Текст книги "Курятник"

На следующий день, первый после выходных, в рабочих буднях Арсения наступал жаркий период. Он вместе с Натальей проводил крупное окружное мероприятие на базе «Родника». Подготовка этого события отнимала все мыслимое и немыслимое свободное время. Савельев искренне рассчитывал на поддержку Андрея, но тот позвонил в понедельник днем и сообщил:

– Я заболел и взял больничный. Эту неделю я в Подосинках, – истины в этих словах было только в том, что он действительно оставался в родительском доме, но без больничного. Ефремов просто ездил на работу из пригорода, вставая на полтора часа раньше. Он решил попытаться укрепить свою уверенность в правильности совершаемых поступков и потому избежать общения с Арсением. Сам Арсений находился на пороге настолько длительного ударного периода, что отвлечься было совершенно некогда.

Кроме того, подвернувшийся утром в понедельник случай сделал неожиданный подарок всем нашим героям, наконец избавив их от существования сотрудника, что создавал всем бесконечные трудности и пакости.

Началось все с невинного обмена любезностями. Таша, приехав на работу, встретила у стойки администратора Лизу, пребывавшую в отличном расположении духа. Наталье, как и Арсению, предстоял тяжелейший день, и ей, пожалуй, было труднее, поскольку в отличие от Савельева, она не совсем представляла, что конкретно ей следует делать. Арсений же проводил это мероприятие уже в шестой раз, и в прошлом году, делал это вместе с Лизой, поскольку та умела держать камеру в руках и не могла упустить случая поработать за пределами своего скучного кабинета.

– Здравствуйте, Наталья Евгеньевна, – сказала Оладьина Таше, – вы сегодня идете работать на мероприятие?

– Доброе утро. Да, – ответила Таша спокойно, – я сегодня пройду свое боевое крещение. Вам есть что мне посоветовать?

– Будьте осторожны, – сказала Лиза язвительно, – вас выбросят, как только окончательно используют. У этого заслуженного педагога иначе не бывает.

– Лиза, – мягко сказала Таша, – говорите пожалуйста за себя, а я уж как-нибудь сама справлюсь, благо я знаю своего бывшего мужа как облупленного, и гораздо дольше чем вы.

– Неужели, – скривилась Оладьина, – а что же тогда вы разбежались? Он тебя не устраивал в постели?

В этот самый момент Лиза еще не понимала, что за этим разговором помимо администратора наблюдают несколько родителей, зашедших для аудиенции с Суворовой, дети Савельева. После к процессу присоединилась и Таисия Николаевна, поскольку звук был достаточно громким. А учитывая те вещи, что прозвучали дальше… Все получили огромный подарок.

– Лиза, – по-прежнему тактично ответила Таша, – моя личная жизнь, как и Арсения, уж вас точно не касается и обсуждать ее здесь я не намерена. То, что мы разошлись – это факт, но смогли сделать это цивилизованно, остались хорошими друзьями. Иногда мне даже кажется, что я доверяю ему больше чем самому себе. Может быть потому, что он всегда говорит мне то что думает в лицо, знает мои недостатки и называет их по имени.

– Да что я не поняла, думаешь, – разошлась Лиза не на шутку, – в конце концов ничего непонятного. Спелась значит с ним снова, а мне от ворот поворот. Что вы себе там думаете? А я не сдамся просто так, – интонации уже были достаточно повышенными, кроме того за спиной у Оладьиной нарисовалась Суворова. Таша смекнула, что сейчас может получиться то, о чем все так мечтают и потому выдала:

– Даже если так, то что? Мы свободные люди и вольны делать то, что хотим. Наша личная жизнь ни детей, ни сотрудников касаться не должна.

Все что происходило дальше было достойно бульварного романа, поскольку в Лизе закончились все запасы сдержанного мужского спокойствия, они были быстро вытеснены истерическим бабским началом, которое она и выпустила наружу:

– Я этого так не оставлю, курва подколодная. Что же ты считаешь, можешь приходить и без спросу покушаться на то, что тебе не принадлежит? Собака ты сраная, урна казематная, – и сопровождая свое выступление еще некоторым количеством очевидно обсценной лексики социальный педагог второй квалификационной категории Елизавета Геннадьевна Оладьина позволила себе физическое насилие по отношению к своей коллеге, Савельевой Наталье Евгеньевне.

Конечно, Лиза посещала качалку, но никак не была готова к тому, что прошедшая школу выживания в лесу и силовой лагерь, Таша могла дать ей солидный отпор. Поэтому «муженщина» была очень быстро и резко уложена на лопатки с фразой:

– Девушка, вам следует немного полечиться, так как с подобными выходками на глазах у детей, родителей и директора детского дома, следует заказывать пропуск в психиатрическую лечебницу.

Таша резко оттолкнула Лизу, поднялась и достоинством прошла в свой кабинет, где сидел пропустивший все основное зрелище Арсений.

– Что там произошло? – он снял наушники, – ты выглядишь так, словно поучаствовала в партии по женскому боксу.

– Эта психованная попыталась оттаскать меня за волосы, – пожаловалась Таша.

– Я надеюсь, ты ее не убила, – испугался Арсений, прекрасно знавший физические кондиции бывшей жены.

– Какое там. Зрителей набежало, так что не стала я особо демонстрировать силу. Так, на пол ее уложила и все.

– Я пропустил милое зрелище…

– Ты представить себе не можешь, кого мы не поделили, – рассмеялась Таша.

– И кого же, просвети меня, несведущего.

– Тебя, – улыбнулась Наталья, – ее взбесило мое заявление о том, что наша с тобой личная жизнь – это наше дело, и только. Лизонька взбесилась, словно под ней горячую конфорку зажгли. Зато я поняла, что этой девочке нужен хороший психиатр. Не хочу вдумываться в ее мотивы, вполне возможно, она действительно в тебя влюблена, но всем признаться боится. Хотя, это может быть просто психоз, связанный с неустроенной личной жизнью, или отсутствием оной. В любом случае, у нашего с ней развлечения было слишком много свидетелей, включая твою богиню-покровительницу.

– Суворова все видела?

– И слышала в подробностях. Не удивлюсь, если сейчас у нее происходит содержательный разговор с этой дурочкой. Вполне возможно, что мы ее больше не увидим!

Арсений вздохнул с облегчением:

– Неужели этот кошмар закончится…

Таша оказалась права. Суворова взялась за дело решительно. Пока Лиза сидела на стуле и наматывала на кулак сопли Таисия Николаевна вещала:

– … Ты понимаешь, что нанесла своей репутации непоправимый ущерб. Будет ли нормальный человек вести себя так в присутствии детей и родителей? Кроме того, я не удивлюсь, если Наталья даст этому делу законный ход…

– В смысле, – не понимала Лиза.

– Она должна написать официальную докладную о нападении с твоей стороны. Я буду обязана оформить эту жалобу по всем правилам.

– Я перед ней извинюсь, – стала уговаривать Лиза, – она меня поймет.

– Если бы дело было только в Наталье, я бы так не беспокоилась. Но тут были дети, и они слышали, как ты ругалась матом, а это недопустимо для педагога. Ты это понимаешь?

– И что мне теперь делать?

– Боюсь, что тебе придется поскорее уволиться под благовидным предлогом, – улыбнулась Таисия Николаевна.

– Я не буду этого делать, – резко повернулась Лиза, в ней снова возродилось мужское начало.

– Тогда мне придется тебя уволить исходя из официальной жалобы Савельевой Натальи Евгеньевны, и всех родителей, которые присутствовали при этой позорной сцене. Может ты задумаешься над моими словами? Так ты хотя бы сможешь сохранить чистой свою трудовую книжку. Ведь разница между увольнением по собственному желанию, и, фактически, статьей уголовного кодекса, очень велика. Не боишься за свое будущее? Потому что я, в данном случае, тоже рискую.

– Интересно, – усмехнулась Оладьина, – чем же.

– Все очень просто. По правде говоря, я должна оставить тебя и довести все до конца. Мне кажется, что опасно подпускать тебя к детям, после того что я увидела сегодня. Ты вела себя как законченная психопатка…

– Это он меня такой сделал, – залепетала Лиза, – это все Арсений. Это он и его разговоры.

– Не строй из себя жертву, тебе это не идет совершенно. Кроме того, я прекрасно знаю, что последние месяцы Савельев не позволял в твой адрес никаких замечаний. А из тебя лилось без остановки. Скажешь нет?

Лиза молчала.

– Прекрасно, – довольно заключила Таисия Николаевна, – так что я просто хочу дать тебе шанс сделать вывод из того, что ты наделала. Лучше обратиться к хорошему психологу, найти себя. Понимаешь?

Оладьина кивнула положительно, очень красочно всхлипывая.

– Тогда, – сказала Суворова в приказном тоне, – если ты не хочешь войны, то сейчас же идешь в канцелярию и подписываешь свое заявление об увольнении. Потом принесешь его мне, я его завизирую.

Эту новость Таисия Николаевна через полчаса принесла в кабинет к Савельеву, где он инструктировал Ташу на тему предстоящего мероприятия:

– Я к вам только на минутку, – заговорщически проговорила Суворова, – я только что подписала заявление на увольнение Лизы сегодняшним числом.

Арсений и Таша переглянулись.

– Надеюсь, что ничего вас не отвлечет от предстоящей рабочей недели, благо я знаю, что она предстоит жуткая по объему. В субботу я приеду на финальный концерт. Очень жду, что он окажется еще грандиознее прошлогоднего.

И потянулась череда рабочих дней, в которых не было понятно: что работа, и что – отдых. С понедельника по субботу Таша и Арсений практически дежурили в зале, куда съезжались коллективы со всего округа. Творческий процесс, за который так ратовали и держались в детском доме, шел полным ходом.

Савельев смог полностью отвлечься от того, что каждый вечер засыпал дома один. И так всю неделю. А Андрей спокойно уезжал с работы в пять вечера, пересекался в городе со Светланой, после чего ехал на вокзал и трясся в электричке два часа, чтобы потом доехать до родительского дома и встать ни свет, ни заря. Именно за эти путешествия и появилась у Ефремова идея подыскать себе квартиру в городе. Но уровень цен смог здорово отпугнуть Андрея. В результате он призадумался, но Светлане об этом говорить не стал.

Сама же Багрицкая от такого внимания со стороны Ефремова окончательно убедилась в скором успехе своей операции, поскольку ее растянутость во времени сильно ее раздражала. Андрей был готов разорвать свои отношения с Арсением уже в конце текущей недели, но ситуация резко развернулась в субботу…

Отчетное мероприятие прошло с огромным успехом. Высокие начальники из округа наперебой поздравляли Суворову и Арсения. После мероприятия Таисия Николаевна подошла к Таше и Арсению с загадочным видом и сказала:

– Завтра мы подаем представление на высшую категорию. И в конце месяца обещаю повышенную премию. Я очень довольна. Все прошло прекрасно, вы молодцы. Горжусь!

Суворова удалилась с видом абсолютной победительницы, так как была уверена в том, что ближайшие месяцы ее маленький теремок не будут обсуждать на окружных паноптикумах в контексте укрупнения или объединения с каким-нибудь более внушительным учреждением. Меньше всего эта женщина хотела оказаться под кем-то другим, поскольку достаточно уже побыла в подчинении у начальников разного калибра и разной степени самодурства…

Когда из зала разбежались все участники Таша, Арсений и Пашка остались втроем, и Савельев сказал:

– А теперь все это надо привести в порядок, чтобы через год мы могли снова воспользоваться этим чудесным залом.

Пашка поначалу попытался протестовать:

– Почему мы? – и карикатурно поднял руки над головой.

Таша осадила его:

– Это наша работа. Не хочешь, можешь идти домой. Но кормить мы тебя сегодня не будем.

Пашка повиновался и стал собирать крупный мусор в большой мусорный мешок. Лицо его при этом, выражало глубокое страдание и недовольство происходящим. Ведь в этот момент он мог расписать партию в очередную стратегию за компьютером, а вынужден крутиться со всей этой ерундой.

– Ты пока упакуй всю технику, – сказал Арсений Таше, – а я займусь баннером, – он достал секатор и пошел за стремянкой.

Складная лестница оказалась очень неустойчивой.

– Ты уверен, что сам полезешь, – с опаской спросила Таша, – я не уверена в ее прочности.

– Не первая, – улыбнулся Арсений, – все ее боятся, и только я знаю ее как облупленную. Прорвемся!

Он быстро забрался наверх и начал проворно срезать куски бечевки, удерживавшие баннер на плоской металлической трубе, укрепленной на высоте пяти метров над полом.

– Если бояться такой ерунды, – говорил Савельев, – то лучше вообще сидеть дома и носа не высовывать. А вот и последняя. Теперь надо лестницу переставлять, поберегись! – Арсений бросил на пол секатор и повернулся, чтобы начать спуск. Но в этот момент от толчка стремянка резко качнулась назад. В сухом воздухе зала сначала раздался скрип, после чего скользящий звук. Это падение здорово изменит положение вещей, сыграет свою злую роль. Что будет дальше? Как теперь жить?..

Лестница сложилась, раздался грохот. Таша закричала. Савельев лежал на полу, он упал на спину, держась за верхний рычаг стремянки. Он был без сознания.

Таша и Пашка подбежали к нему:

– Он жив? – на лице ребенка отразилось мучение.

– Да, – Таша проверила пульс, – надо срочно вызывать скорую и ни в коем случае, не двигать его с места.

Пашка бросился вниз, на вахту. Там его встретил приветливый охранник, который сказал:

– Ну что, уже закончили?

– Вызывай скорую. Срочно!

– Что случилось?

– Арсений упал спиной назад со стремянки. Он без сознания!

Машина «Скорой помощи» приехала через десять минут. Арсению одели шейный корсет, уже в машине он пришел в себя и открыл глаза. В этот самый момент он понял одну страшную вещь.

– Таша, – сказал он, – ты здесь?

– Да, – ответила Наталья, – я тут.

– Где Пашка?

– И он тоже здесь, – ответила Таша и забеспокоилась, – ты же должен его видеть.

– Должен. Но это не значит, что вижу…

Вскоре они приехали в больницу. Пока врачи делали необходимые обследования Таша и Пашка сидели в коридоре:

– Что же теперь будет, – паниковал ребенок, – он признался, что ничего не видит. Как он будет работать?

– Ты позвонил Андрею, – спросила Таша.

– Да, – ответил Паша, – только это бесполезно. Он трубку не берет ни в какую. Занят, наверное, на работе.

– Какая к черту работа в субботу?

– У него бывает и так, что в выходные приходится работать. Они в своем городском правительстве порой пашут за семерых. Особенно, когда мэру приспичит на следующий день проехаться по объектам. Вот и готовят документы в срочном порядке…

– Продолжай звонить, – сказала Таша, – он должен сюда приехать…

Тем временем, «загруженный работой» Андрей Ефремов сидел в небольшом кафе в пригороде Озерска в обществе Светланы Багрицкой и обсуждал с ней свои планы на будущее:

– Я не хочу останавливаться на достигнутом, – говорил он, – в конце концов этот департамент, только отправная точка удачной карьеры, и я сомневаюсь, что просижу в нем долго. Надо стремиться дальше.

– Только пока ты делишь жилье со своим Арсением, никакого движения не будет. Он по-прежнему будет тянуть себя за собой, подобно якорю. Давно следует отпилить эту цепь. Савельев тебе никто, а Пашка не твой ребенок. Ты не должен за него отвечать, не ты его рожал…

– Послушай меня, – сказал Ефремов, – все это я прекрасно понимаю, но для того, чтобы с этим порвать требуется время. И пока что я не уверен, что оно настало.

– Я слышу эти речи уже три месяца. Ты постоянно откладываешь это решение. Если будет продолжаться так дальше, то никогда это не сделаешь. Все будет продолжать развиваться медленно, и из этого болота не будет дано выбраться. А ты же можешь. Я знаю, что ты сильнее. Найди наконец в себе силы разрубить этот узел. Выбить звено из цепи и пустить якорь на дно. Он привык там находиться, ты ему ничем не обязан.

– Это не так, – ответил Андрей, – мы прожили вместе столько лет.

– И что? Ваш союз не был естественным.

– Подожди…

– Нет, это ты подожди и послушай. Пока в нашей стране не признаны такие союзы. Да и не будут никогда признаны. Ваши отношения так и останутся ошибочными. Хотя лично для меня, они будут таковыми, даже если появится оправдывающий их закон. Поэтому, извини меня, но если ты дорожишь моим уважением и дружбой, то должен понимать, что тебе следует порвать с этим прошлым, начать другую жизнь. Настоящую. Истинную. Во всех смыслах этого слова. Подумай о том, что тебе мать постоянно говорит. Ведь она тоже делает не просто так. Она любит тебя. И желает тебе счастья…

Худо-бедно, но выслушав около получаса подобных угроз в мягкой форме Андрей сдался и сказал:

– Хорошо, твоя взяла. Завтра я приеду домой и скажу ему, что между нами все кончено, соберу вещи и уеду.

– Вот и отлично.

Снова зазвонил телефон.

– Опять Пашка? – недовольно прошипела Светлана.

Андрей посмотрел на телефон и удивленно сказал:

– Нет, я не знаю чей это номер. Может по работе, – и ответил на звонок, – да. Это я, здравствуй. Что? Что с ним случилось? Когда… Этого не может быть… Все в порядке? Какая больница? Хорошо. Да, я освобожусь с работы и приеду, – Ефремов выключил телефон, – это была Таша. Они в больнице.

– Любопытно, – недовольно процедила сквозь зубы Света, – а сам он тебе не мог позвонить, зная что сбросишь. Говорят в больнице, и что там?

– Арсений упал со стремянки навзничь. С пяти метров. Он в больнице. Ему делают необходимые обследования.

– Он хотя бы живой, – не скрывая небрежности бросила Багрицкая.

– Да, но пока что не сделали все необходимые анализы, чтобы понять, что будет дальше. В настоящее время он прикован к постели и не видит. Пропало зрение.

Повисла пауза.

Багрицкая быстро проанализировала происходящее, сопоставила некоторые факты, после чего решила пойти ва-банк и сказала:

– А теперь послушай меня. Я уверена в том, что Пашка всегда поддержит любое безумие, которое придумает Арсений. А Таша им подыграет потому, что знает его давно.

– К чему ты клонишь? – удивился Андрей.

– Я уверена, что тебя обманывают. Все это высококлассный спектакль, который устроил Арсений. Он решил прибегнуть к запрещенному приему, понимая, что ты вот-вот ускользнешь от него. Послушай меня. Они тебя обманывают самым наглым образом. Арсений притворяется.

И тут курица почувствовала, что ее малыш готов выбраться из яйца…

13. Дайте демону свободу

У него хороший вкус, любит красное сухое вино

И с возрастом в его жизни не осталось места

опасным фантазиям и легкомысленной иронии.

Он днем и ночью где-то там, не замечая твоей боли

Несется по трассе, дайте демону дорогу.

Ночь его время – дайте демону свободу.

Current Music – Sanne Salomonsen – Dæmoner

Больничные часы висели под самым потолком. Стена была выкрашена в нейтральный светло-желтый цвет. Ближе к стыку с потолком можно было увидеть серо-синие подтеки. Такие же следы можно было разглядеть на легких подвесных квадратах. Все это с разных сторон давило на тебя, напоминало о том, насколько малое место занимаешь в этом мире. Неясно, сколько прошло времени с момента их прихода сюда. Оно стало течь по своим законам, независимо от этого мрачного коридора, словно они находились в двух разных измерениях и управлялись независимо. Так что если выйти на улицу, то может оказаться, что не прошло и получаса. А может быть и так, что на улице уже не апрель, а август. Время всегда ускоряет свой ход тогда, когда этого совершенно ненужно, и наоборот, тормозит, как последняя сволочь, если хочется, чтобы оно пролетело как можно скорее. По этой причине его порой и хочется убить.

– Сколько часов назад ты ему звонила? – спросил тихо Пашка.

– Четыре, – ответила Таша, – сейчас половина одиннадцатого вечера.

– Ты позвонишь ему еще раз?

– Нет, теперь он знает, чей это телефон и не ответит. Судя по всему, на работе совсем завал…

В этот момент в коридоре появился врач. Он был очень серьезный, но взволнованный:

– Вы приехали с Савельевым, который упал со стремянки?

– Да, – Таша поднялась со скамейки и подошла к доктору. Пашка последовал ее примеру.

– Могу вам сказать, что могло быть гораздо хуже. На наше счастье он ничего себе не сломал, но такая возможность была и очень серьезная. Томограмма показала, что имеет место небольшое сотрясение мозга. Зрение к нему не вернулось, но я склонен считать, что это последствие шока. Так что, все должно прийти в норму дня за два-три, не дольше. Но на ноги он пока что не встанет, удар был очень сильным, и нагрузка на позвоночник должна быть постепенной. Так что, если вы его не отговорите, то завтра утром можно будет выписаться под наблюдение в амбулатории. Коляску вам выделят, думаю, что даже на работу через неделю сможет выйти, если у вас дом и рабочее место под инвалидов заточены.

– А может ему стоит побыть в больнице? – забеспокоился Пашка.

– Я предложил это вашему Арсению. Но он категорически против, не любит больницы, считает, что дома быстрее сможет восстановиться. Говорит, что очаг и греет, и лечит лучше любого врача. Готов подписать любой отказ, только бы его домой отпустили. Потому я и согласился на его условия, поставив жесткое требование, чтобы он прошел реабилитацию амбулаторно.

– И сколько времени ему предстоит восстанавливаться?

– Я не хочу делать преждевременные прогнозы, – ответил врач, – но верхний потолок, если рассматривать наихудший вариант – максимум 90 дней. Но, как правило, при таких травмах это вопрос двух-трех недель. Ну и ему нужен покой, восстановление организма. Все-таки сотрясение мозга это вам не обычная ангина или грипп.

– Согласна, – выдохнула Таша, – мы сможем его увидеть?

– Думаю, что нет, – ответил врач, – точнее вы можете остаться в его палате, но поскольку ему вкололи успокоительное, то до утра вы с ним не успеете поговорить. Здоровый сон – лучшее лекарство в сложившейся ситуации.

– Да, вы правы, – ответила Наталья, – тогда мы приедем завтра утром. Он сможет сразу уехать?

– Разумеется. Мы об этом уже договорились. Его отвезут на машине и через день будут забирать для процедур…

Приехав к дому, Таша решила осмотреть вход в подъезд и оценить насколько легко подняться в него человеку, находящемуся в инвалидном кресле.

– Ай да Сулянин, ай да сукин сын, – воскликнула она, осмотрев пандус, пристроенный ко входу.

– Что там, – поинтересовался Пашка.

– А ты сам посмотри, – сказала Таша, – наша адская карусель начинается очень неплохо, но только до того места, где следует заехать на площадку перед дверью. Смотри какой трамплинчик, – она показала Пашке на съезд, который резко, под углом почти в шестьдесят градусов взлетал от пологого пандуса вверх.

После они открыли входную дверь и оценили крутизну порогов:

– В принципе жить можно, – отрезюмировала Наталья, – но через такой порог легко навернуться, если не умеешь с коляской обходиться. То, что они увидели в холле подъезда всегда укрывалось от пашкиного взгляда, он не обращал на это внимание. Но сейчас понял, насколько все печально.

– А как он будет сам подниматься здесь, я не представляю, – заявила Таша, стоя возле лесенки из семи ступеней, по правому борту которой были проложены металлические полозья, больше рассчитанные для детских колясок, – здесь такой крутой подъем, что я наш веселый центнер не смогу поднять. Завтра мы еще справимся, будет же санитар его сопровождать. И спуститься отсюда может получиться. Но вот как ему одному подниматься, я не знаю. И это, заметь, мы осмотрели только наш подъезд. А предстоит еще сходить в детский дом завтра и понять, что там и как. Я не удивлюсь, если не лучше.

– А Андрей так и не звонил.

– Нет, – пожала плечами Таша, – видать он нашего Сеню любит меньше, чем свое правительство города…

– Которое в лице мэра рапортует нам о реализации программы «Доступная среда», что выливается в пандус-аттракцион и вот такие лесенки. Как мы будем его таскать?

– Придется, – ответила Таша, – Андрею я позвоню завтра, хотя может он напрямую в больницу поедет и уже там.

Наталья Савельева ошибалась. В этот прекрасный день Андрей Ефремов пошел на поводу у своей лучшей подружки и не поехал в больницу, успокоил себя тем, что сказала Багрицкая насчет притворства, и после свидания отправился к мамочке под крылышко в Подосинки, где, навернув отличный ужин, спокойно лег спать в десять вечера. Он на полном серьезе не собирался появляться дома до понедельника, как уже было им заведено за последние месяцы. В конце концов, он свободный человек и имеет право принимать решения.

Утром, когда Арсений проснулся в своей палате, там уже вовсю хозяйничала Таша. Но, поскольку он не видел ее то по инерции произнес:

– Андрюша…

Таша застыла на месте, секунду пытаясь разобраться, что лучше соврать в данной ситуации, поскольку Ефремов так и не обозначил свое присутствие в данном заведении. Это Наталья выяснила из беседы с дежурившей медсестрой. Пашка в палате отсутствовал, и это упрощало задачу, поскольку он мог ляпнуть что угодно и последствия у таких действий могли быть совершенно необратимые. С другой стороны, Таша понимала, что если сейчас она что-то сочинит, то станет прямым и очевидным сообщником Андрея. Это в ее планы не входило.

– Это не совсем он, – сказала она.

– Таша? А где Андрей?

– Его нет, – это было все на что хватило ее воображения.

– А он в курсе того, что произошло со мной?

Таша внутренне ликовала, Арсений сам подсказал ей выход из этой ловушки:

– Боюсь, что нет, – сказала она, – мы не можем до него дозвониться.

– Ничего удивительного, – усмехнулся Арсений, – у него в квартире матери самая натуральная яма. Там мобильник иногда может подолгу не ловить. Это нормальное состояние. Я порой тихо ненавижу эту квартиру и то, что он туда мотается так часто.

– Как твое зрение?

– Пока ничего. Но врач сказал, что два-три дня и все восстановится. Это нормально.

– Да, – подтвердила Таша, – нам он сказал то же самое.

– А где Паша?

– Учится управляться с колесным средством, которое тебе выделяют для передвижения. Мы вчера осмотрели ваш подъезд и пришли к неутешительным выводам. Пандус у подъезда больше подходит для экстремального катания на роликах или прыжков с трамплина на лыжах. А в самом доме без посторонней помощи не подняться.

– Не рассказывай, – ответил Арсений, – мы это уже проходили, когда таскали Руслана. Благо его Диля из квартиры не выпускала, так что нечасто мы там его тягали туда-сюда. А вот мне придется покататься прилично, чтобы через день на процедуры кататься. Поставил мне, черт его дери условие…

– Ты бы предпочел остаться тут? Мы это с радостью переиграем.

– Нет, – сказал недовольно Арсений, – мне бы домой поскорей.

– Значит будешь, стиснув зубы, каждый день, первую неделю больничного ездить в амбулаторию. А потом, может быть, и на работу выйдешь.

– Ну уж дудки, – возмутился Арсений, – я пойду на работу…

– Поедешь, – уточнила Таша.

– Хорошо, – сказал Савельев недовольно, – не меняет сути, поеду. Сразу как восстановится зрение и снимут шейный корсет. То есть самое позднее во вторник-среду.

– Ты ударился головой?

– А ты забыла?

– Черт, опять твои шуточки. Ну можешь ты побыть дома?

– Не могу, один я там быстро загнусь.

– А врачу ты сказал что-то иное, – заметила Таша.

– И что с того, что я ему наплел. Андрей все равно с утра до вечера на работе. И что я буду по дому на коляске разъезжать?

– Конечно нет. Зная тебя…

– Ну и здорово. Вызывай там Павла Денисовича поскорее. Надо ехать домой, я тут уже засиделся слишком.

Вскоре был доставлен колесный агрегат, который Арсений сразу нарек:

– Адская машина. Я назову тебя Кристина.

После чего был доставлен в машину и вывезен за пределы больницы к себе домой. У подъезда, разумеется, возникли сложности. Управлять Кристиной у Пашки никак не получалось, в связи с чем Арсений вызвался забраться по пандусу сам, несмотря на то, что ничего не видел:

– А вы за меня не пугайтесь. Здесь есть две такие милые поручни, по ним и влезу!

Но когда он добрался до пикантного взлета то сказал:

– Что это, боги мои!

– Это тот самый трамплин для горнолыжников, – сказала Таша.

– Они точно считают меня за экстремала, если считают, что я в состоянии подняться по такой штуке. Все Андрею расскажу, чем они там занимаются в своих департаментах, если мэр во всеуслышание объявляет, что наш город оптимален для проживания лиц с ограничением в передвижениях.

Отшучиваясь, Савельев старался хоть как-то сгладить свое внутреннее беспокойство от того, что Андрей не появлялся. Он вполне мог остаться на вторую неделю больничного, так как в тот момент Арсений не мог себе позволить мысли, что его благоверный ездит на работу из Подосинок, лишь бы не оставаться с ним в одной квартире. Хотя и слава богу, что он этого не подозревал.

Уже оказавшись дома он попросил Ташу:

– Набери Андрея с моего телефона, пожалуйста.

Она выполнила его просьбу и подала ему телефон.

– Абонент не абонент, – сказал Арсений, грустно положив телефон на кровать и задумавшись, – так и помереть можно, и не предупредить человека просто из-за того, что дома у мамочки яма для мобильных телефонов.

А Андрей в это время просто сидел и играл на планшете в отвлеченную дурацкую игру для глупых блондинок (пытался войти в образ Светланы, чтобы хотя бы немного понимать ход ее мыслей), а телефон был выключен. Он ничего не хотел знать о том, что происходит в столь родном, какое-то время назад, гнезде. Светлане удалось убедить его в том, что уход оттуда станет правильным шагом. Мерное кудахтанье мамочки изящно дополняло эту картину коллективного самообмана ради всеобщего блага.

Ефремов четко убедил себя в том, что появится вечером в понедельник и полюбуется на то шоу, которое ему организовал Арсений сотоварищи. Однако, он никак не был готов к тому, во что превратилось его появление дома в тот день.

Савельев весь день провел в обществе своих призраков, поскольку зрение не возвращалось. Ближе к семи часам он начал серьезно волноваться относительно своего будущего состояния. Но скоро пропищал домофон и в двери загремели ключи…

Андрей, для которого перспектива ослепнуть была одним из страшнейших детских страхов, увидеть Арсения в таком состоянии, было сродни визуализации одного из подобных кошмаров. Разом в нем все перевернулось и зашипело. Ефремов понял, что его состояние даже и близко не пахнет притворством, осознал, что Светлана убедила его в этом исходя из своих мотивов, ему на тот момент непонятных.

– Андрюша, – сказал Арсений, привстав на кровати и ища руками ручки инвалидной коляски, – я тебя очень ждал.

– Оставайся в кровати, – скомандовал Андрей, – я сейчас сделаю поесть. Ты голоден?

– Таша заходила на обед и покормила меня, – спокойно ответил Арсений.

Андрей не сдержался и обнял его. И в этот момент почувствовал, как Савельев сжался и чуть ощутимо задрожал всем телом.

– Все в порядке, – успокаивал его Ефремов, на самом деле в этот момент он боролся со своим демоном, который терзал и злил. Зачем он пошел на поводу у этой омерзительной девчонки…