Текст книги "История московского Чингисхана. Цена успеха в деньгах, любви и одиночестве"

Один сплошной «неформат»

2002-й и 2003-й годы я могу охарактеризовать как довольно странное и хаотичное время в своей жизни. Время перемен. С одной стороны, в этот период возникло множество новых, но так и не завершенных проектов. С другой стороны, произошла масса перестановок, которые заставили меня сомневаться и в себе, и в выбранной сфере деятельности…

Но обо всем по порядку.

Есть артисты, которые сами сочиняют, затем сами развозят свои сочинения по радиостанциям и продюсерским компаниям. Эффект от всего этого, конечно, есть, но лучше и результативнее, если каждый будет заниматься своим делом. Артист должен думать о творчестве, совершенствовать свое мастерство. А продюсер или менеджер на то и существуют, чтобы все, что артист создает, продвигать и предлагать людям.

Считаю, что в этом смысле у нас с Муратом было идеальное разделение труда. Мурат сочинял музыку, записывал ее – я договаривался, ездил на радиостанции, показывал материал, убеждал поставить его в ротацию. Когда мы вновь с ним объединились, работать стало проще, потому что у Мурата было имя, и я мог ничего не объяснять, а просто показывать новые песни.

Однако слово «неформат», такое неприятное и непонятное для многих творческих людей, всегда присутствовало в нашей жизни, и даже Мурат при всей своей популярности этого определения избежать не мог. Нам периодически отказывали. У каждого телеканала или радиостанции есть своя концепция, свой слушатель, и исполнитель должен был втиснуться в это «прокрустово ложе», предложив такое произведение, которое понравится определенному – а еще лучше, как можно более широкому – кругу людей.

Сейчас, работая на популярном телеканале, я прекрасно понимаю, как тяжело молодым исполнителям продвигать свое творчество. Многие радиостанции и телеканалы делают ставку на уже известные широкой публике произведения и руководствуются рейтингами. Когда я с новой композицией Мурата приезжал на какую-нибудь из радиостанций, мне говорили:

– Сначала поставьте ваш клип в ротацию на телеканалах…

Я заезжал на телеканал, мне отвечали:

– Сначала поставьте вашу песню на популярных радиостанциях…

Это был замкнутый круг, прорваться через который помогало только раскрученное имя Насырова и мое упорство. И все это – заметьте – притом что я обращался от лица крупнейшей компании «МедиаСтар», имея определенный социальный вес и статус.

На этом фоне и возникла идея начать раскрутку новой певицы – Селены – такой псевдоним мы придумали для супруги Мурата Натальи Бойко.

В начале карьеры Мурата Наталья помогала ему, подпевая на бэк-вокале – она окончила Гнесинское училище, и у нее был прекрасный голос. Плюс к этому было огромное желание заниматься творчеством. Правда, Мурат был против такого расклада – два артиста в одной семье обычно не уживаются между собой.

Когда дочка Мурата и Натальи Лия немного подросла, выяснилось, что у родителей появилось свободное время, и Мурат сдался – не было более подходящего момента, чем заняться продвижением и Наташи тоже.

Мы подписали контракт с компанией «МедиаСтар» и начали работу над альбомом новой певицы. Мурат оказывал всяческое содействие, написав для жены несколько песен и сделав кое-какие аранжировки. Я отбирал песни и среди других авторов – таким образом, набралось четырнадцать добротных композиций, которые мы записали на нашей студии.

В том-то и дело, что слово «добротный» в музыке означает «никакой». Песни были, разумеется, профессиональными и качественными, но ярких хитов среди них не оказалось. Они, что называется, не цепляли слушателя. Одна из песен под названием «Корабли» стала достаточно популярной, и ее даже крутили на «Русском радио», но это не был настоящий хит – она повертелась-повертелась, да и забылась.

Чтобы альбом Селены зазвучал в эфире, нужны были денежные вложения, но компания «МедиаСтар», подсчитав свои ресурсы, пришла к выводу, что вкладывать дополнительные средства в этот проект смысла не имеет. Пока были суд да дело, Наталья снова забеременела, и проект сам собой сошел на нет.

Одновременно с этим начали выясняться новые нюансы взаимоотношений Мурата с коллегами и шоу-бизнесом в целом. Ведь с тех пор, как мы расстались, прошло несколько лет, и все изменилось. Мурат стал другим, и я словно заново знакомился с ним.

Я заметил, что с шоу-бизнесом у Мурата складывались не совсем простые отношения. С одной стороны, он был звездой и, несомненно, талантливым человеком. Его голос был сильнее, чем у многих, Мурат имел довольно широкий певческий диапазон. С другой стороны, он был настолько увлечен своим композиторским творчеством и вокальным искусством, что куда бы ни пришел, заполонял собой все пространство, даже тогда, когда это «по сценарию» не требовалось.

Ну, например. Мурат мог прийти на вечеринку – презентацию альбома или день рождения кого-то из коллег, выйти на сцену и начать петь. При этом он затмевал самого именинника, которому сложно было соперничать с вокальными данными Мурата. Причем просто так в зале Мурат сидеть не мог – проходило какое-то время, он проникался торжественностью мероприятия и выбегал на сцену что-то спеть или сказать. Разумеется, такое нравилось далеко не всем, я бы даже сказал, что лояльно относились к этому единицы – например, Марина Хлебникова, Валерий Меладзе, «А-Студио». Остальные считали его просто выскочкой.

По этому поводу у нас с Муратом часто возникали перепалки.

– Зачем ты выбегаешь на сцену? – наставлял я Мурата. – Сиди спокойно в зале, это же не твой праздник!

Или:

– Когда поешь с кем-то дуэтом, подстраивайся под партнера! Не надо так горланить!

Поскольку я не был музыкантом, Мурат воспринимал мои советы в штыки. Он считал, что я лезу не в свое дело и ограничиваю его свободу самовыражения. Он хотел максимально насладиться популярностью, пока это было возможно. Ведь когда артист востребован и популярен, его все любят, везде зовут, везде приглашают. Как только он начинает сдавать свои позиции, многие из тех, кто с ним здоровался и обнимался, проходят мимо и не подают руки…

Тем не менее одна из немногих команд, с кем у Мурата, несмотря на все трения и неприятности, оставались теплые и искренние отношения до самой смерти – это «А-Студио».

* * *

В 2000 году из «А-Студио» ушел Батырхан Шукенов. Батыр решил заняться сольной карьерой, и это была катастрофа, потому что в «А-Студио» другого вокалиста не было. Остальные музыканты – не поющие. Они остались втроем, необходимо было срочно искать нового солиста.

Баглан Садвакасов всегда находился на бэк-вокале, поэтому решено было, что пока он заменит Батырхана и станет выступать как солист. Кому-то это покажется странным, но другого выхода на тот момент не было. В таком составе удалось записать несколько песен и выпустить клип «Ночь-подруга», поскольку группа должна была продолжать работать – слишком много было потрачено сил и времени, чтобы все закончилось бесславно.

Параллельно «А-Студио» подыскивали нового вокалиста. В одной из поездок по Америке вокалист, точнее, вокалистка была найдена. Ею стала Полина Гриффис – девушка с очень интересным голосом, талантливая и заводная. Полину музыканты увидели в одном из ночных клубов, где она пела. Всем настолько понравилось ее выступление, что «А-Студио» незамедлительно предложили Полине сотрудничество, на что Полина с удовольствием согласилась.

С приходом Полины в истории «А-Студио» начался новый этап, особенно если учесть, что ранее в их составе девушек не было.

А мы вернемся к Батырхану Шукенову.

Продолжать свою работу Батырхан намеревался с продюсерами одной модной и популярной в то время группы. Продюсеры с большим энтузиазмом взялись за дело, записали целый альбом, но после этого в товарищах закончилось согласье, и разразился конфликт. С чем мне и позвонил Батырхан:

– Арман, я не знаю, что делать. Вроде бы из группы ушел, назад дороги нет. И ситуацию со своими продюсерами не знаю, как разрешить. Посоветуй, как быть…

Мы с Батыром встретились – вдвоем нам было, что обсудить, и отправились к его компаньонам «разговаривать за жизнь». После недолгих переговоров Батырхан ушел работать ко мне, но при этом остался без песен, ведь все, что сделали для него бывшие продюсеры, принадлежало им, а не Батыру. Батырхан не имел права исполнять песни «А-Студио», поскольку не участвовал в группе. Делать нечего – пришлось искать и записывать новые композиции, в чем нам немало помогли ребята из группы «Динамит», да и сам Батыр проявил усердие.

Мало-помалу мы наладили концертную деятельность, особенно часто Батыра стали приглашать в Казахстан. Мы записывали его первый сольный альбом.

* * *

Многие стрессовые ситуации, которые накопились за эти годы, привели меня к тому, что я занялся поиском новых истин. Мне хотелось познать себя, мир, установить его закономерности, понять, куда двигаться дальше и для чего я живу. С тех пор как я приехал в Москву, отпала необходимость выживать – достиг определенного уровня. Я понимал, что в череде событий слегка потерялся и нужен какой-то новый импульс, возможно, новый смысл жизни.

В те годы «мода» на психологические тренинги только начиналась. И я попал на популярные курсы личностного роста, предполагавшие несколько ступеней участия. Сейчас можно ругать или хвалить методику этих курсов, но с приходом туда для меня начался совершенно иной отсчет времени. Я многое для себя осознал, многое увидел, в чем-то поменял отношение к жизни.

Своего нового увлечения я от окружающих не скрывал. Однако неожиданно обнаружил, что мои коллеги по «МедиаСтар» стали относиться ко мне настороженно и с опаской. Прошел слух, что я связался с тоталитарной сектой. Напряжение постепенно нарастало, и в один прекрасный день ко мне подошел Саша Толмацкий с совершенно конкретными вопросами.

– Я слышал, ты попал в какую-то секту? – спросил он прямо в лоб.

– С чего ты взял? – Я опешил.

– В последнее время ты себя довольно странно ведешь, – объявил Толмацкий. – Сотрудники говорят, что ты задаешь им нелепые вопросы. Некоторых агитируешь вступать в ту же организацию, что и ты. Что вообще происходит?

– Это не секта, Саша, – принялся уверять я. – Это новая американская методика, курсы личностного роста. Я туда хожу, потому что там учат жить полной жизнью, раскрывают новые грани личности…

– Я не знаю, какие грани личности там раскрывают, – отчеканил Толмацкий, – но мне не нравится такое положение вещей. Особенно мне не нравятся все эти утренние собрания, на которых ты агитируешь своих сотрудников и чуть ли не под угрозой увольнения заставляешь их идти туда же…

– О, Боже… – разговор в таком ключе я был совершенно не намерен продолжать. – Саша, ты не прав абсолютно! Никто никому не угрожает, ты что! Я даже не просил никого идти на эти курсы, просто рассказал про них…

А рассказывал об этих курсах я действительно часто и с удовольствием. Прошел первые две ступени, которые в личностном плане дали мне очень многое. Но на этом занятия пришлось прервать, поскольку мое положение в «МедиаСтар» оказалось под угрозой.

Особо задушевные беседы мы вели с Юрием Айзеншписом, который в 2001 году пришел в качестве генерального директора в «МедиаСтар» со своими проектами – Никитой и Динамитом.

Говорят, Айзеншпис был конфликтным человеком, но со мной он был абсолютно корректен, хотя и своеобразен, а я, в свою очередь, относился к нему с большим уважением. Можно сказать, мы друг другу симпатизировали.

Как-то раз я зашел к нему в кабинет, весь одухотворенный и окрыленный очередными занятиями на курсах, и заговорил о том, что в жизни важнее всего, спросил, к чему он стремится, как строит отношения с людьми и что-то в таком роде. Айзеншпис раскрыл глаза от удивления, только и выдохнул:

– Ты это чего? С тобой все в порядке?

– Юра, со мной все в порядке, – отвечаю. – Просто мне интересно твое мнение. Насколько тебе нравится все то, чем ты занимаешься? Насколько это твое?

– Да я этим живу, – коротко ответил Айзеншпис.

Чуть позже я неоднократно бывал у него дома, видел заставленные радиоприемниками и телевизорами стены – все они были включены одновременно на разных теле– и радиоканалах, и понимал, что он не просто живет этим. Он этим фанатеет. Мог позвонить в половине восьмого утра, на что я весьма болезненно реагировал особенно после того, как в ложился в три ночи, и задать какой-нибудь вопрос в стиле:

– Слушай, а что у нас с этим клипом? Какие планы на сегодня?

Исключая это небольшое неудобство, отношения у нас с ним были очень комфортными и, можно сказать, доверительными. Мы не были друзьями в обычном понимании этого слова, скорее, мы были очень хорошими товарищами и коллегами – Айзеншпис виртуозно разбирался в людях, порой давал мне советы и финансового порядка, и относительно гастрольной деятельности. Никаких разногласий у нас с ним ни разу не возникало. Часто бывало так, что мы оба приезжали на работу раньше всех и могли обсудить видеоролики, новые песни.

Когда Айзеншпис впервые попал в больницу, я счел своим долгом регулярно его навещать – привозил супы и салаты, заказывая все это в проверенных ресторанах, где готовили диетическую кухню. Айзеншпис, в свою очередь, при каждом удобном случае демонстрировал свое расположение ко мне – приглашал на дни рождения, где я сидел за одним столом с такими корифеями шоу-бизнеса, как Борис Зосимов… В те годы я был хоть и перспективным, но все же не самым известным лицом в шоу-бизнесе и уж тем более не самым влиятельным.

Наконец настал кульминационный момент – Айзеншпис объявил о том, что уходит из «МедиаСтар», чтобы создать собственную компанию и заняться продвижением Димы Билана, который только что пришел к нему как к продюсеру. Этого артиста я впервые увидел в «Метелице», и меня поразило, с каким достоинством он держался и как шикарно был одет, с иголочки и по последней моде, как будто только с подиума сошел. Заметив мою реакцию, Айзеншпис усмехнулся:

– Если ты артист, то должен выглядеть соответственно…

Уход Айзеншписа стал большой неприятностью для «МедиаСтар», так как он был потрясающим менеджером. При нем все работало как часы. Кроме того, Айзеншпис великолепно ориентировался во всех «подводных течениях», держал в голове массу нюансов, о которых я мог тогда только догадываться.

И когда собранием акционеров было решено, что новым генеральным директором компании стану я, тут-то я и понял, насколько непросто было управлять столь крупной компанией с такой разношерстной творческой публикой. В состав «МедиаСтар» входило четыре группы – и студия звукозаписи, и телевидение, и концертный отдел, и пиар-агентство.

Между всеми этими подразделениями существовали особые финансовые отношения, в которые мне было непросто вникнуть. Когда я окончательно устал анализировать и сопоставлять, Александр Толмацкий предложил мне начать с чистого листа. Построить работу по-новому.

– Просто объяви, что поскольку ты назначен новым генеральным директором, с твоим приходом устанавливаются новые правила игры, – посоветовал он.

Я так и сделал. Однако сложности на этом не закончились, ибо помимо финансовых нестыковок существовали еще и творческие. Например, Саша, как генеральный продюсер, считал, что необходимо снять клип для одной певицы, а я предполагал снять его для другой. Право подписи у меня, а я не согласен. Что делать? Я настаивал на своем, Саша – на своем. Несмотря на то что я уважал его мнение и мнение Рубена Оганесова, я не мог быть просто пешкой и имел собственный взгляд на развитие компании.

В итоге отношения осложнились, дополненные конфликтными ситуациями из-за моих курсов личностного роста, и вылились в непримиримые противоречия. В один из не очень прекрасных дней, после неприятного телефонного разговора, я окончательно решил:

– Все, ухожу из компании!

Я понимал, что мои усиленные занятия психологией – последняя капля, и дело вовсе не в курсах, а в том, что настало время разойтись.

Многие сотрудники «МедиаСтар» относились ко мне с уважением, и после того как я объявил о своем уходе и о том, что создаю собственную компанию, большая часть команды присоединилась ко мне. Но почти никто из артистов не смог последовать за мной, так как имел контракты с «МедиаСтар», но все же со мной ушли и Батырхан, как мой проект, и группа «Штар». И снова Мурат Насыров оказался меж двух огней – уйти из «МедиаСтар» он не мог, так как заключил контракт, и полноценно работать там не мог, так как это был артист, которым я занимался и которого «выращивал».

И вновь потянулись мучительные переговоры о Мурате – и опять мне пришлось перетаскивать его из одной компании в другую, особенно на фоне того, что в «МедиаСтар» считали меня чуть ли не персоной нон-грата. Уходя, я увел за собой и Мурата, и всю команду, подвел компанию. Но в том-то и дело, что переманиванием людей я не занимался. Они сами приняли решение работать со мной – при этом в «МедиаСтар» как-то забыли, что создали мне невыносимые условия для работы. Впрочем, то дело прошлое.

Собственную компанию я назвал «Музыкальное единство». Название пришло не сразу – над ним пришлось немало поломать голову до тех пор, пока в одной из поездок меня не навел на мысль Филипп Киркоров:

– Слушай, ты же дружишь с Буратаевой, она возглавляет блок «Молодежное единство». А у тебя пусть будет «Музыкальное единство», тем более что вы работаете вместе. Созвучно.

С «Молодежным единством» мы действительно провели множество совместных акций с участием известных артистов – туры по Северному Кавказу, в частности по Чечне в поддержку беженцев.

В «свободном плавании» я чувствовал себя достаточно комфортно, хотя прежнего статуса и влияния у меня уже не было. У компании «Музыкальное единство» на продюсировании были Мурат Насыров, группа «Штар» и Батырхан Шукенов. Позднее ко мне присоединилась Полина Гриффис, которая покинула «А-Студио» и решила делать сольную карьеру. С собой она привела и Томаса Невергрина, с которым ее связывали романтические отношения. Со многими другими звездами у меня были договоренности о проведении гастролей – все знали, что в нашем исполнении любая поездка пройдет идеально, у меня была отличная репутация, мне доверяли.

Проработав таким образом некоторое время, я было уже решил, что все наладится, как вдруг получил еще один удар, на этот раз от Батырхана Шукенова.

– Арман, – объявил Батыр в один прекрасный день, – ты знаешь, я, наверное, буду работать самостоятельно.

– Как самостоятельно? – не поверил я своим ушам. – А как же наша совместная работа?

– Не обижайся, пожалуйста, – попросил Батыр. – Но я принял решение. Хочу делать это в одиночку…

– Но Батыр! – взмолился я. – Мы столько лет дружим, столько всего вместе видели, ты мне почти как брат, и теперь ты хочешь уйти… Все это я уже пережил однажды с Муратом, а теперь ты толкаешь меня в то же болото, в ту же ситуацию. Зачем? Почему?

От обиды у меня чуть не слезы на глаза навернулись, я был шокирован и морально раздавлен. Наши отношения строились всегда на доверии – не было никаких контрактов, договоров, ограничений. Мне казалось, что так будет вечно и что в дружбе нет места для любого рода торгов. Но все оказалось иначе.

– Ну, хорошо, – ответил я, когда самообладание вернулось ко мне. – В таком случае давай договоримся, что ты отработаешь с нами до Нового года, а после мы прощаемся.

Расставание с Батыром я пережил менее тяжело, чем с Муратом. Я был внутренне готов к ситуации и относился к ней в какой-то мере философски, памятуя, что в этой жизни нет ничего вечного и нет смысла требовать от людей невозможного. Спустя годы я убедился в том, что прощение – самая верная стратегия, которая помогает сохранить не только душу, но и отношения. Прошло время, Батыр еще не раз вспомнил обо мне и не раз посмотрел на ситуацию под другим углом. Сейчас мы с Батыром часто общаемся, а совместно пережитые события делают нашу дружбу особенно человечной.

Моя семья – мое богатство…

Казахи исторически подразделяются на три рода – Старший жуз, Средний жуз и Младший жуз. Разделение на жузы объяснялось в основном местом проживания народностей. Ареал проживания младшего жуза – Западный Казахстан, где преобладают бескрайние ковыльные степи. Средний жуз обосновался в Центральной, Восточной и Северной части Казахстана, а старший жуз – в районе Юга и Семиречья. Соответственно, в силу местоположения каждый жуз имел собственные родственные корни, хотя и общение между жузами – в частности торговля – имело место быть.

Есть также два рода, которые стоят как бы отдельно от всех остальных – это род кожа – потомки дочери Мухаммеда Фатимы и Али, по большей части являющиеся представителями духовенства, и род торе – прямые потомки Чингисхана по мужской линии. Я принадлежу к роду торе.

С детства я усвоил от бабушки, что принадлежу к особому роду, казахская «белая кость», и должен жениться только на девушке такого же сословия.

* * *

До тридцати трех лет я не придавал этому значения, были у меня и увлечения, и длительные отношения, которые к моему огорчению ничем не заканчивались, так как мой образ жизни, подразумевающий многочисленные разъезды и гастроли, семейной жизни не предполагал. Но чем старше я становился, тем все отчетливее понимал, что жениться необходимо, поскольку семья, род, клан – одно из базовых понятий в жизни человека. К тому же казахи, как и любые другие народности, высоко ценят семейные связи, уделяют им большое внимание, и одинокий казах – это, скорее, нонсенс.

Умом я все это, конечно же, понимал, но внутренне был не готов связать с кем-то свою жизнь. Я считал, что при моей профессии это как минимум странно.

В этот период в моей жизни и появился человек, который ее полностью перевернул и перелопатил – я имею в виду Мирзакарима Норбекова и его книгу «Опыт дурака, или Как избавиться от очков».

Одним прекрасным летним днем я сидел у себя в офисе «Музыкального единства», тянулись обычные рабочие будни, и где-то ближе к обеду заглянула ко мне супруга певца Данко, с которым мы довольно дружны. Мы немного поговорили о том о сем, после чего она сообщила:

– Знаешь, я тебе принесла интересную книгу, вся Москва читает, просто какое-то откровение, скажу тебе, – и положила на стол книжку в мягкой обложке.

Я мельком взглянул на книгу, поблагодарил:

– Спасибо, прочту позже…

И забыл, углубившись в свои дела.

Ближе к вечеру произошел другой эпизод. Прослушивали начинающего певца, который хотел прийти к нам, как мы говорим, на продюсирование – о чем была песня, я уже с трудом припоминаю, зато подарок, который он принес, меня более чем озадачил.

– А вот вам небольшой презент, – радостно объявил певец и положил передо мной на стол ту же самую книгу, которую мне с утра уже подарили.

Оценив это событие как явный намек судьбы, я решил для себя: «Если мне приносят одну и ту же книгу дважды за день разные люди, значит, надо ее прочесть».

Считаю, случайностей не бывает, только закономерности.

Вечером я расположился с этой книгой и не заметил, как за ночь дочитал ее, не отрываясь, до самого конца. Она настолько захватила и впечатлила, что я ловил каждое слово, было интересно, что же дальше. Все в этой книге цепляло, она была настолько неудобной, возмутительной, оскорбительной – Норбеков не стеснялся в выражениях в адрес читателя. Но то, что он изложил, стало настолько серьезным откровением, что я решил – во что бы то ни стало познакомлюсь с автором!

В конце книги я нашел московский телефон офиса Мирзакарима Норбекова и, недолго думая, вскочил в машину и примчался по указанному адресу. В приемной обратился к одной из сидящих там женщин, которую я принял за секретаря:

– Здравствуйте! Я хотел бы познакомиться с господином Норбековым.

Женщина посмотрела на меня и улыбнулась:

– С ним очень многие хотят познакомиться. Почему именно вам должны отдать предпочтение? Вы курсы проходили?

– Нет, не проходил, – признался я, – только что прочитал книгу и был потрясен…

– Очень жаль, что не проходили… Потому что он слишком занят, и вне курсов он при всем желании побеседовать с вами не сможет. До свидания!

Я вышел из кабинета и решил, что просто так не сдамся. Спустившись вниз, увидел охранника.

– Здравствуйте! – обратился я к нему. – Скажите, пожалуйста, а Мирзакарим Санакулович уже здесь?

– А вы к нему по какому делу? – насторожился тот.

– У меня встреча назначена, – выкрутился я. – Но я приехал раньше и хотел бы узнать, может быть, он уже на месте…

– С утра он обычно на совещании. Только не в кабинете, а в другом помещении, вон там…

– Ой, спасибо! – обрадовался я и поспешил по указанному направлению, твердо уверенный в том, что уж теперь-то я обязательно встречусь с Норбековым.

Пройдя до указанного охранником кабинета, резко открыл дверь и увидел Норбекова, сидящего за столом, еще нескольких людей и ту самую секретаршу, Ольгу Исаакиевну, которая тут же с гневом бросилась ко мне:

– Я же сказала вам, что вас не примут! Зачем вы пришли? – Она была просто вне себя от возмущения.

– Все понимаю, – отвечаю я и отодвигаю ее в сторону. – Здравствуйте, Мирзакарим Санакулович! Меня зовут Арман Давлетяров, я прочитал вашу книгу и очень хотел бы с вами познакомиться!

Повисла тишина.

Норбеков не проронил ни слова, разглядывая меня и пытаясь понять, что мне от него нужно. Затем он перевел взгляд на стол, где лежал какой-то журнал, и на лице его появилось странное выражение.

Надо сказать, что в этот момент проходила моя предвыборная кампания – я баллотировался в Госдуму от Оренбургской области и в связи с этим событием раздавал интервью направо и налево разным изданиям. Активно пиарил себя.

На обложке журнала на столе у Норбекова была моя фотография. Это было еще одно из необычайных совпадений, которое я причисляю к разряду закономерностей.

– Здравствуйте, Арман, – ответил Норбеков. – Мы буквально вчера обсуждали ваше интервью и говорили с моей помощницей о том, что вы наверняка придете к нам. Как видите, мое предвидение не заставило себя ждать.

– Вы необыкновенный человек, – серьезно сообщил я. – Я прочел вашу книгу и, надо сказать, был потрясен ее содержанием. Вы ответили на многие мои вопросы, которые я сам себе задавал, но не знал ответа…

– Ну вот, видите, как хорошо, – улыбнулся Норбеков.

Мы проговорили около получаса, после чего я получил приглашение присоединиться к одной из его групп, что с удовольствием и сделал.

Повторюсь, что начало 2000-х годов для меня было неясным временем. Я осознавал, что уже немалого добился в жизни, однако чувство беспокойства не давало мне спокойно жить. Все негативные ситуации, которые возникали с артистами или в обыденной жизни беспокоили, хотелось понять причину происходящего. Я все время пребывал в поиске, метался, задавал себе множество вопросов.

Да, у меня были деньги, на которые я мог позволить себе любой образ жизни, какой хотел. Мог сесть в самолет и улететь в любую страну – отдохнуть, посмотреть мир. Был знаком со многими интересными людьми. Но везде я чувствовал себя чужим. Мне было некомфортно, куда бы я ни приехал – и в Америке, и в Испании, и даже в России. Москва впервые за много лет показалась мне холодным удушливым городом, где я тоже не находил себе места. И не понимал, почему испытываю такой дискомфорт.

Обо всем этом я рассказал Норбекову. Он слушал молча. Видимо, на все свои вопросы я должен был ответить сам.

Безусловно, занимаясь на норбековских курсах, я многое для себя понял и многому научился. Наиболее ценным стало то, что случилось однажды на его занятиях. Можно сказать, этот случай перевернул мою жизнь.

Мы делали упражнения с элементами медитации – сидя на своих местах и закрыв глаза, под музыку должны были представлять себе лучшие моменты жизни. Требовалось поймать и зафиксировать те внутренние состояния, когда мы чувствовали радость, счастье, умиротворение.

Во время тренинга в зале нас было человек пятнадцать. Тренер попросил нас:

– А теперь закройте глаза, расслабьтесь, представьте себе любую приятную и позитивную ситуацию. Пропустите это через себя, усильте состояние влюбленности, радости, счастья – любой положительный момент, какой только можете вспомнить.

Сидя на стуле, я проделывал эту работу, прилежно представляя себе картины из своей жизни. И вдруг…

…что-то произошло. Даже спустя много времени не могу ответить на вопрос, что именно. Но внезапно почувствовал, будто на меня направили яркий белый свет, настолько сильный и мощный, будто одновременно на меня нацелились тысячи софитов. Я не только был ослеплен всем этим, но чувствовал идущий жар и вспотел – казалось, каждая пора раскрылась, пропуская наружу влагу. Не открывая глаз, я резко поднял голову вверх и неожиданно для себя разрыдался… Что-то происходило в моем сознании, в этот момент я будто отчетливо слышал слова:

– Пожалуйста, не уходи, умоляю тебя, я хочу к тебе, пожалуйста… – это было примерно такое же чувство, будто младенца оторвали от груди матери. Ему страшно, плохо, одиноко, он кричит и просится обратно.

Меня трясло, слезы текли градом, я не понимал, что со мной творится, что происходит. В голове проносились какие-то фразы и отдельные слова. Говорил мой внутренний голос.

– Ты не один в этой жизни, – слышал я. – В душе ты плачешь, думаешь, что одинок, но я всегда рядом с тобой. Ты ищешь любовь на земле, но полюби сначала меня, а потом найдешь свою любовь в жизни…

Так же внезапно свет погас, я открыл глаза. Обнаружил, что, пока я находился в этом трансе, вокруг меня собрались обеспокоенные люди, которые старались понять, что со мной происходит.

– С вами все в порядке? – Тренер был напуган.

Абсолютно ошалевший, я вскочил и бросился бежать из комнаты. Позвали Норбекова. Он вышел из кабинета навстречу мне:

– Что случилось?

Я пробежал мимо него, ничего не ответив, спустился вниз, сел в машину, завел мотор и сорвался куда глаза глядят. Я мчался на машине, передо мной был белый свет, на глазах – слезы, а в голове слова: «Полюби сначала меня…» Эти слова, как мантра, повторялись снова и снова, мне было страшно, я думал, что схожу с ума.

Добравшись до дома, набрал телефон одного из приятелей, Саши Пряникова.

– Саша, полетели на Ибицу! Прямо сейчас! – выпалил я.

– С чего вдруг такая спешка? – удивился Пряников.

– Саша, пожалуйста, прошу тебя, у меня есть пара свободных недель, поедем… Умоляю, – я снова чуть не зарыдал.

– Ну, хорошо, если ты так хочешь, – растерянно согласился Саша.

Видимо, все это было настолько для него удивительно, что он решил пойти мне навстречу.

Через день мы с Пряниковым летели на Ибицу. Две недели мы провели с ним, перескакивая из клуба в клуб, с дискотеки на дискотеку – я хотел максимально занять свое время, чтобы отключиться от всего и не думать ни о чем. Но это не помогало. Как только я закрывал глаза, я снова видел этот белый свет, слышал эти слова: «Полюби сначала меня…» Что бы я ни делал, я не мог забыть произошедшего.