Текст книги "Проксима Лжи"

Глава 7

И вообще с той поры Рюхины зажили по-другому. Времена люблинской коммуналки, казалось, навсегда остались в прошлом, а впереди все было совершено безоблачно. Но в 1984-м отца взяли по обвинению в изготовлении и сбыте фальшивых денег. Суда, на котором ему светило от «пятнашки» до «вышки», Матвей Рюхин дожидаться не стал, повесившись в камере следственного изолятора. Арест отца стал для Дочи страшным стрессом, и она снова захворала. Мать, как могла, оберегала ее психику, но совсем скрыть страшную правду было невозможно. Как-то раз мать вернулась из тюрьмы, принеся собранную для отца передачу назад, бессильно опустилась на стул и тихо сказала: «Папы больше нет, Доча».

* * *

Федору показалось, что челюсть Дерябина, как в американских мультиках, со стуком упала на стол. В изумлении глядя на Федора, директор молча, как зомби, протянул руку, взял рюмку, выпил и поставил ее на место. Ну, не таки ли моменты наполняют нашу жизнь смыслом? Только, экими, право, странными они иногда бывают! Федор еще секунду наслаждался произведенным эффектом, и начал выкладывать.

Он совершенно честно рассказал обо всем, кроме Кати. По мере повествования на лице Дерябина, как у зрителя на премьере талантливой, но в высшей степени неоднозначной пьесы, первоначальное недоумение сменилось сначала саркастическим недоверием, которое в свою очередь перешло в стадию полного сопереживания, и завершилось неимоверным облегчением.

– Так, я правильно понял, что деньги… э-э… у вас, здесь? – в сладостном предвкушении неожиданного хэппи-энда, но все же еще самую малость не веря в него, спросил Дерябин.

– Ну, да, у меня, – развеял последние сомнения директора Федор. – Только не здесь, а в надежном месте.

– Ну, да, ну, да, конечно! – с таинственно-понимающим видом воскликнул Дерябин и повторил, выставив вверх единственный свой указательный палец: – В надё-ожном месте!

– Евгений Эдуардович, ну, вы поймите, мне же нужно было выяснить, что это за деньги, чьи они, чтобы, как минимум, понять, кому их возвращать! – начал было извиняться за предшествующий признанию спектакль Федор, но Дерябин замахал на него руками:

– Перестаньте, Федор Андреевич, умоляю вас! Вы все сделали правильно! На самом деле, ну, не могли же вы прийти ко мне, причем не сами, а по моему, заметьте, приглашению, и начать общение с этой совершенно фантастической истории! Но самое главное, что подавляющее количество людей вообще бы этой истории мне не рассказали бы. Люди попытались бы, воспользовавшись ситуацией, присвоить себе то, что им не принадлежит. Вы, Федор Андреевич, приняли правильное решение. Боле того, спасая деньги от лап нашей доблестной милиции, вы сильно рисковали. И, уверяю вас, вы об этом не пожалеете!

С этими словами Дерябин, театральным жестом достав из кармана пиджака мобильный телефон, набрал на нем какой-то номер. Но уже по первым словам разговора Федор понял, куда директор позвонил.

– Добрый день, это Дерябин, завод «Конвейер», – сказал он в трубку. – Здравствуйте, Юля! Да, разумеется, знаю. Да, это, конечно, ужасно, но жизнь продолжается, надо работать, работать. Кстати, весь ваш маленький дружный коллектив на месте? Да, я знаю, Федор Андреевич здесь, у меня. Кстати, Юля, передайте, пожалуйста, всем, что с сегодняшнего дня обязанности безвременно покинувшего нас Алексея Дмитриевича Куницына исполняет он. Да, я же ясно сказал – Федор Андреевич Ионычев. Попросите от моего имени этого вашего… кадровика… да, да, Гобатова, чтобы подготовил официальный приказ. За чьей подписью? За моей, как главного акционера вашей компании. Пусть проконсультируется с вашим юристом, как все правильно оформить. Вам все понятно? Ну, вот, и отлично. Да, всего доброго!

Федор почувствовал, что теперь челюсть отпадает у него. А Дерябин, словно спохватившись, хлопнул себя по лбу:

– Ах, да, простите, Федор Андреевич! – с улыбкой обратился он к Федору. – Я, кажется, принял решение прежде, чем узнал ваше мнение по поводу моего предложения. Которого я вам, кстати, еще и не сделал, ха-ха! Остается уповать на то, что вы не против, или я попаду в глупую ситуацию! Суть предложения, я думаю, вам ясна. По поводу того, что вы справитесь, у меня лично нет никаких сомнений, остается утрясти денежный вопрос. Как вам тысячи четыре долларов в месяц – для начала? Согласны?

У Федора все плыло перед глазами, не столько от выпитого, сколько от осознания своего стремительного, как старт ракеты, карьерного роста.

– Я бы никогда не осмелился поставить вас в неловкое положение, Евгений Эдуардович! – с пиететом в интонациях ответил Федор. – Да и глупо было бы не принять столь любезное предложение. Разумеется, я согласен.

– Ну, вот и отлично! – воскликнул Дерябин, снова берясь за бутылку. – За это совершенно необходимо выпить! Хватит уже за упокой, пора за здравие! В конечном итоге, наша смерть должна оставаться нашим личным делом. Король умер, да здравствует его преемник!

«М-да, недолго звучали траурные барабаны! – не смог не отметить про себя Федор. – Неужели все-таки деньги – лучший антидепрессант?» Махнули и, словно услышав мысли Федора, Дерябин вновь стал серьезно-печален.

– А ведь я оказался не прав, – задумчиво покачал он головой. – Кто-то Алексея на самом деле заказал, надо будет с этим разобраться.

Во как! Дерябин-то, оказывается, не понял того, что стреляли-то на самом деле в него, Федора! Или он вообще информацию Федора об охоте на него не воспринял, посчитав ее типичной манией преследования? Класс, уж не маньяком ли он представляется своему новому работодателю?!

– Вы считаете, Евгений Эдуардович, – с уместной долей обиды в голосе осторожно начал возражать он, – что мое видение обстоятельств убийства внимания не заслуживает?

– Да, да, конечно! – дернул кистью Дерябин. – Вы зря полагаете, что я хоть что-то из вашего рассказа пропустил мимо ушей. По латыни это называется «аберрацио иктус» – случайное отклонение удара. Целили в вас, попали в него. Версия интересная, особенно учитывая эти два происшествия, которые вы трактуете, как покушения на вашу жизнь. Так вот, эта версия была бы жизнеспособной, если бы не одно обстоятельство. Я, конечно, никогда не смотрел на мир в прицел ночного видения и допускаю, что сквозь него непросто отличить одного человека от другого. Но вы говорили, что прежде, чем перебраться в спальню, голубки сначала ворковали в другой комнате и, надо полагать, не в темноте. Разумеется, стрелок занял позицию заранее и имел время рассмотреть, в кого он стреляет. Вероятно, за Алексеем в этот вечер следили, довели до места и решили, что лучшего случая ликвидировать его не будет.

«Да, черт, как же я об этом не подумал? – ругнулся про себя Федор. – Шерлок Холмс хренов!»

– Хорошо, я допускаю, что за ним могли проследить до подъезда, – не унимался, тем не менее, он. – Но как стрелок узнал, в какую квартиру жертва направляется? Не до двери же, на самом деле, киллер жертву сопроводил?

– Ну, конечно, нет, – снисходительно усмехнулся Дерябин. – Мне не хотелось бы задевать ваши супружеские чувства, но можете ли вы быть уверены, что Куницын в этот вечер был в вашей квартире впервые? Нет. А если так, то все сходится. Алексея, что называется, «вели» и, разумеется, давно определили все «прикормленные» места.

Во взгляде Дерябина было искреннее сочувствие. Федор почувствовал, как внутри него атомным грибом разрастается ярость – на потаскуху-жену, на покойника – любителя клубнички из чужих огородов, на безупречную логику собеседника. Ах, как тяжела ты, шапка рогоносца!

– И, вдобавок, – не замечая потемневшего лица Федора, продолжил свои рассуждения Дерябин, – из слов вашей супруги: «лучше бы я не включала свет…» вы сделали вывод, что парочка с самого начала… м-м… общалась в темноте. Но, во-первых, в момент звонка вам ваша жена находилась в состоянии аффекта, и к любым ее словам следует относится критически. Разве сами вы не сказали, что она общалась с вами в высшей степени странно? Во-вторых, разве невозможно, что свет был выключен только тогда, когда все уже произошло, и они просто легли спать? Правда, в любом случае это можно уточнить у вашей супруги…

– Разве я не говорил вам, что Ирина куда-то исчезла? – гораздо более раздраженно, чем хотелось бы, перебил Дерябина Федор. – Ее нигде нет, ее мобильный не отвечает.

– Поверьте, мой друг, она найдется! – ослепительно улыбнулся, ничуть не обидевшись на резкость собеседника, Дерябин. – Просто надо понять, в каком состоянии сейчас находится ваша супруга. Смотрите: благодаря фатальному стечению обстоятельств ее амуры становятся известны мужу. Но несмотря на тяжелейший стресс, от которого иную можно было бы сразу отправлять в Кащенко, вашей жене прямо там, на месте преступления удается убедить вас в своей фактической невиновности в адюльтере. Это говорит о том, что это – сильная натура с высокоорганизованной психикой. Я думаю, что после вашего отъезда ее мысли начали работать в направлении дальнейшей реабилитации себя перед мужем. В руках которого, вдобавок, оказалось целое состояние. Она специально не выходит на связь, чтобы заставить вас нервничать, переживать и сопереживать ей. Она понимает, что вы мучаетесь неизвестностью, – вы ведь даже предположили, что перемещение трупа могло быть хитрой уловкой ментов, охотящихся за вами! Хотя вам с самого начала следовало бы догадаться, что это – не их метод, и что обнаружение трупа не там, где оставили его вы, однозначно говорит о том, что ваша жена ментов не вызывала.

Федор почувствовал вдруг, как разом отлегло от сердца, как будто внезапно перестал болеть не очень сильно, но постоянно ноющий зуб. И насколько все-таки безупречна логика Дерябина, как велика его сила убеждения! Не случайно, конечно, он является фактическим хозяином такой громадины, как Конвейер. И какая удача оказаться вот так, вдруг приближенным к такому человеку!

– Так что, поверьте, сидит сейчас ваша благоверная Ирина где-нибудь… Вы дома после этих событий были? Нет?! Я вас уверяю, что как то письмо, которое было спрятано на самом видном месте, ваша жена там, где вы ее не ищете – дома. Поезжайте туда, и успокойте вашу мятущуюся душу. А потом, уж сделайте одолжение, привезите старику деньги, успокойте душу мою!

– Да, да, конечно! – спохватился, вскакивая, Федор.

За разговором незаметно пролетели полтора часа, пора была и честь знать. Да и так и подмывало – лететь домой, в Коровино! Директор поднялся проводить гостя, и через послушно открывшуюся стену они покинули уютную рест-рум. Федор прикинул временную протяженность маршрута завод-Коровино-офис-Ясенево-завод, дал запас, и они с Дерябиным договорились примерно на семь вечера. Директор продиктовал Федору прямой номер своего мобильного и не просто проводил гостя до порога, а и вышел с ним в приемную. Неизвестно, сколько прибавил к рейтингу Федора в глазах Тамары перекусон с директором, но после такого секретарша, при виде начальника, естественно, сразу вскочившая на ноги, продолжала стоять и все время, пока Федор находился в приемной.

– Вот только одного не объяснила мне ваша схема, – в полголоса сказал Федор, на прощание ручкаясь с директором. – Кто мог перевезти тело из Коровина на Арбат?

– Ваша жена – неординарная личность, – с хитрой улыбкой ответил Дерябин, крепко пожимая руку Федора. – Не удивлюсь, если она к этому причастна. И в любом случае, – она знает ответ.

Тамара проводила его улыбкой – совсем не такой, какой встретила. Федор ничуть этому не удивился, – ведь и уходил он не совсем таким, каким сюда почти два часа назад пришел.

* * *

По направлению в Коровино машину лучше было ловить у стадиона Динамо. Федор вышел завода, по подземному переходу перешел Ленинградку и, только снова поднявшись по ступеням на улицу, осознал, что ему не страшно. Он не крутил головой по сторонам и не вглядывался в лица прохожих. То ли Федор уже перестал замечать чувство тревоги, неотступно терзавшее его последние двое суток, то ли сработала «психотерапия» Дерябина, только что открыто не назвавшего его страхи манией преследования, а то ли приличная доза алкоголя взяла свое. Но, как бы то ни было, он не боялся. Это чувство было прекрасно, это была свобода, черт побери! Федор заскочил в один из многочисленных ларьков, вывеска с курсами валют на котором свидетельствовала, что в нем есть обменка, махнул предусмотрительно захваченную сотку баксов на рубли и сел в первого попавшегося частника. Всю дорогу до Коровина он представлял, как встретится с Ириной, какими будут первые его слова. «Почему ты не звонила?» – спросит он ее с укоризной. Нет, не так, мало экспрессии. «Ирина, неужели ты не понимаешь, что я с ума сходил от неизвестности?!» И обязательно добавить: «Несмотря на то, что произошло…» Да, так лучше. Хотя, в общем, его слова значения не имеют, гораздо важнее, что скажет она. Разрыдается, бросится на шею: «Прости, Федя!», или будет упорствовать в отрицании, продолжая разыгрывать невинную овечку, жертву обстоятельств и злого волка – Куницына? Что ж, осталось посмотреть.

Не в силах дождаться ушедшего из-под носа дурацкого лифта, Федор на одном дыхании взлетел по лестнице и в какой-то глупой надежде толкнул дверь. Но на сей раз она оказалась заперта, и он полез за ключами. Рашель встретила его на пороге и жалобно мяукнула, смерив снизу вверх несчастным оранжевым взглядом. Сердце у Федора упало, – кошка вела себя так только, когда была дома одна. Он быстро заглянул на кухню и в залу, внутренне напрягся и – открыл дверь спальни. Стало окончательно очевидно, что Ирины дома нет. Но в ту же секунду то, что Федор увидел, напрочь перебило в нем отчаяние от этого открытия. Потому, что он не увидел в спальне ничего. Ничего, что напоминало бы о событиях минувшей ночи. То есть, понятно, трупа на постели Федор увидеть и не ожидал, но не было ни окровавленной подушки, ни следов рвоты на кровати и около нее. Постель была аккуратно застелена покрывалом, пол тщательно протерт, шторы распахнуты на все окно, и легкий сквознячок из форточки напрочь развеял жуткий запах, царивший здесь ночью. Словно в спальне поработал мистер Вульф из «Криминального чтива» или кислотный чистильщик из «Никиты»! Федор и ощутил себя вдруг, как в кино или во сне. Ощущение нереальности происходящего наполнило его странной легкостью и, он буквально вплыл в комнату. Правда, длилось это недолго. Федор встряхнулся, и взял себя в руки. Что это он, на самом деле?! Какой, однако, эффект может произвести в перевозбужденном сознании неожиданное несоответствие того, что видят глаза, с тем, что рисовало воображение! Всему в этом мире может найтись рациональное объяснение. Просто те же, кто забрал из квартиры труп, навели порядок и в спальне, вот и все. И деятельность этих людей не могла не оставить следов.

Федор решительно шагнул к постели и сдернул покрывало. Так и есть – подушка была одна, роль второй играло свернутое одеяло. Залитую кровью подушку, на которой лежала пробитая голова Алексея Куницына, просто забрали и унесли вместе с пулей в ней. Простыня застелена чистая, из шкафа, но ведь рвота с той, мелко смятой, на которой резвились любовники, не могла не протечь насквозь! Точно – на полосатой обивке матраца у изножья – характерное пятно с кислым запахом. Пол вымыт, но тем не менее в щелях меду паркетинами явно можно различить мельчайшие остатки вчерашнего Ирининого ужина. Ну, слава Богу, а то Федору уж инопланетяне стали мерещиться! Все гораздо прозаичнее. И еще одна догадка внезапно сквознула в голове Федора, и за ее подтверждением он кинулся из спальни. Бинго! – стоящее на виду в туалете ведро для мытья пола сухое, а вот в красном пластиковом тазу, спрятанном в укромной нише под ванной, следы влаги. Ирина по железной привычке, унаследованной ею от матери, использовала ведро только для планового мытья пола, для всех других случаев употребляя этот самый таз. Это и еще кое-какие незаметные нюансы в том, как была застелена кровать, однозначно говорили Федору о том, что порядок в спальне наводила сама Ирина. И, значит, она жива-здорова, просто находится почему-то не дома, как предположил Дерябин, а где-то. «В высшей степени неординарная личность с высокоорганизованной психикой, – вспомнил Федор директорское определение, данное им Ирине, и подумал со злым раздражением: – Ну, ничего, я выясню, где ты есть со всей своей неординарностью!» Федор выхватил мобильный, ткнул Иринину клавишу, но все ту же волынку: «Абонент не от…» дослушивать не стал. Вместо этого, со злости путая буквы, набрал сообщение: «НЕМЕДЛЕННО ПОЗВОНИ», поставил в его конце пять восклицательных знаков и отправил в мобильный эфир. Когда Ирина, где бы она не находилась, соизволит включить свой аппарат, сообщение найдет ее, и система услужливо оповестит Федора, что абонент его получил. А сейчас – все, пора, делать здесь больше нечего, надо ехать, дел по горло, а концы по Москве – огромные. Вот только что-то он забыл еще сделать… Федор беспомощно огляделся по сторонам и, наткнувшись взглядом на дырки от кошачьих когтей в проеме форточки, сразу вспомнил – надо насыпать Рашели еды и убрать за нею лоток. Он уже двинулся было к двери, но вдруг, словно наткнувшись на невидимое препятствие, остановился и снова повернулся к окну. Дело в том, что Рашель ухитрилась прорвать москитную сетку так, что на ней образовался рисунок, удивительно точно воспроизводящий расположение семи звезд Большой Медведицы, чему Федор не переставал поражаться. Так вот, сейчас ощущение безупречности очертания созвездия исчезло, потому что дырок в сетке было на одну больше. Ну, да, понятно, – эту лишнюю дырку проделала пуля. Но почему же от предчувствия какого-то важного открытия так заколотилось сердце?

Федор кинулся к постели и отшвырнул в сторону подушку. Но нет, обивка матраца повреждена не была, плотная набивка той, первой, исчезнувшей подушки полностью погасила остаточную инерцию пули. Неужели ему не удастся проверить свое предположение? Федор схватил стул, приставил его к подоконнику и взгромоздился на него. И – эврика! – на верхней кромке внутренней рамы было маленькое, практически незаметное, но тем не менее совершенно явственное желобообразное углубление, – здесь пуля чиркнула по раме. Федор спрыгнул со стула, метнулся на кухню и вернулся с длинной толстой соломинкой для молочных коктейлей, котроые так любила Полька. Москитная сетка отстояла от внутренней поверхности окна на вполне достаточное расстояние, чтобы прямой предмет, такой, как соломинка, по двум точкам, через которые проходит прямая, достроил бы всю линию. Федор просунул соломинку в дырку в сетке, другим концом положил ее на выемку от пули и, прищурив глаз, посмотрел в соломинку на просвет. Соломинку подергивало сквозняком, но в крошечном отверстии, как в прицеле винтовки, четко маячило одно-единственное окно в строящемся доме напротив. Сомнений не было – именно оттуда стрелял снайпер. Федор кинулся в залу, и уже с порога понял, что его предчувствие было верным. Из-за выступа пилона, образовывавшего в их квартире лоджию, из зала это окно в доме напротив просматривалось только из самого дальнего угла комнаты и, соответственно, со своей позиции стрелок видеть кутежа Куницына и Ирины не мог. И, значит, в темной спальне он вполне мог принять любовника за мужа. Вся вернулось на круги своя.

Федор бессильно опустился в кресло. Да, подвела интуиция Дерябина – знатока жизни, ведуна в человеческих сердцах! Нехороший холодок пробежал по спине, мелким тремором задрожали пальцы. Страх вернулся. Несколько минут Федор сидел в полной прострации, прежде чем снова заставил себя мыслить связно. А как хорошо все было, насколько безоблачной уже казалась жизнь! Но ведь, с другой стороны, что произошло? Всего лишь вернулась потенциальная угроза, и даже не сама угроза, а субъективное ощущение опасности. По крайней мере, сейчас уж точно никто не целился в Федора из дома напротив, а вот зарплата у него теперь даже не вдвое – впятеро против прежней! «Пожалуй, хватит и телохранителя нанять!» – подумал Федор, в голос хохотнул своей шутке, и тут же в унисон смеху ожил его мобильный. «Ирина!» – плеснулось у Федора в мозгу, но номер высветился не ее. Это оказалась Даша Копейникова. Черт, за всей это чехардой он напрочь забыл о том, что на сегодня у него назначено рандеву с редакторшей!

– Чего это вы мне не звоните, молодой автор Александр Агатов?! – пророкотала Даша. – Раздумали подписывать авторский договор? Решили завязать с карьерой писателя? Бросить, так сказать, пока не втянулись?

– Ну, то вы?! – воскликнул в ответ Федор, чувствуя, как жизнеутверждающий сарказм редакторши возвращает его к жизни. – Просто у меня возникли некоторые… э-э… обстоятельства, и я… В общем, я как раз собирался вам звонить!

– Ну, так я вас поздравляю – вы дозвонились! – Ниагарским водопадом захохотала редакторша. – Так вы приедете? Сегодня же пятница, короткий день, я в редакции до пяти. Мне вас ждать?

Федор кинул взгляд на часы – три пополудни. Успеть в офис, за деньгами к Кате, да еще и в редакцию – немыслимо. Придется перенести. Ах, как неудобно получилось!

– Учтите, что с понедельника я в отпуске, – вечевым колоколом прогудела Даша.

Федор про с себя ругнулся матом. Чем же пожертвовать? Ну, конечно! С белыми мышами можно пообщаться и завтра, – пусть только попробуют отказать новому начальнику в просьбе выйти на службу в субботу! Нехорошо, конечно, но делать нечего, производственная необходимость!

– Да, до пяти часов буду у вас! – со вздохом сжег все мосты Федор.

– Чудненько! – горным обвалом отозвалась Даша. – Постарайтесь побыстрее, мне хотелось еще кое-что с вами обсудить.

Так, ну, вот и славно – чем плотнее график, тем меньше времени на всякие дурацкие страхи! «Остановите похороны, покойник еще вполне жив!» – подбодрил себя Федор и рывком поднялся на ноги. Насыпал кошке «Вискасу», с улыбкой посмотрел, как счастливая Рашель с аппетитом набросилась на еду, долил ей воды в чашку и сменил лоток. А теперь – долой из сей юдоли скорби и печали! Жизнь прекрасна, удивительна и, хочется верить, что кончается она все-таки не завтра.

* * *

Редакция находилась в Центре, рядом с метро Третьяковская. Федор, словив неизвестно которого за последние два дня частника, обозначил ему сразу весь маршрут: по Кольцевой до Ясенева, там максимум десять минут, потом на Большую Ордынку. Неместный бомбила, не раздумывая, сразу заломил штуку, на что Федор коротко посоветовал ему бояться Бога. Бомбила, с сожалением поняв, что клиент – не лох, долго мялся, хитро щурил на Федора глаз, наконец, согласился ехать за шестьсот и еще долго сетовал, что продешевил. Сразу, как тронулись, Федор позвонил в контору. «Ой, Федор Андреевич, а вы у нас будете?» – сразу закокетничала с ним Юля. Федор усмехнулся и, напустив на себя строгости, сказал, что планы изменились, в офис он сегодня не попадает и попросил к телефону Розу Анатольевну. Белая мышь возникла в трубке сразу, как будто висела на параллельном аппарате. В ответ на просьбу Федора выйти завтра она услужливо зачастила: «Конечно, конечно, я ж понимаю, надо, так надо!» Федор подумал, что у статуса начальника, пожалуй, все-таки есть свои положительные стороны и безжалостно пресек попытку бомбилы на ГАИшном пикете повернуть на МКАД направо. По Кольцевой было пилить не меньше получаса, и Федор поудобнее расположился на заднем сиденье, велел бомбиле толкнуть его, как только проедут Профсоюзную, и закрыл глаза. Правда, Федору показалось, что тот затряс его за колено уже через минуту, и хотел уже было сказать водиле все, что думает о нем, но тот радостно тыкал пальцем в указатель за стеклом, на котором было крупно написано «Ясенево». В совершенно сомнамбулическом состоянии Федор доштурманил транспортное средство до Катиного дома, на автопилоте поднялся в квартиру, забрал деньги и снова спустился к машине. Бомбила покосился на мусорный мешок, спросил:

– Может, в багажник?

– Только, если со мной вместе! – ответил Федор, и блюститель чистоты в салоне смирился.

Федор сразу же снова задремал, и когда за пять минут до срока он вежливо приоткрывал одну из издательских дверей с многозначительной табличкой «Редакторы» на ней, он чувствовал себя замечательно отдохнувшим и посвежевшим.

Большущий кабинет с множеством старомодных двухтумбовых столов чем-то напоминал школьную учительскую. Наверное, в разгар рабочего дня здесь было шумновато. но сейчас выглядело обитаемым только одно из учительских, то есть, редакторских мест. Настольная лампа на нем горела, а на краю столешницы стояла внушительных размеров, хоть и явно дамская сумка. Правда, ни за столом, ни вообще в комнате никого не было. Федор осторожно кашлянул, однако никто не материализовался в ответ. Рассудив, что раз дверь не заперта, значит – можно, Федор вошел. Минуту он, как зачарованный, рассматривал сумку. Она была со средний дорожный саквояж; трудно даже было предположить, каких размеров должна была быть сама обладательница столь исполинского ридикюля. В сочетании с громоподобным голосом образ в воображении Федора возникал совершенно циклопический. Поэтому когда, скрипнув, открылась дверь за его спиной, Федор обернулся, будучи в состоянии определенной готовности. Однако вошедшая в комнату дама средне-преклонных лет поражала разве что соотношением высоты и ширины, которое совершенно экспоненциально стремилось к единице. При том, что роста она была очень маленького, впечатления толстой она не производила, а просто была такой вот – квадратной. Одета она была в нечто свободное до колен, не то хитон, не то пончо, а из под него парусами на ветру хлопали совершенно невообразимой ширины штанины типа тех, в которых поражают своим искусством бойцы айки-до. Обута она была в совершенно неимоверной толщины сплошные платформы, а довершали этот сюр короткие, под мальчика, ярко-красные волосы и узенькие очочки на переносице. Увидев Федора, этот «квадрат Малевича» снизу вверх строго и вопросительно посмотрел на него поверх очков.

– Я к Даше Копейниковой, – виновато улыбнулся в ответ Федор.

– Вы – Александр Агатов? – таким родным протоиерейским басом громыхнула квадратная. – А я думала, что вы Дед Мороз. Что у вас в мешке? Рукописи нетленных творений?

Федор, который совершенно не заметил, что разговаривает с редакторшей, перекинув черный мусорный мешок через плечо, от души расхохотался.

– Так вот вы какая, Даша Копейникова! – сказал он, отсмеявшись. – Очень рад знакомству.

– Вы так это сказали обо мне, как будто я – северный олень! – фыркнула Даша, и Федору показалось, что лампа на столе мигнула. – Я тоже рада. Присаживайтесь уже к столу, давайте покончим с формальностями.

Федор послушно опустился на указанный ему стул. Он был совершенно очарован Дашей – совершенно не такой, какой он ее себе представлял, а именно такой, какая она оказалась. А редакторша тем временем вынула из саквояжа пластиковый файл, из него – бумаги и положила их перед Федором.

– Я уж думала, что вы не придете, – сотрясла воздух она. – Уже все упаковала. Читайте.

– Ну, что вы! – всплеснул руками Федор, одним глазом глядя в бумаги, на которых сверху жирно было напечатано: «Авторский договор №». – Мы ведь договорились, я бы обязательно приехал. В крайнем случае, мы бы созвонились, я бы мог подъехать завтра туда, куда вы скажете!

– Это делает честь вашей коммуникабельности, – раскатами майского грома хохотнула Даша. – Вам бы пришлось подъезжать на остров Ланзароте. Сегодня ночью я улетаю на Канары.

Федор поперхнулся и постарался вникнуть в суть бумаг, впрочем, без выраженного успеха.

– Да ладно, не читайте! – сжалилась над ним Даша. – Я все так вам расскажу. Гонорар у вас маленький, хотя для первой книги весьма приличный. Получите вы его в течение календарного месяца с момента подписания договора. Если ваша книга вдруг пойдет нарасхват, как холодное пиво в июльскую жару, то вы получите так называемые «роялти», короче говоря, бонусы. Вот, пожалуй, и все, что заслуживает вашего внимания. Так что, подписывайте, уважаемый автор, а то у меня уже цейтнот.

Федор послушно подписал бумаги, – он был от Даши в полном восторге!

– Ну, все, пойдемте на выход, – сказала редакторша, гася лампу и не без труда снимая со стола свой ридикюль-переросток. – А по дороге обсудим вот какой момент. В вашей книге все очень хорошо, – все, кроме названия. Как там, бишь, вы окрестили вашу эпохалку? «Комбинат»? Не годится ни к черту! У вас достаточно остросюжетное произведение, а вы его названием загоняете в категорию производственной бытовухи. Помните «Премию»? Вот-вот, люди тоже помнят, и книжку с таким названием ни за что не купят. Короче говоря, у вас есть время до вторника, чтобы переделать название. Придумайте два, три, четыре, здесь выберут. В крайнем случае, название, конечно, придумают и в этих стенах, но тогда есть риск, что оно будет отражать фабулу вашего произведения не более, чем если бы Стейнбековскими «Гроздьями гнева» называлась бы сага о буднях молдавских виноградарей!

– Хорошо, хорошо, я подумаю! – согласно кивал Федор, сопровождая Дашу в путешествии по длинным редакционным коридорам.

Даша говорила, и от гулкого звука ее голоса стеклянные таблички на дверях, мимо которых шла парочка, позвякивали. На своих толстущих танкетках она двигалась несколько роботизированно, словно тщательно обдумывая каждый следующий шаг, и Федору, чтобы не убежать вперед, приходилось то и дело останавливаться. Наконец он приспособился к Дашиной манере ходьбы, для чего просто пошел задом, то есть, спиной вперед, и скорости их передвижения сразу подровнялись.

– Я тоже хотел с вами посоветоваться, – сказал Федор, задним местом услужливо открывая перед редакторшей тяжелую входную дверь.

– Хо-хо, я польщена! – сделала ему глазки Даша, и Федор ощутил себя на ревущих перекатах бурной горной реки.

– Я хотел спросить – как вам мой псевдоним? – немного стесняясь, задал Федор сокровенный вопрос, который давно его волновал.

– Псевдоним, как псевдоним, – гулким эхом в горах откликнулась Даша. – Лучше, чем, например, Сименонов.

Федор расхохотался, – Дашин сарказм был неподражаем! А редакторша тем временем направила их унылый караван на автомобильную стоянку у редакционного подъезда. На стоянке было всего несколько машин, и первой в ряду стояла маленькая квадратная «Дэу-Атоз». Машинка была просто Дашина копия, эдакая Даша Копейникова на колесиках, и Федор совершенно инстинктивно направил свой зад именно к ней. Но Даша малолитражку проигнорировала и поплыла прямиком к стоящему чуть поодаль гигантскому джипу «Линкольн-Навигатор». Федор втянул голову в плечи, – в который раз за сегодня ассоциации его подвели! А Даша открыла дверь этого особняка на колесах, присев, как толкатель ядра, метнула вовнутрь джипа свою сумочку и приготовилась к тому, чтобы загрузиться туда самой. Для этого ей пришлось подобрать повыше одну свою айкидошную штанину, закинуть ногу на высокий приступок водительской двери, а рукой, прилично потянувшись, ухватиться за скобообразную ручку на передней стойке машины. Со стороны это напоминало посадку неопытного наездника на рослого жеребца, и Федор метнулся оказать помощь жокею.