Текст книги "Странный порядок вещей"

Часть II. Сборка культурного сознания

Глава 5. Происхождение разума

Как перейти от обманчиво простой жизни, существовавшей почти 4 млрд лет назад, к жизни последних 50 тысячелетий – жизни, питающей человеческий культурный разум? Что можно сказать о пути и инструментах, которые были задействованы? Сказать, что ключ к этой трансформации – естественный отбор и генетика, будет совершенно верно, но недостаточно. Необходимо признать наличие гомеостатического императива – задействованного на пользу или во вред – как фактора давления отбора. Необходимо признать тот факт, что у эволюции не было ни единственной линии, ни простой прогрессии сложности и эффективности организмов, что у нее были взлеты, падения и даже вымирания. Необходимо отметить, что для порождения человеческого разума потребовалось партнерство нервной системы и тела и что разум появился не у изолированных организмов, а у организмов, которые были частью социального окружения. Наконец, необходимо отметить обогащение разума чувствами и субъективностью, основанной на образах памятью и способностью объединять образы в нарративы, которые, вероятно, начинались как невербальные, наподобие кинофильмов, последовательности, но в конечном итоге, после появления вербальных языков, объединили вербальный и невербальный элементы. Обогащение будет включать в себя способность изобретать и изготавливать творения разума – процесс, который я называю “творческим интеллектом” и который стоит на ступень выше сообразительности, позволяющей многочисленным живым организмам, включая человека, реагировать в повседневной жизни эффективно, быстро и себе на благо. Творческий интеллект стал средством, с помощью которого мысленные образы и поведение намеренно комбинировались, чтобы обеспечивать новые решения проблем, выявленных людьми, и конструировать новые миры для возможностей, ими воображаемых.

Я разберу эти вопросы в данной главе и в следующих четырех главах, начав с происхождения и формирования разума и закончив ментальными свойствами, которые, собственно, и сделали возможным появление творческого интеллекта, – то есть субъективностью и чувствами. Цель моя – представить читателю не столько исчерпывающее описание психологии и биологии подобных способностей, сколько краткий очерк их природы, и отдать должное их роли как инструментам человеческого культурного разума.

Вначале были лишь чувствительность и реагирование одноклеточного организма, способного на кое-какие движения всем телом. Чтобы представить себе, какими были чувствительность и реагирование, нужно вообразить поры в мембране клетки и понять, что когда в этих порах оказывались определенные молекулы, они служили химическими сигналами для других клеток и принимали сигналы от других клеток и от окружающей среды. Вообразите нечто вроде испускания запаха и восприятия запаха. Чувствительность и реагирование поначалу из этого и состояли: продемонстрировать сигнал, который сообщает о присутствии живого, и получить ответный сигнал от аналогично устроенных существ. Сигнал был раздражителем и вызывал соответствующую раздражимость. Тогда не было “глаз” или “ушей”, хотя можно сказать, что чувствительные молекулы вели себя так, будто они были¹. Более близкой аналогией могли бы стать вкус и запах, но их тоже не существовало. В этом процессе напрочь отсутствовало что-либо “ментальное”. Клетка не содержала репрезентаций, которые отражали бы внешний либо внутренний мир, ничего, что можно было бы назвать образом, не говоря уже о разуме или сознании. Это был просто зачаток того процесса восприятия, который со временем, когда на сцену выйдет нервная система, приведет к репрезентациям мира, ее окружающего, и послужит основой разума, а впоследствии и субъективности. Путь к разуму начался с элементарных чувствительности и реагирования, которые все еще работают в наши дни в мире бактерий, живущих внутри наших организмов и в каждом животном, растении, воде и почве, да даже и в глубинах земли. У бактерий чувствительность и реагирование сообщают о присутствии других и даже помогают оценить, сколько других находится поблизости. Но сами по себе чувствительность и реагирование не требуют свойств разума и свойств, из него вытекающих. Бактерии и прочие одноклеточные организмы обладают разумом и сознанием разве что в метафорическом смысле. И все-таки чувствительность и реагирование вносят вклад в то, что впоследствии станет более сложным восприятием и психикой. Если мы хотим объяснить второе, нам нужно признать и понять первое и прояснить, какая цепочка их связывает. С исторической точки зрения уровень восприятия, на котором существуют чувствительность и реагирование, предшествует разуму и в наши дни также имеется у наделенных разумом организмов. В большинстве нормальных ситуаций наш собственный разум отвечает на то, что мы чувствуем, и порождает дальнейшие реакции в форме мысленных репрезентаций и руководимых разумом действий. Базовые чувствительность и реагирование отключаются у нас только под наркозом и во сне, и то не полностью².

Наконец возникли организмы из множества клеток. Их движения стали точнее. Появились внутренние органы, становившиеся более дифференцированными. Значительной инновацией стало усовершенствование существующих систем на уровне целого организма и появление систем новых. Вместо однофункциональных органов – кишечника, сердца, легких – территорию захватывали глобальные системы. В отличие от отдельных клеток, заботившихся главным образом о себе, глобальные системы состояли из многих клеток и заботились обо всех других клетках многоклеточного организма. Они были предназначены, например, для циркуляции жидкостей, таких как кровь и лимфа; для совершения внутренних, а затем и внешних движений; и для глобальной координации работы организма. Координацию обеспечивала эндокринная система – через химические вещества, которые называются гормонами, и иммунная система, которая обеспечивала воспалительный ответ и иммунитет. Ну а затем пришла наконец пора глобальных координаторов, и ими стали, разумеется, нервные системы.

Переместившись на пару миллиардов лет вперед, поближе к нашему времени, мы заметим, что организмы, а с ними и нервные системы, помогавшие им защищаться и выживать, очень усложнились. Нервная система получила возможность воспринимать различные элементы окружающей среды – физические объекты, другие живые существа – и реагировать соответствующими движениями развитых конечностей и остального тела: хватать, лягать, уничтожать, убегать, касаться, спариваться. Нервные системы и организмы, которым они служили, работали полностью кооперативно.

В какой-то момент, когда нервная система уже давно научилась реагировать на множественные характеристики воспринимаемых ею объектов и движений, появилась способность картировать воспринимаемые объекты и события. А значит, нервная система уже не только помогала выявлять стимулы и реагировать нужным образом, но и в буквальном смысле начала рисовать карты конфигураций объектов и событий в пространстве, используя активность нервных клеток на уровне сетей нейронов. Чтобы представить себе, как это работает, вообразите нейроны, образующие сеть и разложенные на плоской доске, где каждая точка поверхности соответствует одному нейрону. Затем представьте себе, что когда нейрон в этой сети активируется, он вспыхивает, как если бы точку на доске отметили маркером. Упорядоченное, постепенное добавление множества подобных точек порождает линии, которые могут соединяться либо пересекаться, образуя карту. Позвольте привести простейший пример. Когда мозг создает карту объекта в форме Х, он активирует нейроны двумя линейными рядами, пересекающимися в соответствующей точке под соответствующим углом. В результате получается нейронная карта Х. Линии на карте мозга отражают конфигурацию объекта, его сенсорные характеристики, движения или положение в пространстве. Эта репрезентация не обязана (хотя и может!) быть “фотографической”. Важно, что она сохраняет внутренние отношения между частями целого, такие как углы между компонентами, наложения и прочее³.

Теперь напрягите воображение и представьте карты не только форм или положений в пространстве, но также звуков, возникающих в среде, – мягких или резких, громких или тихих, далеких или близких; представьте себе карты осязания, обоняния и вкуса. Напрягите воображение еще чуть-чуть и представьте карты “объектов” и “событий” внутри организма, то есть внутренних органов и их работы. Так вот: изображения, порождаемые этой паутиной активности нейронов, – это не что иное, как содержание того, что мы переживаем как ментальные образы. Карты каждой сенсорной модальности – основа для интеграции, делающей возможным появление образов, и этот поток образов во времени как раз и составляет разум. Образы – важная ступень трансформации в существовании сложных живых организмов, тонкое следствие того сотрудничества тела и нервной системы, о котором я говорю. Без этой ступени человеческая культура была бы невозможна.

Способность порождать образы открыла организмам путь к репрезентации окружающего мира – мира, включающего в себя всевозможные объекты и другие целостные организмы; и, что не менее важно, она позволила организмам репрезентировать мир внутри себя. До появления картирования, образов и разума организмы могли узнавать о присутствии других организмов и внешних объектов и реагировать соответственно. Они могли улавливать химическое вещество или механический стимул, но процесс улавливания не подразумевал описания конфигурации объекта, выделившего это вещество или прикоснувшегося к организму. Организмы могли чувствовать присутствие другого организма потому, что какая-то часть этого другого организма вступала с ними в контакт. Они могли также проявить взаимность и быть почувствованными. Но появление картирования и образов обеспечило новую возможность: теперь организмы могли создавать персональную репрезентацию вселенной, окружающей их нервную систему. Это для живых тканей – официальное начало эпохи знаков и символов, “изображающих” и “напоминающих” объекты и события, которые сенсорные каналы зрения, слуха или осязания умеют улавливать и изображать.

“Окружение” нервной системы необычайно богато. Его в буквальном смысле слова взглядом не объять. В него входит мир, внешний по отношению к организму (увы, единственное окружение, о котором обычно вспоминают и ученые, и обыватели в разговорах на эту тему), то есть объекты и события в среде, окружающей организм как целое. Но “окружение” нервной системы также включает мир внутри данного организма, и эта часть обычно игнорируется – на беду для реалистических представлений о физиологии в общем и в особенности о когнитивной сфере.

Я убежден, что возможность полностью репрезентировать окружение нервной системы, возможность таких закрытых, внутренних отражений мира направила эволюцию организмов по новому пути. Этих “призраков” как раз и не хватало живым организмам – по всей вероятности, именно их предугадал Фридрих Ницше, когда назвал человека “помесью растения и призрака”. В конечном итоге нервная система, работая совместно с остальным организмом, создала внутренние образы окружающей вселенной параллельно с образами внутренности самого организма. Мы наконец-то вошли, незаметно и скромно, в эру разума, эру, сущность которой все еще с нами. Теперь мы научились нанизывать образы в такой последовательности, что они способны рассказывать организму как о внутренних событиях, так и о внешних событиях вокруг него.

Ввиду этого последующие шаги эволюции достаточно ясны. Во-первых, используя образы, состоящие из древнейших компонентов внутреннего мира организма – процессов химии метаболизма, осуществляющихся в основном в кишечнике и кровотоке, и порождаемых ими движений, – природа постепенно создала чувства. Во-вторых, используя менее древний компонент – скелетный каркас и прикрепленные к нему мышцы, – природа породила репрезентацию вместилища всякой жизни, буквальную репрезентацию дома, где обитает всякая жизнь. Последующая комбинация этих двух наборов репрезентаций открыла путь к сознанию. В-третьих, используя те же механизмы порождения образов и внутреннюю способность образов – способность означать и символизировать нечто иное, – природа сформировала вербальные языки.

Сложные жизненные процессы вполне могут осуществляться без нервной системы, но сложные многоклеточные организмы, чтобы управлять своей жизнью, нуждаются в нервной системе. Нервная система играет важную роль во всем управлении организмом. Вот ряд примеров: она координирует движения – внутренне, в кишечнике, и внешне, путем использования конечностей; она совместно с эндокринной системой координирует внутреннюю выработку и доставку химических веществ, необходимых для поддержания условий жизни; она координирует общее поведение организма относительно естественного цикла светового дня и управляет соответствующими операциями сна и бодрствования и соответствующими изменениями метаболизма; она координирует поддержание температуры тела, необходимой для продолжения жизни; а еще, что не менее важно, нервная система создает карты, которые в качестве образов составляют основное содержимое разума.

Существование образов было невозможно до усложнения нервных систем. Мир губок или книдарий типа гидры, несомненно, обогатился, обзаведшись простой нервной системой, но вряд ли среди ее возможностей было порождение образов⁴. Здесь, конечно, можно только гадать, но психика, хотя бы в каком-то простейшем отношении напоминающая нашу, должна быть свойственна куда более развитым существам, чьи нервные системы и поведение приобрели большую сложность. По всей вероятности, она присутствует, к примеру, у насекомых и, наверное, у всех либо у большинства позвоночных. У птиц безусловно есть разум, а что касается млекопитающих, то их разум до того похож на наш, что мы обращаемся с некоторыми из них, исходя из естественного допущения, будто они понимают не только то, что мы делаем, но и то, что мы чувствуем, а порой и то, что мы думаем. Достаточно вспомнить о шимпанзе, о собаках и кошках, о слонах и дельфинах, о волках. Тот факт, что у них нет вербального языка, что способности их памяти и интеллекта выглядят не столь чудесными, как наши, и что поэтому они не порождают культурные артефакты, сравнимые с человеческими, очевиден. И тем не менее наше с ними родство и сходство чрезвычайны и важны для того, чтобы помочь нам разобраться в себе и в том, как мы стали тем, чем и кем теперь являемся.

Нервная система богата областями, способными создавать карты. Глаза и уши создают карты разнообразных характеристик зрительного мира и мира звука, соответственно, в сетчатке и внутреннем ухе, и эти карты, так сказать, продолжаются в последующих структурах центральной нервной системы, следующих за ними в последовательности структур, уходящей далеко в кору головного мозга. Когда мы касаемся предмета пальцами, распределенные в коже нервные окончания картируют различные характеристики объекта: его общие очертания, текстуру, температуру и т. д. Обоняние и осязание – еще два канала для картирования внешнего мира. Развитые нервные системы наподобие нашей создают, причем в изобилии, образы внешнего мира и образы мира внутри соответствующих организмов. В свою очередь, образы мира внутри бывают двух совершенно различных типов, в зависимости от их источника и содержания: древний и не очень древний внутренние миры.

Образы внешнего мира зарождаются в сенсорных рецепторах, расположенных на поверхности организма и собирающих информацию о всевозможных деталях физического строения мира вокруг нас. Традиционные пять чувств – зрение, слух, осязание, вкус и обоняние – собирают информацию с помощью специализированных органов (см., однако, ниже примечание 5 насчет вестибулярного чувства, тесно связанного со слухом). Четыре из пяти специализированных органов – зрения, слуха, вкуса и обоняния – расположены на голове и достаточно близки друг к другу. Органы обоняния и вкуса распределены на маленьких участках слизистых оболочек – разновидностей кожи, которая естественным путем увлажняется и защищена от прямого солнечного света; ею выстланы носовая и ротовая полости. Специализированный орган осязания распределен по всей поверхности кожи и слизистых. Любопытно, что вкусовые рецепторы имеются в кишечнике: без сомнения, реликт тех времен, когда кишечник и его нервная система были монополистами⁵.

Каждое сенсорное приспособление предназначено для отбора и описания определенных аспектов того, что представляет собой окружающий мир в плане его бесчисленных характеристик. Ни одно из пяти чувств само по себе не дает всеобъемлющего описания внешнего мира, хотя наш мозг в конечном итоге интегрирует частичный вклад каждого чувства в общее описание объекта или события. Результат этой интеграции аппроксимирует “целостное” описание объекта. На основе такого описания можно создать достаточно подробный, хотя и не полный, образ объекта или события. Подобная безусловно богатая выборка характеристик – это все, чем мы располагаем с учетом природы реальности вокруг нас и устройства наших чувств. К счастью, мы все погружены в одну и ту же неполно описанную “реальность” и все страдаем от сопоставимых ограничений генерации образов. Люди играют на равных условиях, и в значительной мере мы играем на равных условиях с другими видами⁶.

Специализация нервных окончаний пяти чувств поистине удивительна – каждая их разновидность в ходе эволюции приспособилась к специфическим признакам и характеристикам окружающей вселенной. Сенсорные окончания передают информацию извне посредством химических и электрохимических сигналов, через периферические нервные пути и структуры нижних отделов центральной нервной системы, таких как нервные ганглии, ядра спинного мозга и ядра нижней части ствола мозга. Однако решающая функция, от которой зависит порождение образов, – это картирование, зачастую макроскопическое картирование, способность переводить различные данные, собранные во внешнем мире, в некую разновидность карт, в пространство, где мозг может разметить схему активности и пространственные отношения активных элементов в этой схеме. Так мозг картирует лицо, которое вы видите, или контур звука, или форму объекта, который вы трогаете.

Внутри нашего организма существуют два мира. Давайте назовем их древним и не столь древним. Древний внутренний мир занят базовым гомеостазом. Это самый первый и старейший внутренний мир. У многоклеточного организма это внутренний мир метаболизма с его соответствующими химическими процессами, мир внутренних органов, таких как сердце, кишечник, легкие и кожа, и гладких мышц, которые встречаются в организме всюду, где требуется их участие в построении стенок кровеносных сосудов и оболочек органов. Гладкие мышцы сами по себе тоже являются висцеральными элементами.

Образы внутреннего мира мы описываем в таких терминах, как “благополучие”, “усталость” или “недомогание”; “боль” и “удовольствие”; “сердцебиение”, “изжога” или “колики”. Это образы особого рода, потому что мы не “рисуем” древний внутренний мир так, как рисуем объекты внешнего мира. Здесь мы пользуемся меньшим количеством деталей, хотя и способны мысленно проиллюстрировать меняющуюся геометрию внутренних органов на языке висцеральных ощущений, – например, сжатие глотки и гортани от страха или сжатие дыхательных путей и удушье, характерные для приступа астмы; то же относится к воздействию определенных веществ на различные части тела, что часто подразумевает моторные реакции, такие как дрожь. Эти образы древнего внутреннего мира суть не что иное, как базовые компоненты чувств.

Бок о бок с нашим древним внутренним миром находится более новый внутренний мир. В нем главенствуют наш костный скелет и прикрепленные к нему скелетные мышцы. Скелетные мышцы известны также как “поперечно-полосатые”, или “произвольные”, в отличие от “гладких”, или “автономных”, которые чисто висцеральные и не находятся под нашим волевым контролем. Мы пользуемся скелетными мышцами, чтобы передвигаться, манипулировать объектами, говорить, писать, танцевать, играть музыку и управлять механизмами.

На общий каркас тела, внутри которого размещается часть древнего внутреннего мира, в буквальном смысле натянут древний кожный мир. Напомним, что кожа – самый большой из наших органов. Напомним также, что общий каркас тела – это оправа, в которую, как драгоценные камни в сложное ювелирное изделие, вставлены наши сенсорные ворота.

Под термином “сенсорные ворота” я имею в виду участки телесного каркаса, куда внедрены органы чувств, и сами эти органы. Четыре из основных органов чувств имеют четкие границы: глазницы, мышцы, управляющие глазом, и механизмы внутри глаза; наше ухо, включая барабанную полость, барабанную перепонку и прилежащее преддверие, служащее, чтобы улавливать наше положение в пространстве, то есть создавать чувство равновесия; нос и его обонятельные слизистые; вкусовые сосочки на языке. Что касается пятых сенсорных ворот, кожи, которой мы можем ощупывать любой объект и оценивать текстуры, то она распределена по всему телу, хотя ее способности к восприятию распределяются неравномерно, так как сосредоточены преимущественно в ладонях, рту, областях сосков и гениталий.

Причина, по которой я уделяю столько внимания понятию сенсорных ворот, связана с их ролью в порождении субъективной точки зрения. Сейчас объясню. Наше зрение, к примеру, – это результат цепочки процессов, начинающихся на сетчатке и передающихся через несколько пунктов зрительной системы (зрительные нервы, ядра латерального коленчатого тела и верхнего двухолмия, первичная и вторичная зрительная кора…). Но чтобы осуществлять зрение, нам нужно также участвовать в актах смотрения и видения, и эти акты производятся другими структурами тела (различными группами мышц) и нервной системы (области моторного контроля), отдельными от “пунктов” зрительной системы. Эти другие структуры расположены в зрительных сенсорных воротах.

Из чего состоят зрительные сенсорные ворота? Глазница; мышцы в наших веках и вокруг глаз, с помощью которых мы умеем хмуриться или сосредотачивать взгляд; хрусталик, с помощью которого мы корректируем зрительный фокус; диафрагма, с помощью которой мы контролируем количество света; мышцы, с помощью которых мы двигаем глазами. Все эти структуры и их соответствующие действия успешно координируются первичным зрительным процессом, но не участвуют в нем. Они играют очевидную практическую роль; они, так сказать, ассистенты. Также эти структуры играют еще одну, несколько более возвышенную и невольную роль, о которой я скажу позже, когда мы будем говорить о сознании.

Древний внутренний мир – это мир изменчивой регуляции жизни. Она может работать хорошо или не очень, но ее хорошая работа критически важна для нашей жизни и разума. Соответственно, отображение древнего внутреннего мира в действии – состояние висцеральных органов, последствия химических процессов – должно отражать то, насколько хорошим или плохим является состояние этой внутренней вселенной. Это отображение должно воздействовать на организм, который не может позволить себе быть к нему индифферентным, так как выживание зависит от информации, полученной от подобного отображения. В этом древнем внутреннем мире все получает качественную оценку – хорошую, плохую или промежуточную. Это мир ценности, или валентности.

В новом внутреннем мире правят телесный каркас, расположение и состояние сенсорных ворот в этом каркасе и произвольные мышцы. Сенсорные ворота, помещенные внутри телесного каркаса, вносят важный вклад в информацию, генерируемую картами внешнего мира. Они четко указывают разуму организма местоположение в пределах организма источников порождаемых в данный момент образов. Это необходимо для построения целостного образа всего организма, что, как мы увидим, является решающим для возникновения субъективности.

Новый внутренний мир также порождает ценности, потому что его живая плоть не избегает превратностей гомеостаза. Но уязвимости нового внутреннего мира не так велики, как старого. Скелет и скелетная мускулатура образуют защитный панцирь, и он надежно укрывает нежный древний мир химических процессов и висцеральных органов. Новый внутренний мир соотносится со старым внутренним миром так же, как искусственный экзоскелет с нашим настоящим скелетом.