Текст книги "Аяна. Книга 1. Внутренние Земли"

– Ага, выспались. Только развели очаги, ладно солдаты еще не сняли снаряжение, вся долина моментально ожила, и оказалось, что каменные столбы и сухие деревья совершенно обычные, а просто были облеплены какими-то насекомыми, теперь знаем, что это крепыши, устроившиеся здесь на ночлег, а так они кочевые, где останавливается колония, все бегут, они в полном смысле всеядны – обгладывают мох с камней да мясо с костей, что попадется, того и отведают.

Крепыши

Церки и меланиновый тяж Крепыша

В целом безобидные животные, всеядны, обгладывают всё, что найдут, будь то мох с камня или кожа и плоть с лица несчастного. Для этих целей на вентральной стороне тела присутствуют довольно активные трёхчленниковые хелицеры и мощные церки, которые способны перемалывать даже кремнезёмовые панцири улиток или крабов. На дорсальной стороне тела по внутренней стороне панциря пролегает меланиновый тяж, который в случае опасности позволяет мгновенно скручиваться, впрочем, это используется и для нападения.

– Крепыши ринулись к очагам, строй колонны нарушили, а окопаться и обустроить защиту не успели, в общем, застали врасплох, – опять повисла пауза, он поймал себя на мысли, что он показывает себя с плохой стороны.

– Да брось, – смеясь, сказал Кай-Гмар, как будто слышал все его размышления.

– У этих жуков очень крепкие панцири, пробить ударом копья рукой невозможно. Осадные инженеры не растерялись и быстро организовали тяглов с баллистами и скорпионами в дивизионы по несколько штук, также было выделено охранение в виде двух дробильщиков, по четыре дивизиона на каждый, катапульты с зипун-боеприпасами были здесь бесполезны, строй был нарушен, а эти жуки были весьма проворны.

Благо мы не затащились совсем глубоко в эту долину, тогда было бы сложнее. Таким образом, нам удалось выставить обозы перед волной крепышей, а позади них сколопендры, пехотинцы, наспех прибегающие в строй и заканчивающие одеваться уже в на местах, и венчает все это артиллерия. Я быстро организовал группу со сколопендрой, которые должны были вычистить крепышей из лагеря и тылов, так я всё себе представлял. В реальности лагерь сверху представлялся бурлящим варевом в алхимической колбе над спиртовкой, а никак не сохраняющей строй армией в ожидании удара. Я находился на артиллерийском порядке, расставил тяглов с орудиями, увидев происходящее, я поспешил в пехотный порядок – там происходил хаос. Крепыши – довольно юркие животные, чуть ниже пояса взрослому аянцу. Два солдата безуспешно пытались пробить его панцирь, и это, кажется, его злили. Я спешил к ним как мог, буквально неся зипун-бомбу перед собой. Крепыш, отпрыгнув назад, рывком устремился вперед в ногу пехотинца, кости с треском хрустнули, и он обрушился на землю. Крепыш двинулся на него, и зипун-бомбу уже было опасно использовать – антиматерия поражает без разбора. Мое левое ухо машинально повернулось в сторону артиллерийского порядка, услышав стремительно приближающееся со свистом копье, оно летело четко в крепыша, но я стоял на линии огня, и я смог лишь отклониться на полтягла вперед, и копье просвистело у меня над ушами и, с очень коротко звучащим хрустом пробив панцирь, поразило крепыша, белая кровь насекомого потекла изо рта и огромной раны. Мы едва оттащили тушу от раненого, как на него свалился другой крепыш и, сжав его, чем обездвижил, сложился в сферу, по сути, сомкнув пятки с затылком, переломав его полностью. Звук ломающихся костей быстро прекратился, и из скрученного в шар крепыша потекли струйки крови. Я скомандовал пехотинцу отойти и швырнул в него зипун-бомбу, без башки не живут. Сфера антиматерии поглотила две трети головы, обнажив карапакс в разрезе, как и все его органы. Огромный головной мозг с нервными ганглиями, образующими окологлоточное кольцо и брюшной столб, иннервирующими зрение и осязание, а также глотку и церки с хелицерами, белая кровь медленно проступала через срезы в органах. Слегка пошатнувшись, крепыш упал, а природа вокруг продолжала быть безмятежной и уютной, только вот чувство безопасности улетучилось. Я подумал: «Н-да, первые сутки в Ветреном Просторе». Разобравшись здесь, я двинулся дальше, с передовой уже доносились звуки попаданий в этих тварей. Сколопендры умело добивали тех немногих, что смогли пробиться из первой волны. Вторая атака последовала не сразу, и поэтому случилась заминка и несколько секунд наводчики сидели без целей. Из пехотного порядка добрался какой-то лейтенант и приказал вести огонь по насекомым в лагере, но это было месиво, даже дробильщик не мог действовать. Когда я прибыл к пехоте, то был ошарашен: крепыши бесчинствовали, одна группа, не обращая внимания на суетящегося пехотинца, царапающего их панцири, раздирала еще живого солдата, пожирая, сперва очень мелко переломав кости церками, правую руку и левую ногу, придавив его своими телами. Недалеко от них лежал вопящий сержант, которому хелицеры крепыша отрезают с хрустом мясо с лица и отправляют эти кусочки во вращающиеся церки, кусочек за кусочком. Суетливый солдатик в один момент усыпил свою бдительность и застоялся на месте на миг, как вдруг ему на спину сверху свалился крепыш и без промедления скрутил его, он только и успел почувствовать, как дыхание перехватило, ребра хрустнули, проткнули легкие во многих местах, и он умер, а крепыш хелицерами начал обдирать ему затылок, но он этого уже не чувствовал. Уничтожив зипун-бомбами этих четверых жуков, я двинулся дальше, попутно организуя аянцев. Неподалеку от меня были обозы оружейника, и я увидел среди прочего оружия клевцы.

Аянский Клевец

Я отдал команду перевооружиться на двуручное дробящее оружие и постепенную смену передней линии пехоты на бойцов с клевцами преимущественно. Что-то подсказывало мне, что эти сутки еще себя не полностью показали. Я прошел, размахивая клевцом, наперерез пехотному порядку, организовывая по пути солдат, как вдруг мы услышали свист стремящихся к своим целям копий.

Тягловик

У меня пробежала короткая мысль: «По кому они бьют? На передовой почти нет крепышей». За эти доли секунды свист летящего копья был уже здесь, тяглах в десяти от меня стоял молодой солдат, он смотрел на меня с недоумением и только открыл рот что-то спросить, как его прошибает копье, протаскивает, увлекая за собой, и после резкой остановки утонувшего в грунте копья вызвало качку древка, и тело уже мертвого воина просто покачивалось, насаженное на древко, мотая руками. Кровь струилась по древку. Я озверел от злобы. Я одернул первого попавшегося мне пехотинца, но это был не конец. Все четыре дивизиона отстреляли по пехотному порядку, копья со свистом влетели в грунт, в крепышей, коих осталось в лагере совсем немного, они уже убили достаточно и, пользуясь неразберихой, насыщались мясом. Шум боя, шум топота ног и противоречивых приказов напрочь заглушали стоны и вопли просящих о помощи, с которых обдирали мясо живьем. Пехотинец ожидал моих приказов, я же просто обомлел от увиденного – на копье было насажено трое, и их пригвоздило к обозу, минутку, обоз со взрывчаткой и зипун-бомбами, едва я сдернул солдата с места и заорал во все горло, насколько только смог: «Ложись!» Сразу после этого в центре лагеря происходит детонация обоза, сопровождающаяся мощнейшим взрывом. Сперва яркая вспышка озарила все как в Свет, мгновением после звук и ударная волна пришли незамедлительно. Их всех тряхануло, во все стороны разлетелись части повозки, громкое пищание засело в ушах, я и многие из пехотного порядка ничего не слышали, из ушей шла кровь. Я попытался дать приказ ошарашенному пехотинцу, но он абсолютно не слышал меня. Я, не спеша, покачиваясь, поднялся, все шло кругами, я по-прежнему ничего не слышал, но запах горелой плоти ясно говорил о происходящем. В сущности, весь лагерь гудел криками и стонами боли раненых, множество тел солдат лежали всюду, они выполняли приказ о перевооружении, а эти обозы были относительно недалеко. Множество тел было буквально искромсано шрапнелью, в воздухе, несмотря на ветерок, установился крепкий запах крови, множество бомб включало обильное количество поражающих элементов. Как бы плохо сейчас ни было, всегда может быть еще хуже. Из под сени десятков каменных столбов высыпала новая волна крепышей, вероятно, их привлекла вспышка и запах крови. Кроме того, в Ветреном Просторе, кто шумит, тот сразу оказывается в центре внимания многих хищников. Понимая, что артиллерия не сможет удержать эту волну, я собираю разбросанных по лагерю солдат, и, вооружаясь боевыми молотами, двигаемся к первой линии. Как только волна крепышей вошла в радиус поражения баллист, по ним был открыт шквальный огонь копьями и зипун-бомбами, которые цепляют к древку. Жуки неслись, одурманенные запахом крови, стремясь ворваться в ближний бой. По мере того как волна жуков приближалась, перестали звучать эти «з-з-зть» перед взрывом, а когда крепыши были на расстоянии тяглов 70 от пехоты, и вовсе смолкли. «Ну что, братья, вот и наш час пришел», – я говорил громко, я очень был рад, что снова в первой линии, как всегда, жду врага, а то тоннели во мраке – это не моя любимая площадка для боя. По мере приближения врага время будто останавливается, и вот, когда они уже готовы были врезаться в наши ряды, из-за наших спин появились дробильщики. Они мощными ударами задней частью тела буквально отбросили первую линию крепышей навстречу их наступающим собратьям, это смяло их ряды, в огромной смешанной куче эта лавина остановилась тяглах в 30–40 от нас. Я скомандовал «в атаку», и мы устремились на врага, который, сваленный в кучу, копошился, и шипел, и щелкал от боли. Под этой кучей начала скапливаться лужица крови. Мы преодолели это расстояние довольно быстро и, бросили в них зипун-бомбы, из-за затора крепышей послышалось многократное «з-з-зть», и в разных местах то там, то тут возникали очаги антиматерии, увлекая за собой в неведомое все, что окажется в радиусе действия. Звуки лопающихся карапаксов пробежали по рядам крепышей, после чего все вступили в ближний бой. Погонщики сколопендр приказали им при помощи своего огромного и длинного тела переместиться в толщу вражеских порядков, где можно было бы себя не сдерживать. Когда наши ряды соприкоснулись, сотни клевцов высекли сотни «кх» при проламывании карапакса крепыша, кровь вперемешку с мозговыми ганглиями хлынула, как только я выдрал клевец из его башки, а ноги так смешно подрыгивали – «тр-тр-тр-тр». Краем глаза я заметил отпрыгнувшего назад жука, следом он бросится на меня, и куча тел, которая нам уже по пояс, служила неплохим трамплином, но я знал, как и в какой момент произойдет рывок. Так же стоя к нему левым боком, я неспешно поправил в руке клевец и решил принять подачу. Крепыш устремляется на меня, и когда он оказывается в радиусе поражения, я с силой вгоняю в него клевец, пока он находился в воздухе, буквально выворотив у него всю левую половину головного сегмента, тело же, разбрасывая содержимое головы, отлетело куда-то в сторону и с глухим хлопком где-то во мраке шлепнулось. Кровь и изувеченные ошметки, которые прихватил своими зубьями клевец, со звонким «шлеп» размазались по скальной поверхности долины. Мои ребята неплохо орудовали молотами, и вскоре вся поверхность близ поля боя была залита белой кровью с вкраплениями красной. Сколопендры, кажется, одни были довольны, они скручивались, потом, амплитудно раскручиваясь, поражали множество крепышей. Если кого-то из них удавалось поймать, то сколопендра с радостью их съедала. Возле каждого дробильщика образовались уже завалы из тел, кроме того, они все были перемазаны белой кровью. В целом нам удавалось их сдерживать, но из-за того что их много нагромождено, уже не понимаешь, живого ты месишь или нет, кроме того, крепыши сперва притихали, а после, бывало, выпрыгивали из кучи тел и ломали солдата. Кто не мог похвастаться сильным ударом молота, использовали пику клевца, насаживая бросающихся крепышей. Общий фронт держался отлично, подрывники на флангах закидывали жуков бомбами и гнали их на сколопендр, дробильщики буквально не знали, как им еще убивать крепышей: и отгрызали голову, и сминали телом, и поедали крепышей, впрыскивали яд окружающим волной быстрых ударов ядовитых лап и жвал, а после, как наигрались, стали всех просто травить или разгрызать надвое. Бомбы рвались в рядах насекомых, подбрасывая в воздух рубленую смесь из хитина карапакса, жирового тела, белой крови, конечностей и ошметков мозговых ганглиев, которые обильно заваливали округу и размазывались по полу и скалам. Всход начал озарять наши спины, и Око пролило сапфировый свет на земли Аяны, в этот раз нам повезло, мы опрокинули их и забрались на бруствер, после чего еще молотили час, пока последнее движение не прекратилось в груде мертвых крепышей. Мы определенно победили и завоевали право дышать здесь сегодня прекрасным чистым и свежим воздухом, а воздух на Ветреном Просторе и впрямь прекрасный. Но когда я, уставший, с ног до головы залитый кровью и внутренностями этих насекомых, тяжело дыша, обернулся и посмотрел на лагерь, то мысли о лаврах мгновенно улетучились.

– Но ты и твои люди выжили, это успех, – совершенно спокойным тоном сказал Грок-Гур.

– Центральная часть лагеря серьезно пострадала, уцелевших обозов было мало, какие-то просто разметало по округе, а какие-то еще дымились. На месте повозки со взрывчаткой была приличных размеров воронка, те что были, выставлены барьером на передовую, не пострадали совсем. Я пошел от передовой в лагерь, местами на поле боя еще можно было услышать треск, переходящий в хлопающие звуки, когда клевец, пробивая панцирь, поражал плоть крепыша. Я заметил движение в ухабе близ лагеря, там солдат лежал на боку, а с его плеча уже приличное время жук пожирает плоть. Я шёл к нему. Крепыш повернулся на звук моих шагов, его хелицеры еще на автомате перебирали в воздухе, производя отщипывающие движения, с его морды стекала кровь, вспузыренная его слюной. Я не хотел тянуть долго и с силой, какой только мог, ударил клевцом боковым ударом ближе к середине головы или даже в стык сегментов. Мне даже сперва показалось, что я так резко ударил, что прогнул древко, и к моей силе добавилась сила спружинивания древка молота, и он, «сыграв», со свистом рассекаемого воздуха ударил крепыша. Его аж крутануло в воздухе, замазав его потрохами все вокруг себя, после чего со звуком, плюхнулся на скальную поверхность с дребезжанием пластин карапакса, после чего тело насекомого моментально образовало под собой лужу белой крови с вкраплениями красного и зеленого. А парнишка-то был жив, должно быть, его отбросило после взрыва повозки. Я поднял его, взял его руку на свое плечо, и мы пошли во все еще тлеющий, но уже меньше, дымящий едким дымом, наш лагерь. Нас встретили солдаты и, взяв под руки раненого, увели в лазарет. Обратил внимание на дробильщиков, беззаботно играющих с ошметками крепышей. «Ну, хоть у кого-то все хорошо», – подумал я, впрочем, они-то заслужили. Я понимал, что чем дольше мы здесь стоим, тем дальше ветер разнесет запах этого пиршества, и кто знает, какие еще твари могут прийти полакомиться пиром, столь любезно организованным за счет нашей крови. Но аянцы не спали сутки, да и какие это были сутки, так или иначе, после взрыва амуницию разбросало по округе, оружие, пузырьки с зельями, реагенты и другая снедь, боеприпасы и даже сушеный провиант. Кроме того, надо было позаботиться о раненых, так или иначе, решить все надлежало за Свет и покинуть эту Долину по Свету. Я со стороны оценил работу, которая велась в лагере, и понял, что мои приказы пока что не нужны. Младшие офицеры организовали несколько поисковых групп для обнаружения раненых, отряды, собирающие амуницию, оружие и другие вещи, вели пересчет того, что осталось, что можно починить, а что потеряно безвозвратно. Квартирмейстер с алхимиком и дрессировщиками оценивали и рассуждали, сгодится ли мясо крепышей в пищу, а посему его решили сперва вскрыть, но не это меня волновало – я должен был знать, кто отдал приказ артиллерии бить по лагерю. Поднялся в артиллерийский порядок, кажется, все знали, что я спрошу. «Это был младший офицер, он не пережил Мрака, (третья) волна крепышей поглотила его», – сказав это, старший инженер-артиллерист развернулся и пошел, атака была внезапной, часть тяжелого вооружения повреждена, его необходимо было починить. Младший офицер расплатился красной ценой. Уже к середине Света эта куча дохлых жуков начала привлекать первых «посетителей». Стали слышны цокающие звуки вслед за шелестящими – это пещерники, пожалуй, самый низ пищевой цепи на Аяне, ну, кроме гидры, конечно. Природа дала им качества, не чтобы преодолевать трудности, а чтобы не встречаться с ними. Пещерник почти всегда заранее знает о приближении кого-либо, сила осязания его хвоста крайне велика и ничуть не уступает силе осязания того же нюхача. Отчеты были составлены оперативно, в общем, мы почти полностью потеряли взрывные боеприпасы на артиллерию, по материальной части персонального вооружения почти ничего не пострадало, кроме того, обоз с реагентами уцелел, и мы сможем в некоторой степени что-то восстановить. «Но это займет не менее двух суток, мы не можем этого позволить», – подумал я, но основной отчет, который я ждал, – это по потерям. Числа были таковы. Сутки на Ветреном Просторе нам встали в 45 аянцев убитыми, 42 пехотинца, 2 подрывника и младший офицер – это кроме тех 27 тяжелораненых, которые скоро присоединятся к убитым, их крепыши закрутили частично, но по факту переломы столь многочисленны, а внутренние кровотечения столь обильны, что они вряд ли выживут. Даже если их отправить в дорогу сейчас, врядли доживут даже до Одинокого Форта. 161 аянец с ранениями средней степени тяжести, множество рваных ран, на Ветреном Просторе они на ноги не встанут. 20 пехотинцев лишились одной или нескольких конечностей, их служба в армии подошла к концу. Обратная сторона такой медали, как слава и ратные подвиги, – это смерти, увечья и калеки. Думать здесь нечего – раненых и неспособных воевать подлежит отправить хотя бы в Оплот. После короткого обдумывания я принял решение о смене типа операции. Сутки на Просторе научили нас: здесь должен был быть не рейд с маршами, а скрытая разведывательная операция. В моем распоряжении по-прежнему оставалось 190 отличных пехотинцев, из которых было 14 подрывников и несколько дрессировщиков, а также сопутствующий персонал лагеря: медик, алхимик, кузнец, инженер и другие. Я разделил пехотинцев на 2 группы, первая группа остается и дальше выполнять задачи, а вторая должна будет довести колонну с ранеными в Оплот, чтобы хоть как-то поднять их шансы на успех, ведь им придется идти вдоль Пролома. Я отдал им одного дробильщика.

– Ну, ты, конечно, махнул, – с удивлением сказал Грок-Гур, – солдаты наверняка тебя ценят, но ты махнул.

– Жизнь солдат превыше всего, если не они, то кто будет стоять на рубежах? – на автомате выпалил Марг-Наар.

– Вот поэтому он и Глава Основной Ударной Армии Империи Внутренних Земель, – с гордостью сказал Кай-Гмар, ему нравилась забота, с которой Марг-Наар относился к аянцам, к солдатам.

– В целом мы смогли скомпоновать две колонны, с учетом уничтоженных обозов и вышедшей из строя артиллерии было некоторое количество незадействованных тягловиков. Как только все сборы были окончены, а раненые загружены, караван с ранеными тронулся в путь, они хотели успеть засветло проскочить мимо первой колонны и Пролома, и у них на это были все шансы. Был 8-ой час Света, они должны были успеть. К этому времени инвентаризация имущества в лагере подошла к концу, пехотинцы собирали поминальный костер, чтобы кремировать погибших и, как велел обычай, с горстью праха забрать череп, чтобы поместить в склеп в мемориальный бюст. Ветреный Простор находился намного выше всех прочих регионов на Аяне. Аквамариновое Око палило здесь сильнее, а кругом царила неимоверная сушь, растительности не было совсем, лишь, редкие высохшие до состояния камня, давно погибшие корявые деревья. Ветер все так же кружил по округе, беззаботно завывая, и временами со свистом срывался в сильные порывы, проносился по многочисленным ущельям, разломам, пещерам и трещинам, которых в Просторе не сосчитать. Пока заряжали очаги для погребального костра, я увидел, что в уже почти неразличимой массе, явно отекающей на жаре, идет очень сильная активность.

Пещерник

Пещерники, уже не боясь никого, скоблили своими крысиными зубами панцири крепышей, инфицированные падальщики, бойко дребезжа погремушками на телах, ворвались на бывшее поле боя и начали отбивать территорию. Они рассыпались по полю боя и, задействовав крылья, перемещались короткими скачками, безостановочно накалывая жалом туши убитых крепышей, тем самым заражая их яйцами полостного паразита кольчатого ядочервя.

Ядочервь – это полостной паразит, эндемик Ветреного Простора, яйца червя попадают в тело хозяина пищей. Яйцо ядочервя является и запечатанным бункером, и тюрьмой, оно сохраняет жизнеспособность многие годы, но личинка, которая находится в нём, не может выбраться самостоятельно – оболочку должен разъесть желудочный сок. После «вылупления» личинка присасывается к стенке желудка, ориентируясь на дорсальную сторону тела, и начинает питаться и расти. Подросший ядочервь прогрызает стенку желудка и двигается к позвоночнику, далее вдоль позвоночного столба и добирается до копчика, после чего выгрызает копчик и прирастает к спинному мозгу, довольно быстро увеличиваясь до взрослого размера. Падальщики же прекрасно себя чувствуют, будучи инфицированными паразитом, средняя продолжительность жизни заражённых падальщиков возрастает. Если кто-то из стаи падальщиков «завладел» паразитом, то, после того как вырастает «хвост» с жалом, а ядочервь способен порождать капсулы с личинками, спешно накалывает пищу сородичей, даже детёнышам. Ядочервь также стремится к падальщикам, как и они к нему, потому что знает, что здесь сможет расплодиться. После взросления на гортани падальщика открывается два дыхальца для улучшенного кровообращения и увеличения скорости роста червя и самой птицы. Остальных же животных ядочервь довольно быстро убивает. Оторвать хвост ничего не даст, паразит живёт в «теле» копчика и быстро отрастит ещё хвост. Второй и третий сегменты от жала с бутафорским глазом имеют ороговевшие выступы и складки, исполняют роль погремушки для общения. Другие падальщики, инфицированные паразитом, понимают эти сигналы.

Падальщик с Ядочервём

– Пещерники прежде всего понимали, что эти лакомства они долго удерживать не смогут, но падальщик не был тем хищником, которого они боялись, а поэтому они начали сбиваться в стаи и выискивать возможность для атаки. Я решил понаблюдать за тем, как разворачивалось действо. Наиболее крупные горы тел были там, где резвились дробильщики, за эти «залежи» и развернулась битва. Падальщики спускались с горного хребта, ограничивающего долину столбов с севера, пользуясь крыльями и террасообразными выступами на скале, чтобы короткими прыжками и используя парение быстро и безопасно спуститься. Пещерники быстро поняли, откуда приходят птицы, а потому сперва решили оттеснить от основных сил две группы падальщиков, орудующих на 2 и 3 точках боя сколопендр, они были дальше всего от Гряды на севере долины. Разбившись на три группы, они цепью начали идти на врага, смотря прямо в глаза и шипя от злобы и адреналина, что заставляет кипеть кровь, шерсть вздыбилась, они рыскали осязательными хвостами, громко сопя ноздрями от возбуждения. Группа пещерников у 3 точки двигалась быстрее, тогда как к первой точки шли совсем медленно, понимая, что бой сейчас не за нее, и они скорее имитируют атаку. Я изумился такой слаженности, когда падальщиков прижали к скальной колонне близ 2 точки, все было готово. Падальщики поздно опомнились: едва начали дребезжать их погремушки, как пещерники, издав пронзительный писк, ринулись в атаку. Высокую скорость развить не получилось, под ногами была жидкая жировая масса, изрядно уже воняющая к этому моменту, тот факт, что там было буквально белое озеро крови насекомых, и упоминать не стоит. Любители падали сами были вымазаны во внутренностях крепышей. Эффект от рывка оказался слабым, копыта вязли в жиже, впрочем, где было больше панцирей, все получилось лучше, пещерник разогнался и буквально протаранил группу падальщиков. Подбросив последнего из группы, обвил его конечность осязательным хвостом, и прежде чем птица пришла в себя, оттолкнувшись от земли очень сильными ногами, как плеткой со смачным «шлеп» впечатал падальщика в скальный пол. Это был еще не конец, после столь сильного удара на трепыхающегося падальщика приземлились копыта пещерника, и он топтал ими, вбивая ошметки в пол, после чего резким рывком перекусил гортань птицы. Предсмертные судороги били переломанную и истекающую кровью тушку, которая хрипела и извергала из перекушенной гортани кровь, осколки позвоночника торчали наружу, отражая бесконечно синий свет Ока, которое тысячи лет безмолвно взирает на обитателей Аяны. По мере того как лужа крови на полу увеличивалась, движения конечностями затухали. Отцепив осязательный хвост, пещерник едва успел среагировать и подставить под удар жала окостеневший участок спины, представляющий панцирь, со звонким «дзынь» жало лишь оставило глубокую рытвину, после чего, резко повернувшись и подпрыгнув, схватил зубами жало рядом с утолщением, но перекусить его сразу не удалось. Более того, падальщик, очевидно, был раздавлен, но хвост как бы просто опирался на остистые наросты у своего основания. Пещерник всего на секунду оказался в подвешенном состоянии, и этого хватило: уколы жала обрушились на незащищенную брюшную зону, пронзительный писк боли пронесся по долине. В этот момент два жала уронили его на пол, тем самым придавив и частично обездвижив, после чего на уже неспособного сопротивляться посыпались многочисленные удары острых как бритва когтей падальщиков. Один раздирал гортань и грудь и уже добрался до позвоночника, второй же рвал плоть и потрошил полость живота. Свежая кровь явно ввела их в раж, потому что крыса давно уже не подавала признаков жизни, а рваная плоть, кровавые клоки меха, а также кишки с потрохами валялись на приличном расстоянии от тела. Падальщик, который раздирал гортань, быстро понял, что зубы врага больше не представляют угрозы, и поспешил познакомиться мозгом. Стремительным ударом клюва с легким хрустом он вогнал его в мозг через глазницу как минимум на треть, при этом выбив глаз, быстро покачав и покрутив головой. Зазубрины на клюве взбили из мозга коктейль, который с хлюпаньем птица и засосала. Вокруг разворачивалась настоящая баталия. Падальщики, ошарашенные стремительным рывком, хаотично скакали, буквально бились в сужающейся круче. Крысы по несколько особей накидывались на птиц, хватая за лапы и тело зубами, прижимали к полу и держали врага копытами, даже не обращая внимания на уколы жала, другие крысы немедленно начинали терзать и рвать зубами обездвиженных врагов. Меня удивил тот факт, что жала падальщиков сражались отдельно от хозяина, а когда птицу убивали, хвост еще двигался. Самое интересное, что крысы были готовы к этому и, выбрав момент, разгрызали окостеневшее основание хвоста, и жало тут же прекращало двигаться и падало на землю. Тактика пещерников сработала великолепно: мелкая группа жалких и потрепанных птиц с переломанными лапами и обглоданными головами судорожно прижималась к каменной колонне, к которой их оттеснили крысы от 2 и 3 точек боя дробильщиков. Падальщики, истекая кровью, нервно дышали, предвкушая неминуемую гибель, хвосты с жалами, кстати, я не сразу заметил, но хвосты с жалом-то были не у всех, – вставил Марг-Наар, – истерично били в погремушку. Пещерные крысы надвигались на них, как вдруг крыса одним прыжком на месте развернулась и уставилась в одну точку в толще уже единой неразличимой массы панцирей с проломами, кишок, мозгов и крови крепышей, уши же очень быстро меняли направление. Тем, что он увидел, а сперва услышал, были мародеры. Они, кстати, и у нас есть, только мельче, наших можно тапком убить, а там на них можно прокатиться, в полтора раза меньше цикады. Из толщи разлагающейся на жаре жировой массы, слегка поднимаясь из слоя, торчали подвижные глазки мародеров. Они уже какое-то время наблюдали за сражением, они здесь чувствовали себя вольготно, дракам на поверхности предпочитая находиться на самом дне, куда стекают «самые соки» гниющей разлагающейся массы, впрочем, они не могли отказать себе в удовольствии полакомиться свежей плотью, так любезно подавшей себя на стол. Мародеры поняли, что пришел их черед.

Мародёр весьма опасный скрытный всеядный хищник, может заниматься как активной охотой, так и не побрезгует падалью. Пускай вас не смущает его незамысловатый вид и усыпляющая бдительность медлительная копошливость – это очень проворная тварь, обладающая множеством органов чувств. Обладает глазами на подвижных столбиках и множеством хеморецепторов. По спине проходит полый канал, в котором скрыта подвижная когтистая диафрагма Мародёр способен обтягивать своё тело диафрагмой, что даёт возможность передвижения по потолкам или по вертикальным поверхностям. Размножаются они довольно необычным способом: самки испускают феромон, на который реагируют только половозрелые мародёры, после чего они сбиваются в огромные стаи и совокупляются. Как только этот процесс завершён, начинается бойня, и мародёры просто убивают друг друга, а личинки спустя несколько часов вылупляются и растут в телах бывших родителей.

Мародёр

– Отведать падали они могут всегда, да и пещерника поймать не трудно, но вот свежего падальщика отыскать или уж тем более поймать – очень-очень непросто, а здесь они были обездвижены и, более того, не способны сопротивляться. Мародеры, стремительно перебирая многими парами конечностей, спешили к колонне, к которой были прижаты птицы. От возбуждения они выпустили подвижные когтистые диафрагмы. В паре десятков тяглов одни взмыли в воздух, другие же стремительно и быстро прыгнули в длину. Я, честное слово, этого не ожидал и даже подскочил на месте, когда увидел, что они словно снаряды с выбросом мощных столбов пыли и треском скальной породы врезались в падальщиков, размазывая их о поверхность колонны или пола. Пещерники оцепенели и сжались на месте, остановившись и сохраняя неподвижность, стараясь не издавать звуков, смотрели, когда над их головами проносились со свистом, перебирая хелицерами на брюхе, мародеры. Их способ питания не особо отличался от такового у крепышей, только у них, глотка и хелицеры тянулись по всей вентральной поверхности тела (брюшной) от сенсорных остистых шипов до хвоста. Один мародер, обернув себя в диафрагму, врезался в падальщика, стоявшего, оперевшись спиной на колонну. Все, что было за контуром диафрагмы, оказалось срезано, хвост бесшумно упал на землю, лапы же просто стояли, ну, как сапоги, это все, что осталось от птицы. Мародер же, заякорившись в камне, пополз на костяных выростах вверх, подцепив хелицерами «мясокостную» отбивную из падальщика, которая оставляла за собой яркий сочный, стекающий вниз кровавый след. Тем временем ветер сменил направление и подул с северо-востока со стороны первой точки, где сражался дробильщик, и донес тревожный и практически обреченный писк о помощи. Это моментально «сорвало» пещерников с места, и, не обращая на мародеров более никакого внимания, они буквально рекой начали стекаться к источнику истеричного пищания и воплей предсмертной агонии. Дела пещерников у первой точки складывались куда хуже: сопротивление крыс было сломлено, а «построение» нарушено, и падальщики отлично использовали свое численное превосходство. Они сгруппировались по 3–4 особи и самозабвенно добивали развеянного противника, практически уже не встречая сопротивления. Одурев от крови, они вошли в раж, адреналин будоражил их, глаза блестели на свету Синего Ока как перламутровые стекляшки. Одни взмывали ввысь, отталкиваясь от колонны, и, словно разящий бич с небес, врезались когтями и жалом в плоть совершенно потерянных пещерников, раздирая её и пользуясь положением на спинной стороне, моментально убивая их мощным ударом зазубренного клюва в основании позвоночника, где спинной мозг соединяется с головным мозгом, удар наносится в «скользячку» под углом градусов в 45. Разрушая два крайних позвонка, клюв «скользил» в черепную коробку, где быстрым движением птицы взбивали излюбленный коктейль. Крыса при этом только и успевала издать истошный вопль боли и, закатив глаза, с текущей кровью из ушей, глазниц, носа и с пузырящимися слюнями изо рта, слегка подёргивая задними лапами, падала на месте замертво. Группа падальщиков прижала одну крысу и жалила ее, она сжалась в комок, ее била судорога от каждого нового и нового удара жалом. Поскольку птицы не могли сформировать плотный строй, они использовали тактику роящейся вокруг врага стаи. Скачками и парящими атаками сверху они держали врага в напряжении, при этом «откусывая» и «отщипывая», что называется, по кусочку. Тех врагов, кого удалось оттеснить от своих, немедленно и жестоко убивали. Даже через хаотичные вопли боли, звуки большой драки и воинственные вопли падальщиков можно было услышать лавинообразно нарастающий и, очевидно, приближающийся звук – к пещерникам шло подкрепление. Падальщики поняли, что это была приманка и что они ее проглотили, они начали издавать сопящие звуки клювами и безудержно колотили в погремушки. В ответ на их боевой клич из «гниющей долины» прозвучало скорее слабое вяканье, нежели боевые возгласы. Остатки падальщиков начали планомерный отход к горной гряде на севере долины со множеством выступов, по которым они и спустились, правда, в гораздо большем количестве. Пещерники, что с ними сражались, не были в состоянии кого-то преследовать. К моменту прибытия пещерников птицы уже взбирались на отвесную, испещренную выступами стену Каменистой Долины. Крысы недолго обнюхивали некоторых сородичей, после чего накинулись на бедолаг и стали пожирать с них плоть, впрочем, смертельные раны не наносились, а обгладываемые пещерники хоть и заливались истерическим писком, но стояли и терпели, просто осязательные хвосты чуяли яйца паразитов кольчатых червей, которые вносятся через полое жало падальщика, (является по сути яйцекладом). Так вот, крысы выгрызали яйца паразита и поэтому не болели ими. Меня окликнул голос, это офицер пришел сказать, что для ритуального погребального костра все готово, очаги расставлены и заряжены, для усиления жара также был использован местный сухостой, части телег и элементы разрушенных осадных и метательных машин. Костёр по армейской традиции укладывался особым образом, это была слегка закрученная пирамида, в основании простые солдаты – как символ того, что Империя построена тяготами и трудом, потом и кровью, жизнью и смертью простого солдата. Дальше младший офицерский состав – как знак того, что командиры отрядов неизбежно связаны со своими солдатами, и так далее…Погребальная пирамида была высокой, много хороших солдат и офицеров погибли сегодня…Мы предали огню погибших товарищей, и в знак того, что ответственности и трудов у нас теперь станет больше, мы поместили иссушенный энергией очага, который заряжает Аквамариновое Око, буквально истлевший прах и черепа в емкости для транспортировки, чтобы нести их с собой и передать семьям по прибытии во Внутренние Земли. Когда последние почести были отданы, солдаты начали сворачивать лагерь, офицеры формировали колонну, чтобы двигаться дальше. Наш путь в Ветреном Просторе только начинался. Более того, Свет уже вовсю жарил, а ветер снова сменил направление и дул теперь на северо-восток вглубь Каменистой Долины и Простора, можно было только гадать, кого он мог привлечь. Куча воняла уже невозможно, она представляла собой насквозь роящуюся массу, в ней кишели черви, мародеры, мелкие насекомые, пещерники, сидящие по уши в жиже и скоблящие панцири крепышей. Я, бросив лишь короткий взгляд в сторону Каменистой Долины и на кишащее «зрелище», понял, что это последнее место, куда бы я повел своих людей. Словно молния ударила в моем сознании, и я вспомнил: когда мы, спасаясь от нюхачей, спустились в Каменистую Долину, полную крепышей, я краем глаза заметил, что по верхней кромке можно было пройти. Мы развернули колонну и начали подниматься из долины, держась левой стороны подъема. Нам во что бы то ни стало нужно найти подобающее место для лагеря до наступления Мрака и как можно дальше отсюда, потому что скоро здесь будет очень опасно. Мы шли по верхней кромке этой долины, и с каждым шагом я понимал, насколько мы поторопились со спуском в этой каменистый рассадник крепышей. Слева от нас в низине, словно в чашке, по кромке которой мы шли, и располагалось то место, где разворачивалось все действо, справа же раскинулся огромный, невероятно глубокий каньон, дна которого не было видно, оно было сокрыто туманом и сумраком. На другой стороне, окутанные дымкой, вдалеке были видны две колонны обрушенного Подоблачного Тракта и скальная гряда южнее, сразу за которой раскинулись владения Скальных и Сердце Простора, и всё на фоне плато, с жерновами уходящего ввысь ещё больше. Сердце Простора казалось мне таким недосягаемым, эфемерным, может быть, это, конечно, было связано с тем, что все было окружено бирюзовой дымкой, из-за того что Свет снова подходил к Зорям и начинал сильно слепить глаза, ох уж эти закаты на Аяне. Око всегда всходило на западе и закатывались на востоке, а мы шли на восток ко второй колонне. У нас было в распоряжении не более 10 часов, но мы быстро двигались, колонна шла налегке.