Текст книги "Курятник"

Савельева сбило с ног ударной волной, подбросило и он со всей силы ударился позвоночником о крону массивного клена, с которого взрывом разом осыпало все листья. Этот момент, когда он оказался похоронен под листвой Арсений еще помнил. Он смотрел на тускло-серое небо, готовое пролиться осенним холодным дождем, а на него сыпались листья.

– Что случилось, – воскликнула Суворова, услышав взрыв. В этот же момент к ней в кабинет вбежала Светлана и заблажила:

– Арсению подкинули в кабинет бомбу! Он убежал с ней из здания, а потом раздался взрыв!

Таисия Николаевна взвыла подобно раненой волчице и выскочила из кабинета и выскочила на улицу:

– Куда он убежал? – спросила она дворника, который стоял у выхода с территории детского дома.

– В арку. Несся как угорелый, словно украл что-то.

Со всех ног Суворова бросилась через арку в парк, где и увидела толпу людей, собравшихся под деревом, где лежал Арсений. Он был жив, но без сознания:

– Арсюша, – причитала Таисия Николаевна, – ответь мне пожалуйста. Кто это сделал?

В себя Савельев пришел уже в больнице и первое, что он увидел, это были напуганные лица Суворовой и Пашки. Когда они убедились в том, что сознание вернулось к Арсению, Пашка выдохнул:

– Ну слава богу.

– Сколько прошло времени, – спокойно спросил Арсений.

– Часа три, не больше, – ответила Суворова, – ты отделался легким испугом, переломов нет, на томограмме чисто.

– Да уж. Никак не мог подумать, что эти ненормальные могли перейти к решительным действиям.

– Кто эти ненормальные, – испугалась Суворова.

– Нацисты, – ответил Арсений, – я сорвал им драку с чурками в нашем парке. Меня узнали и угрожали по телефону.

– Зачем ты в это полез? – не унималась Таисия Николаевна.

– Потому что до этого туда влез Руслан Алямов.

– Опять он, – возмутилась Суворова, – я думала, что когда он выпустится, мы раз и навсегда забудем о нем.

– Он сын моей подруги и соседки, так что я не могу никак предать их… Полиция здесь?

– Да, – ответил Пашка, – они уже спрашивали о тебе.

– Прекрасно, я дам подробные показания, – сказал Арсений, – того, кто это сделал можно будет легко вычислить.

– Там еще журналисты, – заметила Суворова, – инцидент получил огласку…

– Ох, – подтянулся Арсений и схватился за голову, – что-то пока мне лихо несколько. Лучше лягу. Значит, если мне придется держать ответ перед журналистами, то это перестанет быть для Диляры секретом. Хотя, мне кажется скрывать шило в мешке становится глупо. У меня одна просьба, Таисия Николаевна. Пусть мои показания и эта ситуация не осядут мертвым грузом как нераскрытое дело, только потому, что в нем будет замешан чей-то сынок. И главное, маму не надо дергать, а то в Озерск слетится вся сицилийская мафия с подтанцовкой из Якудзы…

После небольшой беседы с полицией и отчета перед несколькими избранными журналистами Арсений спросил Пашку:

– Ты Андрею не звонил о случившемся.

Повисла пауза.

– Я не удержался. Он едет с работы.

– Думаю, что ты правильно поступил. Ему бы не понравилось, если бы он узнал обо всем из утренних новостей.

Андрей действительно несся с работы в больницу на всех парах, но ему «повезло» застрять в человеческой пробке в метро на переходе, а потом его слишком долго записывали на больничной охране и допытывались кем он приходится героически пострадавшему учителю из детского дома.

Вбежав в палату и увидев несколько помятого, но живого Арсения Ефремов упал возле него. Внутри стало легче, тяжелый груз, что тянул вниз испарился.

– Во что ты снова вляпался, – испуганно прошептал Андрей. Он был серьезно напуган.

– Эти чокнутые нацисты постарались. Они мне угрожали по телефону.

– Когда? Ты же мне не говорил об этом.

– Было дело. Кроме того, сам вспомни, последние дни ты паниковал по поводу своей работы, опасался ее потерять. Не находишь, что разговоры об угрозах каких-то бритоголовых молокососов не самое лучшее утешение в твоем положении.

– Но это же угрозы, – не унимался Андрей, – тебе угрожала реальная опасность. И чем все кончилось?

– Я посчитал, что дальше угроз не дойдет. Но вот тут свезло. Они подсунули коробку, которая при открытии должна была взорваться. Однако я повредил механизм, когда выбросил ее в мусорную корзину. Там что-то пискнуло и щелкнуло. Тогда-то я и открыл ее, увидел что там и побежал. Не знаю, но я быстро сообразил, что бомбу надо кинуть в воду.

– С ума сойти. Этих психов следует посадить за терроризм!

– Успокойся. Я уже дал показания, а Суворова обещала проконтролировать, чтобы все это не прошло незамеченным.

– Я так за тебя испугался. Я не могу тебя потерять, – искренне сказал Андрей.

– Я знаю. Как и то, что ты для меня подобно воздуху, без которого я не могу жить. То, что ты рядом как вода, для растения в горшке, которое всегда требует полива. Все невзгоды, что происходят на работе, в школе, они всегда будут оставаться преодолимыми. Потому что я знаю, что ты самое лучшее, из всего в моей жизни. Наша семья, то ради чего я живу и занимаю место в огромной системе устройства этого мира, такого странного и циничного. Ты иногда бываешь грубым, и невыносимым. Но это ничего не меняет. Потому что когда ты живешь в семье, то знаешь, что свою половинку следует принимать такой, какова она есть. И мне не будет больно, пока ты рядом. Ты мой главный анальгетик. Моя спасительная пилюля. Мое любимое лекарство. Счастье. Оно самое.

А тем временем курица с любовью грела под сердцем яйцо…

9. Под откос

Звонок о потере того, кто был дорог

Звонок, на который нет времени ответить.

Время, если бы у меня было время

Все зафиксировать, записать, запомнить.

Тогда бы все не летело под откос…

…Спасибо, что ответили.

Current Music – TV2 – Ubesvaret

Это история камня. В ее начале он стоит неподвижно на плоской поверхности. На него не действуют никакие силы. Он красив и безупречен, тверд и идеален. Природа создала его таким, но не подозревала, что при очень представительном фасаде внутри он оказался полым. Так получилось. Сложилось. Выстроилось из цепи последовательных случайностей, в которые никто в реальной жизни не верит. А камень и вправду был пуст. И только казался очень тяжелым. Лишь ветер слегка задевает и теребит его твердую губчатую структуру. Но со свистом улетает, понимая, что не может его сдвинуть. На самом же деле, ветру следовало просто проникнуть сквозь поры и увидеть эту темную пустоту. Тогда он бы стал действовать интенсивнее и сдвинул бы его с места. Но ветер предпочел улететь и сделать паузу. Может прилететь потом? А вдруг со временем он выветрится и станет легче. Тогда и сдвинуть его будет проще… Что же случится с этим камнем? Кто заставит его двигаться?

* * *

На Озерск спустилась зима. Медленно, но верно, год шел к своему исходу. Президентские выборы выиграл президентский брат-близнец. Этот результат был крайне вяло воспринят с обеих сторон, возможно потому, что в декабре ударили аномальные морозы. Так что даже природа была на стороне действующей власти.

Новогодние праздники Арсений и Андрей решили праздновать в городе, чтобы сэкономить денег на летний отпуск. Пашка, как обычно остался на новогодние праздники вместе с ними, потому что у его мамы, по традиции было множество неотложных дел, из-за которых не было времени, чтобы посвятить его ребенку. Но к этому уже давно привыкли, так как это повторялось далеко не впервые. Зато после праздников Пашку ожидала шестидневная поездка за город на турбазу вместе с Мариной и ее семьей. Арсений вежливо отказался от этой поездки искренне рассчитывая провести время до Рождества в обществе Андрея. Однако, Ефремов имел на сей счет иные планы, о которых предпочел не распространяться раньше времени.

Когда они вернулись из супермаркета, где накупили разных игрушек для украшения квартиры возник вопрос о том, кого следует пригласить на новогоднюю ночь. Поскольку Алямовы в полном составе улетели на юг, оставалась только одна кандидатура на приглашение к праздничному столу:

– Я могу позвать Светлану, – сказал Арсений, – она не уехала из города, и вроде бы встречает Новый год с братом и мамой. Леше еще мало лет, чтобы гулять по ночам, а вот самой блондинке было бы неплохо вырваться. Она все-таки не в том возрасте, когда стоит ложиться спать в половине второго ночи на Новый год.

– Я с тобой согласен, – ответил Андрей, – только что ей подарить?

– Ну у меня был давно ей подарок куплен, – сказал Арсений, кивнув на солидную красно-желтую книгу в суперобложке. Новомодный роман был на иностранном языке, перевести его еще не успели. Но для Светланы это не должно было быть особым препятствием, по мнению Савельева, – можем сказать ей, что это подарок от нас обоих. Как тебе идея?

Ефремов довольно кивнул головой и принялся разбирать игрушки, мишуру и симпатичный плетеный круг из веток, украшенный еловой веточкой, колокольчиками и позолоченным цветком:

– Это я повешу над кроватью, – заявил Арсений, – и не буду снимать. Пусть он будет нашим хранителем очага, и одновременно с этим, ловушкой для снов.

– Ты же знаешь, что они мне не снятся – ответил Ефремов, – я так устаю на работе, что просто отрубаюсь и ничего не помню.

– А вот я их смотрю постоянно, и хочу тебе честно сказать, что зачастую даже помню. Так что ловушка для них не помешает. А то вдруг кто-то захочет их украсть? А ведь они все должны принадлежать только тебе. Кстати, не стоит ли оторвать Пашку от компьютера и привлечь его к украшению комнаты?

– Да ну его, – отмахнулся Андрей. Последнее время его усталость переместилась с Арсения на Пашку, поскольку он все больше замечал его недостатки. Особенно Ефремова бесила лень ребенка, который регулярно забывал вымыть посуду или оставлял на ночь полное мусорное ведро, отчего на кухне появлялся рой мух-дрозофил.

– Я все-таки позову его.

Пашка отреагировал на предложение резким:

– Ну почему опять сейчас, у меня ребята собрались, мы по сети играем!!!

* * *

Пять градусов. Поверхность медленно, с легким скрипом начала наклоняться. Но камень по-прежнему крепко стоял на своем основании, как на постаменте. Ему не хотелось двигаться по уклону, который и не казался таковым в принципе. Обычная неровность рельефа, зачем тратить время и за ней следовать, когда ты такой статный, красивый и осторожный. Пусть даже внутри у тебя пусто…

* * *

– Паша, – возмутился Арсений, – разве это не семейный праздник? А твои кореша собираются в сети регулярно. Новый год бывает не каждую неделю.

– Ну почему, – Пашка скуксился и дал всем своим недовольным видом понять, что никуда он идти не хочет.

Андрей смотрел на все это со стороны и раздражался. Он не понимал, почему ребенок не хочет хотя бы иногда оторваться от компьютера и пожить обычной семейной жизнью, не спущенной в гиперпространство.

– Может ты еще с ними и сам Новый год встретишь? Это же так современно, – продолжал надрываться Арсений, но и у него уже моральных сил не оставалось.

Вошедший следом за Савельевым в комнату Андрей спокойно сказал:

– Пойдем дальше украшать квартиру, хватит унижаться.

Они синхронно развернулись и ушли, прикрыв за собой дверь. Пашка проводил их удивленным взглядом и понял, что если сейчас останется сидеть за компьютером, то будет выглядеть не лучшим образом.

Встреча Нового года прошла спокойно и сдержанно. Арсений выступил с тостом:

– Прошедший год, кроме шуток, был одним из самых счастливых в моей жизни. И я хочу верить, что наступающий будет не хуже. Пашка поступит в университет, Андрей получит наконец-то повышение и перестанет жаловаться на Кухарскую, которую прогонят на пенсию, потому что археологи раскопают ее свидетельство о рождении, которое она прячет…

Обновлением застолья стало появление Светы Багрицкой, которая очень ждала этого визита. Воспользовавшись моментом, когда Арсения начали через компьютер разрывать на поздравления ученики, она попросила Андрея сварить ей кофе и увела его на кухню для сдержанного разговора:

– Как у вас все обстоит? Твой оправился после покушения.

– Слава богу, да. Ты же знаешь, как сильно я за него испугался, – сказал честно Ефремов.

– Я помню. Но я все равно не понимаю.

– Чего ты не понимаешь? – Андрей не совсем замечал подвох, который скрывался в интересе Багрицкой.

– Как можно так жить? Ведь ты же мужчина, в тебе генетически заложено быть с женщиной, хотеть от нее детей, романтики наконец…

* * *

Пятнадцать градусов. Камень начал слегка пока только раскачиваться, но с места не двигался. Просто порыв ветра на тот момент оказался незначительным, да и наклон был не столь существенным, чтобы покатиться вниз очертя голову. Пока что камню было в высшей степени удобно и комфортно, несмотря на наметившийся крен. Благодаря пустоте внутри, он не срывался с места, а удачно балансировал. Тем более что вскоре задул ветер снизу, который стал его поддерживать…

* * *

– Света, я таким родился, – постарался спокойно говорить Андрей, – и, если твои разговоры услышит Арсений, он выцарапает тебе глаза и выдерет волосы. Ты же знаешь, что его предыдущего молодого человека у него увела лучшая подруга. И он пытался покончить с собой из-за этого.

– Не переводи разговор на него. Я сейчас о тебе. То как Арсений проигрывает свою жизнь меня особо не интересует и задумываться на сей счет я не хочу. Мне гораздо важнее, чтобы ты задумался о том, что скоро будет уже поздно думать о семье… Детях. Неужели тебе не хочется детей?

– А Пашка не в счет? – ехидно улыбнулся Андрей, – хоть и не свой, но столько лет уже воспитываем его.

– Но он тебе не родной…

Светлане повезло, что Арсений появился на кухне именно на этой фразе, а не на какой-нибудь более очевидно крамольной. Так как в этом случае она действительно рисковала своей прической:

– Кто не родной? – удивился Савельев, заметив, как Светлана помрачнела.

– Мы про Пашку говорили, – сказал Андрей и у Багрицкой внутри немного похолодело. Праведного гнева Арсения она боялась, так как ему бы хватило сил разделаться с ней на рабочем фронте, причем с такой же жестокостью, как и с несчастной Лизой. Светлана действительно сочувствовала Оладьиной, но потому что это было выгодно для ее позиции в ситуации. На самом деле ее волновало только то, чтобы отношение ко всему этому Андрея оставалось категорически негативным. При том, что героическая история с бомбой и последовавший после этого разгром полицией крупной нацистской организации, боровшейся с нелегальной иммиграцией, сильно прибавила баллов Савельеву как в глазах любимого, так и окружающих. Разборки с Лизой ушли сильно в сторону, потому что Суворова даже не пыталась ее слушать, а другим коллегам она была попросту неинтересна.

– Ну и что, что неродной, – возмутился Арсений, – тебе, Света, как выросшей в семье, где отец ушел из дома, когда тебе было четырнадцать, а мать как раз должна была родить Лешу, должно быть радостно, что Пашка нашел у нас второй дом. Или ты ему завидуешь, что в твоей жизни не появилось такого Арсения, готового тянуть ребенка на себе, успокаивая себя копеечными подачками от мамы?

– Разумеется нет, – обиженно сказала Света, – вашему Пашке очень повезло, – пришлось снова включить приветливость и фальшивое расположение, которое за последние месяцы Багрицкая освоила в совершенстве. Про себя же блондинка злилась тому, что Савельев вернулся на кухню и испортил весь романтический момент.

А Арсений и не думал уходить. Его даже посетила безумная идея попросить сварить кофе и ему. Интуиция подсказывала, что не стоит оставлять их вдвоем. Просто потому, что в нем включилась, пока совсем небольшая, и ощутимая почти незримо, ревность к этой блондинке.

Вся оставшаяся ночь прошла вместе. Свете не удалось более расшатать Андрея, а Арсений продолжал следить за ней и размышлять о том, не стоит ли ее отравить поскорее, чтобы тупая блондинка не болталась под ногами.

– С чего это вдруг Свету стал заботить вопрос Пашки, – спросил Арсений, когда блондинку увезло такси.

– Ты плохо знаешь женщин, – улыбнулся Андрей, – она просто любопытная дурочка, только и всего. В ее маленькой головке мозгов только и хватает на то, чтобы учить маленьких детей языку, который она не знает…

– Как это?

– Она призналась мне, что не представляет, как будет читать наш подарок, так как ее язык на сравнительно посредственном уровне. Так вот. У нее на большее мыслительная деятельность не заложена совершенно, понимаешь? Только на сплетни и то, чтобы засунуть свой носик в какую-нибудь занятную щелку.

– Вот мне это не особо нравится, – ответил Арсений, – пусть ковыряется в чем-то, что не имеет к нам совершенно никакого отношения. Друг. Я согласен. Но она не имеет права заострять внимание на том, что Пашка нам неродной. За эти годы он мне стал как родной. Его воспитали и изменили именно мы. Это все отмечают, каким он был до и после. Взрослый, воспитанный…

– Они просто не видят его дома, – резюмировал Андрей, – когда он в одних трусах висит на своем стуле, не отходя от компьютера по 12 часов.

– Но мне же удается оторвать его…

– Только ненадолго, – парировал Ефремов, – не замечал?

Арсений согласился с его доводом. Самым неожиданным новогодним подарком стало заявление Андрея, что уже второго января он намерен уехать к матери до конца новогодних праздников:

– Ты хочешь меня бросить тут одного? – изумился Арсений, – это же наши дни.

– Я знаю, но мама очень меня просила приехать…

Андрей отлично знал, что Савельев очень плохо переносил разлуку и одиночество. И никакие требования Ефремова, запреты не помогали. Арсений ждал его как вдова на морском берегу, плохо справлялся со своими мыслями, не мог работать. А Андрей и так очень долгое время не был в Подосинках, так как в период реабилитации после взрыва находился подле Арсения очень долго.

Ефремов всегда ставил своих родителей на первое место и требовал от Савельева, чтобы тот и не думал ревновать к ним. Но каждый раз, когда любимый уезжал в Подосинки это чувство обрывалось в него подобно огромной тягучей и жаркой массе, что изрыгалась из жерла вулкана. Подсознательно Арсений ненавидел населенный пункт обитания родителей Андрея, и даже тайно желал, чтобы там как-нибудь случайно прошли испытания ядерного оружия, чтобы ему стало некуда ездить.

А Ефремов всерьез задумался о том, как он будет дальше жить с Арсением. Ведь он действительно не смог бы дать ему детей. Пашка в скором времени пойдет в университет, начнет обретать самостоятельность…

В Подосинках новогодняя гулянка не прекращалась с ночи на первое января. Родители, которые уже давно спали в разных комнатах были очень рады видеть младшего сына, кроме того, на праздник приехал старший вместе со всем своим выводком.

За столом родственники, как это обычно бывает, преследуя общее благо, отчасти желая подколоть Андрея подняли неприятную тему:

– И не надоело тебе в холостяках ходить? Вон, посмотри, у старшего брата уже двое, а сам все один да один. И тебе ведь уже не восемнадцать…

* * *

Двадцать градусов. Крен уже заметен очень сильно, но ветер снизу еще продолжает поддерживать камень от того, чтобы он не покатился. Кроме того, приведенный аргумент не позволяет ему сдвинуться с места. Подумаешь, что возле тебя не валяется несколько таких же камней. Кто сказал, что большой, красивый и крепкий камень не может существовать один. А ведь их надо оберегать, беспокоиться, думать постоянно. Нет, эта неприятность и глупость не для нашего камня. Ему нужен более очевидный повод, чтобы покатиться вниз, а не эта глупость. Хотя, все-таки, стоит отметить, что этот ветер был одним из мелких острых гвоздиков, подобных холодному дождику. Ведь вода проникает везде, куда позволяют поры. И она сохраняется до того момента, когда вдруг обнаружит себя и даст понять, что вся система ценностей, что поддерживала его и уберегала от движения по наклонной плоскости является фикцией.

* * *

– Вы можете подкалывать меня столько, сколько хотите, – отшутился Андрей, – только для меня еще не наступил момент, когда я бы захотел тихого семейного спокойствия без возможности насладиться лучшими годами своей жизни. В конце концов, если я этого не сделаю, то сбегу от своей благоверной как это сделал папа в свое время. У меня же дурная наследственность, разве нет?

Это было точечным ударом в больное место, чтобы обожаемые родственники больше не поднимали сей мерзкой темы, учитывая тот факт, что он мучила его, но говорить об этом Андрей не мог. Так как понимал, что может уничтожить дальнейшими размышлениями все, что чувствовал к Арсению. Но раскачка все равно давала свои позорные плоды. В Ефремове зародилось сомнение в правильности той жизни, которой он жил. А это еще хуже. Такое состояние подобно яблоку, которое изнутри съедает червь. И в определенный момент понимаешь, что внутри то все изгрызено и болит. Остается только нажать, чтобы оболочка лопнула, выпустив наружу испортившийся зловонный сок.

А Арсений тем временем задыхался от одиночества, оставшись в пустой квартире. Он плохо спал, почти не мог есть. Савельев панически боялся, что Андрей не вернется никогда. Так было с первых дней их жизни вместе. Потому что его предыдущий опыт оставил тяжелейшую травму и страх. Для Арсения не было худшего наказания, чем одиночество. Все дети, как назло, разбежались по курортам, собрать их в городе возможности не было.

Приехавший шестого января Пашка нашел Савельева похудевшим, небритым и без искры в глазах:

– Что случилось? – испугался он.

– Андрей уехал к родителям, – ответил Арсений, – и оставил меня одного.

– Когда?

– Второго днем. Мамочке видите ли приспичило поскорее собрать цыпляток под крылышко. Иначе ей не сидится на месте спокойно. Временами я ее просто ненавижу.

– Но она же не виновата! – встал на ее сторону Пашка, – и она же не в курсе, что вы с Андреем… вместе.

– Да, – подтвердил Арсений, – ничего она не знает. Не видит дальше собственного носа. Хотела бы знать, за четыре года все бы выяснила. Моя мама, к примеру, не стала бы сидеть сложа руки…

– Но ты же ей сам признался!

– Потому что с детства очень любил ее. Больше отца. И всегда доверял ей самое сокровенное. И она понимала и принимала это. А у Андрея, я не представляю, что за мама. Он ее очень любит. Хотя… Если бы любил, то признался.

Андрей, в итоге, вернулся домой лишь вечером первого рабочего дня. Чем дольше он находился в родительском доме, тем меньше он хотел вернуться к Арсению. Медленно, но верно, сомнение подтачивало его. А тут еще и мамочка подлила масла в огонь:

– Твое нежелание заводить семью нездоровое, – сказала Инна Васильевна, – я тебя таким не воспитывала. Ты же любишь Родину, и должен понимать, что обязан оставить свое семя. Причем я жду от тебя не одного внука, а нескольких. Ты же знаешь…

– А от брата детей тебе мало, так? Мне проспонсировать, чтобы они завели еще одного. Может отвлечешься от воспитания меня, такого нездорового и невоспитанного. Я еще раз повторяю, хватит пытаться меня переделать и принимать решения за меня…

На самом деле Ефремова лихорадило достаточно сильно. С одной стороны, оставалось его теплое гнездышко, где ждали Арсений и Пашка. А с другой стороны фронт в лице его матери и Светы Багрицкой, напиравший на то, что подошло время остепениться и обзавестись семьей.

В интенсивной переписке в социальной сети Света прямым текстом дала понять Андрею, что не считает их с Арсением союз семьей. Багрицкая упирала на то, что и Пашка может из-за такого длительного соседства вырасти с отклонениями, и даже существование романтических отношений с Мариной ставила под сомнение. Естественным стремлением Светланы было раскачать устои, которые держали Андрея в этом самом гнезде, которое она ненавидела всеми фибрами души.

Но стоило Андрею вернуться домой, как все волшебным образом разворачивалось на сто восемьдесят градусов. Уютный союз никак не вязался с теми оборотами, которыми его награждала Багрицкая. Но вскоре в развитие событий вмешался случай, к которому тупая блондинка не имела никакого отношения, но если бы на то была возможность, с радостью поучаствовала.

В один из первых рабочих дней в Курятнике № 2 пронеслась новость о том, что начальника отдела, который делал вид, что руководил Андреем и его коллегами, сняли с занимаемой должности с огромным скандалом. Дядечка попался на крупной взятке и теперь готовился к позорному судебному процессу, который должен был окончательно поставить крест на его карьере в государственной службе.

Ефремов, разумеется, был свято уверен в том, что эта должность просто создана для него. Об этом он не удержался и поделился с коллегами:

– Мне было бы удобно, – отметила брюнетка, – если бы ты стал начальником. С тобой проще договориться, когда нужно убежать куда-либо. Но тебе слишком мало лет для начальника отдела. Этому то было все-таки почти шестьдесят. И воинское звание. Посадят на его место какого-нибудь очередного бывшего вояку, и расслабятся. Ничего против тебя не имею, не думай. Но с возрастом ничего не поделаешь. Может потерпишь, – она выдержала красивую паузу, – лет так десять.

Далее к беседе подключился блондин:

– Андроид. Вот честно тебе скажу, возраст не самый решающий фактор. А вот стаж работы. Ты же здесь и пяти лет не отработал. Я прав? А уже претендуешь на такой высокий пост!

– При чем здесь это? – недовольно спросил Андрей.

– А при том. На такую должность начальство всегда хочет назначить человека, которого очень хорошо знает.

– Конечно, – ответил Ефремов, – и при этом активно ворует деньги и просит взятки. Я не прав?

– Прав. И свой человек их будет брать осторожно, чтобы никто не попался.

– Я заметил, как наш Сучок попался, – взмахнул руками Андрей, – на ерунде. С такой суммой вляпаться, это же смешно.

– А может на его место уже подобрали более надежного, откуда ты знаешь?

Тут в разговор вступила блондинка, которая и стала главным ударным орудием всей ситуации:

– Возраст и стаж, – сказала она со знанием дела, словно не вылезала из отдела кадров, – не имеют никакого значения. Связи, возможно. Но в этом случае причина, по которой у тебя почти нет шансов на эту должность кроется не в этом.

– А что же по-твоему, – удивился Андрей, и то что он услышал ему не понравилось.

– Андроид, ты меня прости, конечно, но твои потуги на то, чтобы стремительно сделать карьеру госслужащего обречены на провал, пока ты ходишь в холостяках. Человек, у которого нет и не было обручального кольца на пальце вызывает множество подозрений. Ни детей у тебя нет, судя по всему, ни женщины. А может и так оказаться, ты уж прости меня за то, что я сейчас скажу, но ведь есть вероятность что ты педик…

* * *

Сорок градусов. Наклон стал ощутим настолько, что его уже невозможно замечать. Ветер сверху заставляет камень начать движение. Куски мха, с которыми он врос в землю медленно, с характерным хлопающим звуком отрываются и разделяются теперь уже навсегда. Ветер проникает через поры, врывается в пустоту внутри и начинает там выть. Камень покатился со склона, пока что его скорость не очень велика, но с каждым новым движением, под воздействием силы тяжести, она увеличивается, растет и скоро станет угрожающей. Воздух готов обдувать его со всех сторон, бить в лицо, делать больно. Но двигаться вниз нужно, точка невозврата пройдена. Он несется вниз навстречу бездне, не думая о том, что по дороге может попасться пропасть, или кочка, на которой можно взлететь, а приземлившись, разлететься на части с громким треском. Зачем задумываться, когда ветер и те, кто тебя окружали, давно все решили за тебя. Они создали условия, при которых плоская поверхность, которая казалась прочной и вечной начала наклоняться. Ты сопротивлялся, пока мог, пока не повис над бездной и не покатился вниз, собирая на себя куски зелени с земли, собирая все кочки, ощущая их всем телом. Камень покатился с горы. Пожелайте ему удачи.

* * *

– …Без семейных отношений, оформленных по всем правилам нашего законодательства у тебя нет шансов, – заключила блондинка, – я уже вроде говорила, когда мы о мнимой гибели жены нашего мэра беседовали, пустое зерно только пугает. А в существующей ситуации еще и намекает на некоторые отклонения.

– Но мне же не сорок лет! – возмутился Андрей.

– А их это не волнует. У них в голове глубоко вбита уверенность в семейных ценностях. Они должны быть и все тут.

– Даже если брак левый? – удивился блондин.

– Разумеется, – ответила блондинка, – их волнует только бумажка и галочка в очередном отчете. Они выступают против воспитания детей в однополых парах и при этом у нас почти 30 процентов семей – однополые.

– В смысле, – шокировано удивилась брюнетка.

– Треть семей – это бабушки и мамы, воспитывающие ребенка или двух без отца. Разве это не однополая пара, – заключила блондинка, – вот вам и последствия семейной политики. Они хотят регламентировать невыгодность разводов, а тем самым приведут к тому, что семьи так и останутся неполными, просто разводиться не станут, так как это невыгодно и тем и другим. Лично я мечтаю о полной семье, потому не побегу замуж с первым встречным. А тебе, Андроид, нужен брак по расчету, если ты хочешь в будущем, подчеркиваю, не сейчас, заполучить эту должность, которую я бы и врагу не пожелала.

– Это почему же?

– О да. Ты считаешь, что я так хочу нести ответственность за вас всех? – блондинка окинула взглядом всех трех собеседников, – нет, спасибо. Я лучше буду отвечать только за себя, а такое безумное счастье мне не нужно. Ой, – воскликнула она, – опять зомби на грядки набежали, – и отвлеклась на компьютер.

Андрей Ефремов сделал самую глупую вещь, которую можно было сделать в этот момент. Он начал думать и накручивать то, что проговорила блондинка. Это не просто углубляло и усугубляло все, что успели наговорить за праздники его мама и Света Багрицкая, это усложняло и расширяло неприятную суть всего происходящего. Все разговоры о вредности его холостого положения воспринимались как легкие тычки, небольшой дождик. А вот перспектива того, что это может здорово повредить его карьере превращало небольшое природное явление в самое настоящее стихийное бедствие. Ветер срывал с крыш металлические листы, вода с неба лилась так, будто где-то в небесной канцелярии прорвало водопровод. Деревья с треском ломались, их огромные ветви рвали рекламные щиты на части, словно игрушечные. Стихия буйствовала, каждый, кто оказывался на ее пути рисковал быть сбитым с ног и разбитым в щепки о первое попавшееся на пути препятствие…

Не окажись все эти мысли в одной голове одновременно, возможно и не началась бы буря, не пошло все так, как произошло дальше. Не было так жаль, и не оставалось шансов обвинить кого-то другого, кроме себя. Ведь все, кто по сторонам, имеют полное право говорить то, что думают. И никто из них не задумывается, что только словами могут убить, покалечить или уничтожить чью-то жизнь.