Текст книги "Странный порядок вещей"

Глава 9. Сознание

В нормальных условиях, когда мы бодрствуем, без всякой суеты или планирования, образы, поток которых проходит через наш разум, имеет точку зрения – нашу. Мы спонтанно распознаем себя как субъектов наших ментальных переживаний. Материал в моем разуме принадлежит мне, и я автоматически предполагаю, что материал в вашем разуме – ваш. Каждый из нас оценивает ментальное содержание с определенной точки зрения, моей или вашей. Если мы совместно созерцаем одну и ту же сцену, мы мгновенно понимаем, что у нас разные точки зрения.

Термин “сознание” применяется к естественному, но специфическому ментальному состоянию, характеризующемуся вышеописанными чертами. Это ментальное состояние позволяет его обладателю приватно переживать окружающий мир и, что не менее важно, переживать аспекты собственного бытия. В практических целях вселенная знаний – настоящих и прошлых, которые могут быть вызваны в приватном психическом мире, – материализуется для его владельца только тогда, когда его разум находится в сознательном состоянии, способном обозревать собственное содержимое с его или ее субъективной точки зрения. Эта точка зрения настолько важна для общего процесса осознания, что возникает соблазн говорить попросту о “субъективности”, отбросив термин “сознание” и связанные с ним отвлекающие факторы. Однако соблазну этому следует противиться, так как лишь термин “сознание” передает добавочный и важный компонент осознанных состояний: интегрированный опыт, который подразумевает помещение ментального содержания в более-менее единую многомерную панораму. Наконец, субъективность и интегрированный опыт суть критически важные компоненты сознания. Цель настоящей главы – прояснить, почему субъективность и интегрированный опыт являются необходимой базой для культурного разума. В отсутствие субъективности ничто не имеет значения; в отсутствие той или иной степени интегрированного опыта рефлексия и интуиция, необходимые для творчества, невозможны¹.

У осознанного состояния разума есть несколько важных признаков. Он бодрствует, а не спит. Он бдителен и сосредоточен, а не дремотен, спутан или рассеян. Он ориентирован на время и пространство. Образы в психике – звуковые, визуальные, ощущения и так далее – правильно сформированы, представлены четко и поддаются анализу. Этого не бывает, когда вы находитесь под влиянием “психоактивных” веществ – от алкоголя до психоделических наркотиков. В театре вашего разума – вашем собственном картезианском театре, если угодно, – занавес поднят, актеры на сцене говорят и двигаются, рампа включена, звуковые эффекты в наличии, но главное, присутствует публика, то есть ВЫ. Вы не видите себя, вы просто чувствуете (ощущаете), что перед театральной сценой сидит какое-то “Я”, субъект-зритель представления, заполняя пространство напротив сценической неуничтожимой четвертой стены. И, боюсь, сейчас последует нечто куда более странное: временами вы можете ощущать, что еще одна часть вас смотрит на ВАС, пока вы смотрите спектакль.

Здесь некоторые читатели забеспокоятся, что я попадаю во всевозможные ловушки, ибо предполагаю в этом потоке метафор, что в мозгу есть реальное место, играющее двойную роль: театра и форума для ментального опыта одновременно. Успокойтесь, это не так. И я не считаю, что в моем или вашем мозге существуют маленькие “я” или “вы”, переживающие опыт. Нет никаких гомункулов, и нет гомункулов в гомункулах, и не существует бесконечного регресса философской легенды. Неоспоримый факт, однако, заключается в том, что все это происходит, как если бы существовал театр или гигантский киноэкран и как если бы в зрительном зале сидели я или вы. Это вполне можно называть иллюзией – но при условии, что мы признаем наличие за ней устойчивых биологических процессов, которые сможем использовать для объяснения данного явления. Мы не можем попросту отмахнуться от всего этого, сделав вид, будто иллюзии не имеют значения. Нашему организму и в особенности нашей нервной системе и телу, с которым она взаимодействует, не нужны ни реальный театр, ни зрители. Он использует иные трюки из арсенала партнерства тела и мозга, чтобы получить, как мы вскоре убедимся, те же самые результаты².

Что еще вы наблюдаете как субъект своего сознающего разума? Вы можете наблюдать, к примеру, что ваш сознающий разум не монолитен. Он составной. У него есть части. Эти части плотно интегрированы – настолько плотно, что одни зависят от других, – но тем не менее это части. В зависимости от того, как вы делаете это наблюдение, одни части могут быть более насущны, чем другие. Наиболее насущная часть вашего сознающего разума, которая обычно главенствует над процессом, связана с образами многих сенсорных модальностей – зрительной, слуховой, тактильной, вкусовой и обонятельной. В большинстве своем эти образы соответствуют объектам и событиям окружающего мира. Они более или менее интегрированы в комплексы, их относительная многочисленность связана с деятельностью, которой вы заняты в данный момент. Если вы слушаете музыку, вполне могут доминировать звуковые образы. Если вы обедаете, особенно заметны будут вкусовые и обонятельные образы. Некоторые образы складываются в нарративы или части нарративов. Вперемешку с образами, связанными с текущим восприятием, могут возникать образы, реконструируемые из прошлого, вспоминаемые в данный момент потому, что они имеют отношение к текущей деятельности. Эти образы входят в состав воспоминаний об объектах, действиях или событиях, включенных в старые нарративы или хранящихся по отдельности. Ваш сознающий разум включает также схемы, связывающие образы, или абстракции, выводимые из данных образов. В зависимости от стиля мышления, эти схемы и абстракции можно ощущать более или менее четко, под чем я подразумеваю, например, что можно сконструировать, сквозь тусклое стекло[7]7
  Аллюзия на название фильма Ингмара Бергмана (1961).


[Закрыть], вторичные образы движений предметов в пространстве или пространственных отношений между объектами.

Параллельно этому суперфильму-в-мозге текут символы, и некоторые из них составляют вербальный трек, переводящий объекты и действия в слова и предложения. У большинства смертных словесный трек в основном слуховой и не обязан быть исчерпывающим: переводится далеко не все; наш разум не занимается подготовкой субтитров для каждой строчки диалога или описанием каждого зрелища. Это вербальный трек “по требованию”, который переводит образы, сыплющиеся из внешнего мира, но также по необходимости и образы мира внутреннего, обсужденного нами выше.

Присутствие этого вербального трека – один из оставшихся и на данный момент неоспоримых аргументов в пользу человеческой исключительности. Другие животные, сколь бы уважительно к ним ни относиться, не транслируют свои образы в слова – пусть даже их умы способны на множество видов разумного поведения, доступного или недоступного нам.

Вербальный трек принимает участие в создании нарративного потока человеческой психики и у большинства из нас вполне может быть главным его организатором. Прибегая к невербальным, квазикинематографическим способам – но тоже словами, – мы безостановочно рассказываем истории, себе (весьма приватно) и другим. Благодаря такому изобилию нарратива мы даже добираемся до новых смыслов, более высоких, чем смыслы отдельных компонентов истории.

А как насчет других компонентов сознающего разума? Оказывается, они представляют собой образы самого организма! Один комплекс состоит из образов древнего внутреннего мира, мира химии и висцеральных органов, на котором основываются чувства, – наделенные валентностью образы, столь отчетливые в любом разуме. Чувства, обусловленные фоновым гомеостатическим состоянием и при многих эмоциональных реакциях порождаемые самими образами внешнего мира, вносят основной вклад в наш сознающий разум. Они обеспечивают тот элемент квалиа, который традиционно обсуждается в связи с проблемой сознания. Наконец, существуют образы нового внутреннего мира, мира мышечно-скелетного каркаса и его сенсорных порталов. Образы скелетного каркаса формируют фантомный образ тела, к которому могут привязываться все прочие образы. Результатом таких объединенных процессов репрезентации становится не просто великая пьеса, симфония или фильм. Это – эпическое мультимедийное шоу.

Насколько данные компоненты разума правят нашей ментальной жизнью – то есть привлекают внимание, – зависит от множества факторов: возраста, темперамента, культуры, ситуации, стиля мышления… так как все мы склонны давать больше или меньше воли то аспектам окружающего мира, то мира аффекта.

В нормальных условиях как интенсивность функции субъективности, так и степень интеграции образов варьируют. Когда мы погружены в страстное переживание нарратива или тем более создание его с нуля, функция субъективности может быть крайне малозаметной. Однако она никуда не девается, она всегда доступна и готова быстро занять свою центральную роль.

Когда мы, например, полностью поглощены тем, что происходит с персонажами в фильме, мы не обязательно думаем о себе и утруждаем себя соотнесением своего удовольствия с присутствием субъекта. Зачем нам прилагать дополнительные усилия по обработке информации к “я”? Достаточно стабильного присутствия референциального “я”. Но обратите внимание, что если в данный момент слово или событие в фильме ассоциируется с вашим конкретным прошлым опытом и провоцирует реакцию – мысль, эмоциональный ответ и конкретное чувство, – то наш “субъект” тут же становится насущным; мы моментально соотносим в переживании материал сценария и наше собственное присутствие, которое теперь стало заметнее в сознающем уме. Это происходит с еще большей вероятностью, когда мы располагаем полным контролем над временем, необходимым, чтобы усвоить материал. Так происходит, когда мы читаем роман или даже увлекательную книгу в жанре нон-фикшн. Мы имеем возможность настраивать темп усвоения и мысленной трансляции по собственной воле, чего не происходит в случае с переживанием фильма, если только мы не покинем позицию зрителя и не отвлечемся от экрана. Классическое переживание кинофильма – как и музыки, и реальности – навязывает собственный темп усвоения. Если вы хотите свободы, обращайтесь к литературе.

Наконец, я хочу отметить, что образы внутреннего мира выполняют двойную работу. С одной стороны, они вносят свой вклад в мультимедийное шоу сознания: они наблюдаемы как часть спектакля сознания. С другой стороны, эти образы участвуют в конструировании чувств и в таком качестве способствуют порождению субъективности, то есть того свойства сознания, которое и позволяет нам быть зрителями. Это может показаться сбивающим с толку и поначалу даже парадоксальным, но – нет. Эти процессы вложены один в другой. Чувства обеспечивают элемент квалиа, входящий в субъективность. В свою очередь, субъективность позволяет чувствам рассматриваться как конкретные объекты в сознательном переживании. Кажущийся парадокс подчеркивает тот факт, что мы не можем обсуждать физиологию сознания, не говоря о чувствах, и наоборот.

Давайте пока отложим в сторонку самые насущные образы сознающего разума – те, что в основном и составляют содержание нарративов, – и сосредоточимся на образах, составляющих важнейший инструмент реализации сознания: субъективность. Причина, по которой я могу описывать все происходящее в моем разуме и говорить, выражаясь обиходно, что это “у меня в сознании”, в том, что образы, населяющие мой ум, автоматически становятся моими образами, образами, на которые я могу обратить внимание и исследовать их с большим или меньшим усилием либо с большей или меньшей ясностью. Мне не нужно ни самому предпринимать какие-то действия, ни обращаться за помощью, чтобы знать, что эти образы принадлежат мне, хозяину своего разума и тела, в котором конструируется этот разум, пока я, хозяин живого организма, который я населяю, пишу эти строки.

Когда субъективность исчезает – когда на образы в уме больше не претендует автоматически их законный хозяин/субъект, – сознание прекращает нормально работать. Если бы мне или читателю не давали удерживать явное содержимое сознания в субъективной точке зрения, это содержимое плавало бы без руля и ветрил и никому бы конкретно не принадлежало. Кто узнал бы о его существовании? Сознание исчезло бы, как и смысл момента. Чувство бытия прервалось бы.

Интересно, что простой трюк – трюк субъективности, который можно также назвать трюком обладания, – способен превратить усилия вашего ума по созданию образов в осмысленный и ориентирующий материал либо, просто в силу своего отсутствия, сделать всю затею с разумом фактически бесполезной. Несомненно, если мы хотим понять, как устроено сознание, нам нужно разобраться в устройстве субъективности.

Разумеется, субъективность – не вещь, а процесс, и этот процесс основывается на двух критически важных составляющих: конструировании точки зрения на образы в уме и сопровождении образов чувствами.

1. Конструирование точки зрения на мысленные образы

Когда мы “видим”, явное зрительное содержимое нашего разума является нам в буквальном смысле с точки зрения, а именно – приблизительно с точки зрения наших глаз, расположенной там, где расположены в нашей голове глаза. Точно так же обстоит дело со слуховыми образами. Они формируются с “точки зрения” ваших собственных ушей, а не ушей кого-то другого, расположенного по диагонали от вас, или, если уж на то пошло, не с точки зрения ваших глаз. То же и с тактильными образами: они воспринимаются в точности с точки зрения вашей руки, или лица, или любого другого места вашего тела, входящего в непосредственный контакт с осязаемым. Безусловно, нюхают носом, а вкус ощущают вкусовыми сосочками. Эти факты важны для понимания субъективности, как мы вскоре увидим.

Среди главных участников конструирования субъективности – работа сенсорных порталов, в которых мы находим органы, отвечающие за порождение образов внешнего мира. Ранние стадии любого сенсорного восприятия зависят от сенсорного портала. Образцовый пример – глаза и связанные с ними механизмы: глазницы занимают ограниченный участок тела в голове, а конкретнее – на лице. У них есть четкие GPS-координаты на трехмерной карте нашего тела – фантоме тела, который определяется нашим мышечно-скелетным каркасом. Процесс зрения – это не просто проецирование световых узоров на сетчатку. “Высшее” зрение начинается на сетчатке и проходит несколько стадий передачи сигнала и обработки информации, прежде чем попасть в зрительную кору мозга. Но чтобы увидеть, вначале нужно посмотреть. Взгляд состоит из нескольких актов, и эти акты выполняются сложным комплексом приспособлений внутри и вокруг глаза, а не сетчаткой и не зрительной корой. У каждого глаза есть шторка – диафрагма, во многом похожая на диафрагму фотоаппарата, контролирующая количество света, которое доходит до сетчатки. Как и у фотоаппарата, имеется и линза. Она может автоматически настраиваться, чтобы сфокусироваться на объекте, – наша крайне оригинальная способность автофокуса. Наконец, два глаза двигаются в различных направлениях, но совместно – вверх, вниз, вправо, влево, – позволяя нам обозревать и визуально запечатлевать всю окружающую вселенную, а не только вселенную перед собой, не поворачивая головы или тела. Все эти приспособления постоянно ощущаются нашей соматосенсорной системой и порождают соответствующие соматосенсорные образы. Одновременно с тем, как мы конструируем зрительный образ, наш мозг также переводит в образы волну движений, выполняемых этими хитроумными приспособлениями. Самым автореферентным образом, каким только возможно, они посредством образов информируют психику о том, чем занимаются мозг и тело, и “локализуют” эту деятельность на телесном фантоме. Образы телесного фантома неявны, они – составная часть зрителя спектакля. Они не такие яркие, как те, которые мы описываем в спектакле сознания. Системы мозга, получающие информацию о движениях и корректировках, необходимых для осуществления процесса “смотрения”, совершенно иные, чем те, что получают информацию о самих зрительных образах – основе “зрения”. Механизм “смотрения” располагается не в зрительной коре.

Теперь обратите внимание на необычную ситуацию, которую мы здесь описываем: процесс субъективности состоит из материала того же рода, из которого мы конструируем явное содержание субъективности, а именно – из образов. Но хотя род материала тот же, его источник иной. Данные образы соответствуют не объектам, действиям и событиям, которые обычно доминируют в сознании, а общим образам нашего тела в целом – в момент порождения этих других образов. Этот новый набор образов отчасти раскрывает процесс порождения явного содержимого разума, ловко и незаметно вписывающегося в ряд этих других образов. Новый набор образов порождается в том же организме, которому принадлежит это явное содержимое, демонстрируемое в данный момент на мультимедийном экране нашего мозга, то, которое мы воспринимаем как свое благодаря сознанию. Этот новый набор образов позволяет описывать не что иное, как тело хозяина в процессе усвоения других образов, но вы вряд ли заметите их, если не сосредотачивать на них внимание.

Данная общая стратегия создает сложный коллаж из (а) фундаментальных образов, которые мы переживаем и интерпретируем как значимые для момента, проживаемого в разуме, и (б) образов нашего собственного организма в процессе конструирования вышеупомянутых образов. На последние мы обращаем мало внимания, хотя они играют ключевую роль в конструировании субъекта. Мы экономим наше внимание ради свежих образов, описывающих фундаментальное содержимое психики, – содержимое, с которым нам приходится иметь дело, если мы собираемся жить дальше. Это одна из причин, по которым субъективность и, шире, процесс сознания оставались настолько загадочными. Ниточки кукольного театра остаются удобно спрятанными, как им и полагается. Здесь вообще не требуются никакие гомункулы или таинственная магия. Это настолько просто и естественно, что можно лишь почтительно улыбнуться и восхититься изобретательностью этого процесса.

Что происходит, когда поток образов в нашем разуме порождается воспоминаниями, а не живым восприятием? То же объяснение не теряет силы. Когда воспоминание вписывается в содержимое ума, оно перемежается текущим восприятием момента, и последнее, завершенное и персонализированное, обеспечивает “якорь”, необходимый для личной точки зрения.

2. Чувства: Другая составляющая субъективности

Точки зрения, порожденной мышечно-скелетным каркасом и его сенсорными порталами, недостаточно для построения субъективности. Помимо сенсорной точки зрения, важный вклад в субъективность вносит непрерывная доступность чувств. Обилие чувств порождает богатое фоновое состояние, которое можно назвать чувственностью (feelingness).

О процессе конструирования чувств мы говорили в предыдущих главах. Здесь же нам нужно рассмотреть, как чувства соединяются с сенсорной точкой зрения, порождая субъективность. Чувства – естественное и изобильное сопровождение образов, содержащихся в явной составляющей сознания. Их изобилие происходит из двух источников. Один из источников связан с текущим состоянием жизни, уровень гомеостаза которой отражается в состояниях благополучия или недомогания, любой степени. Колебания спонтанных гомеостатических ощущений обеспечивают непрерывный фон – более или менее чистое чувство бытия того рода, к которому стремятся те, кто практикует медитацию. Другой источник чувств – обработка множества образов, составляющих поток содержимого нашего разума, в то время, когда они вызывают эмоциональные реакции и соответствующие состояния чувств. Этот последний процесс, как говорилось в гл. 7, основывается на присутствии в образах любого объекта, действия или идеи определенных характеристик, способных запускать эмоциональный ответ и, соответственно, порождать чувство. Многочисленные чувства, возникшие таким образом, присоединяются к текущему потоку гомеостатических чувств и седлают его. В результате всякий набор образов непременно сопровождается той или иной долей чувства.

Мы заключаем, что субъективность собирается из сочетания точки зрения организма относительно того, где в организме порождаются осознаваемые образы, и непрерывного конструирования спонтанных и индуцированных чувств, которые запускаются фундаментальными образами и сопровождают их. Когда образы должным образом выстраиваются с точки зрения организма и, соответственно, сопровождаются чувствами, возникает ментальный опыт (переживание). Сознание в полном смысле слова возникает там, где, как мы увидим далее, подобный ментальный опыт должным образом интегрируется в более широкую картину.

Ментальные переживания, конституирующие сознание, зависят, следовательно, от присутствия мысленных образов и от процесса субъективности, который делает эти образы нашими. Субъективность требует точки зрения на порождение образов и всеохватного чувствования, сопровождающего обработку образов, причем то и другое порождается непосредственно самим телом. То и другое обусловлено непрерывной склонностью нервной системы ощущать и создавать карты объектов и событий не только вокруг организма, но и внутри него³.