Текст книги "Психология сознания"

Перспективный подход к объяснительной задаче науки о сознании – это многоуровневая модель, которая широко используется в биологических науках. Многоуровневая модель того или иного феномена включает в себя три типа объяснения.

1. Нисходящее объяснение определяет структурные механизмы того или иного феномена на более низких уровнях описания. Если мы говорим о сознании, это его основные нейрональные механизмы.

2. Восходящее объяснение описывает ролевую функцию феномена на более высоких уровнях организации – в случае сознания оно описывает, как сознательное восприятие, намерения и эмоции руководят нашим поведением, определяя роль сознания в управлении нашим телом в физическом мире.

3. Обратное объяснение включает предшествовавшие во времени события, которые создали тот или иной феномен или стали его причиной (прямо сейчас, в процессе индивидуального развития или в ходе эволюции) (см. рисунок).

Я считаю, что любое объяснение сознания должно иметь место в контексте многоуровневого объяснения. Можем ли мы обнаружить и полностью описать структурные механизмы, этиологические пути и ролевые функции сознания в том или ином контексте (Revonsuo, 2006)?

С философской точки зрения многоуровневая концепция рассматривает феноменальное сознание как эмерджентный биологический феномен, как более высокий уровень биологической организации, который может возникнуть только в мозге. Я называю этот подход биологическим реализмом. Как показывает название моего подхода, мои взгляды близки к «биологическому натурализму», предложенному Джоном Сирлом. В контексте биологического реализма я поддерживаю идею о том, что возникновение сознания – это слабая эмерджентность. Я с оптимизмом отношусь к перспективам науки и верю, что однажды ей удастся объяснить, как активность мозга приводит к появлению сознания, точно так же как сейчас мы можем объяснить, как возникла жизнь из неживой физической материи.

Сейчас мы не можем себе представить, как это происходит. Но в будущем у нас появятся новые методы томографии мозга, которые позволят напрямую «увидеть» феноменальный уровень в мозге и, таким образом, станут объективными «датчиками» сознания. Это решит проблему «другого разума», а может быть, даже поможет нам понять, что значит быть летучей мышью. Возможно, метод томографии мозга, который позволит «увидеть» сознание в мозге, назовут «ловцом снов», ведь с его помощью можно будет объективно реконструировать феноменальное содержание сновидений, просто сканируя мозг спящего человека, – и при этом не нужно будет спрашивать его, помнит ли он, что ему снилось (Revonsuo, 2006). Благодаря «ловцу снов» субъективное содержание сознания превратится в объективные данные и будет похоже на любые другие данные сканирования мозга!

Многоуровневая концепция

Объяснение того или иного феномена требует нескольких уровней описания и трех разных направлений объяснения. Феномен, который нужно объяснить, – в данном случае сознание, – находится в центре объяснения. Во-первых, сознание нужно описать на его собственном уровне, так, чтобы мы знали, какой феномен мы пытаемся объяснить. Затем можно исследовать различные направления объяснения. Нисходящее объяснение описывает нейрональные механизмы более низкого уровня, лежащие в основе сознания и связанные с мозгом. Восходящее объяснение описывает роль более высокого уровня, которую сознание играет для мозга, для человека и особенно в руководстве его поведением. Обратное объяснение движется назад во времени, прослеживая причинную цепочку событий, которые создали сознание или стали причиной его появления. Это объяснение может выявить ближайшее прошлое и описать, как предыдущий стимул привел к возникновению осознаваемого опыта. Также оно может исследовать прошлое человека и описать, как возникло осознаваемое переживание и как оно менялось в ходе индивидуального развития, от рождения до взрослой жизни; или исследовать эволюционное прошлое и описать, как сознание возникло в процессе развития человечества или как тот или иной тип сознания вообще возник в ходе эволюции жизни на планете Земля.

Так что я – на стороне эмерджентного материализма. Я считаю его наиболее правдоподобной теорией взаимоотношений между сознанием и мозгом. Но насколько она правдоподобна? С одной стороны, она весьма вероятна, ведь до сих пор собрано очень мало данных, которые бы ей непосредственно противоречили. Насколько мы можем судить на основании всех существующих эмпирических данных, между сознанием и мозгом существуют отношения дополнительности. Если изменить что-нибудь – что угодно – на уровне содержания сознания, и за физическими изменениями в мозге обязательно последуют феноменальные изменения квалиа. Если подавить или устранить электрическую активность мозга, сознание исчезнет: кажется, сознание действительно онтологическим образом зависит от активности мозга и не может существовать без нее.

Единственные данные, которые могли бы очевидно противоречить онтологической зависимости сознания от мозга, связаны с ВТП и ОСП. Однако недавние исследования показывают, что ВТП может оказаться галлюцинаторным состоянием мозга, а вовсе не свидетельством того, что сознание «сбежало» из мозга. ОСП – единственная аномалия, которая, если она действительно является тем, чем кажется, противоречит любым вариантам монистического материализма. Но данные об ОСП в лучшем случае неполны и в худшем – недостоверны. Если мозг обладает встроенной способностью к переживанию мистических состояний сознания – а это кажется вполне вероятным, – возможно, эта способность активируется во время ОСП, и в умирающем мозге мистическое переживание – что-то вроде прощания с феноменальным миром, прежде чем его свет исчезнет навсегда. Но если окажется, что гипотеза умирающего мозга не сможет объяснить ОСП, тогда все материалистические концепции могут оказаться несостоятельными.

Более серьезный недостаток эмерджентного материализма – это сложность «трудной проблемы». Воображение может подвести нас, когда мы пытаемся представить себе, как сознание, в конечном счете, может быть объяснено как эмерджентная особенность активности мозга. Мы уже немного знаем об электрической активности мозга, связанной с сознанием, но пока понятия не имеем, как в результате такой активности возникает феноменология (если это вообще происходит). Таких трудностей вполне можно ожидать, ведь все главные научные открытия были немыслимы, пока не пришло их время. Вообразить научное открытие (во всех подробностях) – почти то же самое, что совершить это открытие! Так что неспособность вообразить будущее науки очень мало говорит нам о проблеме или о вероятности ее решения.

Эмерджентный материализм (слабый или сильный) оставляет нам физикалистское, механистическое мировоззрение, которое представляется многим весьма неутешительным. Согласно этому мировоззрению, все материальные объекты и почти все живые организмы совершенно лишены феноменального сознания. Человеческое сознание, возможно единственное во всей Вселенной, обладает способностью не только ощущать свое собственное существование (феноменальное сознание), но также думать о нем и понимать его (рефлексивное сознание). Лишь человек знает свое место и свою печальную судьбу в ней (самосознание). Внутренняя жизнь человека – всего лишь крошечный, мгновенный проблеск феноменального света в бескрайнем, темном, лишенном сознания космосе.

Кроме того, каждый биологический вид, обладающий сознанием, живет в своей собственной осознаваемой реальности, чуждой другим видам. Он не знает, какова эта реальность для них, – и представителей других биологических видов это не волнует, ведь они не в состоянии постичь своим крошечным ограниченным разумом, что такая вещь, как сознание (теория ментальности), есть и у других существ – и даже у них самих. Кроме того, отдельный человеческий разум живет изолированной, отдельной жизнью в рамках своей субъективной психологической реальности и не способен слиться с другим сознанием. Похоже, мы обречены на феноменальное одиночество самого безнадежного толка!

Согласно эмерджентному материализму, превратности человеческой души можно интерпретировать как смелое и захватывающее приключение в чуждом мире. С тем же успехом мы можем спросить, какой смысл в осознании своего существования, если оно – всего лишь редкий, краткий, одинокий феноменальный проблеск в безграничной тьме пространства-времени. (Эту проблему, проблему поисков смысла в материальном мире, Оуэн Фланаган назвал «Действительно трудной проблемой», 2007).

Другое направление, которое может оказаться более или менее правдоподобным, – это нейтральный монизм и панпсихизм. Возможно, феноменальное и физическое по сути не отличаются друг от друга, а может быть, феноменальное – базовое и общее свойство физической вселенной. Тогда нам нет нужны объяснять, как мозг создает феноменальный опыт, ведь феноменальность повсюду, и мозг только формирует и использует его, чтобы создать модель мира, осознаваемую репрезентацию мира, которая направляет поведение организма в материальном мире. Человеческое сознание – сложная система навигации, возникшая в процессе эволюции из элементов – квалиа, которые до этого свободно «плавали» во Вселенной.

Если теория панпсихизма соответствует реальности, мы должны были бы видеть, что сознание присутствует в мире повсюду. Согласно этой теории, когда мы теряем сознание или умираем, наше сознание не исчезает, а просто принимает более простую форму, снова превращаясь в фоновое феноменальное излучение Вселенной или в часть космического сознания. Мистические переживания и ОСП в этом случае являются проблесками истинной природы сознания. Мы не одиноки во Вселенной, мы – просто один из типов сознания среди бесчисленного множества других сознаний, окружающих нас со всех сторон, куда ни глянь; мы очень редко осознаем другие центры сознания, но Вселенная наполнена сознательным существованием!

Какой бы красивой, увлекательной и утешительной ни была эта теория, к сожалению, нет никаких эмпирических доказательств ее истинности. Ее едва ли можно назвать тестируемой научной гипотезой, по крайней мере до тех пор, пока у нас нет объективных «датчиков» сознания, позволяющих точно определить, существует ли сознание в какой-либо форме за пределами человеческого мозга. (В другой своей книге, Revonsuo, 2006, я привожу доводы против теории панпсихизма).

Другая альтернатива для тех, кто находит материализм слишком угнетающим, – это буддийские представления о том, что феноменальное сознание возникает из субстрата сознания – состояния сияющего, ясного сознания, выходящего за рамки обычного опыта, но достижимого в состоянии глубокой медитации (см. Wallace, 2007). Мне не совсем понятно, к какой философской категории относится буддийское представление о сознании, но уж точно не к материализму.

Сознание как внутреннее присутствие

В настоящее время, по крайней мере до тех пор, пока не появятся веские доказательства какой-нибудь более увлекательной альтернативы, моя собственная теория сознания представляет собой вариант эмерджентного материализма и основана на многоуровневой концепции естественной организации. Сознание – более высокий уровень биологической организации, поэтому я называю его феноменальным уровнем организации. Как и на более низких биологических уровнях организации, феноменальный уровень организации включает иерархический порядок уровней, где феномены более высокого уровня естественным образом возникают из феноменов более низкого уровня. Проблема в том, что до сих пор мы не имеем данных о многих недостающих уровнях, до сих пор остается слишком много пробелов в том, что мы знаем о нейрональных уровнях мозга и осознанных ментальных уровнях, поэтому и то и другое объединить пока не удается. Объяснительный разрыв возникает только из-за отсутствия данных о промежуточных уровнях, а не из-за того, что мы не способны объяснить сознание – метафизически или эпистемологически.

Согласно моей модели, чистое феноменальное сознание – это базовый уровень сознания. Это целостное пространственное поле или сфера, где возникают переживания. Они возникают в результате масштабной нейрональной активности в таламо-кортикальных сетях. В этом отношении моя теория скорее холистическая, чем атомистическая. Феноменальную сферу, или поле, однако, невозможно переживать как таковую – сама по себе она не составляет переживания и не носит феноменального характера. Это уровень организации, который является посредником между неосознаваемыми, чисто нефеноменальными уровнями и осознаваемыми феноменальными уровнями в мозге. Так что его точнее было бы назвать субфеноменальным пространством. Это система, которая проявляется лишь косвенно – в том, что все феноменальные качества, которые мы переживаем, всегда пространственно организованы в рамках единого целостного контекста, мира-для-меня.

Чтобы мы находились в осознаном состоянии – в состоянии, где возможны любые типы переживаний, – субфеноменальное пространство должно быть активировано. Если оно не активировано, мы находимся в неосознаваемом состоянии и никакие переживания невозможны. По сути, феноменальное сознание можно назвать внутренним присутствием – то есть простым присутствием или наличием качества переживания. Никакое селф не требуется: никаких репрезентаций, намерений, никакого языка, никаких концепций – только субфеноменальное пространство, в котором могут возникнуть феноменальные качества. На более высоких уровнях феноменальной организации эти качества формируют сложные феноменальные объекты. Некоторые из них составляют образ нашего тела и образы других предметов и явлений – и тогда мы видим феноменальный мир. Весь феноменальный уровень составляет то, что я называю «моделью мира», или виртуальной реальностью в мозге (здесь моя теория близка к теориям Метцингера и Легара, хотя между этими тремя теориями есть некоторые различия).

Нет никакого отдельного субъекта или «самости», «обладающей» переживаниями или населяющей виртуальный мир. То, что мы называем самостью, – это образ тела, находящийся в центре модели мира, а то, что мы называем субъектом, – это просто общая система качеств, которая формирует феноменальный уровень в нашем мозге. Таким образом, любыми переживаниями «обладает» «субъект» – просто потому, что «обладать» на феноменальном уровне означает «быть частью». Наши текущие тотальные переживания – мы как «субъект» – состоят из всех качеств, которые одновременно присутствуют в сфере феноменального в нашем мозге. Это – наш субъективный мир, мир-для-нас. Мы – и часть мира (мы как «самость», встроенная в образ тела, и точка, с которой мы видим мир), и целый мир (мы как субъект, переживания которого являются содержанием этой сферы).

Я использовал метафору «внутреннего присутствия» и «модели мира» для того, чтобы объяснить переживание сновидений и другие переживания, возникающие внутри, без связи с внешним миром. Я выдвинул гипотезу о том, что «сновидящий мозг» – это одна из основных проблем науки о сознании, но также эта метафора может оказаться полезной моделью системы, ведь в «сновидящем мозге» феноменальный уровень сознания возникает только в результате действия внутренних механизмов мозга, без какого-либо внешнего возбуждения или моторной активности. То есть сновидящий мозг показывает нам, что сознание – вся сфера опыта – требует только внутренней активности, происходящей в мозге. Кроме того, сновидения ставят перед нами серьезную проблему в сфере исследования сознания. В настоящее время мы не в состоянии объективно подтвердить наличие субъективного переживания или точно определить его природу.

Нигде этот недостаток не проявляется так ясно, как в ситуации сновидений, где субъект может испытывать сложные и яркие переживания, но посторонние, с помощью объективных измерений, никаким образом не могут узнать о том, есть ли сновидение и каково его содержание. Чтобы решить проблему объективного измерения или обнаружения сознания, можно использовать сновидения в качестве крайнего примера, ведь субъективное содержание сновидений невозможно косвенно вывести из внешних стимулов или из поведения субъекта. Так что если содержание сновидений удастся обнаружить с помощью объективной томографии мозга, мерилом успеха могут быть только данные исследований мозга. В этом и заключается идея метода «ловца снов», о котором я говорил выше. Чтобы пройти тест «ловца снов», нужно будет устранить объяснительный разрыв и вывести феноменологию непосредственно из нейрофизиологии! В книге «Внутреннее присутствие» (Revonsuo, 2006) я утверждаю, что это возможно, это будет сделано, и мы уже сейчас можем представить себе общую схему такого эксперимента.

Эмпирическую теорию сновидений, которую я предложил на основании метафоры сознания как модели мира, называют теорией моделирования угрозы (Revonsuo, 2000). Разрабатывая эту теорию, сначала я выдвинул идею о том, что сознание представляет для нас переживание «вне мозга» и что сновидения – это естественная система «виртуальной реальности» в мозге (Revonsuo, 1995). Затем отправной точкой для гипотезы моделирования угрозы стала гипотеза о том, что сновидения – это естественный процесс моделирования реальности в мозге. А потом я спросил себя: если сновидения – процесс моделирования перцептивного мира, какие модели могли бы быть особенно полезны?

Я подумал о том, что есть симуляторы полета, позволяющие в безопасной обстановке научить пилота справляться с опасными ситуациями, которые могут возникнуть во время реального полета. Возможно, точно так же мозг в безопасной обстановке тренирует свои собственные навыки выживания на тренажере борьбы-или-бегства, помогающем подготовиться к опасным ситуациям, с которыми можно столкнуться в жизни. Так или иначе, мне всегда казалось, что сновидения – это биологически древнее состояние сознания, и когда у меня возникла идея моделирования угроз, я задался вопросом о том, как сновидящий мозг мог вести себя в первоначальной эволюционной окружающей среде, где жили и видели сны наши предки в течение миллионов лет. Что они видели во сне? Мне пришло в голову, что им, должно быть, часто снились повторяющиеся страшные сны и кошмары, связанные со всеми теми угрозами для жизни, с которыми они каждый день сталкивались в окружающей среде.

Затем я сформулировал общую гипотезу на основании функции моделирования угроз: если такая функция существовала, по крайней мере в эволюционной истории человечества и в ответ на угрозы для выживания, с которыми сталкивались наши предки, то содержание сновидений должно все еще отражать эту функцию моделирования угроз. Я начал проверять эту гипотезу. С этой целью я стал изучать результаты, опубликованные в литературе по исследованию сновидений, а также начал свой собственный научно-исследовательский проект, в ходе которого собирал отчеты о сновидениях и анализировал их содержание, связанное с угрозами. Вместе со своей аспиранткой, а теперь докторанткой Катей Валли я провел и опубликовал результаты несколько исследований, подтверждающих, что в сновидениях действительно часто возникают мотивы угрожающих событий и ситуаций (например, в сновидениях студентов, детей и в сновидениях пациентов, переживших опасный и травмирующий момент; см. обзор в Valli & Revonsuo, 2009). Сначала я был весьма удивлен, когда обнаружил, что очень многие особенности содержания сновидений и кошмаров можно предсказать и объяснить на основании теории моделирования угроз!

По сути, мой подход к сознанию можно сформулировать следующим образом: феноменальнное сознание – это более высокий биологический уровень организации в мозге, который, во-первых, создает ощущение внутреннего присутствия феноменальных качеств, а во-вторых, организует эти качества в целостную модель мира, в некий виртуальный мир, в центре которого находится селф, или образ собственного тела.

Эта модель мира функционирует как внутренняя система навигации в мозге и играет решающую причинную роль в выборе и поддержании стратегий поведения, которым наше физическое тело, как целостный организм, следует в материальном мире. Сновидения – это биологически запрограммированные, внутренние, не зависящие от внешних стимулов феномены, вызванные активацией системы моделирования мира во время «быстрого сна»; содержание таких внутренних моделей синтезируется на основе эмоционально значимых воспоминаний и является своеобразной «репетицией» поведения в опасных и сложных ситуациях, с которыми мы столкнулись в прошлом и можем столкнуться в будущем.