Текст книги "Проксима Лжи"

И хозяин кабинета, сделав широкий приглашающий жест рукой, снова вернулся к изучению вида из окна. Федор проследовал в направлении, указанном директорской дланью, и, выдвинув из-под столешницы один из многочисленных стульев, скромно пристроился на нем. Как-то само собой получилось, что уселся Федор примерно посередине длиннющего стола, – притулиться в самом его конце было бы самоунижающе-глупо, а «располагаться» ближе к директорскому месту Федору не давала реальная оценка собственной персоны в контексте окружающей действительности.

– Да, раньше из этого окна открывался совсем другой вид! – с нотками сожаления в голосе задумчиво произнес Дерябин. – Панорама Ленинградского проспекта, стадион Динамо – как на ладони! Но в семидесятых в преддверии Олимпиады посчитали, что заводской фасад испортит центральную магистраль, по которой в столицу из Шереметьева будут прибывать иностранные гости, и построили этот длинный дурацкий жилой дом, который перекрыл всю перспективу. Да, в шестидесятые и еще раньше, когда «Конвейер» был головным предприятием отрасли, и в этом кабинете проходили выездные коллегии министерства, о таком не могло быть и речи! Представляете, что бы сказал тогдашний министр, член ЦеКа, если бы вместо башен Петровского замка его взгляду было бы предложено уткнуться в дворовой фасад этого жуткого монстра? Да он поувольнял бы всех на хрен!

И явно в ожидании одобрительной реакции на свою сентенцию Дерябин со смехом повернулся к посетителю.

Директор завода «Конвейер» Евгений Эдуардович Дерябин всем своим видом производил впечатление человека столь же радушного, сколь и преуспевающего. Ему можно было дать и пятьдесят, и шестьдесят пять, и только обширная лысина на полголовы и дряблые складки кожи под подбородком говорили в пользу верхней границы этой возрастной вилки. Несмотря на это, он был спортивен и подтянут, его фирменная от уха до уха улыбка обнажала безупречные зубы, а на фоне легкого зимнего загара его очень светлые глаза выглядели совершенно прозрачными. В одежде Дерябина преобладал стиль неброского, но дорогого изящества. Антрацитовый костюм на нем был явно от Бриони или Зеньи, а скромные с виду часы на кожаном ремешке, думается, стоили с приличный импортный автомобиль. В общем, Дерябин выглядел так, как, наверное, выглядеть и стремился – преуспевающий бизнесмен, располагающий к себе собеседника любого уровня, при этом подчеркивая жирной чертой уровень свой и не допуская в общении с собой ни грана фамильярности. И так неотразимо было обаяние этого человека, что Федор, которому последние слова Дерябина напомнили мертвенно-бледное лицо Соколова пять минут назад, не смог в ответ на шутку не улыбнуться, хоть и несколько натянуто.

– Да что же это вы там сели? – воскликнул Дерябин, увидев, где устроился Федор. – Как неродной, право! Извольте-ка вот сюда, поближе ко мне, так нам беседовать будет не в пример удобнее.

И бодрым шагом пройдя полкабинета быстрее, чем Федор встал со своего места, Дерябин гостеприимно выдвинул ему навстречу первый по счету от своего стала стул. От таких совершенно неожиданных проявлений высокого благорасположения Федору стало даже немного неловко, и он поспешил перехватить спинку стула из директорских рук. Однако Дерябин пальцев не разжал, но чтобы не уступить в этой игре в «тяни-толкай» Федору, ему пришлось взяться за спинку второй рукой. И тут Федор с удивлением обнаружил, что на правой кисти директора, оказывается, не хватает указательного пальца! Пораженный скорее не этим фактом, а тем, что никогда этого не замечал, Федор отпустил стул. Выигравший схватку Дерябин, с силой надавливая на плечо, усадил Федора вниз, да еще и так энергично подоткнул тяжелый стул под Федора по зад, что тот оказался буквально зажат между спинкой и ребром столешницы. Убедившись, что клиент на месте и никуда не денется, Дерябин обогнул стол и уселся в свое кресло, удобно вытянув ноги.

– Ну-с, Федор Андреевич, что делать будем? – задумчиво спросил Дерябин, барабаня пальцами здоровой руки по столу.

Вопрос был риторическим по форме и в высшей степени неконкретным по содержанию. «Зря я сюда приехал», – подумал Федор и, прокашлявшись, ответил вполне соответствующе:

– Ну… Работать будем, Евгений Эдуардович!

– Содержательно! – саркастически усмехнулся Дерябин и добавил укоризненно: – А ведь мне не лозунги от вас нужны, Федор Андреевич, а программа действий в кризисной ситуации.

Федору стало стыдно. Хотя, знал бы Дерябин, в какой кризисной ситуации находится сам Федор!

– Евгений Эдуардович, все, что от меня зависит, я буду делать также, как и при Алексее Дмитриевиче, – собравшись с мыслями, сказал Федор. – Другое дело, что зависело от меня немногое, по сути, только работа с подрядчиком.

– А «Салямспецстрой» не подведет? – быстро поинтересовался Дерябин. – Как у них настроение? Закончат они к маю?

«Ого, уже «к маю»! – удивился Федор. – Прямо как когда-то в стенах этого кабинета – пятилетку в четыре года!»

– Если поставят еще один кран и добавят людей, то вполне могут успеть, – вслух ответил он, быстро прикинув в уме объем поставленной задачи. – И – хотя это не мой вопрос, – это потребует дополнительного финансирования, конечно.

При слове «финансирование» по светлому директорскому челу пробежала явная тень.

– Да, да, я пронимаю, – хмуро произнес он. – А вы, Федор Андреевич, не могли бы прикинуть, в какую сумму и за какой период времени могло бы вылиться такое дополнительное финансирование, а?

– Наверное, мог бы, – пожал плечами Федор. – Хотя для этого мне как минимум нужно знать с сумму всего контракта, и сколько из него уже оплачено.

– Как, а вы этого разве не знаете?! – встрепенулся Дерябин.

– Нет, взаиморасчетами Куницын всегда занимался сам, – покачал головой Федор.

– Феноменально! – вскричал Дерябин, вскакивая с кресла. – Как можно требовать от вас управления подрядчиком, если вы даже не знаете, насколько коротки финансовые вожжи! Ах, Алексей Дмитриевич! А ведь сколько раз я ему говорил, что нельзя складывать все яйца в одну корзину, что свои функции надо перераспределять! Вот как теперь узнать, сколько помимо безнала заплачено этим таджикам?!

Произнося эту страстную тираду, Дерябин, как маятник, носился от своего кресла к окну и обратно. Никогда Федор не только не видел директора завода в таком возбуждении, но даже и предположить не мог, что такое в принципе возможно.

– Ну, наверное, можно спросить у самого подрядчика…, – начал было Федор, но Дерябин замахал на него рукой.

– Да подрядчик скажет, что ему вообще ничего не плачено, да еще и расписку от покойного в этом принесет! – с неподражаемым сарказмом возразил Федору он. – Вы видели их главного, этого Бахтияра? Нет? Это же жулик, наркоман и басмач!

«И ба-альшой бабник в придачу!» – ухмыльнулся про себя Федор, вспомнив вчерашний разговор Куницына по мобильному.

– Еще можно поинтересоваться у нашей главбухши Розы Анатольевны, – вслух продолжил он свои размышления. – Я думаю, что у нее могут расписки.

– Вы полагаете? – с надеждой спросил Дерябин. – Пусть она составит подробный реестр, а вы передадите его мне.

– Вряд ли Роза Анатольевна станет делать то, что я ей скажу, – поправил директора Федор, представив белую мышь мысленным взором.

– Я позвоню ей! – отмахнулся от возражения Дерябин. – Пусть только попробует не сделать того, что вы ей от моего имени прикажете! И вообще, Федор Андреевич, что бы вы сказали, если бы у вас стало больше полномочий? Ну, и ответственности, разумеется. Мне кажется, что если вас соответствующим образом заинтересовать… Вот какую вам Куницын платил зарплату, если не секрет?

– Восемьсот долларов, – честно признался Федор.

«Но собирался прибавить», – хотел было он набить себе цену, но осекся, вспомнив, откуда им эта информация была почерпнута.

– Класс, что можно ожидать от человека за восемьсот долларов в месяц? – пробормотал себе под нос Дерябин и уже в голос сказал: – Предположим, что с сегодняшнего дня ваша зарплата удвоится. Я мог бы рассчитывать, что за это вы взяли бы на себя не только, как сейчас, технические вопросы строительства и работу с подрядчиком, но и финансы с точки зрения их учета и планирования расходов?

«Нет, все таки, не зря я сюда приехал!» – возликовал внутренне Федор и сразу же опустил себя на землю: – Вот только бы дожить до этой большой зарплаты!»

– Конечно, могли бы, – просто ответил он нервно ожидающему его решения Дерябину.

– Ну, вот и отлично! – снова заулыбался директор. – Тогда так и договоримся: сегодня пятница, работайте по своему плану, но обязательно пообщайтесь с вашей главбухшей. За выходные обдумайте программу действий, а в понедельник мы с вами встречаемся и обсуждаем все, что нужно, чтобы безусловно закончить стройку к маю или раньше, окей?

И он выразительно посмотрел на часы. Федор, восприняв этот жест как сигнал к завершению аудиенции, выехал вместе со стулом из-под стола, встал и двинулся было к выходу, но оказалось, Дерябин имел в виду совершенно другое.

– Куда же вы? – остановил он Федора. – Время – обед. Не перекусите со мной, Федор Андреевич?

У не успевшего позавтракать Федора под ложечкой давно творилось нечто невообразимое, и директорское предложение было весьма кстати. Из субординации, конечно, следовало бы вежливо отказаться, но, с другой стороны, за последние полчаса самооценка Федора существенно выросла. Недолго думая, он согласился. «Тамара, мы с господином Ионычевым перекусываем в моей рест-рум!» – бросил Дерябин, нажав кнопку переговорного устройства. После этого он стремительно подошел к задней стене кабинета, словно собираясь пройти сквозь нее, и толкнул рукой одну из панелей. Панель оказалась потайной дверью и от толчка бесшумно открылась. Следуя приглашающему жесту Дерябина, Федор вошел первым, для чего ему пришлось немного наклонить голову, чтобы не удариться о низкую притолоку. Директор вошел следом, и дверь за ним закрылась, как показалось Федору, автоматически.

В маленькой рест-рум, как на английский манер назвал свою комнату отдыха Дерябин, для этого самого отдыха было абсолютно все, что нужно – от просторного кожаного дивана до телевизора с DVD-плеером. За одной из двух дверей в углу вообще оказалась самая настоящая туалетная комната с душем! Перекусон, причем на две персоны, оказался уже большей частью накрыт на низеньком журнальном столике между двух кожаных, в стиль дивана, кресел. Постучавшаяся в дверь буквально вслед за мужчинами Тамара только принесла на подносе вкусно дымящийся кофейник с чашками, сняла салфетки с блюд и тарелок, заблаговременно расставленных на столике, и застыла в ожидании указаний. «Нас не беспокоить», – бросил ей Дерябин, и она исчезла.

Под салфетками оказались аккуратно нарезанные салями, ветчина и сыр, белый и черный хлеб, галеты и даже фрукты, – в общем, все, чтобы полноценно утолить голод. Однако наличие на столе рюмок недвусмысленно свидетельствовало о том, что весь этот харч должен был быть употреблен не сам по себе, а сыграть почетную роль закуски. «Неужели и выпить предложат?» – уже вконец ошалев от оказанному ему приема, предположил Федор, проваливаясь в мягкое, как кокон, кресло. И словно материализацией мысли Дерябин извлек из узкого настенного ящичка бутылку французского коньяка, ловко открыл ее и водрузил между приборами. Аромат напитка заструился над столом, но Федора внезапно передернуло – это оказался «Курвуазье», точно такой же, какой пили все трое участников ночной драмы в Коровино.

– Вы не за рулем? – поинтересовался Дерябин, разливая коньяк в рюмки.

– С некоторых пор нет, – отозвался Федор, представив себе мерзнущие в заснеженном дворе останки своей «шахи».

– Вот и прекрасно, а то употребление алкоголя за рулем может дорого обойтись! – назидательным тоном произнес Дерябин, накладывая в тарелку Федора закуски.

У Федора была пара печальных случаев из собственной практики, безусловно подтверждающих эту сентенцию, и он открыл уже было рот, чтобы поддержать предложенную директором тему трезвости за рулем, но Дерябин неожиданно продолжил:

– ГАИшники совершенно оборзели, соткой баксов дело уже не обходится, просят, суки драные, и две, и три!

Федор даже рот забыл закрыть, столь неожиданными были смысл и лексикон фразы из уст такого джентльмена, как Евгений Эдуардович! А тот, явно забавляясь произведенным эффектом, весело засмеялся, поднял рюмку и вдруг стал серьезным.

– Ну, помянем вашего шефа и моего партнера Алексея Дмитриевича Куницына, пусть земля ему будет пухом! – безо всякой патетики, тепло и просто сказал Дерябин.

Федора почему-то очень обрадовало, что у неожиданного выпивона с директором завода вдруг оказался такой бронебойный повод. И хотя на знаменитый вопрос Остапа Бендера «А был ли покойный нравственным человеком?» в случае с Алексеем Куницыным Федор имел все основания не особо задумываться над ответом, сейчас он выпил почти искренне. Потому, что смерть – это почти всегда полный расчет за грехи… Да и коньяк, черт побери, несмотря на страшные ассоциации, был хорош! Федора сразу очень приятно хлобыстнуло в затылок, он налег на бутербродики, а Дерябин тут же налил по второй. Выпили – уже без поминальных слов, но еще не чокаясь. Федору совсем прихорошело.

– М-да, сколько раз я говорил ему, что нельзя пренебрегать собственной безопасностью, – с досадой в голосе произнес Дерябин, задумчиво отщипывая виноградину. – Ах, Алексей, Алексей!..

И в прозрачных глазах директора заблестели слезы. «Да ни при чем тут его безопасность была!» – так и подмывало сказать Федора, совершенно растроганного таким проявлением человеческих чувств, но он благоразумно сдержался и только согласно покивал головой.

– А вы, Евгений Эдуардович, я теперь вижу, знали Алексея Дмитриевича гораздо ближе, чем мне казалось, – перевел он от греха подальше разговор на более индифферентную тему. – У вас-то нет никаких мыслей, кто и за что мог его убить?

– Господи, да кто угодно! – фыркнул, взмахнув рукой, Дерябин. – Любой, кто мог знать, что у него с собой была крупная сумма денег.

«Ха, вот так – маленький секрет для большой компании! – подумал Федор. – Это только Ирина своим бабским умишком могла серьезно считать, что о деньгах в кейсе покойного никто не знал!»

– И… что теперь с этими деньгами? – осторожно спросил он, следя за реакцией Дерябина.

– Как говорится, ответ знает только ветер! – невесело усмехнулся Дерябин, снова разливая коньяк. – Вернее, тот, кто у кого эти деньги теперь.

Федора мягко, но весьма ощутимо толкнуло в сердце. Вот оно! Сейчас Дерябин с хитрым ленинскими прищуром посмотрит на него, и скажет: «А ведь денежки-то у вас, Федор Андреевич! Нехорошо, батенька, нехорошо!» Но Дерябин и не думал разыгрывать дедушку Ленина, а сделал рюмкой в воздухе «прозит» и залпом выпил. Федор тоже проглотил свою порцию. Коньяк прошел, как вода, но сердце отпустило. Ионычев понимал, что надо бы увести разговор в сторону, но как преступника тянет на место преступления, так и он не в силах был сейчас уйти от этой опасной, но такой манящей темы.

– А на теле денег не было? – полуутвердительно спросил он Дерябина, умышленно применив предлог «на».

– При теле, – тут же поправил Федора директор. – На себе такую сумму унести было бы проблематично. Я созвонился кое с кем в ЭмВэДэ, там сказали, что в протоколе, составленном нарядом милиции, ничего похожего на портфель или дипломат не значится.

– Коричневый кожаный кейс, – поправил теперь уже Дерябина Федор. – Я вчера оставался в офисе позже Алексея Дмитриевича. Когда он уходил, у него в руках был коричневый кожаный кейс.

– Да, его водитель Николай сказал мне, – совершенно безразлично отреагировал на эту информацию Дерябин.

«О чем рассказал Дерябину Николай – о кейсе, или обо мне?» – задал себе вопрос Федор и с облегчением подумал, что в любом случае обмолвиться о том, что он был вчера вечером в офисе, было правильным решением.

– А не могли деньги забрать сами милиционеры, которые обнаружили тело? – словно бы перебирая все возможные варианты, предположил Федор.

– Похоже, нет, – отрицательно покачал головой Дерябин. – Я навел справки, – наряд вызвала какая-то бабка из соседнего дома, которой не спалось, и она пошла гулять с собакой на час раньше обычного времени. Она и протокол подписала. Не было ничего рядом с телом. А сама бабка кейс ни за что не осмелилась бы взять, ее кондратий на месте хватил бы от страха!

Посмеялись, и Федор снова покосился на бутылку. От коньяка ему стало легко и комфортно, да и для эксплуатируемого им сейчас образа святой простоты имидж пьяненького был весьма кстати. Дерябин взгляд перехватил, показал бровями: мол, не стесняйся, наливай! Черт, не переборщить бы с погружением в образ!

– Я вот чего не могу понять: зачем вообще надо было брать с собой деньги? – продолжал разыгрывать спектакль Федор. – Неужели нельзя было оставить их в офисе, в сейфе?

– А-а, это вообще полный идиотизм, – безнадежно махнул рукой Дерябин. – Как вы понимаете, деньги предназначались вашим таджикам. Я вручил ему их вчера в обед, до конца дня за ними к вам в офис должен был приехать их главарь Бахтияр. Уже вечером звонит мне Куницын и говорит, что этот чертов Бахтияр, как он сказал, «где-то завис», за деньгами не приехал, а ключи от сейфа кто-то там увез, и что теперь ему деньги оставить негде! Ну, я с казал ему, все, что о нем думаю, велел не отпускать водителя, садиться с ним в машину и прямиком без остановок дуть к себе домой, на Рублевку.

– Так ведь я сам слышал, как Алексей Дмитриевич сказал Николаю: «Едем домой»! – как ему показалось, весьма к месту встрял Федор.

– Они и ехали, – поморщился Дерябин. – Только не доехали. Часа через полтора я позвонил ему домой, спрашиваю у его жены, приехал ли Алексей? Она говорит – нет, он позвонил и сказал, что планы, мол, у него изменились, и он приедет поздно, а, может быть, совсем не приедет. Рыдает, сопли пускает, – мол, наверное, Леша бабу на стороне завел. Я ей говорю – дура, надо переживать, что мужик с огромными деньжищщами в чемодане незнамо где, и незнамо, что с ним! Да если он у бабы какой, я Богу свечку поставлю! Как знал, что беда будет, э-эх!

Дерябин сокрушенно уронил голову и замолчал.

– Так удалось в результате выяснить, куда Алексей Дмитриевич поехал, когда у него «планы изменились»? – продолжил осторожные расспросы Федор. – Вы ведь, я так понял, вы разговаривали с водителем? Он-то что-нибудь внятное рассказывает?

Дерябин глубоко вздохнул, и Федор почувствовал, что директор с трудом сдерживается, чтобы не выругаться матом.

– Он рассказывает, что сразу, как они отъехали от офиса, Куницын кому-то позвонил, и довольно долго разговаривал, – все же удержав себя в руках, ответил Дерябин. – А потом, как им было поворачивать с Цветного бульвара на Садовое, приказал Николаю остановиться, сказал, что завтра доберется до офиса сам, и перешел пешком на Олимпийский проспект. Николай успел заметить, что там он поймал такси, которое уехало в направлении от центра.

«Ну, да, с Олимпийского они, наверное, свернули налево к театру Советской Армии, потом через Палиху на Дмитровку, и дальше на Коровинское шоссе, – представил себе последний маршрут живого Куницына Федор. – Все сходится!»

– Как он тогда на старом Арбате-то оказался? – в продолжение, скорее, собственных мыслей, чем следуя логике разговора, повесил в воздухе вопрос Федор.

Дерябин внимательно, как бы оценивающе, посмотрел на него, и медленно произнес:

– Дело в том, что пулю, пробившую голову Куницына, не нашли. Значит, его убили не на Арбате, тело туда привезли.

«Вот только кто же, если не менты, это сделал?!» – снова со всей прямотой встал перед Федором вопрос, и в сердце сразу вернулась тревога за Ирину.

– И – что из этого следует? – в полной растерянности не нашел спросить ничего лучшего Федор.

– А ничего, – пожал плечами Дерябин. – Кроме того, что убили его люди серьезные.

– Ну, да, очередное заказное убийство, – погруженный в собственные мрачные мысли, автоматически повторил слова ведущей «Криминального Вестника» Федор.

– Да какой черт заказное?! – неожиданно взорвался Дерябин, вскакивая с кресла. – Вы большее слушайте, что вам по телевизору плетут! А я всего лишь имел в виду, что грохнули его не случайные люди, раз смогли перевезти тело так, что этого никто не заметил. Но если бы это была реальная заказуха, деньги бы остались при теле, профессионалы левый куш не берут. Да уж лучше было бы так, а у ментов-то я уж как-нибудь свое забрал бы. А теперь поди, узнай, где и с кем господин Куницын провел последние часы своей жизни! Черт, это ж надо, с такими-то деньжищами по ночной Москве шляться! А мне теперь что делать, он там на своем том свете подумал?! Если честно, я не представляю, как без этих денег продолжать стройку! Правду он мне говорил, что таджики работают на последнем издыхании и, если срочно не заплатить, работа встанет? Когда у них там по плану забастовка – сегодня? В понедельник?

– Могу только сказать, что просили они денег ровно вдвое против того, что Куницын решил им заплатить, – угрюмо отозвался Федор. – Это я знаю точно.

– Час от часу не легче! Все, мне конец…, – пробормотал Дерябин, бескостным мешком плюхнулся в кресло и сокрушенно закрыл лицо правой, четырехпалой ладонью, чего, судя по всему, на людях никогда не делал.

Вид у него был совершенно убитый. «Ну, вот он и пришел, твой момент истины! – усмехнулся про себя Федор. Ты все выяснил, все проверил. Деньги эти Куницыну не принадлежат, это деньги Дерябина, заказчика строительства. Более того, потеря этих денег, судя по всему, чревата для директора завода большими неприятностями. Хоть сам он, видно, человек небедный, но и полмиллиона – деньги огромные. Может быть, для того, чтобы поддержать на плаву главное дело все своей жизни, Дерябин эти деньги занял, и у него тикают огромные проценты? Все, тянуть больше нельзя; прямо сейчас, в эту секунду, нужно принимать решение: рассказать про деньги, или нет. Подтвердить, прежде всего, себе самому, высокое звание порядочного человека, или, наплевав на все, что прививали родители, что с младых ногтей сам в себе культивировал, взять чужие деньги. Попытаться, возможно, на костях другого человека, построить собственное счастье. И ведь другого такого шанса не будет, Ирина права. И как все-таки хорошо, что на самом деле выбор перед ним, Федором Ионычевым, сейчас не стоит, просто он насколько можно оттягивает прекрасный момент своего морального триумфа. Верно говорят – перед смертью не надышишься. Но выпить-то можно! Федор из и так приполовиненной уже бутылки снова разлил в рюмки, протянул Дерябину. Тот отмахнулся – пей, я не буду.

– Я хотел сказать, – прокашлялся, как перед спичем на светском рауте, Федор, – что потерять сразу партнера по бизнесу и полмиллиона долларов, это, наверное, слишком тяжело. Я бы сказал, несправедливо. Предлагаю выпить за то, Евгений Эдуардович, чтобы возврат этих денег все же хоть немного облегчил для вас горечь утраты!

Получилось немного пьяненько и пафосновато, но зато от души. Федор Поднял рюмку, с обезоруживающей улыбкой городского сумасшедшего ожидая, когда Дерябин присоединится к тосту. Но тот, приотняв ладонь от лица, в образовавшуюся широкую щель между большим и средним пальцами настороженно посмотрел на Федора ровно так, как, не зная скрытого смысла тоста, и должен в был посмотреть. То есть, как на идиота.

– Вы, Федор Андреевич, то ли шутить изволите, то ли, простите, перебрали малость! Я вам битый час объясняю, что…, – ледяным тоном произнес Дерябин, и вдруг осекся: – А разве я говорил вам, что денег было пятьсот тысяч?

Ну, наконец-то, врубился! Федор медленно, со вкусом выпил коньяк, зажевал виноградиной, скромно потупил глаза:

– Нет, не говорили, Евгений Эдуардович. Но я это знаю точно, потому, что я их пересчитал.