Текст книги "Курятник"

Отдельного внимания заслуживали руководители этого милого ведомства. Зинаида Агафоновна Кухарская была женщиной того возраста, когда следует нянчить внуков и готовить сыновьям на ужин всякие вкусности, контролировать быт и бегать по разным торговым точкам в поисках более дешевых и качественных продуктов. Увы. Кухарская предпочла спасти себя от бытовых неурядиц и все свое время проводила на работе. Для нее было нормальным задержаться на службе до часу ночи. Как правило буйную дамочку не особо беспокоил тот факт, что после этой временной отсечки городской транспорт не работает по определению. Узнай она это – получила бы неожиданное для себя открытие из которого бы не сделала никакого ценного вывода. Переполохи в департаменте случались, но в них оказывались втянуты в основном те сотрудники, кого угораздило застрять в помещении минут на 15 позже срока. По окончанию рабочего дня все коллеги как по команде срывались с места (выглядело это зрелище весьма ярко и было достойно хорошей комедии положений), и горе тому, кто застревал на рабочем месте, не доделав какой-нибудь документик. Поскольку все сотрудники целый день занимались чем угодно кроме работы, после пяти часов наступал период истерического буйства. До увольнений вышеупомянутого сотрудника, сбежавшего из страны, он оказывался обязанным все исправить и сделать, так как все остальные удачно успевали занять дислокацию за пределами здания и их телефоны хором не отвечали на настойчивые звонки Кухарской…

Зинаида Агафоновна в свои 68 лет выглядела отлично. Поскольку в свое время она очень неплохо освоила достижения современной косметической хирургии. На ее ровном, выглядящем молодо лице не осталось ни одного живого места. У двух внучек Кухарской в детстве возникал когнитивный диссонанс от того, что их мама порой выглядела старше бабушки. Спортивного вида женщина действительно производила неизгладимое впечатление на окружающих. Обладая по природе довольно шумным и хаотичным характером, она считала, что держит всех в состоянии постоянного цейтнота и тем самым добивается превосходных результатов. Разумеется, причиной ее положения на месте начальника департамента был тот факт, что ее родной отец, пока был жив, занимал высокий пост в министерстве обороны. Так и попала сюда генеральская дочь Зина, несмотря на то, что до сих пор не умела пользоваться компьютером, и от преимущества этого фактора весь коллектив спокойно делал вид, что действительно может печатать двухстраничный документ в течение полутора часов.

Коллега Кухарской по руководству Марк Атанасович Птичкин попал сюда по схожей причине – он был одним из адьютантов покойного папочки, и после его ухода на пенсию требовалось подобрать теплое местечко, в котором можно спокойно заплывать жиром, перекладывая бумажки с места на место. Птичкину было всего пятьдесят семь и, в отличие от Кухарской, он не сохранил свою молодость. Если они оказывались рядом, то складывалось ощущение, что вы встретили престарелого папу с дочкой. Лучом света в этом темном царстве можно было считать то, что по крайней мере, Птичкин находился в должности, соответствовавшей его специальности. Он был военным связистом. Правда, стоит заметить, что это не способствовало его пониманию проблем транспорта или новейших средств коммуникации. С компьютером он также был на «Вы» и высшим пилотажем являлась игра в пасьянс «Косынка» (бесценная игрушка, спасибо Вилли Гейтсу).

В тандеме оба начальника представляли собой неуправляемую и непредсказуемую силу. Главную скрипку в создании паники всегда создавала Кухарская, а Птичкин ей подпевал, хотя и слыл у сотрудников человеком благоразумным и сдержанным.

Известие об обретении президентом сына отвлекло сетевых хомячков от своих аккаунтов и анкет на сайтах знакомств и спровоцировало довольно ванильную беседу:

– Вы себе представляете, каково это, – вещала брюнетка, сидевшая слева от Андрея, совмещая это с подкрашиванием своих ресниц, – узнать, что ты семнадцать лет воспитывал чужого ребенка.

– Но он вышел из положения здорово, – отметил блондин, сидевший через стол от Андрея, – мол оба мои дети, я буду любить их одинаково… А мальчик то не без чертинки, как себя на прессухе вел.

– Нормально он себя вел, – вставил Андрей, – как бы вы себя вели, окажись в такой ситуации.

– Я даже представить себе не могу, – сказала брюнетка, – не знаю, как бы отреагировала… А мальчик, кстати, очень умный, судя по интервью. И такой симпатичный, сразу видно, папина кровь. Такой статный, стройный, и блеск в глазах. Если он вырос в детском доме, то этому учреждению надо золотую медаль давать.

– Это значит, – заключил Андрей, – что пока всякие Завальные кричат на митингах о том, как все плохо, обычные люди работают и приносят пользу. Коли смогли такого умника воспитать!

– А Андроид прав! – отозвался блондин, – это их заслуга. Мне всегда казалось, что детдомовские переполнены разными комплексами и неуравновешенные, все-таки без родителей растут.

– Если бы не второй срок, – заметила брюнетка, – у нашей чокнутой оппозиции была бы возможность выставить все это как предвыборный ход.

– В какой больной голове такое может родиться, – раздраженно бросил Андрей, – какая ему польза от того, что у него ребенка в роддоме перепутали. Смешно. Потому что это несчастье. Скрыли бы они все это, если бы выборы светили.

– Но ведь они скоро, – отметила брюнетка, – если бы Волков пошел на них, я бы проголосовала не задумываясь.

– Только благодаря ему, – сказал мечтательно блондин, – у нас есть наша работа, и страна, которую мы любим… Я хочу, чтобы он пошел на третий срок. И неважно, что там в конституции написано. Пусть выставляют на всенародное голосование поправку к конституции. Мы и это утвердим…

– Ай, – воскликнул Андрей, – я не туда влепил школу.

– Как это? – брюнетка и блондин как по команде оказались возле его компьютера и напрочь забыли о важной теме судьбы Отчизны и выборов Президента.

– Вот, – обиженно показал он на монитор.

– Ты не сохранялся? – спросил с сожалением блондин.

– Нет, – сказал Андрей, – ладно, снесу все и документом займусь…

Беседа в розовых очках, однако, продолжилась. Брюнетка даже заявила, что не отказалась бы оказаться с Сашей Волковым в одной постели и родить ему кучу мальчиков, похожих на отца…

А в детском доме № 13 в этот день произошел очередной взрыв. Социальным педагогом этого курятника являлась молодая девушка по имени Лиза Оладьина. Ее экстерьер, порой, здорово сбивал с толку неподготовленных людей. Девушка всегда ходила в обтягивающих брюках и мужских рубашках, у нее был очень грубый низкий голос, светлые волосы всегда были забраны в старушечий хвостик, безвольно болтавшийся сзади и указывавший направление, куда следует идти от этой девицы кавалерам. То есть мимо. Многие по незнанию принимали Лизу за мальчика. В среде воспитанников она получила жесткое прозвище «Муженщина». Нельзя сказать, что дети ее любили. Справедливости ради стоит отметить, что и она отвечала им тем же. Занимая свою должность, ничего общего с социализацией Лиза не делала. Ее использовали для различных электронных нужд, вроде работы над сайтом детского дома и регистрации учеников на портале и создание графических постеров. В силу достаточно сдержанного художественного дара все ее труды были выполнены в терпимом ключе, но, по своей сути, производили унылое впечатление, выдававшее почерк дизайнера-дилетанта, который еще не перебрался от стандартных программ к профессиональным.

Взрыв, который устроила Лиза, в принципе, был ее законным требованием. Дело в том, что «Муженщина» помимо работы в детском доме училась в аспирантуре. Законодательство предполагало, что помимо стандартного отпуска длиной в полтора месяца у аспиранта должен быть оплачиваемый учебный отпуск длиной в месяц. То есть, по всем правилам, Лиза должна была отсутствовать на работе все лето. Когда Оладьина подняла данный вопрос прямо «в лоб» Суворовой, та сначала попыталась уладить ситуацию мирно:

– Лиза, – мягко сказала она, внутренне нервничая, – ты же понимаешь, что лето самый тяжелый период и главное время, когда ты должна работать особенно интенсивно. Ведь у наших ребят не все три месяца будут поездки в лагерь и на море. А им требуется социализация.

Накрученная своей недалекой мамашей, руководившей дворниками всего окрестного района, Лиза гнула свою линию, причем делала это крайне бесцеремонно и глупо:

– Таисия Николаевна, я все это знаю. Как и то, что по закону вы обязаны подписать мне полный отпуск, и учебный, и обычный.

– Лиза, ну послушай меня, – не унималась директор, которая медленно, но верно, закипала подобно скороварке, – давай ты возьмешь первые полтора месяца, а за остальное получишь компенсацию, ну неужели это так сложно? Неужели тебе не нужны деньги?

– У меня есть свои личные планы на лето, – отрезала Лиза, – и я не хочу их менять. Я достаточно отработала на Вас за этот учебный год.

Этот речевой оборот стоил впоследствии обеим множества нервных клеток. Подобные изречения без проблем заводили Суворову с пол-оборота и могли привести к разрушительным последствиям:

– Погоди-ка, ты сказала на меня? Я тебе что – барин, на которого ты работаешь? Ты же работаешь на учреждение, я не его владелец. Работаешь для общего блага, а не ради моего мимолетного желания! Разве нет? Ты же получаешь здесь отличную зарплату! Да на твое место сразу очередь выстроится! Неужели ты не хочешь понять, что…

– Я только сказала, что работала более чем достаточно…

В таких ситуациях Таисию Николаевну стоило тормозить, потому что ее бурная деятельность могла спровоцировать любые последствия и неприятности. Суворова вскочила из-за своего стола и провозгласила:

– Тогда пойдем и убедимся в том, как интенсивно ты работала в течении этого года!

Лиза и Суворова прошли в ее кабинет где начался классический разбор полетов. Отчет за год оказался не готов, за это «Муженщина» сразу отгребла по пятое число:

– И ты говоришь мне, что немыслимо много работаешь, а отчет набрать нет свободного времени. Я же знаю прекрасно, что ты хорошо владеешь компьютером, не то что все эти клуши! И теперь кудахчешь так же, как и они? Полагаешь, что с ними прокатывает, прокатит и с тобой? А здесь у нас что? – вторым классическим ходом Суворовой всегда становилась доскональная проверка интернет-браузера ноутбука, – что это такое? Ага, интернет-магазин, служба заказа билетов, анкета на сайте знакомств… Лиза, чем ты вообще занимаешься на работе? Покупаешь гитару, билеты и ищешь себе ухажера? А где рекламные баннеры, которые мы просили тебя сделать еще в марте?

– Я их привезла, они лежат в актовом зале.

– Пойдем, прямо сейчас посмотрим на твои художества!

Нашествие продолжалось. Увидев очередную аляповатую работу неудачливой Лизы Суворова разошлась не на шутку:

– И ты называешь это баннером? Где я это повешу, я же со стыда сдохну от такой жути! Почему ты мне его не показала, прежде чем заказывать, мы спустили такие деньги на такую ужасающую глаза порнографию?

– Я вам его показывала с компьютера, вы одобрили, – и это было правдой, но никогда не действовало на Суворову. Ее коньком было забывать собственные решения тогда, когда это нужно…

– Не ври мне, – Суворова просто не помнила, что действительно одобрила эти труды, но поскольку их сдавали в марте, а сейчас был июнь, то этого пикантного нюанса она попросту не помнила.

– Но это правда!

– И сделав такую порнографию, ты будешь мне утверждать, что весь год работала в поте лица?

В разгар буйной дискуссии в зале появился Арсений, который удивленно и переходя на шепот сказал:

– Извините меня, макаронного монстра ради, – он очень любил подчеркивать свою приверженность пастафарианству, – но вы тут кричите, а через стену спят мои мелкие. Я их с таким трудом загнал спать!

Сложно кого Савельев спас своим заявлением – Лизу от Суворовой или Суворову от апоплексического удара, но дамы заметно остыли. Таисия Николаевна тяжело выдохнула и сказала:

– Я не считаю, что ты должна гулять все лето в отпуске. И точка.

– Тогда завтра вы будете беседовать с адвокатом, которого я найму.

– Только ты сделаешь это после рабочего дня. А сегодня у тебя по расписанию работа до восьми вечера, – прощебетала Суворова, – а завтра у тебя дежурство с девяти утра!

– Какое еще дежурство, – удивилась Лиза.

– А я вот как раз сейчас подпишу тебя на завтра. И отдежуришь весь день на вахте!

Дежурство являлось одним из главных спасений и проклятий работы летом. Дело в том, что администраторы на входе тоже имели моду выходить в отпуск. Результатом этого стала необходимость занимать дежурством штатных сотрудников. Во время этого развлечения можно было делать что угодно – вязать, играть в стрелялки на компьютере и даже гадать на картах Таро. Главное, чтобы с девяти до девяти ты был на посту и отвечал на телефонные звонки.

– Таисия Николаевна, пожалуйста, – взмолилась Лиза.

– Я все сказала.

Оладьина удалилась, и Арсений спросил Суворову:

– Что случилось? Ваши крики были на весь детский дом слышны!

– Пойдем ко мне, расскажу…

В результате весь тихий час Арсений провел в кабинете директора пытаясь убедить ее в том, что лучше Лизу отпустить в полный отпуск и оставить в покое, так как она действительно могла прийти с адвокатом и наворотить кучу поводов для появления очередной идиотской проверки из управления образования. Кроме того, юридически, Суворова была неправа со всех сторон:

– А по-человечески? – возмутилась Таисия Николаевна, – я же ко всем вам стараюсь относиться с человеческой позиции, вы всегда можете у меня отпроситься, куда угодно, ты же знаешь.

– А с другой стороны, когда Вас заносит, – заметил Арсений, – все про человеческое отношение забывают. Вы же знаете, что человеку свойственно помнить только плохое. Вот они и культивируют это…

Беседа могла растянуться и на больший срок, но тут Арсения спасла завуч детского дома Ольга Стогова – она принесла Суворовой кучу документов, которые следовало срочно разобрать и привести в порядок. Воспользовавшись возникшей служебной обстановкой Арсений ретировался.

В кабинете, улучив счастливый момент, что все куда-то разбрелись он не удержался и позвонил Андрею, который в тот момент был на обеде. В самый пикантный момент беседы в кабинете появилась Светлана, которая поняла, что Арсений не заметил ее появления, и стала слушать разговор, обрывок которого ее ужасно заинтересовал:

– Солнышко, – говорил Арсений, – приходи сегодня пораньше. Я мясо замариновал так как ты любишь. Сделаю его по-средиземноморски, с теми специями, что ты предпочитаешь. Не острые… Говорю же, постараюсь себя контролировать в плане перца. Обещаю. Только приходи вовремя, тебе точно понравится. Не может же у вас цейтнот все время быть… Подсунь Кухарской транквилизатор в кофе, его же ты умеешь готовить, или подари фаллоимитатор китайский…

Светлана вслушивалась в его реплики и осознала, что его собеседник одного с ним пола. Багрицкая и раньше подозревала нечто подобное, потому что знала, что Арсений взял к себе Пашку, и воспитывал его вместе со своим «соседом», как он его называл… А вот тут ребус сошелся, и она задумалась, как это можно использовать…

– Ладно, я тебя очень люблю, – сказал Арсений, – Целую.

Он выключил телефон, повернулся в кресле и увидел Светлану, которая не успела выскочить из комнаты. По его спине пронесся легкий холодок:

– Светлана, – сказал Арсений серьезно, – ты не находишь, что подслушивать чужие телефонные разговоры не совсем корректно.

– А я не подслушивала, – ответила Багрицкая, – просто услышала обрывок фразы, и мне стало интересно. Ты же не будешь мне тут сейчас утверждать, что говорил с девушкой. Ты очень часто использовал в речи мужской род, потому я поняла, с кем ты говорил. Это был твой, так называемый «сосед»?

– Света, чего ты хочешь сейчас добиться тем, что говоришь все это? Беги к Суворовой, расскажи ей все это, если хочешь. Я виноват, что родился таким? Я что, к детям пристаю, их плохому учу?

– Я этого не говорила, – Светлана прошла по кабинету и села напротив Арсения на неудобный жесткий стул, – мне просто стало любопытно. Я подозревала нечто подобное, но…, – она многозначительно замолчала, потому что не знала, куда повернуть эту беседу.

– Света, пойми меня. Нет ничего хуже, чем родиться геем в этой стране.

– Послушай, – Света нашла направление, – я не считаю это дефектом или еще чем-то. Мне просто любопытно стало…

В результате развившегося любопытства Светлана получила подробный ответ о том, как все так сложилось:

– …Мы же вместе почти пять лет. Когда только познакомились я с трудом приходил в себя после предыдущего романа. Меня бросили самым жестоким образом после года отношений. А потом он вдруг решил, что ему стали женщины нравиться. И сбежал к моей лучшей подруге. Хуже не придумаешь. Я два года вылезал из этой ямы. Много курил. Потом все-таки нашел в себе силы бросить. И познакомился с Андреем. Сначала это было просто чувство, что рядом кто-то есть. А потом я полюбил его. Очень сильно…

Светлана слушала его и ощущала себя в центре какой-то необычной и очень заманчивой истории. В окончании разговора она сказала:

– Я не собираюсь никому об этом говорить. И не только потому, что Суворова не будет меня слушать…

– Но она не знает.

– Я уверена, что подозревает, но молчит.

– Брось, – отмахнулся Арсений, – она бы мне это при удобном случае в вину поставила, что я ее, не знаю по-твоему?

– Кому-то другому сказала. А ты у нее сам же знаешь, на особом положении.

Так они и расстались в тот день, став немного более близкими друзьями.

Возвращаясь с работы домой Арсений встретил возле подъезда Диляру, та была заметно на взводе и раздражена:

– Что с тобой случилось? – изумился Арсений, – впервые вижу тебя такой взбешенной.

– Ты себе представить не можешь. Я сходила туда на собеседование!..

А сейчас позволим себе допущение отмотать немного время и подробнее рассказать, как Диляра Алямова пыталась устроиться на работу в частный медицинский центр детским врачом.

Здание учреждения оказалось очень симпатичным трехэтажным зданием в классическом стиле, которое скрывалось за высокими и красивыми соснами и кипарисами. От стоянки автомобилей, где Диля оставила свой немного потертый от возраста «Фиат» ко входу вела огороженная с двух сторон дорожка, усыпанная камешками, которые приятно хрустели под ногами. Диляра была сражена наповал, а звуки просто гипнотизировали. Чем ближе она подходила к этому красивому дому, тем сильнее хотела тут работать. Но потом поняла, что дорожка была единственным приятным моментом всего этого царства-государства. На ресепшене ее встретила странная девица в короткой юбке, которая флегматично жевала жвачку и на ее вежливое приветствие и вопрос, как попасть в отдел кадров небрежно бросила:

– Иди до конца коридора, по лестнице на третий этаж. Сразу попадешь туда куда нужно.

Слегка озадаченная этой встречей, но все еще находясь под впечатлением от дорожки и камешков Диляра пошла по коридору, нашла лестницу и быстро поднялась на третий этаж, процокав каблуками наверх. В кабинете сидела не менее безвкусно одетая девица, которая, к счастью ничего не жевала. Зато она обсуждала во весь голос по мобильному телефону, не особо скупясь на идиоматические и табуированные лексемы, то, как она с двумя подругами прошлым вечером съездила за город, сняла там парней и то, как они имели их по очереди, в каких позах, под какую музыку и какими приспособлениями. Некоторые из применяемых девицей лексем Диляра слышала впервые в жизни и надеялась больше не услышать. Несмотря на весьма специфическую ситуацию она нашла в себе силы сказать:

– Извините пожалуйста, здравствуйте.

– Ой, – опомнилась девица, – я потом перезвоню, – сказала она в трубку, – проходите пожалуйста. Вы по поводу трудоустройства?

– Да, – только и успела сказать Диляра, потому что в ответ девица выдала целую тираду:

– Как замечательно. Я как вас увидела, сразу это поняла и захотела, чтобы вы у нас работали. А то приходят тут, просто ужас какой-то. Одна хуже другой. И страшнее. Просто так приятно поговорить с человеком своей расы… А тут должна одна прийти. Чурка. Имя полностью произнести не смогу, там такой набор букв, что ужас. Я вот понять не могу, чего эти черножопые в столицу лезут так, словно только тут заработать можно…

– Извините, что вы имеете в виду?

– Да тут ждем мы одну. По имени понятно, из какого аула она приползла и с какой пальмы перед этим упала. Но рекомендации хорошие… Блин, как они меня бесят. Ведь и душем пользоваться не умеют. Воняют… А вы сразу видно умеете себя выгодно представить.

Тут Диляра поняла, что цирк следует прекращать как можно скорее, иначе дальше будет только хуже:

– Только я боюсь, что все что вы сейчас высказали, это было в мой адрес. Диляра Джафаровна Алямова – это я.

Девица потеряла дар речи.

– Господи, – через минуту молчания выдавила она, – простите меня пожалуйста…

Когда Диляра оказалась в кабинете руководителя, то ее убила та безвкусица, с которой был оформлено это помещение. Сам хозяин показал себя с не самой приятной стороны сразу же тем, что был одет в розовый пиджак с ядовито малиновым галстуком. Редкие волосы зачесаны назад и посажены на гель, который блестел подобно слизи. Одеколон хозяина кабинета ударял в нос своей концентрацией сразу при входе.

– Наше учреждение, – вещал мужчина, – очень передовое, семейное. Многие звезды лечатся у нас. Поэтому нам и нужен детский врач с квалификацией. Чтобы мы могли оказывать услуги всей семье… Наши методики самые передовые. Можете ознакомиться с буклетами.

Рассматривая многочисленные сертификаты и документы, Диляра наткнулась на документ, который привлек ее внимание и потом дал понять, что ее ноги в этом центре больше не будет:

– Простите, – спросила она, показывая на сертификат, – это отсюда просто не убрали еще? Или оно случайно тут оказалось.

– О чем вы? – не понял мужчина, – это наш сертифицированный препарат, мы его…

– Простите, – ответила Алямова, – но я-то уж прекрасно знаю, что это за препарат. Потому что читала о том, какие он вызывал побочные действия и отлично осведомлена, что он запрещен. А вы что, работаете с ним?

– Да, – тут мужчина понял, что зря это сказал, – это очень качественный товар…

– Извините, – Диляра окончательно отошла от гипноза камешками, – но в таком случае нам с вами не по пути.

Диляра пересказывала Арсению всю эту историю и кипела от возмущения:

– Эту гадость пустили в производство без внятных клинических испытаний. Шестнадцать женщин потеряли детей траванувшись этой дрянью. А все потому, что фирма разработчик принадлежала военному со связями. И он посчитал правильным оплатить поддельные заключения об испытаниях, чтобы поскорее продать свою химическую ворвань!

– А ты что думала, в сказке живешь? – удивился Арсений, – я так с момента, когда ты описала мне девицу в мини-юбке, сразу понял, что это не клиника, а что-то наипаршивейшее.

– И ради этой клоаки я собиралась бросить моего нынешнего начальника? Я ему позвоню прямо сейчас. Вот домой поднимусь и сразу позвоню…

Арсений поднялся домой. Его встретил Пашка, как обычно в трусах:

– Какие боянистые новости ты мне приготовил на сей раз? – спросил его Арсений.

– Никаких. Я хочу есть, и побольше!

Как правило, эта формулировка обозначала, что ребенок действительно хочет есть очень сильно. А поскольку Арсений никогда не скупился на объем приготовляемых блюд, то за четыре года Пашка серьезно прибавил в весе и повзрослел.

Арсений понял, что надо идти и готовить ужин, благо пришло сообщение от Андрея, что он уже на своем пути домой.

Основным блюдом для обсуждения за столом стала Лиза Оладьина:

– Дура твоя Суворова, – резюмировал Андрей, – закон надо соблюдать в любом случае, независимо от каких-то сентиментов и человеческого отношения.

– Нет, – сказал Арсений, – я с тобой соглашусь, она тут перегибает палку. Но и ее понять надо – она остается на все лето без социального педагога.

– Пусть на время возьмет, – буркнул Андрей, – по договору. Разве это так сложно?

– В нашем случае – да. Не будут нам из бюджета выделять деньги на замену основного сотрудника во время отпуска. Все ведь крутятся как-то. Я вот к примеру, же, подстраиваю свой отпуск под нужды учреждения?

– Это легко говорить «подстраиваю», – недовольно сказал Андрей, – он же у тебя полтора месяца, а не мои жалкие две недели, которые даже выгулять то невозможно.

– Кстати, Андрей Владимирович, – вмешался в разговор с целью смены темы Пашка, – как твои коллеги на сына президента отреагировали.

– А как они могли отреагировать? Не забывай, что там у меня сборище маменькиных сынков, блатных и любовниц лиц разного ранга и масштаба. И они прекрасно понимают всю кухню. Умиляются. Вот что они делают. Слушаю как умиляются и тошно делается. До ужаса. Я им так и сказал, что от их розовых размышлений просто противно становится. Только работать мешают.

Повисла пауза.

– Давайте не будем о них говорить, – сказал недовольно Андрей, – мне неприятно тратить свое время и этот прекрасный ужин на пустое место. Все эти коллеги просто набор неудачников, они превозносят власть. А меня она раздражает, вы же знаете.

– Знаем, – сказал Арсений, – есть одна вещь, которую ты должен знать. И я прошу тебя пообещать мне, что ты не будешь ругаться сильно.

У Андрея на мгновение замерло сердце и остановилось дыхание. По спине пробежала легкая дрожь. Он очень боялся, когда Арсений начинал разговор с подобных предисловий. Андрей спокойно положил на стол вилку, чтобы невзначай не запустить ее в соседа и сказал:

– Так, что у нас произошло на сей раз?

Повисла пауза.

– Ты помнишь, я сегодня тебе звонил, – заговорил Арсений, – когда спрашивал, когда ты приедешь, обещал, что мясо приготовлю.

Андрей нутром чуял, что сейчас из всего этого вылезет нечто, что только подстегнет его и без того бурлящее возмущение.

– Мой разговор подслушала Светлана Багрицкая. Мне пришлось ей все рассказать.

Андрей схватил вилку и вцепился в нее, не поднимая со стола. Внутри у него все клокотало от паники. И что теперь делать? Сколько еще людей в результате всего этого узнают всю правду как она есть?! Вот она, любовь и ненависть в чистом виде. Она объединяется и на уровне чувств оказывается втянута в дикую борьбу. Хочется играть дальше? Так играй. Андрей выдохнул…

А тем временем, где-то курица нашла очень уютное и теплое местечко…