года я уволюсь и из «Родника» и Детского дома. Есть очень заманчивое предложение, которое я не могу пока афишировать. Но по деньгам будет намного лучше…

Арсений не солоно хлебавши вернулся в Детский дом ничего не понимая. Его раздражало поведение Светланы. Но еще больше его бесило то, что она, как назло, работала под ту форму, что присвоил ему Андрей насчет «потребительского отношения» к друзьям. И как теперь доказывать, что Багрицкая сама слилась, засыпавшись своими бесконечными «делами». А может она и специально это делает. Вот тут-то Арсения и заклинило. Следует найти адекватный повод, который бы объяснил все, расставил по местам. Как только он найдет это разъяснение, то будет понимать, как действовать дальше…

Зато другому врагу в тот день повезло. Но это лишь так показалось на первый взгляд. На самом деле Лиза Оладьина в дальнейшем горько пожалела, что смогла тем снежным утром проникнуть в кабинет к Суворовой после планерки, воспользоваться ее не лучшим расположением духа и выпалить:

– Я знаю, что вы меня не хотите слушать. Но вам придется.

У Таисии Николаевны в тот момент измотанной очередной неповоротливостью коллектива не оставалось сил сопротивляться, и она ответила:

– Попробуй. Я тебя слушаю.

– Арсений плохо влияет на детей!

– Это я уже слышала. Можно что-то новое. Как он это делает? Своим твиттером?

– Нет. Вы знаете, что он не просто снимает квартиру с этим Андреем из правительства Озерска? Вы в курсе что они все это время живут и спят вместе.

– К сожалению, в наше время – это неудивительно. Просто нет времени или денег купить две кровати или просто на съемной квартире она одна и вторую некуда втиснуть.

– Вы меня не поняли, или не хотите понять. Они любовники. И многие дети это знают!

Оладьина в лоб смотрела на Суворову. Та словно выскочила из своего сонного состояния и резко преобразилась. Полминуты она думала, что ответить этой нахальной девочке, чтобы это не прозвучало жестко, но в итоге получилось все совсем жестоко:

– Детка. Скажи мне честно, ты на почве всего этого совсем сошла с ума? Поверь мне, не сошелся клином свет на Арсении и его проекте. А тебе, для борьбы с подобными симптомами давно пора найти мужика, который бы оттрахал тебя, и выбил всю дурь. Строишь из себя непонятно что, а сама опускаешься до сплетен и клеветы. Не надо мне тут глазами играть. Я с таким же успехом могу тебя обвинить в том, что рядом с тобой опасно оставлять девочек, а то ты их еще научишь плохому.

– Но…, – Лиза никак не ожидала настолько резкой реакцией, которая ее в ментальном плане просто отхлестала по щекам до кровавых следов.

– Что «Но»? Ты понимаешь, в чем разница между Сеней и тобой? Он никогда не опускался до разговоров со мной на тему твоей странной внешности и возможного латентного гомосексуализма. Потому что ему воспитание не позволяет. А ты мне приходишь и выдаешь грязную сплетню. За такое можно и вляпаться по полной. Благо теперь клевета является уголовно наказуемым. Кроме того, ты ничего не докажешь.

– Все это знают!

– И что с того? Но они не бросятся свидетельствовать против Арсения, ты это понимаешь? И ты снова окажешься в дерьме, как сейчас. И более того, я же знаю почему ты прибежала и наговорила мне тут всего этого.

– Да?

– Разумеется, – кивнула Суворова, – на днях ко мне на собеседование придет Наталья Савельева. На должность педагога на проект Арсения. У нее неплохое портфолио, рекомендации.

– Она его сестра?

– Нет, моя дорогая, – улыбнулась Таисия Николаевна, – бывшая жена. Теперь понимаешь в какой луже ты оказываешься, поднимая такие разговоры. Или ты не знала, что Сеня был женат?

Оладьина застыла и ничего не могла сказать. Теперь перспектива невозврата на проект оказалась не туманной, а вполне очевидной. Лиза проигрывает эту партию и не знает куда плыть дальше. Ее лодка перевернулась, и она махала руками, чтобы как-то выплыть на берег и там отдышаться.

– Иди к себе, – сказала Суворова, – я постараюсь сделать вид, что не слышала всего того, что ты мне тут наговорила.

Опустошенная Лиза вылетела из кабинета директора пулей и от ее взгляда было упущено то, что по коридору прошел Арсений, крайне подавленный своим разговором со Светой. Он продолжал искать причину ее поведения, но пока что задачка не сходилась с ответом…

Вечером за столом Арсений долго не решался рассказать Андрею о своем разговоре со Светой. Первое время его спасло то, что Паша и Ефремов бурно обсуждали суд над Завальным и реакцию разных людей на разворачивающиеся события.

– Самое любопытное, – сказал Андрей, усмехаясь, – что коллеги по работе, которые всегда отличались четкой правильностью политических суждений сегодня меня поразили до глубины души…

Кстати, это было почти правдой, в отличие от большинства ситуаций с участием замечательных коллег и соседей по кабинету. Этим утром в их кабинете разгорелась настоящая дискуссия, которая могла перерасти в словесный мордобой, но этого не случилось:

– Никогда не относилась к особым поклонницам этого субъекта, – вещала брюнетка, – но то, что с ним творят сейчас мне видится перебором. Неужели наша верхушка не понимает того, что делает из него мученика. Чем больше они предоставляют доказательств, тем сильнее усиливают сомнение в его вине. Если сейчас его поддерживают от силы тысяч десять – пятнадцать, которые митингуют у суда, то, когда Завального посадят эта толпа, увеличится во много раз. И что они тогда будут делать? А если это сборище рванет на баррикады и станет штурмовать президентский дворец? Нелогичное поведение.

– А давайте подумаем, – вмешался блондин, – что все эти события – отлично продуманный спектакль. Тогда нам надо понять, кто из действующих лиц допускает ошибки на каждом углу, а кто ведет игру верно.

– По-моему, – сказал Андрей, – ошибочные действия демонстрируют обе стороны. И никто не знает, что ему делать с возможными трофеями, что поступят в результате этой безумной войны.

– Мне кажется, – неожиданно вступила блондинка, – что Завального подставляют самым дурацким образом. Но не понимаю, почему он сидит, сложив лапки. Чего ждет и на что надеется?

– Я думаю, – ответил блондин, – что в его положении надо именно так и поступать.

– В смысле? И где смысл, – не поняла блондинка, – чего он этим добьется?

– А ты задумайся, – сказал ей блондин, – у стен суда за него митингует жуткая толпа людей, готовая взять штурмом хоть президентский дворец, хоть Рейхстаг. И они ждут команды. Сигнала, чтобы пролилась кровь, произошло насилие. Если Завальный хотя бы пикнет, вся эта масса придет в движение. И кто будет виноват в случившемся? Правильно, подсудимый и его призыв. А если волнения начнутся под воздействием несправедливого выпада обвинения. Кто будет виноват в глазах толпы?

– Прокурор, – заключил Андрей.

– Верно, Андроид, – подтвердил блондин, – на него все шишки и полетят, как на крайнего. Грохот будет, просто ужас. А если толпу не устроит приговор, который люди сочтут неестественно жестким?

– Судья отгребет, – заключила брюнетка, – его крайним объявят, тут гадать даже не придется.

– Вот поэтому Завальный сейчас сидит спокойно и ничего не делает.

– Но ведь власть тоже молчит, – заметил Андрей, – они собрали доказательства и даже не стали устраивать показательный процесс. Так – заседание в захудалом здании, на задворках империи я бы сказал. Если бы Волков и его компания хотели публичной расправы, а ведь в этой эпопее умудрилась пострадать жена Сулянина, то сейчас бы суд проходил в огромном зале, при стечении всех возможных средств массовой информации и с самым крутым судьей. А тут, ординарная женщина, вчера только вошедшая в судейский корпус. Я даже ее имени не запомнил.

– Марина. Сыркова, – отчеканил блондин, – и тут ты прав, на Завального вместо какого-нибудь монстра натравили молодую девушку…

– В этом тоже есть логика, – заметила брюнетка.

– Да?! – ужаснулся блондин, – просвети меня.

– Схема достаточно простая, – заметила брюнетка, – подумай сам. Если приговор не устроит ту или иную сторону, что с ним можно будет сделать? Я думаю, что списать на неопытность и мягкость судьи. Или же наоборот – на внешнее давление.

– Следовательно, – резюмировал Андрей, – логика есть в поведении обеих сторон. Вопрос только в том, кто запустит махину и подожжет бикфордов шнур. А то у меня есть опасение, что судебный процесс превратится в телевизионное реалити-шоу. И затянется надолго. Как мыльная опера, окончания которой не видно и невозможно представить, что он вообще когда-нибудь наметится. И будет он вяло продвигаться, нудно… Завальный может успеет за это время развестись, снова жениться, родить ребенка и отправить его в школу! Слушай, а идея! В порядке бреда, может они его отпустят под подписку о невыезде? Наставят в квартире камер и пусть все смотрят и прутся от того, как можно жить в режиме постоянного судебного процесса. Ему еще надо какой-нибудь политический ход предпринять. В выборах мэра поучаствовать к примеру. Вот это совсем трэш будет, не думаешь?

– Такие вещи происходят только в авторском кино у режиссеров шизофреников, – заметил блондин, – красные занавески, белая лошадь, а на заднем плане по фен-шую случайно пробежала объятая пламенем некрасивая маленькая окровавленная девочка в голубом эластичном бикини и контактными линзами «Кошачий глаз» с огромным розовым гламурным резиновым парабеллумом в руках. Хотя, чем наш Завальный, не девочка с розовым парабеллумом? А, метафора?

– А я кажется догадываюсь, что именно у него является розовым парабеллумом, – развратно сказала блондинка, – в таких фильмах всегда все демонстрируют в подробностях. Интересно, он у него правда розовый?

– А чем наша жизнь, – заметил Андрей, – не фильм режиссера абсурдиста? Хотя тот сценарий, что я описал и правда бред наркотический. Во сне приснится, с ума сойдешь. В реальной жизни так не бывает.

– В реальной жизни ты скорее встретишь девочку с розовым парабеллумом, чем Завального отпустят под подписку и дадут баллотироваться в мэры! – завершила мысль брюнетка, – надеюсь, что я до такого безумия не доживу.

– Не зарекайся, – сказал Андрей, – если его все-таки посадят, то после срока он сможет выйти и на сей раз, в образе мученика, сделать такую карьеру, что даже Волков будет долго и нудно на сей счет расстраиваться.

– За такой террористический акт, – заметил блондин, – в котором его обвиняют, как бы там это не закончилось пожизненным заключением…

– Вот, – вставил Пашка, когда Ефремов закончил пересказ беседы в департаменте, – именно пожизненное ему и следует впаять!

– Они побоятся это сделать, – сказал Арсений, – потому что толпа сразу начнет штурм. Я согласен с тем, что это будут тянуть до посинения. Пока они не устанут от этого бесконечного безумия. А вот мысль насчет того, чтобы Завального отпустить и заставить баллотироваться в мэры меня здорово порадовала. Давно такого отборного бреда не слушал!

Арсений расслабился, но тут же вспомнил, что хотел рассказать о своей встрече со Светой. Тут то и стоило задуматься, есть ли резон поднимать эту тему. А может лучше промолчать вовсе? Но он не знал, что Андрей в курсе их беседы, и ее преподнесли в таком ключе, словно Савельев предъявлял ограниченной блондинке претензии за ее бездумное поведение и возмущался тем, что она смеет его игнорировать. Так что Ефремов был готов к возникновению этой темы за столом…

– Я сегодня видел Свету в школе. Говорил с ней и спрашивал, почему она избегает нас, не заходит, – и Арсений кратко пересказал свой разговор с Багрицкой, – я все равно не понимаю ее. Словно специально исчезла, чтобы доказать тебе, что я действительно отношусь к друзьям потребительски.

– А ты не думал, что у нее на самом деле может быть своя собственная жизнь и иногда в ней может и не быть вовсе места для нас, – прищурился Андрей.

– Но до этого нас было слишком много в ее жизни, – подчеркнул Арсений, – и тут резко у нее появились иные дела, занятость на работе. Ведь ей так нравился твой кофе, то как я готовлю…

А Андрей нагло саботировал беспокойство Савельева, потому что в тот момент он находился на той волне, которая делала все для того, чтобы завершить эти отношения. Ночью, разумеется, возьмет верх другая, та нежная, которой он иногда не может управлять. Просто потому, что если ты собрался бросить человека одного, то не стоит его обнимать во время сна.

– Послушай, – сказал Ефремов, – она тупая блондинка. И потому зачастую ее действия объяснить нельзя совершенно. Ты лучше мне про другую блондинку расскажи. Суворова согласилась с ней поговорить?

– С Натальей? Они встречаются послезавтра и уже оговаривают условия. Ей очень не терпится приступить к работе, – сказал Арсений, – моя бывшая жена заслужила эту передышку, после того как полгода проработала администратором в торговом центре и прокляла тот день и час, когда туда устроилась на работу.

– А с чего это вы вдруг стали снова общаться так интенсивно? – поинтересовался Андрей, – раньше вроде бы вы особо не ладили.

– Просто волны подходящей не было, – ответил Арсений, – вы доели? Надо мыть посуду. Я сегодня в душ с вечера, потому что завтра вставать рано. Потому посуда за вами.

Андрей и Пашка не успели ничего сказать, как Савельев быстро убежал из кухни и скоро услышали, как хлопнула дверь ванной комнаты и щелкнул засов.

Савельев погрузился в теплую воду и ощутил непередаваемое состояние расслабления. Все эти отвратительные сложности, поведение Светы, предстоящее собеседование его бывшей жены, и вероятной будущей коллеги, выбивало из колеи и не позволяло отдохнуть. Учебный год действительно получался одним из тяжелейших на его памяти. Сколько раз Арсений убеждал себя в том, что доверять слишком большому количеству людей очень опасно и чревато последствиями. В очередной раз он оказался перед очевидным фактом – люди, которым он открылся на проверку оказались нечестными и ненадежными. Одна и та же история повторялась в который раз, только действующие лица менялись. Иногда Арсений, оглядываясь назад удивлялся, как он вообще пережил все эти предательства. Его бывший молодой человек, с которым Савельев расстался больше пяти лет назад, как-то так и сказал: «Я не знаю, как можно справиться со всем этим. Я бы не смог выжить в таком безумии. Не пережил бы таких предательств». И сам же предал Арсения через две недели, после того как сказал эти слова… Савельев тогда очень тяжело переживал его уход, пытался покончить с собой. Полтора года потребовалось ему, чтобы справиться с болью от того предательства. Появился Андрей, который улыбнувшись подал Арсению руку и помог выбраться из той ямы, в которую он свалился. С Ефремовым Савельев понял, что такое настоящее счастье и спокойствие. В этой семье и была его сила… Но он по-прежнему не мог нормально переносить одиночество. Оно терзало и давило на его разум. Мозг отказывался думать рационально, психика сдавала позиции. На первый план выходила боль, которая охватывала все тело и единолично управляла всем…