Текст книги "Психология сознания"

Разум (или мозг) продуцирует качественные особенности нашего переживания. Однако мы воспринимаем эти качества так, как будто они находятся не в разуме или в мозге, а во внешнем мире: боль и щекотка – у нас в теле, цвет – это свойство удаленных от нас внешних объектов. Как все эти качества там оказываются? Должна существовать некая проекция, которая переносит качества от их первоисточника (разума/мозга) туда, где мы их воспринимаем (на внешние объекты). То есть результаты сенсорной обработки в мозге каким-то образом проецируются обратно – из мозга во внешний мир.

Макс Велманс, профессор психологии из Лондона, предложил теорию сознания, основанную на этой идее. Он задался целью выяснить местоположение сознания: «Чтобы понять, каков тот или иной объект, полезно в самом начале знать, где он находится, чтобы можно было указать на него… Но куда мы указываем, когда указываем на сознание?» (Velmans, 1996, p. 183). Велманс утверждает: чтобы выяснить, где находится сознание, нужно обратиться к его фактической феноменологии. Например, если вы загнали занозу в палец, вам станет больно: «Мы чувствуем боль в пальце. Если мы хотим указать на боль, нам нужно указать на то место, где находится заноза» (p. 184). Велманс считает, что переживание находится там, где мы его переживаем, и нет никакого другого или вторичного переживания боли в мозге или где-то еще. Велманс согласен, что информация о боли в пальце закодирована в ментальной модели, реализуемой состоянием мозга, но эта ментальная модель не идентична опыту.

Он считает, что проблема заключается в следующем. Если нейрональные механизмы боли и ее корреляты находятся в мозге, каким образом ощущение боли оказывается в пальце? Велманс утверждает, что здесь происходит психологический процесс «перцептивной проекции», который и приводит к возникновению осознаваемого переживания. Переживание «проецируется» в том смысле, что, с точки зрения испытуемого, он находится в феноменальном пространстве вне мозга, а не в области нейрональных причин его возникновения или его коррелятов. Однако эту проекцию не следует рассматривать как механизм, который действительно что-то куда-то «передает».

Остается неясным, что означает основное понятие его теории, «перцептивная проекция». Оно указывает не на физический, а на психологический процесс, объясняет Велманс, и при этом добавляет, что «психологические процессы могут, отчасти, быть и физическими процессами» (Velmans, 1996, p. 194). Нечеткие границы между физическим и психологическим в этой теории возникают вследствие той идеи, что, фактически, физическая позиция, «третья» позиция по отношению к миру, и психологическая, «первая», позиция тесно взаимосвязаны и их нельзя отделить друг от друга. Велманс считает, что «первая» и «третья» позиции дополняют друг друга:

Я бы сказал, что, грубо говоря, эта ситуация напоминает то, что происходит в квантовой механике. Здесь, если мы пытаемся дать полное описание, например, электрона, способ описания электрона будет зависеть от позиции наблюдателя: с одной стороны наблюдения электрон похож на волну, а с другой – на частицу. Я думаю, что здесь есть прямая аналогия с тем, что происходит с осознаваемым переживанием и его нейрональными коррелятами в мозге (Velmans, 2006, p. 240).

Название теории Велманса, рефлексивный монизм, происходит из той идеи, что, возможно, весь материальный мир ведет своего рода «двойную жизнь»: субъективная и объективная точки зрения сливаются воедино. В человеческом сознании субъективная точка зрения эволюционировала до такого высокого уровня, что сознание из первой позиции может переживать и обдумывать всю объективную физическую вселенную, в то же время будучи единым с (крошечной частью) физической вселенной. Таким образом, в человеческом сознании физическая вселенная размышляет о самой себе посредством своей двойственной природы. Внутри нас вселенная рефлексивно осознает саму себя!

Местонахождение сознания, однако, также представляет для этой теории серьезную проблему. Велманс отрицает, что есть какая-либо разумная необходимость, в силу которой сфера феноменального переживания находилась бы внутри мозга. Он считает, что лишь основные причины и прямые корреляты осознанной феноменальности находятся в мозге, а субъективных эффектов – самого сознания – в нем нет. Он говорит, что «вполне можно прийти к выводу… что хотя «кодирование мира» с помощью нейрональных механизмов происходит в мозге, феноменальный мир находится вне мозга» (Velmans, 2003, p. 429).

Но ведь можно вызвать ощущения, непосредственно стимулируя мозг! Разве это не доказывает, что ощущения имеют место именно в мозге? Велманс (2009, p. 162), отрицает, что исследования в сфере стимуляции мозга могут это подтвердить: «Наука не нашла доказательств того, что тактильные ощущения возникают в мозге. Прямая стимуляция соматосенсорной коры с помощью микроэлектродов вызывает тактильные ощущения, которые субъективно находятся в других участках тела. Именно такую картину описывает рефлексивная модель».

Велманс (2009) отклоняет идею о том, что феноменальный мир расположен в мозге, ведь это привело бы нас к выводу о том, что реальный мир (в том числе и реальный физический череп, внутри которого находится мозг) должен находиться где-то за рамками мира, который мы переживаем. Для него это слишком. Все же, как мы увидим ниже, теории виртуальной реальности сознания готовы принять радикальные последствия, следующие из гипотезы о том, что сознание находится внутри мозга.

Велманс не отвечает на вопрос о том, где в мире – таком, как его описывает физика, – находится сфера феноменального переживания, если она находится не в мозге. Рефлексивный монизм не приходит ни к каким окончательным выводам. Следующая теория предлагает больше определенности в этом вопросе: она считает, что все наши переживания находятся в мозге, в самом буквальном смысле.

Обычно философским теориям сознания очень трудно разрешить парадокс местоположения сознания: нам кажется, что наше переживание происходит в реальном мире, в материальном мире, который находится вне нашего тела. Зрительные качества объектов, которые мы видим, расположены вовне, не здесь, а там, на поверхности внешних объектов. Нам кажется, что наше тело находится в центре этого мира и непосредственно взаимодействует с физическими объектами мира. Одно можно сказать наверняка: нам уж точно не кажется, что наши переживания происходят внутри нашего мозга!

Многие из описанных выше теорий воспринимают кажущуюся экстернализацию сознания буквально: каким-то образом сознание, или его качественное содержание, действительно находится там, где нам кажется, а не здесь, в нашем мозге. Эта позиция соответствует наивно-реалистичной концепции мира. Но, возможно, наука о сознании скоро покажет, что эта наивная концепция основана на старой и притягательной иллюзии, как и идея, что солнце «встает», «движется» по небу, над неподвижной землей, на которой мы стоим, а потом «садится». Все это кажется очевидным, но в случае с солнцем мы точно знаем, что восприятие нас обманывает.

Некоторые теории пытаются развеять еще более серьезную иллюзию, касающуюся расположения нашего собственного сознания. Она называется иллюзией «за рамками мозга», или иллюзией «бытия в мире» (Revonsuo, 1995, 2006). Нам кажется, что мы находимся не внутри своего мозга, а в знакомом материальном мире реальных объектов, который нас окружает, хотя на самом деле это просто уловка нашего мозга.

Мы постоянно находимся под действием иллюзии «бытия в мире», но ужасная правда состоит в том, что мы вообще не имеем непосредственного контакта с внешним материальным миром. Мы контактируем только с внутренним феноменальным миром: в мозге есть отдельная виртуальная реальность!

В предисловии к своей книге «Мир у нас в голове» (The world in your head) Стив Легар (2003), исследователь сознания, развивающий в своей теории подход гештальт-психологии, описывает, как он сам внезапно лишился этой иллюзии. Он попытался выяснить, как воспринятый зрительный объект может быть и первоисточником физической стимуляции в материальном мире, и в то же время образом, феноменальным объектом восприятия, который, кажется, находится на своем месте в окружающем мире:

Я знал, что без коры своего мозга не могу вообще ничего увидеть, и поэтому, в некотором смысле, этот образ окружающего мира, так или иначе, создан в коре моего мозга, но, находясь в коре моего мозга, он в то же время находится во внешнем мире. Казалось, что окружающий мир имеет двойственную природу: это и реальный мир, и перцептивный мир, и два этих мира накладываются друг на друга. Возник любопытный парадокс: меня захватила идея восприятия, которой я, казалось, не мог понять, ведь как мир восприятия может «выйти» из моей головы и появиться в окружающем мире? И в один прекрасный день новая догадка поразила меня как удар молнии, в форме яркого образа в моем воображении.

Внезапно перед своим внутренним взором я увидел, что мир, который я вижу вокруг, в том числе и образ меня самого, сидящего на стуле, – это образ, возникший у меня в голове, и поэтому он не может находиться вне моей головы. Другими словами, за рамками стен, пола и потолка комнаты, которую я видел вокруг, есть еще и внутренняя поверхность моего истинного физического черепа, а вовне этого черепа находится внешний мир; мир, который я вижу и переживаю, – просто миниатюрная точная копия виртуальной реальности. Я увидел, что мозг способен создавать яркие трехмерные образы пространства внешнего мира, например того, что я сейчас вижу вокруг. На следующий день после своего великого открытия интроспекции я пошел в школу и попытался рассказать о нем товарищам, но обнаружил, что никто не может понять, о чем, черт возьми, я говорю. Идея о существовании бесконечного внешнего мира, сказали они, это какой-то абсурд (Легар, 2003).

Это открытие было совершенно потрясающим для Легара (и абсурдным для его товарищей), но идея мира у нас голове стара как мир и в философии, и в психологии. В той или иной форме ее высказывали Иммануил Кант, Бертран Рассел и гештальт-психологи. В философии эту теорию сознания можно классифицировать как интерналистскую теорию сознания, основанную на теории косвенного воприятия: когда мы воспринимаем мир, на самом деле мы вступаем в контакт не с внешними физическими объектами самими по себе, а только с их феноменальными репрезентациями или образами, созданными в виртуальной реальности мозга: в сознании.

Немецкий философ Томас Метцингер предложил еще одну философскую теорию сознания, основанную на идее о том, что в мозге существует отдельная виртуальная реальность: «Я считаю, что феноменальное переживание “от первого лица” и возникновение осознающего “селф” являются сложными формами виртуальной реальности» (Metzinger, 2009, p. 106).

Теория само-моделирования субъективности (self-model subjectivity) Метцингера состоит примерно в следующем: осознающий мозг как бы «сверлит» феноменальный туннель в физической реальности. Феноменальное переживание в этом феноменальном туннеле, возникающем в мозге, – это чрезвычайно избирательное и узкое отражение фактической физической реальности, лежащей вне нас. Наши органы чувств воспринимают только крошечную долю физической информации, которая нас постоянно бомбардирует, и наш мозг может репрезентировать феноменально лишь какую-то ее часть. Однако феноменальное переживание создает в туннеле единую модель мира. Кроме того, в центр модели он помещает внутренний образ нас самих, феноменальную модель нашей личности:

Когда модель нашей личности оказывается внутри модели мира, возникает центр. Этот центр – то, что мы переживаем как самих себя, как свое Эго. Так возникает то, что философы называют «первой позицией»… Всю свою жизнь мы живем в туннеле «Эго» (Metzinger, 2009, p. 7).

Обычно у нас нет ни малейшего представления о том, что мы постоянно находимся в туннеле «эго» нашего мозга, потому что нам кажется, что мы живем в мире, а не в мозге, и уж точно не в каком-то «туннеле». Однако наше беззаботное невежество по поводу истинного положения вещей – тоже часть сценария. Метцингер пишет (2009, p. 10): «Очевидное переживание того, что мы не находимся в туннеле, ощущение тесной и прямой связи с внешней реальностью является одной из самых замечательных особенностей человеческого сознания».

Почему мы не осознаем, что живем в туннеле «Эго»? Отчасти вследствие самой природы феноменальных репрезентаций: они прозрачны. Прозрачность репрезентации означает, что она в точности похожа на вещь, которую репрезентирует (или, по крайней мере, похожа на то, какой мы считаем эту вещь). Таким образом, мы путаем феноменальные репрезентации (виртуальные объекты в мозге) с реальными физическими объектами, находящимися вне мозга. На самом деле мы не видим реальных физических объектов такими, какие они есть: в противном случае они казались бы нам просто бесцветными облаками элементарных физических частиц и полей, отражающих электромагнитную энергию, которую воспринимают наши органы чувств.

Мы видим только феноменальные образы объектов – но эти образы прозрачны для нас, мы смотрим прямо сквозь них, словно через окно, и верим, что видим сами объекты, а не образы, созданные нашим собственным мозгом. Но все еще хуже: наша собственная личность – тоже лишь один из феноменальных образов, созданных мозгом и помещенных в центр модели мира. Конечно, мы воспринимаем этот феноменальный образ, вмещающий в себя наши физические ощущения, зрительный образ нашего тела и наши мысли, как свою реальную личность, как неизменный и целостный субъект. Как же мы, ошибаемся, несчастные!

Мозг похож на тренажер для пилотов, на «модель» самолета. У нас возникает иллюзия, что мы – пилоты, управляющие этим самолетом. У нас возникает сложный внутренний образ себя, внутри нашего собственного внутреннего тренажера. Этот образ прозрачен, и поэтому система не считает его образом… «Пилот» находится в виртуальной реальности, но никак не может обнаружить этот факт. Пилот – это наше Эго. Тренажер для пилотов создает туннель «Эго», но при этом оказывается полностью им поглощен (Metzinger, 2009, p. 108).

Другая часть объяснения (того, почему мы не понимаем, что находимся в туннеле «Эго» мозга) имеет эволюционные основания. Чтобы обладающее сознанием животное могло выжить в мире, его мозгу нужна только система навигации на «тренажере мира», которая будет сообщать ему о том, где и когда возникают опасности или возможности, а затем станет соответственно управлять его поведением, побуждая приближаться или отдаляться. Так что нам совершенно не нужно знать, что, встретив медведя в лесу, на самом деле мы видим только феноменальный образ медведя, возникший в феноменальной навигационной системе мозга, в сочетании с нашей моделью себя, с эмоциональным переживанием страха и непреодолимым желанием как можно быстрее убраться из этого места.

Нет, мы видим медведя как совершенно реальное, опасное живое существо, нам становится страшно, и страх тут же побуждает нас к избегающему поведению. Мозг не собирается сообщать нам, что на самом деле мы реагируем на феноменальную модель медведя, – такая информация была бы напрасной тратой времени и ресурсов. Ему проще держать нас в неведении обо всей этой нейрональной (и феноменальной) механике, незаметно работающей за сценой нашего якобы непосредственного восприятия.

Подход виртуальной реальности с легкостью объясняет галлюцинации, сновидения и другие измененные состояния сознания, не связанные с внешней реальностью. Фактически такие диссоциации между реальным миром и феноменальным миром являются решающим эмпирическим доказательством: они показывают, что действительно существует внутренний феноменальный мир, не зависящий от стимулов внешнего мира, ведь иногда наши переживания никак не связаны с внешними стимулами (Revonsuo, 2006).

Однако эта теория довольно сложна для понимания: ее постулаты настолько противоречат нашему наивному восприятию самих себя и мира, что многие считают ее совершенно невероятной. Нужно ли нам поверить, что мы не настоящие люди, а только нейробиологические модели или феноменальные «аватары», пойманные в ловушку собственного мозга, навсегда заточенные в вымышленной стране виртуальной реальности? Если это так, то все объекты и люди, все, что мы видим и слышим, к чему прикасаемся, – просто феноменальные образы, «аватары» внутри нашего мозга, даже если где-то за этими образами есть какой-то реальный, но неизвестный нам физический объект, воздействующий на наши органы чувств.

Всякий раз, когда мы спим и видим сны, мы оказываемся одинокими и изолированными в мире собственного мозга, даже если во сне нам кажется, что мы живем в реальном в мире и взаимодействуем с другими людьми. «Аватары» в сновидениях точно такие же, как и перцептивные «аватары», которые мы видим в состоянии бодрствования; единственная разница – за «аватарами» в сновидениях не стоят никакие внешние агенты, которые бы ими управляли, ими руководит только нейрональная механика нашего собственного мозга, запрограммированного создавать «аватары» даже во сне.

Кажется, нам придется выбирать между двумя абсолютно невероятными альтернативами: либо сознание «сбегает» из мозга и каким-то чудесным образом проецируется вовне, либо оно накладывается на реальный материальный мир (как в теории Велманса), тем самым позволяя нам входить в непосредственный контакт с реальными внешними объектами и другими людьми. Первая альтернатива неприемлема, ведь нам не известно ничего, что было бы похоже на сверхъестественный феномен, который мог бы действительно «сбежать» из мозга, когда мы осознанно воспринимаем окружающий мир, получая сенсорную информацию извне. У феноменального переживания просто нет никаких физических «дорожек», по которым он мог бы «сбежать» из мозга (по крайней мере, науке они неизвестны).

Таким образом, можно утверждать, что сознание наверняка находится внутри мозга. Оглянитесь вокруг и исследуйте свое феноменальное переживание (в состоянии бодрствования или во сне): то, что мы видим – это не физический мир как таковой, это мир, созданный внутри нашего мозга! Невероятно! Безумно? А что, если это так и есть?

Теории сознания, предложенные современными философами, мягко говоря, очень разнообразны. Они отражают широкое (должен ли я сказать дикое?) разнообразие философских идей, и эти идеи борются друг с другом в рамках современной философии сознания. Мы исследовали некоторые из ведущих философских теорий сознания; модель множественных проектов Деннетта, сенсомоторную теорию О'Ригана и Ное, биологический натурализм Сирла, натуралистический дуализм и панпсихизм Чалмерса, теории более высокого порядка (НОТ), экстерналистский репрезентационализм, нейрофеноменологию Варелы, рефлексивный монизм Велманса и, наконец, теории виртуальной реальности Метцингера и Легара.

Если рассматривать сильные и слабые стороны этих теорий, то становится очевидным, что философские проблемы сознания еще далеко не решены. Сильная сторона бихевиористских или элиминативных подходов (модель множественных проектов; сенсомоторная теория) в том, что они предлагают избавление от «трудной проблемы», но их слабая сторона – в том, что они отрицают существование феноменального сознания и квалиа – тех самых феноменов, которые они, как предполагается, должны объяснять! Отрицать феноменальное сознание – все равно что отрицать свое собственное субъективное существование: это очень неудачный ход для теории сознания, и это очевидно.

Сильные стороны экстерналистских подходов (экстерналистский репрезентационализм; нейрофеноменология; рефлексивный монизм) состоят в том, что им не приходится объяснять, как квалиа возникает из процессов в мозге или где в мозге находится содержание феноменального сознания, потому что они утверждают, что содержание сознания находится не в мозге, а в окружающем мире. Их слабые стороны – в том, что качественное содержание сознания невозможно найти во внешнем мире, и при этом нет никакого физического механизма, который мог бы проецировать феноменальные качества, которые мы переживаем, из мозга обратно в окружающий мир и накладывать их на внешние объекты. Так что для них остается тайной, как возникают феноменальные свойства мира, где они находятся и как они там оказываются.

Сильные стороны теорий виртуальной реальности (Метцингер, Легар) состоят в том, что они могут объяснить внутреннее переживание – и связанный с внешними стимулами, и независимый от них – действием одного и того же механизма: виртуальной реальности в мозге. Их слабые стороны – в том, что им приходится иметь дело с объяснительным разрывом (как нейрональные импульсы создают феноменологию) и с недоверием всех тех, кто отказывается верить, что мы – не биологические организмы, непосредственно существующие в материальном мире, а некие феноменальные нейробиологические модели – «аватары» биологических организмов, созданные мозгом и живущие в модели мира, существующей лишь в нашем мозге, но неспособные избавиться от иллюзии «бытия в мире».

Где-то там, глубоко под ногами и выше неба, есть настоящий мозг, настоящий череп и непроницаемо темный материальный мир, в котором перемещается гигантский биологический организм, с которым мы путаем себя. Наш феноменальный мир – просто нейрофеноменальная система навигации, которая ведет этот гигантский организм через темный материальный мир; мы сами, всегда находящиеся в центре своей модели мира, – всего лишь виртуальные пилоты этой системы навигации. Так что теорию виртуальной реальности не так-то легко принять, ведь она подразумевает, что мы живем в грандиозной иллюзии, подобной «Матрице», – неприятная правда, если правда вообще существует!

Различные философские подходы не могут прийти к согласию в вопросе о том, какова природа сознания, или о том, где оно находится (внутри мозга или во внешнем мире). В отличие от эмпирической науки в философии не следует надеяться, что авторы разных подходов когда-нибудь найдут общий язык и создадут общепринятую и общую теорию. Задача философов – исследовать и аргументировать радикально различные мировоззрения, выяснять, как далеко каждый метафизический ход мыслей может нас привести, если его последовательно развивать. Иногда их размышления уводят нас довольно далеко от эмпирической реальности или, по крайней мере, от того, что можно назвать эмпирически вероятным или поддающимся проверке.

Однако ученым-эмпирикам полезно знать о различных философских альтернативах, ведь каждая эмпирическая теория обязательно связана с теми или иными неявными философскими основаниями. В истории психологии сторонники интроспекции, гештальт-психологи и бихевиористы следуют не только разным эмпирическим подходам к сознанию, но и, возможно прежде всего, разным философским представлениям о том, что такое наука, что такое разум и какие методы являются научными. Общий эмпирический подход, который тот или иной ученый применяет к сознанию, основан на его предшествующих философских предпочтениях или интуитивных гипотезах о природе науки и сознания, осознает он эти предпочтения или нет.

Зная о различных философских альтернативах, можно легче понять и аргументировать свои собственные фундаментальные метафизические взгляды или отклонить те идеи, которые кажутся нам эмпирически неправдоподобными (или просто безумными), а затем связать философскую теорию, которая кажется нам наиболее обоснованной, с соответствующим эмпирическим подходом к сознанию.

В следующей главе мы обратимся к теориям, которые основаны на эмпирических данных – но при этом также имеют некоторые философские основания.